Южная звезда
Загружено:
ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ № 1(78)
Олег Воропаев
 Форт

Морозно. Февраль. Я и тридцать «солдат удачи» меняем закисших, засидевшихся здесь обитателей. Прежний командир - копия Швейка. В подусниках, бравый, слегка опохмелённый. Нервно вибрирует левой щекой - тик.

- Тёплая постелька, кашка зашибись… - сыплет похабными прибаутками.

К обеду хозяйство принято. Краткий традиционный фуршет. И вот:

- По машинам! - командует Швейк, и мне, уже почти с подножки: - Информация к размышлению, старик. В Мречетове третий дом от дороги - подруга. Настоящее имя… чёрт его разберёт. Проще - Лика. Только от соседей… ну, сам понимаешь… У них с этим строго. Кстати, южане о твоём назначении раньше меня знали. Фамилию, там, звание, прежнее место службы. Ну, это так… детали, как говорится. Хорошей смены!

Швейк отворачивает лицо.

Скрежет сцепления, мотор. И караван исчезает в степи, оставляя нам право войны и сырое тепло прокуренных кубриков за бетонными блоками форта.

* * *

Следующие два дня - рекогносцировка. Это по-военному. Проще - осматриваемся. Граница в четырёхстах метрах, вдоль лесополосы со рвом почти в человеческий рост.

Выезд манёвренной группы, ночные дозоры, секреты - как продолжение детской «войнушки». Только пожары и выстрелы вдали настоящие.

А степь удивительна здесь. Всхолмлённая. С полубарханными выбросами песка. Шаг-два - и впадина, да такая, что танк укроется - не заметишь. Озёра - холодные, мелкие, с множеством уток. А у перелесков и одичалых лесополос редко когда не выскочит из-под ног заяц, не вспорхнёт фазан или куропатка.

Вместилище запахов - травы. Зимние, неживые ещё, а солнце пригреет, и млеют - душица, чабрец, коктейль ароматов - полынь. И всё это словом одним - буруны.

* * *

Ближайшее селение южан - Мречетово. Полсотни домов, из которых жилых половина от силы. Кругом запустение, грязь. Многие окна в бурых ресницах - следы огня.

У крайнего дома южанин с внушительным, хищно завёрнутым носом копается в тракторе. На дверце пулевые пробоины, в разводах облупленной краски - свежие. Южанин всем своим видом выказывает полное равнодушие, и только в нарочито небыстрых движеньях его угрюмая нервность.

Входим в селение. Ощущенье вхождения в зону прицела. Со мной трое из тридцати. Из личного общения знаю, что готовность убить для них «не барьер». У каждого за спиной боевые командировки. С такими надёжно.

В одной из обжитых хатёнок пожилой хитроватый хозяин приглашает на чай.

 - Спасибо. Уже попили. Есть в доме кто-то ещё?

- Жёны мои, - чешет в затылке.

Заходим. Действительно - две женщины. Старшая смотрит презрительно, с вызовом. Младшая - мягче, с усмешкой (как выяснится потом - горная снайперша). В обшарпанной мебели, в коврах на полу и на стенах - чужая закрытая жизнь.

Оборачиваюсь к вошедшему следом хозяину:

- А молодёжь где? Воюет?

- Скажу нет, командир - всё равно не поверишь. Промолчу, можно?

Прощаясь, протягивает руку. Не очень-то хочется мне её пожимать, но в последний момент отвечаю пожатием.

Третий дом с краю. Во дворе одинокое дерево, обугленное у корня.

- Здесь ждите. И будьте внимательней, парни. - Не хочется мне, чтобы кто-то ещё заходил в этот дом.

Три тени отходят в сторону. Скалясь, закуривают.

Небольшая прихожая. Кухня. Комната с низким окном. На полках и просто в углу - книги.

- С обыском или в гости?

Оглядываюсь. На широкой тахте сжатой пружиной - женщина-кошка. Колени у глаз.

- Лика?

