Южная звезда
Загружено:
ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ № 2(7)
Поэзия
 Игорь Паньков
***
Жизнь сложна, потому что она сложна,
Как банален и сложен бывает любой сюжет,
Где на слово «привет» отвечают: «Пошел ты на...»,
А при слове «прощай» умоляют: «Вернись, мой свет...»

Жизнь проста, потому что она проста,
Точно холст, на который кладешь мастихином грунт,
Чтобы кто-то другой научился читать с листа,
Но не понял, какой это тяжкий труд.

Потому что нет силы, способной разрушить явь
Наваждений, кошмаров - всего, что страшней, чем смерть.
Ибо есть Вседержатель, но сколько его ни славь -
Небо небом останется, твердью - твердь.


Сентенции и Максимы

Посвящается федеральной автодороге
Кисловодск - Минеральные Воды


1
Пейзаж напоминает медный таз:
Тут эхо трудится и отдыхает глаз,
Напившись крови, цепенеют маки,
Щекочут ноздри афродизиаки,
И облако минуты три подряд
Похоже здорово на чей-то голый зад.

2
Почто, судьба, нас нынче занесло
В сей вертоград? И сломано крыло,
И нет руки свободной - почесаться
Иль срам прикрыть, ремня - подпоясаться,
Подруги, чтобы ложе разделить,
И даже друга - душеньку излить.

3
Постылый мир! Он тем уже постыл,
Что я к нему порядком поостыл,
Приняв причастье тысячи затрещин,
И агнец мой с голодным волком скрещен.
А в остальном - здесь чистый парадиз,
И мы кричим в восторге слово «cheese».

4
О, времена! О, нравы! О, страна -
Венец терновый проволоки ржавой!
Молчания китайская стена
Вокруг меня воздвигнута державой.
И жаворонок в звонкой тишине
Слагает гимн, увы, не обо мне...

5
И выбор страшный дан... Засим - ступай
По водам аки по суху. Поверят -
Распнут. А, часом, не поверят -
По новой к испытанью приступай.
Не верь, не спорь, не бойся, не проси,
А поднесут - налей и закуси.

6
А посему - ступай. В руках - свеча
И томик Пушкина, в душе - поползновенье
Остановить то самое мгновенье,
Что изглодать готова саранча.
И швец, и жнец, и на дуде игрец, -
Найди себя средь сущих, наконец...

7
Блажен любой, кому сей скорбный мир -
Что туалетный мягонький папир...
А что до тех, кому не довелось
У очага домашнего согреться, -
Не все ль равно, на что нам опереться:
На землю, на воду, на воздух, на авось?

***
Осень -
эра гипертонических кризов.
Время стреляться, считать цыплят, выходить на Бога,
делать последний нелегкий выбор из-за
того, что любви никогда не бывает много.

Время
наступает тебе на пятки,
заставляет послушно идти туда, где ни разу не был.
Но и в случае, если - на обе - давно положили тебя лопатки,
просто открой глаза -
ты увидишь небо.

Это -
очень интимная вещь,
вроде семейного фотоальбома,
в иерархии детских снов - заменитель зимнего ада.
Розовые слоны порхают и говорят: «Ты дома».
Если это и шутка, ты где-то рядом.

Ливни,
тождественные алгоритму страсти
столь безутешной, что думаешь о высоком,
каждой струей своею напоминают трассы,
соединяющие человека с Богом.

Отче!
Храм твой неслыханный пуст и светел,
мало людей в нем, однако значительно меньше - истин.
Тот, кто искал Тебя, тот никого не встретил,
тот, кто узнал Тебя - к лику святых причислен.

Буде
и мне дарована эта милость,
жизнь запродам за недолгую нашу встречу:
очи потупив, проследовать молча мимо,
не возражая, не жалуясь, не переча.

Сердце
нянчит в железных ладонях холод.
Эхо заходится птичьего крика выше.
На сорока холмах я построил город,
но никого в этом городе я не вижу.

Значит,
поздно уже начинать сначала,
биться, как рыба об лед, вместо песен учить молитвы,
бисер метать, влюбляться, сучить мочало,
лоб расшибать о двери:
все двери
давно
открыты.

