Южная звезда
Загружено:
ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ № 1(62)
Виктор Сумин
 Заскок

Красивые песни пели в советские времена. Со смыслом. Но особенно врезалась в сознание Павла одна. Были в ней такие слова: «Раньше думай о Родине, а потом о себе». Эти слова стали жизненным девизом многих советских людей. И Павел Мерзликин не был исключением. Скорее всего, ярчайшим примером такого вот беззаветного служения отчизне.

После окончания физмата некоторые его сокурсники ехать по распределению не хотели. Даже фиктивные браки заключали, чтобы в Тьмутаракань какую-нибудь не попасть. Павел - наоборот. Узнав, что в селе не хватает учителей, попросил направить его в самую глухую деревню. И поехал. Хотя его оставляли на кафедре.

И если откровенно: он хотел остаться. Но долг был превыше всего.

Когда Павел узнал, что в армии недобор призывников, он уволился и ушёл служить. Несмотря на то, что по тогдашнему закону сельских учителей в армию не брали.

Из-за слабого зрения его определили не в строевые части, а в стройбат. Но он и здесь старался как на передовой в военное время. Ради укрепления могущества Родины. А на дворе был конец семидесятых. СССР уверенно контролировал полмира и о войне с ним никто и не помышлял. Дураков как-то не находилось.

Надо сказать, что трудился Павел в очень непривычной для себя атмосфере: девяносто девять и девять десятых процента стройбатовцев были почти зеками.

Один из них - Фалеев - как-то сказал Павлу:

- Я вот гляжу на тебя, Иваныч, и удивляюсь. Образованный, вроде, человек - институт закончил, а рамсы путаешь. На хрена ты так выкладываешься? С работы идёшь - тебя аж качает! Кому это надо - за копейки вкалывать?

Павел в ответ лишь улыбнулся: что с «зека» взять? Несознательный элемент.

После армии Павел, точнее, Павел Иванович, вернулся в деревню. Уже в другую. Хотя его снова приглашали на кафедру. Ведь умница был, каких поискать. И честно говоря, ему очень хотелось заняться наукой, но посчитал, что в селе он будет нужнее.

В душе, как крейсер «Аврора» на вечном рейде, звучали гордые слова отца: «Если не ты, то кто же?»

Потом отца не стало.

Мама вышла замуж повторно.

Но светлая память об отце, коммунисте, осталась.

Ну да что ворошить былое…

Короче, Павел Иванович вновь обосновался в деревне. Ему выделили небольшую комнатёнку при школе. Комнатёнка оказалась бывшим классом: на одной из стен серел квадрат от висевшей здесь когда-то доски. Только вместо парт теперь стояла железная кровать, стол, два стула и платяной шкаф. Удобства - во дворе. Неуютное и диковатое жилище.

- Уют создавать придётся вам самим, - виновато развела руками директриса, полная женщина средних лет.

Но тут начался учебный год. Впечатление от диковатости жилья отошло на второй план. Задумываться об удобствах было некогда.

Павел Иванович с увлечением окунулся в свою прежнюю работу.

Будни стали сверхнасыщенными. Павел Иванович во­зился с детьми с утра до вечера: то дополнительные занятия, то работа с одарёнными детьми, то предметный кружок. Старался так, что иногда казалось: душа из тела вывалится. Ведь почти на двух ставках работал.

И результаты были более, чем впечатляющие. На районных олимпиадах его ребята всегда были первыми и даже становились призёрами областной. Многие из выпускников связали свою жизнь с физикой: работали в научно-исследовательских институтах, преподавали.

...Когда к тридцати годам Павел Иванович женился на молодой агрономше Марине Тимофеевне Соколовой, сельчане были уверены, что его рабочий фанатизм уйдёт, как «с белых яблонь дым».

Но не тут-то было. Жена ушла, а не фанатизм. Её хватило ровно на год. Когда кто-то из женщин спросил, почему она ушла, Марина Тимофеевна ответила:

- Он не на мне женился, а на школе.

И хотя потом они несколько раз сходились, поскольку, по их словам, очень любили друг друга, тем не менее, в конечном счёте, расстались навсегда.

Павел Иванович женился ещё раз, но, увы, с тем же результатом.

Наперекор всему Павел Иванович надежд не терял. Он всё-таки надеялся найти свою принцессу и купить дом. С небольшим тихим садиком. Копил для этого деньги, но грянули реформы, и деньги на книжке обесценились. За них теперь можно было купить лишь пару порций мороженого. Принцесса тоже не появлялась.

Да к тому же и Родина развалилась. Точнее, развалили. Именно те, кто призывал думать о ней раньше, чем о себе.

Это был удар!

Как же так?

Почему?

А потом и вовсе тухлые времена пошли. Нулевые. Ум, честь и совесть свели к нулю. Зарплату - тоже. Павел Иванович жил только со своего огородика.

Но как ни странно, это были для него счастливые времена. Потому что он взрастил родственную душу - Сашу Макогонова. Уникальнейшего по таланту ученика. Саша был влюблён в физику также, как и Павел Иванович.

 Они занимались физикой дополнительно. Каждый день. До самозабвенья. Это были звёздные часы Павла Ивановича. Вершина его педагогической деятельности. Лебединая песня, можно сказать.

В одиннадцатом классе Саша стал победителем областной олимпиады и призёром всероссийской. После окончания школы он поступил в МГУ. Блестяще отучился, но работы в России ему не нашлось, и он уехал в Америку.

Постепенно наступила, так называемая стабилизация, с «неброской» зарплатой.

А потом как-то неожиданно закончилась и жизнь. Не в прямом смысле, конечно. Просто, подошёл пенсионный возраст.