- Да. Так меня называют близкие.

Губы слегка тонковаты, а, впрочем, довольно мила.

- Времени мало, и сразу всего не скажешь… Я ночью… когда хорошо стемнеет…

- Не надо. Прошу, не надо. Ночью я к озеру выйду сама.

- Обманешь.

- Зачем? Ты же снова придёшь. Я знаю… - кошачья усмешка.

* * *

С наступлением сумерек, проверив наряды и отдав необходимые распоряжения, выбираюсь из форта. Ночное движение в зоне обстрела опасно, и наряд на вышке, конечно, в курсе.

У приграничного рва, досылая патрон в патронник, оглядываюсь. В слепящих, светящихся кольцах прожекторов форт кажется космическим кораблём пришельцев.

Вот и озеро. Собственно, это даже не озеро, а удлинённая сигарообразная лужа с дёготно-чёрной водой и поросшими камышом берегами.

Безветренно, но камыш шуршит. И как-то уж очень тут неуютно.

Отыскиваю место по возможности более удобное для обзора. Усталость последних дней тяжелит веки. Иголочки нервов в ногах и спине. Напротив - отрезок дороги. Ближняя и дальняя её части за бурунами. Зеваю. Бодрюсь. Не уснуть бы. Под пальцами холод оружия. Вглядываюсь в часы, но стрелок не различить.

Но вот наконец-то неясная тень на дороге. Она? Не она? Замирает.

- Лика?

Она. В мужской камуфляжной куртке. Подходит. Медленными шагами. Так, вероятно, идут к эшафоту. Вот и лицо различимо, тонкие губы в помаде.

- Не верил? - тихо смеётся.

Беру её за руку. О чём говорить? Ведь непременно же надо о чём-то! О римлянах древних, к примеру, легионерах. Но рядом движение её плеч, и это заводит:

- К тебе?

- Нет! Не сегодня. Не надо сегодня.

Пуговицы. Бессчётное множество пуговиц.

- Холодно. Слышишь, мне холодно… - губы дрожащие, тонкие, с привкусом мяты.

* * *

Зачистка. Нас перебрасывают в чужую зону ответственности. В незнакомых селеньях - безопасней и легче. Движемся «на броне» БТРа. Утренний ветер скользит по лицу, вбираясь за воротник. Зябко. Прикрываю глаза и чувствую, как медленно вязну в трясине оцепенения меж явью и сном.

И вот уже - явь не явь, а маленький северный город, и в нём моя мама, совсем ещё молодая, у подъезда нашей пятиэтажки. И рядом, значит, должен быть я - в берете и болоньевом плаще. За плечами ранец. Я - первоклассник. Отец фотографирует и смеётся: «Эй, спичка, глаза в объектив!».

 Отца давно уже нет. А мама всё в той же пятиэтажке. Одна.

...Вот и селение южан. БТР притормаживает так резко, что кто-то едва не улетает под колёса: «К машине!». Мои «головорезы» и приданные силы из внутренних войск, весело переругиваясь, сыплются с брони, разбираясь в шеренги. Краткая постановка задачи, и через пару минут боевые группы рассредоточиваются по населённому пункту.

В домах южан всё ставится с ног на голову. Хрупкое - разбивается, сыпучее - рассыпается, ценное - исчезает. Вначале пытаюсь препятствовать. Но скоро понимаю, что видимость порядка - лишь в зоне моего присутствия. Подходит улыбчивый капитан из внутренних войск:

- Первый раз на зачистке?

- Угу, - мычу вполоборота, обсуждать это с кем бы то ни было мне не хочется.

- Ну и… как впечатление?

- … (перехожу на ненормативную лексику).

- И зря! Эти зачистки - единственное средство заставить их убраться отсюда. В горы. За реку. К ё… матери! Куда угодно!

Он прав. Без сомнения, прав. И всё же…

В одном из дворов возня и женские крики. Что там случилось? Навстречу мой старшина. Он потрясает обрезом.

