Южная звезда
Загружено:
ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ № 4(61)
Сергей Криворотов
 Мир без цветов

На этот раз он впервые воспользовался снотворным, иначе заснуть не удавалось. Когда мобильник голосом Мика Джагера, никак не могущего получить удовлетворение, вырвал его из тяжёлого забытья, он знал, что делать. Никаких видеозвонков, никаких эсэмэсок, придётся самому немедленно съездить к ней и сказать прямо в глаза: «Дорогая, я не прав, прости меня». И обязательно цветы, большие и красные. Огромный букет самых ярких и ароматных роз или чего-то в этом роде, если не хочет потерять её навсегда.

Встряхивая головой в тщетных попытках разогнать остатки медикаментозной сонливости, так и не смытой утренней чашкой крепкого кофе, он припарковался за квартал от одного из лучших цветочных магазинов. Вчера вечером по дороге домой он обратил внимание на множество цветов, заполонивших огромные витрины, под разноцветными вспышками подсветки смотревшимися чудесными гостями из иных миров. Конечно, он выберет самые лучшие среди сказочного изобилия.

Но его поджидало разочарование: странным образом от вчерашнего волшебства за стеклом не осталось ничего. Случилось нечто необъяснимое, таинственный оптовый покупатель умудрился опередить всех? Магазин только открылся, и он с надеждой устремился внутрь в услужливо распахнувшиеся стеклянные двери. Сразу повеяло тревогой, девушки в форменных мини-юбках бестолково метались среди голых кустов. Ни цветка, ни маленького бутона не выглянуло навстречу из густых зелёных зарослей. Герань в горшочках и та выглядела обезглавленной, как после казни. Молодой человек с внешностью хиппи в куртке с логотипом электрокомпании возвестил с высокой стремянки о полной исправности сигнализации.

Незадачливый покупатель задержал спешащую мимо, стандартно оформленную блондинку, молоденькую и длинноногую:

- Может быть, найдётся хоть что-нибудь, а?

Но ни вкрадчивый тон, ни подмигивание не подействовали. Она покачала головой и развела руками, пожимая при том плечиками. Такое богатство жестов выглядело убедительно, и всё же он не сдавался:

- Ведь ещё вчера…

- Цветы исчезли, понимаете? Совсем… Исчезли и всё, пффф! - громким свистящим шёпотом пояснила девушка, в её широко распахнутых глазах застыли испуг и недо­умение.

Тогда он поспешил к оставленному автомобилю. Время уходило, вата в голове понемногу исчезала, и он погнал машину к другим магазинам.

Часа через два оптимизм испарился, как и цель поисков. Цветов не обнаружилось в черте города ни в одной из подсказанных гуглом точек.

«Проклятье! - с раздражением думал он. -Без цветов никак не обойтись. Одних слов извинения не хватит. Только если по безотказному способу осыпать её цветами с одуряющим запахом, она не устояла бы, растаяла, и… всё пошло бы по-прежнему. Но цветов нигде нет… Определённо закон подлости в действии…»

Наплевав на правила, он решился нарвать букет на клумбе в первом попавшемся парке, но и там не смог найти ни единого цветка. От былой уверенности не осталось следа, странно, всесильный гугл ничего не подсказал на этот раз. Ничего не придумалось, как сгонять на ближайшие фермы.

На загородном шоссе, обгоняя колонну рефрижераторов, он запоздало увидел, что впереди что-то не так. Стремительно вырастая, неслись навстречу машущие руками фигурки у перевёрнутого автомобиля. Проскочить вперёд фургонов или втиснуться между ними он уже не успевал, а по его полосе следом мчались другие. Если бы он не был так взвинчен и непривычно оглушён вчерашним снотворным и вместо пустого самокопания внимательнее следил за дорогой, то своевременно заметил бы аварию, и всё могло закончиться благополучно. Но теперь, резко затормозив, не сбрасывая скорости, он на миг потерял управление. Автомобиль занесло на встречку, разворачивая под неминуемый, как сама судьба, удар надвигающегося многотонного грузовика.

ЗА ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ МИНУТ ДО ИСЧЕЗНОВЕНИЯ ЦВЕТОВ

Махина станции, состыкованная с транспортным челноком, недвижно зависла над Средиземным морем. Так могло показаться на первый взгляд неискушённому наблюдателю, окажись он по соседству. На самом деле комплекс «Скайлэб-супер» мчался с огромной скоростью по околоземной орбите, перемещаясь к Азиатскому континенту, и станции наземного слежения неотступно держали его в перекресте локаторов.

Далеко впереди у самого края сине-голубой полоски атмосферы едва различимо среди обычных звёзд в космической черноте поблескивала старенькая, давно отслужившая рассчитанный срок МКС с интернациональным экипажем. С другой стороны Земли на чуть более высокой орбите совершала оборот вокруг планеты невидимая отсюда третья станция, только недавно выведенная в околоземное пространство. Её конструкция, собранная пока наполовину, состояла из двух модулей - «Ян Ливэя» и «Юрий Гагарин», в которых работала сейчас смена из трёх китайских тайконавтов и двух космонавтов России, давно переставшей участвовать в программе МКС. А здесь под металлической оболочкой, увенчанной снаружи узорными лепестками солнечных батарей, что придавало конструкции вид гигантского экзотического цветка, уже несколько суток жили и работали три гражданина Соединенных Штатов Америки. И лишь считанные единицы из сотрудников НАСА, обеспечивающих полёт, знали, что кроме официально заявленной программы астронавтам предстояло выполнить секретное задание Пентагона.

До начала эксперимента оставалось ровно двадцать пять минут.

Художник был просто взбешён. Кто-то сыграл с ним злую шутку. Всего один день, полдня - и натюрморт удалось бы завершить в главном, схватить суть композиции, уловить на холсте комбинацию ускользающих прежде световых эффектов. Он чувствовал, на этот раз из-под его кисти родился бы совершенный шедевр…

Но букет исчез! Вместо цветов из расписной антикварной вазы торчал жалкий зелёный веник, срезанные сверху стебли оставили как бы в насмешку. Лучше бы украли бумажник с банковскими карточками и остатками последнего гонорара. Но ничего больше не тронули, и вообще непонятно, как злоумышленник проник в запертую изнутри мастерскую. Глупо заявлять о подобной нелепой краже в полицию, безусловно, над ним просто посмеются. Подумаешь, ценность! Они там с убийствами и конкретными грабежами наверняка не успевают разбираться…

Только для него одного с большим трудом удачно подобранный букет представлялся таким значимым, нет, никому никогда не понять его потери…

И это случилось, стоило прикорнуть на час-другой! Вся проделанная работа насмарку. Можно, разумеется, окончить натюрморт по памяти, но достигнет ли он желаемого? Нет, точно будет не то. Вряд ли он добьётся естественности оригинала, должного находиться перед глазами, писать по памяти - не его фишка.

Скорее, скорее, пока не прошло вдохновение, таинственное и столь редкое в последнее время наитие, скорее достать новые цветы и за работу. Может быть, удастся хоть отчасти подыскать и восстановить утерянный образец…

Скорее, скорее! - спешил он по улице. В глазах у него распускались, как при ускоренном воспроизведении объёмной 4D записи, десятки, сотни хризантем, астр, лилий. Пчёлы садились и заползали в чудесные по совершенству медоносные замки в поисках нектара…

Скорее, скорее!

