/«Дедушка, вынеси меня из бани…»
- Дедушка, вынеси меня из бани…
- Ты уже большая, Анечка. Ты уже взрослая…
- Ну, дедушка. Ну, пожалуйста…
- Мне уже тяжело, Анечка. Я уже старенький…
- Всё равно, дедушка. Вынеси…
- Мне тебя уже и не поднять…
- Поднимешь, дедушка. Ты сильный. Вынеси…
Дедушка, кряхтя, встаёт с соснового бревна, бросает недокуренную папиросу и идёт к бане, в приоткрытую дверь которой выглядывает голова внучки, повязанная полотенцем. Он заходит в предбанник. На табурете стоит завёрнутая в простыню внучка. Дед тужится, подхватывая её за серёдку туловища, и, тяжело ступая, выходит за порог. Не проходит он и нескольких шагов к дому, а внучка уже почти сползла между его рук к земле. Она подгибает ноги в коленях, чтобы не касаться ими, намытыми, песчаной дорожки, и счастливо улыбается.
- Вон, Данила, опять свою кобылицу из бани попёр! - негодуют соседи за забором. - Тридцать лет почти бабе, а всё как маленькая. Тьфу!..
Дед слышит всё это, но несёт, несёт внучку. Как в первый раз. Как четверть века назад…
/«Душа у меня мягкая…»
- Дом-то построил?..
- Построил, бать, построил.
- Построил дом - поставь баню…
- И баню поставил.
- А что ж меня не позвал, я бы помог…
- Да я сам, бать.
- Сам, сам… А я что - чужой?!
- Не чужой, но тебе каждый день за пять километров ходить…
- Ну и что. Походил бы…
- Я не за тем, бать… Дай мне мотор для лодки - тебе же не нужен…
- Не нужен. Но я его Попову Петру обещал…
- А что не мне, я же у тебя ещё весной просил!..
- Забыл я про тебя. Ты же про меня забыл…
- Ну вот, мешай валенки с огурцами!..
- А ты делал бы всё по-путёвому…
- А я как?..
- Как, как?.. Душа у меня мягкая… Возьми вон там в буфете, в левой дверце…
Сын достаёт и ставит на стол бутылку водки. Они с отцом выпивают по стопке.
- Ну, так дашь мотор?..
- Умён ты не по годам…
В горницу выходит мать сына.
- Хватит, отец, изгаляться, дай ему что просит…
- Дам, конечно, дам… Заберёшь потом, в сараюшке…
Выпивают ещё. Отец глядит на сына:
- Ишь, обидчивый какой!.. Весь в меня: плюнешь в морду - драться лезет!..
/«Шанёшек не полопаешь - и не поработаешь…»
- Фу!.. Маманя, в меня уже не лезет…
- А ты их с чаем, с чаем…
- В меня и с чаем не лезет…
- Ты с молочком козьим…
- Разве что с молочком…
- Ешь, ешь, милый…
- Фу-у… И с молочком уже не лезет…
- Ты их с квасом - он кисленький…
- Квас, маманя, я ещё утром допил…
- Тогда с «таком»…
- С «таком» горло дерёт, да и пузо уже набито…
- Ну, отдохни, родимый, отдохни, пока я от речки пару баланов прикачу…
- Нешто и вправду отдохнуть? Наработался…
- Наработался, наработался. Шанёшек не полопаешь - и не поработаешь…
Сын Василий встаёт из-за стола и, раздвигая толстым брюхом жаркий домашний воздух, идёт отдыхать в соседнюю комнату.
- Почивай, милый, почивай. Я с речки приду, тебе на паужинок сметанки из погреба достану…
/«Ложка в супе должна стоять, а в каше - ломаться…»
- Ложка в супе должна стоять, а в каше - ломаться…
- Водка в супе?..
- Вот, пьяницы, вам бы только одно!..
Тётя Эмма поставила на стол горячую сковороду с гречкой.
- Я, Евсеич, всю жизнь шоферил. Лес по ночам возишь, спать охота. Стройбатовские шофёры научили: съедешь с трассы, двигатель выключишь и спишь минут двадцать. Больше не надо, да и не получится - мороз будит. И опять лес возить. А кто двигатель не выключает - сколько их поугорело насмерть!.. Я своего сына, Серёгу, учу: не ездий по зеркалам, высунь нос из кабины - так надёжней. Нет, ездит. Вчера зад разбил…
- Сад распил?..