- Нашли, командир, нашли! Вот! И патроны к нему!

Обладателя обреза выволакивают следом. От страха глаза его мертвенно-неподвижны. Юноша. Лет восемнадцати. Крепкий сержант из приданных резко, почти без замаха, суёт ему кулаком в лицо.

- Ты вчера в наших стрелял, собака!

Встаю между ними.

- Из ружья стреляли, командир! - «приданная сила» пинает упавшее тело.

- Разберутся! - аккуратно оттесняю сержанта.

Сам-то хоть верю, что разберутся? Мальчишку, скорей всего, перекупят.

Рядом уже другое лицо. Женщина. Перекривленный рот. Мать. Без конца восклицает: «ца-ха!». Брызжет слюной.

Из перебитого носа задержанного кровь быстрой струйкой стекает ему на грудь. Пятно разрастается.

- Уберите его!

Парня заталкивают в машину. Хлопает дверца.

Женщина, встав на колени и воздев руки к небу, вопит. Потом умолкает и медленно оседает в дорожную грязь. Щупальцы-пальцы царапают землю.

На отшибе ещё один дом. В хозяине - сдержанность. Вежливость страха. Сын взрослый. «Где-то на пастбище». «Где?» - пожимает плечами. В одной из комнат - спортзал. Силовые, сработанные вручную станки. На подоконнике новый магнитофон. Включаю. Вставляю кассету. Ритм боевых барабанов. На земляном полу - одноразовые шприцы. Инъекции кайфа и мужества.

* * *

Темнеет. Пора возвращаться, но пара глотков разведённого спирта и Лика ломают реальность.

В квадрате окна коптящий огонь далёких нефтяных скважин. Два факела-близнеца.

- Неужели всё это действительно с нами? - шевелятся тонкие губы. - Не странно тебе, что ты вообще здесь, в этом чужом, неясном для тебя настоящем, и что ты пришёл сюда убивать и, может быть, быть убитым.

- Об этом… зачем?

- О чём же? О небе Аустерлица? Когда-то с детьми учили отрывок…

- Уж лучше о небе.

Улыбнувшись, она прижимается ближе.

- Знаешь, а я полукровка.

- И тебе это нравится? - по-моему, я пьян (вопрос странен).

- Не то чтобы… Просто я сама не могу понять, кто я.

Алкоголь делает слух мой всё более прозрачным. Что ж, говори… хоть что-нибудь открой о себе… полукровка… учитель словесности… тоже неплохо… Но школы здесь нет. Даже начальной. А если ещё на час-полтора задержаться, то в форте сыграют тревогу.

Пора!

- Лика.

Руки её обхватывают змеиным кольцом. Как там обычно в этих случаях говорят: «Не уходи!»? Скажет? Не скажет? Нет. Распадаются руки.

Два факела-близнеца, приближенных ночью, провожают до форта.

* * *

У соседей ЧП. Расстреляна группа дозора. Четверо. Двое с контрольными выстрелами. Судя по повреждениям автомашины, били из двух или трёх огневых точек.

До вечера «по тревоге» утюжим окрестности. Никого, кроме нескольких чабанов. Да и те притворяются, что не знают по-русски.

Небо Аустерлица?.. Лика вчера вспоминала… Я тоже вспомнил. Только над нами оно другое - песчаное, тихое. Бог?.. Если он есть, конечно… Кажется, в жёлтой светящейся взвеси этого неба не выжить. Даже ему.

- Командир, скоро стемнеет, - водитель показывает на счётчик. - Соляра у нас на исходе! На базу пора. Или самих нас тут грохнут.

Киваю: «На базу».

В форте до странного тихо. Без обычного гогота и матерного гула из кубриков. Значит, скорей всего, по-тихому пьют. Поминают погибших.

Прохожу к себе и, не зажигая света, упираюсь глазами в завешенное газетой окно. Ударили в рельсу. К ужину.