Но он так и не смог найти искомого - цветов нигде не было. Попытался заказать по мобильнику, наверняка привезут совсем не то, но всё-таки… Однако повсюду встретил отказы. Художник не сдавался, он решил немного передохнуть на лавочке и затем продолжать поиски, а то сердце слишком зачастило от волнения и быстрой ходьбы. Нервы, нервы, да и годы берут своё…

Не успел он присесть возле разорённой клумбы в сквере, как внезапно ощутил пронзающую боль в груди. Тут же, как наяву, увидел на миг закрывшее всё вокруг сплошное море цветов, а затем боль усилилась и накрыла темнотой.

ЗА ПЯТЬ МИНУТ ДО ИСЧЕЗНОВЕНИЯ ЦВЕТОВ

На борту «Скайлэб-супер».

Уильям Беннет, уроженец штата Виргиния, выпускник лётной академии:

- Все в порядке. Можно начинать. Сейчас будем над Восточной Европой.

Полковник Брайан Томас из Нью-Орлеана, участник освобождения Кувейта и Ирака, командир экипажа:

- Центр, я - «Скайлэб». Излучатель приведён в готовность. Разрешите начинать.

Наземный наблюдатель из Хьюстона по закрытому каналу через спутник связи:

- О’кэй. Действуйте по программе!

Она была счастлива, сегодня её день, её свадьба. Едва закончится церемония, молодые, как оговорено, уедут на ранчо, подаренное отцом новобрачной.

Но где же цветы? Как случилось, что их не смогли достать? Разве такое возможно? Какой-то подлый, кем-то подстроенный розыгрыш, не иначе…

- Дорогой, я вовсе не суеверна. Пойми правильно, не считай это капризом: я люблю тебя, видит бог, очень люблю, но свадьба без цветов не к добру… Что люди скажут? Я даже не смогу бросить свой букет подругам! Ты согласен подождать, пока привезут цветы?

Будущий супруг нахмурился. Что кроется за внезапной причудой невесты? Что за непонятная уловка? Неужели верные денежки приданого ускользают? Ясен пень, цветы - предлог. Наверняка, они со своим папашкой что-то разнюхали о его прошлом и теперь просто глумятся. Но кто мог накапать? Всем свидетелям давно заткнуты глотки... Ах, да, остался ещё Коротышка… Неужели этот урод всё же осмелился высунуть нос и кинуть такую подлянку?!

Он отыскал среди гостей ехидно ухмыляющееся лицо давнего подельника, несомненно, явившегося позлорадствовать. Что ж, я тебе устрою праздничек…

Жених решительно отодвинул удивлённую суженую, пробился сквозь окружение родни невесты и, слегка пошатываясь после украдкой выпитого виски, выбрался из церкви.

Щурясь от яркого солнца, проверил содержимое бумажника - на подержанный револьвер с запасной обоймой налички должно хватить. Витрина оружейного магазина услужливо поманила с другого конца площади блеском зеркального стекла.

ЧЕРЕЗ ДЕСЯТЬ МИНУТ ПОСЛЕ ИСЧЕЗНОВЕНИЯ ЦВЕТОВ

Пол Яронски, выпускник Калифорнийского университета, третий член экипажа «Скайлэб-супер»:

- Ребятишки, а вы уверены, что мы не подпадаем под международную юрисдикцию с этой штуковиной?

Уильям Беннет возле установки с излучателем:

- Ты рехнулся, парень. Во-первых, это всего лишь точечная дезинтеграция неодушевлённых целей. Объекты выбраны так, чтобы избежать последствий и осложнений. А во-вторых, не забывай: детекцию излучения пока невозможно провести. Комар носа не подточит! Не беспокойся, всё рассчитано, выбрана ограниченная территория русских! Ты же знаешь, у башковитых ребят из Пентагона чайники на этот счёт здорово варят!

Яронски:

- А вопросы морального порядка?

Беннет:

- Брось, Пол, не мудри. В конце концов, по контракту нам прилично платят. И потом, это же совсем не то, что было, скажем, во Вьетнаме или Ираке.

Яронски не без иронии:

- Ты уверен, Билли?

Полковник Брайан Томас:

- Ну-ка, кончайте балаган, парни. Выхожу на связь.

Старый садовник собирался приступить к утреннему поливу, как с ужасом обнаружил отсутствие привычного ковра цветов. Опустели клумбы, не сохранилось даже бутонов, словно никогда и не было. Повсюду одни зелёные кусты среди аккуратно подстриженных газонов.

Удручённый старик обратился в службу спасения, но ничего не изменилось с приездом молодых упитанных парней в форме. Они даже не соизволили выйти из полицейской машины. Развеселились от его сумбурных объясний, посчитав их неудачной шуткой, пригрозили штрафом за ложный вызов, посоветовали больше не пить перед работой и выполнять свои обязанности как обычно, после чего укатили, продолжая пересмеиваться между собой.

Кто же мог совершить подобное святотатство? Покачивая головой, садовник принялся поливать осиротевшие, оскальпированные насаждения в надежде, что распустятся и зацветут новые розы, гвоздики, левкои… Иначе его работа, которой отдано свыше полувека, теряла смысл, а вместе с ней и вся прожитая жизнь.

Перед важным экзаменом студенты заготовили букеты с вечера. На столе преподавателя обязательно должны стоять цветы - такова неписаная традиция. Кроме всего, скрываясь за ними, можно незаметно спросить ответ у соседа, а то и воспользоваться шпаргалкой или мобиль­ником.

Но утром пришедшие первыми обнаружили лишь связки зелёных стеблей и листьев. Самые активные бросились исправлять положение, но цветов нигде не нашли.

Старенький самолюбивый профессор вошёл, и отсутствие цветов сразу неприятно укололо ему глаза. Настроение непоправимо упало. В этот день он поставил намного больше неудовлетворительных оценок, чем того заслуживали отвечавшие.

ЧЕРЕЗ ДВА ЧАСА ПОСЛЕ ИСЧЕЗНОВЕНИЯ ЦВЕТОВ

… Наблюдатель из Хьюстона:

- Алло, «Скайлэб»! Вас понял. Сообщение принято. Поздравляю с окончанием эксперимента.

Труднейшую операцию провели блестяще, молодой хирург превзошел себя. Лучше никто бы не смог. Выздоровление зависело от ухода и внимания персонала, но, главное, от самого больного, его воли к жизни.

Врач узнал, что тот фанатично обожал гладиолусы.

- Нужно много цветов, обязательно принесите ему любимые цветы, - посоветовал он родственникам больного.

Но как они ни старались, нигде не смогли найти ни одного цветка, а больному становилось хуже и хуже, хотя медики делали всё возможное для его спасения.

ЧЕРЕЗ СУТКИ ПОСЛЕ ИСЧЕЗНОВЕНИЯ ЦВЕТОВ

…Из Хьюстона:

- Полковник Томас, с вами будет говорить жена.

Миссис Томас:

- Брайан! Ну, как ты там, дорогой? Целую, целую тебя! Ещё долго будете крутиться? Ты меня хорошо слышишь?

Брайан Томас:

- Да, Мэгги. Слышу отлично. Потерпи, теперь уже недолго осталось. У меня всё о’кэй. А как у вас, как дочка?

Миссис Томас:

- Кэтти шлёт тебе огромный привет и целует. Мы все очень ждём вашего возвращения. Дома всё в порядке. Только, знаешь, испугались немного: можешь себе представить, цветы повсюду исчезли…

Сверхзвуковой лайнер подрулил к зданию аэропорта столицы. Не успел смолкнуть рокот двигателей, как подали трап. Оркестр грянул гимн. Президент спустился на бетонные плиты с улыбкой на лице, заготовленной для поджидавших корреспондентов. Его встречали руководители правительства, по приглашению которых он лично прибыл для последнего согласования и принятия судьбоносного для обеих стран договора. Государственные флаги полоскались по ветру высоко над головами.

