Южная звезда
Загружено:
ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ № 3(64)
Александр Рапот
 Практика в Нижних Эшерах

Ура! Ура! И ещё раз ура! Два месяца на берегу самого что ни на есть Чёрного моря. И сегодня ночью я вылетаю в аэропорт Дранды. Слово-то какое заграничное, сразу и не подумаешь, что это наша солнечная Абхазия.

Приключения начались прямо на привокзальной площади. Местный бомбила на мою просьбу: «На мелькомбинат», - ответил: «Харашо, кацо. Мигом даставлю».

И вот мы едем уже добрый час. Далеко позади остались огни столичного Сухуми, а впереди сплошная темнота да шум прибрежных волн. Я очень прилично учил спецдисциплины в родной альма-матер, а потому зарубил себе на носу, что мелькомбината без огней не бывает. Его цеха всегда должны светиться как новогодняя ёлка, денно и нощно выдавая на-гора тонны муки, крупы и комбикормов. А огни на рабочей башне элеватора в любую погоду обязаны предупреждать низколетящие самолёты о приближении к опасному высотному объекту.

- Приехали, кацо. Гони дэсятку.

Я вышел из машины. Кругом темень непроглядная. Посмотрел на водителя. Меньше всего тот был похож на былинного Ивана Сусанина. Да и я, если честно, ничем не напоминал польского завоевателя.

- Ты сказал, мэл комбинат. Я привёз. Здэсь мэл добывают. Дэтишкам такие квадратные карандашики дэлают. Чтобы ими на доске писать. Буквы всякие или цифры. Короче, гони дэсятку.

Так я познакомился с особенностями произношения русских слов в здешних местах. Сулугуни у них мягкий, а гласные буквы - всегда твёрдые. Без каких-либо смягчающих знаков! Прибыли мы в посёлок Нижние Эшеры, где и располагался большой мелькомбинат, аккурат к открытию столовой. Ни кадровика, ни тем паче директора ещё не было, а вот харчо уже было готово.

- Тэбэ скока хлэба? - Повар держал на весу здоровенную лепёшку.

- Мне, если можно, половинку вот этого, - я показал на лаваш. - И полпорции харчо.

- Бэри всё. За дабавкой ходить тогда нэ нада, - хохотнул повар.

Я зачерпнул ложкой харчо. Горячие угли во рту - это всего лишь банальное сравнение. Скорее всего, под моим нёбом взорвали гранату «лимонку», начинённую не взрывчаткой, а безумно острым перцем. Короче, после трёх ложек предоставленные мне пол-лаваша закончились.

- Гаварил же тэбе, бэри цэлый. Я что, по-твоэму, бэгун на дистанции? Мнэ лудям кушать гатовить нада. Ничего, скоро совсэм наша еда привыкнэшь. Это спэрва остро. Патом нармално!

Бригада, в которую меня распределили, работала по удивительному графику. Семь дней в ночь, семь дней в день, семь во вторую смену и семь дней выходных. Это для того, чтобы в свои выходные можно было ехать в Сочи и торговать там на рынке. Я попал как раз на семь дней выходных. Поселили меня в винном погребе (о чём, конечно, пожалели, но это уже потом). Больше никаких свободных помещений и даже коек у моей хозяйки не оказалось. Всё снимали отдыхающие «дикари», платившие реальные советские рубли, а не предоставляющие мешки с комбикормом, которыми рассчитывалось за мой постой руководство комбината. Благодать! Море, солнце, молодое вино и работать не надо - пока. Что ещё нужно студенту.

Но потом наступили семь ночных смен. Не было в моей короткой жизни периода, когда приходилось не спать семь ночей кряду. На третьи сутки я вообще потерял временную ориентацию. Несколько часов полудрёмы в дневное время, под грохот все проникающих «Летки-енки» и «Мой адрес Советский Союз» - не в счёт. Короче, совсем скоро я уже мог спать в любом положении, и сидя, и даже стоя. Одно хорошо, работой меня не грузили. То есть вообще работать не заставляли. Я слонялся по гремящей мельнице, а потом падал в углу и засыпал мгновенно, свернувшись калачиком.