- Шли бы вы спать… - тётя Эмма села с краю стола. - Четвёртые сутки пьёте…
- Была у нас баба одна на базе. Шоферила. Я только через два года узнал, что она баба, а так Женька да Женька, пока кирпичи с ней в кузов не стали вместе подавать…
- Вместе поддавать?..
- Водки больше не получите… - тётя Эмма решительно взяла бутылку и убрала в буфет.
- А нам и не надо… Слушай, Евсеич, поехали мы однажды с ребятами из нашей колонны недобитого сохатого добивать…
- Недопитого сохатого допивать?..
- Вроде этого… О чём это я?.. Евсеич, мы с тобой и ведра, наверно, не осилили… - Да, косили мы как-то с кумом на Кóноксе, там обрывчик есть, и на уступе…
- Супе?.. Ложка в супе должна стоять, а в каше - ломаться…
/«Хорош гость, когда редко ходит…»
- Хлеб да соль, Иван Савельич!..
- Ем да свой, а ты подальше стой…
- Не дашь мне стойку на два дня, а то мою Игнаха на остров увёз?
- Перетяни меня на пальцах…
- Кто ж тебя перетянет! Один Прохор, да и тот помер…
- Косить что ли удумал?
- Гости съехали, пора и за работу…
- Хорош гость, когда редко ходит…
- Теперь до Ильи никого не будет…
- А у Матрёны просил?..
- И у неё просил, и у Антипа - никто не даёт, все на пожне…
- И я не дам…
- Ты ж не косишь пока…
- Я ей веники режу: с земли так ловко…
- Значит, не дашь?..
- Приходи на той неделе…
- Так работа ж стоит!..
- Ешь - потей, работай - мёрзни…
- Тьфу ты, старый чёрт!..
Мужик разворачивается и с бранью уходит.
- Дверку притвори - куры набегут…
/«Гриша Епифанов идёт…»
- Огнище сильно не разводи, а то Гриша Епифанов увидит и придёт…
- Что же вы все так его боитесь? Вот ты, Виктор, ты же его брат!..
- Ну и что!.. Никого в жизни не боялся, а его боюсь…
- Он тебя что - в детстве бил?..
- Ни разу. Всегда защищал…
- Тогда я ничего не понимаю…
- Гришу увидишь, поймёшь…
- Он что - зверь? Вы как лешим им пугаете!..
- А он и есть леший… Ты ему в спину не смотри…
- Ладно, где у вас заварка - вода закипает…
- Тише, кажется, кто-то идёт…
- Гриша Епифанов идёт…
К костру подходит маленький, в одних трусах мужичонка. На поясе у него что-то привязано.
- Где ушица, водохлёбы?..
- Не попалось ничего, Гриш, ни в сеть, ни в мерёжи…
- Хороша уха из петуха… - Гриша отвязывает и бросает в траву двух уже ощипанных рябчиков.
- Сейчас сварим… - суетится Виктор, беря тушки, чтобы разделать. Они скрываются в его огромных лапищах.
- За солью схожу, - говорит Гриша и идёт в темноту.
Я на несколько секунд в ужасе замираю: сзади вся спина у него и ноги покрыты длинной рыжей шерстью…
/«Что с тобой поделать, окаянным!..»
- Помираю я, бабка…
- Неужто взаправду?..
- Нет тяги по жизни…
- Погодь маленько, весной вместе помрём…
- Нет, сейчас помру. Иди ко мне, последний раз пику поточу…
Ты что, старый бес, одурел?! Помирает, а всё о том же!..
- Уважь напоследок… А то к Егоровне пойду…
- Ты ж встать не можешь, помираешь!..
- Ради такого дела встану…
- Вот, кобель старый, чесаться хочет, как медведь бороться!..
- Ну, так идёшь?..
- Что с тобой поделать, окаянным!.. Иду…
Бабка снимает домашний халат и ложится рядом с дедом.
- Что ж ты делаешь, ирод, никогда так не делал!..
- Разве ж?..
- Отстань, бес!..
Бабка быстро вылезает из постели.
- Всё, теперь точно помру…
- Ты ж лодку ещё не дошил!..
- Да, лодку жалко. Илéйка дошьёт…
- И каменку заодно переложит…
- Я ему переложу! Сознавайся, старая: первенец, Мишка, от него?..
- Не упомню, давно это было…
Дед откидывает одеяло, хватает кочергу и прямо в исподнем бежит на улицу.
- Приревновал, старый бес… - с умилением смотрит в окошко бабка на дедово голубое исподнее.
