Южная звезда
Загружено:
ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ № 3(68)
Александр Герасимов
 Медовые края

Мёд с одной ложечки не опробуешь. Вот когда, отведав черпачком, засомневаешься вначале, снова наберёшь, потом, хмыкнув, - ещё... Да захочется отчаянно загребать из мисочки, чувствуя, что остановиться невозможно, - тогда точно мёд распробован. Такой медочек можно есть по утрам большой ложкой, как кашу. Он настоящий - энергии, здоровья и отличного настроения на весь день наберёшься.

По мне, так лучшие мёды - таёжные приамурские. Не стану умалять алтайские, башкирские, кубанские, но наши - превосходнее.

От Байкала до срединного Амура - самые безоблачные и погожие земли России. Нигде более по огромной нашей стране не найти столько солнечных дней в году. Солнца так много, даже, кажется, преизбыточно. Оттого и цветы чуть иные, их запахи... А цветы всё - медоносы. От них и солнечных лучей берут пчёлки нектар, ароматы и бог знает что ещё для оттенков вкуса и полезности несравненных мёдов.

Но и в обширнейшем солнечном крае, что я описал, есть заповедный уголок, где и цветы лучшие из лучших и мёды.

Хинганский горный хребет сдержал здесь натиск Великого оледенения, защитил от сокрушения уголок лесов, сопок, степей, озёр и болот. На болотах гнездятся японские и даурские журавли. На реликтовых озёрах можно встретить тропическую кожистую черепаху, цветут огромные лотосы. Буйству растительного мира тайги позавидуют ботанические сады.

Моя родина. Явился на свет в доме на высоком берегу Амура, где впадает в него таёжная река Архара.

А у моей мамы, Натальи Васильевны Валяевой, в паспорте было записано - «место рождения: Долгое озеро». Не село, не селеньице какое, просто - озеро, словно она русалка.

В мамином паспорте не метрическая ошибка - топоним. На крайнем юго-востоке Амурской области, о котором сейчас и рассказываю, есть знаменитое у орнитологов и биоэкологов - Долгое озеро. Сейчас это центр Хинганского государственного природного заповедника. В тридцатые годы дом, где родилась мама, был единственным на берегу озера, других не было.

Сказочно красивые места. Заметил, как многие мои земляки, покинувшие Амур, готовы рассказывать об очаровании и благодати нашей тайги, наших степей вплоть до Второго Пришествия, бесконечно. Оказалось, что правда - издалека виднее.

Вот представьте ту же степь... Любили когда-то русские классики повествовать о переливах печальных ковылей: тоска, неизбывная любовь к родным просторам. Но ведь вовсе не такая моя приамурская степь. Она яркая, радостная, изменчивая. Удивительнейшие метаморфозы: то залита пламенем цветов купальницы, то до самых горизонтов светится жёлтым золотом лилий-саранок, сверкает островками белых маков, снежных пионов - марьиных кореньев, заплетается лиловой викой - мышиным горошком, то внезапно взрывается таким феерическим разноцветьем и радужным многоголосьем, что даже художники Левитан и Пластов задумались бы, узрев, - а хватит ли их талантов передать это на холстах!

А сейчас о главном. О главном из наших мёдов, который превыше всех. Не просто номер один, а по убеждению моих амурчан - лучший в мире. Называют его - «серпуховый».

Переписываюсь со старым товарищем Виктором, в Орле сейчас живёт. Проверяя себя, попросил вспомнить этот мёд. Отвечает: «Цвет назвал бы - болотно-зелёный. Даже не дегустатор выделит основной вкус сладостно-горьковатым. Сердцевинный медонос - серпуха, но всегда казалось, что в аромате участвует тысяча трав. Воображению представлялось, что пчёлы собирали в недоступных человеку местах, в борьбе со шмелями и паутиной таёжных пауков размером с ладонь. Всё это называется - в отрогах Малого Хингана». Красиво ответил.

Свежесть и первозданность девственного края в нашем мёде «серпуховый».