И вот однажды меня разбудила боль в правом боку. Кто-то нагло лупил по нему носком туфли. Я был молод и реакция (даже спросонья) у меня была отменная. Поймав рукой эту наглую обувь, я резко дёрнул её вверх. Директор комбината со всего маха шлёпнулся на бетонный пол.

- Ты зачем сюда приехал - спать? Дома спи. Здесь работай. За это государство тебе деньги платит. - Он потирал ушибленное место. - Утром зайдёшь ко мне, включу тебя в нашу команду по вольной борьбе. Подсечку здорово делать умеешь. Будешь честь завода защищать. Может быть, даже в сам Тбилиси на соревнования поедешь. А сейчас ступай, работай.

Делать нечего, я поплёлся к своей бригадирше.

- Зина, дай мне какую-нибудь работу. Сейчас директор с проверкой приходил. Меня попинал за то, что бездельничаю.

- Как это попинал? - удивилась бригадирша.

- Ну, как, как. В буквальном смысле.

- Ладно, ступай на первый этаж. Там есть вальцовая Лейла. Смотри, как она работает. И делай всё то, что она делает. Топай, студент. Мне и без тебя забот хватает.

Я поплёлся на первый этаж. По дороге умылся под краном, от чего моё лицо мгновенно покрылось толстой коркой из муки и теста.

Лейла тряпкой, смоченной в керосине, протирала станки. Стал протирать их и я. То есть помогать. Вдруг меня кто-то крепко схватил за рукав. Сзади стояла Лейла и качала головой.

- Парень, никогда в жизни больше так не делай. Тебе так делать нельзя. Не должен мужчина в своей жизни в руки тряпку брать. Не его это дело. А не то сам тряпкой станешь. Иди выбрось её. Я так уж и быть никому не скажу. Иначе засмеют. Грех-то какой.

Побродив по территории и подышав свежим морским воздухом, я вернулся в цех. Лейла бегала от станка к станку и крутила штурвалы. Стал крутить их и я. Если уж протирать станки не мужское дело, то колеса для управления станками крутить, уж точно наше, мужское дело.

Закончилась смена, вместо душа я отправился на море. Сплавал до буйка и обратно, да и поплёлся спать в свой винный погреб. Часов в одиннадцать за мной пришли. Усатый мужик в спецовке грубо растолкал. Правда, на этот раз руками.

- Началник цэха крупчатник к сэбэ требует. Ступай. Злой как дъявол. Запросто зарэзать может.

Я опрометью помчался на комбинат.

- Ты, паря, конечно, грамотный, - гремел бас начальника цеха. - И имеешь полное право проверять настройки станков. Ты уже без пяти минут как инженер. Но вот видишь какое дело выходит. Лейла лучшая вальцовая нашей республики. А после твоих вывертов со штурвалами вальцовых станков вся бригада часа три разгребала завалы из муки и отрубей на этаже рассевов. Так что в эту бригаду тебе больше ходить не стоит. Я такого завидного работягу в другое место определю. Уж не взыщи, заслужил. Иначе, не дай бог, несчастный случай на производстве случиться может. Сам понимаешь, люди здесь работают резкие. Все сплошь горцы, во всех своих поколениях. Народ горячий, как харчо в нашей столовой.

Мои ночные смены закончились. Теперь я работал только в дневную смену. И работу получил очень даже денежную, но тяжёлую, донельзя. Дело в том, что наша мельница остановилась на годовой плановый ремонт. Ёмкости для хранения муки бестарным способом через пару дней опустели. А за мукой приезжали исключительно машины-муковозы. Работа моя состояла в том, чтобы со склада тащить мешок с мукой, поднимать его на лифте на верхний этаж, расшивать и высыпать муку в бункер. И так с утра до вечера. Платили за этот «сизифов труд» аж десять рублей в день. То есть за четыре дня я получал свою месячную стипендию, а за пять - повышенную. Но уставал так, что даже хозяйского дармового вина пить уже не хотелось.

Через неделю меня опять вызвал к себе начальник цеха.

