Поздно вечером злющая до невозможности Зойка, накинув на голову платок, вышла из дома.

- Вот гад, ну гад, пьянь, паразит, петух общипанный! - ругалась она, вышагивая по темной улице к дому подруги Люськи. - Попадись ты мне, я тебе устрою сладкую жизнь, я тебе так устрою, что век помнить будешь! Ты у меня попрыгаешь, пьянчуга подзаборная!

- С кем это ты разговариваешь? - раздался из темноты Люськин голос. - Сама с собой, что ли?

- С собой, с собой, с кем еще, - остановилась Зойка. - Моего у тебя нет?

- Так и моего еще не было...

- Я так и знала. Сердцем чувствую: опять пьют где-то, алкаши недоделанные! Ну, погоди у меня, придешь ты домой, - погрозила кулаком в темноту Зойка.

- Что делать будем, а? Может, к Дездемоне сходим? - предложила Люська.

- А что толку, вряд ли они там пьют, Дездемона давно б уже выгнала. Где-нибудь за деревней соображают, - махнула рукой Зойка. - Ладно, никуда не денется, приползет...

Проснувшись утром и не найдя в доме мужа, Зойка обошла весь двор, заглянула в сарай и на сеновал. «Паразита» нигде не было. Наскоро управившись со скотиной, Зойка поспешила к подружке.

- Семен ночевал? - с порога крикнула она.

- Нет, а твой? - вышла из кухни Люська.

- И моего нет, - плюхнулась на стул Зойка.

- Может, случилось что?

- Да что с ними могло случиться, с алкашами! Перепились и спят где-нибудь, - скривила толстые губы Зойка.

- Не знаю, не знаю, Зой, - покачала головой подруга. - Мой-то никогда на ночь не загуливал, даже в дрезину пьяный, и то домой приползал.

- Приползал, говоришь? - призадумалась Зойка. - Ну, пошли тогда до Дездемоны, у ее мужика спросим.

Дверь им открыла сама Дездемона, длинная, худющая, с растрепанными волосами непонятного цвета.

- Верка, своего позови.

- Нет его, - зевнула в ответ хозяйка.

- А где он?

- А черт его знает, - недобро блеснула глазами Дездемона. - У шалавы какой-нибудь ошивается. Пусть только явится, я ему всю морду искорябаю.

- Значит, тоже не ночевал, - констатировала Люська.

- Что значит - тоже? - подбоченилась Дездемона.

- А то и значит, что не у одной тебя мужик пропал. Наших тоже нет дома.

- А может, они вместе по бабам шляются? - предположила Дездемона.

- Дура, - налилась краской Люська, - у тебя только одни паскудства на уме.

- Сама дура, - огрызнулась Дездемона. - Им только дай волю, козлам блудливым, они тут же под чужую юбку залезут.

- Ладно вам лаяться, - одернула обоих Зойка, - идем в правление к преду.

И подруги, толстая Зойка и маленькая Люська, решительно зашагали к правлению. За ними, запахивая на ходу халат, поспешила Дездемона.

Рассказав председателю о пропаже, женщины вместе с ним отправились к заброшенным руинам барского дома, где накануне разбирали кирпич их мужья.

У развалин одиноко стоял трактор, в прицепе лежал аккуратно сложенный кирпич, и вокруг ни души.

- Куда же они могли подеваться? - недоуменно пожал плечами председатель.

- Я ж говорю, блудят где-то, - сказала Дездемона.

- Три человека - не один. Если б гуляли у кого, вся деревня знала б, - задумчиво покачал головой председатель.

- А может, они в другой деревне блудят?

- Слушай, Верка, может хватит, а? - раздраженно накинулась Люська на Дездемону. - Если твой по бабам шарится, это не значит, что и у других такие же.

- Вот что, девушки, - почесал затылок председатель, - в другую деревню они вряд ли подались - трактор-то здесь стоит. Походите-ка вы лучше по нашему поселку, может, у кого в садочке опохмеляются. Ну, а если к вечеру не объявятся, тогда ко мне, будем искать всем миром. Но, вообще-то, пьют они где-нибудь втихую.