Крупные плотные корзинки с короной - изящно распушенным фиалковым, либо лилово-пунцовым венцом, так выглядят цветы серпухи венценосной. Она и в иных местах растёт, но у нас какая-то особенная. По таёжным опушкам, берёзовым околкам, лесостепью серпуха расцветает ближе к августу. Собранный с неё мёд качают к поздней осени, когда уже запечатан будет пчёлами в сотах, вызреет. Мёд чистый, не перегретый знойными летними погодами, он и храниться может очень долго.

Совершенным, исключительным в колорите вкуса назову и наш мёд липовый. В Приамурье липы пахнут не так, как в европейской России, - много ярче, божественным ароматом завораживают. Липа Таке, липа амурская, липа маньчжурская - родом из моих краёв. Оттого липовый мёд свой особый, как нигде. В семидесятые прошлого века, в пору июльского цветения лип, пасечников с ульями пчелиных семей вертолётами забрасывали в глубины бездорожной тайги, настоящая охота шла за драгоценным мёдом.

Элитный, заготовленный «Пчелопромом», в первозданном виде до магазинов не доходил, разве что разбодяженный. Уплывал по спецраспределителям чиновникам, на подарки в столицу и в заграницу.

Настоящий мёд можно купить только у пасечников. А чтобы быть уверенным, что не разбавлен падевым, сладкой водицей, крахмалом и ещё невесть чем, отправляться надо в места, где заготавливают, хорошо бы на пасеку, да подгадать время, когда на медогонках откачивают пчелиные соты. И главное правило: хороший мёд - у хороших людей.

В деревнях и таёжных посёлках моей родины до сих пор живут общины староверов. Сам я из казачьей Иннокентьевки, а мой приятель Олег (учились на историческом отделении) - из старообрядческой Грибовки, это километрах в шестидесяти. Как-то, лет двадцать тому, уже по морозам ездили в гости к его родителям. Помню, въехали в Грибовку: над заснеженной деревней - зимняя радуга. Улицы широкие, перед каждым домом - высокие сосны. Надо же, подумал, в тайге живут и таёжные сосны под окнами высадили!

Дед Иван, отец Олега, по старости уже слепым был, но - крепкий, в доме его слушались безропотно. Хлебосольный стол, еда простая: отварная картошка, квашеная капуста, пилюски, грузди с рыжиками, бочковые помидоры с огурчиками, малосольные ленки из реченьки Архары, что сразу за огородами (ленков этих - бочки в сенях). И стояли на столе отборные мёды: янтарные, белые, тёмные, прозрачные...

В Грибовке почти все - пасечники. Омшаники с ульями в тайге, - у одних поближе к дому, у других на дальних заимках.

Родитель товарища сам мёдом не занимался. Отправились мы по деревне выискивать, чтобы я домой отвёз. Немало лет прошло, как уехал однокашник из Грибовки, а всё про всех знал. Вышагиваем вдоль размашистых дворов, про хозяев рассказывает. У этих, мол, пасека невдалеке от гречишных полей, не таёжный мёд. А у тех - на лугах, на разнотравье, хороший мёд - цветочный, но брать не будем. Здесь липовый, но та ещё липа - смешали с падевым. И этот двор стороной пройдём, к рапсам улики свозили, не нужен нам рапсовый. Короче, идём-идём, а он всё бракует да бракует. Я уже надежду потерял, что сыщем что-то, такой проводник привередливый.

Подходим к очередному подворью. Дом - хоромы из свежетёсаных брёвен, с проблесками смолы, прощелины паклей и мхами аккуратно проконопачены, видно, что недавно выстроили. На светлой веранде хозяин с хозяйкой бадьи с мёдом перекатывают, а сорокалитровых фляг тех, бог ты мой, - не пересчитать! Сами - люди молодые, розовощёкие. С ходу стали нам на бидоны указывать и свои мёды, разных сборов, нахваливать. Олег всё внимательно выслушал, потом говорит: «Брать не будем». Хозяева не обиделись, спустились в глубины подполья, вытянули на свет тяжеленную флягу. Половничком аккуратно, боясь капельку пролить, наполнили нам банки. И средь хороших настоящих мёдов у хороших хозяев есть, как оказалось, заветные баклаги с самым хорошим мёдом.