- Проверяющий к тебе прибыл, аж из самого Краснодара. Преподаватель твой. Желает посмотреть, как ты тут азы мукомольного производства осваиваешь. А оно мне надо? Ты сейчас смоешься дня на три, а кто мешки с мукой в «бестарку» засыпать будет? Короче, я тебе ничего не говорил, а ты ничего не слышал. Работай как работал. К концу практики так мышцы накачаешь, что любого борца сумо на лопатки враз уложишь. Если, конечно, ноги не протянешь. - Он усмехнулся в свои иссиня-чёрные усы. - А твоего учителя я беру на себя. Кстати, что он из алкоголя предпочитает, не знаешь?

- Да он у нас старенький, скорее всего, язвенник и к алкоголю равнодушный.

Крупчатник опять усмехнулся.

- Ну, это мы ещё поглядим. Давай, топай на склад. Ты Зинке, бригадирше жаловался, что для тебя работы мужской нет. Как видишь, нашлась. Всё. Позову тебя, когда надо будет.

...Прошла ещё неделя. Преподаватель из института на территории комбината так и не появился. Я втянулся в работу и уже подсчитывал на что я потрачу такие огромные, потом заработанные деньжищи.

- У тебя вроде бы должен быть какой-то дневник по прохождению практики, - буркнул начальник цеха, наблюдая как я лихо расшиваю мешок с мукой и высыпаю его в бункер для бестарного хранения.

- Имеется, но я его ещё не заполнял. Сами видите, некогда.

- Давай какой есть. И работай дальше. Не дай бог, отдыхающие оголодают и похудеют. Что тогда делать будем?

А ещё через пару дней он вернул мне дневник. На каждом пустом листе стояла размашистая подпись вузовского преподавателя. Моему удивлению не было предела.

- Это ещё не всё. У тебя, я так понимаю, практика подходит к концу. Так вот, держи от меня премию за хорошую работу, - и он протянул мне два билета в только что открывшиеся НовоАфонские пещеры. - Бери девчонку, какая приглянётся, и вперёд. Я там сам ещё не был, но говорят, что-то уму непостижимое.

- А можно спросить? - набравшись наглости, поинтересовался я. - Как вам это удалось?

Подписанный дневник перекочевал в мой глубокий карман.

- Тяжело, - нараспев ответил крупчатник. - Твой «препод» действительно крепкий орешек. Ничего пить не хотел, кроме многолетнего вина из Верхних Эшер, конечно. Его там наши старики на свои собственные поминки заготавливают. Еле-еле у них выпросил. Так что теперь обязаны старцы наши жить и жить вечно. Дай бог им здоровья.

/Ашхабадские «корчагины»

Во что были одеты молодые сотрудники министерства хлебопродуктов в начале восьмидесятых? В модные вельветовые джинсы, купленные по случаю на ташкентском толчке за умопомрачительные деньги. В тонкую пакистанскую рубашечку, с большим количеством карманчиков и главное, чтобы с погончиками на плечах. А на ногах что? На ногах у них были так называемые «шузы», это такие очень импортные туфли, только не кожаные, а вельветовые, конечно, под цвет брюк их владельца. И никак не иначе. Работа в столь престижной организации к этому просто обязывала. То, что приобретя сей прикид, весь оставшийся месяц приходилось питаться пирожками с ливером или местной лепёшкой «Нон» с пустым чаем, - это вопрос другой и к теме моего повествования отношения не имеющий.

И вот один из этих стиляг, то есть я, в августовский понедельник прибыл в расположение министерского офисного здания на улице имени грузинского деятеля культуры Шота Руставели. Как и полагается, обсудил с коллегами все спорные моменты воскресного матча с участием любимой команды «Пахтакор». Прочитал купленную по дороге газету, и наконец, глубоко вздохнув, открыл папку с текущими делами. И в этот самый момент зазвонил телефон. Люди моего поколения и старше помнят, что в советских конторах стояли такие аппараты односторонней связи - без диска номеронаберателя. То есть на них позвонить можно, а с них - нет. Они, как правило, были ярко-красного цвета и в центре аппарата красовался золотой герб Советского Союза. Обладатели таких аппаратов страшно гордились ими, так как наличие сего агрегата подчёркивало статус владельца. Не знаю уж почему, но такие аппараты обладали очень скверным типом звонка. И мой организм со временем выработал стойкую антипатию к мелодиям этого аппарата...

