Южная звезда
Загружено:
ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ № 4(9)
Поэзия
 Виктор Брюховецкий
***
А Бог мой жил в селе, в чулане,
Размачивая хлеб в стакане,
Он - удивительный старик! -
По вечерам, при желтом свете,
Учил меня добру на свете,
И я к тем вечерам привык.

Я помню это время смутно,
Но помню - было мне уютно,
Когда, забравшись на сундук,
Сидел я с грязными ногами,
А он неспешными руками -
Я не встречал подобных рук -

Раскрыв листы тяжелой книги,
Читал мне о монгольском иге.
Но я монгола представлял
Похожим на Джамала-деда,
Казаха, нашего соседа,
Что стекла в деревнях вставлял...

Такая штука бытовая...
Но дули ветры, завывая.
Чужие люди по селу
Прошли и постучали к Богу...
Я выйду, гляну на дорогу -
Столетье падает во мглу.

Ни деда, ни села, ни Бога...
Какая странная эпоха!
Под гребень всех подобрала,
Примерила этап к котомкам,
И в назидание потомкам
Вперед лет на сто наврала.

***
Скажу однажды: «Надоело...»
Не стану думать - чья вина,
В вагон зеленый втисну тело
И молча сяду у окна.
Я буду ждать: случится чудо...
И проводник с брюшком купца
Устало спросит: «Вам докуда?»
А я отвечу: «До конца...»
На стыках застучат колеса,
Я бегать буду за водой,
И у татарки чернокосой
Куплю картошки молодой
Ну, скажем, где-нибудь в Казани.
В кульке бумажном, на весу,
Я со счастливыми глазами
В купе картошку принесу.
Увидев это, ахнут люди:
- Картошка... Господи... Скорей!
И... принесут.
И пахнуть будет
В вагоне родиной моей.

***
Проезжая Урал, засмотрюсь на дома.
Я не знаю, как выглядит сбоку тюрьма,
Но похоже, что так... Полустанок, тулуп.
Я люблю тебя, стрелочник, - вечный Колумб!
Дом - барак на версту. Дым - согнутый в дугу.
И сохатый, плывущий в глубоком снегу.

Проезжая Урал, прикипаю к стеклу.
Все меняю - пружину, пластинку, иглу...
Ярый камень на склонах. Ступенчатый лес.
И в тоннеле состав, как в штанине протез,
Прогрохочет и гарью наполнит вагон,
И опять на простор - за закатом вдогон.

Я не знаю, как выглядит сбоку тюрьма...
Серый цвет этих бревен, белья бахрома,
Нежилые огни слеповатых окон
Мнут пространство, как скатерть, и ставят на кон
Для игры с январем под вечерней звездой
Фонаря одинокого нимб золотой.

Но грохочет на стыках шальной подо мной
Малахитовый ящер на сцепке стальной.
Задержись на мгновенье! Дай глянуть игру!
Все равно мы успеем на место к утру,
Потому что любое - в такой белизне,
В этой нищей, богатой снегами стране -

Нам к лицу. Но летим по уральской зиме
Мимо изб, что притихли (себе на уме!),
Протопились, поди, ни дымка из трубы,
Занавесили окна, катают бобы
И не знают, что рядом, под сипы колес
Едет некто, который их любит до слез.

Потому что он сам из такой же избы,
Потому что в эпоху сопливой губы
Он в ночах подсмотрел сквозь кружочек в стекле,
Как видения бродят в заснеженной мгле
И Луны азиатской осколок скулы
Крошит воздух и делает резче углы...

Здесь и брошу мой стих. Посредине стиха.
Посредине страны. Горностаем в снега...

Закружат, заморочат луга и стога
Голубые следы голубого зверька!
Утром выйдет парнишка из сонной избы -
Все крылечко в следах голубой ворожбы,
Весь присад-палисад, все дорожки-пути,
Ни «куда» отыскать, ни «откуда» найти.

Сергей
У Сергея над крышей до неба труба,
У Сергея разорвана пулей губа,
Перебито крыло - молоток не поднять.
Но зато от плеча до плеча - не объять.
Он в здоровую руку подкову берет
И подкову не видно. Дивится народ,
Глядя гнутый металл: ну, Серега, каков!..
Только жизнь не подкова, хоть вся из подков.

Он медаль, что его наградила страна,
В козью ножку свернул (жидковата цена),
Вставил в ботало. Звук - не сравнится любой.
Хорошо с этим звуком корове рябой!

Ходит в стаде она, а как будто одна.
Мелодична, пестра и слышна, и видна.
И любовно ее деревенский народ
Не Пеструхой, как раньше, - Афганкой зовет.

А Сергей улыбается битой губой,
Без руки человек, а доволен судьбой.
Вот и стрелян, и взорван, ползет, но везет,
И за бабу свою семерых загрызет.

На здоровой руке, прижимая к плечу,
Он несет ее в горницу, словно свечу!
Смотрят с завистью жены, кряхтят старики...
Тридцать лет мужику.
Десять лет без руки.

***
Ну, здорово, челкаши-алкаши!
Кроме водки, что еще для души?

Я плотицей постучу по столу.
Я стаканом прозвеню о стакан.
И ладони отерев о полу,
Стану верить мужикам-старикам.

Будут мне они молоть ерунду.
Много правды будет в той ерунде.
Я их рыбкой накормлю и пойду
По дороге, как Христос по воде,

Со словами: «Ну, и пусть, ну и что ж.
Нам с Россией никогда не везло...»
А осока при дороге, как нож,
А каменья под ногой, как стекло...

Перепечатка материалов размещенных на Southstar.Ru запрещена.