Вечером в конторе у председателя Зойка нервно докладывала:

- Всю деревню несколько раз обошли, нет их нигде, как сквозь землю провалились.

- Вы в Осиновку позвоните или в Волково, - встряла в разговор неугомонная Дездемона, - там они развратничают, чует мое сердце, больше негде.

- Попробую, - снял телефонную трубку председатель.

Но ни в Осиновке, ни в Волково о пропавших ничего не слышали.

Через час к правлению колхоза на мотоцикле подкатил участковый.

- Вот, Филимоныч, пропали у нас трое. Вчера у барского дома кирпич чистили и с работы не вернулись. И сегодня их никто не видел. Трактор у развалин стоит, инструмент валяется, а мужиков след простыл. Прямо наваждение какое-то, словно НЛО их забрало.

- Знаю я это НЛО, - затараторила Дездемона. - Ты, Филимоныч, к Нюрке сходи, у нее они, нюхом чую.

- Да что ты чушь все несешь, - накинулись на Дездемону подруги. - С тобой же к Нюрке ходили, нет там никого.

- Так она вам этих кобелей и покажет, раскатали губищи, - не сдавалась ревнивая баба.

- Верка, помолчи, - оборвал ее участковый. - А вы тоже успокойтесь, - прикрикнул он на загалдевших подруг. - Найду я вам пропажу, никуда ваши мужики не денутся. Не растворились же они, в самом деле. Наверняка пьют где-то, больше и думать нечего.

Но ни в этот вечер, ни на следующее утро мужики так и не объявились. Мало того, за ночь пропало еще четверо. Филимоныч в недоумении только руками разводил и пытался переорать наседавших на него баб.

- Ну не знаю я пока еще, где они находятся! В других деревнях их тоже нет, значит, здесь где-то схоронились.

- А может, неживые они уже, - запричитала вдруг Люська.

- Что ты ерунду городишь, - сорвал голос участковый. - Что значит - неживые?

- А то, - с новой силой заволновались бабы. - Может, маньяк у нас в деревне объявился, или басмачи в рабы мужиков уворовали, или на выкуп.

- Какой маньяк, какие басмачи? - вылупил глаза Филимоныч. - Общее помешательство у вас, что ли?

- Сам дурак. Аль телевизор не глядишь? Вот в Сирии сколько рабов находили, и денег мильоны требуют! - орали бабы, не давая участковому опомниться. - А ты тут штаны протираешь. У тебя из-под носа семерых уже утащили, а ты и глазом не моргнешь. Совсем нюх потерял.

- Да чё вы на Филимоныча набросились? - пожалела растерявшегося милиционера Верка. - Никакие это не басмачи, это волковские шалавы наших мужиков сманивают.

- Дездемона, ты уж прям сразу объяви, что в Осиновке и в Волково позавчера публичные дома открыли, а мы об этом до сих пор ничего не знали, - съязвил кто-то.

Вокруг раздался хохот.

- Ладно, смейтесь, - обиделась Верка, - а вот как еще кто пропадет, тогда вспомните мои слова, да поздно будет, опутают мужиков лахудры волковские.

Дездемона как в воду смотрела - к вечеру пропало еще девять человек.

- Звони в область, пусть собаку присылают, - наседали на участкового разъяренные бабы.

- Не смешите народ - собаку приглашать! Что тут, убийство какое произошло? Ни трупов, ни крови. Да меня пошлют куда подальше, и весь разговор.

- Тогда сам ищи, нюхай, а не стой тут, как истукан!

- А вы не орите, у меня от вашего ора уже мозги вздулись, того и гляди лопнут.

- Пусть лопают, один черт от них никакого проку.

- Все, бабы, шабаш! - рявкнул на толпу Филимоныч. - Я вам говорю: они точно где-то пьют, поэтому давайте искать их всем миром. Сегодня уже поздно, скоро темно, поэтому устроим в огородах засады. Им же нужно чем-то закусывать, думаю, к утру их вычислим. Если нет, тогда с утра каждую щель в округе проверим. Согласны?

