Южная звезда
Загружено:
ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ № 3(64)
Видади Агасиев
 Айфон для Малики

Цепь зазвенела снова. Собака в который раз пробовала освободиться. Звено цепи упало на арматурный штырь, к которому был привязан трос для пса. Бедное животное все пыталось освободиться, обходя штырь то с одной, то с другой стороны. Пес поскуливал, поглядывая в сторону, откуда обычно появлялся его хозяин, и не оставлял попыток освободиться, время от времени зло клацая зубами на надоедливых огромных мух, которые кружились около его алюминиевой покарябанной миски с остатками каши.

Хозяин его сидел у окна и смотрел на пса. Он видел, как тот, метнувшись за мухой, «приковал» себя. Чтоб его освободить, надо было подойти и снять кольцо цепи со штыря. Но он сидел, смотрел и думал.

Сабир был стар. Ему перевалило за семьдесят. Прожитые годы не прошли бесследно. Морщины создали сложную карту на лице. Седеющие усы, высокий лоб и внушительный нос придавали излишнюю строгость его лицу. Жену он похоронил восемь лет назад. Пару раз пытался найти себе подходящую пару, но не сложилось. Менять характер, образ жизни было поздно, и поэтому Сабир куковал один.

Две дочки были замужем и заняты своими проблемами. Переехать к младшей дочери Асият он отказался. Сын исчез на просторах России и редко наведывался к отцу. Старый Сабир доживал свой век вместе с Рексом, которого взял щенком.

В последнее время Сабир часто задумывался о своей жизни, и временами ему казалось, что он тоже на цепи, как этот пес. Он давно никуда не выезжал, хотя еще лет пять назад обязательно два раза в год ездил в село, где родился и вырос. Ездил в Баку в гости к своему сослуживцу. Ходил на свадьбы, куда его приглашали.

Раньше он решал кому в семье как поступить. Но повзрослевшие дети потихоньку суживали круг его обязанностей и прав, якобы для его же блага. А сейчас он не то что не вмешивался в чьи-то дела, но и сам постоянно получал указания, как ему поступать и что делать.

Он вспомнил последнюю свою попытку, когда выдавали внучку замуж. Осталась обида. Тогда старшая дочь Раисат не сдержалась, грубо оборвала его. Он замолчал. А когда спустя время подошел к дверям кухни, услышал, как старшая жаловалась младшей:

- Ему пора о смерти думать, а он все распоряжаться хочет. Главное, знал бы, о чем говорить. Лезет со своими адатами. Тут разрываешься на части, чтоб не осрамиться перед людьми, а он...

Он тогда молча ушел из дома дочери. Никто не заметил. Может, заметили и просто махнули рукой.

Спохватились только в день свадьбы. Обычай требовал его обязательного присутствия. За ним был второй тост. Первый тост за здравие молодых произносил отец его зятя, который приезжал из села.

Приехала тогда младшая дочь Асият, похожая на покойную жену. Она жила недалеко, стирала ему и два раза в месяц прибирала в доме. Он объявил, что не пойдет на свадьбу. Младшая долго его уговаривала, потом приехала Раисат, просила не позорить их перед людьми. Мол, пойдут слухи, что дед на свадьбу не пришел.

- А то, что меня не будет, вас особо не волнует. Вас тревожит, что люди подумают.

Когда старшая дочь начала плакать, что и так его внучка перед свадьбой отказывалась выходить замуж за этого парня и что еле уговорили ее, он уступил.

Сабир вышел из дому:

- Ну, что за неразумное животное! Вот так ты не можешь сделать, - он освободил кольцо цепи от штыря.

Пес попытался лизнуть его руки.

- Ну! Ну! - заворчал он.

В душе он был доволен, что пес искренне и безгранично радуется ему.

- Иди сюда! - он взял в руки скребок.

Пес с готовностью пригнул голову. Он любил, когда хозяин чистил его.

