Южная звезда
Загружено:
ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ № 2(67)
Владимир Плёсов
 Северный венок

/«Дедушка, вынеси меня из бани…»

- Дедушка, вынеси меня из бани…

- Ты уже большая, Анечка. Ты уже взрослая…

- Ну, дедушка. Ну, пожалуйста…

- Мне уже тяжело, Анечка. Я уже старенький…

- Всё равно, дедушка. Вынеси…

- Мне тебя уже и не поднять…

- Поднимешь, дедушка. Ты сильный. Вынеси…

Дедушка, кряхтя, встаёт с соснового бревна, бросает недокуренную папиросу и идёт к бане, в приоткрытую дверь которой выглядывает голова внучки, повязанная полотенцем. Он заходит в предбанник. На табурете стоит завёрнутая в простыню внучка. Дед тужится, подхватывая её за серёдку туловища, и, тяжело ступая, выходит за порог. Не проходит он и нескольких шагов к дому, а внучка уже почти сползла между его рук к земле. Она подгибает ноги в коленях, чтобы не касаться ими, намытыми, песчаной дорожки, и счастливо улыбается.

- Вон, Данила, опять свою кобылицу из бани попёр! - негодуют соседи за забором. - Тридцать лет почти бабе, а всё как маленькая. Тьфу!..

Дед слышит всё это, но несёт, несёт внучку. Как в первый раз. Как четверть века назад…

/«Душа у меня мягкая…»

- Дом-то построил?..

- Построил, бать, построил.

- Построил дом - поставь баню…

- И баню поставил.

- А что ж меня не позвал, я бы помог…

- Да я сам, бать.

- Сам, сам… А я что - чужой?!

- Не чужой, но тебе каждый день за пять километров ходить…

- Ну и что. Походил бы…

- Я не за тем, бать… Дай мне мотор для лодки - тебе же не нужен…

- Не нужен. Но я его Попову Петру обещал…

- А что не мне, я же у тебя ещё весной просил!..

- Забыл я про тебя. Ты же про меня забыл…

- Ну вот, мешай валенки с огурцами!..

- А ты делал бы всё по-путёвому…

- А я как?..

- Как, как?.. Душа у меня мягкая… Возьми вон там в буфете, в левой дверце…

Сын достаёт и ставит на стол бутылку водки. Они с отцом выпивают по стопке.

- Ну, так дашь мотор?..

- Умён ты не по годам…

В горницу выходит мать сына.

- Хватит, отец, изгаляться, дай ему что просит…

- Дам, конечно, дам… Заберёшь потом, в сараюшке…

Выпивают ещё. Отец глядит на сына:

- Ишь, обидчивый какой!.. Весь в меня: плюнешь в морду - драться лезет!..

/«Шанёшек не полопаешь - и не поработаешь…»

- Фу!.. Маманя, в меня уже не лезет…

- А ты их с чаем, с чаем…

- В меня и с чаем не лезет…

- Ты с молочком козьим…

- Разве что с молочком…

- Ешь, ешь, милый…

- Фу-у… И с молочком уже не лезет…

- Ты их с квасом - он кисленький…

- Квас, маманя, я ещё утром допил…

- Тогда с «таком»…

- С «таком» горло дерёт, да и пузо уже набито…

- Ну, отдохни, родимый, отдохни, пока я от речки пару баланов прикачу…

- Нешто и вправду отдохнуть? Наработался…

- Наработался, наработался. Шанёшек не полопаешь - и не поработаешь…

Сын Василий встаёт из-за стола и, раздвигая толстым брюхом жаркий домашний воздух, идёт отдыхать в соседнюю комнату.

- Почивай, милый, почивай. Я с речки приду, тебе на паужинок сметанки из погреба достану…

/«Ложка в супе должна стоять, а в каше - ломаться…»

- Ложка в супе должна стоять, а в каше - ломаться…

- Водка в супе?..

- Вот, пьяницы, вам бы только одно!..

Тётя Эмма поставила на стол горячую сковороду с гречкой.

- Я, Евсеич, всю жизнь шоферил. Лес по ночам возишь, спать охота. Стройбатовские шофёры научили: съедешь с трассы, двигатель выключишь и спишь минут двадцать. Больше не надо, да и не получится - мороз будит. И опять лес возить. А кто двигатель не выключает - сколько их поугорело насмерть!.. Я своего сына, Серёгу, учу: не ездий по зеркалам, высунь нос из кабины - так надёжней. Нет, ездит. Вчера зад разбил…

- Сад распил?..

