Южная звезда
Загружено:
ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ № 4(65)
Сергей Калабухин
 Авария Сашки Сэкондхэнда

Осколок резца просвистел в санти­метре от Сашкиного уха, гулко ударил в металлический корпус пульта управления станком и отлетел куда-то под станину. Сашка испуганно хлопнул по красному грибу кнопки аварийного отключения станка, и жуткий скрежет суппорта, наезжающего на испорченную деталь, сменился умирающим гулом останавливающихся на свободном выбеге электродвигателей. На подгибающихся от пережитого страха ногах Сашка шагнул к тумбочке с инструментом и тяжело опёрся о неё. От соседнего станка, смешно переваливаясь на коротких кривых ножках, подбежал встревоженный Витька.

- Что случилось, Санёк?

Сашка трясущимися руками пытался достать из пачки сигарету.

- Ты что, сдурел? - зашипел Витька, указывая другу на мастера, который, выскочив из конторки, уже спешил к ним по пролёту цеха, ловко огибая горки деталей и короба со стружкой. - Здесь же нельзя курить!

Сашка сунул пачку в карман и вытер бейсболкой с лица пот.

- Что тут у тебя? - взволнованно спросил мастер. - Запорол деталь?

- Станок сломался! - стуча зубами, ответил Сашка. - Резец полетел. Чуть бы левее, и прям мне в глаз…

- А ты куда смотрел? Вовремя остановить подачу не мог? Под статью меня подвести хочешь, Сэкондхенд недоделанный!

- Что ты на него орёшь, Михалыч? - встрял Витька. - Станок же всё на автомате делает. Сашка только детали меняет да кнопку «пуск» нажимает…

- А тебя кто спрашивает? - повернулся к Витьке мастер. - Ты лучше за своим станком смотри, защитничек.

Витька хмыкнул и неторопливо, в развалочку, пошёл к своей каруселке.

- Я не виноват, Михалыч, - обиженно прохрипел Сашка. - Работал, как всегда. Не знаю, что случилось, но суппорт вдруг полетел вперёд и на полной скорости врезался в деталь…

- Щас узнаем.

Они подошли к распахнутому настежь шкафу управления станком, в котором уже копошился невесть откуда взявшийся наладчик.

- Ну, что там? - спросил его мастер.

- Контакты у пускателя приварились, - ответил тот, складывая свои инструменты в сумку. - Видать, большой перегруз по току был.

- А чего ж защита не сработала? - удивился Михалыч.

- Да тут какая-то сволочь автомат закоротила, - сплюнул под ноги подошедшим слесарям наладчик.

- Ну, - рявкнул, повернувшись к ним мастер. - Кто из вас напортачил?

- Я за механику отвечаю, - невозмутимо ответил толстый небритый коротышка неопределённого возраста. - Мне ваши автоматы по барабану! Это работа электриков.

- А я тут всего второй месяц работаю, - сказал молодой высокий парень. - К этому станку вообще первый раз подхожу.

- А брак мне на кого списывать? - не унимался мастер. - Не найдёте виновного, на всех электриков распишу.

- А чего сразу на нас-то? - возмутился электрик. - Вон и наладчик говорит, что большой перегруз был. Значит, автомат этот постоянно вышибало. Вот его и коротнули.

- Точно! - вспомнил Сашка. - Михалыч, ты ж сам на прош­лой неделе орал электрикам: «Сделайте что-нибудь, что б станок работал. План горит!» Помнишь?

От подобного перевода стрелок Михалыч просто задохнулся и стоял, глотая воздух, как рыба, выброшенная на берег. Его седые усы странно подёргивались на морщинистом лице, перекошенном от незаслуженной обиды и ярости.

- Надо было неисправность искать и устранять, а не защиту отключать! - вмешался наладчик. - Хорошо ещё, что станочник цел остался…

- Мы, что ль, её искать должны? - огрызнулся в ответ электрик. - Сам же говоришь, что перегруз был. Значит, виновата механика!

- А ты на нас бочку не кати, - возмутился слесарь. - Молод ещё! Ты сначала докажи, что виновата механика. - Он повернулся к Михалычу. - У нас всё в порядке.

- У вас всегда всё в порядке, - хмуро процедил наладчик. - Ну что за порядки на этом заводе! Механики никогда ни за что не отвечают, а вот электрики обязаны всем доказывать свою невиновность.

- Вот и доказывай! - нагло ухмыльнулся ему в лицо слесарь.

- Тихо, тихо! - Вклинился между ними мастер. - Так какова сейчас ситуация? - обратился он к наладчику. - Когда станок заработает?

- От вас зависит, - ответил тот. - Пусть электрик заменит пускатель и подключит, как положено, автомат. А механики должны устранить перегрузку.

- Какую перегрузку? - забухтел слесарь.

- Такую! - зло сказал наладчик. - На этом станке разомк­нутая система смазки. У вас всё масло давно вытекло в поддон под станиной, и насос вместо смазки гонит воздух! - Он слегка пнул бак гидростанции, и тот ответил гулкой пустотой. - Если б вы согласно инструкции регулярно доливали сюда масло, мы бы сегодня здесь не собирались.

- Ну, что стоите? - заревел на слесарей Михалыч. - Действуйте!

Электрик побежал за новым пускателем, а механик, достав из кармана комок ветоши, стал протирать указатель уровня масла, упрямо не веря, что бак пуст.

- Михалыч, а мне-то что теперь делать? - спросил Сашка.

- Заголять и бегать! - народной мудростью ответил ему мастер. - Ну, а ты чего стоишь? - накинулся он на слесаря. - Заливай масло!

- Ишь, раскомандовался, - сплюнул тот. - У меня свой начальник есть. Иди, на него ори.

- Слушай, - с трудом сдерживаясь, понизил голос мастер. - Чего зря время-то терять: всё равно ж тебя пошлют…

- Я - слесарь-ремонтник шестого разряда. С вёдрами бегать вокруг станков не буду. Вон у нас, в слесарке, три бездельника вторую неделю сидят, музыку через наушники слушают. Практиканты из училища. Вот пусть они и потрудятся. А если ко мне с этой ерундой приставать будете, я лучше в соседний цех перейду. Меня туда давно зовут.

- Нет, ты видел? - беспомощно указал наладчику на уходящего слесаря мастер. - Никто работать не хочет! Одному мне, что ли, план нужен?

- Какой план, Михалыч? - удивился Сашка. - Социализм и план уж лет двадцать как отменили.

- Ерунду не говори! - махнул рукой мастер. - Забыл, как прошлым летом весь завод на два месяца в отпуск за свой счёт отправили? А сейчас у нас заказы срочные появились. Вон он, наш план! - показал Михалыч на груды деталей у гудящих станков. - Теперь у людей и работа есть, и зарплата.

