Южная звезда
Загружено:
ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ № 2(67)
Поэзия
 Олег Ващаев

***
Я глиняный сверчок. Ломай меня, лепи.
Люби за кроткий нрав. Воспитывай за леность.
Со мною нужно всё. Твори и не терпи.
А если что не так - прости за откровенность.
Я этого хочу. И пульс не учащён.
Молчание легло на горло и под рёбра.
Несётся под уклон мой голубой вагон,
гремит, полупустой, надрывно и подробно.
Я знаю свой шесток. Забрался в уголок.
Держусь за узелок, проверенно и твёрдо.
Глазёнки - в потолок. Прикушен язычок.
Давно не свежачок, вообще, «второго сорта».
За печкой просиял, погас, как светлячок.
Уткнулся в кулачок. Не думаю, не знаю.
Аккорд, ещё аккорд. И выдох. И - молчок.
Свищу себе под нос, а слов не разбираю.

***
Сестра подарила на счастье чётки,
Сказала: действуй, ищи концы.
И я ищу: на рыбацкой лодке,
На вёслах, прочь от мирской попсы.
Туда, где деньги вообще не греют,
Не вдохновляют, не веселят.
То дорожают, то дешевеют,
когда угодно и как хотят.
Туда, где люди уже не звери:
гуртом, артелью, питьё, нытьё.
Любовь даётся по нашей Вере.
Как чудо. Вот оно. И - ничьё.
Туда, где дети уже не дети.
И врозь, и порознь - сообща.
Дырявой лодке - худые сети.
А нежность - вот она, и - ничья.
Увы? Увы. За бортом - прекрасно!
Швыряет так, что с ума сойдёшь.
Предупреждали. И было ясно.
Все виноваты, и сам хорош.
Давай не будем кривить душою.
Валить на крайних и гнать пургу.
Давай на будущее с тобою
Договоримся на берегу.

***
Ирине Даниленко, с нежностью
Утром, у входа на эскалатор -
воздушный шарик над головой.
Рядом работает вентилятор,
и шарик кружится, как живой.
Страстно он двигается, танцует!
Сбоку написано: «С днём рождения».
Люди радуются ему, а потом тоскуют,
потому что праздник требует продолжения,
а продолжению быть едва ли.
Как приглашению на свидание.
Придёшь вот так, а тебя не ждали.
Какое, к дьяволу, расписание,
когда не звали. Явился, здрасте...
Ну, познакомились. Не обязательно,
что будет «дальше» и будут страсти
неукоснительно и по касательной.
Без приглашения, без опоздания...
Как невидимка - всепроникающе.
Бывают в жизни переживания.
И выжидаешь невызывающе.
Не огорчайся. Ещё услышимся.
А шарик кружится, он в светлой песенке.
А мы тихонько стоим и движемся
из подземелья по узкой лесенке.

/Carpe diem
 Станиславу Стрючкову
Далеко и надолго. Куда и зачем - не пытай.
Всё равно не скажу. Даже если бы знал - не ответил.
Ну, не знаю! Не знаю, и что?
- Ничего, уезжай.
Колобок подхватился, бежал, и никто не заметил.
Я - такой колобок. Безнадёжный, ничейный, чужой.
Говорю, что «свободен», а что с этим делать - не ясно.
Что со мной, в самом деле? Кому-то я нужен такой?
Ни о чём не волнуйся. Всё правильно. Жизнь прекрасна!
Удивительна жизнь. Даже «с места в карьер». Не привык?
Чтобы всё, как всегда, и совсем, как тогда - не бывает.
Сорок лет мерзлоту норильлага совал под язык,
Не глотал, а рассасывал, но до сих пор не растает.
Сорок лет - за бортом, семь последних - один, на крыле.
Прежде жажда была, даже вкус специфический сразу.
А сейчас? Пустота. Только это уже на земле.
А во время разбега, полёта, и даже посадки - ни разу!
Спирт соскальзывал ловко, заметно теплела душа,
Как-то вся напрягалась, потом поднималась, искрилась.
Словно солнечный сон, на секунду, в тени витража,
В светлой церкви она у иконки одной опустилась.
Пантелеймон? Конечно. Естественно. Именно он.
Воскресенье Прощёное. И ни о ком не забыто.
Я в Казанском соборе по милости Божьей прощён.
Четверть века прошло, всё осталось таким же, как было.
/Рыбка
- А далее - по списку или сходу:
Хозяин-барин, вор или изгой.
Я - золотая рыбка, за погоду
не отвечаю. Надобно - изволь.
Проси ещё, и чтобы оставалось
На всякий случай, тихо позови.
Не лицемерь и не дави на жалость.
Пусть будет всё, но будет по любви.
Мотай на ус и в ус не дуй, не думай
о людях не отсюда свысока.
- Пока Судьба прикидывалась дурой -
попутчицы крутили у виска.
Нашёптывая, пальчиком грозили,
покрикивая, гнали от себя.
Усердно и напористо «грузили»,
заманчиво и страстно теребя.
Развяжет руки и язык: «Расслабься».
Потом соврёт и дорого возьмёт.
Намылишься тихонечко расстаться -
подпустит так, что чёрт не раздерёт.
Подступит окаянная, родная,
насытится и бросит: «Уходи».
Потом зудит как рана ножевая,
пережимая в области груди.
Судьба искала пару для изгоя:
as simple as snow, прост, как три рубля.
И осадила - был и нет героя.
Домашний Фауст, детка, voila.
- Не хочешь по-хорошему?
- Придётся... Заставят?
- Как-нибудь уговорят.
Ну, что тебе, по сути, остаётся?
По сути - ничего!
- А шаг назад?
- И что?
- И ничего.
- А как же слава?
Мечта? Фанаты? Надо же... O'kay!
- Отдушина, надрывная забава,
и баловство безумное.
- Ей-ей.
И всё-таки - по списку или сходу?
Любовник? Друг?
- Добытчик и слуга.
Но никогда в отместку и в угоду!
- Шансонят из любого утюга
твои собратья по перу и цеху.
Особенный? Да что ты говоришь!
- Беда не в том, что блеют на потеху.
- Какого же ты лешего блажишь?

И удалилась рыбка - с полуслова -
казнить или помиловать опять.
Но вдохновила! Рукопись готова.
Сдана в набор, подписана в печать.

 

Перепечатка материалов размещенных на Southstar.Ru запрещена.