Короче, он зазвонил. В трубке раздался раскатистый бас нашего министра: «Зайди».

Почти бегом спускаясь со своего четвёртого этажа, на покрытый хивинским ковром второй, где и располагался кабинет министра, я мысленно прокручивал в уме все свои возможные прегрешения, за которые меня следовало вызвать на ковёр. Таковых не обнаруживалось, так, мелкие шалости и не более того.

В кабинете кроме меня было довольно много народа. В основном наша министерская молодая поросль.

- Bir narsa sodir bo′ldi, - беда стряслась, - проворчал министр. - У наших соседей в Ашхабаде сегодня ночью сгорела мельница. Им надо помочь. Иначе столица братской Туркмении без хлеба останется, а мы с вами этого допустить никак не можем.

Дверь отворилась и в кабинет, на цыпочках, едва касаясь носками сандалий пола, вошёл старичок, начальник нашего архивно-хозяйственного отдела. И, ни слова не говоря, положил на стол министра пухлую папку.

- Vaqt mohiyatining bo′ladi, - время дорого, - пророкотал министр, открывая папку. - Вот здесь билеты и немного командировочных, вылет через два часа, вахтенный автобус прямо сейчас отвезёт вас в аэропорт. Да, ещё вот что. Ваша командировка закончится только тогда, когда ашхабадская мельница даст муку и никак не раньше. Зарубите это себе на носу.

У выхода из кабинета старичок из АХО вручил каждому из нас по новёхонькой книге в мягком переплёте.

- В самолёте почитаете, пригодится, - прорычал нам вдогонку министр.

Книга называлась «Как закалялась сталь»

Суть министерского подарка я понял, когда посмотрел на то, что осталось от мельницы, расположенной на окраине большого города. Обгорелые головешки, обильно залитые пожарной пеной, поровну смешавшейся с мукой. Понятное дело, что никакой рабочей одежды нам никто выдавать и не собирался. Начали разгребать это пепелище в том, в чём прибыли. Военные из местного гарнизона привезли мощный прожектор, чудом сохранившийся со Второй мировой войны.

Так прошла наша первая ашхабадская ночь, потом первый ашхабадский день и вторая ашхабадская ночь. Мука в городе закончилась, а затем исчез и хлеб. Военные выпекли что могли из своих запасов и развозили диковинные в этих местах «хлебные кирпичики» по больницам, школам и детским садам. Чем мы питались и питались ли вообще я за давностью лет уже и не вспомню. Моя рубашка, та, что с погончиками, превратилась в хрустящий кокон и я её просто выбросил. Если честно, я бы выбросил и вельветовые брюки, но рядом со мной работали дамы. Вот им приходилось ещё хуже. Что такое туркменская жара и обжигающе горячий ветер с близлежащей пустыни, - про то отдельный рассказ требуется. Скажу лишь, что пот, смешиваясь с мукой и пеной, образует на тебе такую броню, что из пистолета меня застрелить было уже невозможно. Да и стрелять не надо. Ещё денёк-другой и моё имя, по всей видимости, увековечат на мемориальной доске, которую торжественно водрузят у проходной ашхабадской мельницы.

...Прав был великий царь Соломон когда крутил своё знаменитое кольцо и читал надпись на нём «Пройдёт и это». Прошла и наша туркменская ссылка. Мельница заработала и дала первую, пусть ещё серую, но всё же муку. Нам привезли какие-то местные ватные халаты, конечно, вручили почётные грамоты и всех скопом отвезли в аэропорт. В самолёте, я, как и все мои коллеги, уснул мгновенно.