Странно, вопреки обыкновению никто не преподнёс ему цветов. Сначала президент удивился такому нарушению церемониала, затем обида и возмущение охватили его, пробуждая былые сомнения. Нет, он не будет спешить с подписанием договора, если ему столь открыто демонстрируют пренебрежение. Ведь ещё только вчера в теленовостях по всем каналам показали, как на этом самом месте завалили букетами лидера маленькой африканской страны. Просто демонстративное несоблюдение общего для всех протокола!

«Да, чёрт побери, противники сближения оказались не столь уж неправы!» - раздражённо думал он, обходя строй почетного караула.

ЧЕРЕЗ ДВЕ НЕДЕЛИ ПОСЛЕ ИСЧЕЗНОВЕНИЯ ЦВЕТОВ

На торжественном приёме в Белом доме в честь возвращения на Землю экипажа «Скайлэб-супер».

Оглядывая присутствующих, Пол Яронски осушает залпом далеко не первый бокал шампанского и наклоняется к уху стоящего рядом Беннета:

- Выходит, наши башковитые ребята оказались не такие уж и башковитые?! Цветы исчезли повсюду. А ты, Билли, не догадываешься, что может стать следующим??

Беннет так же тихо:

- Сдаётся, дружище, ты малость перебрал сегодня.

Яронски, нисколько не обращая внимания на упрёк товарища:

- Как бы не оказаться на очереди нам. Ходят слухи, всех вызовут для показаний в какой-то зубодробительной сенатской комиссии.

Беннет, беря со столика наполненный бокал:

- Да ладно, не дрейфь, Пол. Мы выполняли приказ…

Цветы исчезли всего за какие-то два часа по всей планете. Как будто их и не было вовсе, неправдоподобно прекрасных, совершенных созданий, словно сотворённых фантазией художников и поэтов, а не самой природой, чудесных кусочков жизни, вызывающих неизменное восхищение, источников радости и утешения в несчастии для многих.

Официальная реакция правительств повсюду запоздала на несколько часов, никто не торопился комментировать ничем не объяснимые и смахивавшие на бред факты.

Информационные агентства снова и снова перепроверяли слишком неправдоподобное известие, прежде чем сделать его достоянием масс.

Но интернет сразу начал захлёбываться от наплыва любительских видеопользователей и однотипных заголовков сообщений:

ЦВЕТЫ ИСЧЕЗЛИ!

ЯВЛЕНИЕ ГЛОБАЛЬНОГО МАСШТАБА!

МИР ОСТАЛСЯ БЕЗ ЦВЕТОВ!

Человечество вдруг с удивлением открыло, что цветы представляют собой не только декоративное украшение природы и быта, как считалось до сих пор, но и нечто гораздо большее. Незаметно вошли они во многие области людской деятельности, и потому их исчезновение оказалось подлинно мировой катастрофой, последствия которой проявлялись постепенно.

Огромная часть фармацевтической индустрии безвозвратно отмерла, лишившись источников сырья. В десятках стран тысячи фармацевтов оказались не у дел, но исчезновение цветов ударило и по всей медицине. Стало невозможно получать опий из недозрелых коробочек мака, образующихся после цветения, а опий и его производные всегда широко применялись в лечебных целях врачевателями всего мира. Лучшие обезболивающие, снотворные, расслабляющие гладкую мускулатуру, понижающие артериальное давление - только некоторые из длинного перечня средств, исчезнувших вместе с цветами из арсенала современных медиков. Правда, попутно обнаружился небольшой положительный эффект. Невозможность получения естественных алкалоидов опия, казалось, обещало покончить с наркоманией. Но предприимчивые дельцы быстро перешли на производство синтетических наркотиков, заполняя внезапную пустоту на чёрном рынке.

Запасы мёда больше не восполнялись. Как собирать пчёлам нектар, если нет цветов? Стало ясно, что все пасеки обречены. Пчёлы начали вымирать, нет цветов - нет и опыления со всеми вытекающими последствиями. Нарушение сложившегося за века биоценоза неизбежно предрекало глобальную катастрофу с повсеместным крахом сельского хозяйства.

В Японии древнему искусству составления букетов - икебана пришел конец, и это приняло характер подлинно всенародного горя.

Нидерланды постигла настоящая трагедия. Страна лишилась национальной гордости, важной статьи экспорта - тюльпанов. То, что значительная часть доходов в этом обороте слагалась из реэкспорта от африканских и латиноамериканских поставщиков, нисколько не скрашивало общего положения. Тысячи мгновенно лишённых средств к существованию цветоводов развернули демонстрации по всей стране, требуя от правительства решительных действий. Правда, никто не мог точно сказать, какие меры возможны в создавшихся условиях, но все сходились на том, что бездействие хуже всего. В результате за короткий срок ушло в отставку несколько кабинетов министров. Поползли слухи о раскрытии военного заговора. Власти ввели чрезвычайное положение, по улицам загромыхали гусеницы танков. Сообщения о столкновениях сил правопорядка с отчаявшимися цветоводами напоминали сводки с фронтов большой войны. Партнёры по НАТО немедленно принудили очередное правительство принять усиление военного присутствия блока в стране. Всё новые транспортные самолёты и бронетанковые соединения соседей по Евросоюзу пересекали государственную границу.

В других частях света дела обстояли не лучше: исчезновение цветов погубило множество отраслей лёгкой промышленности, нуждавшихся в цветах, и нанесло невосполнимый урон сельскому хозяйству в целом. Это привело к резкому скачку безработицы, нехватке продуктов, падению уровня жизни и политической нестабильности. Рост преступности и терроризма, массовые выступления внезапно обездоленных трудящихся волной прокатились по странам Европы, Азии и Америки. Намного более трагичное положение возникло в аграрных странах третьего мира, особенно в Африке и Юго-Восточной Азии - везде, где промышленное цветоводство и смежные области составляли важную часть экономики.

Происшедшее поставило крест на и без того призрачных надеждах восточноевропейских стран достичь скорого благополучия, хотя бы приблизиться к уровню жизни более богатых западных соседей. Например, на Балканах повсеместно погибли поля роз. Традиционное производство розового масла и связанных с ним технологий лишилось исходного сырья. Потерявшие работу пополнили ряды недовольных политикой властей.

Та же участь постигла все плантации роз в Турции, Франции, Марокко, традиционных производителей розового масла, как и в Эквадоре - одном из главных экспортёров самых красивых в мире высокогорных роз.

Колоссальные экономические потери этих стран заставили представителей Эквадора, Нидерландов и Болгарии в ООН совместно выступить с инициативой о создании международного комитета по проблеме исчезновения цветов.

Предложение получило единогласную поддержку членов мирового сообщества, происшедшее напрямую затрагивало всех. Комитет создали без проволочек, в него вошли крупнейшие экономисты и ведущие учёные-цветоводы Земли. Они собирали, систематизировали, обобщали факты, но в целом комитет работал вхолостую. Гипотезы следовали за гипотезами, одна фантастичнее другой, заседания, обсуждения, конференции сменялись новыми заседаниями, обсуждениями и конференциями. Комитет расширялся в составе, обзаводился подкомитетами и рабочими комиссиями. Но становилось ясно, что решения должны приниматься совершенно на другом уровне.