- Кстати, о зарплате, Михалыч, - встрепенулся Сашка. - Как мой простой оплачивать будут? Не по моей же вине станок сломался!

- Видал ухаря? - с горечью спросил мастер наладчика. - Не по его вине, вишь ты, брак и простой…

- А что? - оскорбился Сашка. - Он же сам сказал, что виноваты механики с электриками…

- Ишь, какой деловой! - недобро усмехнулся наладчик. - А ты куда смотрел? Для чего у тебя на пульте управления приборы стоят? Ты что, не видел, что ток нагрузки зашкаливает? А что манометр системы смазки на нуле, тебя тоже не волновало?

- А его одни девки волнуют! - приободрился Михалыч. - Он думает, что работа станочника - это детали менять да кнопки нажимать. Не работник, а сэкондхэнд какой-то…

От столь неожиданного отпора Сашка впал в ступор.

Наладчик взял свою сумку с инструментом и приборами, сказал мастеру:

- Я тут, в соседнем пролёте буду. Там строгальный чего-то барахлит. Зовите, когда всё исправите.

И ушёл.

- Вот так вот, Сэкондхэнд! - ехидно пропел в лицо Сашке Михалыч.

Кличка была глупой, детской, но каким-то путём проползла за Сашкой на завод. Родители его когда-то занимались этим бизнесом. Сашка и сам щеголял тогда в тряпках из тюков секондхэнда, и всех своих друзей и знакомых снабжал по дешёвке заграничным шмотьём. Родители смотрели на это сквозь пальцы. Они с гордостью говорили окружающим, что их сынок уже сам успешно зарабатывает себе на карманные расходы.

Потом была армия. А когда Сашка вернулся, то узнал, что на его родителей наехали рэкетиры, те свернули свой бизнес, продали квартиру и переехали в деревню, где под руководством бабы Любы начали выращивать кроликов. Сашка не захотел менять город на деревню. Он прописался у бабы Кати, другой своей бабушки, городской. Искать постоянную работу бывший сержант-десантник не спешил: решил отдохнуть после армии. Летом он иногда подрабатывал грузчиком на рынке, зимой устраивался сборщиком мебели в магазин или охранником в супермаркет. Высокий, красивый, со спортивной фигурой и лёгким характером, почти всегда весёлый и не жадный парень моментально привлёк внимание окрестных девушек и бросился во все тяжкие. Вскоре бабушка умерла, оставив Сашке свою маленькую квартирку. Не стало её пенсии и сбережений. Случайные заработки не покрывали даже квартплату, и Сашка пошёл на завод. Здесь тоже было полно незамужних девушек и разведённых женщин, и старая бабушкина софа, кряхтя, пропустила через себя хоровод самых разнообразных девиц. Но какое до всего этого дело Михалычу?

- Никуда не уходи, будь здесь, - мастер погрозил Сашке пальцем. - Сегодняшний план, кровь из носу, надо выполнить. Тогда и про испорченную деталь, может, никто не вспомнит…

И убежал искать механика цеха.

- Да пошли вы все!.. - сказал вслед мастеру Сашка и потянул из кармана пачку сигарет…

Летом рабочие курили на улице: выходили из цеха в специально отведённый и оборудованный для этого недалеко от запасного выхода закуток. Здесь были пара урн, стол с лежащими на нём костяшками домино и грубо сколоченные из деревянных досок скамьи вокруг него. Рядом, на стене цеха, висел красный противопожарный щит с инвентарём в виде лопаты, конусообразного ведра и огнетушителя. Под щитом стоял ящик с песком.

Сашка курил и бездумно смотрел на реку, нёсшую свои грязные воды в десятке метров от него. Когда-то, говорят, река была чище, и рабочие даже купались в ней в обеденный перерыв и ловили рыбу. Сейчас в метре от кромки воды стоял двухметровый забор из колючей проволоки. То ли защищал завод от гипотетических воров, могущих приплыть на лодке, то ли рабочих от опасных вод реки. А, может, и от того, и от другого. Крутой берег зарос высоким репейником, редким кустарником и невысокими ивами.

Сашка бросил окурок в ящик с песком и пошёл к реке. Июльское солнце пекло неимоверно. Расстелив рабочую куртку поверх высохшей пыльной травы, Сашка лёг в тени ивы. Надвинув на глаза старенькую бейсболку, откопанную им когда-то в тюке сэкондхэнда, он решил вздремнуть оставшийся до обеда часок. «Всё равно станок раньше не починят, - решил он. - Ну и сволочь этот Михалыч! И наладчик - гад. Приборы… Да кто на них смотрит?» Честно говоря, Сашка ничего не понимал в этих приборах. Что толку смотреть на них? Другое дело - Нинка- крановщица! Хороша, стерва! Грудь - номер четвёртый, не меньше. Зад­ница, как круп у коня. Глазищи чёрные, наглые, как у цыганки. Как, однако, она его вчера продинамила…

Давно Сашку так не кидали девки. А ведь всё было, как обычно: кафе, танцы-обжиманцы, поцелуи, такси до дома. И вдруг, когда распалённый Сашка уложил Нинку на свою много повидавшую софу и решил приступить к завершающему туру «марлезонского балета», девица ехидно захихикала и заявила, что ничего не выйдет. У неё сегодня типа критические дни! Ошеломлённый Сашка на миг потерял бдительность, Нинка змеёй выскользнула из его ослабевших рук и, хохоча, исчезла за дверью, благо жила, как оказалось, в соседнем дворе…

- Санёк, вот ты где спрятался! - раздался рядом голос Витьки. - Я тебя ищу.

- Зачем? - лениво поинтересовался Сашка. - Станок, что ль, починили?

- Куда там! - захохотал Витька. - Ты бы видел, как Михалыч с механиком сцепились. Орали на весь пролёт. Эти придурки - практиканты, с плейерами в ушах, вдвоём полчаса одно ведро с маслом к твоему станку несли. И всё равно чуть ли не половину расплескали!

- Чего ж ты меня тогда будишь?

- Так обед же уже! Пора в тошниловку идти.

- Не может быть! - встал Сашка. - Я ж только прилёг…

- Счастливые часов не наблюдают, - заржал Витька. - Видать, ты вчера по-крупному кое с кем прилёг. Признавайся, Нинка-крановщица всю ночь спать не давала? Она, говорят, баба ненасытная!

- Да пошёл ты! - буркнул, отряхивая поднятую куртку, Сашка. - Идём в столовку, пока все плюшки не разобрали…

Народу в столовой было немного. Кормили здесь невкусно и дорого, поэтому многие носили обеды из дома. Сашка с Витькой готовкой себя не утруждали, а потому вынуждены были ходить. Единственным вкусным блюдом здесь были свежие булочки. Сдобные, ещё горячие, румяные, обсыпанные сахарной пудрой. С пылу, с жару! Разбирали их моментально.