В родном Ташкенте нас встречал водитель нашего вахтенного автобуса Икром. Он подивился нашим нарядам, но почему-то долго смотрел на мои ноги. Я опустил глаза. И, не выдержав, хлюпнул носом. Мои конечности украшали разорванные по всем швам, раскисшие бело-серо-чёрно-бурые изделия, несколько дней назад гордо именуемые иностранным словечком «шузы».

/Секретный объект

- Саныч, как ты относишься к нашему Дальнему Востоку?

- Шеф, если честно, я к нему никак не отношусь. Я вообще к Кубани отношусь, ну, ещё к Средней Азии.

- Ты мне эти еврейские штучки брось. Новый год, понимаешь, на носу. Кстати, о еврейских штучках. Именно из-за них я тебя и вызвал.

Я сидел в кабинете начальника управления и ни черта не понимал. Через неделю Новый год. Настроение соответствующее. Какой там Дальний Восток, тут бы побыстрее свой личный годовой отчёт состряпать, да и вместе со всеми за праздничный стол. Странно как-то начальство намекает. При чём тут богоизбранный народ? Хотя, если посмотреть в глубь веков, то он, конечно, всегда при чём.

- Быстренько смотаешься в их автономную область. Мельницу тамошнюю поглядишь, что там и как. У меня в плане реконструкция её на следующий год запланирована, а от них, понимаешь, ничего вразумительного не поступило. Шлют ерунду всякую. Всё, мол, у нас в порядке, ничего нам не надо. Короче, на всё про все тебе четыре дня. Как раз до новогоднего пиршества и обернёшься.

- Так туда же лёту часов восемь, а если метель или буран? Что же мне Новый год в аэропорту встречать?

- А ты времени не теряй. Дуй в наш архивно-хозяйствен­ный отдел, пусть тебе бронь министерскую организуют и первым же рейсом туда. У тебя же глаз намётанный. Быстренько там всё вынюхай и сразу назад. Да, ещё вот что. Свой хвалёный фотоаппарат «Зенит» захвати, чтобы, значит, факты налицо представить. Короче, жду по тамошней мельнице отчёт. И в этом году, а не в следующем. Ну, и деликатесы местные к праздничному столу, сам понимаешь! Думаю, сообразишь, чем эта автономная область славится из съестного.

Старичок, начальник АХО ворчал, выписывая мне необходимые бумаги.

- И когда вы там в своём управлении угомонитесь. Все люди как люди. По магазинам бегают, продукты дефицитные достают, а мельникам всё неймётся. Дальний Восток им вынь да положь. Вот бы отправить тебя в кассу Аэрофлота, там бы в толпе себе подобных Новый год и встречал. Молод ты ещё больно, чтобы по брони министерской летать. Молоко на губах не обсохло. - Он закончил писать и протянул мне листки с печатями и подписями. - Значит так, смотри сюда. Вылетаешь сегодня ночью. В полдень будешь на месте. А через пару дней - назад. Иначе никак не получается. Задержишься - пеняй на себя. Там у них на Дальнем Востоке желающих воспользоваться услугами нашего дорогого Аэрофлота ничуть не меньше чем у нас.

...Директор местного мелькомбината излучал неподдельную радость.

- Шалом! Шалом! Какие высокие гости к нам, и под самый праздник. Какая честь, какое уважение. Барух аба! Уважили.

- Мне бы на мельницу. Посмотреть, что у вас и как. Чего вам требуется, какое оборудование, какая реконструкция. - Я протянул директору своё командировочное задание.

- Воз отдыхает зимой, сани - летом, а конь - никогда. Это я к тому, что ещё успеется. Работа, сами же знаете, не волк, в лес не убежит. А сейчас с дорожки, как полагается, в сауну нашу заводскую. У нас она знаете какая знатная, настоящей сибирской лиственницей обшита. К нам сюда, если хотите знать, высокое партийное руководство аж из самой области попариться приезжает. А потом в гостиницу, баиньки. Вы, я так понимаю, ночь в самолёте коротали. Утром, так сказать, на свежую голову и поговорим о делах наших грешных. Утро, оно однозначно вечера мудренее. Ани мэвакеш!

На следующее утро я нашел в себе силы заняться делом.