/«Бей ёлку в щёлку, а сосну - в сук…»
- Соседушка, пошто ты сейчас дрова колешь, подожди до зимы - они сами развалятся…
- Учила кума кума лыко драть, да он сам её отодрал…
- Ну, как знаешь… Колун возьми, что ж ты топором-то!..
- Уйди, Семёновна, у меня топор острый…
- Ты, прямо, как не мужик. Бей ёлку в щёлку, а сóсну - в сук…
- Добром прошу, уйди…
- Дай, покажу!..
- Уйди, наколочу…
- Ноги-то, ноги поширше ставь…
- Наколочу…
- И плечом вот так-то вот…
Сосед не выдерживает бабских указок, всаживает топор в колоду, хватает полено и гонится за Семёновной.
- Помогите, убивают!!! - несётся на всю деревню.
Через час вся перебинтованная Семёновна снова стоит у соседского забора.
- Соседушка, ты дрова неправильно складываешь. Колодезем надо вначале, колодезем…
/«Ну, пошли париться…»
- Виктор, ты где ночью спал?..
- На повéти…
- А ты, Серёга?..
- Здесь, в бане…
- Это грех… И банника не боишься?..
- Чё его бояться!..
- Запрёт - не выпустит…
- Я пьяный был…
- Это тоже грех, в бане пить нельзя… Ну, пошли париться…
Трое голых мужиков по очереди дёргают дверь в парилку. Она не поддаётся. За ней кто-то сопит. Они, похватав одежду, выскакивают наружу и отбегают от бани метров на десять.
- Он, банник!..
- Точно - он! И рычит!..
В проёме двери показывается раскрасневшаяся, полуодетая баба.
- Чёрт, это ж Танька! Она со мной ночью была, я и забыл!..
- Как же ты, дядя Кольша, её не заметил, когда топил?..
- У меня света нет…
- Эй, Танька, - кричит Серёга, - иди домой, я вечером зайду!..
- Помыться бы, я в саже вся…
- Дома помоешься!..
- Чего дома, у вас баня протоплена. Подождите - я быстро…
Мужики, прикрыв срам, садятся возле бани на лавку.
- А чё нам её ждать, - через пять минут говорит Серёга, - пошли тоже париться…
Двадцать минут спустя все четверо, распаренные, выходят остыть на лавочку.
- …А ещё в бане, - продолжает дядя Кольша, - нельзя блудодействовать…
/«Измельчало всё…»
- Ну и врать ты здоров, дядя Антип!..
- Никогда не вру…
- Чтобы в дереве двадцать кубов было!..
- Истинно. Из одной лиственницы дом срубили…
К спорящим мужикам подходит третий.
- Антип, лошадь мне не дашь? Кучи надо свозить…
- На ней Стёпка за тёсом для подшива поехал…
- Дядя Илейка, скажи, из одной лиственницы дом можно срубить? Дядя Антип говорит…
- Скажи, скажи, Илейка: Прохору, не помню в каком году, амбар ставили, так доски на пол стелили - поперёк не перешагнуть!..
- Где ж те деревья?..
- Измельчало всё…
- А ты, Антип, помнишь, щуку в озере неводом поймали - на подводе везли, так не унесть!..
- Вы ещё скажите, что раньше грибы были по пояс!..
- Врать не стану, но с сапог - точно, были…
Появляется лошадь, запряжённая в пустую телегу, без Стёпки; внутри телеги что-то позвякивает. Мужики подходят и достают ящик водки, двух бутылок нет. Сверху лежит записка: «Ушёл на Пúндекшу. Степан».
- Вот, охотничья душа! - восклицает дядя Антип. - И отец у него такой же был, непоседа…
- А помнишь, Антип, он за сезон тыщу белок взял! Они тогда валом шли, хоть руками лови…
- Как не помнить!.. Ладно, парень, беги за закуской…
/«Морошка любит ножки…»
- Тять, долго ещё ходить будем?..
- Устал что ли?
- Притомился…
- Морошка любит ножки…
- Лучше бы я с дéденькой на озеро пошёл - окуней наловил…
- Ничего. Вот до Пúнеги дойдём, там морошки - горбушей коси!..
- До неё ж сто килóметров, до Пинеги!..
- Ну и что; туда да обратно - к вечеру дома будем…
- Передохнуть бы…
- Залазь в свой короб - я тебя понесу…
- А свой куда денешь?
- Спереди привешу…
- А морошку как брать будешь?
