Южная звезда
Загружено:
ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ № 3(8)
Виктор Кустов
 ВЕЧНАЯ ИСТОРИЯ

1

Это были времена, когда евреи, так же, как и энтузиасты прочих наций и народностей, добровольно осваивали крайний север Союза Советских Социалистических Республик.

Осип Давидович Гольштейн, уставший молчать на немые укоры жены и двух подрастающих и требующих все больших средств дочек, противореча многовековым традициям своего народа, завербовался на северную стройку, оставив музыкальную школу в подмосковном городке и пару недорослей, которым давал в свободное время уроки, и даже свою старенькую, доставшуюся в наследство от отца (а тому- от его отца) скрипку (правда, следует признать, что в это время он был влюблен в кларнет , который с собой взял) и стал плотником (вспомнив еще одну семейную профессию).

И вот в этой, несвойственной для него роли , он и приехал на край света: поросшую негустым лесом скалу, высящуюся среди тундры, усеянной блюдцами болот и разрезанной студеной и быстрой рекой и ее притоками, где к его приезду желтели и еще сочно пахли смолой лишь одноэтажная контора будущей гигантской (как было принято в те времена) стройки и одноэтажный же, единственный дом, еще достраиваемый, в окружении больших темно-зеленых воинских палаток, туго натянутых, обсыпанных опилками до самых скатов крыш; и он начал этот отрезок своей жизни с проживания в такой палатке, оказавшейся в зимнюю ночь не такой уж и уютной, как ему показалось вначале (в пасмурный, осенний, но вполне еще теплый по здешним меркам день его приезда).

Этот отрезок он начал отсчитывать один, благоразумно оставив и Софью Лазаревну, и Светочку с Розочкой в их маленькой подмосковной квартирке, отделив им сразу же по получении большую часть своих подъемных и выслав почти всю свою первую зарплату (невиданную никогда прежде сумму, ибо работали они с утра до позднего вечера, от чего сам по себе получался заработок раз в пять больше его прежнего, музшкольного оклада, да еще почти столько же он получил как северную доплату), и, совершенно ошалев от этой суммы, он хотел было сразу лететь обратно, чтобы порадовать Софочку и девочек, но вовремя одумался, отдал почти все деньги заведующей почтой, занимавшей маленькую комнатку в конторе, женщине серьезной и строгой, которая тут же, при нем начала отстукивать текст на телеграфном аппарате, и Осип Давидович почти физически ощутил, как его деньги отправились в далекий путь...

Он очень переживал, уже видя из самолета бескрайние, белоснежные, пустынные просторы, отделявшие его и тех, кто был ему дорог, понимая, что в таком пути может случиться все, что угодно и успокоился лишь, когда спустя два месяца в разгар пятидесятиградусных морозов и актировок, получил письмо, доставленное в один из редких летных дней вертолетом из Норильска, в нем Софья Лазаревна столь же искренне, как и он, удивлялась полученной сумме и сообщала, что они с девочками готовы выехать хоть сейчас по его зову.

Ответить сразу он не смог, потому что читал письмо, будучи в тулупе, ватных штанах, держа руки с ним над печкой, обогревающей лишь метровое пространство вокруг себя и сбившихся в этом пространстве жильцов палатки, безропотно уступивших все остальное застенному холоду. Но тут же отправил еще одну зарплату и попросил Елизавету Петровну (так звали заведующую почтой) приписать, что приезжать им сейчас, в разгар учебы девочек совсем не к чему и правильнее будет сделать это летом.

Он не стал объяснять ничего насчет холода, сухой и вымороженной до безвкусности картошки, серых макарон и тушенки (составных их ежедневного меню), палаток, в которых жили и семейные (только начальник строительства со своей женой жили в конторе), цинги, которая к весне поразила почти всех, как и того, что летом они должны были построить восемь двухэтажек с квартирами с удобствами (но скорее всего, до него этим летом очередь не дойдет), - посчитал, что время еще будет.

И ошибся, ибо после актировок пришлось наверстывать отставание, и это наверстывание растянулось на все лето, и прихватило быстро нагрянувшую новую осень и его девочкам пришлось вновь идти в старую школу, Светочке - в восьмой, а Розочке - в шестой; и Софье Лазаревне пришлось лишь сожалеть о том, что они не смогут быть вместе, но она сообщила, что как он и велел, она купила себе и девочкам теплые вещи, и они прекрасно будут себя чувствовать среди снегов...

Это, конечно, было желаемое, на самом деле, когда еще через год они приехали (тоже осенью, с последним пароходом), вещи оказались теплыми лишь для подмосковной зимы, но это было не страшно, потому что у Осипа Давидовича теперь была своя двухкомнатная теплая квартира в двухэтажном деревянном доме, выстроенном, можно сказать, его руками. Рядом же с их домом полярной ночью зазывно светилась огнями школа (тоже выстроенная с его участием), куда девочки пошли учиться, и у Осипа Давидовича было уже достаточно денег, чтобы купить всем троим настоящие шубы и настоящие же оленьи унтайки, и по зимней короткой улице поселка они гуляли в выходные дни в любой мороз.

Надо сказать, что Осип Давидович до приезда семьи хоть и был на хорошем счету (передовик, не пьет, не гуляет), но как- то жил незаметно (а может, потому и незаметно.) Теперь же не заметить его было просто невозможно. И не столько от того, что редко кто гулял по поселку вот так, семейно, не оттого, что Софья Лазаревна была женщиной в самом соку ( к тому же «новенькой», в ту осень никто из жен больше не приехал), а оттого, что нельзя было не заметить двух девочек, а точнее юных девушек, ибо были они в том возрасте, когда все сомнения о половой принадлежности остаются в прошлом.

Молдаванин Николай (почти ровесник Осипа Давидовича, уже тридцать исполнилось), с которым тот подружился с первого дня, придя на новоселье, сначала комплиментарно похвалил и маму, и дочек, а потом стал гостем частым и надоедливым, не скрывал своей симпатии к Светлане и соблазнял ее то походами на фильмы(которые крутили в палатке, названной клубом), то приглашал к себе в гости, в свою однокомнатную квартиру, посмотреть фотографии (он давно и неплохо фотографировал ). Этим летом по заказу ему привезли с материка кинокамеру, и он решил снять фильм о стройке и предложил Светлане сыграть в нем главную роль рассказчика.

Светлана откровенно кокетничала с ним (ей льстило внимание смуглого, кудрявого взрослого мужчины), заливаясь колокольчиком и маня ямочками на щечках, но еще больше - томным масляным взглядом, перед которым не устоял даже первый школьный красавец Вовочка Сивков, уже переспавший с парой женщин, а оттого цинично-надменный и взрослый. Вовочка учился в том же классе (вернее, Светлана пришла в его класс, ибо он приехал годом раньше), играл за сборную школы по баскетболу, и играл хорошо - на соревнованиях в Норильске, куда команда выезжала на олимпиаду, его заметили и даже предложили переехать в интернат со спортивным уклоном, но родители решили, что аттестат важнее, пусть даже самый троешный и не обеспеченный знаниями (он не очень утруждал себя учебой, отдавая предпочтение спортзалу) , и карьеру его обломали.

Но Вовочка особо не расстраивался, так как обнаружил массу плюсов своей известности, и прежде всего на любовных фронтах, меняя девочек и даже вполне взрослых женщин из палатки - женского общежития.

Дочерей в школу первый раз привел сам Осип Давидович, прежде заведя их в кабинет директрисы Риммы Васильевны Цеммы. Они были знакомы. Римма Васильевна приехала с мужем, заместителем начальника строительства по снабжению, прошлым летом, когда школа достраивалась, и часто бывала на стройке, торопя плотников закончить все работы к учебному году. Ее сын Виталий ходил в десятый класс, был длинным, как баскетболист Сивков, но отличался не только от него, но и от всех прочих мальчишек утонченной, породистой красотой (был очень похож на мать), отчего девочки-школьницы даже побаивались его, а взрослые женщины обязательно задерживали взгляд. Но их, свободных и молодых, среди итээровцев было немного и Виталий верховодил немногочисленной группой пижонов, детей начальников. Пути Виталия и Вовочки не пересекались. Они мирно сосуществовали в стенах одной и той же школы, но в параллельных мирах.

Римма Васильевна новеньких оценила сразу и приватно,- пока они шли по узкому коридору, сказала Осипу Давидовичу об их соблазнительной прелести, по- матерински посоветовав быть к дочерям внимательнее и пожелала познакомиться с Софьей Лазаревной.

И вот, когда они втроем и молоденькая физичка Любовь Васильевна стояли перед столами, за которыми сидели одиннадцать девятиклассников, Сивков, отвыкший таить свое отношение к противоположному полу и уважать окружающих, громко предложил новенькой садиться с ним рядом (он сидел за последним столом возле окна), Светлана лишь окинула его взглядом, словно нечто неприметное, недостойное, необоснованно отвлекшее ее, и села рядом с любимцем математички Игорьком, сыном главного инженера строительства, тоже новеньким, пришедшим в класс всего неделю назад.

- Очкарик, тебе повезло, - не удержался Вовочка и добавил: - Но это ненадолго.

Игорек ярко заалел и не нашелся ,что ответить, а Светлана повернулась, уставилась на Вовочку своими чудными глазами и тот, неожиданно для всех и для себя, отвернулся к окну.

Римма Васильевна и Осип Давидович повели в седьмой класс Розочку, которая от сестры отличалась разве что более мелкими формами, но в силу возраста еще не могла стать предметом неприятностей, а Светлана уже к концу дня чувствовала себя своей среди одноклассниц.

2

... В маленьком поселке - что в большой семье: и углядеть за всеми вроде трудно, и все-таки все на виду. И всем скоро стало очевидно, что Осип Давидович - истинный семьянин, и Софочке несказанно повезло с мужем, как и ему с женой, потому что Софья Лазаревна была не только хороша формами и круглым чистым личиком (было в кого пойти девочкам), но и на удивление общительна. Она охотно откликнулась на предложение директрисы и совершенно бескорыстно организовала в школе нечто наподобие ансамбля, добавив к имеющемуся школьному баяну собственный аккордеон (на котором играла просто виртуозно), кларнет и скрипку мужа (под ее личную ответственность, после долгих ночных уговоров, особенно это касалось кларнета. «Софочка, - не соглашался Осип Давидович, - он знает только мои губы, понимаешь... Ты ведь тоже знаешь только меня, а я - тебя, представь, если бы я приходил к тебе от другой женщины...»

«Осинька, это просто музыкальный инструмент, не усложняй, его будут касаться чистые дети...» - возражала она и ласкала мужа непривычно откровенно, как никогда прежде, ни до, ни тем более после рождения девочек... И это было главным аргументом, на который возразить Осип Давидович не мог. И отказать тоже.)

Естественно, что основой ансамбля стали девочки: Розочка уже вполне прилично играла на скрипке, а Светлана на всем понемногу, но предпочла на этот раз саксофон (маленький, блестящий альт; он выглядел примой среди остальных инструментов, и Римма Васильевна нисколько не жалела, что отдала его в ансамбль, ибо Виталий давно уже забросил занятия, был совершенно равнодушен к музыке и кроме детских ученических пьесок, так и не научился ничего более на нем выдувать.)

Репетировали в самой большой классной комнате недалеко от спортзала, отчего часть его завсегдатаев постепенно переместилась в класс. Софья Лазаревна разрешала всем желающим пробовать понажимать, подудедь, побренчать, но явных талантов не обнаружила. Только Игорек оказался более-менее способным, и Светлана тут же взяла над ним шефство, желая пристрастить к тому, что нравилось ей, но тот оказался неожиданно капризным и в конце- концов остановил свой выбор на гитаре, на которой уже пытался играть раньше.

Заглядывали в комнату и Виталий, и Сивков, но, как правило, задерживались, высказывая (никому конкретно и всем сразу) критические замечания лишь тогда, когда там была Светлана.

Естественно, разноликость инструментов не позволяла создать гармоничный коллектив, но Софья Лазаревна не хотела никого выгонять и стала формировать различные трио, квартеты, неожиданно для себя находя в этом нечто новое, творческое...

Заглянул на репетицию и остался (оказывается, он прекрасно играл на баяне) Николай. В школьном ансамбле, естественно, он играть не мог, но Софья Лазаревна решила , что в новогоднем концерте (который она теперь готовила) тот вполне может выступить сольно. Правда, Николай тоже старался не задерживаться, если уходила Светлана. Софья Лазаревна это видела, но была уверена, что все в этом мире проходит, как прошла и ее, некогда (как она считала) страстная любовь...

Иногда Николай заходил в спортзал и присоединялся к той или иной баскетбольной команде (как правило, в одной играл Вовочка, в другой - Виталий). Играл он не совсем хорошо и его брали, когда не хватало игрока.

Если в спортзал заглядывала Светлана, игра становилась азартной, острой и превращалась в состязание, которое не уступало самым ответственным соревнованиям. Стоя у шведской стенки, она наблюдала за игрой, подзадоривая то одного игрока, то другого и более всего поддерживая Николая. Но никогда ни слова не сказала по поводу игры Вовочки или Виталия.

С Виталием они здоровались при встречах и даже порой перебрасывались парой-другой фраз, а вот Вовочку она демонстративно не замечала и никак не реагировала на его реплики.

И все-таки, скоро вся школа знала, что Светка Гольштейнша нравится и сынку директрисы, и Сивкову, но что она, уже тертая и мятая мужиками в прежней материковской жизни, предпочитает стариков, в основном брюнетов, броских, как молдаванин.

Эти слухи дошли, наконец, до Осипа Давидовича, и он тут же поделился своей растерянностью с Софьей Лазаревной.

- Софочка, почему говорят, что наша девочка потаскуха ?-обострил он вопрос. - Она росла с тобой. Я ее не узнаю...

- Успокойся, Ося, наши девочки становятся взрослыми... А эти все разговоры - от зависти... Светочка многим нравится, и это хорошо... Неужели ты хотел, чтобы на нее никто не смотрел?..

- Но почему говорят о каких-то мужчинах?