После Сабир собрал со скребка шерсть, сунул в черный пакет и пошел вымыть руки.

Надо было пойти за хлебом.

На улице он увидел уличного пса, который что-то вытаскивал из мусорного бака. Эта была одна из трех грязных и худых собак, которые жили около гаража строительного комбината, что находился недалеко от его дома. Сторож их прикармливал, и они караулили вместе с ним. Того, что им давал сторож, не хватало, и они кормились с этой мусорки.

«Как же повезло моему псу, - подумал Сабир, - накормлен, чист, своя конура, никаких забот».

      

Когда он вернулся с чуреком, у ворот ждали гости. Приехала племянница со своей дочкой Маликой, которая с детства страдала припадками.

- Дедушка Сабир! - кинулась ему на шею рослая, по виду здоровая Малика. Только внимательный взгляд мог заметить угловатость ее движений и неизгладимую печать на лице.

Он открыл двери и провел их во двор, где в тени кустов мелкого сладкого, как мед, винограда стоял и стол из грубо сколоченных досок и длинная скамейка.

Племянница жила в селе. Сабир принялся расспрашивать о сельских новостях. Он вырос в селе и после школы приехал и обосновался в городе. Племянница привезла Малику на осмотр врачу - ее припадки стали частыми.

Сабир жалел Малику.

Она начала как всегда:

- Дедушка, разве я дурочка?

- Нет, солнышко мое. Кто тебя так называет?

- Рамиз!

- Соседский мальчик, - пояснила мать, доставая из сумки трехлитровую банку с овечьим сыром в рассоле.

- Он сам дурак! Я ему устрою! - грозно пообещал он.

- Мама мне айфон не покупает, - делилась Малика с дедом.

- Эх ты, горе мое! За что аллах меня наказал! Вбила себе, что ей нужен этот айфон. Он вот какие деньги стоит. А на какие шиши купишь? И зачем он тебе! Горе ты, мое горе, - причитала племянница, качая головой. - Ты, Малика, посиди с дедом. Я к врачу успею сегодня, договорюсь, когда тебя привести, - начала собираться племянница.

- Подожди, чай попей, - Сабир поспешил к летней кухне.

- Спасибо, дядя Сабир. Я потом.

- Дедушка! Ты почему Рекса с цепи не пускаешь?

Малика безбоязненно подошла к собаке.

- Малика, куда собаку спустишь? Во дворе она весь огород истопчет. На улице всех пугает.

- Дедушка! - сказала она и замолкла.

Ее черные большие круглые глаза стали бездонными, лицо задумчивым. Она начала теребить пса за ухом. Рекс закатил глаза от удовольствия. Сабир понял, что в ее голове наступило очередное прояснение. Оно могло длиться сутками, а иногда какой-то невидимый тумблер в голове переключался за секунду.

- Дедушка, а ты любишь Рекса?

- Конечно! - не задумываясь, ответил он.

- Значит, - она сделала значительную паузу, - поэтому ты его и привязал.

Сабир начал мыть абрикосы:

- Конечно. Если я пущу его на улицу, его машина собьет.

- А тетя Сапият говорит мне: «Аллах любит тебя. Он шлет болезнь только тем, кого любит», - она выдержала паузу и добавила, - и я подумала сейчас, что этой болезнью он привязал меня, чтоб я не ушла.

- Куда ушла? - не понял Сабир, - дура эта Сапият. Не слушай ты ее.

Он закончил омовение и встал.

- Дедушка, - появилась она рядом, - ты будешь мо­литься?

- Да.

- Попроси Аллаха отпустить меня, - попросила она и голос ее сорвался, - может, он действительно привязал этой болезнью. А?

- Малика, дедушка обязательно попросит Аллаха вылечить тебя, - и он отвел взгляд.

Пока он молился, она сидела рядом молча.

Когда он закончил молитву, она проникновенно ска­зала:

- Дедушка, отпусти Рекса! Знаешь, как мне не хочется быть привязанной. И он, наверно, хочет на свободу.