Столица приамурского Эдема - посёлок Архара, - по имени реки. Районный центр. Узловая станция Транссиба. Все пассажирские - пригородные, скорые, экспрессы - останавливаются перевести дух. Помощники машинистов, исполненные достоинства, - в галунах, шевронах и форменных фуражках, проходят вдоль составов, постукивают молоточками на длинных ручках, вслушиваются. А железнодорожные философы - проводники и пробуждённые-ожившие многоцветные толпы странников, сойдя из вагонов, улыбаются, жмурятся от нестерпимо яркого солнца, спешат к столам-прилавкам рыночка, окошкам ларьков и киосков. Покупают лапотных размеров пирожки, шерошистые кедровые шишки, протекающие соками кулёчки лесных ягод, и - знаменитый мёд. Многие, не удерживаясь, тут же на перроне через щёлочки ртов втягивают в себя приторные солнечные нектары, смакуют, восторгаются, облизывают липкие пальцы и губы.

А ещё берут местное пиво. Когда-то знатоки считали лучшим в мире, по крайней мере, по всей Сибири и нашему Дальнему Востоку - терпкое тёмное пиво «Таёжное». Давно сгорела старая пивоварня, и рецепт прежнего напитка утерян, но осталась людская молва.

Я сам там был, мёд и пиво пил...

/Вспоминания прозрачных дождей

Тук! - жёлудь упал, стукнулся оземь, подпрыгнул и замер, как затаился. Тук! - ещё один, рифлёная шапочка отлетела, а сам гладкий желудёнок покатился-покатился и затих. Тук-тук! - ещё упали. Дуб высокий, широченный. Если двое взрослых попытаются ствол обнять, даже кончиками пальцев не коснутся.

Приветливые дни бабьего лета минули, дождики наладились. Осенний дождь мелко сеется, да долго тянется - народная примета.

В пору прозрачных дождей хорошо в старом парке гулять под зонтом, задумчиво улыбаться и истории вспоминать...

Расскажу-ка я вам о встрече со знаменитым писателем, с тем, что мемуары о себе назвал «Бодался телёнок с дубом».

Июнь девяносто четвёртого. Благовещенск, родной город на Амуре, я - руководитель телевидения областной телерадиокомпании, сам - и репортёр, и ведущий передач. Крепкое приземистое, но с псевдоготическими сводами, здание железнодорожного вокзала. Больше обычного милиции и узнаваемых «незаметных товарищей». Здесь же - люди разных возрастов, у многих в руках книжки, в пышной гриве хорошо намытых волос - начинающий бард с гитарой. Публика не похожа на суетных пассажиров и тех, что примчались к поезду встретить родню. В стороне от толпы - без тени эмоций одинокий поэт. В начальственном уединении, в сопровождении группы услужливых граждан, на краю перрона - глава областной администрации. С ним знаком накоротке, ещё недавно, когда тот был главным геологом области, общались на «ты». У него пушистая бородка и усы, думаю, не столько от геологического прошлого, а чтобы прикрыть по-детски пухлые губы. У меня бородёшка похожая, только светлая, и роста мы одного - не маленького. Здороваюсь, заговариваю о погоде. Хорошая погодка. Интересуюсь, что мой собеседник читал из писателя, которого встречаем. Глава морщит свой невеликий «украинский» нос, мол, «зэковской литературой не интересуюсь». Но подошёл поезд, писателя встретил радушно и нужные слова говорил.

