Южная звезда
Загружено:
ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ № 4(61)
Николай Прокудин
 Ссылка в Германию

Окончание, начало в №3; 2016 г.

/Глава 10

Солнце скрылось за крышами зданий, быстро стемнело, но народ продолжал бурлить, и митинговые страсти не утихали. Один за другим выходили на балкон ораторы, политиков сменяли артисты. Однако после полуночи защитники умаялись, устраивались спать вповалку на клумбы и газоны. Некоторые дремали, прислонясь друг к другу на парапетах. На дальних подступах вокруг площади стояли посты и дозоры, горели костры, у которых пели песни. Всюду ходили патрули, следили за порядком.

Майор Федотов пригласил Громобоева в салон автобуса на постановку задач. Все тот же сухощавый полковник Пшеницын велел командирам убыть в свои районы обороны, проверить обстановку, выставить посты и распределить людей им на смену. Напомнил о бдительности и возможных провокациях.

Громобоев поспешно вернулся к противотанковым ежам. Там его встретил заместитель Игорь, он похвастался, что на костре уже приготовлен фронтовой ужин и товарищи его заждались.

- Как обстановка, товарищ командир? Что нового слышно?

- Пока все напряженно, никаких новостей, но теперь с нами милицейский спецназ! Командиры бригады получили новые звания и перешли на сторону народа!

Ополченцы обрадовались очередной победе, дружно закричали «ура». Один предложил отметить это дело, «вспрыснуть».

- Никакого спиртного! Чтоб ни грамма в рот не брали! А то вдруг коммуняки затеют какие-то провокации, и вы на них во хмелю поддадитесь. Лучше пейте чай! Выпьем хорошенько после победы!

Эдуард установил порядок смен на постах, оставил за себя заместителя и вернулся к автобусу доложить руководству обстановку. Доложил и посетовал на отсутствие связи.

- Да я уже Ющенко раза четыре говорил об этом, и он просил станции у милиционеров. Как об стенку горох! - возмущался полковник. - Заперлись за стенами дворца, и никаких контактов. Чёрт бы их там всех побрал…

- А что там внутри происходит? Что слышно нового?

- Что происходит? Как всегда в таком скользком деле, как дворцовый переворот, министерские должности раздают и высокие посты делят! Идет противостояние и перетягивание на свою сторону нужных людей, кто кому больше посулит, кто кого перекупит. Но, вроде бы, чаша весов склоняется на нашу сторону! - Майор Федотов внезапно заговорщически подмигнул и предложил: - А давай, Эдуард, дёрнем чуток для согрева и за удачу!

Вынул из портфеля бутылку армянского коньяка и нарезанный кусочками сыр. Рядом с ними из темноты внезапно материализовалась знакомая по дневным ополченческим делам девчушка с косичками, и из глубины салона подтянулся офицер-связист, одетый по гражданке. Громобоев достал из дипломата «хвост» солёной горбуши.

- Вроде бы положено к водочке, но иной закуски нет…

У девчушки нашлась шоколадка, а у старшего лейтенанта, как у настоящего связиста, была припасена фляжка со спиртом. Разлили коньяк по пластиковым стаканчикам, сдвинули их, тостуя.

- За победу! - коротко произнёс майор Федотов.

- За новую счастливую жизнь! - пискнула девчушка.

Связист предпочёл пить спирт, да и Федотов тоже оказался не гурманом и не любителем роскошной жизни, перешёл на то, что покрепче, поэтому «Арарат» достался Эдику и девушке с косичками. Второй тост выпили за свободу, третий - за погибших, а четвёртый - девушка предложила за любовь. В ее небесно-голубых глазках плясали чёртики.

- Капитан! А давай на брудершафт? - предложила она Эдику.

«Почему бы и нет?» - подумал капитан.

Скрестили руки, выпили и, не закусывая, сблизились лицами. Девушка решительно обвила рукой Эдика за шею, притянула к себе, крепко впилась в его вмиг пересохшие от волнения губы, и он упёрся своей грудью в её молодые, острые и упругие грудки. До чего же это был сладкий поцелуй, коньячно-шоколадного вкуса, длившийся несколько минут.

- Хочу ещё! - выдохнул восторженно капитан, восстанавливая сбившееся дыхание, разливая последние капли коньяка в стаканчики. Он поискал глазами собутыльников, но они за эти несколько поцелуйных минут куда-то исчезли, словно растворились. Молодцы, настоящие офицеры. Они быстро допили оставшийся коньяк и потом вновь поцеловались, не менее сладко, чем в первый раз. Эдик зачем-то спросил:

- Тебе сколько лет?

- А какая разница? - усмехнулась девушка, поправляя косички.

- Слишком молодо выглядишь. Восемнадцать-то есть? Не хотелось бы мне превратиться в гнусного растлителя несовершеннолетней…

- Не бойся, дяденька! Мне уже двадцать! Какой ты смешной, лучше бы имя спросил…

Капитан покраснел, чувствуя, что ведёт себя довольно глупо. Зачем попусту болтать, когда надо действовать… И он начал действовать. Конечно, его немного смущала обстановка: автобус со спящими на сиденьях усталыми людьми, правда их заднее сиденье возле двигателя было пустое, и дверь рядом закрыта, но всё же... Но страсть взяла верх, разум капитулировал, и бравый капитан выбросил белый флаг. В принципе девчонка сделала всё сама, почти без участия партнёра. Сама приподняла юбочку, сама стянула трусики, сама расстегнула Эдику брюки, пошарила там пальчиками и шустро оседлала. Громобоев самостоятельно лишь скинул китель и сорвал с себя галстук. Первый раз был бурным и яростным, довольно быстрым, тут же без перерыва Громобоев пошёл на второй заход.

- Ого! Да ты у нас долгоиграющий! Какой молодец, не то что мой…

- Кто твой? - непонимающе переспросил Эдик, но девушка жарким поцелуем заткнула ему рот и прошеп­тала:

- Потом! Потом поговорим, не останавливайся…

Обоюдная страсть бушевала минут пятнадцать, пока не выплеснулась наружу без остатка совместным стоном. Наконец Эдик пришёл в себя, захотелось с ней пого­ворить.

- Ты обмолвилась о чём-то и сказала, мол, потом…

- О своём парне… бывшем… Мы с ним вчера расстались, разошлись на идейной основе. Этот придурок мне заявил, что он за порядок! За ГКЧП! Да я скорее умру, чем ему снова дам! Козёл!

- Ну, ты даешь… - усмехнулся Громобоев.

- Наоборот, ему больше не даю! Даю только своим! - хохотнула она и чмокнула капитана в нос. - Я пошла на баррикады, а он сидит, как мудак, у мамочки в квартире перед телевизором, пьёт пиво и надеется, что одумаюсь и вернусь. Подлый трус! Было бы к чему возвращаться… лентяй и скорострельщик… А вот ты мужчина хоть куда! Хоть и старичок, но вполне ещё молодец!

Эдик возмутился такой несправедливой оценкой своего возраста.

- Нахалка! Нашла старичка! Да какой я тебе старик? Мне всего-то скоро будет тридцать три! Чувствую, что я тебя уже люблю!

- Не бросайся словами! Но как забавно и символично, что у тебя возраст как у Иисуса Христа! О, ты моё неутомимое божество! - засмеялась девчушка.

- Соблазнительница! Наделали мы дел, - начал трезветь и пытаться оценить ситуацию Эдуард. - И ведь не предохранялись же…

- Ничего страшного! Рожу от героя нового героя! Я видела твои орденские планки - орёл!

- А как хоть тебя звать-то? Фамилию скажи…

Девчушка закрыла рот капитана тонкими пальчиками и шикнула.

- Какая разница? Можешь называть меня хоть Светочкой, хоть Ирочкой. Главное дело, я знаю твоё имя и фамилию, если что... то отчество у него будет…

- И все-таки? Назовись…

- Замуж взять собрался, что ли? Не смеши мои тапки! Пусть я для тебя останусь таинственной незнакомкой. Лучше обними меня покрепче, а потом укрой своим кителем…

...Громобоев проснулся с первыми лучами солнца и прищурился. Начал с трудом вспоминать былую ночь - привиделось спьяну или произошло реально? Скорее всего, всё реально, потому как, скосив глаза, увидел, что на его животе покоилась пшеничная головка со смешными косичками. Эдик аккуратно освободился из-под симпатичной головки спящей шалуньи, подложил ей под щечку свой портфель и пошёл умываться. Возле автобуса стоял термос с водой, и на ручке висела жестяная кружка. Он достал из несессера щетку, почистил зубы, ополоснул лицо и в этот момент услышал восторженные вопли с балкона-трибуны.

- Друзья, победа! Руководители ГКЧП арестованы!

Громобоев подбежал ближе и стал жадно ловить новости. Соседи сообщали ему о последних событиях прошедшей ночи.

- Крючков и Пуго застрелились! И Ахрамеев покончил жизнь самоубийством - повесился!

- Язов сдался, а остальные бежали кто куда.

- Да нет, и Янаев арестован, - возразил другой гражданин. - Блокада дворца в Форосе уже снята, за Горбачёвым послан правительственный самолёт, и он скоро прилетит в Москву.

Громобоев постоял под трибуной примерно час, а потом поспешил в автобус поделиться новостями со своей ночной подружкой. Однако сиденье было пустое, только в углу лежали аккуратно свёрнутый китель, плащ-накидка и портфель, сверху них фуражка, а рядом пара выпавших невидимок и забытая расчёска. Китель приятно пах запахом тела девушки и ароматом её духов. Увы, хрустальный башмачок под сиденьем не валялся. Но всё равно минувшая ночь была фантастически бесподобной, жаль, что красавица исчезла из реальной жизни, как сказочная принцесса, почти как Золушка… Эдик долго расспрашивал проснувшихся пассажиров революционной ночлежки и сновавших вокруг автобуса ликующих граждан, не видели ли симпатичную девчушку с косичками, ночные соседи многозначительно и загадочно улыбались, но никто не смог ему ничего толком сказать и подсказать. Капитан подождал её примерно час, потом потолкался среди ликующей и празднующей толпы ещё пару часов, то и дело возвращаясь к автобусу, но ночная фея так и не появилась.

Победа над ГКЧПистами теперь была уже полной и окончательной, заговорщики сдались, войска уходили из города, народ ликовал и праздновал. Пришла пора возвращаться на службу в Германию. Громобоев отправился на Белорусский вокзал, купил билет на берлинский поезд, затем за тройную цену приобрёл у таксиста-спекулянта бутылку коньяка, чёрствые булочки в буфете. Устроившись в пустом купе, он до утра в одиночку праздновал победу, вспоминая, перебирая и прокручивая в памяти события последних суматошных дней и прекрасную незабываемую ночь с таинственной незнакомкой…

/Глава 11

Громобоев вернулся в гарнизон в приподнятом настроении: задание командования он выполнил успешно, никого из бойцов не потерял в дороге, отметки в командировочном стояли, расписки о передаче солдат лежали в портфеле. Сердце радовалось победе демократии над путчистами, хотелось петь и танцевать, и не идти пешком, а бежать и скорее поделиться радостью с друзьями и сослуживцами, ведь тут в Германии все наверняка в неведении, так как отрезаны от жизни страны и ничего толком не знают.

Эдуард наскоро пообщался с женой и дочкой и поспешил с докладом в полк. По пути ему попался помощник начальника штаба по кадрам. Седой майор-строевик уставился на невиданный доселе значок на лацкане кителя капитана - красно-сине-белый триколор, усмехнулся и неодобрительно покачал головой.

- Смело! Да это ведь белогвардейский флаг?

- Темнота! В стране победила демократия, коммунисты уже не при власти. Это флаг свободы. Вы что, разве здесь ничего не знаете?

Майор замахал руками на Громобоева.

- Всё мы прекрасно знаем, да и про твои «подвиги» известно, видели, как ты вокруг Белого дома с автоматом бегал, баррикады строил.

Громобоев опешил, с чего они это выдумали про оружие? Откуда узнали, что он был на баррикадах?

- Кто выдумал такую чушь про автомат? Кто меня видел?

- Тебя по всем немецким телеканалам показали, нахальный такой стоишь перед Белым домом, и на плече висит автомат. Говорил, что будешь сражаться до последнего… Наш командир взбеленился, ведь накануне Кудасов и Статкевич телеграммой поддержали ГКЧП! И не только они одни, все части Западной группы войск подписали воззвание в поддержку путча. А потом, вчера ночью, задним числом телеграфировали о поддержке нового правительства и до утра все компрометирующие секретные документы уничтожали, а Возняк в парткоме сжигал учётные карточки коммунистов, опасается начала репрессий. А чего ему суетиться, сегодня уже пришла директива нового министра обороны о роспуске партийных и комсомольских организаций и переформировании политорганов в воспитательные структуры. Ну, а ты, как я вижу, первым прочувствовал момент и оказался в нужное время в нужном месте. Теперь твоя карьера явно пойдёт в гору.

- Значит, говоришь, начальники по телику меня видели? - опешил Эдуард. - А я-то думал, вы в полном информационном вакууме и не знаете о том, что творится в стране.

- Наши советские телеканалы действительно молчали, но ведь немцы подробно транслировали события в реальном времени и по всем программам. Так-то вот, револю­ционер!

- Насчёт моего карьерного роста - как знать, как знать… - неуверенно хмыкнул Громобоев. - Посмотрим, как дела обернутся дальше…

Статкевич встретил Громобоева в служебном кабинете с плохо скрываемой прохладцей, и даже скорее с непри­язнью.

- Ах, как всё нежданно-негаданно случилось, что делается! Страна летит в пропасть, всё рушится! Говорят, что и с вами на родине за неделю много интересного приключилось! Да, как жизнь нас лихо закрутила. Многое и в армии переменилось, пока вы, товарищ капитан, были в командировке. Всех нас, политработников, сейчас вывели за штат и будут переаттестовывать на новые должности.

Замполит полка внимательно смотрел в глаза Громобоева, пытаясь уловить его реакцию. В этот момент в кабинет вошёл командир полка. Полковник Кудасов окинул хмурым взглядом капитана и, не здороваясь, велел Статкевичу заглянуть к нему через пять минут. Замполит кивнул и продолжил тянуть кота за хвост и нудить:

- Наслышаны и о ваших похождениях. Кстати, завтра совещание по поводу реорганизации, и нас всех вызывают к начальнику политотдела. Вернее сказать, к начальнику отдела воспитательной работы… Сегодня прилетает комиссия из Москвы в Вюндсдорф во главе с руководителем администрации Президента России. Случайно не знакомы с таким Сергеем Филатовым? Не встречались на баррикадах? - осторожно уточнил Статкевич.

- Нет, не знаком, - ответил капитан. - В сам Дом правительства я был не вхож, а вот противотанковые ежи устанавливал и со спецназом вёл переговоры.

- Понятно. Жаль, что не знакомы вы с новым главой администрации Президента России, этот новый комиссар будет решать судьбу командования округом и политорганов. Возможно, и к нам заедет с коллегами по комиссии, чтобы встретиться с соратником по борьбе, ведь вы у нас теперь звезда телеэкрана, герой дня!

- К чему ирония?

- Никакой иронии, - протестующе замахал руками замполит. - Главная задача - не допустить «охоты на ведьм»! Мы ведь все рядовые политработники, офицеры, выполняющие приказы. Боюсь, эти триумфаторы, опьяненные победой, могут дров наломать.

- А всё ведь могло повернуться иначе? Да? Тогда была бы развёрнута охота на других «ведьм»? - испытующе посмотрел в глаза замполиту Эдуард. - Зачистили бы недовольных?

- Ладно, идите, работайте… - ответил уклончиво Статкевич и вяло махнул рукой, - мне сейчас надо идти к командиру полка. Встретимся завтра в Намбурге на сове­щании…

По пути в батальон Громобоев зашёл в партком и сделал то, о чём думал и мечтал уже пару лет, - выложил молча партбилет на стол секретарю. Подполковник Возняк принял его так же молча, но в глазах читалась неприязнь, почти ненависть. И всё же секретарь парткома не выдержал:

- Бежим? Предаём партию?

- Это она предала нас и всю страну. Разрушила семьдесят лет назад великую державу…

Возняк скрипнул зубами, поиграл желваками, но не стал вступать в дискуссию, промолчал.

В батальоне Эдика ждали с нетерпением. Особенно ликовал при встрече Гусейнов.

- Вах, молодэц!!! Эдик, ты настоящий джигит! Как я хотел быть рядом с тобой на баррикадах! Я был в тебе уверен, герой!

Комбат Дубас был не столь восторжен и умерил пыл Хайяма.

- Погоди ты кричать и визжать! Сейчас политотдельцы ходят как побитые собаки, вернее как нашкодившие коты, натыканные мордой в дерьмо, но думаю, что Эдуарду ещё отольются эти кошкины слёзки…

Сослуживцы выставили на стол две бутылки «Наполеона» отметить благополучное возвращение блудного замполита и заодно устроили поминки по коммунистической партии. Особенно горевали оба Иван Ивановича.

- Я столько лет взносы платил! Куда они подевались? - восклицал начальник штаба Иванников. - И как дальше страна сможет жить без коммунистического стержня?

А Бордадым деланно страдал и ехидно сочувствовал своему соседу по лестничной площадке секретарю парткома Возняку.

- Значит, ты ему партбилет на стол? Ой-ой! И он смолчал? А кабинет ещё не отняли? Как же бедняга парторг теперь будет жить? Он мне каждый день говорил, что с именем Ленина на устах ложится и с этим же именем встает. Говорил, что сросся с партией пуповиной! А ты её взял - вжик! -  словно ножиком обрезал…

Утром политработники на грузовом «Урале», крытом тентом, прибыли в штаб дивизии. Злющий полковник Касьяненко без предисловий начал кричать о наступивших гонениях.

- Мерзавцы! Всего три дня как в стране новая власть, а уже поднята антикоммунистическая истерия, политработников пытаются ущемить в любых мелочах. Вчера у меня персональную машину отобрали! Начальник автослужбы заявил, что «уазик» мне больше не положен по штату. Но ничего, будет ещё на нашей улице праздник. Коллеги, единомышленники! Я уверен, мы переживём этот сложный период, надо только набраться терпения! Хотя… Хотя и среди нас есть отдельные экземпляры…

Эдуард понял, что речь пошла именно о нём.

- Встаньте, капитан Громобоев, покажитесь всем!

Эдуард гордо и без тени смущения встал в центре зала, он и не думал бояться или стесняться.

- Полюбуйтесь на него! Это же надо умудриться и отчебучить такое: служить в Западной группе войск и суметь оказаться на баррикадах в Москве! Расскажите, капитан, поделитесь с нами опытом, а то мы отстали от жизни, не в ногу шагаем…

- Ну, это вы сами сейчас сказали, что отстали и не в ногу шагаете, не я придумал, - ухмыльнулся Громобоев.

- Наглец! Молчать, мерзавец! Я пока ещё полковник и смогу тебя поставить на место и призвать к порядку!

- Сам мерзавец, - невольно вырвалось у Эдика. - Я тоже не позволю себя оскорблять! Да, был я на баррикадах, находясь проездом в Москве из командировки на Дальний Восток. И познакомился со многими руководителями новой России!

Эдуард тут чуток соврал, чтобы припугнуть и без того перепуганного полковника, пусть напоследок не куса­ется…

- Выйди вон из зала, капитан! Пугать он меня будет! Да ты хоть с Ельциным вместе пей, а мне насрать! Уволю! Вышлю в Россию!