Что-то совсем не хочется есть. Выбираюсь на территорию и, не спеша, обхожу периметр укреплений.

- Господи, отец небесный, упокой их души… Господи, не оставь…

Вздрагиваю, отступая на пару шагов. Фу-ты! Радист. Приданная сила из Питера. Чувствую перегар.

 - Пьян, Беленчук?

 - Не, командир, пиво только.

 - Заколебал ты со своим пивом! Завтра же в штаб, а там пусть с тобой решают!

- Ребята погибли! За что?! - срывается на фальцет.

- Это война.

- Завтра - что хочешь, командир! Хоть режь, хоть стреляй! Но дай одному… сейчас одному побыть дай!

 Отхожу, унимая нарастающее в груди клокотанье. Обострять глупо.

* * *

Ночь. Перелётные птицы кружат над фортом. Крылья взрезают воздух. Крики их то тише, то громче.

Время проверки нарядов. Выхожу на бугристый, выложенный кирпичом плац и замираю, закинув голову.

- Опять гуси-лебеди, - преувеличенно бодро кричит постовой с вышки. - Вторую уж ночь опускаются к нам. На прожекторный свет, наверное.

Поднимаюсь наверх и вглядываюсь в неясные белые миражи. Гуси - не гуси? Не различить. Веером рассыпаю автоматную очередь.

- Есть! - кричит постовой.

Тяжёлый удар о землю. В кубриках передёргивание затворов и сонное переругивание.

- Ложная тревога! Всем отдыхать!

Зачем я стрелял? Какая необходимость?

Спускаюсь вниз. Кто-то из наряда тянет птицу на свет. Венценосный журавль. Огромные крылья. Собравшись с последними силами, клюёт меня в руку.

* * *

Лика. Полузакрытые глаза. Волосы распущены.

- Нет водки. Водки нет, - шепчет.

- Лика, я журавля убил.

- Зачем?

- И сам не пойму зачем. Он, знаешь ли, очень красивый. И крылья такие большие… Совсем как у альбатроса.«Временами хандра заедает матросов…» - это у Бодлера...

- Матросы - твои автоматчики? Ради бога, не трогай литературу. Лучше скажи - здесь, у меня, ты поэтому?

- Да.

- Нет водки, прости.

Собрала заколкой волосы и вдруг оживилась:

- Но раз уж напиться всё равно мы не сможем, то расскажи мне хоть что-нибудь о себе. Ты женат?

- Какое сейчас и, тем более, здесь это имеет значение?

- Большое. Очень большое!

- Не думаю… Ведь брак - это та же условность. Игра. Как-то, студентом ещё, провожал одну даму. Из ресторана. Только что познакомились. Идём, болтаем, а у меня одно в голове: как бы в общагу её затащить. Дама роскошная - в норковой шубе. А тут, понимаешь, в общагу, с клопами и пьяными разборками в коридорах. Вдруг слышу, догоняет нас кто-то и издали что-то кричит. Остановились. Я и понять ничего не успел, но чувствую - губы вдребезги. Ну и, конечно, в ответ ему зарядил. И, видно, удачно - смотрю, на асфальте лежит. И всё же потряс он меня. Сознание фрагментами - фары, слепящие справа и слева, и дама моя посредине дороги руками размахивает, такси тормозит. На заднем сидении, платочком стирая мне кровь, говорит: «А кто это, знаешь?». «И кто же?» - глотаю солоноватый комок. «Муж мой», - и гордость в глазах.

В общагу мы тогда не попали, слонялись по городу, сидели в гостях у её подруги, такой же ухоженно-нежной - в махровом халатике...

Потом как-то встретил её. С мужем, под ручку. Узнала, конечно. Глаза отвела, а сама улыбается.

- К чему эта притча?

- Так… просто. О браке.

- О браке, о драке, - смеётся. - А завтра весна. Ты чувствуешь - завтра весна!

* * *

Жёлтое солнце и ветер. Март.