Вечер в Сары-Озеке

1
День клонился к закату. Из пыльных кустов сирени,
облюбованных молодежью, раздавались томные ахи и вздохи,
водители «скорой помощи» отключали сирены,
глядя на то, как лохматые кабыздохи,

изнывающие от жажды, жары и любовной страсти,
воспламенясь изнутри, снаружи окаменев, как сфинксы,
белый флаг выставляя из каждой пасти,
капли слюны роняли на пыльный асфальт или чьи-то джинсы.

2
Короче, ситуация из разряда вполне заурядных
(как, впрочем, любое перемещенье молекул в старинном тигле
над огнем спиртовки), чему толкований хотя бы
отчасти внятных
не дали экклезиасты, ниже иезекиили.

А потому, полагаю, ситуация нравоучительна, как плохая сказка,
вернее, подсказка - что делать, когда во рту и в горле все пересохло
(то есть, даже если с фасадов облезет краска,
то всегда остаются еще полыхнувшие солнцем стекла).

3
И снова песок не хуже куска шагрени у всех на глазах
стареет,
и, смертельно устав за четырнадцать тысяч лет железяками грунт царапать,
облаченные в синий сатин и кирзу феллахи просят у бога Ра: скорее бы
колесница Рамзеса прогрохотала на запад.

Аборигены из местного бантустана сражаются в секу, очко,
по щелястым сортирам курят.
Проводивший супругу в Талды-Курган, мой сосед
по кирпичной клетке,
закутавшись в полосатое байковое одеяло
(как витязь в тигровой шкуре),
порывается мастурбировать, корчась в слезах
на кухонной табуретке.

4
Ситуация, повторюсь, из разряда вполне обычных,
элементарное «экшн» на уровне кинохроники
и тому подобного анахронизма.
Но стоит сместить акценты на область переживаний сугубо
личных,
и недостанет слов у самого хлесткого афоризма.

Потому что слова - это жалкий треп, на который способны
любые ханыги, бичи и зеки,
за стакан чифиря продающие все, что способны держать
за душою,
а простой летней ночью простые цикады на полигоне
в Сары-Озеке
хороши, как Ванесса Мэй, обдолбившаяся анашою.

5
Глупый мир инфузорий, финансовых пирамид, опасных
связей, любовных свиданий, разлук, икоты
после обеда, где правят железные канцлеры Санчо Пансы
и сдаются в плен гуттаперчевые Дон-Кихоты!..
Так будет и после нас, было так и во время оно:
то, что храним - не ценим, становимся сами себе врагами.
И оплакивает иссохшая мумия почтальона
грязь на дороге, что пахнет резиновыми сапогами...

6
Было время почувствовать на обнаженной коже
бритвенных лезвий сталь и усталой Шехерезады шепот,
перемежающийся стонами вожделенья. Однако, избави Боже
от желания повторить весь этот горький опыт!

Потому что вначале у нас навсегда отнимают детство,
после чего незаметно воруют воспоминанья,
остается циничный сухой сценарий произошедшего действа,
но едва ли мы знаем хотя бы его названье.

7
По большому счету, в пространство вокруг компонентов
матричной платы
(то бишь, твоих мозгов) чересчур понапхали фигни и вздора,
и все это щелкает калькулятором, требуя почасовой оплаты,
будучи недостойно ни возгласа брани, ни огорченного вздоха.

И пролетая над водной гладью, некий бесплотный облак
более не согласен, как ерш на приманку, клюнуть
даже на анекдот из разряда особо грязных, поскольку опыт
порождает отнюдь не веселье, а только желание молча сплюнуть.

Джазовая импровизация в стиле начала семидесятых

1
Это было на пике языческой веры в нечто, что очень близко
нигилизму приставки «бес»: беспринципность,
беспозвоночность.
Время стены китайской. Безвременье стен берлинских.
В мире кривых зеркал кремлевских курантов точность.

Это было горячее время напалма и МиГ-двадцать третьих,
оголтелых полемик в печати, десятиклассниц беспечных,
новоявленных пастырей, хипарей. И в любой котлете
стрекотали дозиметры, как табуны бунтарей запечных.
В кухонных репродукторах гремели раскраты гимна.
Хрипел Высоцкий,
охреневая с тоски, марафет догоняя водкой.
В студенческих общежитиях рабфаковцы ели на ужин
кондор и клецки.
(Выходцы из Вьетнама предпочитали жареную селедку.)