- И вы не пугайте меня Родиной, - огрызнулся Громобоев, покидая зал. - Себя пугай ею…

Он побродил по штабу, встретил знакомых штабных и от них услышал удручающие вести, оказывается, прибывшая делегация из Москвы не нашла никакого криминала в деятельности руководства Группы войск, полностью одобрила действия и оставила на посту главкома Матвея Бурлакова и его заместителей. Вот так фрукт оказался этот Сергей Филатов! Демократы боятся связываться и раздражать военных? Или их уже купили на корню? Неужели новый «мерс» подарили?..

По дороге в гарнизон в машине стояла гнетущая тишина, политребята, сидя на лавках, помалкивали, дружно переживали за должности. Статкевич, тоже ни слова не сказав, ушёл в штаб, ни с кем не простившись. Явно назревали репрессии. А раз новая власть чисткой армии не займется, провинившиеся в своё время начальники быстро поднимут головы. Громобоев вкратце рассказал комбату о случившемся на совещании, тот посочувствовал, но что он мог сделать супротив руководства.

- Понимаешь, в чём дело, пока ты катался по стране и строил баррикады, меня выдвинули на должность заместителя командира полка, а вместо меня назначают Иванникова. Так что теперь тройной Иван будет новым комбатом. Приказ подписан командармом, но в полк ещё не привезли, поэтому ввязываться в скандал мне сейчас не резон, тем более ваша замполитовская ядовитая гидра, даже умирая, всё ещё может смертельно ужалить.

- Эх, вы бы слышали, как сегодня визжал Касьяненко! Как он топал на меня ногами…

- Представляю… вы же стали идейными врагами! Залёг бы ты на дно на пару недель, переждать бурю. В отпуск бы тебе уехать или в госпиталь лечь… Говорят, что документы на увольнение из армии на твоего «любимого» начпо уже оформлены, он после поражения путчистов сам рапорт написал об отставке, и вот-вот его в Союз отправят. Касьяненко теперь и месяца не продержится…

- Так и сделаю! Отпуск и затем в госпиталь! Мне и травматолог велел прибыть на профилактику осенью…

- Это будет правильный выход из создавшейся щекотливой ситуации… Отдыхай, лечись, пройдет месяц-другой - и о тебе забудут. Подавай сейчас же рапорта, а я подпишу. Но отпуск отложим на пару дней, завтра с утра выезд на вождение, будешь старшим на препятствиях…

Утром механики батальона погрузились в машины, а Бордадым пригласил Эдика в свою «техничку» составить компанию.

- Пока суд да дело, мы с тобой на рыбалку сгоняем! - сказал Иван Иванович и с подозрением спросил: - Ты рыбак?

- Нет, но не откажусь рядом посидеть, за удочку подержаться или помочь стакан держать…

- А чего мне с удочкой помогать, ты лучше мне компанию составь в выпивке! Я прихватил четыре банки пива и бутылку шнапса. А то одному - какая рыбалка? Я разве алкаш пить сам с собой? В самом деле, не с бутылкой же чокаться? И тебе для здоровья полезно, кинем плащ-палатку на травку, полежишь, подышишь, природа знаешь, как нервы успокаивает!

Погрузились и двинулись в путь. Зампотех указывал рядовому Колыванову дорогу, и вскоре «ЗИЛ» привёз Бордадыма и капитана на живописный пруд, заросший ивняком и камышами.

- Никанор, глуши мотор, накрывай стол в тенёчке под ивой и можешь отдыхать, - распорядился Иван Иванович.

- А тут клюёт? - с сомнением спросил Эдик. - Немцы поди всю рыбу выловили…

- Да ты что! Немцы не мы, они народ дисциплинированный, рыбёшку меньше десяти сантиметров обратно в воду выпускают, - пояснил Бордадым. - Каждый рыбачок сидит у воды с линейкой, поймал рыбку - замерил. Большую в ведро, маленькую - обратно в озеро.

- И ты тут что-то выловил? - не поверил Эдик. - Почему-то я ни одного рыбака не вижу…

- Увидишь, тут есть клёв, да ещё какой! - заверил Бордадым. - Я тут вот такого сома поймал!

И с этими словами майор развел руки широко в стороны, демонстрируя метровые размеры добычи. Но Эдик с улыбкой свел ладони майора назад.

- Ври, но хотя бы наполовину…

- Да ты шо! Я же честно! И щук тут ловил, и сазанов, и карпов! Весом больше чем на два килограмма.

Эдик махнул рукой и не стал спорить.

Бордадым забросил в воду одну донку, потом вторую, взял в руки спиннинг и принялся блеснить. А Громобоев отошёл в сторону и помог Колыванову по хозяйству: положил водку и пиво в прохладную озёрную воду, сам сел в тенёк под дерево, на плащ-накидку расстелил газету, разложил огурцы, помидоры, хлеб, вскрыл банки: бычки, кильки в томате, шпроты. Внезапно Громобоеву показалось, что за ними наблюдают - кто-то невидимый сидел в просвете между камышами на противоположном берегу. Эдик прищурился, всмотрелся, приложил ладонь ко лбу. И точно, есть один наблюдатель - кот! Огромный серый большеголовый котяра пристально смотрел на рыбаков. Возможно, это был даже не домашний зверь, а европейский дикий лесной кот. Кот поначалу сидел и не двигался, потом лениво почесался, затем подпрыгнул и поймал кого-то в воздухе, то ли бабочку, то ли муху, и в конце концов лениво улёгся в траву.

Бордадым окликнул Эдика, предложил выпить по одной охладившейся банке пива. Символически стукнулись, пожелали здоровья друг другу, отвлеклись, и Громобоев перестал наблюдать за незваным гостем. И тут Иван Иванович поймал небольшого окушка.

- Я же говорил! - обрадовался майор, бросая рыбку в ведро с водой. - Давай теперь за удачу по пятьдесят граммов! С почином нас!

Вскоре снова клюнула рыбёшка, и майор подсёк окуня побольше.

- Стоп! А где первый? Ты куда ту мелочь девал? - спросил с подозрением зампотех. - Пожалел и выпустил? Ты что, тоже защитник природы?

- Иваныч, не городи ерунду! Я ведь в стороне сижу, а ведро возле тебя! Может, она выпрыгнула?

Майор покачал в недоумении головой, выплеснул половину содержимого ведра и бросил крупного окуня в воду, чтобы не задохся. Клёва какое-то время не было, Эдик снова прилёг на палатку и принялся рассматривать плывущие по небу облака. Было тихо, спокойно на душе, он задремал. Проснулся капитан от грубого и яростного мата Бордадыма.

- Ты погляди! Опять пойманной рыбы в ведре нет!

- Я прикемарил, не усмотрел, - честно признался Эдик и огляделся в поисках того, кто мог украсть рыбу. Но никаких немецких озорующих мальчишек поблизости не было, как не было и других рыбаков. Только на том берегу продолжал сидеть в камышах серый котяра. Вернее, он не сидел, а по-прежнему лежал, блаженствуя, широко развалившись на солнышке.

- Может, это вон тот хищник ворует? - предположил Эдик.

- Да ну, скажешь тоже. Да он же чистокровный немец, цивилизованный, ленивый и закормленный, - отмахнулся Бордадым. - Ладно, не беда, поймаю ещё…

Вскоре майор вытянул из пруда очередную мелочь, саданул её башкой о край ведра, чтоб не выпрыгнула, а Эдик стал следить за соседом-зрителем, устроившимся на той стороне пруда. Кот некоторое время внимательно смотрел на рыбаков, потом встал, потянулся и ушёл в камыши. Но не прошло и пяти минут, как он очутился за спиной Бордадыма. Крадучись, тихо и осторожно он полз по траве, затем быстрая короткая перебежка, и он уже у ведра. Встал на задние лапы, заглянул внутрь, подцепил когтями добычу, хвать её в зубы и бежать!

- Стой! Иваныч, грабят! Лови его! Держи!

- Кого держать?

- Кота! Это тот котяра, с противоположного берега!

Однако было поздно, жулика след простыл. Опять ни кота, ни рыбы. Вскоре этот серый воришка вновь появился на противоположной стороне. Сыто облизнулся и вновь нагло уселся наблюдать за рыбаком. Иван Иванович всё-таки умудрился поймать большого леща, примерно килограмма на три, но сразу поставил ведро ближе к импровизированному столу, под присмотр Громобоева, смотал удочки, и они плотно приступили к трапезе и выпивке. Кот уяснил, что люди с рыбалкой покончили, потерял интерес к любованию природой и убрался восвояси…

...Полтора месяца отпуска пролетели быстро. Семья Громобоевых вновь совершила вояж по родственникам и друзьям, истратив почти две получки на подарки. Вернулся в полк в октябре и сразу лёг на плановую реабилитацию. В Ваймарском госпитале Эдика встретили как родного. Попал он в ту же палату, где выздоравливали старые знакомые: рыжему Юрке накануне вынули спицу, старлей Олежка-«суп-набор» по-прежнему был прикован к койке и никак не мог встать на ноги, переживал, что комиссуют по здоровью. Остальные соседи были новенькие - двое разбившихся на машине в нетрезвом виде молодых лейтенантов, этих сразу после выписки должны были отправить домой как нарушителей дисциплины. Госпиталь довольно сильно опустел, ведь две дивизии уже вывели и расформировали, осталась последняя, Намбургская, плюс штаб армии. Громобоев был искренне рад вновь увидеть Ануфриенко. Однокашники, насколько позволяли застарелые травмы, крепко обнялись, разговорились.

- Слышал? Вчера назначили нового командующего! Какой-то генерал-лейтенант Исаков, - поделился последними служебными новостями Юрка, служивший в бригаде материального обеспечения армии и находившийся в курсе всех штабных новостей.

- Исаков? Василий Иванович?

Эдуард обрадовался возможной встрече с генералом. Как здорово, ведь новый командарм, можно сказать, бывший однополчанин!

- Вроде бы да. А что, знаком с ним?

- Шапочно, - ответил Эдик и рассмеялся. - Он у меня комдивом был в Афгане. Золотой мужик! Умница, интеллигент, порядочен, не хам, как большинство начальников.

- Эге, хватит привирать! И какое знакомство может быть у капитана с генералом? Даже шапочное. Наверное, крепко тебя когда-то вздрючил?

- Да нет, Юрок, он лично руководил нашим спасением по радиосвязи, когда душманы часть моего батальона в горах в районе Горбанда окружили: нас было всего тридцать пять, а духов больше двухсот. Бились весь день, до самой ночи, боеприпасы кончились, а потом нас снежная буря спасла, накрыла горный хребет, замела вершину, которую мы удерживали, и духи ушли. Я с генералом по связи говорил несколько раз, он всё никак не мог поверить, что в роте нет ни раненых, ни убитых. Недоумевал, зачем скрываем потери, всё равно выяснится после спуска вниз, а у нас были только обмороженные бойцы…

Капитан замолчал, вспоминая тот давний бой...

Со следующего дня Громобоев активно начал лечение: сдал анализы, ему сделали рентгеновские снимки. Начальник отделения расспросил о самочувствии, о службе. Узнав о продолжительной командировке на Дальний Восток, выслушав подробный рассказ обо всех перипетиях капитана, крепко обругал его, сказав, что Эдик мог застудить или повредить спину. Доктор даже рассвирепел и написал жалобу начальнику медицинской службы армии на неправомерные действия командования полка, ведь они могли повлечь резкое ухудшение здоровья пациента.

- Они своим бездушным отношением могли тебя приковать навсегда к постели! Ты хоть бандаж носил?

- Так точно! Всё время был закован в корсет.

- Чудак ты на букву «м»! Здоровье одно и жизнь одна! Хочешь провести остаток дней лёжа на диване?

- Приказали - и поехал…

- А вешаться или стреляться прикажут? Выполнишь?

- Выбор был один: или в командировку, или домой. Больные в Западной группе войск не служат, не нужны…

- Эх, совсем люди потеряли голову от этой проклятой валюты! - воскликнул доктор-подполковник. - Одни немецкие марки на уме! Ладно, иди и лечись…

Капитан начал ежедневно посещать физиопроцедуры, массажи, тщательно выполнять в спортзале предписанные упражнения, добросовестно соблюдать режим. Прошло три недели, состояние здоровья заметно улучшалось, тупые боли в позвоночнике прекратились. И тут свалилась новая беда. Внезапно в госпиталь заехал Иван Иванович Бордадым и сообщил пренеприятнейшее известие - в батальоне совершено ЧП! Солдат изнасиловал солдата, да и не только одного, а ещё двоих из других батальонов.

- Наш солдат? - ужаснулся Эдик. - Кто?

- Наш! Эргашев! Козлина он эдакая! Мало ему баб? Молодые немочки из деревеньки, соседствующей с полигоном, всегда и с удовольствием нашим бойцам дают! Когда дежурю и туда ночью с проверкой приезжаю, то из-под солдатских кроватей этих шлюшек регулярно вытас­киваю!

- И что теперь будет?

- Не знаю. Не полк, а сборище гомиков, блин! - негодовал Бордадым. - Боец этот, Чумаков, смазливый такой, женственный, тощенький - и впрямь мечта извращенцев! В общем, они в каптерке развлекались, а дежурный по полку их застал. Чумаков заявил, что совершалось насилие, а позже те два других бойца тоже написали заявления в военную прокуратуру. Эргашева пока посадили на полковую гауптвахту. Иван Ивановича комбатом только назначили, поэтому ему никакого строгого наказания, просто выговор. А ротного, взводного и старшину отправляют домой. Тебя, Эдик, вроде бы тоже планируют высылать…

Громобоев растерялся от свалившегося как снег на голову неприятного известия.

- Что же делать? - спросил он у самого себя. - Я ведь и забыл, когда в батальоне толком работал, больше чем полгода в отрыве от людей: то госпиталя, то отпуск, то командировки…

Бордадым в ответ лишь выматерился, обругал проклятых извращенцев, пожелал скорейшего выздоровления и уехал в полк.

Эдик впал в прострацию. Как быть? Как выкрутиться из создавшегося неприятного положения? Ведь семья сейчас к отправке не готова: денежных резервов не запасли, растратили в отпуске, машину для отъезда не купили.

- Твою мать! Без вины виноватым меня сейчас начальники сделают в отместку! - ругался Громобоев.

Юрка выслушал рассказ приятеля и посоветовал:

- Подойди к начальнику отделения и попроси разрешения позвонить.

- Куда?

- В штаб армии. Звони командующему! - наседал Ануфриенко на Эдика. - Сам говоришь, что он ведь какой-никакой, а твой боевой товарищ!

- Неудобно…

- Зато очень удобно будет, получив двадцать четыре часа на сборы, домой уезжать! Звони, кому говорю!

Громобоев помялся, но, переломив гордость и поборов смущение, обратился к терапевту. Подполковник выслушал, посочувствовал, лично дозвонился до приёмной командующего и передал трубку Эдуарду.

- Кто спрашивает генерала Исакова? - поинтересовался порученец.

- Капитан Громобоев. Зам командира батальона 232 танкового полка. Я с командующим армии в прошлом в Афгане служил.

- Что вам нужно?

- По личному делу…

В трубке затихло, порученец спросил по селектору генерала, не прошло и минуты, как сам Исаков ответил:

- Слушаю тебя, капитан!

- Здравия желаю, товарищ командующий!

- Здравствуй…

Эдуард вкратце изложил свою ситуацию с травмой, госпиталями, отпусками, командировками и прочими смягчающими ситуацию обстоятельствами.

- Поэтому, товарищ генерал, я своей прямой вины в данном происшествии не вижу…

- Будь моя воля, вас всех к едреней фене выслал бы да из армии вдобавок погнал бы! Начальнички! Докомандовались! Ладно, учитывая твои личные обстоятельства и боевое героическое прошлое, оставляю тебя в полку…

Громобоев разволновался, даже голос дрогнул. Эдику захотелось сказать что-то тёплое бывшему комдиву, поинтересоваться здоровьем, но как-то было неудобно, и единственное, что пришло на ум, спросить о встрече однополчан.

- Товарищ генерал, вы на прошлой неделе в Москву на встречу ветеранов дивизии ездили? Много народу было?

Генерал даже закашлялся от неожиданности.

- Ты из какого полка?

- Сто восьмидесятый! Первый батальон, замкомбата.

- А-а, да! Отличный был батальон, боевой! Хорошо помню вашего усатого комбата Пустырника. Как же ты так оплошал, капитан?

- Я же говорил, меня в полку толком больше полугода не было…

- А на встрече побывать в этот раз мне не довелось… А жаль… Ладно, поговорили… свободен!

Ануфриенко с нетерпением дожидался Эдика в коридоре.

- Ну, что сказал Исаков?

- Оставил!

Юрка обнял Громобоева здоровой рукой и громко воскликнул:

- Я же говорил! Новый командующий хороший человек! Настоящий мужик!

/Глава 12

Долечиться так и не удалось. Травматолог был недоволен, но согласился с доводами Эдика, велел написать рапорт о досрочной и добровольной выписке, но взял слово, что капитан ещё приедет, когда сможет долечиваться. Однако не судьба была ему ещё разок полежать на больничной койке, уже через два месяца госпиталь в срочном порядке расформировали и вывели в Россию.

В полку навалились неприятности, наконец-то Кудасов и Статкевич смогли поквитаться.

- Мы уже хотели вас откомандировать домой, - начал бубнить Статкевич, уставившись на Громобоева. - Однако вы даже самому командующему жалуетесь…

- Не жалуюсь, а доложил о несправедливости…

- Если у вас деформированная совесть и вы считаете это в порядке вещей, пусть будет так. Пусть командующий оставил служить в Германии, но мы вас использовать на прежней должности не можем, - продолжил замполит. - Нам нужен замкомбата, способный заниматься боевой подготовкой, а у вас регулярно спина болит: госпитали, отпуска по болезни… Предлагаем занять вновь созданную должность офицера по правовой работе. Предупреждаю, должность с понижением, капитанская, будете проводить административные дознания, работать с прокуратурой и судом. Ваши преступники, вам и разгребать то дерьмо, что накопилось… Через месяц в Ваймаре будет проводиться показательный судебный процесс. Суд открытый. Из Москвы адвокат приедет, представитель Комитета по защите прав военнослужащих. Готовьтесь, не оплошайте. Сдавайте свои дела, должность замкомбата примет бывший секретарь комитета комсомола полка.

«Дослужился… Теперь у меня есть отдельный кабинет!» - размышлял Эдик, без особого энтузиазма и радости перенося вещи в помещение бывшего полкового музея советско-германской дружбы. Музей ликвидировали, как только Германии объединились и закончилась показушная дружба и братство по оружию. Переселение было не сложным: несколько тетрадок, ручек, стопка бумаги. Предложил бывшим сослуживцам чаще заглядывать в гости, те в ответ просили не забывать, заходить покидать камни в шиш-беш. Переоборудованное музейное помещение капитан делил с бывшим секретарём парткома, тот стал психологом полка. Это была тоже вновь созданная майорская должность, и подполковник Возняк занял её тоже с понижением. Итак, два лишенца в ликвидированном музее. Идейный марксист, Сергей Филиппович со вздохом снял со стены красный стяг, бережно упаковал в чемодан. Громобоев прихватил на память флаг ГДР, а в придачу к нему несколько значков, памятных монет и молоток геолога - больше в музейном хламе ничего не заслуживало его внимания.

Громобоев завёл несколько журналов: учета происшествий, травм и профилактической работы. Теперь он фиксировал травмы, собирал объяснительные у пострадавших, возил отписки в Намбург и Веймар. Мотался то в дивизию, то в штаб армии. Командование экономило на билетах, поэтому туда капитан ехал на машине с медиками или тыловиками, а обратно, как правило, на попутке с немцами. Эдуард успешно освоил навыки автостопа. В дороге общался по мере возможности, улучшал навыки в языке, обогащал словарный запас.