Взяв подносы, приятели встали в очередь.

- Смотри, Коса опять с тебя глаз не сводит! - толкнул друга в бок Витька.

Сашка в ответ раздражённо дёрнул плечом. Его ничуть не интересовала эта шмакодявка с толстой русой косой, недавно пришедшая в их цех после окончания школы. Она была, по мнению Сашки, слишком молода и невзрачна. Сашка предпочитал девиц опытных, ярких и без комплексов. Он знал, чего хочет от них. Они тоже это знали и принимали правила игры. Всё было быстро, легко и к обоюдному удовольствию. Никаких проблем и осложнений. Вчера - Анька, сегодня - Ленка, завтра - Нинка… Чёрт! Ладно, с Нинкой вышла осечка, но всё равно эта зараза от него никуда не денется.

А что Сашке делать с этой вечно румяной несовершеннолетней школьницей? Она даже косметикой не пользуется! Ходит в каком-то дешёвом платьице, вместо причёски - дурацкая коса аж «по самое не хочу». Ну, кто сейчас носит косу? Наверняка и парня у неё никогда не было. Что ж теперь, вместо получения удовольствия Сашка должен всему учить эту недотёпу? Преодолевать её страхи и комплексы? Оно ему надо?     Словом, Сашке эта малолетка была совершенно неинтересна. Зато он её пленил с первого взгляда.

Как-то пару недель назад Сашка, закатав рукава рабочей куртки, расстёгнутой на мускулистой груди чуть ли не до пупа, перекладывал с поддона груду поступивших к нему деталей поближе к станку. Вообще-то, делать это надо было с помощью небольшого тельфера, но Сашка, красуясь перед Нинкой-крановщицей, ожидающей освобождения поддона, решил поиграть мускулами. Не так уж и тяжела эта деталь - всего каких-то восемь кило! С этим тельфером одна морока и потеря времени: пока подцепишь крюком деталь, пока поднимешь. Потом надо переместить её и точно опустить в намеченное место, отцепить крюк… Деталей тех - десятка два, а Сашка на сделке: больше сделал - больше зарплата. Вручную и быстрее, и мускулы наливаются так, что ни в какой тренажёрный зал ходить не надо. Да и Нинка, наконец, обратила на него внимание. Свесилась из окна кабинки крана и с интересом наблюдает, как Сашка, внешне легко, хватает с поддона две детали сразу и перекладывает их на специальный деревянный настил у станка.

И вот как раз в этот самый момент Коса, как зовёт её Витька, шла по пролёту цеха, неся кому-то какую-то бумажку. Поддон перегородил проход, и ей пришлось стоять и ждать, пока Сашка закончит перекладывать детали, и кран увезёт препятствие. Можно было, конечно, проскользнув между станками, перейти в соседний пролёт и продолжить путь, но Коса не могла отвести от Сашки зачарованного взгляда. А тот её даже не заметил.

С тех самых пор коровий взгляд этой девицы преследует Сашку повсюду. Особенно в столовой. Она и ходит-то сюда только ради него, понял Сашка. Ничего не покупает, ест из стеклянной поллитровой банки какие-то супчики, пьёт что-то из термоса. И глаз с Сашки не сводит!

- Слышь, Санёк, - продолжает бубнить рядом Витька. - Будь мужиком, уважь девочку. Вишь, с ума по тебе сходит.

- Уважу, - угрюмо буркнул Сашка, заметив за одним из столиков хихикающую Нинку-крановщицу в компании подружек. - Прям сегодня и уважу…

После работы Коса обычно провожала его до автовокзала. Просто от самой табельной шла сзади, не приближаясь и не обгоняя. А на вокзале стояла в сторонке и ждала, пока Сашка сядет в подошедший автобус, и тот, выпустив клубы чёрного вонючего дыма, отъедет от остановки. Из окна Сашка не раз видел, как, проводив взглядом его автобус, она, опустив голову, идёт в сторону трамвайной линии.

- Ну, давай, Санёк, дерзай! - хохотнул Витька, когда они миновали заводскую проходную. - Завтра расскажешь…

Сашка двинулся к автовокзалу. Толпа внесла его на железнодорожный мост, отпустила на привокзальной площади и начала быстро редеть, разливаясь людскими ручейками. Одни из них текли на электричку, автобус, маршрутку или трамвай, другие растекались по магазинам и продуктовым киоскам. Сашка резко встал и развернулся, чуть не столк­нувшись со спешащей за ним девушкой. Коса тоже остановилась, робко взглянула ему в лицо и густо покраснела.

- Как тебя зовут? - спросил её Сашка.

- Маша, - тихо ответила та, держа перед собой, как щит, хозяйственную сумку.

- Чего ты хочешь от меня, Маша?

- Ничего.

- Тогда зачем за мной ходишь?

Она долго не отвечала, опустив глаза и покачивая в руках сумку, в которой звякали друг о друга термос и пустая поллитровая банка, закрытая белой пластиковой крышкой.

- Разве я вам мешаю? - наконец послышался тихий голос, в котором эхом звучали слёзы.

- Не реви! - резко приказал Сашка.

Людской поток обтекал их, в нём мелькнули скалящийся в ухмылке Витька, строгий Михалыч, Нинка-крановщица со стайкой подружек…

- Иди за мной, - сквозь зубы прошипел Сашка и пошёл в сторону трамвайной остановки.

Он не оборачивался, и когда, перейдя шоссе, остановился перед трамваем, в двери которого ломились потные, разгорячённые люди, она была рядом.

- Тебе какой маршрут нужен? - спросил Сашка.

- Мне в другую сторону, - ответила она.

- Далеко? - Сашке не нравилась толпа на остановке. Он терпеть не мог давку. Его автобус приходил, когда основная масса заводчан уже уезжала на маршрутках и трамвае.

- Не очень.

- Тогда, может, пройдёмся? Я тебя провожу…

Она молча перешла трамвайную линию и пошла по тротуару вдоль витрин и подъездов. Сумка теперь болталась у неё в левой руке, а правой она теребила переброшенную на грудь косу. Лучи солнца просветили тонкую материю её платьица, и Сашка с удивлением отметил, что фигурка у нее очень даже ничего! Кругленькая попка, осиная талия, ровные ножки. И грудь! Красивая высокая грудь, а не плоскогорье или отвисшее вымя. А глаза! Какие у неё глаза! Огромные, серо-зелёные, окаймлённые длиннющими пушистыми ресницами. Пухлые маленькие губки, яркие и влажные без какой-либо помады. Румянец так и не сошёл с её щёк. Тем более, что она заметила, как Сашка откровенно разглядывает её всю, с головы до пят.