- Чего уж теперь, - дружно закивали бабы, - назначай, кто куда.

- Дежурить будете по трое. Если кого увидите, шум не поднимайте, пусть запасутся, чем пожелают, а потом, когда обратно возвращаться станут, проследите за ними. Заметите, где прячутся, - и сразу ко мне. Мы их всей деревней брать будем. Все ясно?

- Давно бы так, - воспрянули духом бабы, расходясь по назначенным местам. - Уж мы их возьмем, так возьмем, только кости затрещат!..

Где-то только-только за полночь, сидя в засаде за кустами смородины в своем огороде, Зойка толкнула локтем Люську.

- Слышала? - указала она кивком головы в сторону забора.

- Что? - испуганно прошептала Люська.

- Штакетник треснул.

- Я счас проверю, - дернулась было с места Дездемона.

- Сидеть, спугнешь! - схватила ее за локоть Зойка. - Филимоныч приказал только вслед идти.

Бабы вновь затаились, напряженно всматриваясь в темноту. Минуты через две от забора отшатнулась чья-то тень. Кто-то порыскал по огороду минут пять и опять исчез за забором.

- Пора, - поднялась из-за кустов Зойка.

Замирая от страха, бабы осторожно двинулись за ночным пришельцем. По земле стелился туман, небо заволокло тучами, и только редкие звезды, выглядывая из-за них, давали возможность преследовательницам различать впереди смутную фигуру.

Тень выделывала замысловатые петли, плыла в дымке в сторону барских развалин.

Люська, Зойка и Верка, дрожа в предчувствии чего-то ужасного, старались не отставать от «привидения».

- Зойка, видала? - вдруг затыкала пальцем вперед Дездемона. - Испарилось оно, нет его нигде.

- Ой-ё-ёй, - закрестилась в ужасе Люська, - это мертвяк, бабоньки, заманивает!

- А-а-а! - заголосила Верка и первая кинулась прочь.

За ней рванули и остальные. Не разбирая дороги, спотыкаясь и падая, бабы с дикими подвываниями влетели в деревню. Найдя Филимоныча у правления, они, перебивая друг друга, принялись взахлеб рассказывать о случившемся.

- Мертвяк это был, - заикаясь, всхлипывала Люська. - Мертвяк самый натуральный, я сразу обратила внимание! Над землей парил, ноги болтались из стороны в сторону, а как до развалин долетел, тут же пропал, сквозь землю провалился.

- Старый барин это, - выпучив глаза, показывала параметры привидения Дездемона. - Мне еще бабка рассказывала: ходит по ночам, невесту себе ищет. Найдет красивую и за собой в могилу утаскивает.

- Ага, точно, - раздался чей-то насмешливый голос. - За Дездемоной мертвяк приходил. Красивше ее в нашей деревне сегодня не сыскать никого.

Кругом грянул громкий смех сбежавшихся на крики баб, и в сторону Верки понеслись подковырки.

- Что ж ты, Верка, за ним не бросилась? Глядишь бы, уж сидела б сейчас во дворце подземном и купалась в золоте и бриллиантах. Иль Зойка с Люськой не пустили?

- Дуры, я ить серьезно говорю, - не на шутку разошлась Дездемона. - Барин это мертвый, вот вам крест.

- Ага, барин встал из гроба и прямиком до Верки, невесты неписаной! А она его не поняла, счастье свое под землю упустила.

- Ну всё, хватит, - прикрикнул на баб Филимоныч. - С барином все ясно. Вы мне лучше скажите: место, где это привидение исчезло, вы запомнили?

- Да вроде, - неуверенно затопталась на месте Зойка.

- Тогда пошли, - скомандовал участковый и решительно зашагал на длинных ногах в сторону барской усадьбы. Не услышав за собой шагов, Филимоныч оглянулся назад.  - Вы чего?  - удивленно спросил он у стоявших как вкопанных женщин.