Помимо бумажных дел Громобоеву поручили руководить компьютерным кабинетом. С этим кабинетом вышла забавная история. Немцы затеяли программу переподготовки советских офицеров для мирной жизни в свете грядущего сокращения армии. В одних гарнизонах организовали курсы менеджеров, в других автомехаников, в Цайтце решили наладить обучение азам программирования. В полк прибыл преподаватель - прыщавый парнишка лет под тридцать семитской внешности, но с фамилией славянской - Петров. Молодой человек был эмигрант во втором поколении. Начальник гарнизона предоставил педагогу квартиру, кормёжку в офицерском кафе, подобрали помещение - пустующий третий этаж над солдатской столовой. Вскоре приехал фургон, под завязку загруженный коробками с аппаратурой, и два инженера-наладчика. Немцы три дня монтировали электрику, делали разводку и прокладку кабелей питания, установили на столы огромные телевизоры, Петров называл их мониторами, под столами расставили железные коробки - системные блоки. Зам по тылу полка майор Зверев вручил Эдику ключ, чтобы он закрывал и отпирал металлическую дверь в компьютерный класс. Отпрыск эмигрантов надменным тоном заявил, что оборудование очень дорогое, каждый комплект стоит тысячу марок! А всего в классе установили двадцать комплектов. Помимо компьютеров для учащихся привезли мощный компьютер для преподавателя и большущий ксерокс. Немцы смонтировали сигнализацию и вывели её на пульт начальника караула. Руководству требовалось назначить материально ответственного за всё это дорогущее хозяйство, и выбор командира полка пал на Громобоева, мол, все равно правоведу делать пока что особо нечего. Пусть бдит и следит за имуществом.

Эдуард расписался за приём класса под личную ответственность, закрыл класс, опечатал и сдал караулу под охрану. Группа обучаемых только формировалась - начало занятий по плану через два месяца. Первым в этот список Громобоев внёс себя, следующим записался комполка, затем все замы, их жены и далее пошли звонки от штабных. Число желающих учиться росло, за неделю достигло пятидесяти человек. А компьютеров всего двадцать! Как быть?

- Хоть шестьдесят! - махнул рукой преподаватель. - Вряд ли все они будут ходить. Срабатывает советский стадный инстинкт…

Громобоев неодобрительно посмотрел на эмигранта, но полностью с ним согласился:

- Конечно, каждый хочет попробовать работу на диковинной аппаратуре, на клавиши понажимать, но регулярно сидеть на занятиях начальники, понятное дело, не станут!

Петров попрощался с Эдиком, сказав, что контракт у него на три месяца, но денег ещё не поступало, а учёба откроется весной.

Тем временем зам по тылу полка затеял ремонт в столовой и в проходном коридоре вокруг компьютерного класса. Громобоев беспокоился, как бы солдаты не надумали днём взломать охраняемое только ночами помещение, поэтому предпочитал днём находиться именно там. Он однажды столкнулся с зам по тылу и спросил, зачем делать ремонт, если полк через полгода выводится?

- Мы же должны немцам помещения передать! - ответил майор Зверев. - С нас за состояние казарм строго спросят…

- Я уже видел один такой гарнизон, никому там ничего не нужно. В итоге всё будет брошено и разграблено.

- Зато мы оприходуем много материальных ценностей и спишем их, - цинично и откровенно ответил тыловик.

В эти же дни в Веймаре начался крайне неприятный для Громобоева судебный процесс - впервые за всю службу судили его подчинённого. Судебное заседание намечалось провести быстро, за три дня. Из Москвы прибыла суровая дама средних лет с роскошной причёской и в вызывающе ярком костюме. Подсудимого Эргашева доставили в наручниках, под конвоем разведчиков из гарнизонной тюрьмы, а Эдуард привёз из полка троих пострадавших. Когда машина остановилась перед зданием гарнизонного военного суда, Громобоев выбрался из кабины и с любопытством огляделся: мрачное здание явно досталось по наследству ещё от фашистского военного трибунала или имперского городского суда. Свастику сменили на серп с молотом, но следы её на фронтоне были заметны.

Заседание вёл седой подполковник, за столом вместе с ним восседали два народных заседателя - прапорщики. Один из заседателей, чернявый и мордатый прапорщик, постоянно позёвывал и клевал носом. Судья хмурился, ему был неприятен и сам процесс, и резонанс вокруг него. Адвокат подсудимого прибыл из Казахстана. Она добросовестно отрабатывала деньги, затраченные семьей Эргашева на защиту сына: зачитывала положительные характеристики из школы и техникума, ходатайства о снисхождении из администрации аула и из правления колхоза. Первый день ушел на процессуальные формальности и оглашение экспертиз: медицинских и психиатрических. Вроде бы все бойцы вменяемые, но почему-то поступали как умалишенные. Потерпевшие были какие-то деградировавшие моральные уроды, забитые деревенские парни, из неполных семей, росли без отцов. Они несли такую чушь, что даже общественная правозащитница не выдержала и взяла слово.

- Я прибыла обличать армию, а вас защищать от насилия и поругания, но что я слышу из уст мужчин?! Какой-то детский лепет. Женщина, когда её пытаются изнасиловать, сопротивляется, бьётся до смерти! А вы? Что сделали вы? Сопротивлялись? Нет! Он кого-то из вас бил?

- Он сказал, если не сниму штаны и не встану на колени, то он меня изобьёт! - тихо произнес Чумаков. - Угрожал…

- Но даже не ударил? - удивилась правозащитная дама.

- Но ведь он говорил, изобью и ткнул кулаком в грудь…

Остальные потерпевшие в своих показаниях тоже говорили в основном лишь об угрозах избиения.

Правозащитница не знала, что и сказать. Заклеймила позором и преступника, и потерпевших, заявила, мол, вы не мужчины, но и не женщины, а гораздо хуже… вы нечто среднее - «оно»... Прокурор просил десять лет, но судья дал Эргашеву семь лет общего режима, и бывшего военно­служащего отправили по этапу в независимый Казахстан. А потерпевших бойцов вначале положили в госпиталь на психиатрическое обследование и вскоре по-тихому комиссовали. По состоянию здоровья…

До этого гнусного происшествия третий танковый батальон был на хорошем счету, но теперь его всячески поносили и на совещаниях упоминали только с худшей стороны, тыкали носом нового комбата Иванникова и каждый раз заодно вспоминали Громобоева. Офицеры психовали, особенно злился Иван Иванович, да и Эдик нервничал, но приходилось терпеть - а что оставалось делать? Как ни крути, всё одно - виновны. Однако вскоре в полку случилось другое происшествие, затмившее гомосексуализм.

Как-то ближе к ужину в полк примчалось несколько полицейских машин, которые блокировали въезды и выезды из городка. Служители закона и раньше частенько устраивали облавы на подвыпивших офицеров, которых тянуло на подвиги, ведь русские лихачи в невменяемом состоянии регулярно садились за руль. Командование обычно прилагало титанические усилия, улаживая проблемы с немецкими властями. В гарнизоне изменили правила хранения транспорта. Отныне сразу после приобретения машины комендант гарнизона её арестовывал и ставил на полковую стоянку под охрану караула. Офицеры и прапорщики по мере сил саботировали этот приказ, прятали машины на немецких улицах, попадались, их наказывали. Борьба шла с переменным успехом. Но в этот раз было явно что-то другое. Две полицейские машины блокировали автопарк и почему-то не пропускали внутрь военный самосвал. Шеф полиции и его помощник прибыли в кабинет командира, туда же вызвали переводчика и зам командира по тылу Зверева. Этот моложавый холёный майор был ровесником Громобоева, ему едва перевалило за тридцатник, а он уже успел окончить академию! Беседа длилась несколько часов, а в полку тем временем росло недоумение и недовольство наглым самоуправством со стороны немцев.

- Наглые реваншисты! Проклятые НАТОвцы! - возмущаясь, брюзжал бывший парткомовец Возняк. - Совсем обнаглели, едва только переметнулись в ФРГ! Скоро ходить будем по разрешениям - устроят гетто!

Эдик слушал его вполуха, потому что писал отписку по травме и не реагировал на восклицания новоявленного психолога, тем более, что у них с бывшим парторгом-путчистом отношения не складывались, не было ничего общего. Внезапно пронзительно зазвонил телефон. Капитан снял трубку, выслушал и поспешил на выход.

- Ты куда помчался, словно на пожар? - встрепенулся Возняк.

- К командиру, - пояснил он, хватая со стола фуражку.

В кабинете Кудасова стояла напряжённая тишина. Один немец писал протокол, второй курил, вальяжно развалившись в кресле, вместе с ним нервно курили Зверев и Статкевич.

- Капитан Громобоев! Немедленно вызвать вот этих прапорщиков к вам в кабинет! - Кудасов толкнул по столу листок бумаги со списком фамилий. - Скажите им, пусть пишут явку с повинной!

- Какую повинную? А по какому преступлению?

- Они знают! И пусть не вздумают запираться! Чистосердечное признание облегчит им… В общем, быстро! Бегом! И арестованного немцами прапорщика Зверлинга пусть приведут ко мне в кабинет.

Майор Зверев вскочил и тоже ринулся на выход.

- Куда! - рявкнул командир. - Сидеть!

- Я на склад! Уточню размеры хищений.

- Раньше надо было следить, майор Зверев! - комполка побагровел, словно помидор. - Развели в гарнизоне зверинец: Зверев, Зверлинг!.. Чую, темните и втихаря воду мутите. Но разберёмся и всех сурово накажем!

Зверев что-то нечленораздельное промычал в ответ, а Кудасов велел толмачу-артиллеристу старшему лейте­нанту:

- Переводчик, ты толком и подробно переведи немцам мои слова.

Эдуард вышел в коридор и начал читать список фамилий: начальник склада КЭС, командиры взводов обеспечения батальонов, начальник бани. Послал к подозреваемым посыльных, но никого не нашли, все попрятались. Старшим на задержанной машине был бывший подчинённый прапорщик Зверлинг, но и он куда-то из-под немецкого ареста умудрился сбежать. Отвлек внимание, сиганул через забор, и был таков! Громобоев вернулся в музей и продолжил писать отчёт. Не прошло и получаса, как в помещение ворвался полковник Кудасов и заорал, сильно брызгая слюной:

- Капитан, где прапорщики? Я же приказал!

- Я их вызвал, - ответил Эдуард, вставая со скамьи. - Никого нет, прячутся…

- Это я могу вызвать, а вы должны обеспечить явку! Немедленно разыскать!

Полк подняли на ноги, но провинившихся и след простыл. Оказалось, майор Зверев усадил всех жуликов в свой «уазик» и увёз в штаб дивизии, якобы разбираться. Только теперь Эдик толком смог узнать, что же произошло. А случилось вот что…

Каждый год осенью для нужд полковых котельных завозили уголь в брикетах. Это был не привычный для нашей России каменный уголь, а прессованная в брикеты овальной формы угольная пыль и крошка. Две котельные отапливали и казармы, и городок. Топили они плохо, в казармах и квартирах было прохладно и сыро. Тыловики сетовали на старые, изношенные сети, мол, не хватает котлам мощности и много потерь из-за плохой изоляции труб. Ежедневно один из прапорщиков назначался старшим на уголь, и почему-то ездили постоянно одни и те же люди. Прапорщики отправлялись на погрузку с большим удовольствием. Машина утром выезжала, к обеду привозила уголь на склад, выгружалась, снова ехала на железнодорожную станцию, и так каждый день. Рутина… И вот однажды в полицию поступил сигнал от законопослушного немца: мол, русские привезли машину угля и выгрузили во двор к соседу. Скорее всего, эти брикеты ворованные! Курт сквалыга и нечист на руку. Мне наплевать, что эти русские воруют и продают казённый уголь. Но дело принципа! Я покупаю тонну угля за тысячу марок и плачу налоги, а сосед - по пятьсот! И налоги не платит!.. После этого сигнала полиция установила слежку за перевозками угля с железнодорожного склада в гарнизон. Фиксировали на видео и фото: кто и когда возит, кому возит, сколько и почём. В конце концов они вскрыли всю цепочку махинаторов. Командиру полка выложили на стол пачку фотографий, копию видеоплёнки - дескать, принимайте меры! Мы своих жадных бюргеров уже оштрафовали в десятикратном размере, чтобы неповадно было покупать краденное, теперь дело за вами! Наши тоже приняли меры. В тот же день приказом командующего прапорщиков уволили из армии и выслали по домам. Начальник котельной уезжал счастливым - заработал на реализации ворованного брикета раз в пять больше, чем смог бы получить от честной службы в армии за год! А прапорщик Зверлинг, уезжая, разоткровенничался и спросил Громобоева напрямик:

- Ты веришь, что именно мы основные воры? Ты серьёзно думаешь, что мы смогли бы похитить незаметно пятьсот тонн угля? Без майора Зверева и Кудасова? Раскинь мозгами: идёт ежедневный учет завоза угля на склад, взвешивание на весах, каждый день зам по тылу полка считает, сколько машин пришло. И он был не в курсе? Эдик, а ты не задумывался, почему тыл дивизии удвоил лимит на уголь перед выводом? Полк расформируют летом, а гарнизон затарили на целый год! Да ещё по двойной норме! Не думаешь ведь, что в дивизии сидят простаки?..

Восточная Германия менялась на глазах. Привычная тихая и размеренная провинциальная жизнь ушла в прошлое, на предприятиях стали случаться забастовки, в городах проходить митинги, демонстрации. На улицах городков появились новые жители - специалисты из Западной Германии, а также толпы иммигрантов. Появились турки, китайцы и даже чернокожие. Громобоев крайне удивился, встретив однажды в пригородном поезде черного, как вакса, пассажира. Он подумал, что это заблудившийся африканец, а оказалось - американский солдат решил прокатиться по территории бывшей ГДР. Минуя стороной пограничные пункты, мигрировали цыганские таборы. Немцы отвыкли от них, ведь в своё время Гитлер решил этот вопрос коренным образом, полностью истребив цыган, но теперь они появились снова, перемещаясь из Румынии и Венгрии. Приехали «русские немцы» из Киргизии и Казахстана.

Однажды Эдик встретил двух плачущих деревенских баб, на вид типичных русских селянок, которые никак не могли сделать нужные покупки в супермаркете, потому как они ни слова не знали по-немецки. Громобоев помог «новым немкам» с покупками, они долго и горячо благодарили его за содействие и доброе сердце. Разговорились. Оказалось, почти пятьсот человек прибыло из Чимкента, и власти разместили переселенцев в казармах недавно расформированной бригады немецкой народной армии.

/Глава 13

Громобоев начал было уже забывать о своем шефстве над компьютерным кабинетом, но вдруг тут как тут появился эмигрант Петров. Он долго разыскивал Эдика, а встретив, набросился с расспросами:

- Вы готовы начинать учиться? Группа сформирована? Где ключ от помещения?

Сформировать-то группу сформировали, да ведь прошло много времени: кого-то уже отправили домой, кто-то передумал учиться. Делать нечего, приказано - значит, надо сотрудничать. Пришлось вновь развесить объявления в штабе и на КПП, проинформировать офицеров на построении. В четыре часа открыли класс - собралось человек сорок-сорок пять. Педагог Петров пустил по рядам журнал учёта, пришедшие зарегистрировались. Молодой преподаватель долго рассказывал о программе немецкого правительства, о себе, о компьютерах. На второй день пришло тридцать пять обучаемых, и уже каждый увидел технику в действии: смог включить блок питания и монитор, посмотреть на светящийся экран, послушать гудение системного блока. В третий день пришло человек двадцать, и теперь у каждого был свой персональный комп. Правда, офицеров среди слушателей почти не было, от силы человек пять-шесть, остальные - жёны и дети.

Эдик мгновенно уловил, насколько у него выигрышное положение как у старшего объекта. Самое главное, у него был постоянный доступ к работе на принтере и ксероксе! Можно было копировать сколько угодно и что угодно! Печать текстов давалась ему тяжело - не было никаких навыков машинописи, зато он делал копии любых документов. Поначалу его нагрузили командир полка и замполит - копировать служебные документы: отчеты, справки, донесения. Достали! Начальники вызывали в кабинет по любому пустяку, совали в руки бумажку - срочно скопировать! Но вот однажды взводный Вася Шум спросил, можно ли изготовить техпаспорт и купчую на приобретенную автомашину.

- А зачем? - удивился Эдик. - Боишься потерять?

Взводный замялся, а потом честно признался:

- Это не мои документы, я купил «Жигули» довольно дёшево, потому что автомобиль был без документов. А как перегонять машину через границу без них?

Отказать товарищу было некрасиво, тем более, что машина ведь им не украдена.

- Ладно, попробую. Ты мне запиши номер двигателя и кузова, попробуем, схимичим.

Громобоев сделал копию одного техпаспорта, заклеив строки с ненужными номерами, подтер пятна, вписал нужные цифры в те же строки, и на третьем экземпляре всё получилось более-менее достоверно.

- Здорово! - восхитился Василий. - Как настоящие! С меня пиво.

Следующий комплект документов другому офицеру был изготовлен уже за упаковку пива и бутылку коньяка. Дело встало на поток. Каждый день ходоки из полков стояли перед окончанием занятий у дверей класса с бумагами и напитками, ожидали, когда уйдёт Петров, и приставали к Эдику с просьбами. Вскоре нашлась работа сложнее - изготовление страховок на автомобили, потому что никто из военных не хотел оплачивать страховку за проезд по Германии - пересекаешь страну за один день, путь занимает всего триста километров, а отдать надо целую сотню марок! Подлинная страховка, которую принесли Громобоеву, была изготовлена на бумаге зелёного цвета. Это являлось проблемой, но не фатальной… Эдуард обошёл город, отыскал в одном магазине канцелярских товаров бумагу необходимого цвета, купил пачку - и дело пошло.

- Заметут ведь тебя, как пить дать заметут! - предостерёг капитана подполковник Возняк, когда сам попросил Эдика изготовить комплект документов на старенькую «Волгу», приобретённую ещё при ГДР. - Посадят…

- Тогда, может, не будем ничего делать, чтоб не нарушать закон? - с ехидцей спросил Громобоев. - И наша с вами совесть будет чиста.

- Да нет, будем! Чёрт с ней с совестью, потерпит! - пробурчал, мрачнея лицом, принципиальный Возняк.

Удивительно, но немцы не поймали на подделках никого, ведь у бывших социалистических немцев копировальная техника даже в полиции ещё не появилась, поэтому им и в голову не могла прийти мысль, что русские обладают возможностями что-то делать фальшивое на высоком техническом уровне.

Громобоев и Возняк потихоньку обжили свой музейный кабинет и по утрам частенько, для тренировки мозгов, играли в шахматы. Передвигая фигуры по доске, они постоянно вели бурные политические дебаты, находясь на противоположных политических позициях.

- Какая была мощная держава! Развалили страну дерьмократы, наймиты империалистов! - бубнил Возняк.

- Лично я сторонник демократии, но не получил ни копейки за развал, а вот партноменклатура и спецслужбы высосали и вывезли все золотовалютные резервы! - парировал Эдик. - Даже у вас в наличии две машины, а у меня - ни одной!

- А что сделали с армией! Полумиллионный контингент стоял в ГДР, здесь была самая мощная и боеспособная группировка! По идее, мы за сорок восемь часов должны были до Ла-Манша дойти! Первые две армии взламывали оборону противника, а вторые две добивали натовских агрессоров!

- А почему они агрессоры, если мы должны были за двое суток оказаться на Ла-Манше? - недоумевал Эдик.

- Потому! Чтобы они к нам не смогли прорваться! А теперь мелкобуржуазная стихия поглотила военных, наступило полная деградация и разложение. Хапают и хапают: машины, телевизоры, видики, шмотки. Продались за дойчмарку! - продолжал бубнить подполковник.