- А разве о тебе не говорили плохо? - вопросом ответила Софья Лазаревна, напомнив, что причиной его отъезда из подмосковного городка была не только бедность, но и несложившиеся отношения с директором школы. И неожиданно спросила: - А правда, она похожа на меня? - И в ее глазах мелькнуло нечто, напомнившее Осипу Давидовичу уже, казалось, накрепко забытое прошлое.

Он согласно кивнул и больше ни о чем спрашивать не стал. Но вечером, когда девочки после ужина ушли в свою комнату, он все-таки вернулся к разговору.

- Софочка, я тебе верю и не буду больше никого слушать. Но мне бы не хотелось, чтобы наши имена трепали люди. Я же не закрою уши всем...

- Ося-я... - протянула Софья Лазаревна и, вздохнув, стала убирать посуду.

...Нельзя сказать, чтобы ее не задевали сплетни о дочери. Но с другой стороны - ей льстило, что ее Светочка (а через нее и она сама) стали центром внимания поселка. Перехватывая взгляды мальчиков и мужчин, адресованные дочери, она словно возвращалась в собственную юность, в которой не успела насладиться вниманием, потому что в восемнадцать лет уже стояла под венцом, еще по-настоящему не целованная, не ревновавшая, не плакавшая, с любопытством и ожиданием поглядывая на суженого, с которым дружила с тех пор, как помнила себя, и оттого брачная ночь, да и последующие (до рождения Светочки) были обыденны и необходимы (а после рождения и необходимость стала сомнительной). И, наблюдая бурные объяснения соседей по коммуналке (ее оставила им бабушка Оси), она не понимала, отчего Варвара, не стесняясь, плачет, жаря картошку на общей кухне, сквозь слезы грозясь оторвать голову какой-то Надьке, присушившей ее Мишку... Но вот теперь, попадая ненароком в прострел взгляда Николая, она ощущала необъяснимую слабость , - хотелось прислониться к нему, положить голову на густо поросшую черными колечками волос (она видела это в спортзале) грудь и закрыть глаза...

Иногда по ночам, когда Ося осторожно раздвигал ее ноги и проникал внутрь, она представляла, что дышит именно в эту грудь и тогда, незаметно для себя, крепче прижимала Осю к себе, сожалея, что не может вобрать его в себя всего...

Осип Давидович уже был бригадиром, у него прибавилось забот, а оттого он стал раздражителен и менее внимателен. Заботы заслонили собой все остальное: теперь он уже не реагировал на разговоры. Правда, и слухов поубавилось, наступили новогодние праздники.

3

Предновогодняя суета завершилась праздничным концертом. Основой его было выступление школьников, но могли показать способности и все желающие. Особенно понравилась всем игра самой Софьи Лазаревны на аккордеоне, и Игорька, исполнившего жалостливую песню под гитарные (но, стоит отметить, вполне чистые) переборы, соло Николая на баяне и Осипа Давидовича на кларнете (его вызвали прямо из зала по настоянию Риммы Васильевны). Но более всего аплодисментов и криков «бис» выпало квартету (в котором играла Светлана), исполнившему несколько популярных мелодий (в том числе, только что ставшей известной английской группы «Битлз»).

Потом был новогодний вечер, на котором взрослые и младшие школьники задержались недолго, лишь старшеклассникам было позволено встретить полночь в школе и даже выпить по бокалу шампанского (хотя у всех уже было запасено все, что нужно) за празднично накрытыми столами, расставленными все в том же спортзале. Перед уходом Осип Давидович отвальсировал с Розочкой, а Николай - со Светланой, заразительно хохочущей, обсыпанной конфетти, словно фея, и непостижимо притягательной, - это отметили и Виталий, вальяжно наблюдавший за парами из-за стола, и Вовочка, танцевавший с математичкой.

Потом старшеклассники остались одни, под наблюдением дежурных учителей, и мальчишки, естественно, нашли время и место, чтобы добавить к бокалу шампанского стакан вина и оттого стали шумными и приставучими, и многие парочки сразу куда-то поисчезали, но Светлана никуда не уходила и даже не садилась за стол, танцуя с каждым, кто ее приглашал, начиная с Игорька и заканчивая физруком Гариком (мастером спорта по классической борьбе и главным ответственным за порядок на этом вечере). С Гариком танцевать ей понравилось, потому что он так крепко ее держал за талию, что она просто порхала над полом .

И уже заполночь, за несколько минут до окончания вечера, на предпоследний танец Светлану пригласил Виталий. Она помедлила, словно раздумывая, но потом вскинула ему руки на плечи и стало видно, что это удивительно гармоничная пара. Они не разговаривали во время танца, но все видели, как стремились друг к другу их тела...

На завершающий, дамский танец (дамы приглашают кавалеров) они не остались...

Кто избил Виталия, когда тот шел домой, проводив Светлану, так выяснить и не удалось. По его словам, его сильно ударили сзади, а потом, уже лежащего, били в лицо ногами. Ему показалось, что это был высокий человек. Во всяком случае (и в этом он был уверен ), ботинки были не меньше сорок третьего размера. Еще он видел спину уходящего, в черном полушубке, но в таких ходило почти полпоселка, в том числе, и Осип Давидович, и Николай, и Сивков (их много завезли осенью, разных размеров, и они понравились мужчинам). Опять же и высоких мужчин, таких, как Николай и Вовочка-баскетболист, (да и тот же Виталий), было немало.

На всякий случай единственный на поселок участковый милиционер опросил Николая и Сивкова. Первый в это время был, по его уверениям, дома (только что вернулся от Гольштейнов, где засиделся в гостях). Второй заявил, что ночевал у женщины, но у кого конкретно, назвать отказался наотрез.

4

...Виталий провалялся дома почти всю посленовогоднюю неделю. Софья Лазаревна навестила его (Светлана сослалась на занятость и попросила передать от нее пожелание быстрейшего выздоровления). Они посидели с Риммой Васильевной на уютной и теплой кухне, попили индийского чаю с болгарским конфитюром и по-матерински обсудили отношения своих детей, сойдясь на том, что ни в коем случае нельзя вмешиваться в эти отношения, прекрасно отдавая себе отчет, какой трепетной и уязвимой бывает первая любовь. Правда, Софья Лазаревна рассуждала чисто теоретически, а Римма Васильевна вспомнила свою первую любовь в далекой и сказочной Одессе, бронзового от загара юношу - спасателя на пляже. С ним она встретила немало южных рассветов, но, увы, жизнь развела их, - он так и остался спасателем, постепенно утратив мускулистость и привлекательность под воздействием ежевечерних возлияний и обслуживания отдыхающих дамочек. Она же, закончив институт, встретила своего нынешнего мужа и начала ездить по стране (он переезжал со стройки на стройку), все отдаляясь и отдаляясь от теплого прошлого.

Но, приезжая в Одессу «в отпуска», обязательно приходила на пляж и лишь наблюдала деградацию своего идеала.

Обе повздыхали по поводу быстротечности и жестокости времени и расстались почти подругами...

После зимних каникул, которые Светлана провела большей частью либо дома, валяясь в постели с книгой, либо с Николаем (он все-таки уговорил ее сниматься в его фильме), они с Виталием встретились так же, как и прежде, лишь скупо поздоровавшись. Зато радостной и многообещающей оказалась встреча с Гариком, который за эти дни пришел к мысли о необходимости открытия спортивной секции специально для девочек по неведомой им борьбе дзю-до, которой он, оказывается, увлекался.

- Раз уж у нас появились хулиганы, они начнут приставать прежде всего к симпатичным девочкам, - внушал он, подразумевая нападение на Виталия. - Значит, необходимо что? - и, выждав многозначительную паузу, подняв мускулистый кулак, добавил: - Уметь дать отпор...

Кроме Светланы, он убедил записаться в новую секцию еще трех девочек. Облепившим стенки зала на первом занятии мальчишкам он заявил, что дзю-до - это исключительно женская борьба (тем самым отбив у них всякий интерес), и превратил секцию в клуб для избранных. И действительно, все девчонки были и стройны, и привлекательны.

Неведомо как, но уже к третьему занятию он умудрился достать специальные куртки, и от теоретических объяснений и демонстрационных показов приемов перешел непосредственно к борьбе на матах.

Сначала Светлане борьба (а главное, ощущение собственной значимости и возможностей, открывающихся потом, когда она овладеет приемами) понравилась, но спустя месяц ей стало скучно таскать других за грудки и бросать на маты, и она начала пропускать занятия. Несколько раз Гарик разыскивал ее на уроках и делал внушение, но потом увлекся Дианой, белокурой восьмиклассницей, подающей большие надежды, и о Светлане забыл.

Вовочка продолжал основную часть времени проводить под баскетбольной корзиной. Виталий увлекся пинг-понгом (стол для него стоял в фойе управления строительства, итээровцы разминались здесь во время обеденного перерыва) и после уроков вместе со своей командой (в которую вошел и Игорек) уходил туда. Светлана стала ходить в кружок по моделированию одежды (решила к весне сама придумать себе платье), который вела Любовь Васильевна.

Но пришла весна, на улице потеплело, и рядом со школой расчистили площадку, залили водой и получился каток. Идея эта пришла в голову кому-то из управленцев и поэтому к открытию катка в будке, сооруженной здесь же в один день, появились и коньки, которые выдавались всем желающим напрокат бесплатно. Коньки были двух видов: «канадки» и «ножи», правда, последних было всего несколько пар. И теперь все старшеклассники, включая и Сивкова, на время забыли свои привычные увлечения и стали завсегдатаями ледяного поля. Светлана и Розочка тоже отвоевали себе по паре «канадок» и «ножей» и пропадали допоздна, до посинения, поражая всех своим умением кататься и с разворотами, и с разными фигурами (сказался опыт подмосковных зим на площадке в их дворе, которая каждой зимой превращалась в каток).

Бакетболистам лед давался труднее, - Сивков с родителями приехал на эту стройку со знойной и пустынной казахстанской (рыли канал), коньки увидел впервые и забавно разъезжался, раскидывая длинные ноги и беспомощно цепляясь за каждого мало-мальски стоящего на коньках, включая Розочку. Виталий, приехавший с такой же северной (только западнее) стройки, катался вполне прилично и так получалось, что с каждым днем траектории Светланы и его все сближались и сближались и, наконец, мартовским суботним вечером она опять вскинула ему на плечи руки и они, пусть не совсем как настоящие фигуристы, но очень даже устойчиво, сделали несколько танцевальных «па», принуждая катающихся освободить центр и стать на время зрителями. Только Вовочка, так и не постигший за эти дни науки устойчивого стояния, не успел откатиться и мелькал третьим лишним в ярком свете мощных прожекторов.

Все это хорошо было видно на кинопленке, когда Николай проявил ее (он тоже приходил на каток, но коньки даже не надевал, а предпочитал наблюдать за катающимися с камерой наготове). На ней же (если остановить кадр) можно было в одном месте разглядеть, что Виталий касается своими губами упругой щеки Светланы. Но тогда еще пленка не была проявлена и, естественно, никто ничего не мог разглядеть, никто не связал с этим нелепое и необъяснимое падение бревна со второго этажа недостроенного дома, мимо которого возвращался в тот вечер домой Виталий. По счастливой случайности (Виталий чуть раньше споткнулся и, поскользнувшись, удачно упал назад), бревно лишь одним концом задело его плечо, оставив внушительных размеров синяк. Но Римма Васильевна не поверила в случайность и долго выясняла у Осипа Давидовича (его бригада строила этот дом), где лежало бревно и пришла к выводу, что само по себе оно никак не могло упасть, потому что и он, и все в бригаде в один голос заявили, что бревно лежало внизу, на сходнях и могло воспарить на полметра разве что с помощью чуда ...

Участковый Галушко, тридцатилетний дебелый и добродушный хохол, выслушав предположения Риммы Васильевны, опросил ребят, бывших на катке (включая и Сивкова), и даже попросил Николая проявить пленку, отчего тому пришлось форсированно доснимать оставшийся метраж незначимыми кадрами. Вот тогда Галушко первым и разглядел, что Виталий поцеловал Светлану. Это не приоткрыло тайны падения бревна, но придало всей истории явно детективный характер. Правда, от этого более всего голова болела у участкового, ибо в его отчетности дело осталось как нераскрытое и портило показатели, напоминая Галушко о самонадеянной глупости, по которой он в свое время это дело завел. (Ему тогда показалось, что он быстро его раскрутит, и действительно, он догадался, кто сбросил бревно на Виталия, но догадку к делу не пришьешь, а кроме нее никаких доказательств у него не было).

5

Юность динамична и непостоянна, она жаждет новизны и полноты чувств. Весной это желание становится стихийным бедствием. Пришло время, когда даже Светлана, вполне удовлетворенная прежде лишь знанием, что у нее хватает почитателей, ощутила потребность в присутствии верного рыцаря подле. Почему она избрала Игорька, можно, конечно, догадаться: легче всего управлять человеком, который тебя боготворит. Он простит то, что не простят даже самые близкие люди. Он совершенно бескорыстен, готов служить за мимоходом брошенный взгляд... Она стала таскать Игорька за собой в управление, где пыталась научиться играть в пинг-понг (у Игоря это получалось гораздо лучше), на вечерние киносеансы в только что выстроенный клуб, на концерты заезжих гастролеров (которые словно только и ждали известия о сдаче длинного и вполне вместительного здания, чтобы выстроиться в очередь со своими блестящими инструментами и яркими нарядами, дабы развлекать состоятельных и соскучившихся полярной ночью строителей) и просто гуляя по короткой поселковой улице среди высоких снежных стен и таких же взбудораженных весенних пар. Иногда к ним присоединялась и Розочка, которая отнюдь уже не выглядела мелкой и вполне удачно оттягивала на себя взгляды, предназначавшиеся прежде исключительно старшей сестре. Тогда прогулка становилась шумной, с бросанием снежков, толканием, визгом, пробежками по накатанным дорожкам и столкновениями с другими парами или группками.

Ни Виталий, ни Сивков на подобные променады не выходили, считая это занятием для мелюзги, и если и сталкивались с гуляющей Светланой, то лишь совершенно случайно, на ходу между своими обязательными и важными делами, а оттого довольно стремительно и грубовато толкали Светлану в ближайший сугроб и тут же великодушно протягивали руку. Но она подачек не принимала и подзывала верного Игорька, с помощью которого и стряхивала с себя снег, провожая взглядом прищуренных глаз удаляющихся, но обязательно оборачивающихся хотя бы раз обидчиков.