До него дошел смысл слов Малики.

- Малика! Солнышко! Кто тебе вбил в голову эту бестолковщину? Ты выздоровеешь, - неуверенно начал говорить он, - вот сходишь к врачу, и станет лучше.

- Дедушка, правда, я не дура? - голос ее поменялся, и она понесла обычную тарабарщину, - а этот Рамиз говорит…

Сабир ее не слышал: надо же выдумала, что она привязана, как и Рекс. Давно ли Сабир сам сравнивал свою жизнь с жизнью Рекса.

- Дедушка Сабир! Мама зовет. - Зашел соседский мальчик.

- Забыл я, обещал же ей показать, как посадить поздние огурцы. Сейчас зайду. Малика, посиди с Рексом, сейчас дедушка придет.

Но прошло совсем мало времени, как он зашел к соседке, когда услышал:

- Дедушка Сабир! Дедушка Сабир! Ваша собака дерется на улице!

- Как на улице? Она же привязана во дворе, - ответил он, выходя на улицу.

Рекс был в центре клубка из четырех собак. Три уличных пса расправлялись с пришельцем. Сильный, рослый Рекс выбрался из этого «клубка» и побежал. Но это не был позорный бег струсившей собаки, а был бег радости. Он пронесся сквозь строй озлобленных вторжением собак и исчез за углом. Вскоре появился оттуда и, сбив грудью одну из собак, попытавшуюся встать на его пути, помчался дальше. Сабир увидел выражение его обезумевших от ощущения свободы глаз. Таким радостным он Рекса никогда не видел. Уличные собаки не переставая гавкали и выстраивали «клин», когда он несся мимо них, но не трогали его. Сабир несколько раз пытался его поймать, но Рекс обходил его и, носимый неведомой доселе радостью, скрывался за поворотом улицы. Обеспокоенный старик боялся, что он кого-нибудь напугает.

Минут через двадцать пес выдохся. Он лежал у забора, высунув длиннющий красный язык, и тяжело дышал. Увидев хозяина, завилял хвостом, но не кинулся к нему. Сабир подошел, погладил по голове, он в ответ благодарно лизнул его руку.

- Набегался? - спросил, беря его за ошейник, но тут же отдернул руку, потому что Рекс зарычал.

Старик оглянулся, может кошка или собака подошли незаметно. Нет, поблизости никого не было. Он снова потянул руку к ошейнику и снова услышал угрожающее рычание. Сомнений не оставалось: Рекс впервые за всю его жизнь рычал на хозяина.

- Ах ты, паразит! - волна возмущения поднялась внутри, - я его кормлю, чищу, забочусь о нем. И вот тебе спасибо.

Пес спрятал глаза, подполз, лизнул его ногу в туфле. Но когда он потянул руку к ошейнику, пес снова зарычал, вскочил и отбежал в сторону.

- Да ты что? Рекс! Это я! Пропадешь ведь здесь, - он глядел на пса, отворачивающего взгляд, возмущение ушло, осталась обида, которая комом подкатила к горлу.

- Ваша собака? - спросил проходящий мимо мужчина с холеными крашеными усами и черным пакетом в руке.

- Да. Сорвалась. Не хочет возвращаться во двор, - по-детски пожаловался старый Сабир незнакомцу.

- Кусать никого не будет?

- Нет.

- Почувствовала вкус свободы, - задумчиво произнес незнакомец и, оттопырив нижнюю губу, подул и распушил усы. - Дело плохо.

- Может, вернется?

Прохожий взглянул на него и пожал плечами:

- Если проголодается, может быть.

До Сабира наконец дошло: пес не хочет больше жить на привязи. Он махнул рукой и пошел во двор.

...Малика навзрыд плакала под виноградником.

- Что случилось? Рекс тебя укусил? - перепугался Сабир.

Не переставая плакать, она замотала головой.