- Дайте мне, пожалуйста, комплект спецодежды и сопровождающего. Пойду погляжу вашу мельницу. Кстати, спасибо за сауну. Действительно, стоящая вещь. У нас, к сожалению, таких нет. - Я решительно открыл свой блокнот для записей и достал фотоаппарат.

- Понимаете, - директор с минуту помолчал. - Тут наших передовиков пригласили на книжную базу. Так сказать, отовариться к Новому году. В порядке обмена продукцией. От всей души предлагаю и вам к этому действу присоединиться. Не каждый день такое событие бывает. Дефицит, он и в вашем городе дефицит. Привезёте своему начальству братьев Вайнеров или братьев Стугацких. Опять же Александр Дюма на дороге не валяется. А после базы, конечно, сразу же на мельницу.

«Ну, время в запасе у меня ещё есть. А вот отказаться от такого подарка судьбы, - это совсем уж как-то не по-советски», - подумал я. И с радостью согласился.

После обеда меня пригласили на концерт, который давали артисты знаменитого Театра на Таганке, бог весть как оказавшиеся в этих местах. Он должен был проходить не где-нибудь, а в уникальном здании областной филармонии, имеющем неповторимый архитектурный облик...

На следующий день меня поставили перед дилеммой. Как говорится, дорога рыбка к шабату. Подлёдная рыбалка на реке с красивым названием Бира и возможность самому поймать тайменя, хариуса или, на худой конец, амурскую щуку и лично участвовать в процессе их копчения. Или бродить по цеху очистки и подготовки зерна к помолу. Понятное дело, что мой выбор оказался не в пользу цеха.

...Последний день моей командировки.

- Мне до вылета ровно четыре часа. Два я обязательно потрачу на осмотр вашей мельницы. И мы пойдём туда вместе. Иначе я прямо из вашего кабинета звоню своему шефу!

- Мэвина. Надоело однообразие? Разверните часы с кукушкой к стене и получите часы с дятлом… Пойдём. Конечно пойдём. И никуда звонить не надо. - Директор улыбался широко и искренне. - Только, прошу вас, присядьте, буквально на одну минуточку.

Улыбка мгновенно исчезла с его лица.

- Давайте начистоту. Вот уже много лет наше предприятие даёт ровно сто два процента плана. К качеству нашей продукции ни у кого никаких претензий нет. Вот вы сейчас пойдёте на эту мельницу. Обязательно что-то напишете, что-то порекомендуете, а нам это выполнять. Скажите - оно нам надо? Затем новый план сверху спустят, и, уверяю вас, он будет обязательно повышенный. Опять же руки выкрутят и заставят новые обязательства на себя принять в связи с установкой более совершенного оборудования. - Он нажал кнопку селектора. - Сара, будь добра, занесите папку, для нашего гостя приготовленную.

Вошла секретарша. Она протянула директору скоро­сшиватель. Потом в кабинет вкатили сервированный столик на колёсиках, уставленный напитками и закусками.

- Вот здесь благодарственное письмо вашему руководству за чуткость и внимательность, так сказать, от имени областной парторганизации. А вот эта почётная грамота лично вам. А это ваш отчёт о командировке. С указанием всех достоинств и некоторых недостатков нашей мельницы. А это фотографии, которые вы сделали. Заметьте цветные, не чёрно-белые. Мы сейчас перекусим, я отвечу на ваши вопросы, если они у вас остались, и в аэропорт. К новогоднему столу. Дришат шалом ле!..

- ...Шеф. Если честно, я на их треклятой мельнице так и не побывал. Не утверждайте мне эту чёртову командировку. Ну не пустили меня на территорию, не пустили и всё тут. Может быть, если бы времени было побольше. Тогда я конечно…

Начальник устало махнул рукой и подписал отчёт.

- Не бери в голову. Ты не первый, ты уже шестой. Никто не смог, так-то вот. За книги спасибо. Деликатесы дальневосточные, тобой раздобытые, выкладывай на общий праздничный стол. А после праздника - в Голодную степь, я так понимаю, тебе там привычнее!

Перепечатка материалов размещенных на Southstar.Ru запрещена.