/Шапито
Всплывают детства образы в душе с пласта глубинного
Кусками разноцветного хрустального стекла.
Я помню - цирк приехал к нам. От возраста невинного
С тех пор река-судьбинушка далече утекла…
Обтянут остов реечный льняным потёртым пологом.
Трубит горнист, и стелются цветных дымов клубы.
Не надо нас упрашивать, тащить не надо волоком -
Несёмся вскачь мы, радуясь, на медный зов трубы.
В песке манежа камешки размерами в полжёрнова.
Подкидывают кверху их легко богатыри.
Затем два рыжих клоуна, смеясь, «мутузят» чёрного,
Пуляя бутафорские слезинки до двери.
Гимнасты с акробатами танцуют на трапеции.
Внизу чалма атласная, в мерцаниях парча.
Факир священнодействует, бросая в пламя специи…
Вбегают следом хищники, от ярости рыча.
Щелчок - и звери замерли, застыв подобно олову
Расплавленному. В публике крадётся шепоток
Испуга. Дрессировщица кладёт в пасть тигра голову -
Восторг взмывает птицею под купол шапито.
В софитах и прожекторах пылают солнцем лампочки.
Нимфетки, неподвластные бесплотной суете,
В кисейных белых платьицах порхают, словно бабочки,
Вращать на тонких пальчиках пытаясь фуэте.
Толпа следит за действием - оплачен вход монетками -
Неистово от зрелища рыдая и крича.
Побыть танцорки счастливы в сей миг марионетками -
Они за звук подвешены на пальцах скрипача…
А утром цирка не было. Лежала площадь сирою.
Ушли куда-то магия, веселье и кураж.
Неужто потеряли мы мир сказки, как Ассирию?
В душе, как шрам ожоговый, остался тот мираж.
/Арал
Если ехать к NORD от
Вышки с будкой «ОСВОД и К»,
Видно там, как народ
Все останки заводика
По болтам разобрал -
Вот и след от бульдозера.
Бывший морем, Арал -
В лучшем случае озеро.
Хлипкий холст миража
Сшит дымками тютюнными.
Съела хищная ржа
Столб причальный меж дюнами.
Чу! Печальный хорал -
«Упокой», если вслушаться.
Усыхает Арал,
Как шагренева лужица.
Злой афганец метёт,
Как метёлка наждачная.
Может, снова, Митёк,
Полоса неудачная?
Может, нас оплели
Снова путами-стропами?
Видишь, вон корабли
Над барханными тропами
Понависли? Они
Плачут ранами рваными.
Здесь в далёкие дни
Шёлк везли караванами.
И ещё не забудь
(Рост смертей - инфографика),
В бывший Шёлковой путь
Встроен нерв наркотрафика.
Нынче «дурь» в Астану
Прут в авто. Склянки пробили…
Мы такую страну
Сдуру «про-эфиопили».
/В гостях у жёлтого дракона
Горы - цепь защитных функций.
За заставою - застава.
По стене бредёт Конфуций -
Ищет он к бессмертью Дао.
Под землёй покоя бездна -
Прах не знает непогоды.
Мир хранится, как известно,
«Тьмой» солдат из терракоты.
Мчатся звери Зодиака
Круговертью поколенной
Солнца-афродизиака
В бесконечности Вселенной.
Век зачитывает за год
Вечный Лун - пекинский «стаффорд».
«Град запретный» в шляпках пагод -
Сокровение метафор.
Мир в нефритовых шкатулках.
Запах рыбы с пирожками.
Где-то в древних переулках
Лавка с древними божками.
Я зашёл туда случайно.
Сел на шёлковый диванчик.
На меня сквозь «made in China»
Зрит языческий болванчик.
Рядом медный чан для тризны
Полн толчёною мошкою.
«Бог» качает с укоризной
Мне фарфоровой башкою…
/Путь
Между глупых - умён.
Возле умных - простец.
Мне из тысяч имён
Выбрал имя отец.
И, напутствие дав
Медной пряжкой ремня,
Он, от жизни устав,
В мир отправил меня.
Но не принял меня
Мир, как добрый пастух.
Фарисейских менял
В нём господствует дух.
Чуть заметной тропой
Я плутал наугад.
Гнул за харч и пропой
Горб на тех, кто богат.
Жил на скудном пайке -
Стал от этого лют,
Как на скачках в байге
Озверевший верблюд.
И пошёл я шнырять
От зари до зари,
В небо камни швырять
И крушить фонари.
Будто «туз козырной»
Лез везде поперёк.
Душу славой дурной
Я на муки обрёк.
Жить осталось чуток.
В лучшем случае - треть.
Я, как гибкий пруток,
Не успел взматереть.
Надоело кружить
На холодных ветрах.
Подскажи, как служить
Мне Тебе не за страх?
Как мне праведным стать -
Не нашёл я у Глоб.
Как стяжать благодать,
Смыв с души пятна злоб?