- Ну, что ты? Перестань сырость разводить!

- Это я от радости. Деда, не ругай меня, пожалуйста. Это я выпустила Рекса, - разобрал он сквозь рыдания.

Он вспомнил предыдущий разговор, и волна гневного возмущения накрыла его. Он не сдержался и с злостью громко выкрикнул Малике то, чего никак не ожидал от себя:

- Дура!

Спохватился, но было поздно, слово уже выскочило.

До Малики сначала не дошло, она еще плакала, но потом замерла и взглянула на деда из-под черных длинных ресниц. Укор и обида выплеснулись из ее глаз, лицо искривилось, она зарыдала сильнее и тут же начала сжимать кулаки и напрягаться. Накатывал очередной приступ эпилепсии.

Сабир, кляня себя в душе за несдержанность, поспешил уложить ее на плиточный пол, а то она, упав, могла разбить голову, что с ней не раз случалось. Хорошо, что он знал, как действовать. Судорожные конвульсии сотрясали ее тело. Надо было разжать стиснутые изо всех сил челюсти и вовремя вытащить язык, который во время приступа перекрывал вход воздуху. Дед надавил на нижнюю челюсть, но не смог разжать. Времени нельзя было терять, глаза Малики лезли из орбит.

Оттянув нижнюю губу, Сабир засунул кухонный ножик ручкой в просвет за коренными зубами, и действуя им как рычагом, с трудом разжал челюсти. Придерживая одной рукой нижнюю челюсть, указательным пальцем вытащил язык из горла. Девушка сразу расслабилась. Багровость с лица спала. Сабир разжал кулаки Малики, ногти пальцев  которых впились в кожу. Вытянутые ноги расслабились, меж ног на полу появилась лужа.

Оставив ее на полу, Сабир вытер пот со лба и присел в изнеможении. Слишком много событий за последний час. Таких волнений он не испытывал давно...

Когда девочка пришла в себя, она молчала. Молчала весь день. Ночью, уже в первом часу, появился напор воды. Сабир вышел полить огурцы и помидоры. Малика неподвижно сидела под виноградным кустом. Он полил свой маленький огород и вышел во двор. Малика все так же истуканом сидела на скамеечке. Сабир присел рядом:

- Малика, тебя комары не кусают?

Она не ответила и даже не шелохнулась. Сабир по­молчал.

Усталый город утихал. Летняя ночь теплым одеялом накрыла его.

- Деда, ты сердишься на меня? - голос ее был тих.

- Нет, солнышко!

- Деда, а правда, Рексу хорошо на свободе? - не дожидаясь ответа, горячо добавила. - Я, если бы смогла, всех освободила бы. В первую очередь тебя, дедушка, а потом...

Ее прервал голос появившейся матери:

- Малика! А ну-ка, марш спать! Я постелила.

Они ушли в дом.

Сабир сидел и смотрел на освещенный город, зажатый в ущелье. Он не придал особого значения словам Малики, но смутное чувство неудовлетворенности осталось.

Он выглянул за калитку. Рекс лежал у ворот. Вскочил, увидев его, но не захотел идти во двор, хотя Сабир оставил калитку открытой.

Он поставил ему кашу у двери.

Рекс ее съел, настороженно косясь на хозяина. Потом подошел и лизнул в благодарность руку.

Сабир вздохнул глубоко, покачал головой и ушел в дом.

Утром Рекс, как безумный, прыгал вокруг Малики, пытаясь лизнуть лицо, когда они вышли, собравшись уехать. Она обняла его и заплакала:

- Рекс...

- Да что с тобой, - не выдержала ее мать, - то молчишь, то плачешь, горе ты мое. Где я тебе возьму деньги на эту трубку?

Она не знала о том, что Малика спустила с цепи собаку. Сабир не счел нужным рассказать ей обо всем, у нее и так хватало проблем...