- Так раздайте свои вещи нищим и цыганам, - отвечал капитан.

Для бывшего секретаря парткома реалии капитализма стали тяжелейшим испытанием, он вдруг начал изучать Библию, впал в последнее время в мистицизм.

- Шах! - объявил Эдик, двигая коня вперёд, и ухмыльнулся. - Так в чём проблема? Откажитесь от буржуазной зарплаты и домой!

- Мне надо детей кормить! Дочек в институт устраивать! Не ёрничай. Тебе в ответ тоже шах! Прав был товарищ Мао!

- В чём был прав великий кормчий? Вроде бы он наш враг…

- И всё равно он был трижды прав, говоря: революцию может делать только голодный народ, и армия должна быть голодной! Сытая армия, получившая доступ к благам цивилизации, быстро разложилась. Теперь в умах офицеров одно накопительство!

- Сергей Филиппович, а ты заметил, на сколько они лучше живут, чем мы?

- Не лучше! Все эти товары второсортные, они никому не нужны! То барахло, что мы скупаем у эмигрантов, - никчёмная дрянь!

- Но ведь у нас и такого барахлишка в магазинах нет! У нас в стране в последние годы вообще ничего не было!

- И не надо! - взвизгнул подполковник. - Я без джинсов хорошо жил. Обойдусь!

«Охотно верю, - усмехнулся Эдик, вспомнив, что именно вчера вечером Возняк прогуливался с супругой в городке именно в джинсах и джинсовой рубашке. - Обойдётся он, как бы не так…»

- Вам мат! - торжественно в очередной раз объявлял Громобоев, столкнув с шахматной доски белого короля.

Капитан под нескончаемое бурчание соседа убирал фигуры и отправлялся в компьютерный класс печатать очередные липовые документы...

...И вновь в выводимых войсках разразился скандал, хотя от всей мощнейшей танковой армии осталась лишь неполная дивизия и несколько отдельных тыловых подразделений. Одна из таких частей была Айзенахская полигонная команда. А в ближайшем селении сердобольный немец-старик, ветеран прошедшей войны, насмотревшись по телевизору о проблемах в бывшем Советском Союзе, о нищете и голоде среди россиян, чувствуя свою вину за оккупантское прошлое, закупил продукты, вещи, кинул клич по соседям, и они собрали разного ненужного в хозяйствах имущества. Ветеран торжественно вручил гуманитарный груз майору - начальнику полигона, получил заверение, что всё будет доставлено в бывший блокадный Ленинград. Естественно, ни в какой Ленинград полигонная команда ничего отправлять не стала, выбрали себе самое ценное, а прочее гуманитарное тряпьё спихнули в овраг. Гордый своим достойным поступком немец некоторое время ожидал хоть какой-то реакции от военного командования или жителей Ленинграда: письма или устной благодарности. Так и не дождавшись, приехал вновь на полигон, спросить у майора, кому в результате достался груз. Ни майора, ни прапорщиков, ни солдат на ликвидированном танкодроме и стрельбище уже не было, а в овраге он увидел свою частично сожжённую, частично разбросанную «гуманитарную помощь». Старик позвонил на телевидение, приехали журналисты, сняли на камеру, показали по телевидению. Разразился грандиозный скандал. Командующий лично поехал к деду мириться, говорить о принятых мерах по наказанию виновных. А кого наказывать? Все уже либо служат в разных независимых государствах, либо вообще уволились из армии…

До вывода полка оставалось лишь два месяца, а Громобоев так и не приобрел машину. Сначала выжидал, что подешевеют, потом никак не мог решить, машину какой марки купить: хотелось шведскую «Вольво», но они были дорогими. Однако автомобили действительно немного упали в цене, особенно советские модели, ведь военных становилось всё меньше, а кому они были нужны в Германии. Как-то, возвращаясь вечером со службы, капитан увидел немца лет пятидесяти, переминающегося возле намытых до блеска красных «Жигулей».

- Продается? - спросил Эдик по-немецки.

- Да, конечно! Тысяча марок.

- Тогда продай американцам в музей, - посоветовал Эдик и пошёл дальше.

- Комрад! Продам за шестьсот марок…

- Пятьсот!

- Но к ней комплект резины…

- Пятьсот! - упёрся Эдик, и немец, побурчав, согласился.

Эдик отсчитал деньги, забрал ключи, пожал немцу руку, и на этом расстались. В глазах у бывшего хозяина «Лады» стояла тоска, видимо, ему был очень дорог этот автомобиль-восьмилетка, по советским понятиям - совсем новая ма­шина!

Половина дела сделана, пора писать рапорт об отпуске по семейным обстоятельствам - перегонять машину. С этим не было никаких проблем, офицеры регулярно вывозили импортные и отечественные автомобили домой, некоторые умудрились перегнать уже по пять-шесть штук, особенно старшее начальство, для них перегонщиками работали сверхсрочники и прапорщики. По слухам, командир полка владел десятком иномарок и пару штук подарил руководству в Москву. Скорее всего, так оно и было, ведь неспроста же пришёл приказ на его перевод в другую часть, чтобы продлить службу в загнивающем капитализме ещё на пару лет.

Статкевич пришёл в музей со списком офицеров и предложил Громобоеву принять участие в складчине. Собрать деньги на подарок Кудасову, уходящему на новую должность. Помимо всего прочего полковник желал ознакомиться со списком подчинённых, сдавших деньги. Цена вопроса - двадцать марок с каждого. Эдик даже остолбенел.

- Какой может быть подарок? За что?

- Это этикет! Так принято и всегда делается порядочными офицерами - подарок уходящему командиру… - пояснил Статкевич. - Купим командиру полка помповое ружьё.

- Я не сдам и не стану заниматься поборами с других. Мы домой, а он в Вюнсдорф - и с нас ещё и подарок? Как это цинично!

- Это в знак благодарности, что вас терпели в полку целый год? - возмутился замполит. - Что за странный демарш?

Громобоев разозлился, покраснел и даже начал заикаться от гнева, ведь этот негодяй практически в открытую воровал, жульничал, а теперь желает подарок, да ещё и хочет проверить лояльность бывших подданных. Какая мерзость!

- Это спорно, кто кого терпел, - парировал Эдуард.

- Можно ведь ускорить ваш отъезд…

- Моё слово окончательное. Попробуйте, ускорьте…

Статкевич с ненавистью посмотрел на Громобоева и отдал список Возняку.

- Спасибо, Сергей Филиппович! Займитесь этим делом, а потом обязательно покажите командиру список сдавших, он на него хочет взглянуть.

Статкевич демонстративно положил двадцать марок на стол и вышел. Возняк осуждающе посмотрел на капитана и проскрипел:

- Зачем ты так? Нехорошо, он ведь командир! Действительно, так принято…

- Я сказал - нет! С должности сняли, в ордене отказали, здоровье с вами угробил. Нахрен!

А Возняк развил бурную деятельность: посетил батальоны и роты, попросил комбатов надавить на подчинённых, пробежался по штабным кабинетам. Кого-то просил, кому-то угрожал, но в итоге с батальонов собрал примерно по сотне, а с управленцев - пятьсот. На эту выдавленную из офицеров тысячу марок Кудасову купили шикарное ружьё и вручили перед строем. Получив подарок, полковник тщательно изучил список сдавших деньги, был неприятно удивлён, что некоторых любимчиков, лизоблюдов и прихлебателей не оказалось в списке жертвователей…

/Глава 14

Водитель из Громобоева был никакой, но права на вождение легкового транспорта имел, получил ещё на третьем курсе военного училища. А раз опыта вождения мало, и ехать боязно, Громобоев решил схитрить и не рисковать перегоном по Польше и Белоруссии, тем более, что там вовсю орудовали многочисленные вооружённые банды рэкетиров, облагавших данью, отбиравших машины, грабивших и даже убивавших офицеров. За год во время транспортировки автомобилей погибло и пропало без вести больше сотни военнослужащих. Чего только военные не придумывали: домой отправлялись организованными колоннами, вооружались газовыми баллончиками, помповиками, топориками. Эдик тоже прихватил музейный геологический молоток, купил баллончик нервно-паралитического газа и пневматический пистолет. Это лучше, чем ничего. Договорился со знакомым прапорщиком о дармовом бензине, залил полный бак и положил в багажник запасную канистру - до порта в Мукране должно было хватить.

Стартовал рано утром и по пути вспоминал правила дорожного движения, восстанавливал слабые и почти утраченные навыки вождения. Дорога к Мукрану была превосходной, однако мешал ремонт автобанов, который осуществлялся дорожными службами повсюду.

Уйти морем не вышло, зря только бензин сжёг! Паром убыл накануне, а следующий должен появиться через неделю. Возле пирса стояло небольшое судно река-море с русским экипажем. Громобоев сунулся к ним, спросил, куда идут, переговорил со старпомом.

- Мы на Питер идем, снимаемся с якоря ночью, - ответил моряк.

- Возьмите меня, заплачу. Пятьдесят марок. Не хочется рисковать, на дорогах бандюки озоруют.

- Мы бы тебя, земляк, и даром доставили, и место для твоей машины найдётся, но сначала мы зайдём в Данию, на погрузку, а у тебя визы наверняка нет. Верно ведь, нет?

- Нет…

- И паспорт моряка у тебя отсутствует. А без этого никак, так что извини…

Пришлось вернуться в полк, звонить домой и рассказать об изменении маршрута, отбить другу телеграмму другу с просьбой о помощи. Громобоев вновь заправил машину и рано утром выехал теперь уже в паре с Василием Шумом. Уговорились доехать до Бреста вместе, а там Эдика должны были встретить опытные водители: приятель, бывший подчинённый прапорщик Гонза, и отец. Первые сто километров так и прошли вместе, но потом машина Эдика вдруг заартачилась и стала ехать очень медленно. Позади «Жигулёнка» к этому моменту скопился целый караван, немцы обогнать его не могли, так как всюду шёл ремонт: с каждой стороны дороги было по одной полосе движения. Иногда ремонт кончался, и немецкие автомобилисты мчались на обгон, подавая какие-то сигналы и качая головами. В чём дело? Громобоев съехал на обочину и сразу понял свою ошибку - он забыл после предыдущей остановки снять машину с ручника! Пришлось постоять, чтобы остыли тормозные колодки, потерял уйму времени, и Васька скрылся из виду. А потом Громобоев где-то на развилке свернул не туда, и пока нашёл путь обратно, Василий ещё дальше уехал вперёд. Капитан надеялся догнать его у границы, но проскочил условленное место и приехал к другому КПП.

Таким образом, преодолевая созданные самому себе трудности, к границе Громобоев добрался лишь под вечер. Немцы мельком взглянули в паспорт, поставили штамп о выезде, повертели самодельные документы - купчую и страховку, пожали плечами, вроде всё в порядке. У Эдика, хоть и храбрился, отлегло от сердца. Пронесло! Пересёк границу, и тут за дело взялись поляки. Таможенник, пограничник и полицейский осмотрели документы и велели заехать на штрафную стоянку. Эдик положил пачку документов на колени и поехал, куда указали. Припарковался, вылез из машины, достал из пакета бутерброд, банку лимонада - перекусил. К нему не спеша подошли два полицейских: один постарше, другой совсем молодой.

- Документы, пан!

Эдуард пошарил по пассажирскому сиденью, где лежали бумаги, и протянул всю пачку. Полицейские повертели ксероксами, полистали паспорт.

- Пан! А права?

Эдик растерялся. Стоп! Они ведь только что были в руках у полицейских и пограничников. Возможно, они не отдали, а он не заметил? Провокация?

- На границе показывал! Возможно, я их не забрал?

- Возможно… Мы для гарантии того, что не сбежишь, забёрем техпаспорт и страховку. Наша смена кончилась, вернёмся утром. За пользование стоянкой утром заплатишь пятьдесят марок. А пока, пан, ищи свои права! И для начала угости пивком!

Вот блин! Забыл убрать с пассажирского сиденья две банки пива. Пришлось угостить вымогателей. Потом Громобоев метнулся к пограничникам, поляки наотрез отказались - мы все документы отдавали. И права тоже…

- Тогда где они? Я отъехал пятьдесят метров!

- Сам ищи, пан! Мы тебя в страну впустили, твоё дело - ехать дальше.

Громобоев вернулся к машине, выложил все из бардачка - вдруг туда сунул в спешке - нет! На сиденьях пусто, в карманах - пусто, в поясной сумке - пусто! Где же они?! Капитан заглянул под сиденье - и там нет. Наваждение какое-то! Эдуард в отчаянии даже прошел по маршруту движения, как ехал, от поста и обратно - прав нет нигде! Что делать? Бросить машину и идти обратно пешком? Ага, бросишь её: в ней телевизор, микроволновка, видик и прочее барахло - всё, что скоплено за два года! В изнеможении присел, облокотившись на дверцу, скосил глаза… у порога, между сиденьем, торчали права. Чёрт! Видно, они так неудачно упали, когда выбирался из машины к полицейским... От радости выдул банку пива, заел таблеткой антиполицая, газанул и поскорее уехал.

Дорога шла через густой лес, быстро темнело. Начал накрапывать дождь, машина с трудом вписывалась в повороты. Права-то у Громобоева были, а опыта вождения минимум! Польские дороги были поуже и похуже немецких: разметка слабая, обочина еле видна, встречались ямки и трещины. А тут появилась другая напасть - большегрузы. Эти огромные машины-автопоезда, которых капитан прежде никогда не встречал на наших дорогах, здесь ходили в большом количестве. Одни мчались на восток, стремительно обгоняя его «Жигули», другие шли навстречу, ослепляя мощными фарами, но сбавлять ход было нельзя ни в коем случае: необходимо уехать как можно дальше, пока жулики полицейские не вышли на смену и не забили тревогу. Самое трудное предстояло впереди: проехать Варшаву и не заблудиться, не застрять в пробках, не совершить аварию.

Капитану повезло, он въехал в столицу Польши на рассвете, в четыре утра, и за час пересек город. Проехал мимо нескольких полицейских машин, стоящих на обочинах, и заметил, что инспекторы спали в них крепким сном. Глаза слезились и слипались, челюсти ломило, и они уже скрипели от позёвывания, нестерпимо хотелось спать. Вдруг дорогу перебежал столбик ограждения, потом второй, капитан резко сбросил скорость. Перед глазами стояла пелена, лучи солнца отражались от гладкого полотна шоссе, и блестевшая дорога сливалась с горизонтом. Эдуард увидел съезд: узкая грунтовая дорога уходила в поле примерно на триста метров. Громобоев свернул и поехал по ней, подальше от шоссе, чтоб никто посторонний не заметил одиноко стоящей машины. Припарковавшись на обочине, он заглушил мотор, привалился на руль и мгновенно уснул.

Сон был тревожный, снились те самые польские полицейские, обыскивающие русского капитана, чудились бандиты с автоматами и обрезами, обступающие со всех сторон машину. Эдик резко открыл глаза, поднял голову - никого. Он заблокировал дверь, откинулся на пассажирское кресло - так спать удобнее. Снова навалились кошмарные видения: стрельба, погоня, кровь. Капитан опять резко дёрнулся, проснулся, выпил банку лимонада и ополоснул лицо прохладной водой. Полегчало. Завёл двигатель и начал задним ходом возвращаться обратно к шоссе.

Через пару часов показался длинный хвост очереди для перехода польско-белорусской границы. Машины коптили воздух выхлопными трубами и медленно ползли, ежеминутно останавливаясь.

Пограничная проверка прошла быстро, одних инспекторов угостил упаковкой пива, другим отдал бутылку «Смирновки» - легко отделался. Встречающие уже заждались.

- Ты должен был появиться вчера вечером! - начал возмущаться Гонза. - Ездить не умеешь! Где был и почему так долго?

- Гнал, как мог, нигде не останавливаясь. Вадик, хорош вопить! Я устал как чёрт и хочу спать. Везите меня в Брест, там возьму билет на обратный поезд, а вы погоните машину дальше…

/Глава 15

Дорога от границы была в ужасном состоянии, усеянная бесчисленными ямами и колдобинами, даже с плохенькими польскими дорогами она не выдерживала никакого сравнения. Быстро же человек привыкает к хорошему… Эдик ругался, а Вадик Гонза лишь посмеивался в ответ:

- Это шикарная трасса, погоди, вот когда мы доберемся до территории скобарей, там будет настоящая глубокая жопа, а это лишь краешек ягодиц! Ты чего возмущаешься? Посмотри внимательнее, везде лежит асфальт…

- Вот именно, лежит, а вернее сказать, присутствует. Ты бы видел качество немецких автобанов!

- Не видел и не хочу видеть! Зачем себя расстраивать, чтобы потом всю жизнь вспоминать как нереальный сказочный сон. Ты уже разбаловался, как дальше жить будешь в наших реалиях?

А действительно, как? Возвращаться домой совсем не хотелось.

Не доезжая до города, съехали в кусты, расположились на полянке, разложили снедь, перекусили. Отец привёз свежие домашние огурцы и помидоры, молодую картошку. Эдуард мог себе позволить запить обед пивом, а перегонщики расслабятся дома - завтра.

На окраине Бреста возле автобусной остановки Громобоев вышел из машины налегке. Сумка была почти пустой, в основном провизия, и самый тяжелый груз - трёхлитровая банка домашней чачи, отец её лично перегнал из своего винограда. Продукт надёжный, проверенный, крепкий, примерно пятидесятиградусный. К отцовской чаче прилагался круг домашней колбасы и шмат сала - это подарок из Украины от Вадика. Обнялись, пожали руки: отцу и Гонзе на восток, Громобоеву опять на запад.

Билет на поезд капитан взял без проблем, потом сел на лавочку и вновь закемарил, ведь в машине удалось поспать всего часок. Но что-то путешественника неуловимо тревожило, возникло ощущение, что за ним кто-то наблюдает. Чуть разомкнул веки, прищурился - так и есть: прямо перед ним стоял улыбающийся мужчина в форме, полный, круглолицый, с шикарными чёрными усами. Эта усатая морда показалась знакомой, но капитан сквозь сон плохо соображал. Ресницы дрогнули и выдали, а незваный надсмотрщик, ухмыльнувшись, произнёс:

- Ну, что жмуришься? Открывай глаза, хватит притворяться! Не узнаёшь старых друзей?

Эдуард потянулся с хрустом в суставах, тщательно потёр ладонями лицо, посмотрел на незнакомца, который оказался вовсе не таким уж и незнакомцем.

- Славик! Берш! - воскликнул он с искренним удивлением. - А я-то соображаю, что за рожа надо мной нависла и во все глаза таращится! Срочно сбрить! Тебе усы идут как корове седло!

Капитан тотчас попал в крепкие объятия старого боевого товарища.

- Ты что тут делаешь, товарищ старший прапор?

- В Германию возвращаюсь из отпуска! Машину отогнал на продажу, - пояснил Бершацкий. - Мне повезло, ещё год предстоит послужить на передовых рубежах обороны России. Думаю, следующую куплю для себя, получше, а может быть и две.

- Я тоже сегодня перегнал. Гонза встретил, он машину дальше повёл. Знать бы, что ты тут отираешься, он бы сюда заехал.

- А вот этого не надо! - испуганно замахал руками Вячеслав. - И хорошо, что уехал, не то мы бы тут загуляли и накуролесили бы. Поднимайся с лавки, вот-вот подадут состав, а нам отстать от поезда совсем не резон!

Старые товарищи поспешили в привокзальный ресторан, выпили на ходу по пятьдесят граммов за встречу, коротко вспомнили былое, погибших, поделились известиями о дальнейшей жизни и службе однополчан.

- Давай ограничимся писюриком, чтоб не увлечься и не опоздать, - предложил Эдик, хлопнув рюмку и закусив бутербродом. - У меня с собой есть - в поезде продолжим.