Когда стало казаться, что тайна останется навсегда неразгаданной, МИД России неожиданно выступил с официальным заявлением. В нём в частности говорилось:

«…Имеющиеся неопровержимые доказательства позволяют утверждать со всей определенностью, что проводящиеся в секретных исследовательских центрах Пентагона эксперименты в обход достигнутых международных соглашений могли послужить непосредственной причиной повсеместного исчезновения цветов. Речь идёт о создании совершенно нового типа оружия, превосходящего по действию все известные ныне. Безответственные лица, зачастую не информируя народ и правительство своей страны, пытаются в одностороннем порядке добиться военного превосходства, поставить весь мир перед свершившимся фактом. Тем самым они стремятся подорвать проводимую нашими странами политику сближения и сотрудничества. Дальнейшие испытания и вывод подобного оружия в космическое пространство чреваты непоправимыми последствиями для всего человечества и жизни на Земле.

В связи с указанным правительство Российской Федерации обращается к президенту и правительству Соединенных Штатов Америки, к правительствам всех стран членов ООН с призывом скорейшего проведения Конференции о немедленном всеобщем и полном запрещении испытаний и производства нового вида оружия…»

Под давлением мировой общественности после бурных дебатов конгресс США объявил о начале подробного расследования засекреченной деятельности министерства обороны.

ЧЕРЕЗ … ПОСЛЕ ИСЧЕЗНОВЕНИЯ ЦВЕТОВ

Бывший астронавт Уильям Беннет срезал кончик сигары, поднёс зажигалку и, попыхивая, откинулся в плетёном кресле. Его всё же уговорили подать в отставку, значительно раньше присвоив очередное звание. Теперь он полностью предоставлен сам себе. Брайан Томас, упокой, господи, его грешную душу, скончался от внезапно выявленного заболевания крови вскоре после возвращения на Землю.

Всё ничего, если бы не событие, омрачившее новую жизнь на превзошедшую ожидания пенсию.

Три дня назад товарищ по экспедиции на «Скайлэб-супер» Пол Яронски сообщил по телефону, что его неожиданно вызвали в сенатскую комиссию. Казалось, он пребывал в панике и собирался изложить всё ему известное об эксперименте «Цветы». Взволнованный голос в трубке бормотал о росте жестокости и насилия в мире, лишённом цветов, об уменьшении в нём красоты и гармонии, о том, что их нагло использовали, как фишки в чужом покере, и тому подобные бредни. Как Беннет ни упрашивал старого приятеля опомниться и бросить чудить, Яронски не унимался…

А вечером того же дня позвонила жена Пола и, плача, сообщила о несчастном случае с мужем. К этому времени Яронски был уже мёртв.

И вот на экране монитора текст, набранный рукой друга. Вдова Пола прислала его по электронной почте сразу после похорон мужа, сообщив, что бедняга начал писать какую-то книгу, даже заключил договор с известным издательством, но теперь она не знает, куда и как пристроить его почти законченное творение, и просит помочь Уильяма в память о дружбе с покойным.

Беннет прихватил упаковку светлого пива, устроился поудобнее в кресле за компьютером и принялся читать с самого заголовка:

МИР БЕЗ ЦВЕТОВ

«На этот раз он впервые воспользовался снотворным, иначе заснуть не удавалось…»

Постепенно Беннет увлекся читаемым, окружающее перестало для него существовать. Только внезапный звонок у двери вернул бывшего астронавта к реальности.

Досадуя на неожиданную помеху, Беннет впустил в квартиру двух безликих посетителей в одинаковых синих куртках и такого же цвета бейсболках, один из них держал в руке небольшой чемоданчик чёрной кожи.

«Ноутбук, - равнодушно отметил про себя хозяин, - уже и сантехники без них теперь ни шагу».

- Извините, мы из электрокомпании, - вежливо представился вошедший первым, уточняя догадку астронавта. - Проверка сети. Пожалуйста, не беспокойтесь, это займёт всего несколько минут. Мы вам нисколько не помешаем, не отвлекайтесь и продолжайте свои дела.

Беннет даже не проверил полномочия пришельцев, без вопросов предоставил им заняться положенным, а сам вернулся к прерванному чтению. Снова прилипнув к монитору, он уже не видел, как пришельцы извлекли из чемоданчика провод с вилкой, подключаясь к сети, как следом появилась телескопическая раздвижная трубка из металла с пластиковым прикладом, наподобие фоторужья. Длинный шнур от неё вился пуповиной, исчезая в таинственной утробе чёрного чемоданчика. Незнакомцы согласованно переглянулись и кивнули друг другу. Державший трубку нацелил раструб точно на спину хозяина квартиры, а второй сосредоточенно склонился над откинутой крышкой прибора.

Уильям Беннет, по-прежнему поглощённый текстом, не обратил внимания на негромкое жужжание, наполнившее комнату. Он не почувствовал боли, как не успел даже удивиться. Только внезапно перестал различать буквы на экране, и пальцы правой руки безвольно соскользнули с пластиковой выпуклости мыши. Теперь он на самом деле не видел окружающего, потому что яркий свет вспыхнул на мгновенье внутри него, озарив разом всю прожитую жизнь до мельчайших подробностей, как застывший кадр полиэкранного фильма. Он мучительно напрягся, пытаясь отыскать в этом мимолетном видении, что было сделано им не так, не смогло уложиться в общую картину, но не смог, просто не успел, растворяясь в вечном Ничто вслед за исчезнувшими цветами.

- Мама! Мамочка! - русоволосый мальчуган торопился по песочной дорожке к дому.

За рамкой красного кирпича уныло торчали зелёные обез­главленные кусты, ни единого цветка или бутона не украшало невзрачные, предназначенные для иного стебли.

Женщина в жёлтой соломенной шляпке вышла на низкое крыльцо одноэтажного коттеджа. Прикрылась ладонью от слепящих лучей утреннего солнца, хмуро подождала, пока сын приблизится, и вполголоса укорила:

- Что ты раскричался в такую рань, папа ещё спит!

- Мама, мама, смотри! - Мальчик протянул белый венчик с жёлтым глазком посредине, множество тонких острых лепестков напористо топорщилось во все стороны.

Женщина осторожно дотронулась до цветка пальцами, словно боясь, что он тотчас исчезнет. Неужели сбылось то, о чём столько времени заклинанием твердили по всем телеканалам: действие неведомого вредного фактора кончилось, и цветы начали возрождаться?!

- Где? Где ты взял его?

- Нашёл в углу за малиной у туалета, не сердись, там ещё остались, - скороговоркой пролепетал малыш, готовый уже расплакаться. Вовсе не такого ожидал он за своё необычное сообщение.

Женщина бережно взяла невзрачный цветок в ладони и понесла в дом. Мальчик стоял и смотрел в отворённую дверь, не решаясь подняться по ступенькам. Он уже начал жалеть о совершённом поступке, когда из комнат донёсся радостный голос матери:

- Проснись скорее! Ну, же! Смотри: цветы вернулись!..

/Конфетка

Человек, придумавший подобное, определённо обладал чувством юмора. Надо же - назвать планету Конфеткой! Впрочем, планета земного типа с такими параметрами, конечно, «конфетка» для впервые её обнаружившего. Так что удивляться не стоило. Конфетка звучит вполне ладно, если вспомнить иные нынешние наименования. Чего стоит, например, «Эупедифор-23»?! Не слышали о таком небесном теле? Странно… ведь название подразумевает наличие ещё по меньшей мере 22-х Эупедифоров.

Знать, было и такое имечко… Кто-то извлёк на свет, то ли соригинальничал, то ли от скудности наличного запаса имён - попробуй, придумай новенькое в наше время! А позже, спустя годы световые и биологические, кто-то другой натыкается на него в планетарном кадастре, да как кстати - срочно надо окрестить ещё одного небесного новорождённого, не ломая голову - вот вам и следующий Эупедифор, а потом ещё и ещё. Так что, пожалуй, назвавший планету «Конфеткой» обладал ещё и независимым складом мышления.