К обеду, подгоняемый недобрым предчувствием, Сабир вышел на улицу. К нему подошла сварливая соседка, которую он не выносил, и у которой были три дочери-школьницы:

- Почему вы выпустили свою собаку на улицу? Она же бросается на девочек.

- Укусила кого-нибудь?

- Нет. Но вы ждете этого?

- Я не могу ее поймать. Она отказывается...

Он не успел закончить, как показался Рекс, который увидев хозяина, помчался к нему. Он бежал изо всех сил...

«Газель» выехала с соседней улицы. Машина затормозила со скрежетом, заставившим обернуться всех, кто был на улице. Она сбила Рекса, и передние колеса переехали его. Рекс жалобно завизжал, хотел вскочить, но видно было, что задняя часть туловища не подчиняется ему. Он начал скулить и стал подтягивать туловище на передних лапах, волоча неестественно вывернутые задние.

Выскочил обескураженный водитель:

- Куда он так несся? Дурной...

Увидев лицо Сабира, он замолк. Старик осторожно погладил пса, тот, жалобно скуля, лизнул ему руку. Оглянулся назад и, скуля, потыкал носом задние лапы, словно подталкивая их. Сабир попытался приподнять вывернутые лапы, но задняя часть туловища заваливалась в сторону, пес зарычал, видно от боли.

- Позвоночник сломан! - поставил диагноз подошедший парень в спецовке. - Он не чувствует заднюю часть.

- Я же говорила, - начала было сварливая соседка, но Сабир так ожег ее взглядом, что она замолчала и поспешила отойти.

Он понял, что сейчас страшно ненавидит ее, как будто она и только она виновата в случившемся.

Сабир принес носилки, которыми когда-то таскал песок для стройки и аккуратно уложил туда не перестававшего скулить пса. Вместе с парнем в спецовке под сочувствующие взгляды собравшейся толпы перенес Рекса к себе во двор.

Всю ночь пёс скулил, и всю ночь Сабир находился около него.

Утром он помолился и принял решение. После девяти поехал в ветлечебницу и пригласил врача, который усыпил Рекса. Сабир держал его голову, пока молодой врач делал укол. В тот же день он его закопал за городом.

Сабир остался один в доме.

Видимо, без отца собрался большой совет, постоянными членами которого были две его дочери. Они приехали вечером. После разговоров о том, о сем, в ходе которых, как и полагается, с лучшей стороны вспомнили умершего пса, старшая дочь сообщила:

- Отец, ты совсем один остался. Мы решили, что лучше будет, если Хава с мужем будут жить у тебя. Она за тобой ухаживать будет - стирать, готовить, убирать.

Сабир отреагировал вяло. Внучка с мужем? Пускай живут. Скоро ему пора на покой. Раз сын не заводит своих детей, пусть живут дети дочерей.

Решено было, что скоро молодые переедут к нему.

Вспоминая Рекса, а это происходило каждый раз, когда Сабир выходил во двор и видел натянутый трос с цепью, который он с тех пор не трогал, дед вспоминал и Малику. Он перебирал в памяти события того дня. Сабир привык, что Малика все время в его мыслях . Вспоминал, как она сказала: «всех освободила бы. В первую очередь тебя, дедушка», и как сам сравнивал свою жизнь с жизнью Рекса на цепи. Вспоминал, как безмерно счастлив был Рекс на свободе.

«Это что же получается? Я взял маленького Рекса и привязал. Привязал, приручил, заботился. Разве? Даже спас от верной смерти, когда он запутался в проволоке. А по сути, я его и обрек на такую жизнь».

Сабир вспомнил, как заметил в одно время, что Рекс, ограниченный короткой цепью на тросе, начал реагировать на наглых воробьев, которые ждали момента покормиться из его миски. А потом кидался на больших мух, оказавшихся поблизости от него. А за пределами цепи был огромнейший мир.

А что если? Если он тоже вот так привязан и не замечает за пределами своей цепи огромнейшего мира.