И Павел Иванович обнаружил, что, кроме высокого давления, у него ничего нет. Лишь пенсия. В два раза меньшая, чем крохотная зарплата.

Павлу Ивановичу пришла в голову интересная метафора: тот серый квадрат от доски, который он увидел на стене своей комнаты почти сорок лет назад, символизировал ни много, ни мало его жизнь. Серую и никчёмную. Может быть, нужную другим, но никчёмную саму по себе.

Да и комната за эти годы мало изменилась. Лишь обои на стенах выцвели до неприличия. Павел Иванович поклеил их вместе с мамой, когда она ещё жива была. Двадцать лет тому назад. Мама часто проведывала его…

После её смерти квартиру Павел Иванович оставил отчиму: у него ведь были дети. Его, Павла Ивановича, названные братья. Не мог же он выгнать их на улицу. А теперь они с ним и не общаются. Всё правильно. Прагматичное поколение. Нет выгоды - нет интереса.

Павел Иванович чувствовал себя обманутым. Обманутым грубо и жестоко. Его жизнь оказалась копеечной монетой. Павел Иванович понял, что он оказался глупее самого примитивного зверька. Ведь каждый зверёк в свою норку таскает. Запасы делает. А у Павла Ивановича никаких запасов не было. Ни в подвале, ни на сберкнижке. Пусто-пусто. Как у доминошной костяшки.

Всё, что было у него в душе и в голове, он щедро таскал в души своих воспитанников. Может быть, поэтому и стало у него сейчас так пусто в душе? Истаскался весь. До донышка.

Одни книги везде. Точнее, книги и тетради. Но их-то грызть не будешь! Кроме воспоминаний об учениках у него ничего не было. Ну ещё, пожалуй, любовь этих самых учеников.

Ребята не забывали его даже на пенсии: продолжали посещать. С ним было интересно.

А, впрочем, стоит ли удивляться его нищете? Ведь всю жизнь он имел дело с моральными ценностями. И почти никогда с материальными...

И вдруг случилось невероятное. До конца осознав свою нищету, Павел Иванович заявил, что ни с кем он не будет общаться кроме как за деньги. На дверях комнаты он прикрепил лист форматом А-4, на котором чёрным фломастером было написано «Вход - 10 рублей». И ниже: «Беседа - 50». И ещё ниже: «Выполнение контрольных работ для студентов от 200 до 500».

Одни считали это заскоком и посмеивались, другие говорили:

- Молодец, Иваныч, на старости лет поумнел, предпринимателем стал!

Иные и вовсе считали, что старик из ума выжил.

И в это самое время, впервые за три года после отъезда в Штаты, приехал Саша Макогонов! Успешный человек. «Американец». Учёный научно-исследовательского цент­ра им. Форрестола при Принстонском университете. Об этом даже районная газета писала.

Павел Иванович читал. Сначала гордость за любимого ученика приятной волной захлестнула душу. Потом откуда-то вылезла обида. Огромная, как слон в объективе фотоаппарата, она заслонила всё. Весь пейзаж. Ишь, франт какой! Ещё с детства знал, за что вкалывал.

А за что тратил своё здоровье и силы он, Павел Иванович?

За просто так…

Отдохнув в родительском доме от долгой дороги, Александр Николаевич Макогонов сразу же побежал к Павлу Иванычу. Проведать. Похвалиться успехами. Поблагодарить, в конце концов: пластиковый пакет дыбился от подарков и сувениров. К благодарности располагал и августовский вечер: он был почтительно тих.

А вот и школа. С тыльной стороны дверь в каморку учителя. Прочитав на двери ценник, Саша, простите, Александр Николаевич, улыбнулся: не потерял ещё старик чувства юмора.

Постучал.

- Войдите! - раздался из-за двери голос Павла Ива­ныча.

Александр Николаевич зашёл в комнату и сказал, улыбаясь, как в детстве:

- А вот и я!

Он ожидал, что учитель обрадуется и скажет свою любимую присказку:

Залетай поскорей,

Непоседа-воробей!

Но не тут-то было. Павел Иванович смотрел на него как-то отчуждённо, словно не узнавая.

- Я - Саша Макогонов! Неужели не узнали, Павел Иванович?

Учитель вопрос проигнорировал.

- Вы объявление видели? - строго спросил он. - За вход - десять рублей, за беседу пятьдесят.

Александр Николаевич хотел было подхватить шутку учителя, но до него вдруг дошло, что это не шутка!

- Да, да, - конечно, - смутился Саша, точнее, Александр Николаевич.

Он выгреб из бумажника всё, что снял с карточки для мелких расходов. Пятьсот долларов. И положил на стол. Увидел, как жадно блеснули глаза учителя.

Старик схватил деньги, пересчитал и, положив на стол, сказал:

- Ну, садись теперь, рассказывай!

Ошеломлённый Александр Николаевич стал рассказывать. Но Павел Иванович был уже в иных пределах. Для него существовала лишь стопка долларов.

 Он был с ними всей душой: гладил и гладил, закрыв от удовольствия глаза, словно блаженный.

Александр Николаевич вдруг ясно осознал свою ненужность.

Он встал и тихо вышел. Пакет с подарками оставил возле стола.

Старик его ухода даже не заметил. А может быть, сделал вид, что не заметил.

...Говорят, после визита к учителю Александр Николаевич пошёл в сельский бар и напился. До потери сознания. Петька Буровец его до дома на себе тянул. И с чего бы это? Ведь Александр Николаевич всегда был трезвенником. И не пил ни грамма. Даже будучи студентом.

Похоже, что-то сдвинулось в душе «американца» тем вечером. Только никто не знает, что именно. А может и к лучшему, что не знают. Как говорится: меньше знаешь - крепче спишь.

Перепечатка материалов размещенных на Southstar.Ru запрещена.