Бершацкий был на это дело заводной, знал свою слабость, поэтому согласился погодить. Приятели поспешили на таможенный и паспортный контроль. Инспектор с подозрением оглядел закатанную металлической крышкой банку и спросил:

- Что это такое? Самогон?

- Какой самогон? Виноградный сок! - ответил капитан, честно глядя в глаза таможеннику, не моргнув и ничуть не смущаясь. - Детское питание!

Чиновник повертел банку в руках, потряс её, посмотрел на свет: жидкость коньячного цвета была действительно похожей на виноградный сок, тем более что на дне не виднелось никакого осадка или присутствия сивушных масел. Поморщился, но всё-таки нехотя махнул рукой, разрешая идти дальше к пограничникам.

Места у бывших сослуживцев были в соседних вагонах, и поменяться ни с кем не получалось: соседями Громобоева были отец с двумя сыновьями, и у Славы попутчиками семья из трёх человек. Когда миновали польскую границу, нетерпеливый Бершацкий почти сразу пришёл в гости к капитану. Эдуард тем временем уже успел познакомиться с общительным соседом-подполковником, служившим в отдельной бригаде связи. Через проход на боковушках ехали два капитана: сапёр и артиллерист, а потом прибился какой-то седой майор. Он, предчувствуя выпивку, встревал в разговор, пристраивался к компании бочком-бочком. Подполковник решительным жестом выставил на столик бутылку «Наполеона», и попутчики быстро разложили закусь. Суетливый майор тоже протянул складной стаканчик и выложил на столик пару плавленых сырков и шоколадку.

- Трое суток за рулём, и не было ни малейшей возможности обмыть успешный перегон машины, - поделился подполковник. - Удачно купил шестилетнего «Форда», переживал, как бы бандиты на хвост не сели, ведь со мной был старший сын. Даже не столько тревожился за машину, сколько за него. Второй сын гостил у бабушки на каникулах, теперь все вместе возвращаемся.

Сдвинули стаканы, подполковник быстро разлил бутылку - хватило лишь на раз. Капитан-артиллерист выставил свою заначку - «Смирновку». Пригубили, что там пить на шестерых?! Попутчики выжидающе посмотрели друг на друга. Эдуард помялся и чистосердечно признался:

- У меня есть три литра чачи, но пить её нельзя! Очень крепкая, всю не осилим, а остатки выливать жалко. Вот если у кого-то была бы капроновая крышка…

- Да что нам три литра! На шесть человек! - засуетился майор с характерным сизо-красным носом и лицом в бордовых прожилках, выдающих сильно пьющего человека. - Как слону дробина…

- Слону может быть и дробина, но для нас она будет убойная. Отец гарантировал пятьдесят градусов, но я думаю, она гораздо крепче…

Видя, что продолжение банкета под угрозой, майор засуетился, полез в свои авоськи и достал литровую банку солёных огурчиков под капроновой крышкой.

- А вот и крышка, и закуска! Вскрывай чачу, будем дегустировать!

Громобоев взял у проводницы консервный ключ, откупорил банку и предупредил компаньонов:

- Заранее говорю, чтоб не было потом обид, пьётся этот продукт легко, но ощущение ног быстро потеряете, ослабеете и завтра во Франкфурте не встанете! По личному опыту знаю и за ваше самочувствие не ручаюсь…

Майор самонадеянно махнул рукой:

- Плевать, мне ехать до Берлина, высплюсь…

- И мне в Берлин, - ухмыльнулся Берш.

- А я вообще до Вюнсдорфа, - сказал подполковник. - Как-нибудь с помощью сынков поднимусь…

Капитанам надо было в Дрезден, они, как и Эдик, должны были сойти посреди ночи во Франкфурте. В итоге попутчики легкомысленно отнеслись к предупреждению Громобоева. Видя, что компания загорелась и не остановить, Эдуард махнул рукой и разлил по стаканам «нектар».

- Ладно, я вас предупредил…

Собутыльники оценивающе вдохнули аромат, чокнулись и выпили, с шумом выдыхая воздух, а затем принялись, одобрительно восклицая, закусывать. Колбаса, сало и огурчики моментально исчезли в желудках, третью чарку пили, уже зажёвывая корочками хлеба, четвертую занюхивали рукавами.

- Всё! Шабаш! - сказал Громобоев, решительно закрывая банку тугой крышкой. - Полтора литра оставлю угостить друзей в полку.

Бершацкий пообещал зайти попрощаться во Франкфурте и, часто спотыкаясь, ушёл к себе. Майор в это время уже храпел, он храбрился больше всех, но и третий тост не осилил. Эдик с трудом взгромоздился на верхнюю полку.

Среди ночи капитан проснулся от того, что кто-то сильно тряс его за ногу.

- Военный, вставай! Франкфурт!

Эдик с трудом разомкнул глаза, но ни рукой, ни ногой он пошевелить не мог. Ощупал себя: почему-то спал в одежде и прямо на жёсткой полке, без подушки и матраца.

- В чём дело? - силился понять Громобоев. - Чего тебе надо?

В проходе стоял проводник, он звонко и свистяще шипел, чтобы не разбудить других пассажиров.

- Ваша станция назначения! Согласно купленному билету! Выходите!

- О!!! - только и смог произнести Эдуард. - Уже Германия! Сейчас, полежу ещё чуток, поезд всё равно тут стоит два часа…

Проводник двинулся по вагону будить других сходящих на станции пассажиров, а не протрезвевший капитан мгновенно отключился. Вскоре его снова сильно тряхнули за ногу. Всё тот же мужик пытался его настойчиво раз­будить.

- Эй! Поезд отправляется! Выходьте! Осталось десять минут.

Громобоев попытался встать, чтобы обуться, но понял, что в данный момент это для него непосильный труд.

- Товарищ, будь человеком, разреши доехать до Берлина?

- Мне-то что, езжай, - буркнул проводник. - Контролёров нет, бригадиру тоже все равно. А тебе из Берлина будет удобно добираться?

- Это мне сейчас сойти неудобно… До первого патруля или полицейского в таком состоянии…

Эдик постелил матрац, бросил сверху подушку, накинул на них простыню и мгновенно отключился. Показалось, что только положил голову, а уже вновь будят.

- Берлин! Выходим! - бубнил неугомонный проводник.

В этот раз Громобоев сумел заставить себя даже подняться с постели, сходить умыться, одеться, но на этом силы его вновь покинули, капитан положил руки на столик и упал на них опухшим лицом.

- Тяжко? - спросил с сочувствием проснувшийся сосед-подполковник.

- Ужасно! Говорил же вам вчера, предупреждал, что не надо чачу открывать! Теперь придётся пару дней мучиться похмельем. Намешали всего…

Подполковник судорожно потёр пальцами виски, помассировал ладонями лицо.

- Да уж, газанули мы вчера неслабо…

- А как вы себя чувствуете? - еле слышно спросил его Эдик.

- Никак я себя не чувствую! Не помню, как рухнул и чем закончился вечер. Вроде бы без инцидентов? Провал памяти… в голове словно вакуум…

- Вчера завершилось хорошо, а вот каково будет се­годня…

Подполковник разбудил сыновей, и они начали собираться.

- Ты выходишь в Берлине? - спросил подполковник Громобоева.

- Вряд ли… Но попробовать надо, - с сомнением ответил Эдик. - Скорее, это будет похоже на выползание…

Эдуард подхватил пакет и сумку и, поддерживаемый подполковником, выбрался на перрон. Свежий воздух слегка взбодрил, но не оживил. Подполковник сочувственно покачал головой:

- Не мучайтесь, езжайте дальше! За мной приедет машина ФПС, - пообещал подполковник. - Места хватит…

- А меня захватите? - жалобно, с надеждой в голосе спросил седой майор, который тоже безуспешно пытался выйти.

- Всех довезу, но только до авиационного полка, а потом поеду в другую сторону, в бригаду связи.

- Мне всё равно, - пролепетал капитан. - Главное - поближе к Лейпцигу, на юг…

Из соседнего вагона появился Бершацкий, он пожал руку Эдику, что-то невнятно промычал в усы и со страдальческой миной на лице побрел по перрону.

Громобоева замучил сушняк, нестерпимо хотелось пить. Подполковник угостил соседа пивом, а потом Эдик выпил бутылку минералки и запил соком. Поначалу обильное питьё дало положительный эффект, дальше пошло гораздо хуже. Капитан резво рванул с платформы в ближайшие кусты, чтобы облегчить желудок...

Подполковника действительно встречал кунг связистов на базе «Газ-66». Компания дружно влезла в него. Пара часов тряски в будке, и компания прибыла в авиационный полк. Первое, что бросилось в глаза, - лётчики в лётных куртках, белившие деревья и красившие бордюры. Другие лётчики носили мусор и мели дорожки мётлами.

- Браток, огоньку не найдётся? - попросил майор-попутчик одного трудягу в лётном комбинезоне прикурить.

В каком звании был этот лётчик - непонятно, ведь знаков различия не было видно. Майор прикурил, с наслаждением выпустил облачко дыма и спросил с удивлением:

- Слышь, а вы чо сами-то красите? Офигели! А где солдаты?

- Какие солдаты? У нас солдаты на вес золота! В карауле стоят. Мы же авиация… Сплошь прапорщики и офицеры… - ответил один из военных, продолжая белить. - Я вот командир звена, майор. Но лучше я сам буду красить, чем отвечать за десяток недоделков и переживать за то, чтобы они не натворили чего-нибудь.

Попрощавшись с семейством подполковника, Эдик остался вдвоём с майором. Вскоре и для них нашлась попутка - грузовик с имуществом до Лейпцига.

- У лётчиков своя философия, - сидя на кипе матрацев в кузове открытой бортовой машины, пояснял Эдик новому приятелю. - Они так привыкли служить: ответственности за бойцов боятся как огня. Нам их не понять...

«Товарищи по несчастью» продышались на свежем ветерке и постепенно ожили. За бортом мелькали симпатичные деревеньки, аккуратные городки, и ровная дорога позволяла даже грузовику развивать приличную скорость. Вдали появились окраины Лейпцига.

/Глава 16

Громобоев вернулся в полк как раз вовремя, на него уже готовили приказ. Как он и хотел, его отправляли служить обратно в родной Ленинградский округ. Полк почти опустел. По приезде в гарнизон Громобоев опять начал холостяковать, за день до перегона машины он отвёз супругу и дочку в Веймар, где посадил их в поезд до Франкфурта и далее на Россию. Давненько ему не приходилось сидеть на «подножном» корме: утром яичница, в обед варёные сардельки или сосиски, на ужин жареная или варёная картошка в мундире, всё с теми же сосисками под пиво. Вообще-то грех жаловаться, иди да закупайся в магазине любыми продуктами, но ведь жалко тратиться - проклятая экономия! Громобоев запланировал на последнюю получку купить грузовик и «на сдачу» какую-нибудь плохонькую легковушку. Поэтому и последние в дни службы, не пререкаясь, с удовольствием заступал дежурным по полку: обед, завтрак и ужин на пробе солдатской пищи обеспечены…

В гарнизоне нарастали разброд и шатания. Как командование ни старалось, каждый офицер после построения занимался своим делом. Возросли националистические настроения, особенно среди офицеров-украинцев. Громобоев постоянно сталкивался в спорах с начмедом, этот яростный русофоб обещал России скорый распад, голод и разруху, а Украине благоденствие и процветание. Споры были нелицеприятными, часто с руганью и оскорблениями, порой хотелось набить ему морду, но до драки так и не дошло…

Немецкие власти решили по-хорошему проводить своих русских друзей, загостившихся в городке лишние сорок лет. Бургомистр и депутаты выделили на проводы немалую сумму, что было удивительно для прижимистых немцев. В соседнем артиллерийском полку был устроен день открытых дверей с экскурсиями для горожан. Немцы развернули несколько павильонов, в которых раздавали бесплатно пиво, жареные колбаски, сардельки и сосиски с булочками. К этим передвижным кафешкам на колёсах выстроились длинные очереди, в которых вперемешку стояли немецкие и русские семьи. Не разбирая, кто есть кто, размещались тут же на травке на пикник. Для руководства полков и для немецких властей был устроен отдельный шведский стол в офицерском кафе: напитки, бутерброды - никаких ограничений. Эдуард поначалу встал в длинную очередь за колбасками вместе с горожанами, но Иван Червинский, который недавно стал заместителем командира артполка, позвал его на фуршет.

- Меня вроде не приглашали…

- Ерунда, ты ведь офицер штаба! - махнул рукой Ваня. - Смелее! Я тебя приглашаю!

А действительно, кого стесняться, Статкевича? Да пошёл он…

Замполит полка действительно с явным неудовольствием взглянул на незваного капитана, поморщился, но промолчал. Громобоев с ходу хлопнул пива, на улице было довольно жарковато, а митинг перед фуршетом слишком затянулся.

В просторном зале кафе вдоль стен стояли столы, накрытые белыми простынями, заменявшими скатерти. На них теснились салатницы, блюда с фруктами, подносы с канапе, чипсами, булочками и блюдо с омаром, а также подносы со светлым и тёмным пивом, бокалы с красным и белым вином, фужеры с шампанским. Неподалёку от входа разместили бар. Здоровяк бармен шустро откупоривал бутылки, а официант и официантка ему дружно помогали. Выпить на дармовщинку приехала большая делегация из дивизии, и прерванный митинг продолжился речами в кафе. Командиры почти продублировали свои речи, произнесённые на плацу, переделав их в тосты. В группе немецких радушных хозяев-гостей затесались военные - два майора и женщина-капитан.

- Шпионы, - пояснил полковой особист Олег Чебан, который стоял рядом с Эдиком позади всех. Оба они не лезли в первые ряды, особист маскировался по долгу службы, а Громобоев для удобства - ближе к бару и закускам. Олег держал в руке фужер с шампанским, Громобоев тоже взял себе шампанское, тихонько чокнулся с ним, предлагая выпить, но контрразведчик покачал головой:

- Я на службе! Видишь, коллеги из бундесвера пожаловали… Переводчица вообще из БНД, из немецкой разведки… Так что я тут бдю…

- А мне пофиг, - легкомысленно заявил Эдуард и продегустировал шипучку.

- Брют! - со знанием дела сказал он особисту. - И даже неплохого качества.

Немецкий распорядитель праздника объявил танцы, и Громобоев тут же пригласил «шпионку» из БНД на вальс. Переводчица покосилась на своего майора, тот чуть кивнул, и «шпионка» приняла приглашение. Эдик кружил партнёршу, пытаясь прижиматься, но она старалась держаться на расстоянии. Капитанша строго фыркала, когда ладонь Эдуарда перемещалась по тощей, костлявой спине ниже талии. Немочка краснела, ёжилась, но терпела. Нельзя сказать, что капитанша была очень красивая или очень страшненькая. Нет, обычная, неприметная, как и положено настоящей шпионке, хотя, на взгляд Громобоева, для своей профессии даже очень симпатичная.

После первого танца, взяв бокалы с пивом, немцы направились в соседний зал подслушивать разговоры.

- Ну, ты хлыщ, - усмехнулся Олег. - Всю шпионку облапал…

- А разве нельзя? Никакого криминала. Во-первых, языка не знаю, а во-вторых, и хотел бы чего рассказать, да в военном училище плохо учился и всё давно позабыл. Не шей мне дело, так и расстреляют ни за что!

- Ладно, живи, - улыбнулся Олег. - Пойдем за ними, будь добр, составь мне компанию для маскировки. Я с ними поболтаю, а ты рядом сиди и пей.

Эдик с радостью согласился. Он набрал доверху в тарелку фруктов, бутербродов, зацепил бокал красного и занял местечко рядом с немецким майором. В середине большого стола сидел громадный капитан-автомобилист Семёнов, с взлохмаченной и, вероятно, неделями нечёсанной шевелюрой, который захватил огромного омара и увлечённо разделывал его руками и зубами. Он оказался в центре пристального внимания немцев. Этот помощник начальника автослужбы полка был нелюдимый и малоразговорчивый, «повёрнутый» на любви к гайкам и разному автомобильному хламу, почти не вылезал из автопарка, приводя в чувство грузовики и легковушки, найденные на немецких автосвалках. Бывший спортсмен-тяжелоатлет, случайно попавший в армию, всегда ходил зачуханный и насквозь промасленный. Вот и сейчас, как он ни пытался для фуршета привести себя в порядок, от него даже через стол несло бензином, маслом и прочими техническими запахами. Немцы зачарованно смотрели на Семёнова, как тот увлечённо ломает клешни своими крепкими пальцами-клешнями и вгрызается в мясо, и изредка переговаривались.

Олег наклонился к уху Эдика и перевел:

- Шпионы говорят, мол, какие у этого русского огромные грязные руки, как у варвара!

Особист вдруг не вытерпел и прикрикнул на автомобилиста:

- Семёнов, ты бы, действительно, помыл руки перед банкетом, что ли. Заявился сюда, словно ты кочегар со смены! Позоришь армию, понимаешь ли…

- Я мыл, - огорчённо и одновременно смущенно ответил автомобилист. - Честное слово, полчаса тёр! Не отмываются, насмерть въелись в них мазут и масло…

Тем временем танцы продолжились, но особист увлёкся общением с немецкими шпионами. Громобоеву вскоре наскучило попусту с ними сидеть и делать заинтересованный вид, он выбрался бочком из-за стола, ухватил пробегающую мимо немецкую официантку, прижал к себе и увлёк в медленный танец. Девушка от неожиданности растерялась, попыталась сопротивляться, посмотрела на шефа, но бармен кивнул, разрешая потанцевать. Эта белокурая немецкая фройлян была более аппетитна, чем костлявая разведчица: полная высокая грудь, чуть выдающийся животик, упругие бёдра, широкая попка. Да и мордашка смазливая! Голубенькие глазки, ровные зубки, щечки, словно у куколки. Появилось нестерпимое желание завершить вечер с этой молоденькой немочкой где-нибудь тет-а-тет. Эдик спросил на ломаном немецком, свободна ли она, официантка в ответ выразительно показала глазами на крупного бармена и на свой пальчик с колечком.

- Мой муж…

- Сорри… Жалко… - расстроился Эдик. - Опять облом!

После завершения танца Громобоев подошёл к стойке, выпил с этим суровым немцем пива. Бармен смотрел на капитана немного хмуро, но без злости и неприязни.

- Красивая у вас фрау! - похвалил Эдуард официантку.

- Ещё бы, долго выбирал и женился на ней почти в сорок, - ответил бармен на вполне приличном русском. - Эльза очень порядочная и добрая девушка. Скоро мы заведём ребенка. Танцевать с ней можно, щупать - нельзя!

- Это я уже понял, - ответил дружелюбно капитан, поглядывая на мощные руки и крупные кулаки немца.

Бармен подлил новые порции холодного пива в бокалы себе и Эдику, и они, чокаясь, слегка ими звякнули.

- Прозит! - произнёс капитан немецкий тост и под­мигнул.

- За здоровье! - ответил бармен.

- Можно ещё танец с фрау? - снахальничал Громобоев.

- Зерр гут, но это последний танец.

Музыка зажигательно гремела, официантка весело смеялась и кружилась. Рядом с Эдиком и немкой выделывали коленца два молодых майора с жёнами. Внезапно в дверях кафешки показалась рыжая мордашка Дианы, смазливой соседки Громобоева по подъезду. Она, как всегда, выглядела крайне соблазнительно: чёрная юбочка типа набедренной повязки выделяла попку и оголяла стройные ножки, короткая цветастая рубашечка на двух пуговках показывала упругую грудь и пупок. Разбитная девица маячила у входа вместе со своим непутёвым, мешковатым мужем Генкой и подавала капитану какие-то знаки. Этого старшего лейтенанта каким-то чудом до сих пор не выгнали из армии, хотя он постоянно нарывался на это и попадал во всевозможные передряги. Кружась в танце, Эдуард на минуту задержал на них взгляд, и Диана снова замахала руками, подзывая.

