Настоящее

Дождь пошёл некстати. Холодный питерский дождь всегда не вовремя и всегда досаден. А в этот момент особенно. Крупные капли разбивались о восковую кожу лица в мелкие брызги. Из закрытых глаз потекли струйки. Словно покойный заплакал, вопреки данности, что на собственных похоронах не плачут. Среди близких и знакомых, пытающихся сдержать слёзы шмыганьем влажных носов, глаза покойников всегда сухи, а бесцветные, тонкие губы сжаты. Слёзы дождя покатились струйками по впалым щекам, подбородку, воротничок форменной рубашки потемнел от влаги. Вдова, она, как и окружающие, ещё не привыкла к этому слову, и поэтому пока, жена покойного, встала с зонтом у изголовья. Попыталась платком вытереть мертвое лицо, однако и после платка течь из глазниц не прекратилась. Покойник однозначно плакал. Вдова, было сунула платок в карман, но батюшка непререкаемым тоном приказал: «Платок в гроб!».

Сцена прощанья под дождём и вдова с зонтом не вызвали сострадания лишь у «одного присутствующего». Он вспомнил духоту жаркого афганского лета, разведгруппу рейдового батальона, которую командиры ухитрились послать и забыть в скопище камней и духов. Камни на солнце раскалились так, что хоть прикуривай от них. Духи же добавляли жару, щедро поливая разведгруппу свинцом. Спасало, что стреляли не прицельно, а «куда Аллах пошлёт». Бойцы вжимались в горячие камни. Вода давно закончилась, патроны на исходе, а подмога на подходе. Командир разведгруппы Щегол смотрел в бездонное синее небо с полыхающим неукротимым жаром солнцем и мечтал о двух малосовместимых вещах - дождевых тучах и «вертушках». По всем расчётам, «вертушки» должны прибыть уже минут двадцать назад и забрать группу. Однако прилетела пара «Грачей» (штурмовики). Поупражнялась нурсами (неуправляемый реактивный снаряд) в адрес духов. У тех было чем ответить. В итоге разошлись с нулевым результатом. Если не считать передышки для разведгруппы. И вот, когда надежда на командование иссякла, вмешалось более высокое начальство. Небо внезапно заклубилось тучами, почернело и на разведгруппу рухнул ливень.

Старший лейтенант Щегол лежал на спине и широко открытым ртом ловил струи дождя. Как жаль, что нет каски. Тот самый случай, когда от неё могла быть польза. Но каски разведгруппе как самовар в пустыне. Пригодиться может, как и многое прочее, но в рейд берут лишь необходимое.  

Праздник непогоды портили молнии. В горах они ближе, ярче и громогласней. От близких разрядов металл автоматов «запел». Сафронов, студент-двоечник, попавший в армию после «хвоста» по физике, увидев засветившийся штык-нож, внезапно вспомнил физику. Из раздела «электричество». И сдавленно сообщил:

- Сейчас по нам шарахнет…

Не успел договорить, как шарахнуло. Грохот порвал уши, а зубы щелкнули. Но если слышишь грохот, то значит жив и молния промазала. Щегол крикнул, все ли целы. По цепочке сообщили, что пока вроде все. И тут же долбануло по новой.

Боец Перепятко подполз ближе к лейтенанту. Сообщил, что ужасно боится грозы с детства. Страх грозы для бойца по уставу не позорен, но Щегол приказал вернуться на место, сообщив солдату, что он не его мама и под кровать от грозы не спрячет. Сафронов выразил надежду, что молнии достанут и духов. Они засели выше и к небесным неприятностям ближе. Его поддержал суеверный Сурков, заявивший, что Бог должен шибануть молниями как раз по духам. Вечный оппонент Суркова Сафронов заспорил, что неизвестно на чьей стороне Бог. Духи-то по пять раз за день копчики задирают, а комсомольцам, в отличие от мужика из пословицы, и гроза не указ перекреститься. Дискуссия протекала в виде воплей среди шума струй и разрывов молний. Щегол не вмешивался. Пусть болтают. Хуже, когда боец цепенеет. А болтают, значит страх выходит адреналином. С такими воевать можно.