Прихватив ружьишко, - автомат с перетянутыми изолентой снаряжёнными магазинами перекинут за спину - спешу на озёра. Птицы на них и зимой хватало, теперь-то и вовсе полно. Пора перелёта.

Подкрадываюсь долго, почти ползком. Колючий кустарник карябает руки. Грязный болотный пух облепляет одежду, лезет в глаза и в рот, колет в носу. Ох, не сдержусь же!

- А-чхи! - чих мой лучше всякого выстрела поднимает на воздух утиное братство. Вот так подкрался! С досады палю дуплетом в уходящую, свистящую крыльями стаю. Да уж куда там!

Продуваю стволы. Заряжаюсь. Левый - «нулями» на зайца, правый - картечью. Волки и лисы тут тоже не редкость.

Буруны непредсказуемы. Это на севере лес как лес. Вошёл - и с концами, как в море. Здесь по-другому… Но что это? Что?.. Неужели копытная дробь? Всадники? Сколько их? Падаю и вжимаюсь в землю. Топот отчётливый, гулкий. Почти на меня.

Между всхолмлениями вижу человека на лошади. Интересно, заметил он меня или нет? Медленно упираю приклад в плечо. Жду. Скоро появится в следующем просвете.

Здесь уже можно его разглядеть. Вот голова вырастает… Шапка из кожи мехом вовнутрь. Вот уж и плечи... Выцеливаю. Секунда - и будет поздно! Спускаю курок. Всадник, взмахнув, как тряпичная кукла, руками, опрокидывается назад.

Лишь бы нога не застряла в стремени. Лошадь в этом случае протащит его неизвестно куда.

Так… успокоиться и подождать… Вдох. Выдох. В горле пульсации крови. Кажется мне или нет, что лошадь уходит? Топот копыт удаляется. Да, удаляется точно. Значит, он всё-таки был один? Уф-ф… Хочется закричать почему-то.

С дрожью в коленях ползу. Вновь заряжаюсь. Что это хлопает меня по спине? Что так мешает?.. Вот же дурак! Вот из чего надо было стрелять. Автомат! Господи, совсем про него забыл! Поднимаюсь в рост.

Вроде бы здесь. Или немного дальше?

Вот же он. В задранной куртке защитного цвета. Рука одна выброшена вперёд, вторая под животом. След по траве. Полз? Вероятно. Но… может быть, жив ещё? Жду. В спину стволами. Не дышит.

Переворачиваю тело. От прикосновений к тёплой одежде мутит. На поясе в ножнах нож. Горбоносое, заросшее рыжей бородкой лицо. Примерно мой сверстник. Под глазом, слегка приоткрытым, тёмная точка. Такая же, с тонким кровоподтёком - на шее.

* * *

В форте: «Старший наряда, ко мне!».

Через минуту слушаю обстановку:

- Без происшествий… на связь регулярно… отдыхающая смена после бани просит... из своих же запасов…

- Ладно. Сегодня можно.

Бог даст - не напьются.

- Ещё у меня вопрос… по поводу усиления поста…

Обрываю:

- Вопросы потом. Всё порешаем.

Сунув под бушлат штыковую лопатку, спешу в буруны. До места километра четыре. Успеть бы - пока не стемнело.

* * *

Оружие у южан в «схронах». Пастух у такого схрона уже не пастух, а вольный стрелок.

Куда он скакал? Зачем? Кто ты, рыжебородый?

* * *

Штаб в ожидании инспекции.

«Генерал Горлодав!» - из кабинета в кабинет снуют офицеры. «Гор-ло-дав! Гор-ло-дав!» - у бака с объедками полаивают собаки. «Гор-р-лодав!» - с голых тополей откликаются им грачи.

На совещании даже женские лица встречаются - цивилизация.

- Развелось генералов! Мёдом им тут намазано, что ли?  - командир сводного отряда Балдасов не скрывает мрачности. - По линии постов… сказал, что никого не пропустит… Сон и всякие там выезды отменяю! Сидеть на местах и ждать, - длинные пальцы его колотят об стол. - Особенно «пятёрки» и «тройки» касается, вечно у вас там спят или сопли жуют.