А что он в жизни видел?

Полжизни ушло, пока встал на ноги и построил дом.

А там дети подросли. Одну выдал замуж, вторую выдал. И все.

Жена умерла с мечтой увидеть свадьбу сына и понянчить внучат.

А потом все шло к тому, что он вроде бы отжил свое.

Занятый этими мыслями, Сабир не заметил, как во двор вошел Маджид, его сосед через три дома. Маджид был чуть моложе его. Сабир любил с ним беседовать о том, о сём.

- Салам аллейкум!

- Ва аллейкум салам! Проходи! Садись, рассказывай. Как дела? Как здоровье?

- Все нормально. Зашел проведать. Я только сейчас услышал про собаку. Жалко. Как у тебя дела-то?

- Ну, какие у меня дела? Вот как раз сидел и думал, с какого времени человек считает себя старым?

- А-а! Ты все про то же. Я думаю, что люди редко считают себя старыми. Мне вот, когда было пятнадцать, я считал, что все, кому исполнилось двадцать пять, старики. Когда мне стало двадцать пять, я считал, что старики те, кому за сорок.

- Маджид, рано или поздно человек свыкается с мыслью, что он уже стар.

- Человек никогда не посчитал бы себя старым, если бы окружающие не напоминали ему об этом. К тому же срабатывает программа, которую люди сами и закладывают, что они рассчитаны на то, чтобы вырастить детей, понянчить первых внуков и после того как назовут «дедушкой» - песенка спета. А тут еще слышимо отовсюду «старый хрыч», «старик», «ему зачем сейчас это», «о смерти надо думать».

- Ну, а здоровье?

- Так здоровье в первую очередь с этим и связано. Человек поневоле начинает болеть. Его отстраняют от всех дел, от всех решений, якобы для его же блага. А вообще, силой загоняют в могилу. Ты вот скажи, ты что-нибудь решаешь сейчас?

- Какое там? Вот вчера приехали дочери, объявили, что со мной будет жить внучка с мужем. Ухаживать будут.

- А я о чем тебе говорю. Внучка потихоньку заведет дома свои порядки. И что ты ни сделаешь, им не понравится. По их мнению, нам уже давно пора на кладбище.

- А что же делать?

- Что делать? Остаться свободным. Вот у меня сын начал командовать. Так я ему говорю: «Ты, сукин сын, командовать своей женой будешь». Ты же знаешь, заставил его построить маленький дом в углу двора. Я переселился туда с женой. Вот теперь говорю: командуй у себя, а ко мне не лезь. А то: ты не так делаешь! Ты не то делаешь! Ты не там делаешь! Умники! Я вот хочу себе на старости лет купить машину. Сын заявляет мне: зачем тебе сейчас машина?

- А ты?

- Я ему говорю: что? Мне больше ничего не нужно? Может, помереть на месте или живым лечь в могилу? Я же, слава Аллаху, жив, здоров, слабоумием не страдаю. Я, может, на своей красавице поехать хочу на рынок или в село съездить. Их ведь не допросишься.

«А ведь он прав, - подумал Сабир, когда его несгибаемый сосед ушел. - Не в этих ли человеческих условностях дело. Маджид хочет машину купить. А я что в последнее время хотел? Еще два года назад была мечта поехать в село и со сверстником Зурабом подняться на перевал. И что же? Дочки отговорили. Зачем тебе сейчас это. Хотел поехать в Баку к другу, дочки отговорили. Стар, мол».

Еще, вспоминая Малику, пришла мысль - подарить ей айфон. Помнится, он тогда ее отогнал, потому что сразу представил недовольные лица дочерей. Особенно старшей Раисат - любимицы, первенца, которую они с женой баловали. Выросла капризной, все нервы поистрепала, пока замуж выдали.

«А почему дочери будут недовольны? - спросил он себя, - если я, на свою пенсию, куплю Малике айфон».