- Ночью?! - ахнула Дездемона. - Я не камикадзе какая-нибудь добровольно отправляться на съеденье к вурдалаку.

- Какому вурдалаку, какому вурдалаку? - топнул сапогом обозленный Филимоныч. - Ты чего, белены объелась или наркотик какой проглотила?

- Ничего она не глотала, - вступилась за Верку Зойка. - Откуда нам знать, кто там шастает!  Может, там бандюги какие, бандеровцы?

- Кто-кто? - аж присел пораженный Филимоныч.

- Бандеровцы, - неуверенно повторила Зойка.

- Тьфу ты, черт! - сплюнул от досады участковый. - Точно сдурели. Какие еще бандеровцы, их уж полвека как нет!

- Как нету, если на Украине аж целое войско.

- Так то ж на Украине, а не у нас в деревне. С ума что ли сбрендила?

- А если нету, тогда кто это, а? - скрестила руки на пышной груди Зойка.

- Мужики это ваши, вот кто!

- Не, мужики наши ни с того ни с сего растворяться не станут, я по своему Степану знаю, - задумчиво произнесла Люська.

- Ну-ну, давай высказывай, кто же это, по-твоему? - раздраженно посмотрел на нее Филимоныч.

- Права Верка, как бы вы над ней не смеялись, барин это прежний, места себе не находит.

- Может, и точно барин? - засомневались вдруг бабы. - Ведь и нам раньше в детстве бабки рассказывали страшные истории про развалины.

Филимоныч, открыв от изумления рот, обводил всех обалдевшим взглядом.

- А может, и не барин, - неожиданно изменила свое мнение Люська. - Может, мертвяк какой кому в дом хотел прийти, кладбище-то рядом.

- Свят, свят, свят, - закрестились бабы, испуганно поглядывая друг на друга.

- У тебя что, крыша совсем поехала? Приди в себя! - заорал на Люську Филимоныч. - Может, санитаров из дурдома вызвать? - И тут же обратился к толпе: - Ладно, бабы, давайте по домам. Возьмите, если уж вам так страшно, вилы, топоры, фонарики - и вперед, барина искать.

- Я кол осиновый захвачу, - серьезно заявила Дездемона.

- Зачем? - не понял Филимоныч.

- В сердце вурдалаку вбивать.

- Бери хоть десять, - махнул рукой участковый.

...Через час вооруженные до зубов бабы во главе с Филимонычем подошли к заброшенной усадьбе.

- Кажись, где-то здесь, - неуверенно остановилась Зойка у кустов сирени.

- Тогда так, - громким шепотом распорядился Филимоныч, - разбиваемся на группы по пять человек и тихо, как мыши, обследуем каждый кустик, каждое деревце, каждую канавку вокруг. В случае чего - кричите, ясно?

- Ясно, - дружно закивали бабы и разбрелись в темноте.

Минут через десять ночную тишину прервал дикий вопль:

- А-а-а!

За ним прозвучал другой, потом третий, и через минуту вся округа вопила что есть мочи. Со всех сторон мимо участкового в сторону деревни пробегали бабы. Спотыкаясь, они падали в мокрую траву, тут же вскакивали и продолжали свой бег, крича дурными голосами.

У Филимоныча глаза полезли на лоб от изумления, и он, сам не зная, что и подумать, кинулся вслед за женщинами. Только у околицы все потихоньку остановились.

- Вы чего? - перевел сбившееся дыхание участковый, поправляя фуражку. - Случилось что?

- Заорал кто-то, - икнув, ответила Люська.

- И что?

- Страшно, - загалдели кругом бабы.

- Значит, кто-то один заорал, - стало доходить до Филимоныча, - и все - тоже, кто-то один побежал - и остальные тоже, так?

- А сам-то чего, лучше, что ли? - огрызнулись бабы.

- Кто первый закричал, признавайтесь! - не стал вступать в перебранку участковый.

- Ну я, - всхлипнула в толпе Дездемона.

- Почему, можно полюбопытствовать? - ехидно спросил участковый.

