В апреле тысяча девятьсот пятидесятого года крымское село встречало переселенцев из Чувашии. Машины остановились у конторы колхоза. Первой из кузова спустилась стройная, ладная женщина лет сорока. Сняла платок с головы, вытерла им пот со лба, улыбнулась и спросила:

- Водицы испить кто-нибудь подаст?

Молодая учетчица вынесла графин с водой. Неспеша, смакуя, прикрыв глаза, переселенка утолила жажду, промакнула губы платком, отдала графин.

- Меня Нюрой Сычовой кличут.

Шум, гам, матерки, смешки, плач детей, лай собак. Наконец расселили тринадцать семей в домики ранее депортированных греков, болгар, татар. Почти всем чувашским выделили жилье на одной длинной улице. Нюре с тремя детьми достался домик из двух комнат, без полов и печки. Погода хоть и стояла теплая, но дом за зиму охолонул, отсырел. Нюра, обойдя подворье, насобирала веток под старым абрикосом, нашла несколько кустов перекати-поле, каких-то полусгнивших тряпок и разожгла костер. Нагрела воды в ведре, чтобы с дороги помыться. Соседка принесла в мешке дрова.

- Ну, давай знакомиться. Я Маша, тоже переселенка, в сорок четвертом нас из Ростовской области привезли. Детей есть чем покормить?

- Крупа есть, кашу сварю. Вот в избе холодновато.

- Сейчас тебе соломы принесу, полы ею застелешь.

...На следующий день у конторы накрыли столы и организовали официальную встречу для прибывших. Председатель произнес речь, сказал, что на обустройство дает неделю. Выпили по стопочке, закусили картошечкой, квашеной капусткой, салом и пирожками с фасолью. Зазвучали задушевные звонкие песни ростовских и веселые частушки под гармошку - чувашских, мелодичные жалостливые - украинских и "Касив Ясь канюшину" белорусских переселенцев.

С председателем колхоза повезло.

Мужик требовательный, справедливый. Сам работал с рассвета и допоздна и от людей ждал того же.

Нюру определили в табаководческую бригаду.

Со временем научилась Нюра из семян выращивать рассаду в парниках, высаживать в поле, обламывать листья табака ранним утром, нанизывать их на шнуры, сушить в богунах, папушевать и тюковать.

Земляной пол в домике сперва толем застелили, через пару лет уже деревянный был. Печку мастер сложил аккуратненькую, с хорошей тягой. Нюра и на огороде порядок навела: мусор сгребла, пырей вырвала, земли из леса под грядки завезла. Помидоры, перец, огурчики раньше , чем у соседей, созревали. Картошку садила ранней весной, пока земля хранила влагу. Урожай радовал. Завистливые языки судачили, что Сычиха слово какое-то знает. Без мужика справляется и с коровой, и с кабанчиком. По воскресеньям работает, в церковь не ходит, даже на День Победы с утра на огороде.

- Нюрка, ты чего грешишь в праздник?

- Работать никогда не грех. Бездельничать, косточки перемывать - это грешно.

- Ты бы хоть в церковь сходила, мужика своего помянула.

- Я с Богом без посредников разговариваю.

Бывало, тоскливо, тяжко на душе станет, представит Нюра мужа своего, погибшего на войне, смахнет слезу, глянет на высокое синее небо, на плоды своего труда, зайдет в летнюю кухню, достанет из шкафчика графинчик с самогонкой, которую научилась гнать прозрачной, как слеза. Поставит на стол яйца, хлеб, помидоры. Кликнет соседку Машу - и помянут Василя, пусть спит спокойно под Кенигсбергом. Ничем Нюра его не опорочила. Старшие дети семьями обзавелись, отдельно живут. Младшенькая еще школьница. Все у Нюры путем. Пристроила к дому веранду, выкопала погреб - картошка, бурячок, морковочка, редька до весны там хранятся. Сажок для поросят, сарай для коровы, дровник - вот и кухня летняя. Не хуже других, может, даже лучше. Придет из бани вся распаренная, самовар поставит, чайку пару-тройку стаканов выпьет с одной "сосучей " конфетой и вздохнет благостно: "Как барыня".

Уважают Нюру односельчане. Отзывчивая, нос не задирает, без огласки поможет, чем сможет. А еще умеет ячмень заговаривать, соринку языком из глаза вынуть, пупочную грыжу у детей "загрызть", кровь остановить.

Были и те, кто вслед поговаривали: "Сычиха с нечистой силой якшается."

Особенно после случая на Чауде такие слухи поползли. Колхоз дружил с воинской частью, расположенной на мысе Чауда, что в восьмидесяти километрах от села. Командование разрешало на выделенных участках полигона сеять зерновые, косить траву. Взамен получали фрукты-овощи в солдатское меню, вино и чачу с колхозного винзавода для начальства. Вояки помогали убирать урожай, копали траншею под фундамент дома культуры. Дружба была взаимовыгодной.