Словом, высадились мы на неё - десять любознательных. Климат подходящий, дыши кислородом, пока голова не закружится. Раскинули, как положено, сенсорные системы, у самих лучемёты на поясе - мало ли что! А потом нашли Дом. Собственно, даже не дом, а настоящий дворец, но поскольку иных строений на планете не обнаружилось, так его дальше и называли: Дом.

Высоченные спирали башен, закрученные под разными углами, несимметричные перехлёсты арок - издали тёмное негармоничное нагромождение, нечто вроде творений старика Гауди, только пропущенное через мясорубку иного измерения.

Мы шли, с любопытством оглядываясь, по идеально гладкому полу, зеркально отражавшему наши серебристые фигуры в ненужных здесь скафандрах, надетых по приказу кэпа в дань инструкции. Интерьер казался чуждым, но не враждебным. Пустые залы раскрывались один за другим, соединённые не линейно, а в ускользающей от человеческого восприятия последовательности, словно створки раковин или волшебные коробочки, каждая из которых скрывает в себе последующую, напоминая матрёшек - сувенир с прабабушки Земли.

Сказать, что мы шли с открытыми от удивления ртами, не будет преувеличением. Чего стоило одно таинственное мерцание разноцветных подвесок холодных полупрозрачных кристаллов с чёткими гранями параллелепипедов. Или мозаичные участки стен, лишённые на первый взгляд смысла, но моментально навевающие сонливость и гнетущее чувство.

Далее высоко вознесённые потолки напомнили купола храма в подтёках светящейся голубоватой лавы, под ними возникла иллюзия воздушности многомерного пространства. Здесь хотелось дышать глубже полной грудью и взмыть вверх к васильковому мареву в свободном полёте.

Нельзя сказать, что мы не приняли предосторожностей. Обычные меры строго соблюдались: постоянная связь с кораблём, державшим нас в прицелах сканеров, спутник, висящий прямо над Домом, зафиксировал бы малейшие изменения на местности, но пока ничего не происходило. Наша разведка из трёх рисковых ребят могла спокойно осматривать сеть внутренних помещений, имея за спиной мощь современного звездолёта, товарищи пришли бы на выручку в любой момент.

Мы передвигались по лишённым обстановки залам, странным образом не казавшимися пустыми, и, заворожённые впервые виденным, не заметили, как что-то изменилось. Словно огромный камертон, отозвавшийся на эхо наших шагов, интерьер начал проявлять новые черты. Мы уловили в нём узнаваемые признаки: появление намёка на окно в рисунке неровностей стены, ковёр из живых ворсинок в тёмном углу, светильник, похожий на цветочный бутон с выраставшим из пола стеблем.

Мы продолжали осмотр, пока не поняли: обстановка в следующих помещениях оказалась вполне привычной. Стулья, подходящие под наши размеры, удобные ложа, возле стола с незнакомыми яствами высокие стрельчатые окна с абстрактными витражами, драпировка волнами падающей тканью в промежутках меж ними - всё создавало впечатление невозможного здесь уюта. Словно нас ожидали и приглашали теперь передохнуть.

Что следовало предпринять при виде этого? Осторожность возобладала, мы не ввязались в игру, предлагаемую таинственным Некто по неведомым нам правилам. И потому, решив, что на первый раз достаточно, вернулись назад той же дорогой. Дом не блокировал связь с кораблём, а наши трассеры позволяли ступать точно по собственным следам.

Появилось странное ощущение, что всё вокруг уже не такое, как вначале. Оно заставило поторопиться к выходу, отложив подробный осмотр на потом. Неизвестное всегда пугает и манит, одновременно пробуждая любопытство. Подозреваю, мы трое ощущали себя мальчишками, без спросу залезшими в соседский полутёмный чулан и нашедшими там чучело неведомого зверя.

И только под ярким солнцем за стенами Дома мы с облегчением перевели дух, подойдя к двум оставленным снаружи товарищам. Постоянная связь позволяла им видеть всё нашими глазами. Ничего рассказывать не потребовалось, но обсудить впечатления не мешало.

- Ну, и что? - спросил бортинженер. - Откуда взялся реквизит из прошлого Земли? - Обычно он настаивал, что в первую разведку безопаснее высылать автоматы.

- Неужели создатели строения пользовались такими предметами обихода? - раздумчиво произнесла психоэколог, наша целительница и добрый ангел-хранитель.

- Какие будут идеи? - напористо вопросил капитан, направляя нас в конструктивное русло и наверняка имея нечто себе на уме.

- Рановато делать заключения, - пожал плечами я.

- Но не уходить же ни с чем, - как-то агрессивно высказался бортинженер. - Защитить себя мы сумеем.

- Не похоже, чтобы нам что-то реально угрожало, - возразила психоэколог. - Нам дали шанс, и упустить его мы не имеем права.

- Конечно, - поддержала её ксенолог. Несмотря на мелкие преходящие разногласия, эта парочка частенько выступала единым фронтом, демонстрируя завидную женскую солидарность. Но сейчас и я был с ними заодно. - Надо осторожно продолжить изучение этого феномена и при малейшей опасности - руки в ноги. Не забывайте: здесь мы лишь гости.

Конфетка оказалась со своеобразным вкусом. Только вопрос: кто кого собирался изучать? Скорее, Дом, приготовленный к нашему приходу по земным представлениям, и являлся инструментом для нашей проверки. Возможно, таинственный исследователь уже довольно потирал руки или другие конечности, если они у него имелись: рыбка клевала на наживку.

В следующий раз мы пошли внутрь вдвоём. Я и ксе­нолог.

Много позже, просматривая материалы экспедиции, я поражался нашей самонадеянности, наивному гомоцентризму, эгоизму человеческому. Никто понятия не имел, с чем столкнулись на Конфетке. И внезапно передо мной забрезжила истина, ну, может, не истина вовсе, а так, проблеск, абрис догадки. Сравнение - не больше того. Подумалось, а вдруг, несмотря на всю нашу технику, при встрече с неведомым мы выглядели не более обыкновенных детей, и обнаруженное Неведомое так нас и восприняло и дало не больше и не меньше как Конфетку.

Понимаете? Посланцы Человечества были расценены не взрослыми представителями Разума, а всего лишь малышами, на пороге определённого уровня вменяемости. Как ни обидно согласиться - по-видимому, это ближе всего соответствовало истине. Развитие космического сознания вовсе не линейный процесс, а нескончаемая последовательность качественно несопоставимых этапов. Простое распространение человечества по другим звёздным системам ещё не давало нам оснований мнить себя венцами творения, вершителями судеб Вселенной. Во многом мы оставались первобытными открывателями белых пятен Земли, настойчивыми и любопытными, как… дети.

Тогда Конфетка, планета со столь несерьёзным, скорее шуточным названием выглядела действительно подсунутой нам конфеткой, по меркам вселенского разума ещё всего лишь детям. Это объясняло и отсутствие до сих пор контактов с высшим Сознанием. То есть цивилизации нашего технологического уровня или чуть выше уже были известны, но в свете нового открытия, с точки зрения Тех Старших, всё прежнее выглядело детским садом, не более того. Конфетка для человечества и Дом, обнаруженный на ней, невесть кем и когда построенный, представлялись припасённой для нас игрушкой, сродни кубику Рубика в энной степени. Только вот как начать его «крутить», мы понятия не имели.