- Шли бы вы спать… - тётя Эмма села с краю стола. - Четвёртые сутки пьёте…

- Была у нас баба одна на базе. Шоферила. Я только через два года узнал, что она баба, а так Женька да Женька, пока кирпичи с ней в кузов не стали вместе подавать…

- Вместе поддавать?..

- Водки больше не получите… - тётя Эмма решительно взяла бутылку и убрала в буфет.

- А нам и не надо… Слушай, Евсеич, поехали мы однажды с ребятами из нашей колонны недобитого сохатого добивать…

- Недопитого сохатого допивать?..

- Вроде этого… О чём это я?.. Евсеич, мы с тобой и ведра, наверно, не осилили… - Да, косили мы как-то с кумом на Кóноксе, там обрывчик есть, и на уступе…

- Супе?.. Ложка в супе должна стоять, а в каше - ломаться…

/«Хорош гость, когда редко ходит…»

- Хлеб да соль, Иван Савельич!..

- Ем да свой, а ты подальше стой…

- Не дашь мне стойку на два дня, а то мою Игнаха на остров увёз?

- Перетяни меня на пальцах…

- Кто ж тебя перетянет! Один Прохор, да и тот помер…

- Косить что ли удумал?

- Гости съехали, пора и за работу…

- Хорош гость, когда редко ходит…

- Теперь до Ильи никого не будет…

- А у Матрёны просил?..

- И у неё просил, и у Антипа - никто не даёт, все на пожне…

- И я не дам…

- Ты ж не косишь пока…

- Я ей веники режу: с земли так ловко…

- Значит, не дашь?..

- Приходи на той неделе…

- Так работа ж стоит!..

- Ешь - потей, работай - мёрзни…

- Тьфу ты, старый чёрт!..

Мужик разворачивается и с бранью уходит.

- Дверку притвори - куры набегут…

/«Гриша Епифанов идёт…»

- Огнище сильно не разводи, а то Гриша Епифанов увидит и придёт…

- Что же вы все так его боитесь? Вот ты, Виктор, ты же его брат!..

- Ну и что!.. Никого в жизни не боялся, а его боюсь…

- Он тебя что - в детстве бил?..

- Ни разу. Всегда защищал…

- Тогда я ничего не понимаю…

- Гришу увидишь, поймёшь…

- Он что - зверь? Вы как лешим им пугаете!..

- А он и есть леший… Ты ему в спину не смотри…

- Ладно, где у вас заварка - вода закипает…

- Тише, кажется, кто-то идёт…

- Гриша Епифанов идёт…

К костру подходит маленький, в одних трусах мужичонка. На поясе у него что-то привязано.

- Где ушица, водохлёбы?..

- Не попалось ничего, Гриш, ни в сеть, ни в мерёжи…

- Хороша уха из петуха… - Гриша отвязывает и бросает в траву двух уже ощипанных рябчиков.

- Сейчас сварим… - суетится Виктор, беря тушки, чтобы разделать. Они скрываются в его огромных лапищах.

- За солью схожу, - говорит Гриша и идёт в темноту.

Я на несколько секунд в ужасе замираю: сзади вся спина у него и ноги покрыты длинной рыжей шерстью…

/«Что с тобой поделать, окаянным!..»

- Помираю я, бабка…

- Неужто взаправду?..

- Нет тяги по жизни…

- Погодь маленько, весной вместе помрём…

- Нет, сейчас помру. Иди ко мне, последний раз пику поточу…

Ты что, старый бес, одурел?! Помирает, а всё о том же!..

- Уважь напоследок… А то к Егоровне пойду…

- Ты ж встать не можешь, помираешь!..

- Ради такого дела встану…

- Вот, кобель старый, чесаться хочет, как медведь бороться!..

- Ну, так идёшь?..

- Что с тобой поделать, окаянным!.. Иду…

 Бабка снимает домашний халат и ложится рядом с дедом.

- Что ж ты делаешь, ирод, никогда так не делал!..

- Разве ж?..

- Отстань, бес!..

Бабка быстро вылезает из постели.

- Всё, теперь точно помру…

- Ты ж лодку ещё не дошил!..

- Да, лодку жалко. Илéйка дошьёт…

- И каменку заодно переложит…

- Я ему переложу! Сознавайся, старая: первенец, Мишка, от него?..

- Не упомню, давно это было…

Дед откидывает одеяло, хватает кочергу и прямо в исподнем бежит на улицу.

- Приревновал, старый бес… - с умилением смотрит в окошко бабка на дедово голубое исподнее.