Но вот на концерты и тот, и другой обязательно ходили и почему-то всегда оказывались если не на следующем за компанией Светланы ряду, то где-нибудь в пределах видимости. Виталий, как правило, в окружении своих преданных оруженосцев, а Сивков нередко с женщинами явно не школьного возраста, с которыми вел себя довольно развязно: в ходе концерта вполне мог обнять за плечи или поиграть волосами соседки.

...Наконец, наступило восьмое марта. День выдался вполне весенний: чуть ниже минус десяти, неторопливый снежок, - праздничный вечер должен был получиться хорошим. Во всяком случае, Римма Васильевна в этом была убеждена, просмотрев репетицию номеров и своим убеждением заразила волнующуюся Софью Лазаревну, готовившую программу. Ее идеей было провести вечер в форме «Голубого огонька», популярной телевизионной передачи. Для этого опять же, как на Новый год, были накрыты столы, но на этот раз шампанское заменили всяческие морсы из варенья. Зато печеного было великое множество: каждая старшеклассница приготовила свое кулинарное изделие. Конкурс изделий тоже был в программе вечера. Кто именно и что испек, знали только Любовь Васильевна и Римма Васильевна. Претендентки на звание лучшей молодой хозяюшки для всех остальных значились под номерами и определить эту лучшую должны были мальчики.

Такой сценарий не предполагал сидения перед сценой, и учителя вынуждены были отказаться от идеи пригласить родителей (тогда явно не хватило бы места), но Николая пригласили, попросив его увековечить вечер как оригинальную форму воспитательной работы. Римма Васильевна сама приобрела кинопленку и обещала оплатить его работу.

Вечер начался чуть позже назначенного времени, - девочки долго переодевались в классах. Но когда, наконец, они вереницей стали входить в спортзал, их встретил нескрываемый восторженный гул: прикостюменные мальчики не узнавали своих одноклассниц в легких, порой прозрачных, ярких, необычных форм весенних одеяниях. В этом пестром и возбуждающем многообразии Светлана выделялась нетрадиционно длинным, до самого пола, сиреневым платьем с большим декольте, из которого выглядывали два матовых полушария, разделенные ложбинкой. Именно это декольте было главной деталью ее костюма и элементом, кардинально отличающим ее платье от остальных. И Римма Васильевна бросила взгляд на Софью Лазаревну: знала ли та? По удивленному и одновременно испуганному взгляду той поняла: нет не знала... Светлана прошла к своему столику, за которым, помимо преданного Игорька, сидела кузина Сивкова Альбина (крупная и мужиковатая, приехавшая пару недель назад) и Тима Ушаков, молчаливый и безликий увалень, которого Альбина сразу определила своим ухажером. Тот не смог устоять под ее напором и теперь послушно исполнял все ее приказы. И Игорек, и Тима не могли оторвать глаз от глубокого выреза, и Альбина вернула их в действительность.

- Что, мальчики купола твои первый раз видят? - довольно громко спросила она.

- Купола? - вопросительно-непонимающе произнесла Светлана и, отходя от медленно отпускающих взглядов, догадалась: - Ты имеешь в виду... - Красивым пальчиком она медленно провела по кромке платья, касаясь одновременно и белой кожи, и сиреневой ткани и возвращая мальчишечьи взгляды. - Пусть... - Перехватила откровенный взгляд Вовочки и, наклонившись к Альбине, негромко произнесла: - А вот братцу передай, пусть не пялится напрасно...

- Я почтальоном не работаю, - буркнула та и шумно отпила морса.

Софья Лазаревна, выйдя на середину зала, сказала о женской красоте как эталоне прекрасного в этом мире (не преминув вспомнить картины великих художников с обнаженными фигурами). И это вступление, и последующие номера Николай отснял полностью, большей частью от стола Светланы (отчего ее и сидящих невдалеке раздражало жужжание камеры), а когда менял ракурс, всегда в кадр попадала Светлана. На пленке было видно, как она поглядывала в сторону Виталия и изредка на Сивкова. На пленке же было видно, как уже ближе к концу первой части вечера Светлана вышла из зала, а следом за ней вышел Сивков (а до этого Виталий) и еще несколько девчонок и мальчишек, и на этом фильм обрывался, потому что в коридоре раздался жуткий визг и все ринулись к выходу и увидели Светлану, прижавшуюся к стене со вскинутыми к лицу руками (но первой была Римма Васильевна, поэтому никто не видел Светлану обнаженной). Римма Васильевна закрыла ее своим телом, а потом ее сменила Софья Лазаревна, а Римма Васильевна вернула всех в зал и приказала сворачивать вечер.

6

Кто разорвал ей платье, Светлана не сказала. Сивков не отказывался, но и не сознавался, он молча стоял на педсовете и никак не реагировал на предложение его исключить. Лишь это его необъяснимое упрямство и столь же упорное молчание Светланы спасли его, и официально было принято объяснение Светланы, что она сама нечаянно порвала платье, за что-то зацепившись...

На следующий день Сивкова жестоко избили. Он попал в больницу с сильным сотрясением головного мозга, серьезными ушибами грудной клетки и первое время врачи боялись, что из-за этих ушибов может начаться воспалительный процесс. На него напали возле дома, когда он возвращался с вечерней тренировки. Он не помнил, как и кто, потому что первый удар был по голове чем-то тяжелым, он сразу потерял сознание. Если бы не Альбина, возвращавщаяся в это время из кино, он вполне мог замерзнуть, потому что к ночи ударил отнюдь не мартовский (под тридцать) мороз.

Галушко, закончив допрос потерпевшего, лишь вздохнул и обреченно захлопнул папку. На его взгляд, в школе сложилась недопустимая ситуация, но никаких догадок он излагать права не имел и потому лишь письменно уведомил директора школы о необходимости повысить уровень воспитательной работы.

После случившегося Светлана стала меньше улыбаться, не так подшучивала над Игорьком. При встречах с Виталием она, как и прежде, сухо кивала в ответ, но зато с большой охотой теперь снималась в фильме Николая. Софья Лазаревна, как ни добивалась, так ничего и не узнала и, наконец, отстала от дочери, интуитивно почувствовав, что может серьезно рассориться. Осипу Давидовичу она поначалу хотела рассказать, что произошло, но у того начался аврал, он приходил только отоспаться и на домашние проблемы не реагировал.

Сивков вышел из больницы почти через месяц, сразу же уехал на сборы, затем на соревнования в Норильск и Дудинку и к концу учебного года пошли слухи, что все-таки он переедет в интернат, потому что ему предложили всерьез заняться спортом...

Подкатило календарное лето, она же заполярная весна: солнце почти перестало уходить за горизонт, вечеров хватало на самые долгие прогулки по берегам реки, скалам над порогом и даже в недалекую тундру, где можно было на уже бесснежных склонах без оглядки на взрослых пожечь костер, пожарить колбасы, даже вина выпить, но главное, - объясниться и (если было с кем) нацеловаться. И только десятиклассникам это было недоступно, - они готовились к выпускным экзаменам.

Светлана тоже не стремилась в тундру, - один раз она сходила с одноклассниками и даже позволила Игорьку поцеловать себя в мочку уха, но захмелевшие мальчишки (правда, пьянее всех была Альбина и в конце-концов она Игорька куда-то утащила) ей не понравились. Как и обугленная колбаса, и кислое вино.

Но и с Николаем ходить по поселку скоро надоело: к своему изображению на белом полотне она уже привыкла и ее начало огорчать, что экранная Светлана ей не всегда нравилась. Кроме того, стали неприятны прикосновения Николая, который постоянно старался ее поддержать за талию, поясницу (а зачастую и ниже), приобнять (защищая от холода) или прижать к себе (когда она перепрыгивала ручейки). Кроме того, она часто встречала знакомых, они окидывали их многозначительными и всезнающими взглядами, от которых хотелось куда-нибудь спрятаться...

Осип Давидович теперь работал круглосуточно (летом ожидали большой заезд вербованых и срочно строили несколько общежитий), и пару раз они с Николаем, уже заполночь, заходили к нему. Пили крепкий чай и Николай снимал, как работают плотники. После этих визитов ни Осип Давидович, ни Софья Лазаревна не стали больше допытываться у Светланы, где она бывает вечерами.

Несколько раз они встречали Виталия, тот останавливался поболтать и покурить (он уже курил не таясь), занятой и отстраненный от всего, что не касалось экзаменов (он шел на медаль), но в каждую встречу их взгляды обязательно встречались, и после этого на Светлану наваливалась тоска и она спешила домой.

Однажды она вышла с Розочкиной компанией, но среди мелкотни ей было совсем неинтересно и она по вечерам начала читать (Софья Лазаревна ей приносила книги из шикарной библиотеки Риммы Васильевны) , потом несколько дней готовилась к последнему звонку, сочиняя к платью (скромному, закрытому) планочки и рюшечки, хотя можно было не очень- то стараться, все внимание, естественно, было обращено на десятиклассников (первый выпуск школы - четыре девчонки, четыре парня ) и на Виталия, как несомненно лучшего среди них (он, кстати, был и самым симпатичным). Никто особо не обратил внимания на ее придумки, только Римма Васильевна отметила ее вкус, поинтересовалась, как она планирует провести лето и поделилась заботами, связанными с поступлением Виталия либо в МГУ, либо в Бауманское (пока еще до конца не решено, но очевидно, что и там, и там придется пройти большой конкурс даже среди медалистов), а для этого нужно будет очень хорошо подготовиться и никакого отдыха в этом году не получится ни у него, ни у нее, но когда Виталий поступит, они постараются хоть на недельку съездить на море...

Светлана покивала и повздыхала, поглядывая на Виталия, уже явно ощущающего себя студентом и не замечающего ничего вокруг и сказала, что вполне возможно, они тоже поедут на море, потому что у папы под Одессой живет брат и они, когда она была совсем маленькой, ездили к нему .

- Боже мой, Светочка, у вас родня в Одессе? - всплеснула руками Римма Васильевна. - Но почему мама мне ничего не говорила!.. Это так замечательно, мы вполне можем там встретиться... Я оставлю маме свой адрес ... - И она окинула ее оценивающим взглядом, словно примеряя к будущему статусу Виталия, и не очень уверенно добавила: - Мы могли бы прекрасно провести время... Конечно, это не точно, может, нам придется отдохнуть в Подмосковье...

- Мы еще тоже не определились, - торопливо произнесла Светлана. - Мне хочется съездить домой. Встретиться с подругами...

- Да, конечно, ты ведь скучаешь по подружкам, - утверждающе произнесла Римма Васильевна, глядя мимо нее и, уже отходя, закончила: - Но все же на море было бы полезнее...

- Несомненно...

Но Римма Васильевна уже не слышала, да и Светлана ответила просто из вежливости, с удивлением глядя на подходившего к ней Сивкова. За время, пока она его не видела, в нем что-то изменилось. Может быть, во взгляде поубавилось наглости...

- Привет, - сказал Вовочка и в его голосе, как и прежде, прозвучала интонация уверенного в себе покорителя женских сердец. - Все становишься соблазнительнее... - И видя, как сузились глаза Светланы, торопливо добавил: - Ладно, не напрягайся... Если что не так, извини... - И после паузы, глядя в удивленное ее лицо, закончил: - Зря ты только ломаешься, лучше меня тебе не найти... Вот скоро в команде буду играть, с мастерами...

И бросил вслед уходящей Светлане.

- А твоего Виталия обломаю... Если уехать не успеет...

Она круто развернулась, подошла к нему вплотную и, глядя снизу вверх, отчего перед глазами был его подбородок, поросший пушком, отчеканила:

- Он не мой, а я ничья... А ты мне не нравишься...

- Постой, - Сивков зацепил ее за локоть. - Давай хоть раз поговорим...

- Не о чем, - она резко выдернула руку, морщась от боли, оставшейся после его пальцев и почти бегом поднялась на школьное крыльцо, на котором появилась потерявшая ее Софья Лазаревна ...

Римма Васильевна поговорила с Софьей Лазаревной, расспросила о родственниках под Одессой, продиктовала свой адрес и настоятельно порекомендовала позвонить, если они все-таки надумают поехать на море. Этот разговор ускорил семейный совет, на котором было решено, что девочкам целесообразно съездить отдохнуть, на этом настоял Осип Давидович, сам он в этом году из-за дел оставался без отпуска, отложив его на следующий год (когда тот будет длинный, на все лето и тогда отдохнет по-настоящему), а им настоятельно советовал заехать на пару дней домой, проверить, как там ведут себя квартиранты (родственница бывшей сослуживицы, приехавшая из Сибири и выскочившая замуж за такого же приезжего), а потом смело ехать к Гоше, который примет их без всяких сомнений с радостью (при этих словах Софья Лазаревна опустила глаза). Сказал, что даст телеграмму и деньги на хорошие подарки брату и его семье и они прекрасно отдохнут, поедят витаминов, загорят... Розочка, в восторге от такой перспективы, хлопала в ладоши и повторяла: «поехали мам, поехали...», а Светлана сказала, что ее устроит любой вариант, даже если они никуда не поедут.

Большинством голосов было решено: пока есть время (Софья Лазаревна работала до конца июня), написать письмо Гоше и уточнить, насколько возможен их приезд. К тому же появился еще один вариант летнего отдыха, - Николай убедительно приглашал съездить в гости на его родину, обещая увлекательные походы по горам, незабываемые вечера на теплых реках, самое лучшее вино. Он брал на себя расходы по проезду от Москвы в его деревню и обратно, найдя в Розочке активную сторонницу, выбившую у Софьи Лазаревны уклончивое согласие на (может быть) двухдневный заезд, чтобы взглянуть на Карпаты.

7

Наконец, пришло первое тепло. Розочка целыми днями пропадала на улице, Светлана - в постели с очередным романом, выходя прогуляться только под вечер. Тем не менее, она была в курсе всех школьных новостей (прежде всего, благодаря Розочке) и знала, что Сивков уехал на какие-то сборы, а Виталий сдал первые два экзамена на пятерки; что Игорек с мамой улетел отдыхать на Черное море, а Альбина загуляла со взрослым парнем, шофером, и они, не таясь, обнимаются везде, где только бывают.