И тут ко всем неприятностям небо ударило картечью града. Градины величиной с орех неласково массажировали тело даже сквозь бушлат. Лейтенант Щегол понял, что природа, война и судьба сошлись сегодня в намерении доконать разведку окончательно.

Всё могло повернуться таким образом, что это лил последний дождь для лейтенанта Щегла. Но обошлось. Последний дождь пролился на полковника Щегла из холодного питерского неба спустя тридцать с лишним лет.

А тогда град так же внезапно, как зарядил, так и кончился. Тучи рассосались бесследно, словно их и не было вовсе. Солнце взялось жарить, навёрстывая упущенное, и камни задымились паром. Гимнастёрки обсохли. Жить можно! Если конечно, духи исчезли вместе с дождём...

...Один из присутствующих глянул во время сокращённой дождём панихиды в сторону. Невдалеке, в трёх десятках метров, стояла женщина.   На кладбище у каждого на двух квадратных метрах своё личное горе. Но что-то в этой женщине зацепило внимание. Взгляд её не упирался в могильный камень под ногами, а тянулся к гробу Щегла. Женщина-вамп с пучком гвоздик и горящими в мокром питерском дне ракитовым кустом волосами. Ошибиться было невозможно. «Всё-таки пришла…» -  решил этот статист чужой трагедии, затем перевёл взгляд на гроб с покойным, тот вел себя индифферентно, хотя естественнее для него было бы выскочить из гроба, и, запинаясь о могильные холмы, ограды, кресты броситься к этой женщине. Но Щегол не вскочил и никуда не побежал. В этот момент его как раз накрывали от дождя и жизни крышкой гроба, гремящей барабаном под струями небесной хляби.

Присутствующий ещё раз оглянулся, как никак это был самый главный момент сей жизненной драмы. Огненноволосой женщины на чужой могиле не наблюдалось. Подумалось: «Последнее время всё чаще случается видеть солдат и товарищей, которых давно нет. Они приходят с афганских перевалов, из сгоревших БТРов и «вертушек», унёсших их в небеса на пути в госпиталь. Они приходят чаще живых в твою жизнь. Вот и опять показалось… Но Элька не могла не прийти! Смерть человека не повод для смерти любви! Быт в этом вопросе пострашнее будет»...

Полковника Щегла закопали по всем канонам новой старой веры и военных традиций. Тут, как всегда полный бардак, когда хоронят офицера Советской армии, почившего в Российской. Поставили временный крест. Что высекут на траурном граните решат, наверное, потом. Полковник Щегол имел право на две звезды, разного количества лучей, крест и даже безымянную могилу. У него случилась весьма достойная жизнь и судьба. Но трое - один присутствующий, малозначимый в этой истории человек, женщина с огненными волосами и сам Щегол - знали: вся его жизнь была жизнь предателя.

Прошлое

 За десяток лет до собственных похорон подполковник Щегол оказался проездом в столице. Пересадка на нужный поезд затянулась промежутком в двенадцать часов. Жена предложила скоротать время в Третьяковке или Пушкинском музее. После суетливых московских улиц там тихо и покойно. Выбирая между русской живописью и западной, Щегол принял решение сходить в ресторан. Причём с пользой для дела. Порывшись в записной книжке, позвонил сослуживцу-афганцу. Бывший командир взвода добился малых успехов в бизнесе, но прославился как писатель. Слава эта правда не выходила за узкий круг афганцев, потому как народ уже давно занимался проблемами выживания, а не чтением книжек. Писатель-бизнесмен звонку сослуживца обрадовался, но идею с рестораном отверг с ходу. Там людно, шумно, а кабацкая музыка однозначно не в тему их общения. Узнав, где находится Щегол, сообщил, что тот дислоцируется в двадцати минутах пешего хода от квартиры командира их батальона Руслана Давлетова. По московским меркам, Щегол практически на месте, а он, то бишь писатель, подъедет к ним в течение часа.