- Привет, сосед! Слушай, мы закуски вдоволь набрали, а выпивка кончилась, - затараторила она, едва Громобоев подошёл. - Организуй чего-нибудь, если сможешь, и пойдём к нам в гости, там собралась весёлая компания: Снегуры, Хайям, пара моих подружек и несколько мальчишек-лейтенантов, может быть, кто-то ещё заглянет к нам на огонёк.

- Попытаюсь, но не гарантирую… - ответил Эдуард, глядя в её распутные и многообещающие глаза с шальными чёртиками.

Персонал уже завершал работу, обслуга понемногу сворачивала работу бара, выносили в фургон пустые и полные ящики.

- Можно пару бутылочек вина и водки? - спросил Эдуард, подойдя к бармену и официантке.

Официантка вопросительно посмотрела на мужа, тот кивнул в знак согласия, и она положила в пакет по паре бутылок белого и красного вина, две бутылки водки и от себя добавила пять бутылок пива.

- Отдыхайте, херр капитан!

- Не такой уж я и хер, - ухмыльнулся Громобоев и искренне пожелал молодожёнам: - Красивых вам деток, и как можно больше…

- Данке шён! - поблагодарила официантка, краснея.

Когда капитан притащил трофеи к выходу, соседи даже опешили.

- Ты превзошел все наши ожидания! А выпить на халяву тут можно?

- Пейте! Уплачено! - жестом радушного хозяина предложил Эдик, взял с ближайшего подноса фужер с красным вином и залпом выпил.

- Немку с собой берешь? - уточнила Диана.

- Нет-нет, что ты. Видишь того громилу - это её муж.

Диана оценивающе посмотрела на бармена, хмыкнула и согласилась:

- Согласна с тобой! С ним лучше было бы тягаться мне, чем тебе. Ладно, пошли скорее, нас ждут! Будет незабываемая ночка…

/Глава 17

Квартира Салфеткиных была этажом выше и напоминала нечто среднее между общагой и проходным двором. Соседи снизу часто слышали семейные скандалы, переходящие в потасовки, там порою ночевали перепившие молодые офицеры и чьи-то жёны, не сумевшие добраться до своей квартиры. Кутила семейка систематически, музыка обычно гремела глубоко за полночь, мешая спать добросовестным служивым, особенно живущему ниже Возняку. И как только Салфеткин умудрялся ходить на службу и что-то там делать? Пока семья была на месте, Эдуард с ними почти не общался. Лишь разок Дианочка невзначай забрела к ним за солью в длинной футболке. А что на ней была лишь майка и ничего больше, Громобоев заметил, когда она как бы невзначай приподняла вверх руки, жестикулируя. Нечаянно-то нечаянно, но зачем было столь хитро косить глазками на капитана?.. Ольга потом скандал закатила: какого чёрта всякие простипомы к нам за солью ходят?! А Эдик-то тут при чём? Ерунда конечно, ведь Громобоев ни слухом ни духом и повода не подавал. А супруга именно на это продолжала упирать, мол, без трусов вовсе не за солью ходят.

В квартире Салфеткиных стоял дым коромыслом, накурено - не продохнуть, и Диана первым делом отворила настежь окно.

- Стой, не открывай, будет шумно. Бывший партком уже прибегал и орал! - энергично замахал руками на хозяйку дома подпивший Хайям. Гусейнов и Снегур - единственные, с кем Эдуард был хорошо знаком.

- Пошёл он на… кончилась их большевистская власть! - заявила хозяйка, перегнулась через подоконник и громко заорала: - Партком, иди в жопу! Кончилась ваша власть! Свобода!!! - повернулась к собутыльникам и с улыбкой заявила: - Что хотим, то и делаем! Мы на родину возвращаемся через неделю, ничего они нам теперь не сделают! Пугать нас больше нечем…

Эдик протиснулся ближе к столу. На раскинутом диване, в креслах, на табуретках сидело шесть человек, ещё кто-то полулёжа дремал в углу, а двое уже валялись на полу. С трёмя молодыми офицерами, которые сейчас были по гражданке, он в полку никогда не пересекался и не знал даже по фамилиям. Через открытую дверь в соседнюю спальню были видны полуголые девицы и мужчины. Любовники крепко спали, распластавшись на кровати, видимо, уже сделав все запланированные дела. Компания за столом бурно приветствовала пришедших, особенно всех обрадовал пакет со спиртным. Честно говоря, пить Эдуард больше не хотел, норму выбрал, тем более, что за вечер смешал шампанское, пиво, вино двух сортов, и больше всего сейчас хотелось закусить, желудок начинал от голода скрипеть. Громобоев вместе со всеми выпил немного вина и накидал себе в тарелку жареных колбасок. Поднял глаза и заметил томный взгляд Снегурочки. Имя этой красивой хохлушечки он точно не помнил, вроде бы звали Оксаной, в обиходе её называли Снегурочкой, и народ про неё болтал разное. Бойкая, коротко стриженная черноволосая красотка была женой заместителя командира роты обеспечения Степана Снегура. Этот бывший боксёр с крепко сбитой фигурой и квадратной физиономией сидел у окна и рассеянно курил, искоса поглядывая на жену. Ссориться с ним из-за подмигиваний похотливой Снегурки не хотелось, слишком силы неравны.

Вначале Эдик почувствовал, как под столом ему на ногу наступила изящная женская ножка, а потом эта же ножка без туфельки потерлась у него высоко между ногами. Довольно интригующе потёрлась, капитан почувствовал, что краснеет и одновременно возбуждается. Снегурка не сводила с капитана своих чёрных, как смоль, глаз и все время обращалась с различными просьбами: подать, передать, подлить. Каждое движение рук вызывало колыхание массивной груди, которая, казалось, вот-вот должна была выпасть из глубокого декольте, а облегающее платье уже явно потрескивало по швам от необузданных и явно не реализованных порочных желаний. Муж на неё не обращал никакого внимания, болтал с офицерами об автомобилях и запчастях.

После третьего стакана Хайям покинул застолье и поспешил домой к жене. Вместе с ним ушёл и Снегур, сославшись на то, что он ответственный по роте. С его уходом натиск Снегурочки на Громобоева усилился.

Хозяин квартиры Геша Салфеткин, опрокинув внутрь себя одной дозой двести граммов водки, откатился на спинку дивана и громко захрапел, пустив по подбородку слюну. В результате этих дезертирств количество мужчин в комнате резко сократилось. Тем временем, заметив отсутствие мужа-боксёра, два молодых лейтенанта переместились к Снегурке, плотно зажали её с боков и принялись шутливо тискать. Снегурка прекратила поглаживать ножкой Эдика, так как теперь отбивала натиск молодых кобельков, но вскоре сдалась и начала отвечать на ласки взаимностью. Дианочка, напротив, перешла в решительную атаку. Сначала полезла к Громобоеву целоваться, требуя выпить на брудершафт, а потом вовсе попыталась расстегнуть ему брюки. Салфеткин вовремя очнулся из забытья, громко потребовал выпивки, Дианка торопливо выполнила просьбу мужа, наполнила ему бокал до краёв и поднесла к губам. Несмотря на тяжелое опьянение, Эдуард не сдавался и даже пытался сделать выбор, кого ему предпочесть: притащить к себе Диану или заманить в гости Снегурку. И хотя озорные мыслишки в мозгу ещё мелькали, но ослабевшее тело уже плохо подчинялось. И тут Эдику стало совсем хреново, его начало сильно мутить. Дианка что-то неразборчиво прошептала на ухо, Громобоев молча кивнул и поспешил к открытому окну - подышать. Отошёл вовремя, потому что тут его сильно стошнило, прямо на балкон Возняка, который в этот неудачный для себя момент курил именно там.

- Громобоев облевал партию! - громко заржал пришедший в себя Салфеткин. - Капец! Сейчас он примчится с нами разбираться.

Но подполковник не осмелился ругаться с пьяной компанией, а лишь завизжал снизу, угрожая вызвать патруль и полицию.

- Пошёл в жопу, старый козёл, - громко крикнула в ответ Диана, визгливо засмеялась и допила последний бокал вина.

Музыка продолжала громко играть, но веселье потихоньку затихало, и гости начали прощаться. Черноглазая Снегурка в очередной раз поправила ладонями тяжёлую грудь, вновь состроила глазки и призывно подмигнула Громобоеву.

- Эдик, не желаешь пойти ко мне в гости? Музыку послушаем…

- Но к тебе вроде бы уже идут двое…

- И третий лишним не будет… - пообещала Снегурка и заверила: - Я девушка крепкая, люблю долго и много танцевать!

Один из молодых донжуанов подбадривающе пихнул Громобоева в бок локтем.

- Эта неутомимая кобылка уже на всё согласна и хочет сразу троих…

Эдуард совсем уже туго соображал, он не мог догнать, как это сразу трое? И потом перед Снегуром как-то неудобно - хороший мужик.

- А как же муж?

- Стёпке на её женские потребности наплевать. Оксана говорит, у него на уме одни машины и служба.

Внезапно Эдику стало вновь нехорошо, и он вяло по­обещал:

- Идите, я догоню…

Капитан, крепко держась за перила, шаг за шагом осторожно спустился вниз, вышел во двор, услышал затихающий вдали смех развратной троицы. Силы окончательно покинули его, Эдуард увидел перед собой лавочку, рухнул на неё и отключился, едва лишь закрыл глаза. Но поспать не удалось, с неба закапал мелкий, противный дождик. Посмотрел на часы, дремал он недолго - примерно минут пятнадцать, но куда-либо к кому-то идти было уже поздно и бессмысленно, четыре часа ночи. Вдобавок капитан ощущал себя довольно мерзко. Отсчитал второй подъезд, вошёл в него, поднялся на второй этаж, сунул ключ в замок, покрутил, но дверь не открылась. Он выругался, продолжил ковырять ключом в скважине, затем навалился пару раз корпусом на дверь, дернул ручку, затопал на месте. Выпитое пиво искало выход… Внезапно дверь резко открылась, на пороге появился мужик в трусах и с монтировкой в руке.

- Ты чего к нам ломишься? - спросил незнакомец.

- Нет, это ты объясни, что у меня в квартире делаешь! - рассердился Эдик.

Высокий мужик развернул его и чуть толкнул.

- Иди, проспись…

Громобоев растерялся, вышел во двор и поспешил к мусорным бакам, время не ждет, и терпение кончилось. Он присел снова на лавочку, задумался. Подышал и решил повторить попытку вернуться, возможно, это были жулики, которые хотели его ограбить?

Эдик вновь поднялся на второй этаж, вроде бы всё верно - квартира слева. Вновь сунул ключ в замок.

- Мужик! Если я сейчас открою дверь, то ты ляжешь! Ей-ей, садану монтировкой! - пообещал мужчина с угрозой из глубины квартиры. - Ты мне семью разбудил…

Громобоев понял, что делает что-то не так, выбежал, прыгая через три ступеньки, из подъезда, вернулся к углу дома и понял свою ошибку - спьяну отсчитал подъезд не с той стороны! Быстро открыл свою квартиру, забежал в туалет, потом стянул с себя сапоги, с трудом разделся, выключил свет и рухнул на диван. Уснуть не успел, скрипнула входная дверь, и через минуту кто-то голый и горячий забрался к нему под одеяло и плотно прижался.

- Я уже раз десять приходила, где ты был? Ах ты, блудник, за Снегурочкой увязался? - прошептал женский голос в ухо. - Полчаса его караулю в подъезде!

«Диана! Чтоб ей пусто было!» - подумал Громобоев и принялся отбиваться от похотливого натиска соседки.

- Не могу, спать хочется… - простонал капитан. - Отстань, чертовка!

- У меня так не бывает, со мной все могут! - пообещала Дианка и принялась теребить все конечности плохо соображающего капитана. - А ну живо встать!

Даже в таком разобранном состоянии инстинкты молодого организма были сильны и по-прежнему работали, тем более после некоторого воздержания. Кроме того, девица действовала в основном сама и, оседлав верхом, буквально изнасиловала подвыпившего Эдика, но что-то он все-таки сделал автоматически самостоятельно. В финале действа он почти мгновенно вырубился.

...Проснулся капитан поздно, вернее, его разбудил Хайям, который, мерзко смеясь, приложил холодную банку с пивом ко лбу Эдика. На вопрос, как он сюда попал, Гусейнов ответил, что вошел без стука, потому что дверь в квартиру была открыта настежь.

- Бери что хочешь, вместе с хозяином…

- О-о! Спасибо за живительный напиток, великий Хайям! Я тебя люблю!

- Пей пиво, пока холодное! Лучше бы ты меня ценил за заботу, и не надо меня любить! Думаю, тебе вполне достаточно было любви Дианы.

- Кого? Какой ещё Дианы? - не понял Громобоев.

- Той, что прошмыгнула мимо меня на выход полу­голой…

- Чепуха какая-то! Ни черта не помню, - простонал Эдик.

- Значит, ты пропустил много интересных моментов! - пошловато хохотнул Гусейнов. - А я пришёл проверить, жив ли ты? В полку несколько происшествий случилось, люди разное толкуют…

- Что именно? На меня соседи пожаловались?

- Какие соседи?

- Вчера я облевал Возняка и ломился в квартиру из третьего подъезда.

Эдик выпил пива, и туман в мозгу постепенно рассеялся, а ночные приключения стали понемногу припоминаться и собираться из обрывков в сюжетную линию. Как смог, пересказал вчерашнюю ночь после ухода Гусейнова из компании.

- Нет, брат! И Возняк, и возмущённые соседи, и даже Диана без трусов - это всё мелочи жизни. Честно говоря, я опасался, что ты тоже в числе избитых Снегуром и лежишь дома в постели с многочисленными переломами! Черти принесли Степана домой среди ночи, обычно он не отлучается с дежурства, а в этот раз что-то забыл. Открыл квартиру, а там такое творится! В общих чертах знаю, что он поколотил жену и двух офицеров, гонял голышом их развратную компанию по дворам. Я опасался, что одним из побитых был ты, ведь вчера за столом эта Оксана тебе недвусмысленно глазки строила…

Эдик открыл вторую банку, отпил, крепко зажмурился и на минуту представил, что могло с ним вчера произойти, не отстань он от той похотливой компании.

- И ты тоже заметил её приставания? Увы, дружище, вернее сказать, наоборот к счастью, я не был, не участвовал и даже не наблюдал…

Приятели неторопливо допили пиво, Громобоев умылся под холодным душем, и они отправились в полк дослуживать...

В помещении пустого музея стояла тишина, и казалось, что в кабинете нет ни души, но тишина была обманчивой - на диванчике дремал подполковник Возняк. Вид у бывшего парторга был помятый, и цвет лица какой-то нездоровый.

- Вам что, дома не спится? - буркнул Эдик вместо приветствия.

- Поспишь тут! Эти алкаши Салфеткины вчера опять дебош устроили. Музыка до утра орала, скакали, как кони, это у них танцы называется, и наблевали мне на балкон! Скоты!

- Да уж… бывает… - произнёс Эдик, умалчивая о своем участии.

- А ты ничего не слышал? - с подозрением спросил Возняк.

- Нет! Я спал… А что?

- Да ничего! Я все-таки добьюсь выселения этой проститутки Дианки и её ничтожного муженька в Россию!

- Скоро все там будем, - философски заметил Эдик, устроился поудобнее на мягком стуле и почти сразу за­дремал.

...Салфеткины и Снегуры буквально через пару дней собрались, сели в машины и уехали из гарнизона, и ни с одной из этих женщин Эдуард не встретился даже слу­чайно.

Командование нервничало по поводу компьютерного класса, ведь Громобоев должен был по описи передать немцам оборудование, которое стоило больших денег. Отвечать за него никто не хотел! Две недели назад геноссе Петров провёл экзамен для выпускников, поставил оценки, заполнил дипломы об окончании курсов, собрал вещички и был таков. Эдик получил средний балл и был доволен успехами. Все обучаемые приобрели поверхностные знания, лишь один юноша оказался чрезвычайно талантлив, ему подарили компьютер и пригласили на годичную стажировку при университете в Берлине. После экзаменов герр Петров куда-то запропастился, не подавал о себе никаких известий, и Эдуард раскатал губу на то, что немцы забыли про компьютеры и можно будет поживиться под шумок, приобрести себе один комплект. Но нет, не забыли буржуи… Прошло десять дней, в полк приехал тот же фирменный фургон, два техника и сам эмигрант герр Петров. За эти дни Эдик успел накопировать уйму липовых документов для машин, наделать копии своих документов: паспорта, удостоверения офицера, кипу всевозможных справок. Немцы быстро демонтировали и уложили в коробки ксерокс и принтер, мониторы, системные блоки, клавиатуры, педантично сняли и смотали проводку, однако почему-то не стали забирать два десятка удлинителей под евроразъёмы и подарили русскому капитану. Эдик угостил Петрова пивом, тот тепло попрощался и даже подарил вдобавок большую катушку электрокабеля. Ну что же, очень хорошо, дома в хозяйстве всё сгодится! Теперь в услугах капитана в полку более не нуждались, окончательно вывели за штат, дали три дня на сдачу дел, расчёт и убытие. Паспорт был годен до конца августа, а еще и июль не закончился. Возможно, сгодится ещё раз сгонять в Германию!

/Глава 18

В суете и спешке Громобоев по случаю, по совету прапорщика Васи Уткина, за пятьсот марок купил грузовик «ИФА» с открывающимся и опускающимся задним бортом-подъёмником. В довесок к нему прихватил «Жигули» всего за полтинник. Вначале Эдик радовался - ведь он приобрёл две машины и почти даром. В пустых полковых ангарах капитан набрал всякого ненужного и нужного автомобильного хлама, бочку краски, шесть старых аккумуляторов, колёса, загрузил канистры с соляркой. Всё было хорошо, за исключением одного момента - «ИФА» не желал заводиться от ключа зажигания! На свалке-разбраковке машину завели с толкача, пригнали в автопарк, и там она вдруг встала намертво.

Капитан Семёнов поковырялся своими огромными ручищами в проводке, посочувствовал беде, сказал, что вся электрика дрянь и никуда не годится, стартер не исправен, на генераторе бендикс западает, поэтому на аккумулятор не идет зарядка, и еще какая-то запчасть отсутствует.

- Зря ты её купил, намучаешься…

Это уже и так было понятно, что зря. Семёнов предположил, что на хороший ремонт уйдет неделя, и посоветовал обратиться к связистам.

Опять Громобоев пошёл к прапорщику Уткину, поругался за подгон дрянной техники, тот заизолировал кое-как провода, зачистил клеммы, поковырялся в стартёре, посоветовал зарядить хорошенько аккумулятор в дорогу и взять запасной. Громобоев так и поступил, за пятьдесят марок купил у него ещё пару штук, но эти аккумуляторы были чуть больших размеров и не влезали на место. Уткин предложил переварить поддон под них за отдельную плату, но свободных денег уже не было. «Ладно, дома пригодятся, позже продам, в хозяйстве всё сгодится», - подумал Эдик и сунул их в кузов-будку. Кунг был превращен в передвижной склад: колёса, покрышки, ключи, двери и лобовые стёкла к «Жигулям». При содействии пройдохи Уткина подогнал «ИФУ» к эстакаде и аккуратно затолкал туда дармовую «копейку», накидал для распорки покрышек.Семёнов с недоумением посмотрел, как капитан управляет машиной, и спросил:

- А ты «ИФУ» раньше водил?