Ксенолог была второй женщиной в нашем экипаже. Собственно, не буквально второй, просто о психоэкологе я упоминал ранее. А так, по большому счёту, она являлась, скорее, даже «первой». Несмотря на наши робкие замечания о безопасности и возможном риске для столь ценного члена экипажа, она добилась своего. Капитан лишь пожал плечами. Да и стоило не дать ей сунуть свой очаровательный носик куда следует или не следует, смотря на чей взгляд, как она тут же взъерошивалась, навешивала на вас ярлык мужского шовиниста и жёноненавистника. А если заикнуться о её собственном фемишизме - всё, на много дней вы переставали быть в её глазах представителем Гомо Сапиенс.

Без труда она добилась своего и в этот раз, впрочем, особо серьёзных возражений и не последовало: всё-таки единственный ксенолог, своё дело знает, если его вообще дано кому-то знать. А тут мёдом не корми - забрезжило такое, что любого представителя её профессии вмиг довело бы до интеллектуального оргазма. В общем, она пошла со мной, или я с ней, как посмотреть. Кроме официальных функций исследователя, я, пожалуй, более других был подготовлен и для её защиты, если только она в ней нуждалась. Хотя именно это моё достоинство, как ни странно, мешало нашему сближению, принижало в её глазах, заставляло смотреть на меня как на какого-то скрытого терминатора. Такой она была по складу характера, что нисколько не делало её менее привлекательной и желанной. Несмотря на некоторую снисходительность в общении со мной, подозреваю, в глубине души она относилась ко мне совершенно иначе, просто ни за что не хотела показать это при других, а в моём присутствии в особенности.

Но против моей кандидатуры на совместную вылазку в Дом у неё не нашлось ни единого аргумента, кто-то пытался оспорить выбор капитана, пока он не поставил на этом точку. Подозреваю, мотивировка его решения лежала глубже любого поверхностного объяснения. Даже то, что отправились всего двое - мужчина и женщина, выглядело символичным - нас избрали полномочными послами для официального контакта с Неведомым, как бы для вручения виртуальных верительных грамот человечества. Мы сознавали важность предстоящего. Кроме того, и она, как специалист по неземным формам жизни, и я, в силу приобретённого опыта и, без ложной скромности скажу, психологических характеристик, оказались более подходящими для подобной миссии.

Итак, Дом принял нас. Затейливая арка входа осталась позади. Мы двигались дальше робкими посетителями неземного музея, лишёнными экскурсовода и пояснений, ощущая постоянное внимание товарищей. Залы неуловимо переходили один в другой, и с первого раза знакомые поначалу интерьеры на наших глазах представали уже совершенно иными. Ближе от входа чертоги успели измениться лишь несколькими признаками, второстепенными деталями обстановки. Но чем дальше, тем больше виденное ранее приходило в движение, переставало быть статичным, превращалось в нечто отличительное в ходе непонятной, но заметной глазу эволюции.

Мы достигли голубовато мерцающих стен храма. Опять это сравнение пришло сразу на ум. Хотя не было ни икон, ни настенной росписи, ни подсвечников, ни прочих атрибутов святилища, я почувствовал религиозное благоговение. Украдкой посмотрел на ксенологиню и поразился внезапной просветлённости её взора, устремлённого ввысь. Там, в пространстве купола, заполненного воздушным сиянием, в полной тишине сменялись переливы тонов от густо-синего до бледно-голубого. Световые аккорды завораживали, вызывали беспричинный восторг, желание не отрывать взгляд от чарующей картины. Несомненно, моей спутницей владели сходные чувства.

Древние земные религии выжили, перенесённые к звёздам оставившим колыбель человечеством. Я никогда не был последователем ни одного из культов и хотя временами допускал наличие недоступных разумению высших сил и закономерностей, но не существование бога в общепринятом смысле. Побывав у стольких звёзд, не мог я верить в следящего за нами мудрого старика с седой бородой. Церковные службы и обряды представлялись мне благостным самообманом в лучшем случае. Психологический эффект можно было уподобить хорошей аутогенной тренировке. Людей всегда отталкивал сухой беспринципный материализм, построенный на лишённых теплоты голых научных схемах. Сами чувства, данные человеку от природы, закладывали основу его врождённой иррациональности. Но сохранённые религии во многом исчерпали себя и продолжали обесцениваться в глазах верующих, не успевая за каскадом научных открытий, подрывавших основу их существования.

Вероятно, выход нашёлся бы в появлении новой гипотетической религии, родившейся на развалинах прежних культов, включая христианство, ислам, иудаизм и буддизм. Люди давно созрели для этого. Прежние верования могли оказаться черновыми набросками, интуитивными приближениями к тому истинному и великому, что смутно начинало вырисовываться перед детьми Земли по мере расселения по Галактике. Как едва начавший ходить ребёнок падает, расшибает нос, постоянно подвергается всё большим опасностям новых травм и болезней роста, так и человечеству, несмотря на растущий технический потенциал, грозила бездуховность, внутреннее разобщение и утрата единых ценностей.

Давно предчувствованная многими интеррелигия будущего без пространственных, расовых или интеллектуальных ограничений могла оказаться главным, если не единственным средством спасения от грядущих бед. Для перехода на новую духовную ступень требовался внешний толчок. Почему бы ему не случиться именно здесь, на планете с нелепым названием, действительно оказавшейся для нас заранее приготовленным кем-то гостинцем?

Я посмотрел на ксенологиню и невольно залюбовался, будто впервые увидел лицо приятной и всегда желанной для меня женщины. Она выглядела сейчас совсем ещё девушкой, красивое имя Тина, сокращение от даже более прекрасного и старинного Валентина, очень ей шло, не помню только, чтобы кто-то называл так её при мне. И странное для уха название избранной ею профессии, которое ярлыком прицепилось к моим мыслям о ней, показалось вдруг неуместным и нелепым. Милая, давно знакомая Тина, благодаря интуиции и живому аналитичному уму ставшая специалистом по космической жизни, с тем же успехом могла выбрать для себя и чисто внутренние человеческие проблемы.

Её силуэт замер рядом в отсвете лазоревого сияния неземного Храма, и язык уже не повернулся бы назвать спутницу «ксенологом» или «товарищем-космонавтом». Никогда прежде я не замечал столь одухотворённой задумчивости в её чертах. Сейчас я видел в ней только женщину, такую же полноправную представительницу человечества, как я или любой из нашего экипажа, окажись он на моём месте в этот момент. Мы стояли перед чем-то небывалым. Я чувствовал в голове лёгкость и странное просветление. Почему мысли об интеррелигии будущего, столь смутные и разрозненные прежде, вдруг отчётливо посетили меня именно здесь и сейчас? Не была ли такая полнота осмысления привнесена извне? Может, мы попали незаметно под контроль непонятной чуждой силы, воздвигшей этот Дом? Тревоги не ощутилось, но я попытался прочитать ответ в зеркалах её души.

Она внезапно ответила ясным лучистым взглядом, глаза Тины заискрились внутренним светом, тепло которого незамедлительно передалось мне. Такого со мной никогда не случалось ни до, ни вовремя полёта, ни в минуты близости с другими женщинами. Меня словно пронзило электротоком. Без слов я ощутил, что она поняла моё состояние, разделила его со мной и попробовала успокоить. Это было чудесно. Я внезапно осознал, что давно слышу тихую, ненавязчивую музыку, созвучную с моим настроем, словно оказался подключён к сенсорному мультикорду всеми каналами чувств.