Купив по пути две бутылки коньяка, лимоны и коробку конфет, Щегол позвонил в дверь своего бывшего командира. Долго не открывали, а затем дверь распахнулась рывком. Обычная манера Руслана делать всё резко и решительно. За дверью стоял Руслан. Черные кудри, такие же глаза. Ни единой морщинки и седого волоса. Только афганский загар смылся годами. Щегол аж выдохнул от изумления:

 -Руслан?!.

Тот обернулся вглубь квартиры и крикнул:

- Отец! Это к тебе!

Из глубины коридора, прихрамывая протезом, вышел седой мужчина с рубцом старого ожога на лице. Щеглу показалось, что Руслан не признал его в форме. Бывший подчинённый перерос командира званиями и орденами. Однако, после минутного молчания, Руслан спросил:

- Эльку помнишь?

И, не дожидаясь ответа, закрыл дверь. Причём, судя по лязгу замков и задвижек, закрыл свою дверь перед Щеглом бесповоротно и навсегда.

Ошарашенная московским гостеприимством жена только на улице сумела открыть рот.

- Что это за Элька? Кто она такая? И что это всё значит?

- Значит только одно, - ответил зло Щегол, - контузии бесследно не проходят. Совсем у дурака отшибло мозги. Он и там ими страдал. Приплёл какую-то Эльку. Я даже не знаю кто это. Наверное, из гражданского персонала кто-то. Или, может, госпиталя. Он там с кем только не путался. Всех не упомнишь. Я ведь служил в разведроте, а не при его бабах.

Москва есть Москва. Поэтому не услышал никто, когда Щегол в третий раз и окончательно предал Эльку. Но перво-наперво себя. «Не отрекаются, любя». Это со сцены хорошо петь. Красиво. Ещё как отрекаются. Отрекаются. И как раз потому, что «жизнь кончается не завтра». Увы. Сердце способно удержать в себе любовь к двум женщинам. Но попробуй объяснить жене эту аморальную особенность сердца, что срывается с ритма в груди от имени Элька?!.

Коньяк с однополчанином-писателем пили на скамейке в парке. Жена стояла в стороне, показывая всем видом, что не имеет к ним никакого отношения и периодически грозилась, что несчастных алкашей заберёт милиция. Щегол возражал.

- Как заберёт?! А ты на что тут стоишь? Держи пост и проявляй бдительность.

Уговорили почти обе бутылки, когда Щегол спросил собеседника, помнит ли тот Эльку. Сослуживец искренне удивился.

- А что, её можно забыть?

Вот и выходило, что Руслан спрашивал вовсе не за память об Эльке, а напомнил о том, что встало между ними на всю войну и жизнь. Да, случаются в мире женщины, что ломают любую судьбу, которой соизволят коснуться. Быть главной женщиной жизни - их предназначение. Горе тем, на кого они снизошли, и серое проклятие бытия тому, с кем этого не случилось. Поэтому решать повезло Щеглу или нет никто не вправе. Но вот завидовали тогда ему все без исключения...

...После ранения и лечения в Ташкентском госпитале уже капитан Щегол вернулся в часть. За глаза его называли самым непутёвым евреем Советского Союза. Причём в этом мнении сходились начальники, знакомые и даже родители.

Отец - инженер, всю жизнь проектировал картофелеуборочный комбайн, который так и не дошёл до полей. Студенты с промёрзших осенних грядок постоянно костерили инженеров, что сумели сделать ракеты, но не способны смастерить картофелеуборку.  То ли по причине частого поминовения студентами, то ли от общего нездоровья отец под осень начинал икать. Не прошло это даже на пенсии. Народные методы и таблетки не помогали. А когда сын поступил в военное училище, то отец свёл икоту и выбор сына воедино. Говорил, что над ним довлеет картофельное проклятье.