В свои нечастые прогулки Светлана неизменно встречала Николая, который всегда оказывался свободен и охотно составлял ей компанию. Но его готовность услужить начала раздражать, а присутствие - тяготить. И наконец (накануне последнего экзамена у десятиклассников), она все ему высказала. Они стояли над порогом, внизу вздымались и угрожающе рокотали пенные валы, из ущелья тянуло холодом, и она говорила, глядя на этот бурлящий поток, что он ей совсем не интересен и гулять с ним ей не хочется, и самое разумное, если они останутся друзьями, но хотя бы на какое-то время, на это лето, перестанут видеть друг друга. И что она к нему относится, как к старшему брату и очень благодарна...

- Перестань, - оборвал ее Николай и, подняв глаза, она увидела, как изменилось его лицо, - в нем появилась незнакомая, не виданная никогда прежде жесткость. - Ничего больше не говори. Мне давно нужно было тебе сказать, что я не хочу быть твоим братом. Да, у нас разница в возрасте, но это неважно, все равно никто никогда не будет тебя любить так, как я... Хочешь, я понесу тебя на руках отсюда и...

- Не надо, - перебила она. - Ничего не говори, иначе мы плохо расстанемся...

- У меня были разные женщины, но когда я увидел тебя, я понял, ты - моя судьба...

- Не говори...

- Послушай, - Николай резко развернул ее, она поморщилась от боли, попыталась освободить руку, но не смогла, - кто обидел тебя тогда, на вечере... Кто разорвал платье, скажи, я убью его...

Светлана испуганно смотрела на его перекошенное ненавистью лицо. Ей стало страшно, и она негромко произнесла:

-Хорошо, хорошо... Дай мне время...

- Я дам тебе время... Сколько угодно, только ты не должна ни с кем... Я подожду...

Я увезу тебя, никто не посмеет тебя никогда обидеть... Ты должна это знать...

Николай обхватил ее за плечи, впился в ее губы, и она не могла ни вырваться, ни избавиться от его бесжалостных губ и лишь когда он отклонился, задыхаясь, закричала.

- Пусти!

И побежала, спотыкаясь на мшистых камнях, ожесточенно стирая ладонью с губ неприятный поцелуй.

Николай нагнал, попытался остановить (она оттолкнула его), пошел рядом.

-Тебе будет хорошо со мной, я буду носить тебя на руках... Ты сейчас это не понимаешь...

Она убегала от него, но он все время оказывался рядом и все говорил, говорил... И только захлопнувшаяся дверь подъезда прервала этот сумбурный монолог.

Было уже заполночь, но Розочка и Софья Лазаревна не спали, они сидели на кухне, попивая чай с малиновым джемом, строили планы на уже близкий отдых, в котором вполне реально просматривалась и поездка в Карпаты. Светлана прервала их фантазии, срывающимся голосом заявив, что либо она, либо Николай и, встретившись с настороженно-участливым взглядом Софьи Лазаревны, разревелась, бессильно опустившись на табурет и, хотя совсем не собиралась, вдруг рассказала все-все (за исключением поцелуя), к концу рассказа все более успокаиваясь и под восторженно-завистливым взглядом Розочки все менее трагично относясь к происшедшему.

Как только она закончила, Розочка сорвалась с места, сбегала в комнату, вернувшись, доложила, что «он еще здесь».

- Боже мой, боже мой... - повторяла Софья Лазаревна, огорченная, растерянная и обиженная одновременно и за дочь, и за себя. - Такой приличный на вид, такой воспитанный...

- Мама, не говори глупостей, - вмешалась Розочка. - Он ведь так ее любит! - Она закатила глаза, вскинула руки. - Как в кино... Светка, ты дура... Пусть бы он принес тебя на руках... Представляешь, через весь поселок... Все бы попадали от зависти...

-Роза! - прикрикнула Софья Лазаревна. - Ты еще ничего не понимаешь...

- Конечно, - надула та ярко-красные пухлые губки. - Вот если бы мне кто-нибудь...

- Роза, - повторила Софья Лазаревна и повернулась к Светлане. - Конечно, мы с ним не поедем... Я поговорю с отцом...

- Не надо, - перебила Светлана. - И не вздумайте никому ничего говорить. - Окинула долгим взглядом Розу. Та, помедлив, покивала - Я сама потом разберусь... После каникул...

- Ладно, давайте спать, - скомандовала Софья Лазаревна.

Пока девочки готовились ко сну, она выглянула в окно, но Николая уже не было, только на видневшейся за школой стройке сновали темные фигуры. Она, стоя у окна, скинула халат, белье, помедлила, не торопясь прятаться от, может быть, притаившихся взглядов, потом с ночной рубашкой в руках прошла в спальню (Осип Давидович крепко спал, откатившись к стене и негромко посапывая) и, присев на кровать, неторопливо надела рубашку, вздохнув, легла на свою сторону, не торопясь прижиматься к спине мужа и думая о Николае, чувствуя необъяснимую обиду и почему-то воображая его мускулистые руки, густо поросшие черными волосами...

8

Следующая неделя пролетела в заботах, суете и была переполнена новостями, среди которых главной было окончание экзаменационной страды и выпускной вечер, после которого все восемь выпускников чинно прошествовали по главной улице поселка встречать ранний рассвет незаходящего солнца над порогом (об этом рассказывали потом мелкие, тайно наблюдавшие за ними), стремительное исчезновение Виталия (улетевшего назавтра с Риммой Васильевной грузовым бортом напрямую в Москву) и, наконец, начало их отдыха в трясущемся « кукурузнике», доставившем их в Норильск, а оттуда на мощном Иле в Домодедово, где они ошалели от яркой зелени и парного тепла (в Норильске было около десяти градусов и холодный дождь). Знакомая до умильной радости электричка и - уже на исходе настоящей темной ночи, отмечая зарождение утренней зари, они шли по улице к своему дому. Подниматься не стали (не хотели будить квартирантов), а дождались полного рассвета на скамеечке во дворе, наслаждаясь летними запахами, звуками, а чуть позже (когда потревожили жильцов), - струями теплого душа и расслабленностью уже набиравшего привычный темп городского утра.

Квартиранты их явно не ждали, но делали вид, что безумно рады встрече и торопились извиниться за ободранные обои, подтекающий кран на кухне, грязный унитаз, ссылаясь на только-только наметившийся ремонт (« в эти выходные собирались как раз начать»), на что Софья Лазаревна кивала, не веря, но добиваясь обещания все исправить и грозясь обязательно заглянуть на обратном после моря пути (Георгий ждал их, сообщив, что возьмет за пансион , ествественно, по-родственному, по-божески).

Светлана и Розочка, взбодрившись после душа и кофе, ушли шокировать подруг, но пришли к обеду сами шокированные новостями: одна Светкина одноклассница уже жила с курсантом милицейского вуза, другая бросила школу и непонятно чем занималась в Москве.

- И такие зануды, - рассказывала Светлана, презрительно складывая губки.

- Они старые стали, - не удержалась, вставила Розочка, прожевывая бутерброд .

- Своих обсуждай, - парировала Светлана.

- А что мои, только про мальчиков думают...

- Хватит, - прервала перебранку Софья Лазаревна. - Нечего за глаза говорить... Я позвонила дяде Гоше, сказала, что завтра вылетаем. С утра еще нужно будет подарки купить...

Она не сдержалась, тяжело вздохнула, выразив этим свое отношение не только к тому, что происходит, но и к уже увиденному, к запущенной чужими людьми квартире и, размышляя, какую из бед следует принять, эту или же доступные для воров безлюдные комнаты...

Об этом она размышляла еще долго, так и не придя ни к какому решению, но на прощание твердо заявив квартирантам, что если все останется по-прежнему и на обратном пути, им придется освободить квартиру. И этот неприятный осадок несомненно сказался на встрече с Гошей и его просмоленным семейством (Катя, налитая, ядреная, обхватила, обдала жаром большого тела, двое цыгановатых и прогонистых пацанов-погодков, ровесников Розочки, Родя и Ося стояли в сторонке, зыркали глазами, многозначительно переглядываясь и оценивая нагрянувшую родню), отчего и начала тут же во дворе вытаскивать из сумки подарки: Гоше - цветастую безрукавку-реглан (чтоб угодить по размеру), Кате - шаль-накидку, пацанам - по футболке (похоже, на вырост, уж сильно ужаренные оказались). Хорошо, Светлана выручила, вдруг почувствовавшая себя хозяйкой (или гостьей почетной), братьев призвала на помощь - сумки занести, и подарки доглядывали уже в доме, в прохладе, возле стола, на котором спешно появились всякие южные вкусности, и в целом встреча прошла неожиданно тепло. И когда уже девчонки с братьями убежали на море купаться (а оно, хоть и не было видно, плескалось не так далеко), расслабившись от домашнего вина и уюта, Софья Лазаревна призналась, что ей хорошо с родней и родня в ответ рассыпалась приглашениями на будущее, отмечая, что девки ее на загляденье хороши и на их драчунов и остолопов повлиять могут... И стали расспрашивать о жизни в снегах да морозах, о заработках, а осмелев, Георгий заявил, что пусть Осип шлет ему вызов и он поедет куда угодно ради таких деньжищ... Катерина возражать не стала, пообещав отпустить, но под ручательство Софьи Лазаревны, потому что, в отличие от Осипа, ее Гоша слаб до винца, а с деньгами - так вообще нормы знать не будет... В ответ Гоша обиделся, в запале хватанул полный стакан и ушел во двор, оставив своячениц одних...

- Девки у тебя гарные, - не удержалась Катя. - Ты за ними гляди да гляди... У нас парубки шустрые, на ходу вскочить могут...

- О чем ты, - отмахнулась Софья Лазаревна. - Они у меня серьезные, о парнях не думают...

И не удержалась, рассказала ей, кто да как за Светланой ухаживал.

- Вот я и говорю, - закивала та, выслушав. - Светка твоя- хоть сейчас под венец али на копну...

- Скажешь, - размягченно отозвалась Софья Лазаревна, втайне гордясь, что такие у нее дочери, но уже и опасаясь за них, вспомнив рассказ Риммы Васильевны о пляжном соблазнителе, каких по-видимому и тут немало. Хоть и пляжа нет, но до Одессы рукой подать, и на всякий случай предложила-попросила:

- Пусть твои ребята за ними посмотрят, хоть малы еще, но все же братья...

- Ой, не гляди, что малые, - всплеснула руками Катерина.- Они точно никого не допустят... Накажу... А тебе, Софочка, отдохнуть надо... Я там, в комнате постелила, знала ж, с дороги...

- Надо бы за девчонками сходить, - предположила совершенно не желающая никуда идти, Софья Лазаревна и обрадовалась, услышав заверения, что с Родей и Осей им нечего бояться... И что если надо, Катерина Гошу отправит сейчас, пусть проветрится... И, млея на прохладной простыне, впервые за последние дни заснула совершенно беззаботно и сладко...

9

На студеном Севере планировала Софья Лазаревна, что пробудет в гостях от силы пару недель, а потом все-таки вернется в родное Подмосковье, где проведет остаток отпуска, следя за домом и квартирантами, да встречаясь со знакомыми. Но спустя эти недели, поняла, что не хочется ей торопиться от тепла да фруктового изобилия. А еще больше не хотели этого девочки, загоревшие уже не хуже братьев, похудевшие, вытянувшиеся, ежедневно сопровождаемые толпой разновозрастных поклонников.

С Катериной она обговорила, что заплатит столько, сколько дали бы отдыхающие, отнекиваний не стала даже слушать и отдала деньги сразу за месяц, чем развеяла опасения той и укрепила доверительные отношения. Сходив несколько раз на море, она решила, что гораздо полезнее для ее здоровья отдыхать в тенистом дворе и охотно помогала Катерине. Потом решила наварить варенья, чтобы хоть немного увезти тепла и солнца для Осипа Давидовича, который пару раз уже вызывал их на переговоры, волнуясь и радуясь, что у них все хорошо складывается. Поддатый Гоша, в первый раз сопровождавший ее на переговорный пункт ( у девочек, как всегда, были свои дела), кричал в трубку, что ради длинных рублей он готов обменять эту надоевшую жару на жуткий холод, но всерьез это никто не воспринял, а Осип Давидович твердо пообещал, что на следующее лето он обязательно приедет...

Второй раз она пошла одна и они поговорили обстоятельно. Она узнала, что Римма Васильевна все еще не вернулась, хотя вроде бы Виталий поступил. Николай только улетел в свои Карпаты. Школьники с мамами разъехались кто куда и в поселке остались в основном мужчины, работающие ударными темпами. Осип Давидович сказал, что тепло уже пошло на убыль, солнце - на ночь и пусть запасаются и тем, и другим на всю зиму.

Поговорив с мужем, Софья Лазаревна вдруг попросила соединить ее с Одессой и неожиданно для себя услышала и узнала голос Риммы Васильевны, и та узнала ее голос, а оттого они поздоровались искренне и радостно, и Римма Васильевна стала звать их к себе в гости, сообщив, что она одна в трехкомнатной квартире, Виталий с приятелем отдыхает под Москвой. (« Ох, Софочка, какой ужас, конкурс, столпотворение, сплошные медалисты, но он поступил, правда, выбрали в последний день другой вуз, связанный со строительством, там хорошие связи, друзья... Я здесь недельку - и в Москву, устрою Виталия и возвращаться пора... Приезжай, Софочка, покажу тебе мой город...»).

И Софья Лазаревна согласилась, еще раз уточнила, как добраться и пообещала буквально назавтра приехать с девочками.

Но ни Светлана, ни Розочка особого желания ехать не изъявили, заявив , что не хотят терять ни дня без моря, солнца, что Одесса все равно не интереснее Москвы, и Софья Лазаревна поехала одна...