Правда, искренность тоже была. Когда писатель через привокзальную площадь проходил к машине, в ноги ему бросился сухопарый старик, пытался поцеловать руку. Гость отпрянул, должно, принял за городского сумасшедшего. Про этого человека я ещё на закатной заре советской власти делал очерк для центрального телевидения, - несколько раз Москва показывала. Пятнадцатилетним мальчишкой в сорок пятом был маслёнщиком на пароходе, за опоздание на работу репрессирован, прошёл Свободненские лагеря, - в зиму дети из его барака по ночам замерзали насмерть, иногда десятками. Потом он стал капитаном парохода, скрытым диссидентом, и однажды, в семидесятые, на Амуре вместе с сыном бросился за борт - бежали в Китай, хотели уйти из него в «свободный мир». После китайской тюрьмы угодил в советскую психушку. Помню, когда перед стрекочущей кинокамерой он рассказывал о лагере, измывательствах в психиатрической больнице - закрывал глаза, как от невыносимой боли. Возможно, эту историю люди старшего поколения помнят, слышали. А уж видели его мои земляки не раз - это он ещё не так давно зимами в майке, полосатой вязаной шапочке, с чугунной гантелей в руках бегал по набережной и по улице Ленина, плавал среди льдин на соревнованиях «моржей», становился даже чемпионом мира по заплывам в ледяной воде. Писателя старик почитал за святого.

Машина с гостем протиснулась через людское скопище, автографы на приготовленные книжки зрители не получили, только взлохмаченному барду удалось по рукам через головы передать сложенный тетрадный листок стихотворного текста, посвящённого приезду знаменитости, - отчего был изумлённо растерян и безумно рад. А поэт со спокойной печалью в глазах так и остался одиноко стоять в стороне.

Незатейливого чиновничьего фарса не только в нынешней управляемой, но и в прежней разгульной демократии хватало. Кортеж отправился на показательную погранзаставу, в школу пригородного благополучного села - маршрут, отработанный для начальственных персон многими годами ещё при прежних властях. На местах уже ждали мои съёмочные группы и не только они - телевизионщиков и газетчиков собралось во множестве.

В нашем городе захотелось гостю посетить соседний берег Амура - попросил сопровождавший отца младший сын, синолог, китаевед. Отчего не поехать - обладминистрация срочно формирует тургруппу для безвизовой однодневной поездки. Мне удалось вклиниться в плотные ряды чиновников в качестве телеоператора. А надо сказать, что телевизионным освещением того исторического проезда гостя по России занималась польская телевизионная группа. У поляков был эксклюзив, и нас предупредили, что никто из местных и даже столичных телевизионщиков не имеет права подходить к классику с микрофоном и задавать вопросы. А если кто-то заговорит, то и сам будет иметь крупные неприятности, и гостя подведёт. Снимать со стороны можно, разговаривать - нельзя.

Раннее утро следующего дня. Гравийный берег Амура. Деревянные сходни-трап на гулкую железную баржу, к ней причален-покачивается белый речной паром. Два десятка зевак с новенькими, нечитанными, из магазина, томами писателя - «блатные». просочились сквозь охраняемую зону досмотра. Со стопкой книг - знакомый чекист-подполковник. Ждём гостя. Настроение огорчённое. Поднявшись затемно, битый час искал дома драгоценную для меня книжку - «Новый мир» шестьдесят второго года с первой повестью писателя. Тогда журнал выходил в знакомой всем голубой (раньше сахар-рафинад упаковывали в бумагу такого цвета) обложке, но - твёрдой. Никогда ни у кого не брал автографа, а тут - решился, а книжку не нашёл.

Прибыл классик, покладисто, с лёгкостью подписал все протянутые книги - подставляли по нескольку экземпляров, на подарки знакомым, начальству и впрок.

Телевизионные поляки с их польскими паспортами в тургруппу не попали, но какие-то мрачные «смотрящие» присутствовали.

