***
Серебряное блюдечко луны,
И горький чай, и пепел сигареты...
Так хочется всё заново начать -
Кричать до судорог в распахнутое лето,
Листать дорог затейливую вязь,
Снимая гарь, налипшую на душу,
И приручить удушливую страсть,
И, кроме Бога, никого уже не слушать.
/Полковнику никто
Вечер настанет - в комнатах ни души.
Дымом сигарным весь кабинет пропах.
Книжные дни спрессуются в стеллажи,
Вспомнишь - начнешь
скелеты считать в шкафах.
До середины список - как кораблей -
Пылких своих влюбленностей миражи.
Не отпускает с первой - еще налей.
Спичкой чиркнешь
и снова начнешь «за жизнь».
Вроде бесед не вышло, но стал угрюм,
Разворошив проспекты былых обид, -
Смотришь в окошко,
уходишь в себя, как в трюм.
Ветер растреплет мысли и прочь летит.
/Киномеханик
Отёчный переулок. Тесный двор.
Желтушный вид домов. Кирпич облезлый.
Нависшей крыши узкий кругозор.
Фонарный столб слепой и бесполезный.
Дрожавшей кисти пьяные следы
О том, что посторонним вход заказан.
Колонка. Лужи из цветной слюды -
Осколками немеркнущего глаза.
Ступеньки, аппаратной чёрный зёв,
Налево - ход к художнику в каморку,
Где окна - в ночь и небо - до краёв
Со звёздами и чёрствой лунной коркой.
***
Вечер тронул запястья задумчивых башен,
Наполняя предметы загадочным смыслом.
Хор сверчков был особенно тонок и слажен,
Полыхал горизонт под таинственной кистью.
Мы стояли у ветхой седой колокольни
И молчали, чтоб мыслей её не нарушить.
Ночь спускалась, и было на сердце спокойно
От закатной молитвы, струящейся в душу.