- А ты, оказывается, миленькая, - признал он. - У тебя уже был парень?

Она отрицательно качнула головой.

- Мама не разрешала мне ни с кем встречаться, пока я не закончу школу. Потом надо было готовиться к институту. Мама хочет, чтобы я стала учительницей, как она.

- А ты? Что хочешь ты?

- Не знаю. Мама очень расстроилась, когда я провалилась в институт. Не прошла по конкурсу. А на платный факультет у нас денег нет.

- А отец что говорит?

- У меня нет отца. Только мама с бабушкой.

- Прям, женский монастырь какой-то, - усмехнулся Сашка. - А у меня полный комплект. Бабушка вот только умерла три года назад. К счастью, успела мне отписать свою однокомнатную хрущобу.

- А я не представляю себе жизнь без бабушки, - вздохнула Маша. - Она мне ближе, чем мама. Это бабушка посоветовала мне пойти на завод. Мама хотела устроить меня в школьную библиотеку, что б я могла готовиться к поступлению в институт в следующем году. А бабушка сказала, что хороший учитель должен знать настоящую жизнь, а не по книжкам и кино. И любить должен уметь по-настоящему…

- Это точно! - гордо выпятил грудь Сашка. - Насчёт жизни, не знаю, но вот с любовью я тебе помогу. У тебя дома-то кто есть сейчас?

- Нет. Бабушка с мамой в огороде. Сегодня воду дают для полива. А что?

- Как это, что? Ты же хочешь узнать настоящую любовь, не книжную? Я тебя всему научу!

- А вы, разве, знаете её?

- Кого?

- Настоящую любовь.

- Детка, не сомневайся! Перед тобой специалист. Ты, хоть, целовалась когда-нибудь?

- Так вы только это называете любовью? - тихо сказала Маша.

- Не только. Поцелуи - это только начало, - хохотнул Сашка. - Самое интересное будет потом.

- Понятно, - протянула Маша грустно. - А почему вы сегодня вдруг решили… заметили меня?

- Это не важно, - нахмурился Сашка, отгоняя образ хохочущей Нинки-крановщицы. - Радуйся, что я вообще тебя заметил. Ты посмотри на себя: в чём ты ходишь, как выглядишь? Три бабы в семье! Неужто никто не удосужился научить тебя наряжаться, пользоваться косметикой? А эта твоя коса! Ты в каком веке живёшь?

- Значит, если б я отрезала косу и завила кудри, накрасила глаза и губы, укоротила юбку и надела полупрозрачную блузку, вы бы раньше меня… заметили? - грустно спросила Маша.

- Само собой! - твёрдо ответил Сашка. - Девушка должна быть яркой, как бабочка. Мышь потому и серая, чтоб её кот не замечал. Если у тебя денег на фирменные шмотки не хватает, сходи в сэкондхэнд. Простирнёшь, погладишь - никто и не поймёт, что бэу. Зато - вид будешь иметь! Тем более, фигурка у тебя, что надо. Отрежь эту дурацкую косу, сделай причёсочку, глазки подкрась. Я сделаю из тебя конфетку, вот увидишь!

- Вот вы, значит, какой… - прошептала про себя Маша.

- Так я не понял, есть у вас дома спиртное? - не слушал её Сашка.

- Нет. А зачем?

- А закуска?

- Бабушка щи сварила. С мясом.

- Годится. Водку тебе рановато, пожалуй, - с сомнением взглянул на девушку Сашка. - Подожди меня здесь. Я сейчас забегу в этот магазинчик и куплю пузырь вина.

- Зачем?!

- Дорогуша, надо ж тебе расслабиться. У меня нет времени возиться с тобой до утра. Да и предки твои могут вернуться раньше, чем мы закончим урок. Всё, я побежал. Жди!

В магазине, как всегда по окончании рабочего дня, толпился заводской люд. Когда взмыленный Сашка, наконец, снова вырвался на улицу, Маши уже не было.

- Не дождалась, - неприятно поразился Сашка. - А я, дурак, даже адрес у неё не спросил…

Матерясь вполголоса, Сашка рысцой ринулся по тротуару, пытаясь разглядеть впереди знакомые платье и косу. Он на мгновение заскакивал в попутные магазинчики, расспрашивал сидящих у подъездов жилых домов старушек - девушка, как в воду канула.

- Вот блин! - разозлился Сашка. - Ну что за дела? Вчера Нинка кинула, сегодня - Машка…

Неожиданно солнце скрылось за невесть откуда взявшейся чёрной тучей. Где-то за домами сверкнула молния, загремел гром, взвыла сигнализация припаркованных вдоль тротуара машин.

- Вот только дождя мне для полного счастья не хватало, - обречённо пробормотал Сашка и бросился к ближайшей трамвайной остановке.

Но «чёрная полоса» ещё не закончилась. Когда Сашка под первыми каплями с ходу впрыгивал в трамвайную дверь, пластиковый пакет с бутылкой вина и плиткой шоколада, болтающийся в его руке, глухо звякнул о поручень, и из него на фирменные Сашкины джинсы и кроссовки потекла красная жидкость.

- Одно к одному, - устало вздохнул незадачливый донжуан и под насмешливо-сочувственные взгляды пассажиров точно швырнул «кровоточащий» пакет со всем его содержимым сквозь уже начавшую закрываться дверь в урну на остановке.

Трамвай тронулся. Гром гремел всё чаще и сильнее. Но Сашке, наконец, повезло. Бодро стуча на стыках рельсов, вагон оторвался от надвигающейся грозовой тучи и вырвался из влажной духоты в жар солнечных лучей. И вскоре Сашка, сухой, но унылый, вошёл в свою квартиру, воняющую ночным загулом с Нинкой-крановщицей.

Солнечная сторона, как оказалось, имела и свои недостатки. Летом приходилось занавешивать окна плотными шторами, чтобы зной с улицы и палящие лучи солнца не превратили комнату в парилку. Сашка раздвинул шторы и настежь распахнул окно, дав приток свежему воздуху. Дождя ещё не было, но гроза явно приближалась, и гром превратился в непрерывную барабанную дробь. Сашка плеснул в стакан остатки вчерашней водки и рухнул на тахту…

- Эй, Санёк, вставай, - голос Витьки с трудом пробивался сквозь гром.

«Чёрт его принёс! - с раздражением подумал Сашка сквозь дрёму. - И охота же шляться в такую грозу? Как он вошёл? Неужели я не запер дверь?»

- Вставай же, соня, - не унимался Витька, тряся друга за плечо.

Сашка с трудом разлепил глаза. Он лежал под ивой, на откосе берега. Внизу, за колючкой забора, плескались мутные воды реки. Рядом стоял Витька и, как обычно, лыбился во весь рот.