И тут мы оба сделали то, что при других обстоятельствах заставило бы нас ужаснуться и поставило бы крест на дальнейших карьерах космонавтов. Не сговариваясь, мы одновременно отключили визуальную связь и впервые поцеловались. Я едва успел ощутить сладкий вкус её податливых губ, как обещавшее стать прекрасным и действительно ставшее таковым мгновение взорвалось взволнованными голосами наблюдателей.

- Тина!

- Алексей!

- Что случилось?

- Отвечайте! Отвечайте немедленно!

- Всё в порядке! - заверил я, нехотя отпуская Валентину и возвращая заботливым друзьям возможность лицезреть нас среди интерьера Дома.

Тина поступила так же, и я уже не смог определить выражение её лица.

Кэп пытался что-то выяснить, бубня какие-то банальности нравоучительным тоном.

Но я прервал его:

- Потом, Арт, не говори лишнего, мы в полном порядке.

И он смолк на полуслове, предоставив нам свободу дальнейших действий, если та неведомая сила ещё оставила нам хоть видимость её.

С искренним сожалением оставили мы напоённые голубоватым светом покои, перейдя в смежный зал, контрастно выдержанный в строго функциональном стиле. Чёткие геометрические формы, прямоугольные плоскости внушали совершенно противоположное только что испытанному. Сразу появился рабочий настрой, от прежнего благоговения не осталось следа. Ожили пространственные экраны с голографическими картинами. Я не сразу разобрался в изображениях, но по мере узнавания сменяющихся панорам прошлого Земли с подробными деталями быта, архитектуры и техники разных эпох, не смог уже оторваться от калейдоскопа изображений. Войны, революции, стихийные бедствия, вспышки взрывов с чёрными грибообразными облаками, знакомые и незнакомые лики деятелей канувшего в Лету мира, старты к звёздам огромных серебристых птиц. Словно неведомый исследователь задался целью свести нас с ума, вызвать психологическую сшибку, перенасытив наше восприятие.

Откуда это Нечто могло черпать такую массу фактов из истории человечества?

Если до нашего посещения Конфетки подобные контакты не имели места, а доказательствами противного мы не располагали, то, вероятнее всего, Дом просканировал нашу память при первом визите и теперь воспроизводил всё подряд. Если это свершалось с целью изучить нашу с Тиной реакцию на изображаемое, то вряд ли мы могли стать ценными объектами для такого эксперимента из-за лавины безжалостно обрушенной информации. Мы устали, мы изнывали и потихоньку сходили с ума от окружающего, но конца пытке не предвиделось.

Хозяева Дома не могли или не хотели войти в наше состояние, и тогда мы сделали единственно возможное - не сговариваясь, торопливо оставили этот зал и угодили в высокую шелковистую траву. С виду настоящая земная поросль сплошным зелёным ковром покрывала пол соседней комнаты, хотя вряд ли так можно было бы назвать открывшееся перед нами пространство.

Дальнейшее я не могу вспоминать без некоторого смущения, тем более спокойно пересказывать. Никогда не считал себя ханжой и придерживался широких взглядов на секс, хотя давно и бесповоротно исповедовал гетеросексуальность как высшую и природой определённую форму контактов между людьми. Я не антропоцентрист и уж никак не гомошист, человеческий шовинизм чужд мне и неприемлем, но заниматься эротическими плясками с разумными осьминогами Веги или предаваться тактильным оргиям с обволакивающими лишайниками Ганимеда… Брр, боюсь, для этого я никогда не буду достаточно космополитичен.

Тем не менее, секс без его духовной составляющей никогда не интересовал меня в чистом виде, разве что как комплекс технических приёмов. Которые сами по себе ничто и приобретают значимость лишь в применении к определённому лицу и в допускаемом этим лицом наборе, то есть как физиологическое средство для сближения душ. Так же, как приёмы и различные стили боевых искусств Земли, в которые меня упорно посвящали, готовя к теперешней космической миссии, без учёта места и психологии противника, как и без врождённой быстроты реакций, мало что могут дать владеющему ими.

В общем, то, что произошло затем между мной и Тиной в Доме на Конфетке, я не хочу, просто не могу сделать чьим-то ещё достоянием, хотя, думаю, при сходных обстоятельствах на нашем месте такого достигла бы любая пара. Во всяком случае, для меня неправильно назвать это «сексом», просто по причине ограниченности этого термина. Да и моя спутница перестала там быть для меня «ксенологом» и «товарищем по экипажу», а осозналась неизмеримо большим. Всё началось ещё в зале с бирюзовыми переливами света, воспринятом нами как Храм.

Мы очутились в очередном внутреннем пространстве Дома с приятно греющим подобием земного Солнца в вышине. И здесь, на удивительно чистом речном песке у прозрачно струящегося по водогону потока, мы опять напугали наших бдительных приятелей. Правда, на этот раз мы предупредили о перерыве в видеосвязи и отключили сканеры уже под бурные протесты Кэпа и иже с ним, после чего значительно убавили и звук. Сбросив с себя спортивные костюмы, ибо скафандры в этот раз мы оставили на входе в Дом, мы отдались течению прохладной проточной воды. Это было здорово, чисто физически приятно, но и сознание блаженствовало, наслаждаясь единением наших тел с водной стихией.

И опять, как в голубом Храме, мы ощутили синхронность и созвучие душ, поделенное на двоих сопереживание, нам стало легко и радостно. Теперь мы смотрели на окружающее и самих себя не только своими собственными глазами, но и глазами друг друга. Это невозможно описать словами, прекрасная синестезия, полное слияние эмоций…

Мы не были в эти мгновения преступно беспечны, мы не подвели встревоженных нашим поведением товарищей - нет, исследователи внутри нас ни на минуту не прекращали своего кропотливого труда. Просто они наблюдателями отошли на задний план, на задворки сознания, уступив инициативу нашим телам. Возросший диапазон соединённых чувств уверил в полной безопасности в эти минуты и нас, и коллег снаружи. Уже не беспокоило, что кто-то или что-то может следить за нами извне, видя в нас подопытных кроликов. Это вероятное Нечто уже осознавалось неизмеримо высшим естеством, не поддающимся определению нашими примитивными мерками.

Мы находились перед ним полностью на ладони, со всеми мыслями и ощущениями, болями и физиологическими нуждами, с прочей требухой, содержащейся в нас и присущей нам от природы. Никакие действия с нашей стороны не явились бы для него внове, поэтому ни о каком эксгибиционизме или о чём-то подобном в человеческом понимании не могло идти речи. В один прекрасный момент мы, не сговариваясь, упали на песок и скрепили возникшее духовное единство естественным и неизбежным способом на уровне наших тел. И это оказалось не менее предыдущего здорово, потому что захватило нас целиком, и мы одновременно достигли полного слияния не только душ, но и наших бренных оболочек в головокружительном восторге.

Уже потом я думал, что если бы совершенные андроиды могли оказаться на нашем месте и совершить нечто подобное, у них неизбежно перегорела бы нервная проводка, «полетели бы пробки», как говорили в старину в начале использования электричества.

Как только мы восстановили связь, Кэп сухо пообещал устроить разборку, но в голосе его не слышалось обычной уверенности. Он потребовал немедленного возвращения, сообщив, что отправил по нашим трассерам спасателей. Будто мы нуждались в их помощи! Перед нами встала дилемма: уступить приказу и чувству долга, вколоченного в нас при подготовке, или, избавившись от маячков, укрыться от соплеменников в недрах Дома - мы знали: это вполне возможно. Но мы ощущали в себе и нечто новое, качественно иное: мы должны вернуться к людям и принести им весть о Доме, об удивительном и долгожданном Храме, который подсказал путь к душам друг друга и соединил наши сердца.