- Нет, мне её сюда сами эмигранты пригнали…

- Ну, ладно «ИФУ», а ты вообще грузовиком хоть раз управлял? Права с категорией на вождение грузовика у тебя есть?

Громобоев вздохнул, помялся и честно признался:

- Сидел за рулём, да и то лет десять назад, и прав на грузовик у меня нет.

Семёнов снова с сомнением покачал головой и посочувствовал:

- Не знаю, по-моему, это авантюра! Доехать до границы ты, может быть, и доедешь, а дальше будут проблемы. Немцы или поляки могут даже арестовать за нарушение правил вождения.

Эдик махнул рукой, надеясь на русское авось, ведь проблем навалилось и так много, и решать их следовало в порядке очерёдности. Чтобы уехать из гарнизона, требовалось заправить машину, а в полку дармового топлива уже не было, а если и можно было найти, то у прапорщиков на складе, а те соглашались продать не меньше, чем за половину стоимости. Выходило, что надо где-то заработать сотню марок! Старший лейтенант Шум, который успел отогнать легковушку и вернуться за своим самосвалом «МАЗ», оказался в таком же безденежном положении. Что делать? Искать работу! Но где?

- Пойдем собирать вишню! - предложил Василий. - Заодно и сами поедим. Говорят, в госхоз набирают подёнщиков. Работёнка не пыльная, не уголёк в шахте рубить!

Шум разведал у бывалых людей, кто уже не раз подрабатывал, где нанимают и как. Ему пояснили: не надо оформлять никаких документов, расчёт по окончании и сразу на месте. Начало работы в пять утра, и желательно не опаздывать, иначе бригаду укомплектуют другими батраками.

На рассвете офицеры захватили по бутерброду и по банке пива, сели в Васькины «Жигули» и поехали в сады. Дорога была окутана туманом, солнце ещё не взошло, но когда они приехали на место, то оказались в хвосте очереди на «биржу труда». Желающих заработать гроши собралось человек двадцать, большая часть с Западной Украины, Молдавии и Румынии. С трудом, но упросили немку-бригадиршу записать их обоих в список. Эта толстая, злая, неприятная немка раздавала подёнщикам вёдра и рычала зычным голосом, словно её учили командовать в гестапо. Расценки оказались ниже, чем они ожидали, - пять марок ведро.

- Эк, надрывается, овчарка немецкая! - ругнулся Шум. - Явно её предки были в концентрационном лагере надсмотрщиками…

Деревья стояли друг от друга в трёх метрах, ряды были длиной в километр, и таких рядов - примерно сотня. Вишня уродилась хорошо, плодов много, не ленись - собирай. Но это только несведущим людям кажется, что ягоды чистые и собирать легко. Плоды необходимо не мять, собирать без мусора, и желательно полное ведро с горкой. Если бригадирше или кладовщице что-то не нравилось - громко ругались и отгоняли прочь от весовой. Приходилось возвращаться обратно - добирать пару килограммов. Возле кладовщицы постоянная толкотня, все работники спешили скорее сдать собранное и бежать снова к рядам плодовых деревьев. Немки с недовольными лицами взвешивали вёдра на безмене, высыпали вишню в ящики, работник, найдя в тетрадке свою фамилию, тыкал в неё, и бригадирша ставила галочку. Утром сбор шел споро, но едва пригрело солнце, стало нестерпимо жарко, и трудовой порыв иссяк. К обеду ветки исхлестали лицо, руки были сильно исцарапаны, а ноги подгибались. Эдик и Василий успели собрать по двенадцать ведер, могли бы потрудиться ещё, но надзирательница рявкнула «хальт», ящики сложили в трактор и увезли. Начальница тут же произвела расчет, сказала, что завтра работы не будет, потому что у хозяйства плохо идут дела со сбытом. «Батраки» начали ругаться, спорить, а что толку. Немка села в старый «Варбург» и уехала домой. Работники помылись, перекусили припасённым, набрали себе в запас вишни и разъехались.

- Эх, поработать бы месяц! - потянулся Василий, разминая уставшие руки. - Мы бы тут больше получки зара­ботали.

- Ты же слышал, что это «гестапо» сказало! - рассердился Эдик. - Работы нет. Предлагаешь лежать дома и ждать у моря погоды? Последнее проедим!

- Скоро пойдут помидоры, а потом начнётся хмель, - гнул свою линию Шум. - На хмелю сто марок в день платят… не спеши, давай останемся!

- А жить где? Комендант сегодня объявил, что на днях квартиры сдают немецким властям, опечатают и выставят охрану. Хочешь в полиции ночевать?

- Конечно не желаю! Я хочу много денег! - ухмыльнулся взводный и сдался. - Ладно, уговорил, завтра уезжаем…

Заработанных средств как раз хватило, чтобы заправить полный бак грузовика и запасную канистру - этого должно было хватить до Бреста. Громобоев мог ещё рассчитывать в дороге на заначку, заработанную на ксерокопировании (сто марок), а у Васьки и того не было, почти все деньги потратил на подарки многочисленной родне. Выехать решили на рассвете, но в шесть утра, когда они пришли в автопарк, вдруг хлынул ливень. Дождь лил как из ведра.

- Хороший дождичек! - весело сказал Василий. - Быть добру…

А Эдика ливень, наоборот, не обрадовал, ведь он и в хорошую погоду еле-еле управлял грузовиком, а в такую поездка вообще превращалась в авантюру. Но делать нечего - надо двигаться домой. Стартовали!

Едва выехали за пределы Цайца, как в машине Громобоева вновь что-то забарахлило в электрике. Несколько раз его заносило на скользкой дороге, чудом удерживался на шоссе, но сбавить ход было нельзя, потому что впереди идущий «МАЗ» гнал как сумасшедший. Вернее, это Васька гнал как умалишённый, и на спидометре машины стрелка постоянно держалась на цифре восемьдесят.

«Куда гонит? Как на пожар», - ругал капитан своего напарника, стараясь не потерять из виду кузов впереди идущего самосвала.

Василий несколько раз останавливался, пропускал вперед Громобоева, потом, громко сигналя и подбадривая, вновь обгонял. Раза три «ИФА» глохла, тогда Шум растягивал трос, цеплял на буксир, и грузовик заводили с толкача. Кое-как добрались до Дрездена и остановились на въезде в город. Сели позавтракать, хотя уже было время обеда, дождь в это время уже прекратился, можно было сесть на обочине, передохнуть. Пригреваемые лучами солнца машины были окутаны маревом дождевых испарений. Шум молчал, напряжённо размышляя о чём-то своём.

- На неисправной машине мне границу не пересечь, - с грустью сказал Эдик. - Надо найти какую-нибудь часть, может быть помогут? Иначе дело труба…

- А где мы их найдем? Дрезден ведь не деревня, а большой город! - пробурчал Василий. - У нас даже карты нет, и мы не знаем, где примерно стоят наши части.

Эдик догадался, что Шуму уже осточертело возиться с неисправным грузовиком напарника, и он явно хотел ехать дальше один.

- Ты поезжай, я догоню, - сказал Громобоев приятелю, - помоги завести машину и езжай. Встретимся на границе…

- Жду до вечера, но после восьми уеду, - обрадовался Василий и суетливо принялся разматывать буксировочный трос.

Завели машину, Эдик вырулил на трассу и тихонечко поехал. Случилось чудо - он заметил впереди идущий «КамАЗ» и помчался следом за ним. Этот грузовик привел капитана к военному городку. Оставалось только найти специалиста и уговорить его починить неисправную проводку. Гарнизон этот был типичным для всех советских военных городков: примерно с десяток пятиэтажек, высокий забор, ворота КПП и за забором казармы. Грузовик заглох на стоянке возле ворот, оттуда выбежал солдат и начал шуметь, мол, не положено тут останавливаться, требовал покинуть прилегающую к части территорию. Капитан бы её с удовольствием покинул, если бы смог. Он рассказал о своей проблеме и спросил у солдата, что за часть. Дневальный, не таясь, ответил, что здесь стоят артиллеристы, а в городке живут ещё и вертолётчики. Этот же словоохотливый боец подсказал и как найти умельца по электричеству.

- В крайнем доме второй подъезд, первый этаж, там прапорщик Сергеев живет, он всё умеет.

- Откуда знаешь?

- А он моему ротному машину ремонтировал…

Громобоев несказанно обрадовался и помчался к прапорщику, заветная сотня марок была в кармане, и если что, было чем заплатить. Прапорщик Сергеев вышел на порог в трико и майке, выслушал сбивчивый рассказ, покачал головой и попросил десять минут, чтобы доесть.

- Я обедаю. Иди к машине, я сейчас…

Он действительно пришёл через полчаса, но не мог задержаться, торопился на службу.

- Понимаешь, я обходной оформляю, послезавтра уезжаю домой…

- И я домой, дорога дальняя, в Ленинградский округ, да только в пути сломался… Всего-то триста километров проехал.

Сергеев воскликнул, обрадовавшись:

- Я тоже из тех мест, из-под Питера. Откуда сам?

- А я на Черной речке служил, там у меня квартира. Возвращаюсь после двух лет службы. Танковый полк расформировали - отслужил.

- И я с этого городка! Почему мы раньше не встречались? Ты служил в бригаде связи? - с живостью поинтересовался Сергеев.

- Нет, танкист…

- Жаль, не связист, а то я по приезде буду должность себе искать, думал, буду искать того, кто поможет с должностью.

- Кто бы самому помог… Я многих знаю в гарнизоне, и есть приятели среди связистов-афганцев.

- Блин, вдвойне земляк! Я в Кабуле служил, в полку связи при штабе армии. А ты?

- Пехота… мы рядом стояли, в Даруламане.

- А в каком доме живешь?

- В восьмом.

- А я в четверке, напротив! Ну прямо как кинофильм «Свадьба в Малиновке» - земляки!!!

Прапорщик действительно даже обнял Эдика, расчувствовавшись, похлопал по спине, потрепал по плечу:

- Как здорово! Ну ладно, тебе несказанно свезло! Придётся помочь боевому товарищу. Жди меня, сейчас схожу за инструментами…

Громобоев не мог стоять на месте и, нервничая, нарезал круги вокруг «ИФЫ», ведь Шум уезжал от Дрездена всё дальше и дальше. А вдруг на границе не будет очереди? Не станет ждать и уедет! Как одному, неумелому, пробираться через Польшу?

Сергеев через какое-то время вернулся с набором ключей и отверток, переодетый в комбез.

- Извини, что заставил ждать, но не полезу же я в мотор в чистом, - пояснил земляк свою задержку.

Сергеев под разговоры об общих знакомых протестировал провода, генератор, стартёр, проверил аккумулятор. А знакомых у них действительно оказалось достаточно много, ведь они даже жили окнами, выходящими в один двор.

- Ну что за народ военные! Наберут металлолом и хотят, чтобы ездил! - возмущался Сергеев, копошась в электрике. - Выбросил бы ты его, легче будет жить…

- А как я доберусь домой? Денег нет ни хрена…

- Тоже верно, - согласился прапорщик. - Но без денег границу не пересечь! Поляки сто пятьдесят марок за перегон грузовика берут!

- Иди ты!.. - не поверил Эдик.

- И пойду, - усмехнулся Сергеев. - Честное слово! Сам гнал грузовик неделю назад. Починить я твою колымагу починю, до границы точно доедешь, правда, тут всё висит на честном слове, на соплях, и может оборваться в любой момент. А дальше уж как повезёт и как получится… Было бы время покопаться, починил бы толком, а то ведь наспех…

Прапорщик накрутил скруток, заизолировал несколько проводков, что-то куда-то воткнул, завёл мотор и посочувствовал:

- Ох и намаешься! Ведь, поди, и водить не умеешь…

- Не умею, - честно признался Эдик.

- Самоубийца! - покачал головой Сергеев. - Ладно, езжай аккуратнее. Надеюсь, увижу тебя живым и здоровым через неделю. Заходи, если что, в гости…

Земляки обменялись адресами, ещё раз обнялись на дорожку. От денег сосед наотрез отказался и, радостный Громобоев поспешил к границе.

/Глава 19

Когда Эдуард добрался до пограничного пункта, то далеко впереди увидал длинный хвост автомобильной очереди. Граница почему-то была закрыта, на дороге скучали владельцы примерно полусотни машин, грузовиков и легковых, с прицепами и без. Старенький «МАЗ» с кабиной синего цвета стоял в центре этой колонны.

Громобоев заглушил машину и поспешил к приятелю.

- Рад, что успел тебя застать! - затараторил Эдуард, обняв товарища. - В чём дело? Почему стоим?

- А кто его знает, почему. Вроде бы у них компьютер не работает, видимо, ещё не научились со сложной техникой обращаться, - ответил взводный и пошутил: - Может быть, сходишь и поможешь таможне? Ты ведь теперь дипломированный специалист в этом деле…

- Смеёшься? Моих знаний хватает лишь напечатать простейший документ да сделать левую ксерокопию.

- Надеюсь, нам документы выправил хорошие? Постарался?

Громобоев усмехнулся, вспоминая, сколько бумаги было испорчено в последний день на «оформление» их легковушек и грузовиков, чтобы властям было не распознать в них фальшивки.

- Всё точно, как в аптеке. Думаю, местные немцы сами ещё не достигли такого умения, как я… - ответил не без гордости капитан. - Ты таможенные декларации уже успел взять?

Василий захлопал ресницами своих ясных голубых глаз, смешно наморщил конопатый нос - так, что веснушки собрались в кучу, и растерянно развёл руками:

- Ты знаешь, совсем вылетело из головы. Пойдем вместе сходим…

Приятели поспешили к таможне, взяли бланки для заполнения и тут случайно услышали разговор очередников, который подтвердил опасения Эдика.

- Обнаглели! Я должен заплатить сто пятьдесят марок за вывоз этого ржавого хлама! - возмущался мордатый мужик, по виду ушлый прапорщик. - Это они мне должны приплатить за утилизацию!

Васька тоже навострил уши и вмешался в подслушанный разговор.

- Ребята, о каких деньгах вы говорите?

- Сбор придумали! За грузовик сто пятьдесят марок. Последнее кровное отнимают!

Шум растерянно уставился на Громобоева.

- Точно? Это не слухи? - переспросил Эдик.

- Да нет же, передо мной мужик платил, а потом аппаратура сломалась, а мне не повезло, не успел, теперь торчу впустую уже битых два часа перед воротами. Говорят, только завтра наладят. До утра куковать как минимум! Можно, конечно, попробовать рвануть через Чехию, тем пограничным пунктом мало кто пользуется…

Пока не дошли до Васькиного грузовика, напряжённо молчали и думали.

- Какие варианты? Что предложишь делать? - потерянным голосом спросил взводный. - У меня всего пятьдесят марок.

- У меня сто… Тоже не хватит… - ответил Эдуард с огорчением.

Василий потеребил в задумчивости ухо и предложил:

- Давай для начала перекусим и всё обмозгуем…

Товарищи по несчастью постелили на полянке между кустарником плащ-накидку, сверху прикрыли газетками, разложили огурчики, нарезали колбасу и хлеб, вскрыли банку тушёнки. Шум быстро вскипятил на керосинке чай. Вначале пили и жевали молча, напряженно размышляли, потом дружно заговорили, начали предлагать варианты выхода из сложившейся ситуации.

- Надо занять у кого-нибудь… - предложил простодушный Василий.

- У кого? В очереди у заменщиков? С честным пионерским обещанием отдать по приезде? Кто поверит и даст? Все возвращаются домой с последними крохами…

- А если обратиться к тому земляку, что тебе машину чинил?

- Сгонять до Дрездена, ближний свет! А потом встать в Польше без солярки? Этот вариант тоже отпадает.

- А если рвануть через Чехию?

- Там ведь Татры, горные перевалы, дорога наверняка сложная… Я плохо вожу грузовик, не хочу улететь в пропасть из-за этой рухляди. Да и ты ведь опыта ездить в горах не имеешь? Верно?

- Верно, - ответил Василий, вздыхая. - И тоже не факт, что и там не берут сбор, государственная граница ведь одинаковая.

- Различия есть: там чехи, тут поляки… Я бы рискнул, если бы машина была надёжная, а ехать с открытой дверцей, чтоб в случае чего попытаться выпрыгнуть… Я не каскадёр! Тормоза - дрянь, аккумулятор - дрянь… и водитель неумеха… Давай дальше думать!

Расстроившийся Васька достал припасённую для дома бутылку «Смирновки», разлил содержимое по стаканам.

- А если подзаработать?

- Ты знаешь, где? Там мы хоть дома были, знали, что к чему, и друзья подсказывали… А тут? Где найдем госхоз с полями помидоров или плантацию хмеля?

Выпили, помолчали, повторили. Под выпивку закуска пошла быстрее. Эдик сходил в машину, принёс коробку с вишнями - запас в дорогу с последней работы. Они выпили ещё по одной, Эдик напряженно думал, наконец, не выдержал и предложил:

- Знаешь, Вася, есть крайний вариант, который мне не очень хотелось бы осуществлять, но если деваться будет некуда и ты согласишься, то его можно использовать. Мне, конечно, жалко грузовик, он может прокормить семью несколько лет, но я боюсь, вдруг не доеду…

- Ну и… - не выдержал затянувшейся паузы Шум.

- В моей будке дрянная легковушка, металлолом на запчасти, а в твоем кузове - хорошая. Если иного выхода не будет, предлагаю бросить мою «ИФУ» в ближайшем лесу, а запчасти перегрузить к тебе. Я добавляю денег на проезд, а ты мне отдашь в Белоруссии свои «Жигули».

Шум зачесал «репу». Ему было жалко отдавать свою «копейку», хоть она и почти даром досталась. Но ведь три «Жигулёнка» он уже перегнал, а самосвала дома у него нет. И если наступит этот крайний случай и прижмёт…

- Я подумаю до утра, - ответил Василий. - Как говорится в сказках, утро вечера мудренее…

Они допили бутылку, завершили ужин и отправились спать в кабины грузовиков. Эдик долго мостился в неудобной машине: раскинул матрас, набросал сверху бушлаты, устроился, слегка скрючившись. Шуму было удобнее, в его «МАЗе» позади сиденья водителя было спальное место - просторный лежак…

Утром приехал специалист, наладил компьютер, и очередь сдвинулась с места. Однако худшие опасения подтвердились. Уговорить, уломать чиновников пропустить в виде исключения без денег или хотя бы за пятьдесят марок не удалось. Закон есть закон! Офицер ткнул пальцем в циркуляр, где были прописаны тарифы. Увы, отдай денежки и проезжай, нет марок - свободен!

- Я вот брошу грузовик посреди дороги и уйду! - пригрозил немцу Василий.

- И сядешь в тюрьму, - ответил говорящий на хорошем русском языке немецкий чиновник.

- За что? - изумился Шум.

- За нарушение экологии. За брошенный на дороге мусор.

- Какой мусор? - не понял Вася. - Мы не сорили, мы по­ужинали и за собой убрали.

- Ваша неисправная машина и есть мусор! - ухмыльнулся немец. - Выпишу штраф в тысячу марок…

«Вот так попали, вот так влипли! - расстроился Эдик. - Даже собственную машину просто так не бросишь…»

Приятели уныло поплелись к «МАЗу». Ситуация складывалась во всех отношениях неблагоприятная.

- Тут грузовик бросать нельзя. Что делаем? - спросил Василий. - Генерируй идеи, начальник! Ты же мозг…

И тут Громобоеву пришла идея.