- На коленках…
И маленький Петька полез в короб; отец зацепил его себе за спину, свой перекинул на грудь и ходко пошёл к заветному ягоднику, куда вот так же, тридцать лет назад, носил его, маленького, родной тятя…
/«Каких же ты грибов набрал!..»
Я захожу в дом и ставлю большую корзину на лавку. Она доверху набита грибами. Тётя Эмма перебирает верхний слой и почти с ужасом восклицает:
- Каких же ты грибов набрал!..
- Обычных, подберёзовиков…
- Это болотный гриб, у нас его никто не берёт…
- Что же с ними теперь делать?..
- К Матрёне гости из города приехали, к ней снесу, они всё съедят…
За ужином тётя Эмма выставила к молодой картошке тарелку солёных груздей. Они хрустят на зубах, и мне жалко всех городских с их подберёзовиками, сыроежками, лисичками, чернушками, маслятами…
/«Санька, помоги бруснику перекатить!..»
- Санька, помоги бруснику перекатить!..
- Какая я тебе Санька! Я Александра Васильевна…
- Не кобенься, Санька! Помоги!..
- У тебя её много?
- Часов пять бралá…
- Щас приду…
Старушка закрывает окно, выходит на улицу и идёт за соседкой в её дом.
- Да, много, надо ещё кого-нибудь позвать…
- Сами управимся…
- Где бралá?
- За Погостом…
- Там же брусничника нет!..
- Есть полянка, одна я знаю. Небольшая - только жопой сесть…
- Ишь ты!.. И как донесла?..
- Юбку сняла да связала…
- Покажешь мне место?..
- Нет, ты завидущая. Отсыпь себе, сколько унесёшь…
- Надо за корзиной сходить…
- Ты тоже в юбку…
Александра Васильевна снимает юбку, стягивает верх её пояском и просит соседку подержать. Берёт ведро и сыпет внутрь бруснику.
- Больше насыпай, куда её мне!..
- Двенадцать вёдер. Хватит…
- Ну, спасибо, что помогла!..
Санька взваливает узел на спину и, еле протиснувшись в дверь, выходит.
/«Из-за острова на стрежень…»
- К чужому костру с голосом всегда подходи и с дровами…
- Почему?..
- С голосом - чтобы видели, что добрый человек идёт, не таится; а без дров только нахал подходит…
- Что же говорить - с голосом-то?..
- А что знаешь: хошь песню пой, хошь свисти… Закон такой в тайге…
- Почему же ты ко мне без голоса и без дров подошёл?..
- Ты ж без ружья, а дрова нести не в чем - руки заняты…
- Нарушаешь, значит, закон?..
Стёпка в ответ хитро улыбается.
- Сало скоро пойдёт…
- Какое сало?..
- Шуга, снег мёрзлый…
- Зима?..
- Зима…
- Плохо зимой?
- Нет, зимой хорошо, просторно…
- А летом что, не просторно?
- Летом не так…
Стёпка поднял свои серебристые, как беличий хвост, глаза и посмотрел вдаль.
- Идёт кто-то…
- Кажись, да…
- «Из-за острова на стрежень, на простор речной волны…»
Раздвигая еловые лапы, к нам на поляну наплывала огромная куча хвороста, под которой видны были только два чёрных кирзовых сапога.
- Наш человек, закон знает… - серьёзно заметил Стёпка.
- Да, уж!..
/«Не будь седун, будь ходун…»
- Знаешь, Федька, белка уже выходная…
- Знаю. Надо в лес идти…
- Иди. Я в твои годы всю тайгу исходил…
- И до Кóми доходил?..
- Доходил…
- И как там?
- Так же как у нас…
- Охотился или рыбалил?
- И то, и то…
- Я тоже хочу килóметров за пятьсот уйти…
- Иди. Не будь седун, будь ходун…
На печи заворочалась бабка.
- Что ты его старого слушаешь, он дальше Ковы нигде и не был. Его однажды трое дён всей деревней искали - заблудился на Кóноксе…
- Правда, дед?..
- Ну, меня тогда медведь напугал; в прятки с ним играли…
- Да он медведя только на картинке видал…
- Что ты брешешь, старая! А это что?!
Дед задирает рубаху и показывает большой рубец на животе.
- Это у тебя пиндецит вырезали…
- У нас сроду ни у кого его не было…
- А у Захарки!..
- У Захарки грыжа паховая…
Внуку Федьке надоедает слушать эту перебранку. Он выходит на припорошенное снегом крыльцо. Жёлтый месяц висит на востоке над чёрной стеной тайги. Ветер шумит в ближних соснах.
|