Нюра нашла общий язык с руководством части, и ей позволили заготавливать сено для своей коровы на территории полигона, не заходя за ограждение. На майские праздники с попутной машиной Нюра и хромой дядя Федя приехали на Чауду. Капитан встретил у шлагбаума, показал, где расположиться, бойко провел небольшую экскурсию. Рассказал, на какой широте находится мыс, сколько метров над уровнем моря, о старом маяке, о русалках, иногда выплывающих из морской пучины. Привел к ставочку с пресной водой. Дядя Федя отстал, не поспевая за быстрым шагом капитана. Нюра увидела ползущего ужа и остановилась.

- Да, самое главное забыл сказать: здесь водятся не только ужи, но и полозы, медянки. Они не опасны, а вот гадюка степная - ядовитая. Цвет кожи у нее серо-бурый, на спине зигзагами рисунок. Брюхо светлое. Самки крупнее самцов. Будет страшно, приходи ко мне на КПП, защищу и обогрею, - и он игриво прижал Нюру к себе.

- Спасибо, капитан, я не из пугливых. И защитник у меня есть,- показала на Федю.

- Этот дед хоть бы себя защитил.

Солнце садилось, степь пахла травой. На полигоне рос житняк, тонконог, пырей, мятлик, ближе к дороге красовался дикий горошек. Пока земля влажная, травы торопятся расти, тянутся к солнцу. Уже через месяц-полтора горячий ветер и палящее солнце превратят степь в пустыню.

Дядя Федя поставил старенькую палатку, Нюра собрала ужин: картошка в мундирах, яйца вкрутую, огурцы квашеные, чай из термоса. Так при звездах и покушали.

Чуть свет сбегала Нюра к ставочку, быстро ополоснулась и принялась за работу, спасибо отцу, что еще в девках научил ее косу держать. Подковылял и Федя.

Хорошо потрудились, с азартом, душа радуется при виде ровных валков. Солнце припекает, пот глаза щиплет, значит, до вечера перерыв.

Оставив своего помощника возиться с керогазом, Нюра пошла набрать воды. Встревоженные, из-под ног выпрыгивали кузнечики, разлетались мотыльки. Пахло полынью. Засмотрелась на море, блестевшее под лучами солнца. Надо бы разведать берег, окунуться - хоть вода еще и холодная, зато не на виду у солдат. Нюра зачерпнула ведром и остолбенела. Из ставочка торчали змеиные головы. Не двигаясь, осмотрелась: вокруг стеблей камыша обвились толстые гадюки или другие змеи, некогда было определять. Стараясь не выказать свой испуг, Нюра медленно отошла от скопища ползучих гадов.

Во время обеда появился капитан. Поздоровался, проверил колышки палатки.

- Смелая ты, Нюра, баба. Я в бинокль наблюдал, как ты с гадюками встретилась. В жару это их любимое место. Ждал, что ко мне прибежишь.

- Мы сюда работать приехали, а не бегать. Покажи-ка ты нам, мил человек, короткую тропинку к морю.

Дядя Федя лег покемарить, а Нюра отправилась на разведку, внимательно глядя под ноги. Спуск пологий, кое-где растут невысокие деревья серебристого лоха. Берег песчаный. Вот оно, море! Аж сердце зашлось от такой красоты, мощи и простора! "Не дано мне словами передать, что в душе творится,- думала Нюра. - Завтра приведу сюда Федора, пусть ноги свои израненные в морской водичке подержит, глядишь, не так ныть будут".

Стоит Нюра, слушает шепот волны и песка, любуется игрой солнца на морской глади. Вдруг в бухточку заплыл дельфин, догоняя юркую рыбину. Следом второй появился. Шмыгнув чуть ли не у самых ног Нюры, рыба ушла в море, уводя за собой красавцев дельфинов.

Сидела бы тут на песочке, забыв о всех делах непере-деланных, о судьбе своей нелегкой, любовалась бы чайками. Эх, понежилась, пора и честь знать.

Утро выдалось росистое, вмиг носки промокли. Солнце припекало, как летом. Скосили делянку, перевернули вчерашние валки - если так дело пойдет, вечером можно в копны сгребать. Главное, чтобы небо не расплакалось. Еще день-другой, а потом машину у председателя попросить сено перевезти, досушить и дома можно.

Только собрались обедать, капитан заявился.

- Вот хлеба свежего вам принес и котлет. Вечером рыбу принесу, если улов у моих удачным будет.

- Спасибо, капитан, добрый ты человек, - поблагодарил Федор.

- Ага, только Нюра не замечает.

- Да все я вижу, не слепая.

- Если видишь, выходи за меня замуж. Ты вдова - и я одинокий.

Дядя Федя, хитро прищурив глаза, посмотрел на Нюру. Она будто и не удивилась такому предложению.

- Знаешь, капитан, ты обходительный, красивый, но бабник. А для создания семьи муж-гулена - первостепенное препятствие.

- Не обижайся ты на Нюрку, найдешь еще себе пару, - попытался Федор сгладить ситуацию.