- Очухался? Я его по всему цеху ищу, а он на бережку дрыхнет!

Сашка очумело встал. Рядом с курилкой дебилы-практиканты, перевернув пустую бочку из-под машинного масла, самозабвенно колотили по днищу спёртыми из слесарки огромными гаечными ключами.

- И как ты только можешь спать при таком грохоте? - удивился Витька. - Видать, ты вчера кое с кем по-крупному прилёг! Признавайся, Нинка-крановщица всю ночь спать не давала?

«Грозы не будет, - понял Сашка. - Это был сон». Он обрадовался: не было этой глупой соплячки, посмевшей развести его, Сашку Сэкондхэнда, на пузырь дорогого вина и кинуть. Только Нинка, зараза, посмела это сделать вчера. Но с ней-то он ещё посчитается! А дурацкий сон, кроме него, никто не видел.

- Мой станок починили? - спросил Сашка.

- Куда там! - захохотал тот. - Ты бы видел, как Михалыч с механиком сцепились. Орали на весь пролёт. Эти придурки - практиканты, с плейерами в ушах, вдвоём полчаса одно ведро с маслом к твоему станку несли. И всё равно чуть ли не половину расплескали! А теперь, вон, развлекаются, - кивнул Витька в сторону барабанщиков. - Обезьяны!

- Так чего ж ты меня будишь? - сорвалось с губ Сашки.

- Так обед же уже! - ожидаемо ответил Витька. - Пора в тошниловку идти.

«Де жа вю, - вспомнил Сашка сотню раз просмотренную комедию. - Вот только девушки с длинной русой косой в столовке не будет. Или будет?»

- Ты веришь в сны? - спросил он Витьку, поднимая и отряхивая куртку.

- Верю, - неожиданно серьёзно ответил тот. - Сны, брат, это дело такое… Некоторые вообще считают, что во время сна душа человека попадает в параллельный мир. Там почти всё, как у нас. Но где-то в чём-то немного отличается. Или вот ещё бывают вещие сны. Мне однажды приснилось, что я бегаю по цеху и никак не могу сортир найти. Так на следующий день загремел в больницу с жутким поносом! Вирус какой-то, сказали, ртом поймал. Неделю продержали!

- Брехло ты! - засмеялся Сашка.

Он надел куртку, и приятели отправились в заводскую столовую.

Когда друзья вышли на центральную аллею завода, по обе стороны которой теснились корпуса цехов, их обогнала стайка пёстро одетых девушек. Они громко смеялись, крутили во все стороны коротко остриженными разноцветными головками и с откровенным интересом стрельнули густо накрашенными глазами в сторону Сашки.

- Практикантки, - восхищённо прищёлкнул языком Витька. - Отработали свои законные четыре часа и по домам! Эх, нам бы в цех хоть парочку таких…

- Зачем? - удивился Сашка. - Они ж ещё несовершеннолетние. Статью хочешь схлопотать?

- Какую статью? - не понял Витька.

- Уголовную, - покровительственно улыбнулся другу Сашка. - За развращение малолетних.

- Дурак ты, Санёк! - заржал Витька. - Там давно уже развращать некого.

И словно в подтверждение его слов, одна из девушек вдруг отстала от подружек и преградила путь Сашке.

- Привет! - сказала она, широко улыбаясь красными, как у вампира в фильмах ужаса, губами. - Я - Кристи, а тебя как зовут?

Сашка оторопел от неожиданности. Он стоял перед наглой пигалицей, вдыхая терпкую смесь пота, косметики и сигаретного дыма, густым облаком окутывающую девицу, рассматривал разноцветные пряди её сальных, давно немытых волос, гроздья едва замаскированных прыщей на щеках и не знал, рассмеяться ему или сразу послать юную соблазнительницу в далёкое эротическое путешествие по детородным органам.

- Сэкондхэнд его зовут, - спасая друга, осклабился Витька.

- Гонишь! - не поверила девица, переводя густо накрашенные опухшие глаза с Сашки на Витьку и обратно. - А на вид - первый сорт…

- Александр я, - бросив на друга кровожадный взгляд, ответил Сашка. - Чего надо?

- Алекс, значит, - «перевела» его имя девушка. - Приходи сегодня вечером в парк, к фонтану. Пивка попьём, перепихнёмся по-быстрому за кустиками. Часикам к девяти подгребай.

Кристи смотрела на Сашку такими ясными и бесхит­ростными глазами, что тот машинально кивнул, прежде чем до него дошёл смысл сказанного. Просто Сашка не привык отказывать женщинам. Это был его принцип. И теперь он стоял и беспомощно глядел на уходящую вихляющей, под супермодель, походкой девушку.

- Эй, Кристи! - окликнул её Витька. - А мне можно прийти?

- Парк не мой, - картинно дёрнула костлявым плечиком та. - Вход для всех свободный.

- Как ты это делаешь? - с завистью спросил Витька, провожая жадным взглядом девушек, вновь двинувшихся с нарочито громким смехом в сторону центральной проходной завода.

- Ты про что? - удивился Сашка.

- Вот про это самое! Почему Кристи тебя пригласила, а меня нет?

- Всё было на твоих глазах, - самодовольно пожал плечами Сашка. - Учись, пока я жив!

- Нет, Санёк, я серьёзно спрашиваю, - не отставал Витька.

- Да ты в зеркало на себя хоть когда-нибудь смотришь? - повернулся к другу Сашка. - Морда небритая, волосы, как стог соломы! А фигура? Тебе кило пять, как минимум, сбросить надо. Брюхо уже над ремнём морской волной нависает…

Друзья свернули к зданию столовой. Перед ним был небольшой скверик, в центре которого пылился полуразрушенный фонтан. Никто из нынешних заводчан никогда не видел его работающим. В тени гигантских тополей сидели на скамейках отдыхающие, жуя принесённые из дома бутерброды, и с тоской смотрели на статую девушки с кувшином в центре чаши фонтана. Полуденное солнце пекло невыносимо!

- Глянь, Санёк, и здесь фонтан! - заржал Витька. - А я его раньше как-то не замечал.

- Интересно, лилась ли когда-нибудь из этого кувшина вода? - сглотнул пересохшим горлом Сашка.

- При Сталине, небось, или при царе, - беззаботно ответил Витька. - Зато в парке бьёт вовсю!

Друзья подошли к бетонной чаше фонтана и посмотрели на заполняющий её мусор: окурки, сальные от пирожков бумажки, целлофановые пакеты, бутылки.

- Да-а-а… - задумчиво протянул Сашка. - А в парковом под водой на дне монетки блестят. Говорят, уборщики с окрестными пацанами из-за них по утрам чуть ли ни дерутся.