Она неожиданно легко и быстро (помог старожил-таксист) отыскала дом Риммы Васильевны, старинный, почти в центре, и встреча получилась радостной и домашней (Римма Васильевна встретила в халатике, простоволосая, еще заспанная, искренне обняла и сразу же перешла на «ты»), и они, делясь новостями, вместе на просторной кухне (не сравнить с их подмосковной, да и квартира была большая и уютная, только чуть отдавала затхлостью) варили кофе, а потом пили его с крендельками, напеченными Риммой Васильевной. Наконец вышли на улицу «разглядывать Одессу» и, держась теневой стороны, пошли к набережной, на ходу заглядывая в магазины и магазинчики, и оттого дорога оказалась длинной (хотя набережная от дома Риммы Васильевны была не очень далеко) и день как-то незаметно склонился к закату, и тогда Софья Лазаревна не выдержала, спросила то, что уже проговаривала про себя с того самого момента, как набрала телефон Риммы Васильевны.

- А где тот пляж, о котором ты рассказывала ?

- Пляж?.. - Римма Васильевна недоуменно взглянула на нее. - Городской пляж?.. Ты хочешь искупаться?

- Нет. Я и купальник не взяла, - замотала головой Софья Лазаревна и, отчего- то краснея, пояснила. - Тот, о котором ты рассказывала...

И видя, что Римма Васильевна не понимает, выпалила:

- Где твоя любовь...

Римма Васильевна замерла, с трудом постигая смысл сказанного, и наконец поняла, всплеснула руками, весело уточнила.

- Там, где осталась моя первая любовь?..

- Да, - подтвердила Софья Лазаревна.

- Это наш пляж... - И словно прочтя ее мысли, игриво добавила: - Пошли, так и быть, покажу тебе места боевой славы...

Они добрались до пляжа, когда солнце уже готовилось уйти за горизонт и остались самые заядлые купальщики. Мелкая волна с легким шуршанием накатывалась на гальку, море было спокойным и оттого Софье Лазаревне вдруг ужасно захотелось войти в него, таящее в себе нечто необходимое ей. Вздохнув,она громко пожалела о том, что не захватила с собой купальник и Римма Васильевна решительно потащила ее вдоль берега к концу пляжа, туда, где уже никого не было, и когда они отошли от последних купальщиков так, что в сумраке их стало трудно разглядеть, первой скинула с себя все, что на ней было и, белея рыхлым и полным, но еще сохранившим формы телом, вбежала в воду, позвала задержавшуюся Софью Лазаревну и та, еще раз оглядевшись, поступила так же , - запрятав трусики и бюстгалтер под платье, вошла в теплую и мягкую воду, не сдержав стона наслаждения. Римма Васильевна, уплывшая куда-то в ночной простор, поинтересовалась, как ей, и она восторженно ответствовала, что лучшего она не помнит...

Римма Васильевна наконец выплыла из уже по-настоящему бархатной ночи, встала, собрала рукой волосы на затылке, поглядывая на робко курсирующую вдоль берега Софью Лазаревну и вдруг сказала:

- Виталик - то мой сохнет по твоей Светлане...

- Было бы с чего, - не особенно вдумываясь в услышанное, невпопад отозвалась Софья Лазаревна, направляясь к берегу.

- Ну, не скажи, с чего сохнуть- есть,- по- учительски категорично отозвалась Римма Васильевна. - Пара неплохая, кто знает...

Она не закончила фразу, замолчала, разглядывая изогнутую фигуру сидящего возле их одежды мужчины, и Софья Лазаревна, ойкнув, испуганно спряталась за нее...

- Нарушаете, дамочки... - Раздался хриплый равнодушный голос. - Здесь городской пляж, а не...

- Свежая новость, - перебила Римма Васильевна и, нисколько не смущаясь, стала натягивать трусы, накинула кофту, держа в руках бюстгалтер и юбку, подождала, пока Софья Лазаревна, прихватив свои вещи, одевается за ее спиной и, обойдя сидящего, направилась в сторону городских огней.

- Рим, да ты погоди...

Изломанная фигура распрямилась и оказалась длинной и худой, такой же черной, как ночь , увенчанной на самом верху маленькой птичьей головкой с длинным носом и седым хохолком-ежиком. Римма Васильевна нехотя обернулась, глядя снизу вверх в почти неразличимое сморщенное лицо, спросила:

- На бутылку ?

- Ну зачем же... Столько не виделись... Ты все хорошеешь... И подруга тоже...

- На две ? - перебила она и, сжав пальцами Софью Лазаревну выше локтя, пояснила: - Вот она, Софочка, моя первая и пропавшая любовь... Кто поверит, что за этим чучелом когда-то девки гурьбой ходили...

- И сейчас, если надо, - срывающимся голосом заторопился мужчина.

- Не надо, Олег, не надо...

Римма Васильевна вытащила из внутреннего кармана юбки несколько сложенных купюр, протянула одну мужчине.

- Тут и на закуску хватит... - И вдруг по-бабьи жалобно протянула: - Что же ты так, а..? - И, не ожидая ответа, не отпуская руку Софьи Лазаревны, быстрым шагом пошла с пляжа.

Перед фонарями остановилась, торопливо оделась, предложила:

-А давай-ка, Софья, после купанья, выпьем с тобой...

- Мне еще ехать, - робко возразила Софья Лазаревна.

- А ты оставайся... Посидим, поболтаем...

- Волноваться будут, - возразила Софья Лазаревна, думая , что, пожалуй, всю жизнь она делает не то, что хочет.

- На нет и суда нет...

Римма Васильевна остановила такси, они покатили по светлым, праздным и многолюдным улицам, и Софья Лазаревна молча впитывала атмосферу большого теплого города, непонятно почему, жалея и себя, и Римму Васильевну, и даже Светочку, о которой вдруг вспомнила. И сожалела, что приезжала в этот душный город...

10

Возвращались они в самый пик обратной миграции, когда северные аэропорты заполнялись шоколадным цветом отогревшихся северян. Встречались знакомые после длинных и богатых на события отпусков, и на оставшиеся деньги допивалось шампанское, доедались начинавшие портиться фрукты, потому что именно в это время к переполненным линиям добавлялась нелетная погода, но это в какой-то мере было даже благом, ибо так растягивался переход от одной формы жизни: без забот, без дома, без усталости к другой, выматывающей, с ежедневной работой, однообразной домашней суетой, долгой холодной зимой...

В принципе, им повезло, от моря они уехали по настоянию Софьи Лазаревны раньше, чем хлынул в обратное плаванье поток отдыхающих, сразу же купили билет до Норильска, и в ожидании почти неделю привыкали к уже начинавшейся осени в Подмосковье (следя за качеством ремонта, проводимого квартирантами) . Вылетели без задержек и прилетели в Алыкель вовремя, но за пару часов, что переезжали на свой маленький аэродром, тундру затянула то ли дождливая, то ли снежная морось, и маленькое помещение аэропорта превратилось в гостиницу, сначала возбужденно пьяненькую, потом устало бодрящуюся и наконец откровенно тоскующую, готовую на любые авантюры. Когда в конце-концов мгла исчезла и на горизонте завиднелись вершины Путоран, безотказные «аннушки» натужно загудели и заторопились, засновали над уже кое- где покрытой снегом пятнистой поверхностью, преодолевая последние сотни километров до теперь уже несомненно желанных и уютных домов , в которых все было привычно и надежно.

...Розочка вихрем прошлась по комнатам, проверяя любимые безделушки, развешивая плакаты новых музыкальных кумиров, а Светлана ушла в ванную и долго смывала с себя запахи аэропорта, настоенные более всего на мужском поте и перегаре.

Софья Лазаревна занялась приготовлением обеда, потому что у Осипа Давидовича ничего не оказалось, кроме нескольких банок тушенки. Пришлось тут же начать уничтожать привезенные деликатесы (которые, кстати, уже не очень хорошо выглядели), и она отправила Розочку за Осипом Давидовичем, чтобы тот смог тоже хоть немножко попробовать привезенных гостинцев. Тот прибежал на пару минут, почмокал их в щечки, поудивлялся загорелости , стройности и прочим положительным изменениям, перехватил несколько кружков сервилата, запил чаем, и убежал, потому что как раз в этот день он сдавал дом и ждал комиссию. И они остались на кухне одни: размягченная Светлана, порывистая Розочка, стремящаяся убежать к подружкам, похвастаться загаром, новостями (среди которых было признание в любви не только Роди), и вдруг почувствовавшая себя очень усталой (словно и не было никакого отпуска) Софья Лазаревна. Наконец Розочка убежала и они остались вдвоем.

Софья Лазаревна начала было мыть посуду, но, взглянув на меланхоличную Светлану (за это лето вытянувшуюся и словно построжевшую лицом ), села напротив и вдруг осознала, что у нее совсем взрослая дочь, которая скоро может выйти замуж, уйти из их дома и перестать быть Светочкой, и неизвестно, как сложится ее судьба... Она вспомнила слова Риммы Васильевны, подумала, что неплохо было бы, если бы действительно они стали родственниками (но - как даст Бог) и неожиданно спросила:

- Светик, а у тебя на море остался мальчик ?

- Какой мальчик? - Та вскинула глаза, с трудом уходя от своих мыслей и иронично улыбнулась. - Мальчиков, мама, осталось много... Только все они - мальчики...

И, поднявшись, ушла в комнату.

Софья Лазаревна несколько мгновенией постояла, осмысливая услышанное, пытаясь догадаться, что дочь имела ввиду, мысленно поругала себя за то, что совсем не обращала внимание на девочек в этот отпуск (то ненужные заготовки, то эта поездка в Одессу, выбившая из колеи на несколько дней, то раздражающий ремонт, потом утомительная и долгая дорога, а в это время они жили своей жизнью, но какой?), и прошла в комнату.

Светлана лежала на кровати, перебирая открытки с мор-скими видами, которые они привезли с собой, и она присела на уголок рядом, спросила:

- Ты отдохнула ?

- Мам, со мной все в порядке, - с трудом скрывая разражение, отозвалась та. - Я просто устала за эту дорогу... А может, не докупалась...

-Ты знаешь, Римма Васильевна говорила, что Виталий скучает по тебе...

- А я нет, - Светлана поднялась, собрала открытки, бросила на стол. - Давай не будем на эту тему...

-Может, ты .., может, тебе кто-то понравился?..

- Нравится - разонравится... - Светлана достала из шкафа брючный костюм, стала одеваться. - Мне еще рано, ты не переживай...

- Прогуляешься ?

- Пойду акклиматизироваться...

- Увидишь Розу, отправь домой...

Последила из окна за удаляющейся дочкой и вновь подумала о том, что придет время, и уйдет она из дома, а следом и Розочка, и неизвестно, для кого и для какой судьбы она их рожала, а потом воспитывала. Вдруг окажется, что для кого- нибудь, похожего на пляжного Олега, и ей стало обидно до слез, словно это уже случилось. Она повернулась к окну, в которое по утрам заглядывало солнце и попросила Господа, чтобы дал он им обеим судьбу хорошую, а мужей надежных и любящих... Хотела добавить: чтобы таких, как ей, но вдруг засомневалась, вспомнив волосатые руки Николая, и вслух произнесла:

- И любимых...

11

Дольше всех отдыхал Игорек, он появился в классе в конце первой недели, когда уже все обсудили летние новости, привыкли к происшедшим с каждым изменениям и ему досталась роль финального, а оттого самого эффектного выхода. И он справился с этой ролью, поразительно вытянувшийся, раздавшийся в плечах, но самое главное, - с незнакомым, независимым и снисходительным выражением лица. Теперь он не отводил, как прежде, взгляда, когда на него пялился кто-либо из девчонок, и в его глазах появилось нечто, заставлявшее их стеснительно отворачиваться. Через пару дней Альбина (которая на лето никуда не ездила, оттого выглядела бледнее и привычнее остальных) выдала ошеломляющую новость: Игорек пытался ею овладеть, и она чудом устояла, потому что такие ласки ей еще не доводилось испытывать. По секрету же она сообщила, что Игорек летом где-то в Белоруссии, где он отдыхал у родственников, сошелся с перезревшей студенткой, и та его обучила всяким непристойным вещам. И что она, пожалуй, оставит Тиму (хотя тот тоже изменился и они смотрелись подходящей парой) и наверное, увлечется Игорем по настоящему...

Светлана выслушала ее откровения молча, но на Игорька стала смотреть с любопытством, и во время уроков порой как бы случайно касалась его коленкой или плечом (они сидели все так же за одним столом) и чувствовала, как он напрягался. Первый раз хотела по этому поводу сострить, но, перехватив его взгляд , словно знающий что-то неведомое ей, промолчала. Бывшее некогда снисходительное отношение сменилось любопытством к Игорьку и раздражением по отношению к Альбине, которая откровенно соблазняла того и хвасталась в туалете оставленными им засосами на большой белой груди.

На несколько дней появился в поселке Сивков, выглядевший взрослым и усталым. Он все лето провел в тренировочных лагерях, участвовал во всяческих соревнованиях и на фоне отдохнувших одноклассников выглядел совсем неинтересно. Он заглянул в школу специально для того, чтобы встретить Светлану (он так и сказал: «Пришел увидеть тебя») и, подпирая в коридоре стенку, дождался, когда они остались одни (начался урок), попросил прощения за все плохое и признался, что она не выходит у него из головы, хотя « телок» вокруг хватает, и пригласил приехать на каникулы в Норильск, - он покажет ей город и вообще, они хорошо проведут время.

- Ты ничего такого не думай, - сказал он, - я без твоего согласия пальцем тебя не трону и никому не позволю.

Светлане стало его жалко, большого, переминающегося с ноги на ногу, менее интересного, чем очкастый Игорек, и она пообещала, если получится, воспользоваться приглашением.

Сивков вернулся в Норильск обнадеженный и так ничего и не понявший.

Уехал Сивков - прилетел Николай, отгулявший свой отпуск в родных Карпатах и в Одессе, привезший последние приветы от дяди Гоши, Катерины и письмо для Розочки от Роди, оказывается, он всего на день опоздал, не застал их, но провел остатки отпуска просто великолепно. Брат Осипа Давидовича оказался компанейским мужиком, понимающим толк и в рыбалке, и в вине...