- Из-под земли голоса раздавались, - стучала зубами Верка.

- Свят, свят, свят, - в страхе закрестились бабы.

- А тебе не померещилось? - прищурил глаза Филимоныч.

- Н-нет.

- Понятно, - участковый задумчиво почесал затылок, сдвинув фуражку на густые брови.

- Что - понятно? - насторожились женщины.

- Под землей они.

- Кто «они»? - в испуге взвизгнули в толпе. - Мертвяки?

- Дуры, мужики ваши, вот кто! - в сердцах сплюнул Филимоныч, поражаясь бабской глупости. - Видать, нашли все ж погреба…

- Какие погреба? - с любопытством уставились на него бабы, отходя от испуга.

- А такие, - обвел всех победным взглядом участковый.  - Если вы помните сказки про барина, должны помнить и рассказы про винные погреба, что были в старину при этой усадьбе. Мне отец рассказывал, что в его молодости эти подвалы еще искали, а потом забросили, посчитав все это за выдумки. Но, видать, правдой оказалось, другого объяснения пропажи наших мужиков не нахожу. Видать, наткнулись случайно на погреба, ну и…

- Идем назад! - загалдели вокруг бабы. - Верка, показывай место, где голоса слышала. Это что ж такое, без нас дворянское вино хлестать!

- Не пойду, - уперлась Дездемона. - Давайте утром.

- Никакого утра. Сейчас, немедленно! - орали бабы, подталкивая Верку в спину. - До утра они, может, всё выпьют. Что ж, из-за твоей трусости нам без барского вина оставаться? Веди, а то поколотим.

Вернувшись к развалинам, Дездемона молча показала страшное место.

Тщательно обследовав небольшой участок усадьбы, бабы наткнулись на лаз под землю, прикрытый ржавым куском железа. Из-под него наружу прорывались приглушенные мужские голоса.

- Ну, вот вам и барин-вурдалак, и мертвяки, а бандеровцы, - усмехнулся Филимоныч, отодвигая в сторону ржавую крышку. - Я спущусь первым, оценю обстановку, а потом вас кликну.

- Ни черта, - оттолкнули его в сторону бабы. - Не надо нам никакой обстановки. Знаем мы тебя, счас будешь орать, что все конфискуешь именем закона. Мы чего, зря страхи такие терпели, ночь не спали, чтоб ты наше вино у нас отбирал? Отойди, Филимоныч!

- Постойте, - попытался прорваться к лазу «Анискин»,  - слово даю, что не буду ничего конфисковывать. Сами подумайте, мужиков надо подготовить, а то ведь вас увидят  - сразу скандал, мордобой. А я их припугну, постращаю, тогда и вы спуститесь.

- Не врешь? - подозрительно поглядывали на Филимоныча бабы.

- Да когда я врал? - оскорбился участковый.

- Перекрестись, - нахмурилась Зойка.

- Вот те крест! - простучал по груди Филимоныч.

- Лезь, - согласились бабы.

Минут через пятнадцать из лаза появилось раскрасневшееся, довольное лицо Филимоныча.

- Бабоньки, да там не склад, а клад самый настоящий!  - в восторге тряс початой бутылкой вина. - Ох и вина, ну и вина! На неделю пить не перепить!

- Где там наши голубочки? - радостно затараторили бабы, спускаясь в погреб. - Соскучились, небось, без нас?

- А то-о-о! - глухо ответило подземелье.

/Миротворец

Утром колхозники по старой привычке собрались у конторы. Бабы визгливо бранились между собой, мужики, покуривая «Приму», пересмеивались, обсуждая государственные новости да вчерашние свои похождения.

- Костыль, а чё ты здесь делаешь? Ты ж вчерась уехать грозился.

- Куды это? - забегал глазками щуплый рыжий мужичок.

- Как - куды, сербам помогать, забыл, что ли? - притворно удивлялись мужики.

- Не помню такого.