- Слышь, Санёк, - ткнул его в бок Витька. - Видал я, как ты снимаешь девок, но вот как девка снимает тебя, видел в первый раз. Сейчас, наверно, ни в одной школе уже девственниц не осталось. В детском саду искать надо! А интересно вечером будет поглядеть, как эти малолетки умеют любить.

- Да уж… - хмыкнул Сашка, вспоминая наглую девицу, её острые, козьи грудки, ясно видимые сквозь полупрозрачную блузку, тощий плоский зад, чуть прикрытый облегающей мини-юбочкой, порочный оценивающий взгляд. - Эти наверняка уже всё умеют. С первого класса, небось, любовью балуются…

Друзья, хохоча, покинули загаженный фонтан и двинулись ко входу в столовую. И тут перед мысленным взором Сашки неожиданно всплыло лицо Маши. Её чистые наив­ные глаза, казалось, взглянули в самую его душу. «А вы знаете, какая она, настоящая любовь? - явственно услышал он печальный голос девушки из сна. - Так вот что вы называете любовью…».

Сашка всё ещё улыбался, слушая трёп Витьки, когда на него вдруг нахлынула жуткая тоска. «Нет её, - окончательно и бесповоротно понял он. - Нет этой замечательной, чистой и красивой девушки». Он, дурак, злился во сне, что она его кинула. А на самом-то деле, это он сам себя кинул! Маша предложила ему любовь. Любовь! А он был готов только к сексу.

Сашка всегда считал, что чувства, семья, дети - это потом, когда кончится молодость. А сейчас нужно жить на полную катушку, ни в чём себе не отказывая, без долгов и обязательств. И вот его, как распоследнюю дешёвку, сняла за банку пива малолетняя шлюшка! Да и пиво-то, скорее всего, Сашка оплатит сам.

«Не зря меня зовут Сэкондхэндом, - с горечью подумал он. - Вся моя жизнь - сплошной сэкондхэнд. Я хожу в чужих обносках, сплю с бэушными девками. Даже когда мы с Витькой снимаем в клубе расфуфыренных тёлок, мы всё равно получаем сэкондхэнд, потому что этих девиц уже кто-то неоднократно пользовал до нас. И Нинка-крановщица - тоже сэкондхэнд. Сколько мужиков у неё было до меня? Почему я с таким упорством и постоянством добиваюсь чужих обносков и объедков? Почему так горжусь своим прозвищем? Почему, даже во сне, я отверг новое и чистое, сделав всё, чтобы немедленно окунуть Машу в грязь, уравнять её с Нинкой-крановщицей? Мне от всей души предложили любовь, а я даже этого не понял! Стал готовить в ответ собачью случку…».

Сашка остановился в дверях столовой и замычал от боли и тоски.

- Что с тобой, Санёк? - встревожился Витька. - Живот схватило?

- Да пошёл ты! - с ненавистью к себе простонал Сашка. - Ничего у меня не болит, и в этом-то всё и дело…

С неожиданной ясностью он понял, что его жизнь сегодня дала трещину. Её прежняя часть, как тот никчёмный осколок резца, просвистела мимо, срикошетив о проклятый сон, и канула куда-то вниз, чуть не утянув его за собой на дно. А какой будет новая, он даже не представляет.

«Как же мне теперь выбираться из всего этого? - мысленно выл Сашка. - Кто поможет?»

- Странный ты сегодня какой-то, - примирительно пыхтел Витька, пропихивая друга в зал. - Может, на солнце перегрелся? Ничего, сейчас пару плюшек схаваешь, и всё пройдёт.

Они встали в очередь, и Сашка начал машинально накладывать на поднос тарелки с едой: гороховый суп, котлеты с картошкой, салат, рыбу под маринадом, сметану, компот из сухофруктов, чёрный хлеб и, конечно, плюшки.

- Смотри, - толкнул Витька локтем хмурого Сашку. - Вон твоя Нинка сидит. С ней Светка и Катька. Глянь, Санёк, она показывает в твою сторону, и все три ржут, как лошади. Да посмотри же!

Сашка сунул кассирше деньги, равнодушно кинул взгляд вглубь зала и замер. За столиком у окна спиной к нему в одиночестве сидела девушка. Синий рабочий халат скрывал под собой платье, но вот коса… Толстая русая коса свисала с головы незнакомки почти до пола.

- Кто это? - хрипло спросил Сашка.

- Где? - проследил его взгляд Витька. - У окна, что ль? Так это же внучка Михалыча! Провалилась в институт, вот он её к нам в цех кладовщицей и устроил. Пойдёшь после обеда получать новый резец, познакомишься. Только я тебе не советую: она ещё зелёная совсем. Не то, что Кристи. Да и Михалыч в случае чего тебе голову оторвёт. А может, и не только голову. Эй, Санёк, ты куда? Сдачу забыл!

Но Сашка, не отвечая, решительным шагом направился к столику у окна. Он осторожно поставил поднос и сел напротив удивлённой девушки.

- Здравствуй, Маша! - прерывающимся от непривычного волнения голосом сказал он. - Прости меня…

Её милое лицо зарделось, зелёные глаза засияли.

- Здравствуй, - тихо ответила она. - А я боялась, что ты теперь ко мне никогда не подойдёшь…

/Взятка

В помещении почты было душно. Воняло потом и злобой. Из трёх окошек работало всего одно, и к нему выстроился длинный скандалящий хвост крикливых пенсионерок, сжимающих в руках ворохи квитанций оплаты жилья, газа, электроэнергии и прочего.

Заняв очередь, я двинулся вдоль витрин, разглядывая содержимое их полок. Чего тут только не было! Рулоны туалетной бумаги всех цветов радуги, постельное бельё, стиральный порошок, детские игрушки, дамские романы, фантастика и детективы, красочные детские книги, диски с фильмами и музыкой, альбомы, батарейки и рамки к фотографиям. И только в самом тёмном углу, в последней секции, я увидел полки, на которых лежали истинно поч­товые товары: конверты всех сортов и размеров, открытки, пакеты бандеролей, марки…    

А ведь я в детстве собирал марки. Поначалу жадно хватал всё, что мог. Зарубежные марки в нашем захолустье были, разумеется, редкостью, зато выбор советских был не плох. Но вот денег-то у меня и моих товарищей в карманах не было! Поэтому мы не покупали марки, а больше менялись ими. Клянчили у соседей и знакомых конверты пришедших им писем и потом аккуратно отклеивали над паром кипящего чайника с них марки. Пусть они были «гашёные», со следами почтовых штемпелей, всё равно каждое приобретение было праздником. Почтальонку караулили у дома каждый день, чтобы узнать, кому пришли письма. Альбомов, а тем более кляссеров, у нас ни у кого не было. Мы хранили свои коллекции в обычных конвертах. В конвертах и приносили их на обменные встречи. Собирались в каком-нибудь подъезде, раскладывали марки на ступеньках лестницы. Хвастались приобретениями, обменивались.