Он рассказывал о местах, где они были, о тех, кого помнили. Сидели за столом, на котором стояли вазы с сочными фруктами (он довез все в прекрасном виде), а за окном лениво падал мокрый снег и, казалось, он сам источал южный дурманящий зной... Даже Осип Давидович , не выдержав, выразил сожаление, что не получилось у него съездить этим летом, но уж на будущее... А Софья Лазаревна, вздохнув, напомнила, что на следущее лето Светочке поступать, а они еще не решили, куда, поэтому вполне возможно, что море придется отложить...

- Поступит - и все вместе нагрянем к Георгию,- уверенно заявил Николай. - И такой отдых устроим... Да, кстати, я ведь кино там снял...

И всем захотелось кино посмотреть, может оттого, что уже соскучились по лету, а может, от выпитого молдавского вина, но оказалось, что пленку еще надо проявить, потом смонтировать, вот если бы Светлана помогла... Но Светлане оказалось некогда: последний год, надо заниматься серьезно, и было решено, что ничего страшного, если кино будет готово к Новому году, это даже будет интереснее, - в разгар зимы, морозов, северного сияния перенестись к морю...

Светлана первой ушла в свою комнату («уроки, уроки»), за ней убежала на минутку к подруге Розочка, «уточнить по задаче», а взрослые пошли провожать Николая, потому что снег идти перестал и выглянуло солнце, еще яркое, но уже явно не греющее и все реже и реже появляющееся.

...На обратном пути Софья Лазаревна пожаловалась Осипу Давидовичу, что совсем не понимает Светлану, но чувствует, что с той что-то происходит и оттого очень переживает.

- А что происходит ? - жизнерадостно отозвался Осип Давидович, находясь все еще под воздействием прекрасного вина. -Влюбляться пора... Разве ты уже не помнишь?

- Какой ты несерьезный, Ося, - поморщилась Софья Лазаревна и рассказала о мальчиках и даже вполне взрослых мужчинах, провожавших Светлану с морских купаний, и о Виталии, скучавшем о ней в Москве, вспомнила о Николае (потому что видела, как тот смотрит на Светлану).

На это Осип Давидович отреагировал живо, до конца не поверив, и вдруг признавшись, что был уверен: Николаю нравится именно она.

- Я-то? - фыркнула Софья Лазаревна, чувствуя, как загорелись щеки. - Да я уж старуха...

- Ты старуха еще ого-го, - пьяненько польстил Осип Давидович и обнял ее так, что ей стало больно. - Сейчас ляжем в постель и проверим...

- Ося-я... - осуждающе протянула Софья Лазаревна, ловя себя на вдруг возникшем (это бывало нечасто) желании и может поэтому не стала больше ничего говорить, а ускорила шаг...

12

Первые праздники были ноябрьские. Сентябрь прошел в новом знакомстве с преобразившимися одноклассниками, октябрь - в трудах, стимулируемых и учителями, и классным руководителем, и родителями. И в ноябре решено было расслабиться, проведя вечер исключительно для старшеклассников, по-взрослому, с застольем (по чуть-чуть сухого вина, все равно ведь , если заходят, выпьют, а так - под присмотром будут ). И хотя на составление новой праздничной программы самодеятельности не было времени, каждый постарался что-нибудь приготовить. Софья Лазаревна восстановила с ансамблем старый репертуар и выучила пару новых песен из становишейся все более популярной, но не совсем поощряемой английской группы «Битлз». Преподаватель английского на одном из уроков (по рекомендации органов образования) объяснил, что «битлз» в переводе с английского - это всего-навсего «жуки», и что песни волосатых певцов ничего существенного не несут и явно уступают песням отечественным, той же Пахмутовой, но это не повлияло на выбор. Впрочем, песни «Битлз», тем более на английском языке, непонятные большинству , были не столь опасны, как хриплый голос, в последнее время горланящий каждый день из окон общежития. Блатного певца звали Высоцкий и к великому удивлению учителей, он оказался актером одного из столичных театров. И даже снимался в кино. Песни Высоцкого явно толкали молодежь на кривую дорожку и поэтому было решено пойти на уступку в малом, лишь бы никто не начал хрипеть под гитару...

Ноябрь начался с сильных морозов и неожиданно раннего северного сияния. На праздники мороз чуть поубавился, и самые отчаянные девчонки прямо из дома пришли в нарядах, совсем не соответствующих сезону. Светлана тоже сшила платье, на этот раз отличалось оно длиной, чуть - чуть прикрывавшей трусики и абсолютно не скрывавшей коричневых и стройных ножек.

По поводу трусиков (в такой-то мороз недолго и застудиться!), и длины платья (на пять сантиметров хотя бы длиннее, зачем заводить мальчиков?) перед выходом из дома у Софьи Лазаревны с дочерью произошел неприятный разговор. Но ультимативное Светланино « либо так, либо никак» заставило Софью Лазаревну уступить, еще раз молча утвердившись в выводе, что они совсем перестали понимать друг друга. Она обратилась за поддержкой к Осипу Давидовичу, но тот поступил антипедагогично, заявив, что у его дочери красивые ноги, которые грешно прятать. Правда, потом, под прессом аргументов Софьи Лазаревны, согласился, что, конечно, такая длина выглядит слишком вызывающей и учителям не понравится. И, высказав эту констатирующую фразу, он поспешно ретировался (опять что-то аврально сдавалось к празднику).

По контрасту с холодным и темным вечером за промерзшими окнами, Светланины коленки и то, что было над ними настолько поразило всех, что даже прямолинейная Любовь Васильевна неодобрительно (или, наоборот, поощрительно, сама ведь не намного старше, правда, уже с маленькой больной дочкой и одна) покачала головой и сказала:

- Где ж ты так загорела, Светочка?

Словно не знала, где та отдыхала и не видела ее в сентябре, совсем черную...

Среди парней выделялся Игорек. Он пришел в сером костюме в светлую широкую полоску, из-под которого белела накрахмаленная рубашка, увенчанная на горле черной с белыми же, но тонкими двумя полосками - бабочкой. Не менее торжественно и солидно смотрелась и эстрадная гитара, которую он бережно положил на стул, разделяющий их со Светланой. Но ошарашил он всех позже, когда вызвался спеть и неожиданно даже для одноклассников (никогда прежде не пел этого) вдруг захрипел :

Если друг оказался вдруг

И не друг и не враг, а так,

Если сразу не разберешь,

Плох он или хорош...

Римма Васильевна взглянула на Софью Лазаревну и та в ответ отрицательно покачала головой, показывая что и для нее это полная неожиданность; и тогда Римма Васильевна сделала вид, что ничего не произошло и даже похвалила Игорька за прекрасное звучание гитары, тут же попросив исполнить песню про Усть- Илим. Но этой песни Игорек не знал, как не знал и про «девчонок, танцующих на палубе», и Римма Васильевна пообещала найти альбом Пахмутовой и передать их ансамблю для дальнейшей работы. Таким образом, инциндент был превращен в ничего не значащее событие и плавно перетек в танцы под магнитофон, под мелодии привычные и не несущие ничего неожиданного.

Светлана была нарасхват и не скрывала, что это доставляет ей удовольствие. Она никому не отказывала и даже сама увела от Альбины покорного Тиму ( кстати, тоже пришедшего в костюме, но менее модном и без бабочки), Альбина же отвоевала у желающих Игорька, довольно бесцеремонно возложив ему на плечи руки и не позволив вывернуться. Но зато потом тот уцепился за гитару и, сидя за столом, неслышно перебирал струны, посматривал на танцующих и абсолютно никем не интересовался. Присевшая отдохнуть возбужденная Светлана допила свое вино и поинтересовалась, почему он ни с кем не танцует, и Игорь, аккуратно положив на стул гитару, наклонился к ней, отчего его колени уперлись в ее и выдохнул:

- Потанцуем?..

Похоже, он научился танцевать: вел легко (хотя был даже чуть ниже Светланы) и приятно пах хорошим одеколоном, а его ладони волнующе прижимались к ее лопатке и талии. И Светлана, почти касаясь щекой его щеки, находила эту близость приятной.

- Говорят, у тебя летом был роман? - негромко произнесла она и отстранилась, желая увидеть выражение его лица.

- Роман?.. Да нет, просто хорошо провел время...

Стекла очков отблескивали и не позволяли увидеть его глаза.

- Она была... - Светлана запнулась, ей хотелось многое узнать о таинственной женщине Игорька, но она лишь неуверенно добавила: - красивая ?..

- Как ты, - с вызовом ответил Игорь и прижал ее к себе.

И она не стала сопротивляться, ощутив жесткость и тепло его груди и бедер. И он, ничего не говоря, вывел ее из зала, они торопливо прошли по коридору, поднялись на второй этаж и вошли в первый открытый кабинет. Это оказался кабинет географии и биологии. Все еще держа ее за руку, Игорь прошел в темноте к доске, рядом с которой смутно серела карта Советского Союза. На ней при желании можно было отыскать и Одессу, в которой остались Володя и Марат, безуспешно добивавшиеся ее ушедшим летом ( хотя взрослому и стройному Марату она позволила себя поцеловать, - у него были жесткие черные усики, они щекотали ей губу и она с трудом сдерживала смех, оттого так и не поняла, приятно ей это или нет). Можно было отыскать и Витебск, и протекающую через него реку Западная Двина, на берегу которой и познакомился Игорек с золотоволосой Леночкой, миниатюрненькой и смешливой, похожей скорее на восьмиклассницу, чем на студентку, но она умудрялась вбирать его тело в свое и казаться большой и взрослой, и оттого ему было больно, когда она уезжала и он очень просил, чтобы она оставила ему адрес, но она сказала, что это совсем ни к чему, что у нее есть жених, и она никаких чувств к Игорю не испытывает. Автобус уже давно скрылся за поворотом, а он все глядел вслед, не веря в услышанное и тоскуя от невозможности возразить...

Игорь снял очки, обхватил Светлану за плечи и впился губами в ее рот, но Светлана отстранилась и губы ее были раскрыты, а оттого поцелуй получился мокрый и неприятный.

- Подожди, - она уперлась ладонью ему в грудь. - Отчего ты решил, что я хочу целоваться?

- Все девчонки этого хотят, - шумно дыша, произнес Игорь и попытался вновь поцеловать ее, но Светлана отступила и недовольно предупредила:

- Я уйду...

- А зачем ты тогда пошла со мной? - с вызовом спросил он, надевая очки.

- Зачем?..

Светлана прошла к выключателю, щелкнула, зажмурилась от яркого света и вернулась к стоящему у окна Игорю.

- Зачем? - повторила она. - Просто ходят такие сплетни... А вот скажи, если бы сейчас была я и та девушка, с которой ты... Кого бы ты выбрал ?..

- Кого?

Игорь улыбнулся уголками губ, помолчал, то ли выдумывая ответ, то ли не решаясь быть искренним и коротко ответил:

- Ее.

Ответ огорчил Светлану и разделил их. Игорь уже не казался интересным, ей захотелось посмеяться над ним, как она делала прежде, хотя она понимала, что теперь он не простит этого. И ей очень хотелось увидеть незнакомую ей девушку, оказавшуюся для Игоря желаннее ее, а значит, и красивее.

- Почему?

Он молчал, и она не стала ждать ответа, спросила:

- А у тебя ее фотка есть ?

Он помотал головой, глядя в темное окно.

Вдали послышались приближающиеся шаги и, торопясь, она попросила:

- Напиши, пусть пришлет.

Игорь не успел ответить, в кабинет вошла Римма Васильевна.

- А я смотрю, свет горит, - произнесла она, окидывая всезамечающим взглядом и комнату, и их, особенно Светлану. - Надоело танцевать?

- Да вот Игорь про лето мне рассказывал, - нашлась Светлана.

- Ну да, лето.., - задумчиво произнесла Римма Васильевна, обходя комнату по периметру, по пути прикасаясь ладошкой к крышкам столов, словно удостоверяясь в их наличии. - А куда, Светочка, ты поступать будешь?

- Я еще не решила. Или в пед или в химико-технологический...

- А Игорек у нас в горный, насколько я помню...

- Я передумал.

- Вот как ?- удивилась Римма Васильевна. - И куда же ?

- В архитектурный... А Виталий где учится ?

- Он будет строителем, - с гордостью произнесла Римма Васильевна. - Пишет, что ему все нравится, и институт, и друзья...

- А там танцы не кончились? - перевела разговор Светлана.

- Да, уже все завершается...

- Тогда мы пойдем...

Светлана первой вышла за дверь и, не ожидая Игорька, торопливо пошла в спортзал.

13

Вторая четверть, между двумя праздниками, - самая короткая, а оттого, что самая холодная, еще и самая продуктивная: малышня пропадала днями в спортзале (на улице мороз за сорок), а десятиклассники после уроков оставались на всякие факультативы, консультации, репетиторство. Правда, не все. Альбина и Тима заявили, что никуда поступать не собираются, им хватит и десятилетки. Тима пойдет в механизаторы, выучится на шофера и тракториста (у него отец - бригадир ремонтников), а Альбина сказала, что летом открывается столовая- ресторан, и она пойдет туда официанткой ( ее тетя, мать Сивкова, работала в ОРСе бухгалтером) и, вполне возможно, выйдет замуж, но только вот пока не выбрала, за кого.

- На твоем месте я бы зацепилась за Вовку, - посоветовала она Светлане, в очередной раз рассказывая о спортивных успехах брата, который уже играл за взрослую команду и получал всяческие награды и призы. - Кто тебя еще так полюбит, - говорила она. - Я ведь знаю, он по тебе сохнет... И учти, он ревнивый, жуть. Если узнает, что другой у тебя, убьет...

- Это он тебя просил об этом мне сказать?

- Да ничего он не просил, - взвилась та. - Я тебе, можно сказать, по секрету, узнает - и мне достанется...

- Ну так вот, для твоей же пользы будем считать, что ты ничего не говорила...

- Не говорила, так не говорила... - Альбина прищурилась, отчего ее полные щеки поднялись вверх. - Только Игорь тебе тоже не светит, ты ему разонравилась...

- Все - то ты знаешь, - бросила Светлана, делая вид, что ей все равно, но чувствуя раздражение и необъяснимую обиду.

Она сама не могла понять, как относится к Игорю. Порой, незаметно наблюдая за ним, она испытывала острое желание приласкать и защитить. Такие у него беззащитные под очками глаза. Порой же вытянутое и маленькое лицо того было ей неприятно.