«Пятёрка» и «тройка» - наши соседи.

На «тройке» командир совсем мальчишка. Вид у него  - лопоухого второгодника. Если из его русского устного убрать нецензурную брань, «великий и могучий» сожмётся до уровня междометий. К тому же он заикается и подчинённых своих иначе как «мои ху-хун-венбины» не называет.

Командир «пятёрки», Петрович, полная ему противоположность. Во-первых, он стар свыше всяких пределов, а во-вторых, выражается крайне редко. Недавно его наряд остановил мотоциклиста-южанина. Документы оказались в порядке, а на вопрос: «Что у вас в люльке?» - тот не спеша достал из неё АК и полоснул проверяющих очередью. По счастью, не на смерть. Петрович с тех пор в опале.

- …поэтому не знаешь, какой сержант тебя уволит, - завершает совещание Балдасов.

* * *

Генерал Горлодав действительно решил прокатиться по всей так называемой заградительной линии. Моя задача  - сопроводить его от подконтрольной нам промежуточной вышки до следующего поста.

Вот и колонна. Отделение охраны выпрыгивает почти на ходу и рассредоточивается. Красно-вишнёвый джип генерала в контрасте с пропылёнными уазиками колонны кажется мне каким-то причудливым ёлочным украшением.

Генерал невысок, но широкой кости, с лицом угрюмо-бульдожьим.

- Как служба, сынок? - спрашивает неожиданно добродушно.

Рапортую. Как и положено, «ем глазами». Вид у меня, в соответствии с бессмертным петровским указом - «лихой и придурковатый».

- Ну-ну, - усмехается Горлодав, протягивая руку. Ладонь у него горячая, пухлая, но не вялая (к людям с вялым рукопожатием у меня необъяснимая антипатия) - На вышке почему никого не вижу?

- Опасно, товарищ генерал. Качается. Как ветер - особенно сильно.

Вышка - чугунная труба со скобами-ступенями изнутри и дощатым «гнездом» наверху. В непогоду она раскачивается так, что постовому, несущему на ней службу, думать о чём-либо, кроме своей безопасности, едва ли возможно.

- А я ведь предупреждал - смотрящего - наверх! - из-за спины генерала выныривает майор-штабист.

- Показуха это, товарищ генерал. Вышку менять или ремонтировать надо. Болтов в основании - где нет, где проржавели насквозь, - выступает вперёд Балдасов. За спиной генерала он скрытно показывает мне кулак. И штабисту.  - Сейчас ветерок небольшой, но если хотите, товарищ майор, то можете сами попробовать.

- А что? Вот и научу вас службу тащить! - штабист исчезает в трубе, но тут же выныривает обратно. - Грязно там, товарищ генерал. Минируют негодяи! - елозит подошвой о землю.

- Ты что же это, Балдасов, гвардию мою под откос? - Горлодав взрывается смехом, - Ох, ох-х… ох! Прямо комедия какая-то получилось. Однако пора. Разборы полётов потом. По машинам!

Отделение охраны с приставленными к плечам автоматами окружает джип.

- Служи, командир,- суровеет генерал. - А с вышками мы разберёмся.

* * *

Разборы полётов. Командир «пятёрки», Петрович, уволен («Да вы охренели! Проспать генерала!»). Балдасову - выговор, ну и так далее.

* * *

- Лика.

- Что? Ну, говори, наконец!

- Я скоро уеду.

- Скоро - когда?

- Несколько дней… Как в песне какой-то… не помню уже, какой…

- Мне… плакать?

- А сможешь?

- Смогу. Вот только уедешь - и сразу попробую!

- Знаешь, сегодня мне хочется верить: где-то, когда-то ты будешь рядом.

- Не думаю… - отводит глаза, - не думаю, чтобы я тебя удержала. В каких-то двухстах километрах отсюда люди не знают войны. А мы… ведь ты это тоже чувствуешь!.. в том мире мы станем чужими.