Мать - зубной техник - тоже хотела иной судьбы ребёнку, мечтала, что сын станет человеком - врачом-стоматологом, и будет прилично зарабатывать. А тут военное училище и рапорт служить в Афгане. Иной раз даже закрадывалась мысль, а не попутали ли младенца в роддоме? И приличного еврейского мальчика подменили русским олухом.

Кадровик также вставил своё лыко, заметив, что фамилия для боевого офицера у Щегла не подходящая. Хорошо, что хоть по национальности не прошёлся. Как никак, война «Судного дня» ещё не выветрилась из памяти.

Кадровик искренне сочувствовал офицеру, доказавшему делом свою храбрость. Карьеру военного всё же сподручней делать с серьёзной фамилией и правильной национальностью. Щегол ответил, что родителей и фамилию не выбирают. Грузный кадровик вздохнул в ответ: «А иногда стоило бы…»

С фамилией объясняться сложно. Дедушка прозорливо сменил в своё время немецкое звучание Щегла на русский лад. Оставил из упрямства смысл, но не адаптировал окончанием «ов». Фамилия была в тридцатых годах, прямо скажем, известная. Помимо прочих заслуг, давшая жизнь и имя известному учебному заведению. Дитя капитала и искусства, училище имени Штиглица, обессмертило имя его основателя. Однако при советской власти выяснилось, что далеко не всё, что полезно родине, мило сердцу пролетарской диктатуры.  Дедушка переименовался в аккурат перед сменой названия художественного училища в Питере. Оказаться однофамильцем немецкого буржуя и царского вельможи в одном лице стало крайне опасно даже для каменного здания. Что уж про человека говорить? Это потом, через шестьдесят лет, «Муха» вернётся к девичей фамилии Штиглиц. А дедушка так и умрёт Щеглом.

Редкое единодушие в адрес тощего как жердь, но несгибаемого офицера, совершенно не смущало последнего. Даже малейших сомнений в собственной стезе не возникало. Он прибыл в Афганистан сеять разумное, доброе и вечное. Для проведения посевных работ на неухоженной афганской почве, батальон начштаба Щегла имел тринадцать танков, БТРы, ДШК  (крупнокалиберный пулемет) с «Утесами» (пулемет) в положенном количестве и толпу неразумных таджиков. Известно, что ранение в любую часть тела благотворно отражается на голове неуёмных патриотов. С Щеглом этого не случилось. Он остался в неистребимом сознании благотворного воздействия ограниченного контингента войск на Афганское средневековье. В двадцатый век афганцев приходилось загонять автоматом и бомбардировками. Нет, было построено много школ, больниц и дорог. Но неблагодарный народ тянулся в тьму религии, а не к свету просвещения. Поэтому альтернативы бомбежкам, артобстрелам и рейдам придумать сложно. Щегол до конца жизни был убеждён, что где-то не достреляли, не добомбили и не отстояли Афганистан от средневековья с мракобесием.

Хочешь мира - готовься к войне, учили древние. А воюя  - вещай о мире. Капитана Щегла, как начштаба, идеологическая лабуда не касалась. Для этого в армии полно замполитов с комсоргами. Это была их задача, не единожды солгавших, гадить в головы рядового состава с политически правильных позиций. Солдат, однако, особая категория. Прослужив полгода, любой рядовой знает неукоснительно, что офицер ему не товарищ. Сказанное уставное словосочетание «товарищ капитан» тысячу раз за время службы проходит ряд метаморфоз от наивной веры к издевательскому смыслу, становится оксюмороном, а затем пустым, ничего не значащим сотрясением воздуха. Всё, что говорит офицер, для солдата опасно, вредно и трудоёмко. Офицер вообще вспоминает про рядового только для того, чтобы напрячь последнего. Офицер не может быть хорошим для солдат, как овчарка ласковой для овец. Когда Щегол командовал взводом разведки, было проще. Там командир с подчинёнными в одном деле. Всё на равных - еда, жара, вода, пот и пули духов. А начштаб - иной коленкор. Между тобой и солдатом не дела, а слова. Приказы, взыскания, изредка похвала. Диапазон общения не велик и терминология одинакова. Русский язык легко позволяет говорить нецензурно на любую тему. От самых низких до предельно возвышенных. После службы, дома и в семье особенно, любой офицер страдает парадоксальным косноязычием. Слов вроде как полно, а сказать ничего не получается. Вот и мычишь и всё одно получается тем же матом, только нечленораздельно.