Иногда, наталкиваясь взглядом на Тиму (он сидел теперь рядом с Алевтиной), она вспоминала крупное лицо Сивкова и взгляд его темно-синих глаз, которые в последнюю их встречу излучали откровенную просьбу. Впрочем, подобные мысли навещали ее редко и мимолетно: она решила во что бы то ни стало поступить в институт и усиленно занималась.

Софья Лазаревна в последнее время перестала интересоваться ее успехами, у Розочки начался сложный физиологический период, кроме того, у них в классе образовалась какая-то компания, помешанная на зарубежной музыке и журналах; она практически перестала готовиться к урокам, пропадая невесть где целыми днями, и круглые пятерки (Розочка всегда была примером для сверстников и даже для сестры) сменились четко выведенными четверками и даже кричаще жирными тройками. Софья Лазаревна пыталась объяснить ей пагубность увлечений и естественность всего остального, но Розочка, похоже, ничего не воспринимала и во время разговора демонстративно напевала непонятно что.

Римма Васильевна приватно побеседовала и с Софьей Лазаревной, и с тремя мамами (в компании было два мальчика и две девочки), разъяснив, чем чревато увлечение идеологически чуждой культурой и обрисовав самые драматичные перспективы, и на какое-то время компанию удалось растащить, но Розочка от этого прежней не стала и даже с сестрой перестала делиться своими секретами.

Единственным человеком, который продолжал жить в прежнем ритме, был Осип Давидович. Он рано утром уходил на работу и поздно вечером приходил, зачастую засыпая еще до Софьи Лазаревны, отчего их супружеская близость стала редкой и скоротечной. Но даже из редкого общения и девочки, и Софья Лазаревна знали, что все делается не напрасно, потому что Осипа Давидовича представили к правительственной награде и поставили в льготную очередь на приобретение стиральной машины. Реальное достижение и того, и другого становилось все более очевидным еще и потому, что теперь Осип Давидович был мастером, и у него в подчинении были две бригады, одна строила, а вторая занималась внутренней столяркой отстроенного дома, и морозы теперь не прерывали рабочего цикла.

Зима в тот год была не очень холодной, морозы держались в основном чуть ниже тридцати, актировок всего- то с неделю и было, и то не для всех: старшеклассникам занятия не отменяли. И эти дни Светлане особенно нравились: в школьных коридорах непривычно тихо и пустынно, мелкие не лезли под ноги и не толкались, можно было не торопясь прогуляться на переменке или неспешно и со вкусом выпить чаю с пончиками в школьном буфете.

Здесь к ней за стол пару раз подсаживался физрук Гарик, предлагал вернуться в секцию (Диана после восьмого класса уехала на материк, остались три девочки, нечетное число), убеждая , что у нее есть способности и она вполне может стать мастером спорта и даже чемпионкой, но она, сославшись на необходимость готовиться к экзаменам, отказалась. Гарик стал интересоваться, куда она собирается поступать и усердно рекомендовал Ленинградский институт физкультуры (который закончил сам), ну в крайнем случае, в какой-нибудь питерский вуз, потому что Питер - самый интеллигентный город. Светлана возразила, что самые лучшие вузы в Москве, и живет она в Подмосковье, зачем же ей ехать в промозглый Ленинград...

- Но мы бы могли там с тобой встречаться, - перегнулся через стол Гарик, отчего его шея и выглядывающие из-под спортивной майки плечи налились упругой краснотой, словно приглашая их потрогать.

- А у тебя там жена...

И этот наглый переход на «ты», и главное - то, что она знает о наличии жены, подействовали: физрук торопливо оставил стул и заспешил в спортзал, на ходу привычно окидывая оценивающим взглядом входящих в столовую восьмиклассниц.

Николай как-то незаметно исчез с горизонта, да о нем и не вспоминали, лишь Розочка в начале декабря обмолвилась об обещанном фильме о море, и только тогда от Осипа Давидовича они узнали, что Николай, поскользнувшись на сходнях, упал со второго этажа, сломал ногу и уже две недели лежит в больнице.

- Какие же мы бессердечные, - вздохнула Розочка и, надевая шубу, выдохнула: - Как хочется лета...

- Надо бы навестить, - ни к кому не обращаясь, произнесла Софья Лазаревна.

- Вот и сходите с отцом, - отмахнулась Светлана, не испытав от новости никаких чувств и молча согласившись с признанием сестры.

- Надо будет, - послушно согласилась Софья Лазаревна, убирая со стола.

Последнее время она вдруг стала ощущать себя постаревшей и уставшей, хотя, отставаясь одна, нередко раздевалась до белья и, разглядывая себя в трюмо, находила, что совсем неплохо выглядит, а в некоторых местах (если сравнивать со сверстницами или с той же Риммой Васильевной), - привлекательно с точки зрения не только солидных мужчин, но и юношей... Во всяком случае, ей казалось, что даже рядом со Светланой она выглядит не намного старше и вполне могла бы сойти за старшую сестру. И ей становилось обидно, что ее еще вполне девичьих форм никто, кроме мужа (и то крайне редко), не видит. Засыпая под потрескивание мороза за деревянными стенами, она вспоминала море, пляж и жилистого знакомого Риммы Васильевны, пыталась представить их вместе: пухлую и белую ее и загоревшего до черноты его...

В череде буден подкатили предновогодние заботы и хлопоты. Более всех предстоящим праздникам радовалась Розочка, которая довольно легко и быстро забыла увлечение зарубежной музыкой и теперь была озабочена нарядами и особенно маскарадным костюмом, потому что в этом году было решено провести не обычный вечер, а бал. Идея эта была Софьи Лазаревны, и она понравилась всем , включая строгую и неулыбчивую учительницу математики Маргариту Ивановну. Учителя попросили разрешения на такой вечер привести и своих маленьких детей и, исходя из этого, и на сценарий, и на подготовку к балу было обращено особое внимание и директора, и родительского комитета, который взял на себя решение всех материальных вопросов.

Перед балом все же, не отступая от традиции, решили устроить небольшой концерт самодеятельности (иначе в районо не поняли бы, да и для отчета необходимо). От подготовки праздничного концерта были освобождены десятиклассники, но Игорь и Тима изъявили желание. Игорь заявил, что исполнит на гитаре что-нибудь современное («Только не Высоцкого», - поставила условие Римма Васильевна), а Тима вызвался прочесть отрывок из «Евгения Онегина» (у него был бархатный тембр, производивший магическое впечатление, когда собеседница его не видела, поэтому нередко ребята просили его позвонить девчонкам, вызывая их на свидание).

Светлана на просьбы Софьи Лазаревны и даже Риммы Васильевны принять участие в концерте ответила категорическим отказом (и тем самым расстроила квартет) и заявила, что ни на какие балы она вообще не пойдет. Розочка, вновь став общительной и послушной, по вечерам порхала по квартире, обсуждая с Софьей Лазаревной новогодний наряд, а Светлана, закрывшись в комнате, читала романы. Софья Лазаревна надеялась, что это ее настроение скоро пройдет, но Светлана выдержала до последней, уже суетной, предновогодней недели и лишь тогда достала из шифоньера свое злополучное платье (оно так и висело порваное) и вдруг стала его штопать, никак не отреагировав ни на удивленный взгляд Софьи Лазаревны, ни на фырканье Розочки.

На новогодний бал напросились бывшие выпускники, оставшиеся в поселке, их было трое: двое парней (оба работали бетонщиками на плотине, самая высокооплачиваемая, но и тяжелая работа) и девушка, вышедшая осенью замуж за бульдозериста, приехавшего на стройку после демобилизации из танковых войск. На родительском комитете им разрешили быть на балу и даже поручили сделать стенд о том, где и как устроились во взрослой жизни их одноклассники. Стенд они сделали и оказалось, что остальные пятеро, - три девчонки и два парня поступили, как и планировали. Кроме Виталия - в Москве училась отличница Вера Маковская, в МГУ на факультете журналистики. Еще одна девчонка (Светлана ее не помнила, что-то совсем неприметное) училась в Томске на приборостроительном факультете, остальные все в одном городе, в Иркутске, и все в политехническом, только на разных факультетах: на геологоразведочном - Женя Глазков (он мечтал стать геологом), Людмила Овсеева - на энергетическом (что-то связанное с автоматизированными системами управления, совершенно новой профессией).

У них в эти самые дни шла самая ответственная, первая зачетная сессия и в сценарий вечера было вставлено упоминание о поступивших и пожелание удачи. Текст Римма Васильевна хотела поручить прочесть Светлане, но та вновь отказалась, и тогда вспомнили про Тимин голос и срочно (и без сожаления) исключили из репертуара концерта отрывок из Евгения Онегина (на репетиции всем показалось, что Тима читает абсолютно не так, как нужно читать классику), поручив ему более ответственное. Тот с неохотой, но вынужден был согласиться (а что ему оставалось делать), хотя был уверен, что читал Пушкина просто отменно и даже приготовил нечто наподобие цилиндра к черному (купленному уже к выпускному вечеру) пиджаку, приметал крылья из сатина(чтобы походил на фрак) и отрепетировал особенно проникновенно «Светлана, милая Светлана», вместо авторского «Татьяна, милая Татьяна», - завуалированное признание, после которого неизбежно должен был последовать разрыв с надоедливой Альбиной. И вот все рухнуло.

Но рухнуло не только у него - тридцатого утром, из Москвы, попутным грузовым бортом (помог папа) прилетел Виталий. Он досрочно сдал зачеты, экзамен был пятого января и он прилетел на эти несколько дней встретить Новый год в семейном кругу. Утром прилетел, а вечером уже был в центре внимания, и не только одноклассников (которые тут же признали его лидером и слушали, разинув рты его рассказ о студенческой жизни), но и всей школы. Тут же перекроили сценарий. Вместо Тимы теперь было предоставлено слово Виталию, и он охотно стал рассказывать о том, чем и как живет столица и молодежь в стольном граде. Было это после концерта (когда все уже сидели за накрытыми столами. Светлана - в том самом сиреневом платье, рядом с Игорем, который до появления Виталия несомненно был самым интересным среди мальчишек) перед первым бокалом шампанского, который тут же, под пожелание Виталия процветания родной школе в Новом году и выпили.

А потом всем захотелось танцевать, столы сдвинули к стенам, и на первый танец Светлану пригласил Игорь, чуть опередив Тиму (самого нарядного среди мальчишек), так и не сумевшего убежать от Альбины, которая уверенно повела того в центр зала и, сблизившись со Светланой, довольно громко сообщила, что ей передает привет Сивков и что он приедет в середине января, раньше не получится, потому что они вылетают в Ленинград на соревнования.

- Зачем ты мне об этом говоришь? - спросила Светлана, не столько ожидая услышать ответ, сколько давая понять всем слышавшим, что ей это сообщение совершенно безразлично.

- Ладно уж, - усмехнулась Альбина, - ты же знаешь, что Володька женится на тебе...

Светлана не ответила, повела Игоря в сторону.

- Не обращай внимания, - пробасил тот, скользя потной ладонью по талии. И от этой ладони, от сказанного Альбиной у нее вдруг испортилось настроение и она, ничего не объясняя, оставила посреди зала растерянного Игорька, стремительно вышла в коридор. Быстро прошла мимо застывшей у лестницы парочки девятиклассников на второй этаж, вбежала в класс и тут, наконец, разрыдалась вслух. Немного успокоившись, подошла к окну, прижалась лбом к холодному стеклу, пытаясь разобраться в своих чувствах. Ей не понравилось, что Виталий даже не поздоровался с ней. В коридоре раздались неторопливые шаги, дверь распахнулась и в светлом проеме появился Виталий.

- А я- то думаю, куда исчезла принцесса, - бодро произнес он, подходя к ней . - Или меня не хочешь видеть? - Коснулся длинными пальцами ее щеки, удивился: - А откуда сырость?..

Она хотела отстраниться, но его пальцы были такими мягкими и ласковыми, что совершенно не отдавая себе отчета, она положила сверху на его ладонь свою, прижала ее к щеке. Виталий наклонился, другой рукой убрал прядь волос, коснулся губами ее полуоткрытых и ждущих губ, и она вскинула руки ему на плечи, наслаждаясь волнующим терпким ароматом мужских духов и отмечая , что ни один запах ее не волновал так, как этот.

Губы Виталия скользили по ее шее, оставляя жгучие следы, пальцы его расстегивали платье и она фыркнула, вспомнив, что так уже было, и он шепотом произнес:

- Будешь вырываться - опять порвем...

Она помотала головой, обхватила его лицо ладонями, сама стала быстро-быстро целовать, задыхаясь и ничего не соображая от его запаха, от прикосновения его ласковых пальцев и совсем не думая о том, что они делают с ней, и лишь помогая им снимать с нее лишнее. И когда он приник, сливаясь с нею в единое целое, принеся одновременно и боль, и наслаждение, она крепко-крепко обхватила его спину и так замерла, пока он не отстранился, не стал торопливо застегивать брюки. И только тогда она испугалась, увидев приоткрытую дверь и полосу света из коридора, отодвинулась, торопливо надела трусики, пугаясь новых ощущений в себе и боясь, что это будет заметно остальным, поправила волосы, прижалась к Виталию, надеясь на его защиту и помощь, и тот, мазнув губами по ее щеке, торопливо произнес:

-Ты же не обижаешься на меня ?

- О чем ты?- не поняла она.

- Ты мне нравишься, как и прежде...

И опять она не поняла, но уточнять не стала; опьяненная новыми ощущениями, потянулась к нему.

-Ты знаешь, а у меня мокро, - вдруг призналась она, доверив ему то, что не доверила бы никому больше.

Виталий обхватил ее за плечи, скользнул губами по щеке.

- А ты изменилась.

- Ты тоже.

- Ты стала красивее, - сказал он и, пройдя к двери, щелкнул выключателем.

Она ладонью прикрыла глаза, попросила:

- Выключи.

- Кто- то идет...

Но она уже и сама услышала шаги и торопливо села за стол, и Виталий присел за соседний: невинная беседа хороших знакомых...

Римма Васильевна окинула их быстрым взглядом, дольше задержав его на Виталии.