Теплоход отшвартовывается, берёт курс в сторону Китая. Наш гость в благостном расположении, с любопытством смотрит в иллюминатор. Включаю полупрофессиональную камеру, прижимаю к щеке, начинаю снимать. Засланные в группу церберы насторожились, но, разглядев дешёвую телекамеру и не обнаружив в моих руках микрофона, расслабились. Я подхожу поближе к писателю и, преодолев робость, вполголоса с ним заговариваю. В камере встроенный микрофон. Классик отвечает на мои вопросы, произносит какие-то ностальгические фразы, расчувствовавшись, начинает говорить чуть громче, с волнительной скороговоркой и... Крепкие ребята жёстко берут меня под локти и отводят в сторону: «Вы грубо нарушили эксклюзивные права, в поездке по России никто не имеет право...», и так далее, с нешуточными угрозами. «Но мы же не в России, в нейтральных водах, вот уже и к Китаю подплыли», - я пытаюсь уберечь видеокамеру и неуклюже вывести ситуацию на юмор. А тут и сын писателя вроде как за меня вступился. У работника моей компании, переводчика-гэбэшника, он только что занял юани на покупку чая, при этом оба довольно долго и обстоятельно выясняли и подсчитывали на бумаге курсы обмена долларов и рублей на экзотическую валюту.

Потом была экскурсия по захолустному городку Поднебесной. У сопровождавшего русскоговорящего китайца, их гэбэшника, я спросил, знают ли, кто приехал. - «Какой-то ваш писатель, лауреат Нобелевской премии». Обедали в новом, но уже умызганном ресторанчике. Накрыли нам два круглых стола. За одним - почётные гости и сановитые облчиновники во главе с тогдашним представителем правителя Руси. Тот, хоть и был косноязычен, пытался солировать-тамадить. Зачем-то похвастал, что все его боятся, что хватка у него бульдожья. Можно было и поверить (коренастый, широколицый, с оловянными глазами и узкой щелью рта в рядах загнутых внутрь зубов, свою должность представитель понимал в написании сигналов и наветов на всех, но, несмотря на эпистолярные заботы, по-моему, даже «Буратино» в детстве не читал.) За моим, вторым столом - чиновники и сопровождение второсортные. Выпивали, произносили какие-то дежурные, не очень уклюжие здравицы. Гость тоже принял несколько крошечных рюмочек шибко ароматной китайской водки, раскраснелся. Из застольных разговоров я понял, что все «наши», кроме моего переводчика, писателя не читали. Попросил дать слово, хотелось вырулить ситуацию. Точно не вспомню, что говорил, но заметил: гость оживился, на меня смотрел с интересом, улыбался, потом с учительской, как мне показалось, интонацией, спросил: «А что прочитали из мною написанного?» Я перечислил, оказалось, что прочёл практически всё, что у нас выходило. Обед окончился, вышли на крыльцо под красные шары болтавшихся по ветру шёлковых фонарей. Все присутствующие захотели пройтись по магазинам, кроме главного гостя: «Мне бы где-нибудь поработать. В тишине на свежем воздухе». Я предложил проехать к набережной Амура в парк китайского героя генерала Вансу, взялся проводить. Соотечественники и гости, рвавшиеся на шопинг, препоручить писателя в мои руки согласились с радостным облегчением. Нас подвезли к летне-зелёному парку, я провёл гостя по лесенке на вершину рукотворной каменистой горки, в уютную беседку из деревяных колонн с золотисто-красными драконами и парящей крышей пагоды с изогнутыми вверх углами. Писатель расстегнул кожаную «офицерскую» планшетку (везде с собою носил), достал карандаш. По глазам я понял, что человек утомился, хочет отдохнуть. Дабы не мешать, спустился в тихую аллею, охраняя покой гостя со стороны.

А ночью был спутниковый перегон отснятого мною материала в Москву. В далёкой аппаратной не поверили, что удалось получить интервью - «синхрон», очень долго переспрашивали: кто был корреспондентом, телеоператором, звукооператором съёмок, не могли понять, что сделал это один человек. Обещали прислать щедрый гонорар. Мои кадры поездки великого писателя в Китай показали по всем федеральным телеканалам и даже в новостях мировых телевизионных компаний. Ни копейки гонорара я, естественно, не получил.

Такие вот картинки вспоминаний прозрачных призрачных дождей. Как увидел, так вам и рассказал.

Перепечатка материалов размещенных на Southstar.Ru запрещена.