- Не помнит он!.. Вчера вечером полдеревни взбаламутил, ходил, кричал, что, мол, поеду браткам православным подсоблю с Клинтоном разобраться.

- Не может быть, - зарделся Костыль.

- Не может быть! - co смехом передразнили его. - А кто с себя одёжу срывал да в грудь колотил, мол, всех к едреной матери перестреляю, и Клинтона, и Коля, и Ельцина, а сербов в обиду не дам!

- Да брешете вы всё, - отмахнулся Костыль. - Я вчера рано домой пришел.

- Шур, - окликнул Костылеву половину Васек, - твой говорит, что намедни домой без проблем добрался.

- Убила бы гада ползучего! - раздалось в ответ с бабьей стороны. - Явился в одних трусах, еле на ногах держится да и орет: «Собирай меня, жена, в освободительную армию, повестку для меня из Кремля сегодня сообчили, что направляют меня на защиту Югославии! Закуски в мешок сложи, сальца там, лучку, огурчиков, хлебца и рублей сто на поездку дай. Еду я, жена, на войну, может, и не вернусь уж обратно, знать, судьба моя такая». Вот ведь какой Илья Муромец выискался!

Вокруг все грохнули хохотом.

- Ну а дальше? - подзуживали Шуру.

- А что дальше? Самой интересно стало, что дальше будет. Стою, молчу, а этот освободитель чокнутый распинается передо мной в одних трусах. Я, мол, не могу простить такой наглости импирилистам, отвечу на весь их наглеж со всей своей душевностью, я им покажу русскую славу своих предков, напомню, как братья-славяне их колотили, всё НАТО вздрогнет!.. Чего зенки свои вылупил? Вояка голозадый, пьянь несусветная! - под оглушительный смех набросилась на Костыля супружница

- Замолчи, змеюка! - взвился Костыль. - Будет брехать-то, вот погоди уже, дома поговорим.

- Нет уж, пусть все слушают, - отвернулась та от мужа.  - Ну вот, дальше - больше, расхрабрился совсем, кричит: «Баба, где мое оружие?» -  «Какое?» - спрашиваю. Промычал что-то невнятное, - видно, соображал, а потом и заявляет: топор, мол, возьму - буду в горах партизанить, и нож  - на разведку ходить. Спрашиваю, а как партизанить-то будешь? Отвечает: соберу по югославским деревням всех мужиков-колхозников, и уйдем, как Ковпак, в горы - эшелоны натовские подрывать и на их гарнизоны нападать, а там и наш десант с Лебедем подоспеет. Разгромим врага - и на Вашингтон, за Родину. Ну а дальше что? - интересуюсь. А дальше, заливает, Клинтона трибуналом судить будем, НАТО разгоним и Аляску назад себе заберем.

- Что ты брешешь, что брешешь! Совсем из ума выжила!  - побелел от злости Костыль.

Народ покачивался от безудержного смеха.

- Костыль, помолчи! Шур, продолжай, не бойся!

- Ну вот, значит, как войну закончим, говорит, вернемся с победой домой. Ты, значит, Шур, всех в деревне собери, столы накрой, самогону побольше навари, я речь толкать буду. Про что? - спрашиваю. Про войну и победу, про партизанов и трибунал, отвечает, про то, как дальше жить станем. Ну и как, спрашиваю, жить дальше после всего этого с тобой придется?

У баб кончились силы для смеха, у многих из глаз катились слезы.

- Шурка, богом заклинаю! - орал опозоренный Костыль.  - Что вы верите этой дуре, не видите, что глумится она надо мной?!

- Шурка, - давились слезами бабы, - про жизнь после победы расскажи, каково нам в ней будет!

- Ну вот, я, значит, мешок в дорогу ему готовлю, а он стоит посередь кухни в одних трусах, руками размахивает и будущее мне расписывает. Мы, говорит, и тут порядок наведем, когда возвернемся. Сразу, мол, как прилетим, десант на Кремль сбросим, всех заарестуем и разберемся, кто там у них в предателях числится, кто нашу страну импирилистам продавал. Всех, кричит, в лагеря, на Колыму, в пожизненное заключение на хлеб и воду, а потом новую жизнь зачнем строить.