«Потому что придется лишить внуков и внучек ежемесячных денег, которые я им даю при получении пенсии, - ответил сам себе.

Так получилось, что он взял на себя обязательство внукам-студентам давать по тысяче рублей каждый месяц. И сейчас их было четверо. Почти полпенсии уходило на них. Правда, была у него старческая заначка, на похороны приготовленная.

«И все-таки, сколько этот айфон стоит?».

Сабир зашел к соседке, у которой квартировалась студентка. Он попросил ее показать, что за штука этот айфон. Сабир увидел ее подведенные глаза, которые чуть не выскочили из орбит. Безмолвный вопрос «тебе зачем айфон, старый осел?» завис в воздухе.

- Ну! - вынужден был поторопить ее Сабир.

Она спохватилась и огромнейшими яркими ногтями вытащила из сумки нарядную, в белом изящном чехольчике, игрушку. Нажала на что-то, и подала его старику. В это время он зазвонил и Сабир испугался, чуть не выронил трубку из рук.

...В магазин трубок он пришел с утра и потребовал провести его к хозяину. Вышел расторопный молодой человек, который провел его в маленькую комнатку, выслушав его, велел девушке отпустить айфон и чехол по минимальной цене. Две девушки-стрекозы подобрали ему и упаковали покупки в маленький нарядный пакет с ручками и прикрепили две цветные ленточки, завязав их бабочкой.

Сабир знал, что сегодня к нему нагрянут дочери и поэтому с утра купил айфон. Вчера он объявил внукам, чтобы в этот месяц они на деньги не рассчитывали. Пенсия и большая часть заначки ушла на трубку Малике.

Он не ошибся, к вечеру они заявились, немножко растерянные и озабоченные. Принялись расспрашивать про здоровье, сон, еду. Не нашел ли он себе зазнобу? Не проводит ли дома ремонт? Не поменял ли телевизор?

Сабир улыбнулся про себя. Он их понимал - то ли старик сходит с ума, то ли что-то непонятное. А где непонятно, там черт знает, что мерещится. Про деньги не спрашивали, пока круг вопросов, по которым можно было вычислить, куда вздорный старик начал девать деньги, не иссяк.

Он знал, что не выдержит, вернее не стерпит узнать первой, старшая дочь.

Наконец, после молчаливого чаепития, старшая Раисат сделала хитрый ход:

- Сын сказал, что в этот месяц ты деньги копишь на что-то. Может помочь надо?

- Не надо. Вы детям помогите.

- А что случилось? - Раисат нервничала.

- Ничего.

- Папа, это твои деньги и ты решаешь, на что их тратить, - смягчила ситуацию Асият.

- Подожди! Но на что он их тратит? - не унималась старшая.

- Я купил трубку, - сообщил Сабир

- А зачем тебе трубка? У тебя же есть.

- Я не себе. Я Малике.

Дочери опешили, старшая даже рот не закрыла.

- Малике? - вырвалось у нее, - этой припадочной дуре?

Сабир промолчал.

- А почему не своим родным внукам? - начала орать Раисат, - есть же у твоих несчастных дочерей дети! Мама в могиле перевернется, когда узнает.

- У ваших всех есть трубки. Я так решил, - спокойно сказал он.

И от этого спокойного тона она не нашлась что сказать.

- Папа, а что за трубка? - спросила Асият.

- Айфон, - объявил он.

- Что-о? - взревела старшая, - айфона и у меня-то еще нет! Почему мне, ей, - она кивнула на младшую сестру, - не покупаешь? Я про внуков не говорю.

- Я так решил, - повторил он.

- С ума сошел наш отец, - заключила Раисат, - пойдем отсюда!

Старшая подхватила свою сумочку, хлопнула дверью, вышла. Младшая осталась.

- Папа, - голос Асият стал тихим, - а айфон точно Малике?

- Да, дочка.

- Она что, хотела айфон? Она же не умеет им пользоваться.