/«Бей ёлку в щёлку, а сосну - в сук…»

- Соседушка, пошто ты сейчас дрова колешь, подожди до зимы - они сами развалятся…

- Учила кума кума лыко драть, да он сам её отодрал…

- Ну, как знаешь… Колун возьми, что ж ты топором-то!..

- Уйди, Семёновна, у меня топор острый…

- Ты, прямо, как не мужик. Бей ёлку в щёлку, а сóсну - в сук…

- Добром прошу, уйди…

- Дай, покажу!..

- Уйди, наколочу…

- Ноги-то, ноги поширше ставь…

- Наколочу…

- И плечом вот так-то вот…

Сосед не выдерживает бабских указок, всаживает топор в колоду, хватает полено и гонится за Семёновной.

- Помогите, убивают!!! - несётся на всю деревню.

Через час вся перебинтованная Семёновна снова стоит у соседского забора.

- Соседушка, ты дрова неправильно складываешь. Колодезем надо вначале, колодезем…

/«Ну, пошли париться…»

- Виктор, ты где ночью спал?..

- На повéти…

- А ты, Серёга?..

- Здесь, в бане…

- Это грех… И банника не боишься?..

- Чё его бояться!..

- Запрёт - не выпустит…

- Я пьяный был…

- Это тоже грех, в бане пить нельзя… Ну, пошли париться…

Трое голых мужиков по очереди дёргают дверь в парилку. Она не поддаётся. За ней кто-то сопит. Они, похватав одежду, выскакивают наружу и отбегают от бани метров на десять.

- Он, банник!..

- Точно - он! И рычит!..

В проёме двери показывается раскрасневшаяся, полуодетая баба.

- Чёрт, это ж Танька! Она со мной ночью была, я и забыл!..

- Как же ты, дядя Кольша, её не заметил, когда топил?..

- У меня света нет…

- Эй, Танька, - кричит Серёга, - иди домой, я вечером зайду!..

- Помыться бы, я в саже вся…

- Дома помоешься!..

- Чего дома, у вас баня протоплена. Подождите - я быстро…

Мужики, прикрыв срам, садятся возле бани на лавку.

- А чё нам её ждать, - через пять минут говорит Серёга, - пошли тоже париться…

Двадцать минут спустя все четверо, распаренные, выходят остыть на лавочку.

- …А ещё в бане, - продолжает дядя Кольша, - нельзя блудодействовать…

/«Измельчало всё…»

- Ну и врать ты здоров, дядя Антип!..

- Никогда не вру…

- Чтобы в дереве двадцать кубов было!..

- Истинно. Из одной лиственницы дом срубили…

К спорящим мужикам подходит третий.

- Антип, лошадь мне не дашь? Кучи надо свозить…

- На ней Стёпка за тёсом для подшива поехал…

- Дядя Илейка, скажи, из одной лиственницы дом можно срубить? Дядя Антип говорит…

- Скажи, скажи, Илейка: Прохору, не помню в каком году, амбар ставили, так доски на пол стелили - поперёк не перешагнуть!..

- Где ж те деревья?..

- Измельчало всё…

- А ты, Антип, помнишь, щуку в озере неводом поймали - на подводе везли, так не унесть!..

- Вы ещё скажите, что раньше грибы были по пояс!..

- Врать не стану, но с сапог - точно, были…

Появляется лошадь, запряжённая в пустую телегу, без Стёпки; внутри телеги что-то позвякивает. Мужики подходят и достают ящик водки, двух бутылок нет. Сверху лежит записка: «Ушёл на Пúндекшу. Степан».

- Вот, охотничья душа! - восклицает дядя Антип. - И отец у него такой же был, непоседа…

- А помнишь, Антип, он за сезон тыщу белок взял! Они тогда валом шли, хоть руками лови…

- Как не помнить!.. Ладно, парень, беги за закуской…

/«Морошка любит ножки…»

- Тять, долго ещё ходить будем?..

- Устал что ли?

- Притомился…

- Морошка любит ножки…

- Лучше бы я с дéденькой на озеро пошёл - окуней наловил…

- Ничего. Вот до Пúнеги дойдём, там морошки - горбушей коси!..

- До неё ж сто килóметров, до Пинеги!..

- Ну и что; туда да обратно - к вечеру дома будем…

- Передохнуть бы…

- Залазь в свой короб - я тебя понесу…

- А свой куда денешь?

- Спереди привешу…

- А морошку как брать будешь?