Однажды на политзанятии в Ленинской комнате рядовой Сурков поинтересовался у замполита роты старшего лейтенанта Лещенко, что будет с ним, если его убьют. Замполит, выпускник Свердловского политического артиллерийско-танкового училища, ободрил:

- В этом случае тебя наградят орденом Красной звезды! Понятно, посмертно и похороны за счёт военкомата. Даже ружейный салют положен!

- Нет - поправил Сурков, - я про другое, типа про душу. Как с ней будет после смерти?

- Как ваша фамилия, рядовой? - строго поинтересовался Лещенко. - Сурков, говорите? Так вот товарищ Сусликов, запомните, что у советского человека никакой души нет! Неужели в комсомоле и в школе вас этому не учили?! Душу придумали попы для тёмного народа. А мы, коммунисты, знаем, что человек - это белковое тело, которое занимается обменом веществ с окружающей средой. Понятно?

- Чего ж тут не понять, - грустно ответил Сурков, он же Сусликов. - Только у офицеров настоящий обмен веществ с хозблоком и сестрами медчасти, а на нас, простых солдат, там даже не смотрят. Так что никакой жизни, то есть обмена веществ, у нас нет.

- Вас кормят? - спросил Лещенко и сам себе ответил:  - Кормят! Обмундирование выдают. Это и есть обмен веществ для рядового состава! - закруглился с научной теорией жизни по марксизму Лещенко.

Всё испортил недоучка, ехидна Сафронов.

- Чего тебе не понятно грызун Сусликов? Для солдата вся жизнь - жрать и срать! И ничего лишнего! Тебе товарищ замполит это объяснил лучше Гашека!

Замполит Лещенко не знал кто такой Гашек и из какой он роты, но ему стало приятно, что он лучший и его ценят...

Давно это было. Давно потому, что время на войне идёт, не зря, по тройному тарифу, день за три. Через год прежних людей уже нет. Только память-полузабытьё. Вроде как был, служил, потом демобилизовался, или отбыл, если не повезло трёхсотым, а уж совсем не повезло, двухсотым. Поэтому после госпиталя Щегол вошёл в «новую воду» не просто в новом звании и должности, а в чужую людскую среду. Ещё в госпитале до него дошло, что мать рядового Суркова получила его Красную звезду, а замполит Лещенко очередную звёздочку и квартиру на Полтавщине. И собирается жить долго и счастливо. Наверняка получится. Замполиты весьма живучая порода. От других ребят из его взвода не осталось ни вестей, ни адресов.

Настоящее

На сороковой, последний день брождения, полковник Щегол не пошёл на свои поминки. Не захотел слушать дежурные пустые слова и неискренние речи. Скорбь дальней родни уже давно улеглась и перетекла в расчёты благополучия вдовы. С детьми и женой он отбыл положенное, сходил на перевал, где загибался с взводом разведки. Много мест. Пора заглянуть и на кладбище. Фотография на временном кресте ему категорически не нравилась при жизни. Сейчас иначе. Это была фотография тела, что лежало в земле и от которого полковник Щегол окончательно уходил. Правильные черты открытого лица. Грустная улыбка тайной печали. Оказывается, она была всегда при нём и не стёрлась годами. Отдельно лежащий пук гвоздик. Такой обычно выдают на мероприятиях школьникам. Типа вахты вечной, пятиминутной памяти. Но тут пионеры ни  при чём. Среди завядших цветов гвоздики жгли землю багрянцем, а опавшие лепестки растеклись каплями крови. Вот и всё, Элька! Кончилась нелепая любовь и бесконечное страдание. Можно развернуться и уходить. Унести память сладкой боли за грудиной. Прошлое, настоящее и будущее придумано живыми. Они не знают, что время не колбаса и не режется ножом хронологии. Смерти, как Ничто, нет у тех, у кого была жизнь. Кто не упал в серое небытие пустоты обывания. Прошлое и будущее есть, у кого есть настоящее. Но это настоящее должно быть настоящим!