Однако вскоре я перестал собирать марки, потому что попал с ними в довольно неприятную историю. Все мы когда-нибудь делаем подлость или поступок, которого позднее стыдимся. Стараемся как можно быстрее забыть об этом и не вспоминать никогда, как будто ничего и не было. Кому нравятся муки совести? Но ведь если забыть, то можно и повторить! Ничто не остановит. Поэтому я храню свою коллекцию марок, она не даёт мне забыть…

Это было в классе шестом или седьмом. У нас была обычная для тех, застойно-брежневских, времён рабочая школа. Рабочая - не в смысле для рабочих, а просто в ней учились дети рабочих нашего завода. Все практически жили в одном районе сталинских бараков и хрущёвских коммуналок. Все мы были, как сейчас вновь принято выражаться, одного круга. И вот когда начался очередной учебный год, в сентябре в наш класс вошла новенькая.

- Знакомьтесь, это - Оля Жупанова, - представила её Кувшинка, наша классная руководительница. - Дочь нового главного инженера Коломзавода. Она будет учиться в вашем классе. Лидин, - неожиданно обратилась класснуха ко мне, - пересядь пока на заднюю парту. Оля недавно вернулась с родителями из Монголии, ей надо как можно быстрее влиться в наш учебный процесс.

Я не был отличником, но учился довольно ровно по всем предметам, без двоек и почти без троек. А вот мой сосед по парте, Толян, был отпетым хулиганом и двоечником. Поэтому Кувшинка посадила нас за первую парту, прямо перед учительским столом. Типа, я должен помогать Толяну в учёбе, разъяснять ему непонятое на уроке, а бдительное око учителя пресечёт любые попытки хулиганства и отлынивания от учебного процесса. И вчерашний хулиган волей-неволей перекуётся в «хорошиста».

Разумеется, эта идея была чистой утопией. Да, у Толяна на первой парте стало меньше возможностей для проделок, но и учиться он отнюдь не собирался. А каверзы по его приказу стали делать другие ребята. Кулаки Толяна были лучшими стимулами для не согласных и колеблющихся. Зато я неожиданно превратился, так сказать, в «особу, приближенную к императору». Меня перестали задирать и сам Толян, и его хулиганистое окружение. У нас сложился некий симбиоз: я давал Толяну списывать у меня домашние задания, решал за него контрольные, а он стал, как говорят ныне, моей «крышей».

Кстати, я помогал Толяну вовсе не из страха перед его кулаками. Нет! Толян был моим кумиром. Мы жили с ним в одном дворе, и он и там был всеобщим заводилой и атаманом нашей мальчишеской стаи. Только Толян крутил «солнышко» на дворовых качелях. Никто не мог этого повторить. Я не раз пытался, но как только мои ноги начинали отрываться от опоры в близкой к зениту точке, мои руки, на которых повисало почти вниз головой тело, слабели, и я, судорожно вцепившись ими в железные стойки, на которых крепилось сиденье, прекращал раскачиваться, стараясь прочнее утвердиться на ватных ногах. И, видимо, то же самое происходило и с другими ребятами нашего двора. И все мы с восхищением следили за тем, как Толян «крутит солнце», замирая на секунду в высшей точке оборота вниз головой.

Так же я никак не мог заставить себя до конца пройти «усыпление». Была в нашем дворе и такая забава. Несколько ребят хватали кого-нибудь за руки, за ноги, зажимали рот и нос, перекрывая дыхание, и с силой сдавливали живот и грудь. От недостатка кислорода парень терял сознание. Его сразу отпускали и клали на землю. Через несколько минут тот приходил в себя. Главное в этой забаве было не струсить и дойти до конца. Преодолеть страх смерти. Дело это было добровольное, и испытуемый в любой момент мог остановить процедуру просто постучав кистью своей руки по себе или по кому-либо из державших его ребят, как это делают, сдаваясь при болевом приёме, борцы на ринге. Я несколько раз пытался, но так и не смог дойти до конца. А Толян и в этом испытании всегда был на высоте.

Так что он не был банальным тупым хулиганом с большими кулаками и маленьким интеллектом. Думаю, Толян был умнее и способнее меня. Он просто не желал «быть как все», не хотел зубрить уроки «от сих до сих» и тем зарабатывать отметки и авторитет. Он уже тогда знал, что его удел - завод, станок и водка. Всё, как у отца, деда, прадеда… К чему зубрить школьные предметы? И когда нас неожиданно посадили за одну парту, я был только счастлив и горд таким соседством. А уж то, что я в чём-то превосхожу своего кумира и могу ему помочь…

Списывать у меня, даже сидя на первой парте, для Толяна не составляло никакого особого труда. Я думаю, сами учителя всячески старались предоставить ему такую возможность. Они не сидели за своим столом, а ходили по классу или долго стояли у окна, глядя на улицу.

И вот теперь неожиданно Кувшинка нарушила сложившееся равновесие. Конечно, новенькая сразу привлекла к себе всеобщее внимание. Это была красочная бабочка среди муравьёв. Даже её школьная форма была сшита из какой-то невиданной у нас, явно дорогой материи. Оля вовсе не была красавицей, нет. Это была пухленькая приземистая девочка, без талии и груди, с короткими и жидкими прямыми волосами неопределённого серо-каштанового цвета, тусклыми маленькими глазками на грушевидном лице и брезгливыми губами. Но вела себя она, как принцесса, случайно зашедшая в свинарник. Девчонки вились вокруг неё стаей, и некоторые из них тоже стали поглядывать на нас, ребят, свысока. Не походили мы на тех «принцев», что ранее окружали «принцессу». Девочки жадно, с завистью разглядывали фотографии Оли в небывалых нарядах в окружении столь же изысканно одетых мальчиков на фоне экзотических пейзажей. «Это мы в Африке, это - Вьетнам, а это - в Монголии»… - небрежно комментировала «принцесса».

Оля приносила в класс иностранные красочные журналы, и девчонки на переменах с ахами и охами разглядывали фотографии зарубежных див, пытались подражать их манерным позам, взглядам, лицам. Нам, мальчишкам, всё это было и смешно, и обидно. Конечно, сейчас мы знаем, что Монголия - это нищая страна, большую часть которой занимает пустыня. Но всё равно, это - заграница, иной мир. Никто из нас даже не мечтал когда-либо туда попасть. А вот Оля побывала. И не только в Монголии, но и где-то в Африке. И, конечно, многие, а может, и все мы, ей завидовали. И относились соответственно, позволяя ей вести себя с нами надменно и порой пренебрежительно.