Гоношилась фарца у «Березок». Мадонна с помятой мордой
из-под полы торговала, краснея, компактной пудрой.
Молодожены слагали охапки цветов к подножиям монументов.
И бодро
отправлялись по распределенью в пустыни, тайгу и тундру.

Диссиденты сидели в психушках. Алия сидела на чемоданах.
Крымские здравницы оккупировали подвалы Массандры.
Дикция у генсека была чрезвычайно странной.
Наш паровоз бил копытом на стрелке
между Даманским и Кандагаром.

2
В арсеналах страны было вдосталь патронов,
рядового состава, иприта.
Чистотою сияла курилка в любой казарме, как скит монаший.
Боже мой, чуть не забыл! - жив еще был Никита.
И караванами шли сухогрузы с пшеницей в Россию нашу.

Амбициозные карлики темпераментно заточали
непомерно громадных джиннов в компактные боеголовки.
И одно за другим происходили события, о которых молчали,
день за днем отравляя пространство ложью, газетные заголовки.

День начинался передовицей и завершался стихотвореньем.
Встреча двоих, не успев стать волшебной сказкой,
становилась дурацкой байкой.
Жизнь, вдохновленная притчей о вавилонском столпотворенье,
вновь устремлялась вслед за байкало-амурской пайкой.

Только суровою ниткой зашитый рот был пригож для пенья.
Взгляд, обращенный всегда вперед, зрил только образ вражий.
Ссылку покинул Бродский для вечного поселенья
в дивной земле, о которой с пеленок мечтает каждый.
Дети рождались, играли, влюблялись. Старики умирали.
Были разлуки пожизненны, а перемирия кратки.
Это было великое время самой последней схватки
двух безумных идей, в которой обе они проиграли.

3
Время истлело, стерлось. Остались воспоминанья
и миражи, в которых тоже немало стерлось.
Уцелели обломки машин, ракет, грандиозные здания,
кватроченто «Ди перпл», квинтэссенция спазмов горла.

Все уцелело, все! Кроме старенькой классной дамы,
кроме отцовских рук, кроме всех, кому сорок было...
Даже следы на Луне! Даже следы помады
на обеих щеках, если только слезой не смыло.

Встали и вышли. Остались медали, маски,
моль в гардеробе, простынки в крови, пуанты,
из-под боли шприцы, разлученные с мозгом каски,
некрологи, программки театров и просто сухие факты.

Сотни тысяч кило бумаги, заполненной мелким шрифтом,
электронная рухлядь, пустая тара, оборванная проводка.
И обязательно женщина, согласная дать. Но видом
говорящая: «Сволочь, плати за водку!»

Время другим понужать сапогами планету. Ибо
просто - уставшим пора на покой. Ибо просто -
не стоит в тогу
триумфатора обряжать бездыханное тело. Ибо
то, что можно поэту, не под силу герою, быку и Богу.

Русь православная
Кустодиевский мир берет меня в полон
церквушек золотых и девок толстозадых.
Сивухи перегар и запах от попон
веселым колтуном стоят над чудным градом.

В печатных пряниках - ребяческий восторг...
Малиновый трезвон с ума мещанок сводит...
И ручка теребит цыганистый платок,
зовет за самовар и граммофон заводит.

И радостная Русь ясна, как Божий день,
пасхальное яйцо по небу катит снова...
И не темна невзгод стремительная тень,
а яблочно-красна и клюквенно-лилова.

Благоотишен труд с молитвой на устах,
и глаз голубизна, прозрачнее купели,
свет каждого окна в тесовых кружевах,
и в горенке уют от жостова и гжели...

Спаси, Христос, твоя владыки и народ!
С церковной паперти за все воздаст сторицей
избранец Божий, ласковый юрод,
на черный хлеб да соль звяцая на цевнице.

Он зрит иные дни: падение и взлет,
исходища путей, где в предрассветном мраке
у сизой полыньи ступив на алый лед,
два русских витязя сошлись в кулачной драке.
Перепечатка материалов размещенных на Southstar.Ru запрещена.