Единственное оправдание всего - это любовь к женщине и любовь женщины. Единственное в двух ипостасях. С редким счастливцем такое случается. Главное не оробеть при таком раскладе и верить. Щегол долго не мог поверить. Ни её глазам, и словам, ни своему заходящемуся сердцу. Всё перепуталось и всё было неправильно. Подростковое томление плоти и душевная ярость. А он верный муж, порядочный семьянин, боевой офицер. С точки зрения разума она не стоила и толики его страданий. Подсобница из гражданских, поехавшая за длинным рублём и приключениями на свою вертлявую задницу. Явно сбежавшая из безысходного тупика жизни на гражданке. Небось и опакостилась там на чём нибудь. Но здесь королева красоты! И уже, по-честному, не только здесь, среди мужского царства, а по сути - красавица. Такие обычно порхают в свете софитов, а не лампочек казармы. Мотылёк на обожжённых порохом руках войны. Женщина на войне всегда не к месту, не вовремя, и так всегда необходима. Закоренелые вояки стыдятся любви и бравируют похотью. Чувства - удел слабаков и ботанов. Сентиментальные глупости уместны для писем солдатских невест. Да и то первого года службы. На втором году там появляются скороговорка и недоговорённости. Если конечно адресат сохранился. Нет ничего печальней писем, приходящих по инерции отбывшим «двухсотыми». Неполученные дошедшие письма валяются стопкой в казарме, пока новичок, не помнящий прошлого и не знавший прежних обитателей своей койки, не выкинет пожелтевшие конверты. В печку. На растопку. Маленький вечный огонь. Чтобы адресат их наконец дочитал в тонкой струйке синего дыма.

 Элька

Впервые они увиделись в койке. Самолёт, на котором прилетал Щегол из госпиталя, задержался. Затем трясучка по пыльной дороге. Потому как ехать можно до темноты. С последними лучами солнца мирные граждане, сидящие возле своих домов и в лавочках, превращаются в духов.  И нет для них милее занятия чем высадить рожок автомата в машину шурави. Только скорость и удача спасает зазевавшихся путников. Остановка даже на главной дороге смерти подобна, а смельчак, свернувший с неё в темноте, исчезает бесследно. Машина, присланная за Щеглом, напоминала гриппозника. Она чихала, кашляла и плевалась черным дымом. Водитель сразу предупредил - если заглохнем, то хрен заведёмся. И встревоженно поинтересовался, где автомат товарища капитана. Щегол съязвил, что в госпитале автоматы не выдают заодно с пилюлями. Водитель чертыхнулся. Своё оружие он оставил в казарме, так как до аэропорта езды час и шли колонной. А тут задержка и ехать одним, без оружия, в сумерках. Лучшего подарка для духов и не придумать. Однако пережидать до утра не стали. Гнали так, что дым двигателя, мешаясь с пылью, не давал ни единого шанса для выстрела в след. А рык стоял такой, что жди из темноты хоть танк, но никак не уазик. В общем доехали. Водитель сказал, что капитана приказано разместить в комнате командира батальона, и ткнул пальцем в сторону ближнего барака. Командир появится завтра к обеду. Вернее, должен появиться. Так как сейчас в рейде.

В комнате стояло две кровати. Одна со свёрнутым в рульку матрасом и стопкой серого белья. От матраса шёл запах дезинфекции, а бельё пахло затхлой сыростью. На второй кровати кучей валялись одеяла и какой-то хлам. Уставший Щегол застилал кровать, когда сзади послышался шум. Щегол оглянулся. Из вороха тряпок на соседней кровати вылезла девушка. Голая. Если не считать узкой полоски трусиков с дыркой на заднице. Девушка оказалась вежливая. Поздоровалась. Но одеться не озаботилась. Видя недоумение капитана, представилась.