- А здесь?

- Здесь? Лучше не спрашивай… и правда сейчас разрыдаюсь, - смеётся.

- А ты? Как же ты?

- Не важно. Сейчас мне с тобой хорошо. И, может быть, слишком уж хорошо. А завтра?.. Какая разница? И ехать куда мне? В разбитый город? Да и не на что, кстати, ехать.

- А если бы было на что?

- Отстань. К чему эти глупые мысли. У нас с тобой впереди ещё целый вечер. Лучше покрепче меня обними. Когда ты вот так меня обнимаешь, я забываю, где я. Я многое забываю с тобой.

* * *

Ночью подошли бензовозы. Огромная колонна застыла внизу у шлагбаума. За мою смену - третья. Первые две к всеобщему неудовольствию я завернул. Наверное, не надо было. Ведь всё равно же просочились они через «тройку» или через «пятёрку».

Южане, кстати, парламентёры отменные. «Без мыла…», как говорится. Вот и эти - двое из ларца - кто кого «переулыбит». Южная фальшь.

Молчанье форта обманчиво. На самом же деле все, включая радиста и поваров, на огневых точках. Ждут. Что ж, игра так игра. Сегодня сыграем по-крупному.

Ставка! - карандашная дрожь на бумаге.

- Мало!

Переглянувшись, накидывают ещё. Удваиваю.

- Вай-вай, зарэзал, совсем без ножа, слюшай…

Но ведь ведутся же, черти! Глазки забегали. Купюры у них почему-то в рулонах. Тяжёлые. Первый. Второй. В обе ладони.

- Можно! - даю отмашку.

Взлетает шлагбаум.


* * *

Часть «выигрыша» отдаю старшине. От веса купюр он весь поджимается, как будто вот-вот - вприсядку пойдёт:

- Ого!

Ему предстоит разделить в равнозначных долях на всех. За риск командир берёт половину. Так принято. Я в этот раз взял больше. Сколько? Порядком. Бензин недёшев.

Утренний развод. Построение. Бодрые шуточки. Смех - верный признак того, что прошло-прокатило. Значит, претензий по дележу нет.

- Р-равняйсь! Сми-ирно! Нарядам приказываю заступить…

Скоро домой, и голос мой свеж.

* * *

- Когда?

- Завтра.

- А задержаться? - отводит глаза.

- Ты же знаешь… - чувствую, как трудно, до невозможности трудно найти слова. - Лика, я, наверно, не должен тебе этого говорить… но носить в себе ещё тяжелее… я человека убил.

- Это не птицу тогда?..

- Да… А, впрочем, зачем я опять вру. Птицу тоже… Лика, вот деньги. На простое жильё… не в столицах, конечно… немного добавишь - хватит. Только не оставайся здесь.

- Бензовозы?

- Не важно. Лучше не спрашивай.

- Спасибо. Знаешь, а я возьму. Пусть не уеду. Деньги - это ведь фантом реальности. А тут… тут получается очень много. Ты прямо Крёз в погонах. Жалеть не станешь?

- Не знаю… возможно.

- А что, если рядом с тобой? В твоём городке…

- Не надо.

- Шучу, командир. Испугался? Ты правда - убил?!

- …

- Жалко, что я не кошка. Тогда бы ты точно забрал меня,  - игриво мурчит и укладывает голову на колени. - Я выпить хочу. Ты хочешь?

- Да. Но у меня неразбавленный.

- Буду. Так даже лучше.

- Спиритус вини. За что?

- Глупый. Конечно, за нас.

* * *

Отъезжали под вечер, почти по тёмному.

Я обернулся. Вспыхнувший прожекторами периметра форт вновь показался мне космическим кораблём пришельцев.

На стыке лесополос бесцветно мелькнуло Мречетово.

 

Перепечатка материалов размещенных на Southstar.Ru запрещена.