- А вы, оказывается, здесь... Светочка, ты явно неравнодушна к этому помещению.., - напомнила она о другой ее тайне и, повернувшись к Виталию, просяще произнесла:

- Сынок, ты бы все таки побыл со всеми. Одноклассники тебя ждут, да и остальным интересно со студентом поговорить... - Еще раз окинула Свету быстрым взглядом . - Пригласи Светлану к нам на Новый год...

- Да, конечно, - торопливо согласился он и, протянув руку, помог встать Светлане. - Обязательно приходи, я буду очень рад... Это будет лучший новогодний подарок....

- Нет, нет, - торопливо произнесла она, обходя Римму Васильевну и избегая встречаться с ней взглядом. - Мы будем отмечать дома...

- Тогда первого января, на первый завтрак в новом году, - сказала Римма Васильевна. - И никаких отказов, мы ждем...

И первой стала спускаться по лестнице.

- Я очень жду, - прошептал ей на ухо Виталий и виновато произнес: - Я пойду... Народ требует...

- Да, конечно, - согласно закивала она, мучительно страдая от того, что не может осмотреть себя и убедиться, что внешне она не изменилась. - Не удержалась, спросила: - А у меня действительно все в порядке ?

- Ты имеешь в виду... - Он догадался, окинул ее взглядом. - Все как всегда, ты прекрасно выглядишь...

Она улыбнулась, махнула рукой, задержалась в коридоре, пытаясь разглядеть себя в темном стекле и не сразу поняла, чья рука легла на ее талию. Обернулась, ожидая увидеть Виталия, но рядом, пьяно улыбаясь, стоял Тима. Его большое круглое лицо расплылось в улыбке .

- Я хочу тебе сказать, - не очень четко начал он.

Она убрала его руку.

Он качнулся и продолжил.

- Я совсем не хочу с Альбиной, мне нравишься ты, я хотел для тебя почитать стихи... Но все отменили, а я не хочу с Альбиной...

-Хорошо, Тима, хорошо. - сказала она, обходя его. - Ты извини, но мне надо домой.

- Домой? - удивился он. - Почему домой ?

- Мне нужно.

Он остался стоять в недоумении, а она быстро прошла в гардероб, накинула шубу и, не застегиваясь, выбежала на улицу.

14

Она пришла на завтрак в семью Виталия, они чинно посидели за столом, отведав деликатесов, которые привез из Москвы Виталий, потом ушли в его комнату; он поставил пленку с зарубежными мелодиями, которые по его словам были в моде, подождали, пока его родители, в свою очередь, уйдут в гости к начальнику строительства и тогда, уже не опасаясь и не торопясь, на белоснежной постели Виталия познали друг друга, и Светлана призналась, что целовалась уже со многими, но всегда представляла, что это он. С того вечера, когда он первый раз пытался ее поцеловать и порвал платье... Они посмеялись над той историей, лаская друг друга и не в силах насладиться, потом он рассказал ей о студенческой жизни, об однокурсниках, преподавателях. Она сказала, что будет поступать в столичный институт, но вот пока не знает, в какой. Он стал агитировать ее поступать к ним, но она не соглашалась, и они стали дразнить друг друга, не замечая наготы, а когда замечали, вновь сливались, и тогда она верила вычитанному в какой-то книге, что влюбленные - это две половинки единого...

Так пролетел этот день, потом второй, когда они гуляли по поселку и уже всем стало очевидно, что между ними есть какие-то отношения. Но никто не задавал вопросов, и лишь когда на третий день она проводила Виталия, Софья Лазаревна, по-матерински чутко уловив изменения в дочери, спросила напрямую, почему- то с необъяснимой тоской ожидая ответа и, услышав его, тяжело вздохнув, уточнила:

- А ты уверена, что вы любите друг друга...

По взгляду Светланы поняла , что та обиделась и не считает вопрос серьезным, и ничего больше говорить не стала, полагаясь лишь на судьбу, в которую последнее время верила все больше и больше...

Осипу Давидовичу она ничего не сказала, к тому же Светлана вновь стала веселой, энергичной, в школе она неизменно получала пятерки, ходила на все консультации, и уже ни у кого из учителей не было сомнений в том, что она поступит. Правда, она еще не определилась с выбором и как-то вечером заявила, что вполне возможно, пойдет не в гуманитарный, а, к примеру, в строительный вуз, на что Софья Лазаревна, всплеснув руками, заявила, что с нее достаточно бездарно потраченных усилий на начальное музыкальное образование Светланы, к которому та относится совершенно наплевательски (хотя есть способности). Светлана напомнила, что в музыкальную школу она не рвалась, ее водили туда силком. И тут уже не выдержал Осип Давидович, объявив, что в семье музыкантов кто-то должен продолжить традицию и вполне возможно, что у Светланы еще появится желание и она будет если не музыкантом, то преподавателем музыки. Светлана возразила, что она не единственная, и у Розочки больше данных, к тому же той нравится музицировать и она уж точно так или иначе продолжит традицию. Но Осип Давидович на этот раз был непреклонен и признался, что его нынешняя работа отнюдь не приносит ему удовлетворения и если бы не необходимость зарабатывать, он давно бы ушел... «Без ордена?» - съязвила Светлана, и Осип Давидович впервые в жизни стукнул кулаком по столу и пообещал сам отвезти ее в Москву и лично сдать документы туда, куда решит он.

После этой размолвки в семье опять наступили ровные будни, в которых каждый занимался своим делом, а помимо - жил своей жизнью: Осип Давидович - прорабскими заботами (он исполнял обязанности прораба), Софья Лазаревна - вокальной группой, набранной из восьмиклашек, Розочка (помимо музыки) - девичьими увлечениями, а Светлана - написанием писем. Она сама писала неизмеримо чаще и больше, чем Виталий. Он, как правило, на паре страниц излагал свою студенческую жизнь, в основном состоящую из сессионных страхов и их преодоления, затем коротких каникул (которые он провел в Подмосковье на спортивной базе института, занимался лыжным спортом); потом о начале новой сессии, более серьезной и требующей больших усилий, отчего у него практически не остается свободного времени, и пусть она не обижается, что писать он будет реже.

Как раз в это время Светлана поняла, что с ней что-то происходит. Порывшись в книгах, нашла всему объяснение и, пролежав в своей комнате весь выходной (сославшись на необходимость заниматься), к вечеру написала Виталию короткое письмо о том, что она беременна и не знает, что делать. На следующий день письмо улетело в Норильск (стояли вполне летные мартовские дни), а она стала ждать ответа, решив больше не думать о том, что зарождается в ней и продолжая усиленно заниматься.

Раз в неделю, как правило, по субботам ее отвлекал Николай, он уже давно ходил без костылей и настойчиво приглашал ее возобновить съемки фильма о поселке, который за этот год так разросся, что и не узнать, и она тоже изменилась, и вот эта «взаимная диалектика» (он так и сказал) может стать основным стержнем всего фильма. Розочка напомнила ему об обещанном фильме о море, но у Николая все не хватало времени на монтаж. После больницы он стал худым и каким-то жалким, Софья Лазаревна усиленно его подкармливала, он не отказывался и подолгу просиживал с ней на кухне, ожидая появления Светланы. Пару раз они несколько минут оставались наедине и он сказал, что слышал об их отношениях с Виталием, но это все несерьезно и скоротечно. Светлана вспылила, ему-то откуда знать, как и что?.. И он не стал излагать остальные свои рассуждения, а закончил тем, что будет ее ждать, не взирая ни на что. В следующий раз он признался, что бревно тогда уронил на Виталия он. И Сивкова избил тоже он. Светлана сказала, что больше не желает его видеть и демонстративно стала уходить из дома, когда он приходил.

Сивков не приезжал на каникулы, у него опять были соревнования, но через Альбину передал, чтобы она его ждала и что он очень скучает.

...Письмо от Виталия пришло почти через месяц, когда Светлана уже перестала носить обтягивающую одежду и стала задумчиво-отрешенной, чем вновь насторожила Софью Лазаревну. Он писал, что принимая данную ситуацию как вполне естественную и свидетельствующую об их полноценности, тем не менее он советует принять какие-то меры, потому что и ей, и ему нужно закончить институт, встать на ноги и лишь потом заводить детей. Еще он писал о том, что сообщил обо всем своей матери и попросил ее подсказать, где можно сделать операцию.

Светлана прочитала письмо несколько раз, здраво рассудила, что тот прав, запоздало поругала себя, усмехнулась мысли о половинках единого и без эмоций и жалоб сказала о своей беременности Софье Лазаревне. Та тяжело опустилась на табурет, положила руки на стол и долго так сидела, глядя перед собой и пугая этой неподвижностью Светлану. Наконец, уточнила срок и сказала, что она сама поговорит с Риммой Васильевной и они решат, как быть. И тут же заторопилась, стала одеваться, попросив накормить, когда придет с работы, Осипа Давидовича и уже выходя, окинув ее взглядом, сказала, что надо будет пошить несколько более свободных платьев.

Вернулась она довольно скоро, прошла в комнату девочек, попросила Розочку посидеть на кухне и, обняв Светлану за плечи, зачем-то раскачиваясь, стала рассказывать, как она вынашивала ее и рожала, и какая это была радость, когда ей показали сморщенное красное тельце и она тогда ощутила себя такой сильной, хотя ведь тоже была совсем девочкой. А потом Светлана росла и прибавлялось забот, но и радостей, смысла. Ей захотелось вновь пережить это чувство своей силы, способности давать жизнь, и она родила Розочку, но не совсем удачно, а то бы она еще рожала и рожала... Потом она стала рассказывать о своих знакомых, которые воспитывали детей без мужей, потому что им не повезло так, как ей, потому что таких, как Осип Давидович, ее отец, среди мужчин не так много. И Светлана не выдержала, сказала, что не надо считать ее полной дурочкой, и она уже все поняла.

- Никто не поможет, - подтвердила Софья Лазаревна неожиданно строгим учительским голосом. - Потому что уже нельзя, и я не хочу, чтобы ты лишилась счастья пережить то, что пережила я...

Светлана стала почти кричать, что все изменилось с той поры, когда она была молодой, и сейчас главное в жизни не дети, что она отстала от жизни и ничего уже не понимает...

Тогда Софья Лазаревна пояснила, что в поселке (даже если бы и не было поздно) такого врача нет, так что даже с ее современным отношением к жизни придется смириться с судьбой... Она произнесла это слово - и на какое-то мгновение замерла, ибо вслух выразила то, к чему пришла бессонными ночами, что от судьбы не уйдешь и надо смириться, даже если все идет не так , как тебе хочется... И, произнеся это слово, она признала свое бессилие и поняла, что никогда уже не переживет вновь ощущение своей большой силы...

Она опять обняла Светлану и стала вслух размышлять о том, как сделать незаметным ее положение до выпускных экзаменов, а потом придется все-таки в этом году не поступать, они поедут домой, в Подмосковье, а вот на следующий год, когда маленький подрастет, она ей поможет, и все будет хорошо.

И Светлана вдруг забилась в истерике, повторяя «не хочу, не хочу!» И, откричавшись, отстучав кулачками, произнесла тоном, не допускающим возражений:

- В школу я больше не пойду.

И Софья Лазаревна, понимая, что возражать нельзя, согласно кивнула...

15

Они улетели через день, уведомив срочной телеграммой квартирантов о возвращении, но, тем не менее, застали тех еще не собранными и пару недель жили двумя семьями. Светлана эти дни в школу не ходила, с подругами не встречалась, предпрочитая гулять по весеннему городу, и Софья Лазаревна сама сдала ее документы в старую школу, где их хорошо знали, объяснив это нездоровьем дочери и вечерами убеждая ту сдать выпускные в этом году, уверяя, что никто ничего не заметит. И действительно, в свободных одеждах живот не был заметен, и Светлана согласилась.

Когда квартиранты, наконец, съехали, Софья Лазаревна сделала косметический ремонт и Светлана пошла на занятия. Но через пару недель она выговорила себе свободное посещение, заявив, что самостоятельно подготовится к экзаменам и действительно, целыми днями стала просиживать над учебниками.

Убедившись, что дочь пережила свое настроение и приняла свою долю, Софья Лазаревна выкроила денек и съездила в Москву. О чем они говорили с Виталием, рассказывать не стала; ей нужно было кое-что выяснить - и она выяснила. И сделала выводы.

...Светлана сдала выпускные легко и на одни пятерки, и неожиданно заявила, что будет поступать уже в этом году в историко-архивный. Они вместе с Софьей Лазаревной съездили в Москву, сдали документы и потом ездили вместе на каждый экзамен: Светлана уже с видимым животом, но с решительностью в глазах; и отчасти поэтому ей прощались мелкие ошибки. Она набрала хороший балл, была зачислена в институт и тут же взяла академический отпуск.

На лето прилетала Розочка, она хорошо им помогала, неожиданно по-взрослому отнесясь к ситуации и всячески поддерживая и нахваливая сестру. Прилетал на пару недель Осип Давидович, как раз во время вступительных, и вновь вернулся к своим строительным заботам, а скорее всего, бежал от непонятной ему ситуации, в которой ему жалко было и дочь, и жену... Софья Лазаревна это поняла и обиделась, но вида не подала, наоборот, изобразила радость по поводу его возвращения на север и высказала благодарность на обещание ежемесячно присылать не менее половины заработка.

В конце августа (уже после вступительных экзаменов) позвонила Римма Васильевна, поинтересовалась здоровьем Светланы, удивилась тому, что та поступила и сказала, что после рождения ребенка им нужно будет спокойно обсудить ситуацию, потому что она не хочет, чтобы семья создавалась без любви, но и от внука или внучки отказываться не будет, и Виталий, конечно же, ребенка признает.

Светлана в это время гуляла с Розочкой, и Софья Лазаревна не стала ей ничего рассказывать, решив, что пусть все идет своим чередом.

...В первых числах сентября у Светланы родился мальчик. Он был красненький, маленький, но громкий, с большим раскрытым ртом. Светлана приподнялась на подушке, с опаской беря его тельце на руки и, приложив к груди, вдруг вспомнила слова матери о большой силе и подумала, что та была права...

Перепечатка материалов размещенных на Southstar.Ru запрещена.