- Я женщина Руслана.

До Щегла не сразу дошло, что Руслан - это майор Давлетов, командир его батальона.

- Чай пить будете? - спросила.

- Нет, - кратко ответил он.

- А водку? У меня есть.

- И водку не буду, - отрезал Щегол, - спать буду.

- Со мной? - поинтересовалась дева совершенно обыденным тоном. Словно про чай.

- Нет в своей кровати. Один. Причём один не просто в кровати, а в комнате. А посему попрошу посторонних покинуть помещение.

- Вообще-то ещё вопрос кто тут посторонний. Я в этой комнате и койке живу с Русланом. Уже три с половиной месяца. По военной выслуге один к трём, считай год. Так что прав на эту комнату у меня поболее вашего, старлей, - попыталась унизить собеседница Щегла, понизив его в звании.

Ругаться посреди ночи с голой женщиной сложно и глупо. Щегол прекратил дискуссию, выключил свет и бухнулся в кровать не раздеваясь. Однако не спалось. Сон как корова языком слизала. Как никак капитан Щегол молод, здоров и без женщин уже месяц. А тут такая провокация! Соседка тоже не спала. Вначале она прошлёпала к столу. Побулькала водой. Явно пила прямо из носика чайника. «Распространяет заразу», - констатировал не зло капитан. Вот босые ноги пошлёпали дальше. Вернее, не дальше к своей, а ближе, к койке Щегла. Сердце капитана аж обмерло. Словно к нему в темноте шла не голая девушка, а банда душманов. В любом случае он почувствовал себя абсолютно безоружным. Девушка забралась ловко под одеяло и представилась:

- Элька. Эльвира по паспорту. Но мне так не нравится.

- Эльвира! Немедленно покиньте мою кровать! -  сказал деревянным голосом Щегол. - Мне всё это совершенно не нравится!

- А кое-кому это очень даже нравится! - Заявила нахалка, чьи шаловливые пальцы уже расстёгивали штаны Щегла. - Или мы тут собрались в атаку? С примкнутым штыком?

Щегол вскочил как ужаленный. Долго шарил по стенке в поисках выключателя. А когда зажёг свет, то схватил блудницу в охапку и швырнул в её кровать.

- Если эта провокация повторится, то я вышвырну вас уже на улицу! - Ярился капитан. - Я не шучу!

Ну и дурак! - сказала Элька и не накрываясь одеялом, отвернулась к стенке.

Свет был давно выключен. Ко всему Щегол тоже лежал лицом к стене, но белый зад Эльки стоял перед его глазами. Но главная беда не в этом. Пока он тащил на руках эту голую бабу несколько шагов до её кровати, в нос ему ударил неведомый запах соблазна. Капитан был женат, двое детей. Ну и до свадьбы случались рейды в женское общежитие по соседству с казармой их училища.  Девушки там были понимающие и безотказные. Но такой запах женщины капитан Щегол ощутил впервые. До сего дня он считал, что женщины, как и прочие люди, конечно, же пахнут. Не так, понятно, как солдаты и их сапоги после марша, но тоже не айс. Это до семнадцати лет можно заблуждаться, что девы от рожденья благоухают цветами и амброзией, как богини с Олимпа. Всё проще. Физиология есть физиология. Но тут вдруг ударило в нос адской смесью вожделения, похоти и божественного аромата. Даже слов не подобрать этому явлению. Эта девка явно не принимала душ дня три. С этим тут проблема. Но как немытое тело могло благоухать цветком гурий? Причём за эти секунды, что он держал её в своих руках, запах мускуса въелся в его ладони, шёл от лица, шеи, ото всего. «Это невозможно! Это безумие и кошмар! Быстрее бы наступило утро!».

Капитан Щегол не понял, что влип на всю жизнь...