И решил я постичь,
Дух сжимая в кулак,
То, что даст мне достичь
Заповеданных благ.
Как ордынцы посла,
Буду рвать свою плоть,
Чтобы тьму, что вползла,
Из души прополоть.
Буду цепи носить,
Чтоб гордыню сломать,
И прощенья просить
У тебя, Божья Мать.
Вместо хлеба-питья
Буду правды алкать.
Красоте бытия
Песни буду слагать.
Буду зорями синими
К звёздам летать…
Но не стану пред свиньями
Бисер метать…
/Nord
Леониды над морем, как ласточки, чиркают - «вжик!»
В небе светят огни - Телескоп или девичий Волос.
Тихо манят к себе Инкерман, Туапсе, Геленджик.
«Хорошо на югах. Поезжай…» - шепчет вкрадчивый голос.
Вдоль избитых камней на путях туристических орд
Я прошёл весь Кавказ. Спал в пахучем стогу на лабазе.
Но меня неизвестное чувство тянуло на NORD,
Будто в сильный мороз посиневшую стрелку в компасе.
Без путёвок туристы в горах - как и раньше - «дичат».
Всюду запах вина, шашлыков и тандырного хлеба.
Тут и там загорелые попки приезжих девчат.
От такой благодати уйти, согласитесь, нелепо.
Мне же надо уйти, но даётся решенье с трудом -
Всех резонов баланс не сводим ни в «компе», ни в абаке.
Поднял голову я - а в безропотной бездне гуртом
Гонят скопища звёзд чёрной кромкой Борзые собаки.
Тлеет Млечный большак,
звёзды втоптаны в твердь сворой Псин.
В бесконечности тьмы
чуть видны «Арион» и «ЗинZeвер».
Не смущайте меня благодатной землёй Туапсин.
Я взлюбил хлебосольство аланов и страсть абазин,
Но пошёл - одолев искушенье - на страждущий Север!
/Рифмы на манжете
Я в ресторане. Стол накрыт батистом.
Мерцает свет в моём вине игристом.
И я пытаюсь выдумать сюжет.
Слова приходят в голову мне кстати.
Я тороплю стихи к какой-то дате,
Записывая рифмы на манжет.
Я вспоминаю юность в матер-альма.
Раскинув веер, дремлет в кадке пальма.
Горит закат в богемском витраже.
Среди листвы мелькает синий китель.
Зашёл нежданно поздний посетитель -
Знакомец мой Серёга Добиже.
Мы с ним знакомы с дальних лет советских.
Ведём беседу, как в салонах светских,
О пиве, лошадях и фураже.
О том, как ночью гулкой - слова ради -
Учитель, проверяющий тетради,
Ошибки ищет в тварном падеже.
Шумят листвой на улице каштаны.
Стоят у входа юные путаны,
Мечтая о богатом протеже.
Я смысл ищу в беспечном разговоре
И вилкою на севрском фарфоре
Гоняю хлеб по росписям Леже.
Сюжет растаял в полумраке мглистом.
Меня пленил оркестр старым твистом.
Я в такт ему вихляюсь в кураже.
Как жёлтый лист, готовый к листопаду,
Я вдруг поник, танцуя до упаду.
Не будет счастья более ужель?
Всё было в жизни - радость и ненастья.
Но улетела, видно, птица счастья
С отливом оперения под гжель.
Завет веков без читки перелистан.
Мой добрый мир разодран и расхристан.
Покоя нет в мятущейся душе.
Наморщил ветер кожу водной глади.
И я пошёл, печаль неся во взгляде,
По душу разделяющей меже.
Свистел злой ветер, как кистень садиста.
Рычал прибой с усердием статиста.
Дробь выбивали зубы в мандраже.
Ты провожала пароход на Принстон.
И взор твой был таинственен и пристальн
Из-под ресниц работы Фаберже.
Нашёл я взгляд, мной целый век искомый.
Ты улыбнулась, словно мы знакомы
С тобой всю жизнь. Нам не пора, мон шер?
Пора уже, настало утро всё же.
На счастье об пол - вдруг оно поможет? -
Хрустальный разбивается фужер.
Я, превращаясь в гулливера Свифта,
Лечу наверх, ломая кнопки лифта,
С тобой в мой дом на пятом этаже.
Горящий ветер странницы Галлея
В моё окно, зарницами алея,
Ворвался красным бликом на ноже.
Как с поднебесья раненая птица,
С тобой обнявшись, чтобы песней слиться,
Ныряем в бездну в звёздном вираже.
И заливаясь скрипкою Амати,
Пружина пела старенькой кровати,
Напомнив нам о тлении и рже.
Любовью поздней, проявленьем чуда,
Вернулось счастье, словно ниоткуда.
Мне предаваться некогда брюзже.
Есть в этой жизни вечная основа.
Упав на дно, мы вверх стремимся снова.
Всё это было много раз уже…