- Заткнись, убью! - рванулся Костыль к супруге, но тут же был перехвачен мужиками. - Всё равно убью!

- Поди Клинтона убей, герой югославского народа! - огрызнулась Шурка. - Там тебя, поди, заждались, когда ты поезда под откос пускать начнешь.

- В горах! - грянули с новой силой мужики. - Давай, Шур, про счастливое будущее!

- Ну, я и говорю, запел, значит: Шур, колхозы восстановим, деньги вовремя платить начнем, всех чиновников в районе в дерьмочисты переведем, а нашу бухгалтерию - им в помощники. Зарплату положим для них рублей в десять, доллар отменим и всех спекулянтов землю пахать пошлем. А сами в ихние дворцы вселимся - и на Kипр, в море купаться, каждую неделю на выходные ездить будем.

- Ай да Костыль, ай да сукин сын! Небось дворец-то Березовского себе присмотрел, не больше и не меньше, а?

- Да идите вы, - уже слабо отбивался незадачливый партизан. - Нашли кого слушать.

- Продолжай, Шурка, - задергали бабы не на шутку разгорячившуюся жену героя.

- А чего продолжать, заканчивать пора! Я к этому времени мешок с продуктами ему собрала, протягиваю и говорю так жалостливо: «Вот, Ваня, харчи тебе на дорогу, паспорт там в тряпочку завернут. Всё, Ваня, иди отсюда и без победы не возвращайся. Я тебя ждать буду».

- Ну, а он что? - застонали бабы.

- А что? Уставился на меня, как баран, да как заорет: ты куда это, мол, меня гонишь? Я ему втолковываю: как  - куда, в горы к сербам - эшелоны подрывать, сам же собирался. Да?.. - удивляется. Забыл, видать, начало разговора. Так, может, спрашивает, это до завтра отложить? Нет, отвечаю, раз собрался, иди. Да куда я на ночь глядя, кричит, и без одежды? Одежду, говорю, тебе в Югославии дадут, ты, мол, домой уже без одежды пришел, а ночью, продолжаю, добираться сподручней - никто тебя не заметит, когда через границы переходить станешь, да и сам говоришь: партизанить собрался, а партизаны только по ночам и орудуют.

- Врет! - забился в бессильной ярости Костыль.

- Не вру, вот те крест, - перекрестилась Шурка. - Заныл, значит, как я, мол, без денег, дай хоть сотню. Не, говорю, русские деньги тебе там ни к чему, а долларов у меня отродясь не бывало. Ступай, говорю, Ваня, время не терпит, а то как не успеешь к сроку в горы прийти, до рассвета не управишься, импирилисты перехватят, они ведь тоже не дураки, на разведку ходят, - закончила Шура.

- Не томи, рассказывай дальше, - загалдели вокруг.

- А всё.

- Как - всё?

- А так. Я ведь другой рукой уже скалку над головой занесла, он-то понял, что не шучу, и шмыгнул за двери. Я - дверь на крючок и спать. Вот сейчас только и встретились.

- Где ж ты, Костыль, был всю ночь? - повернулись к рыжему мужику сельчане. - К границе разведку делал, что ли?

- На сеновале спал, - уныло прохрипел Костыль. - Проснулся - ничего не помню, слез с сеновала, смотрю - одежда на заборе висит.

- Это я тебе вчера ее туда повесил, - засмеялся Васек, - когда ты ее по дороге разбрасывал.

- Не помню я ничего.

- Цирк с тобой, да и только, - похлопывая Костыля по плечам, успокаивались мужики. - То ты армян рвешься от землетрясения спасать, как напьешься, то Белый дом защищать, то в Чечню воевать, а теперь вот в Югославию собрался. Клоун ты, Костыль.

- Так ведь душа у меня не на месте, - защищался сердобольный мужичок. - Как выпью, так всю эту несправедливость готов одним моментом изничтожить, а то ведь жить невозможно.