Уговорила Нюра дядю Федю спуститься к морю. Помочили ноги в соленой водичке, присели на покрывало. Недалеко от берега с лодки рыбачили двое солдатиков. Вблизи море цвета размытого бутылочного стекла, чем дальше смотришь, тем оно голубее, а у горизонта - синее. Тихо, даже чайки не галдят. Красотища! Справа - Феодосия, слева Керчь. Как-то тревожно стало Нюре: уж не дома ли что стряслось? Большое облако закрыло солнце. Вдали показалась темная полоса на синем фоне.

- Смотри, дядь Федь, стая дельфинов плывет. Я вчера тут видела двух.

Нюра всматривалась в море, темная полоса приближалась - но это были не дельфины. Тревога в душе у Нюры усиливалась. Резко поднялся ветер, погнал волну, заголосили чайки, с дерева вспорхнула большая птица.

- Нюрка, это, случаем, не подводная лодка? - спросил Федор, тяжело поднимаясь с покрывала.

- Нет, это что-то живое, извивается, - Нюра забежала в воду и стала кричать солдатам, чтобы они быстро плыли к берегу, показывая на приближающееся длинное пятно.

Один оглянулся и завыл. Ужас, паника, страх повисли в воздухе. Второй солдатик попытался завести мотор, но руки его не слушались.

Из воды показалась большая голова, похожая на змеиную, грива из  бурых и красных водорослей, панцирный хребет длиной метров пятнадцать-двадцать. Расстояние между чудищем и лодкой сокращалось. Солдат продолжал кричать, не отрывая взгляда от монстра.

- Заводи мотор! Слышишь, заводи мотор! - кричала  Нюра.

Ей казалось, еще мгновение, и морской гад перевернет лодку. От страха утонут пацаны или станут добычей чудища. Нюра по пояс зашла в воду, размахивая руками, привлекая к себе внимание. Монстр повернул голову и уставился своими бесцветными мутными рыбье-змеиными глазами на Нюру. Холодом обдало все ее тело, ноги сделались ватными - хотелось сесть, мысли словно слиплись одна с другой, сердце сжалось.

Затарахтел мотор. Змей перевел взгляд на лодку. Нюра выдохнула, потом пошевелила ногами, глубоко вдохнула солоноватый липкий воздух. "Нет, не время еще умирать. Младшенькую дочь выучить и замуж отдать надо, сено заготовить,- мыслила Нюра. - Ишь, змея пучеглазая, чего удумала, пообедать человечиной захотела, выкуси!" Теплая волна пошла по телу, в голове прояснилось. Теперь Нюра уставилась своими карими глазищами на чудище и что-то шептала, вытянув, как защиту, левую ладонь вперед. Змеиная голова погрузилась в воду, на поверхности развевалась грива. Резкий всплеск. Чудище поменяло траекторию. Раздался выстрел и шипение. Змей плавно погрузился в пучину.

Капитан схватил Нюру за руку и потащил к берегу. Солдатики  вглядывались в море, но чудище не появилось.

У Федора отказали ноги.

- Капитан, что это было? - спросил он сиплым голосом.

- Черт его знает. Впервые с таким встретился.

- Мальчикам водки надо, - Нюра посмотрела на капитана.

- И нам не помешает, - попытался улыбнуться Федор.

Ближе к вечеру бойцы, по приказу капитана, сложили сено в копны.

- Нюра, ты спасла моих солдат, давайте выпьем за твое здоровье.

- Хорошо пошла водочка, прямо жар в ногах разлился, - сказал Федор. - Не серчай на меня, Нюра, что не помог тебе в отпугивании злодея морского. Как увидел его, словно кол железный в меня воткнули, голос пропал. Эх, старость - не радость. Седьмой десяток разменял.

- Не переживай, дядь Федя, я сама испугалась. Спасибо капитану, вовремя подоспел. Как узнал-то, что мы в беде?

- Насторожил тревожный крик чаек, потом ястребы взмыли в небо, гнездится неподалеку от КПП парочка. Стон совы днем - вообще плохая примета. Глянул в бинокль, схватил ракетницу и вперед. Чертовщина какая-то!

- Ты же сам рассказывал, что русалки здесь водятся, - улыбнулась Нюра.

- Так это я красовался, цену себе набивал. Завтра выделю вам машину, бойцов, они погрузят сено и отвезут в село.

Выпили еще по одной. Разговор не завязывался.

Нюра долго не могла уснуть, вслушиваясь в шорохи, пение цикад, крики сов. Они нагоняли тоску, тягучую, обволакивающую.

Солнце всходило,  простирая свои лучи на спокойную гладь моря, на степь, умытую росой.

Нюра спустилась к берегу и увидела лежащего на песке дельфина.

Его брюхо было вырвано словно одним укусом шириной около метра. "Все-таки нашел себе жертву, гад морской", - подумала Нюра.

Капитан сдержал слово: солдатики доставили и помогли занести сено во двор.