- На коленках…

И маленький Петька полез в короб; отец зацепил его себе за спину, свой перекинул на грудь и ходко пошёл к заветному ягоднику, куда вот так же, тридцать лет назад, носил его, маленького, родной тятя…

/«Каких же ты грибов набрал!..»

Я захожу в дом и ставлю большую корзину на лавку. Она доверху набита грибами. Тётя Эмма перебирает верхний слой и почти с ужасом восклицает:

- Каких же ты грибов набрал!..

- Обычных, подберёзовиков…

- Это болотный гриб, у нас его никто не берёт…

- Что же с ними теперь делать?..

- К Матрёне гости из города приехали, к ней снесу, они всё съедят…

За ужином тётя Эмма выставила к молодой картошке тарелку солёных груздей. Они хрустят на зубах, и мне жалко всех городских с их подберёзовиками, сыроежками, лисичками, чернушками, маслятами…

/«Санька, помоги бруснику перекатить!..»

- Санька, помоги бруснику перекатить!..

- Какая я тебе Санька! Я Александра Васильевна…

- Не кобенься, Санька! Помоги!..

- У тебя её много?

- Часов пять бралá…

- Щас приду…

Старушка закрывает окно, выходит на улицу и идёт за соседкой в её дом.

- Да, много, надо ещё кого-нибудь позвать…

- Сами управимся…

- Где бралá?

- За Погостом…

- Там же брусничника нет!..

- Есть полянка, одна я знаю. Небольшая - только жопой сесть…

- Ишь ты!.. И как донесла?..

- Юбку сняла да связала…

- Покажешь мне место?..

- Нет, ты завидущая. Отсыпь себе, сколько унесёшь…

- Надо за корзиной сходить…

- Ты тоже в юбку…

Александра Васильевна снимает юбку, стягивает верх её пояском и просит соседку подержать. Берёт ведро и сыпет внутрь бруснику.

- Больше насыпай, куда её мне!..

- Двенадцать вёдер. Хватит…

- Ну, спасибо, что помогла!..

Санька взваливает узел на спину и, еле протиснувшись в дверь, выходит.

/«Из-за острова на стрежень…»

- К чужому костру с голосом всегда подходи и с дровами…

- Почему?..

- С голосом - чтобы видели, что добрый человек идёт, не таится; а без дров только нахал подходит…

- Что же говорить - с голосом-то?..

- А что знаешь: хошь песню пой, хошь свисти… Закон такой в тайге…

- Почему же ты ко мне без голоса и без дров подошёл?..

- Ты ж без ружья, а дрова нести не в чем - руки за­няты…

- Нарушаешь, значит, закон?..

Стёпка в ответ хитро улыбается.

- Сало скоро пойдёт…

- Какое сало?..

- Шуга, снег мёрзлый…

- Зима?..

- Зима…

- Плохо зимой?

- Нет, зимой хорошо, просторно…

- А летом что, не просторно?

- Летом не так…

Стёпка поднял свои серебристые, как беличий хвост, глаза и посмотрел вдаль.

- Идёт кто-то…

- Кажись, да…

- «Из-за острова на стрежень, на простор речной волны…»

Раздвигая еловые лапы, к нам на поляну наплывала огромная куча хвороста, под которой видны были только два чёрных кирзовых сапога.

- Наш человек, закон знает… - серьёзно заметил Стёпка.

- Да, уж!..

/«Не будь седун, будь ходун…»

- Знаешь, Федька, белка уже выходная…

- Знаю. Надо в лес идти…

- Иди. Я в твои годы всю тайгу исходил…

- И до Кóми доходил?..

- Доходил…

- И как там?

- Так же как у нас…

- Охотился или рыбалил?

- И то, и то…

- Я тоже хочу килóметров за пятьсот уйти…

- Иди. Не будь седун, будь ходун…

На печи заворочалась бабка.

- Что ты его старого слушаешь, он дальше Ковы нигде и не был. Его однажды трое дён всей деревней искали - заблудился на Кóноксе…

- Правда, дед?..

- Ну, меня тогда медведь напугал; в прятки с ним играли…

- Да он медведя только на картинке видал…

- Что ты брешешь, старая! А это что?!

Дед задирает рубаху и показывает большой рубец на животе.

- Это у тебя пиндецит вырезали…

- У нас сроду ни у кого его не было…

- А у Захарки!..

- У Захарки грыжа паховая…

Внуку Федьке надоедает слушать эту перебранку. Он выходит на припорошенное снегом крыльцо. Жёлтый месяц висит на востоке над чёрной стеной тайги. Ветер шумит в ближних соснах.

 

Перепечатка материалов размещенных на Southstar.Ru запрещена.