Но скоро всё резко изменилось. Пришла пора контрольных, и Толян по привычке сунулся к соседке, чтобы списать решение. Однако Оля, резко отстранив его, громко пожаловалась учительнице, что сосед ей мешает и пытается списывать. Лебезившая перед дочкой главного инженера учительница приказала Толяну выйти из класса. В звенящей тишине Толян встал. Оглядевшись, принял сочувствующие мужские и ехидные девчачьи взгляды, потом спокойно посмотрел на торжествующую Олю Жупанову и громко сказал ей:

- Жопа ты, а не принцесса.

Мужская половина класса зашлась от хохота. Девчата, потупив глазки, еле сдерживали смех, хотя и не могли сдержать улыбок. Жупанова впала в ступор. Наконец опомнившаяся учительница забегала по классу, застучала указкой по партам, восстанавливая тишину. Толян уже был у двери, когда учительница приказала ему вернуться и извиниться перед Олей Жупановой.

- За что? - удивился Толян. - Разве я виноват, что она - жопа?

Класс снова грохнул, и на этот раз смеялись все: и ребята, и девчонки. Красная, как рак, Жупанова вскочила и вылетела из класса, оставив дверь распахнутой настежь.

- Прекратить немедленно! - заорала испуганно взбешён­ная произошедшим училка, замолотив по столу указкой.

На шум, как утка, переваливаясь на коротких ножках, прибежала Кувшинка.

- Что здесь происходит?

Училка, лицо которой то бледнело, то покрывалось красными пятнами, что-то быстро зашептала той на ухо, показывая указкой то на Толяна, то на опустевшее место Жупановой.

- Тихо! - властно взмахнула рукой Кувшинка, ликвидируя последние смешки. - Петухов, завтра я жду твоих родителей.

- А что я сделал? За что? - хмуро поинтересовался Толян.

- За оскорбление Оли Жупановой - раз, и за срыв контрольной - два. И вообще, того слова, которым ты обозвал Олю, в русском языке нет!

Надо сказать, что «Кувшинкой» мы назвали класснуху не в честь цветка. И теперь, когда она стояла перед нами, уперев свои тонкие ручки в мощные бёдра, мы в очередной раз убедились, что не ошиблись в выборе кликухи. И когда Толян, прямо глядя на соответствующую часть амфорообразной фигуры Кувшинки, внятно сказал: «Как же так - жопа есть, а слова нет?», весь класс снова зашёлся от хохота.

Толяна тогда чуть не исключили из школы. Но, в конце концов, всё обошлось. Отец Жупановой оказался нормальным мужиком, как видно тоже не любившим ябедников и доносчиков, и не стал требовать драконовских мер по отношению к Толяну. Меня снова вернули на первую парту, а вот Оля Жупанова с тех пор сидела одна.

Сначала она восприняла это как привилегию и по привычке задрала нос, но вскоре оказалось, что никто и не хочет с ней соседствовать. Доносчиков мы не уважали, и Оля из «принцесс» неожиданно упала на самую нижнюю ступень классовой иерархии, превратившись во всеобщую мишень для насмешек и издевательств. Обидная кличка прилипла к ней намертво. Те, кто ещё вчера пресмыкались перед ней, стали самыми ярыми её мучителями. Я не буду пересказывать все унижения, через которые прошла Оля, пытаясь если не вернуть своё прежнее положение, то хотя бы избавиться от настоящего. Она льстила, лебезила перед своими обидчиками, приносила в класс конфеты, пирожные и торты, делала мелкие подарки - ничего не помогало.

Толян Жупанову не трогал. Ему под страхом исключения запретили даже смотреть в её сторону. Но Толяну и не нужно было участвовать в травле лично. Достаточно было подмигнуть одному, показать кулак другому, кивнуть третьему…

А девчонки просто мстили Жупановой за своё прежнее преклонение перед ней. Нет никого несчастней падшего ангела…

Однажды Жупанова поняла, или кто-то подсказал ей, что главным дирижёром травли является Толян. Она попыталась подкупить его, но тот презрительно отказывался и от конфет, и от подарков. И тогда Оля обратилась ко мне. Ведь мы с Толяном составляли некий симбиоз, взаимозависимую пару, и только я мог хоть как-то повлиять на него. Она знала, чем подкупить меня, и принесла в класс марки. И не просто марки, а монгольские, вьетнамские и африканские! Ничего подобного ни я, ни мои друзья тогда не видели. С красочных зубчатых прямоугольников и треугольников на меня смотрели огромные динозавры, страшные африканские маски и зубастые крокодилы, а на гладких, без зубчиков, вьетнамских марках порхали невиданные бабочки. Да, я не смог устоять. Это была первая и последняя в моей жизни взятка! Никогда не забуду презрения в глазах Толяна, когда я заговорил с ним о Жупановой.

- Продал меня? - спросил Толян, сжимая кулаки.

- Почему сразу продал? - промямлил я. - Ничего я не продал…

- Дурак ты, Гарик! Этими марками она столкнула нас с тобой. Жопа в долгу передо мной, потому что выдала училке, и теперь расплачивается за это. Ты был на одной стороне со мной, против неё. А теперь что?

- Я и теперь с тобой…

- Нет! Теперь ты ей должен! Ты взял её марки и обязан их отработать. Перешёл на её сторону. Понял?

- Фигня! Никуда я не переходил. Да, я был ей должен, но уже отработал свой долг, разговаривая о ней с тобой. Я обещал ей только поговорить! Заставить-то тебя я не могу что-то сделать или не делать… Просто скажи, будет ли когда-нибудь конец травли или нет, и я с ней в расчёте.

Толян выругался и расслабился.

- Ладно, Гарик, не боись. Бить тебя не буду. Потому что знаю: для тебя такие марки всё равно, что бутылка водяры для моего отца-алкаша. Взял марки, и правильно сделал! Но я считал тебя умнее: неужто сам не дотумкался до того, что никак не дойдёт до этой дуры - Жопы? Не тем она со мной пытается расплачиваться! Не нужны мне её подачки. Она меня обидела при всём классе, дураком выставила. А просить прощения, её, как видно, никто никогда не учил. Была б она парнем, я б, как положено, отвёл её после уроков за угол и… Ну, ты видел, как некоторые на коленках передо мной ползали, размазывая кровь по харе. Быстро понимали, что и как надо делать. А на Жопу мне и смотреть запретили, так что вот я её и вразумляю другим способом, да видно не понимает. Объясни ей, отработай марки…

Моя помощь не помогла тогда Оле. Толян перестал натравливать на неё ребят, но Жупанова уже прочно и окончательно заняла в иерархии класса положение «козла отпущения». А я перестал собирать марки…

Перепечатка материалов размещенных на Southstar.Ru запрещена.