***
Аните
Где нити событий имеют неясные свойства,
А время струится, слегка спотыкаясь, по кругу,
Где новые встречи приносят одни беспокойства -
Я встретил случайно, не рыбу, допустим, белугу,
Не скользкого гада, животного зверя, не птицу,
А странную девушку, стройную - среднего роста -
И, как подобает поэту, облапал девицу
Достаточно нежно. Она от такого проворства
Не сделалась бледной, как гриб ядовитый на срезе,
И краской стыда не покрылась, как ягода волчья,
А скромно сказала: «Общайся со мной - сколько влезет...»
Двусмысленно, в общем. И вот я - растерзанный в клочья -
Как лёгкий туман над Маркизовой лужей тайфуном -
Слегка призадумался - как мне избегнуть крушенья?
Будь я не таким неизменно зелёным и юным -
Решил бы шараду я нашего с ней отношенья
Достойно и просто. Но я, моложавого вида,
По внутренним качествам - добрый, послушный ребенок!
Блин! Будь я по жизни подонок и склизкая гнида,
Злодей и насильник - я смог бы… Но запах пелёнок
Ещё у меня сохранился - под мышками, скажем,
И взор непорочен мой, и молоко не обсохло
На пухлых губах. Я, конечно, силён и отважен…
Но стоит ли вдрызг разбиваться с разбега о стекла -
И так мне понятно, что женщины в сердце могильник
Несут, спотыкаясь, тяжёлые розы забвенья -
Сквозь ельник коварства,
чрез гибельный - страсти - багульник,
И сонмы неясных растений совсем без названья?!
/Настойка любви
 Е. В.
Настал сегодня день шестой - я не отправился в загул,
Любви целительный настой помог свернуть мне в переул,
В котором - в домике одна - сидела женщина в ночи,
Зияла полная луна, стояли две, нет, три свечи
На склизкой плоскости стола.
И в той волшебной полутьме
Сидела женщина. Скала доступнее казалась мне,
Чем плеч, желанных мной, изгиб,
овал бедра, излом руки.
И я сказал: «Сидишь, как гриб, средь паутины и трухи,
Грибница бледных квелых чувств
едва пульсирует, струясь!
Я в суть твою проникнуть тщусь!»
Она ответила мне: «Князь
Сырого Вяжущего Сна заколдовал меня навек,
И потому я холодна, но ты - свободный человек!
Ступай за тридевять земель -
там, меж еланей, есть утёс;
Под елью лаз… Вокруг щавель, кислица,
горечь тубероз,
Попона мха… Проникни в лаз и Князя Вяжущего Сна
Поганкой бледной тукни в глаз, но берегись - его слюна,
Коснувшись брызгами телес - тебя в гнилуху обратит!
Он защекочет, сглазит, съест… и лишь того не победит,
Кто беден златом, но богат Сознаньем Длинного Меча,
Кто ветру - свет и Солнцу - сват…»
Тут я подумал, что врача
Смешного нужно пригласить,
а вслух промолвил: «Встань, сестра,
Я смог поганца загасить поганкой бледною вчера!
Исчезни, плесень, сгинь, труха,
развейся, смрад-дурман травы,
Очистись, комната, от мха и станьте прямы, кто кривы!»
Привстала женщина, в мои объятья пала, словно сноп,
К моим губам прильнула, и… по телу побежал озноб!

/Первоапрельская история

Раздаётся звук печальный, я встаю с улыбкой сонной,
Открываю дверь - начальник мой стоит; демисезонный
Плащ на нём просторномягкий,
а в руках - бутылка шнапса;
Изучив основы магий, говорит он слово «грапсо»
Вместо «здравствуй», вот скотина... Я зову его обедать,
Ибо время. Половина всей еды - ему. Отведать
Я надеюсь мерку шнапса или лучше полбутылки
Засандалю разом, на спор. Я раскладываю вилки,
Ложки, рюмочки, сервизы,
нож спецьяльный для икорки,
В сеть включаю телевизор, на экране - мочат корки,
Травят байки, гонят речи...
Мой таинственный начальник,
Приобняв меня за плечи, тусклым голосом печальным
Тихо шепчет мне:
«Евгений... к нам вчера пришло заданье -
В сжатый срок, без промедлений -
дней за семь - разрушить зданья
Эрмитажа, Ленсовета и Казанского собора...
Я решил: возьми-ка это на себя... Тебе на сборы -
Два часа...
На нашем складе есть различные устройства.
И не надо, Бога ради, мне тут нервное расстройство
Имитировать...
Евгений, я ведь знаю - ты же сможешь...
Ты ж любое из строений на кирпичики разложишь
Кулаком своим неслабым... Ну а я... Мне как-то сложно -
Понимаю, что пора бы мне от комплексов - возможно -
Избавляться - но, признаюсь
(тут он выпил рюмку шнапса) -
Не могу... Я заикаюсь, даже просто слово «грапсо»
Говоря - а тут - разрушить то,
к чему привязан с детства...»
Тут он начал хищно кушать колбасу:
«Тебе в наследство -
Если справишься, Евгений - я оставлю бриллиантов,
Разных древних сочинений двадцать восемь фолиантов -
Орден Льва тебе повесят - я скажу о том Магистру -
Только справься... дней за десять, пусть не семь...»
И тут же быстро
Съел обед, и даже крошки - самой мелкой - не оставил.
Сгрёб со скатерти ладошкой и проворно в рот отправил.
Проглотив же, непристойно скаля зубы, - засмеялся:
«Пошутил я. Спи спокойно». И ушёл... А я остался.

/Надир
Анита, мы встретились в точке зенита -
Точнее, на Невском проспекте, в июле.
Была ты свежа, в волосах твоих гниды
Отнюдь не водились. В заплечном бауле
С собой не несла ты по жизни - пожитки,
А плавно струилась над мягким асфальтом
Сама по себе - не в стеклянной кибитке,
Не с фраером стрёмного вида, не с франтом!
С тобою мы были предельно правдивы
На собственных - в целом неровных орбитах,
Где луны свои вызывают приливы,
А солнца - свои. Так бывает, Анита.
И я осторожно спешу приобщиться
К искусству высоких полетов сознанья,
А вовсе не просто хочу протащиться
Посредством фигуры твоей осязанья...
Качнется ль, как флюгер, мой жизненный вектор
На питерском небе с оттенком гранита,
И точки зенита над Невским проспектом
Сместятся ль? Быть может. Кто знает, Анита!

/ПИСЬМО
 Е. Ворсулевой
Дорогая Лена, догорает лето -
Осень тихой сапой бродит по округе;
Зыбкие туманы - верная примета
И дождей сентябрьских, и февральской вьюги.

На горе в избушке я сижу на лавке -
Предо мною книжка и баклажка чая.
Я живу, как Пушкин в Болдинской отставке -
Стихики слагаю, по тебе скучая.

Поутру - проснувшись - выбегаю в поле
Босиком по травке к роднику - умыться,
А не так, как раньше шастал с перепоя
С рожей посиневшей, чтоб опохмелиться!

Днём иду за хлебом в лавку на перроне -
Слушаю занятный телефонный зуммер,
Вечером доступны рифмы и перо мне,
Ночью - сон покойный, сплю - как будто умер.

Приезжай в субботу - привези в подарок
Солнечных улыбок, удивлённых взоров!
Вечером туманным августа огарок
Озарит перины ближних косогоров.