- Знаешь, Вася, не обязательно перегружаться вблизи КПП. Мы не станем бросать «ИФУ» прямо тут, но никто не может нам запретить отъехать подальше в сторону, в ближайший лес…

Сказано - сделано. Василий завёл свой самосвал, развернулся, а «ИФА» заводиться вновь не пожелала - опять что-то отказало. Пришлось подгонять ближе «МАЗ», от него «прикуривать», и лишь потом приятели поехали искать укромное место. Ближайший лес они нашли километрах в пяти от границы, свернули на просёлок, въехали поглубже, остановились. Подавив несколько березок и ёлочек, Шум умудрился развернуться и сдать задом ближе к кунгу. Эдик включил подъемник, опустил заднюю грузовую аппарель на уровень кузова самосвала, и приятели занялись перегрузкой барахла. Предстояло как можно быстрее перенести запчасти, вещи и снять как можно больше запчастей со старенького «Жигулёнка». Как назло, в этот момент мимо них по обочине протиснулся старенький «Трабант». Немец подозрительно посмотрел на русских, ничего не сказал, дал газу и скрылся за поворотом. Офицеры едва успели перенести вещи, «прихватизированную» из части большую маскировочную сеть, перекинуть аккумуляторы, как услышали вой сирены. Через минуту возле них уже притормозил микроавтобус защитного цвета. Из машины вышли четверо вооружённых пистолетами полицейских, которые разделились попарно. Немцы, как в плохом детективном фильме, выхватили оружие и направили его на русских.

- Вот влипли! Наверняка тот проезжавший старый хрен нас заложил! - прошипел Эдик. - Если что, мы сломались, ремонтируемся…

Главный полицейский, судя по знакам различия, строго спросил, в чём дело, почему два грузовика стоят в пограничной зоне в заповеднике.

- Лесничий доложил, что здесь, похоже, орудует русская мафия! Быстро предъявите документы на машины! - потребовал старший. - Угнали? Украли?

- Да нет, у нас всё в порядке. Мы не смогли доехать до границы, ремонтируемся, - начал оправдываться Эдик под дулом пистолета и пристальным взглядом полицейского. - Могу принести и показать документы.

- Даже нужно! - сказал пожилой полицейский, который довольно сносно объяснялся по-русски.

Полицейский, который пошёл следом за Эдиком, был заметно напряжён и следил за каждым движением подозрительного русского. Громобоев спокойно влез в кабину. Главное, чтобы тщательно не обыскивали, а то найдут пневматический пистолет, топорик, газовый баллончик, объясняйся потом с ними в участке… Протянул пачку документов, за эти бумаги он был спокоен. Главный среди полицейских рассмотрел ксерокопии, покрутил, повертел, похмыкал, но фальшивки не показались ему подозрительными. Потом немец спросил, кто они такие.

- Я капитан, он старший лейтенант. Уезжаем домой! Полк расформирован.

- Совсем уезжаете? - поинтересовался немец.

- Насовсем… - подтвердил Эдик.

- Точно не задумали скрыться и нелегально остаться в Германии?

- Нет, что вы, честное слово, машина не заводится.

Эдик говорил правду и был спокоен на этот счёт, при всём желании «ИФА» не оживёт. Он протянул ключи зажигания молодому полицейскому, тот сел в кабину, попробовал завести, грузовик даже не фыркнул и не чихнул.

- Плохо! Зачем покупать неисправную машину? - удивился полицейский. - Непорядок! Оштрафовать бы вас надо…

- Мы сломались в пути, - начал оправдываться Эдуард. - Был сильный ливень, и проводка замкнула.

Немец слегка порылся в кабине, не нашёл ничего подозрительного, взялся проверять документы Василия. У того тоже был полный порядок, по крайней мере, на внешний вид. Полицейские заметно успокоились, вроде бы перед ними действительно офицеры и никакая не русская мафия.

- Сколько будете ремонтироваться?

- Часа два… - ответил Громобоев.

- Даю вам час! Потом приеду и проверю. Не успеете - арестую, а машину отгоню на штрафную стоянку!

Полицейские спрятали оружие в кобуры, сели в микроавтобус и уехали.

Времени было в обрез. Приятели стали торопливо перегружать лишь то, что лежало доступно. «Жигули» разбирать не стали, ведь до приезда полиции с повторной проверкой надо было успеть пересечь границу! Уложились, упаковались, зачехлили брезентом кузов, бросили зло­счастную «ИФУ» и помчались на «МАЗе» к КПП. К тому моменту, когда они вернулись, очередь уже рассосалась, и перед воротами стояла всего пара машин. Пока Василий оплачивал сбор, оформлял документы, Громобоев с тревогой поглядывал в зеркало заднего обзора, ожидая погони. Повезло! Все формальности завершили за десять минут, немец-пограничник дал разрешение на выезд, и они тронулись. Эдик приветливо помахал немцу на прощание. Пограничник вяло махнул в ответ. Эх! Прощай, Германия!..

Далее путешествие для Громобоева продолжалось беззаботно и весело. Он откупорил упаковку с пивом, развернул карту и начал работать штурманом. Конечно же, грузовик было жалко, но слишком уж был велик риск разбиться или попасть в аварию на неисправной машине. Тем более без прав! Да к тому же сам Эдик в накладе не остался, приобрёл неплохую легковушку. Громобоев возлежал в спальнике позади водителя, травил байки и анекдоты, взбадривая Василия, чтобы тот не задремал за рулём. Время от времени, когда подъезжали к развилкам дорог или приближались к городам, подсказывал маршрут. Ближе к вечеру они въехали в пригород большого города, и тут Шум проскочил знак ограничения скорости, а когда начал притормаживать, то увидел в ближайших кустах полицейскую машину с радаром и двух довольных поляков.

- Твою же мать! - громко выругался он, притормаживая и съезжая на обочину. - Чёрт их подери!

- И как ты не заметил знак! - посетовал Эдик. - Я же предупреждал!

- Ну не заметил и всё тут! Устал!

- Ладно, Шум, не шуми, - состроил каламбур Громобоев. - Надеюсь, водкой откупимся.

В запасе у них было четыре бутылки «Смирновки», столько же бренди «Наполеон», несколько разных ликёров, ящик пива, несколько пачек презервативов с голыми девицами. Это было приобретено для подарков, домой, но мало ли что случается в пути! На взятки должно было хватить…

Улыбаясь и помахивая дубинками, полицейские неторопливо приближались к кабине «МАЗа».

- Добжий дзэнь, пан! - произнёс один из них, повыше ростом. - Права, техпаспорт, страховку, паспорта…

- И выйти из машины! - потребовал второй - толстяк пониже ростом. - Обыск кабины и кузова на предмет оружия, наркотиков, контрабанды! Вы ведь явно везёте контрабанду? Водка? Сигареты?

- Мы не курим и не пьём, мы здоровыми помрём, - попытался пошутить Эдик, но наткнулся на откровенную неприязнь в глазах этих полицейских пшеков.

- Главное - не умереть очень молодыми! Поэтому стойте и не трепыхайтесь! - полицейский выразительно и недву­смысленно похлопал по кобуре с пистолетом на поясе и полез в кабину.

В этот момент длинный махнул жезлом и грязно выругался. Попытавшаяся промчаться мимо них на приличной скорости потрёпанная жизнью «БМВ» начала тормозить. И этот водитель, видимо, не сразу заметил полицию, поэтому и гнал на всех парах. Автомобиль заскрипел тормозами и остановился впереди метрах в пятидесяти.

- Яцек! То тоже русский, пся крев! - воскликнул длинный полицейский и позвал из кабины толстяка-напарника. Что-то пробурчал, очевидно, подчинённого послал проверить машину. Эдик заметил номера, они были, как и у них, немецкие, и за рулём явно находился такой же офицер или прапорщик, возвращающийся домой.

Толстяк с явным неудовольствием выбрался из кабины, спрыгнул на землю и побрёл к легковушке. А длинный продолжил изучение пачки документов: техпаспорт, купчая и перешёл к водительским правам. Первым делом он осмотрел права, с этим, к счастью, был полный порядок, у Шума была категория на управление грузовиком.

- Итак, что везем незаконного? Какая контрабанда? - повторил вопрос полицейский.

Громобоев начал размышлять, сколько ему отдать спиртного, чтобы отвязался без штрафа: две бутылки водки или две бренди, как вдруг возле легковушки завязалась яростная потасовка. Наглый толстяк ткнул дубинкой водителя в живот, тот врезал ему в ответ в челюсть и сбил с ног. Этот парень в «БМВ» был не промах. Полицейский лёжа отмахивался дубинкой, попытался достать пистолет, но получил удар ногой в пах и взвыл. Длинный швырнул документы Шума на землю и побежал на выручку к напарнику, выхватив на бегу оружие. Владелец «БМВ» прекратил пинать толстяка, сделал шаг ко второму, но тот направил на него пистолет и выстрелил в воздух. Водитель сразу поднял руки, лежавший на асфальте толстяк сделал подсечку, сбил нарушителя с ног, и оба полицейских принялись избивать этого крепкого парня.

- Что делать? - прошептал Василий. - Попытаемся помочь?

- А как? Задавим их «МАЗом?» - вопросом на вопрос ответил Эдик. - С голыми руками на пистолеты? Пристрелят, или сядем в тюрьму вместе с ним как соучастники. Давай лучше дадим показания в суде, что они его били, но останемся живыми…

Полицейские рассудили иначе, им-то как раз свидетели были не нужны. Длинный замахал рукой, потребовал уезжать. Василий поднял документы с дороги, завёл грузовик и притормозил возле легковой машины.

- Я же сказал - пошли вон! Убирайтесь! - заорал полицейский.

Толстяк уже успел надеть наручники на сопротив­ляющегося здоровяка-водителя, продолжая дубасить по почкам.

- Русская свинья! Оккупант! - визжал взбешённый толстяк. - Ты мне дорого заплатишь за разбитый нос!

Длинный угрожающе наставил на кабину «МАЗа» пистолет и вновь махнул рукой:

- Проезжайте! Быстрее!

Когда они в молчании проехали несколько километров, Василий наконец-то смог произнести:

- Слушай, а если бы мы ему помогли? Трое против двоих… Как ты думаешь? Вроде как предали своего…

- Не знаю, самого гложет, но думаю, они бы нас просто перестреляли и объявили русской мафиозной бандой.

Тяжело вздыхая, Вася продолжал крутить баранку.

- Стоп! Тормози, - велел ему Эдуард, как только они миновали этот негостеприимный город. - Съезжай в сторону, в посадки: выпьем, перекусим, снимем стресс…

- Тебе хорошо, а я за рулём…

- Сделаем привал, поспим, всё одно без остановки не доедем до границы. Сейчас ты на взводе, слишком нервничаешь, тебе нужна разрядка!

На ближайшей живописной полянке Громобоев расстелил газету, разложил закуску, открыл бутылку «Смирновки» и разлил порции по железным кружкам. Бывшим сослуживцам было немного не по себе, неловко, пальцы, державшие кружки, слегка подрагивали.

- За того парня! Чтобы он выкрутился из передряги… - произнёс Шум.

- За его и нашу удачу! Чтоб миновать бандитов в форме и без формы! До дна!

 

Допив бутылку водки, товарищи сразу легли спать. Говорить не хотелось, на душе было погано, гадко и неприятно. Долго ворочались, Василий в спальнике, а Громобоев на матрасе на сиденье водителя. Алкоголь и усталость взяли своё - заснули.

Рано утром с первыми лучами солнца Шум начал ворочаться и окликнул Эдика:

- Командир, ну что, поехали?

- Я всегда готов, не мне ведь баранку крутить…

Ополоснулись водой из канистры и поспешили к границе, до которой было уже рукой подать. Василий рулил, Громобоев опять изредка подсказывал маршрут, но больше молчал. Он напряжённо думал о дальнейшей жизни и службе. Служить и терпеть разные унижения в этой армии больше не хотелось. Да и жить в голодной России, в которой практически два года отсутствовал, было страшновато. Опять терпеть лишения и стойко переносить бытовые тяготы? Дурные думы лезли в голову вереницей…

К польско-белорусской границе доехали к вечеру и без приключений - повезло, видимо, свой лимит неприятностей они уже исчерпали. Сразу за белорусским КПП их ждали родственники: Шума - шурин, а Эдика - отец. Подставили доски к борту, спустили «Жигулёнка» на родную землю, на которую эта машина вернулась спустя десять лет. Сослуживцы тепло попрощались, обменялись адресами. Теперь им предстояло служить в разных армиях (если только для них найдутся вакансии): одному в белорусской, другому в российской. Главное дело, чтобы не пришлось воевать друг против друга, как солдатам бывшей единой Югославии.

Шум с родственником сели в «МАЗ», посигналили и уехали, а Эдик вручил ключи отцу.

- Тебе гнать машину, дарю! А мне надо опять в Брест.

- Что ты удумал? Зачем тебе Брест? - удивился отец.

- Сяду в поезд, но пока не решил, в какую сторону.

- Вот чудак-человек! - сокрушался отец. - Я же вина наделал, чачи нагнал, арбузами подвал наполнил, мясо приготовил, шашлык собрался сварганить…

- В другой раз, батя, в другой раз.

Отец недоумённо покачал головой.

- Что-то ты странное задумал… а поговорить не хочешь?

- Нет! Прощай…

Эдик выбрался из машины, забрал из багажника чемодан и пошёл в сторону уже знакомой автобусной остановки.

/Глава 20

Когда Громобоев прибыл в штаб военного округа, выяснилось, что его здесь никто не ждал и ему были не рады. Политуправления не было, но вместо него теперь существовала другая структура - Управление по работе с личным составом. В принципе, это новое учреждение ничем от прежней конторы не отличалось, да и начальники в кабинетах сидели почти все те же. Возглавлял отдел кадров полковник Сергей Сергеевич, приложивший руку к высылке Громобоева в Германию.

«Ага! А реформирование структуры пошло ему только на пользу», - усмехнулся Громобоев.

Этот Сергей Сергеевич заметно раздобрел, вырос в звании и должности.

- О! Громобоев! Что-то вы рано вернулись, - усмехнулся кадровик.

- Я не спешил, но армию расформировали, - развел руками Эдуард.

- Увы, но вакантных мест для вас в округе в настоящее время нет! - «порадовал» капитана Сергей Сергеевич.

- Вообще нет должностей или для меня нет?

- И вообще, и конкретно для вас, - ответил полковник с плохо скрываемой ухмылкой. - Мы ваши деловые качества и политические взгляды хорошо знаем...

- Что предлагаете мне делать дальше?

Полковник притворно улыбнулся и предложил несколько вариантов:

- Можно попробовать устроиться в налоговую полицию, сейчас туда идет набор из бывших сотрудников КГБ, милиционеров и уволенных из армии офицеров. Возьмут - тогда полиция должна будет прислать отношение, вы сразу увольняетесь и далее служите у них. Или, если хотите, можете полтора года находиться за штатом, при базе хранения на Черной речке, и искать себе место службы. Либо по вашему «добровольному» желанию отправлю на должность старшего лейтенанта - заместителя командира роты по воспитательной работе. А можно хоть сейчас написать рапорт об увольнении из армии, никто не держит, идёт большое сокращение армии…

Эдику хотелось крепко обматерить этого притворно-ласкового чинушу. Как всё странно оборачивается: полит­органы расформированы, коммунисты от власти отстранены, в стране иная общественно-политическая система, а эти проигравшие в итоге остались даже в выигрыше: как сидели везде на тёплых командных должностях, так на них и остались! Гнусность!

- Я не спешу, подожду за штатом, - решил капитан. - Время идёт, пенсия всё ближе…

- А помнится, вы вроде ещё тогда в бизнес собирались уйти? И друзей завели себе соответствующих…

- Мне не к спеху, - снова буркнул Эдик. - Надо осмотреться, обдумать…

Полковник нахмурился, он был явно недоволен, что ему сразу не удалось избавиться от этого смутьяна.

- Хорошо, езжайте в родной гарнизон, в бывшую часть, вставайте на довольствие и ищите варианты трудоуст­ройства.

Громобоев так и поступил - убыл на прежнее место службы, вернее сказать на базу хранения, которая теперь существовала вместо пулеметного полка. Начальство почти полностью сменилось, поэтому встретили с прохладцей, даже равнодушно, капитан-«заштатник» никого не интересовал. Большинство старых приятелей продолжали служить, встретили радостно, бурно отметили возвращение «блудного сына» новым напитком - спиртом «Рояль». Но впоследствии приятели встречались с Эдиком редко - служба. А у него, наоборот, свободного времени стало навалом! Первый месяц бездельничанья пролетел незаметно, за ним второй, третий. Из управления кадров округа должностей не предлагали, надо было что-то предпринимать самому, до выхода на льготную пенсию следовало дослужить три года, поэтому капитан начал поиски нового места службы. В налоговую полицию его не взяли. Многие армейские офицеры безуспешно пытались попасть в эту организацию: проходили собеседование, заполняли анкеты для проверки спецслужбами. И тишина. Предпочтение отдавалось бывшим «чекистам» и милиционерам. В военкоматах и в военных училищах Эдику места тоже не нашлось.

Тогда Громобоев обратился за помощью к боевым друзьям. В Москве как раз проходила очередная встреча однополчан. На банкете после третьего тоста Эдуард выбрал момент, подошёл к бывшему командиру полка с просьбой. Молодой генерал, Герой Советского Союза, выслушал просьбу капитана и спросил с усмешкой:

- В Таджикистан поедешь?

Громобоев сразу не понял, в шутку это или всерьёз.

- Зачем? Кем? - опешил от неожиданного предложения капитан.

- Немного повоевать. Слышал, наверное, на днях душманы разбили погранзаставу? Предлагаю тебе поехать заместителем командира манёвренного батальона прикрытия границы. Устраивает?

- Даже и не знаю, что сказать, - оторопел Эдик от столь неординарного предложения бывшего командира.

Выпили ещё по рюмке за встречу, и тот продолжил развивать свою мысль:

- Планируется укрепить границу и дивизию опытными боевыми офицерами, такими, как ты. Соглашайся!

- Когда я должен дать окончательный ответ? - уточнил капитан.

- Послезавтра в Питере будет работать комиссия Управления кадров, тебе позвонит полковник Осипенко, и вы с ним встретитесь. Хорошенько подумай, я на тебя рассчитываю…

Услышав новость, Ольга даже слушать отказалась о новой командировке на войну, расплакалась, запричитала:

- Мало того, что я два года переживала и плакала о тебе, пока ты воевал! Наскучила мирная жизнь? Экстрима захотел? Адреналина тебе мало? Теперь снова решил попытаться вдовой меня сделать?

- Цыц! Не скули! - рявкнул Эдуард. Получив отпор от жены, он, наоборот, укрепился в своём решении. - Хватит кудахтать, курица! Сказал поеду - значит поеду! Тройной оклад платят, сейчас на одну получку в Питере не прожить - только нищенствовать! А там сразу восстановлюсь в должности, очередное звание получу, через год-другой вернусь домой. Надо пару лет как-то дотянуть до выхода на пенсию! Ну, что ты застыла, как изваяние? Помоги собраться! Где мой тревожный чемодан, вещевой мешок и полевая форма?..

Вскоре полковник Осипенко действительно позвонил и уточнил, готов ли капитан Громобоев ехать, и, услышав положительный ответ, отдал необходимые распоряжения кадрам. Командование базы, получив приказ из самого Министерства обороны, засуетилось, в строевой части и в службах за пару часов экстренно оформили документы, дали полный денежный расчёт и выписали предписание. Теперь можно было отправляться в дальний путь.

По дороге в аэропорт и в самолёте капитан Громобоев размышлял о превратностях своей судьбы и рассуждал, верно ли он поступил, в очередной раз подвергая себя риску и ввязываясь в новую авантюру. «Главное - не уехать на войну, а главное - вернуться с войны живым… - размышлял Эдуард, прихлёбывая коньяк из фляжки и отгоняя тревожные мысли. - Ерунда, все будет в порядке!..»

 

Перепечатка материалов размещенных на Southstar.Ru запрещена.