Мы оделись и поспешили к поисковикам, хотя понимали, что неверное восприятие наших действий повлечёт суровое наказание. Однако желание поведать правду остальным преодолело опасения. Мы встретили товарищей в голубом сиянии Храма, стоя рядом и держась за руки. Сердце Тины билось в унисон с моим, взгляд её сияющих глаз казался спокоен и полон значения открытой нам истины.

Что нам грозило? Мы беспокоились лишь, насколько это могло помешать нашим дальнейшим планам. Мы вовсе не стали иными, нет, мы открыли друг друга и получили некое моральное очищение в Доме, сделались сопричастными неразгаданной тайне нечеловеческого сооружения.

Капитан, как бы хорошо к нам ни относился, не мог утаить факты отключения связи и «аморального», как сказали бы в древние пуританские времена, а по уставу просто «неуместного» поведения. Имелись другие свидетели, материалы экспедиции не подменить. Нас могли обвинить, по меньшей мере, в «халатном исполнении обязанностей в экстремальных условиях», что пахло трибуналом и отчислением из космослужбы.

Но пока психоэколог изучала динамику наших психобиологических показателей, отклонения, или, пользуясь её термином, «девиации» выявились почти у всех побывавших в Доме. А таковых набралось не менее половины экипажа до запрета Кэпа на вход в казавшееся ему теперь зловещим и опасным сооружение.

Поэтому наш проступок уже не выглядел столь злодейским попранием устава. Психологическое воздействие Дома не вызывало ни у кого сомнений, а это переводило нас с Тиной и прочих «причастившихся» из разряда нарушителей устава или даже преступников в категорию «нуждающихся в лечебно-диагностических мероприятиях».

Капитан повёл борьбу с бюрократическими позывами из управления Сектора эвакуировать экипаж и тщательно проверить «на вшивость», а Конфетку подвергнуть полной блокаде. Мы же с Тиной находились под домашним арестом, проводя почти всё время вдвоём, нисколько не разочаровавшись друг в друге после откровения Дома. Но желание приобщить к истине прочих становилось всё настойчивее. Другие члены экипажа, особенно побывавшие внутри сооружения, относились к нам сочувственно и даже, казалось, с пониманием, но мы убедились, что столь выраженная реакция на контакт проявилась пока лишь у нас двоих.

Шли дни вынужденного безделья, ничего не происходило, если не считать прибытия второго корабля. То, что они застали нас такими же людьми, как и прежде, как и они сами, убедило командование в необходимости дальнейшего изучения Дома. Скрыть подобное открытие от человечества или заморозить на время исследования оказалось нереальным.

После продолжительного карантина наш корабль покинул планету, но ожидаемого отпуска на прабабушке Земле не последовало. Кэп получил новое задание, нас попросту убрали куда подальше, посчитав такое самым безопасным и удачным решением до полного выяснения природы Дома. Нам не дали возможности сообщить людям Земли об открывшейся истине, но такое не очень-то огорчило меня и Тину. Главное, мы были вместе. Ещё до нашего отлёта компетентная комиссия признала безопасность Дома для человеческого организма. В будущем это значило открытие доступа в него многочисленным туристам. То есть испытанное нами и без нашего участия станет доступно многим. Истина Дома разнесётся по обжитым мирам, поможет людям осознать своё единство на удалённых звёздных островках, преодолеть болезни роста вышедшей в Галактику цивилизации. Кроме того, у нас имелась другая цель, совпадающая с маршрутом полученного задания.

Дом на Конфетке так и остался непонятен для роя настырных исследователей. Да и наше интуитивное озарение не прибавило знаний ни о его природе, ни о целях таинственных создателей. Мы вовсе не обрели абсолютную истину, не возомнили себя апостолами новоявленной религии. Люди неизбежно придут к подобной вере сами. Мы всего лишь обрели друг друга, и это было уже немало. Перед нами забрезжили намётки пути к новому сознанию, и экипаж присоединился к нам. Дом или Храм на Конфетке не мог сам по себе решить за людей всех проблем. Он представлялся лишь ключом, фрагментом неведомой мозаики, созданной по плану, недоступному пока нашему разумению. Но у нас появилась надежда, ухватив кончик, вытащить всю сеть и действительно разгадать величайший вопрос, вставший перед человечеством.

В одном из залов Дома мы нашли схему расположения таких же мегалитов в других звёздных системах. Когда капитан Арт получил неоспоримые доказательства наличия комплекса подобных установок, он загорелся нашей идеей стать первооткрывателем. Этим объяснилось совпадение нашей тайной цели с заданным маршрутом - у кэпа имелись свои связи в Управлении.

Частенько один, иногда на пару с Тиной, я рассматриваю голографические записи изменчивых интерьеров Дома, уповая, что смогу, наконец, постичь истинное предназначение Храма, замысел и природу его Творцов. Увы, ничего подобного пока не произошло, но я не теряю надежды, и Тина разделяет мой оптимизм.

Дом, вобравший в себя фрагменты известных строений Земли, не стал от этого прекрасней архитектурных прототипов. Множество не родило качества. Геометрическая сумма несовместимого в единое целое придала сооружению дисгармонию и загадочность, но не сделала удобным для внешнего восприятия. А интерьеры оказались отражением виденных или представляемых нами земных условий, легко подстраиваемых под психологический настрой зрителя. Дом словно ожидал нашего появления, подходил под нас, как верно подобранный размер одежды или обуви. И в то же время оказался неимоверно древним - порядка ста миллионов земных лет, как заключили дотошные исследователи.

Умопомрачительный результат подтвердил, что наш приход предвиделся задолго до становления человека Гомо Сапиенсом. Может, самих создателей давно не осталось во Вселенной, а этот Дом, обладающий уникальной способностью приспособления, своего рода психологической мимикрией, ждал - и ждал именно нас, чтобы дать нам просветление, осознание нового уровня существования. Не признавал ли он этим самым в нас своих новых хозяев?

Делая подобный подарок для человечества, действительно ли те неведомые Архитекторы хотели бескорыстно помочь нам или же преследовали свои, непонятные цели? Будущее могло как дать ответы на все вопросы, так и добавить массу новых.

Представлялось бесполезным ломать сейчас голову, заранее строить пустые догадки, наверняка не имевшие ничего общего с действительным решением. И мы с Тиной продолжали совершенствоваться в достигнутом между нами, пока звездолёт продолжал нестись к намеченной цели.

Абсолютной истины нет, можно только стремиться к тому, что принимаем за неё в данный момент жизни. Мы сейчас находимся лишь в начале такого движения, этот процесс бесконечен, как безграничен мир. И то, что представляется в силу недостатка наших знаний и восприятия пределом известной Вселенной, лишь проекция другого её состояния в совершенно ином многомерном качестве. Возможно, наши пытливые потомки когда-нибудь постигнут тайны мироздания.

А пока мы упорно движемся от звёзды к звезде и одновременно ищем тропинки к душам друг друга. Это безумно увлекательно, хотя совершается множество ошибок. Но другого нам не дано. И если не сможем справиться с обманчиво крохотными, по сравнению с космическими, расстояниями между нашими сердцами, то потерпим поражение и на звёздных просторах.

Чередование неудач и маленьких побед, преодоление препятствий между людьми и звездами наполняют нашу жизнь смыслом и надеждой. Пусть мы в самом начале и предстоящая дорога пугающе трудна, но путь этот заманчив именно своей бесконечностью, и мы не откажемся от попыток пройти его, пока остаёмся людьми.

 

Перепечатка материалов размещенных на Southstar.Ru запрещена.