- Умеет, не умеет - не важно. Она хотела, чтоб мать ей купила айфон. Та не может позволить себе.

- Папа, - Асият подошла и обняла со спины, потерлась о его щеку, - ничего не случилось? Я беспокоюсь за тебя.

- Все нормально. Ваш папа в здравом уме. Только сейчас я буду поступать так, как посчитаю нужным.

- Хорошо, хорошо!

...Весть о том, что он подарил айфон Малике, быстро разнеслась по селу. Малика была счастлива, и мать боялась, что столько радости может вылиться в очередной приступ. Около обладательницы айфона крутились девчонки, которые обучали ее, как пользоваться дорогой игрушкой. Малика все же нашла время спросить и о Рексе и сообщила ему, что она постоянно просит Аллаха освободить ее и дедушку Сабира. Он решил не портить ей настроения и приврал, что Рекс жив, здоров и бегает по улице.

Зураб, с которым они когда-то вместе ходили в подготовительный класс, был несказанно рад его приезду. Когда Сабир объявил, что приехал подняться на перевал, он засуетился, забегал, сказав, что надо подняться с палаткой, чтоб заночевать. Его сын лишь усмехнулся, видя их настрой, и сказал, что лошадей он найдет.

День прошел в сборах. На следующее утро выдвинулись. Палатку поставили там, где они обычно ночевали. Сабир давно бросил пить, как начал молиться. Но сюда прихватил бутылку коньяка. Закусывали шашлыком и овечьим сыром.

В Махачкалу Сабир приехал довольный. Он все продумал и собирался объявить старшей дочери, что разместит внучку с мужем в двух небольших комнатах, и пусть они себе соорудят санузел. А он себе оставит зал, еще одну комнату и ванную с туалетом. А чтоб готовить, пусть ему отгородят половину кухни. И собирался себе прорубить вход в дом со стороны огорода. А то он уже слышал из уст дочери, что ему одной комнаты хватит. Убираться и стирать ему будет внучка. Только на таких условиях он согласится пустить их в дом. В крайнем случае он вообще никого не пустит. Это его дом, и он будет распоряжаться, как посчитает нужным. А на следующую пенсию он поедет в Баку к другу.

Маджид зашел под вечер:

- Слышал, ты в горах был.

- Да. Сейчас самовар поставлю или ты коньяку хочешь? Потом расскажу.

- Давай самоварного чаю попьем.

У Сабира была еще одна маленькая неосуществленная мечта. Сначала было простое желание попить самоварный чай вместе с покойной женой на маленьком балконе, который он смонтировал на уровне крыши. К балкону вела крутая лестница. Тогда он оставил это намерение, побоявшись забраться туда с кипящим самоваром. Потом жена умерла. Это несбывшееся желание превратилось в еще одну тайную мечту.

Маджид сидел за столом под виноградником, когда Сабир принес огнедышащий самовар.

- Возьми вот веревку и поднимись наверх.

- Будем пить чай там, - обрадовался Маджид, кивая на балкон.

Они поднимали на веревке кипящий самовар, когда появилась Асият. Она поглядела на помолодевшего энергичного отца, ничего не сказала, и стала мыть изящные, с осиной талией, стаканы «армуды», которые стояли в шкафу, нетронутые со времен смерти матери.

Около свежего холмика на кладбище молча стояли две женщины в траурных косынках. Заговорила та, что постарше:

- Почему-то после его смерти я подумала, что при жизни так и не поговорила с ним по душам. Просто... без всяких обид, хотений. И почему-то после смерти я думаю, что начала лучше понимать его. Как хочется извиниться за многое... Асият, все равно одно непонятно, с чего он подарил айфон Малике?

Асият улыбнулась одними глазами:

- Знаешь, Раисат, я его таким счастливым, как в последний год, никогда не видела, даже когда мать была жива. Я так этому рада...

 

Перепечатка материалов размещенных на Southstar.Ru запрещена.