Утро ворвалось в комнату, распахнув дверь ударом ноги. Командир рейдового батальона Руслан Давлетов ещё с вечера почувствовал неладное. С первого дня рейда мучило ощущение, что он что-то забыл взять с собой. Какую-то неважную мелочь. А вспомнить не мог. Да и не до того было. Духи сумели переключить внимание на себя. Но вот на обратной дороге беспокойство вернулось. По совету бабушки он стал перебирать в уме вещи, события, людей. Бабка его на деревне считалась если не ведьмой, то около того. Глаз у неё точно был нехороший. Как-то научила Руслана: если тревожит неизвестно что, начни перебирать всё в памяти по порядку. На нужной вещи или человеке сердце само подскажет. Про Эльку Руслан вспомнил в последнюю очередь. И тут екнуло ретивое. «Чего ещё эта дура учудила?», - поморщился Руслан. Диапазон Элькиной самодеятельности не имел границ.  В последний раз она избила трёх мужиков. И не просто мужиков, а офицеров. Пусть и пьяных в хлам. Причём сама припёрлась к ним в комнату, пила с ними, залезла на стол и устроила сеанс лайт-стриптиза. Мужики перегрелись, захотели логического продолжения. Дали волю рукам. Откуда им было знать, что эта девка жила с родителями в Корее и занималась с детства тхэквондо. Руслан об этом сам узнал по факту уже состоявшейся травматизации сослуживцев. Элька бесхитростно оправдывалась, что просто хотела потанцевать. На столе. Кофточку сняла так как жарко было. А эти пьяные мужланы всё не так поняли. Полезли. Руслан наорал на Эльку, но от рукоприкладства воздержался. Не так опасался, как знал, что этой сумасшедшей грубая сила только в кайф.

Неожиданно вспомнил, что должен прибыть новый начштаб. И что поселить его должны в комнате Руслана. А он забыл предупредить свою любимую шалаву об этом факте. Явно без приключений не обошлось. Последний случай замяли полюбовно. Не будут же трое мужиков жаловаться, что их мутузила девка. А что, интересно, она сделала с начштабом?

Когда Руслан пинком открыл дверь, Элька ещё спала, но мигом вошла в роль. Словно всю ночь готовилась и репетировала. Она лежала на спине, томно прикрыв глаза. Левая рука на груди. Правую руку, согнутую в локте, приподняла. На указательном пальце болтались порванные трусики. Лежала она понятно без них, поверх одеяла. Правая нога подогнута, чтобы подчеркнуть трагизм ситуации.

Руслан остановился слегка обалдевший, а Элька, выдержав паузу, сообщила голосом, полным печали:

- Вот …   Вы …али твою Эльку! Изнасиловали!

Кровавая пелена застлала глаза Руслана, он сдёрнул одним движением капитана Щегла с кровати и уже на полу нанёс  удар в челюсть. Вернее, планировал нанести. Однако Щегол, в отличие от прочих еврейских мальчиков, ходил в детстве не со скрипочкой, а в секцию бокса. А потому удар пришёлся в пол. Пол был бетонный и поэтому выдержал яростную силу кулака командира.

Пока Руслан очухивался от боли, Щегол стряхнул его с себя и усадил за стол.

Руслан, однако, не унялся, полез в кобуру. Достал пистолет и успел выстрелить два раза. Рука его ещё не слушалась и пули ушли в потолок. Щегол, чтобы привести командира в чувство, провёл прямой в челюсть. Когда Руслан очухался и поднялся с пола, на столе уже стояла бутылка водки и стаканы. Щегол протянул руку и сказал.

- Будем знакомиться. Разрешите представиться, ваш начальник штаба капитан Щегол.

Рука у Руслана еще болела, поэтому по стаканам разливал новый начштаба.

Элька же наконец соизволила выбраться из постели, натянув на себя прозрачный халат и ко всему с парой дыр. Такое ощущение, что без дыр у неё вещей не наблюдалось. Что, впрочем, Эльку совершенно не смущало, «так как кроме красоты, там ничего другого не увидишь». Она, покачивая бёдрами, как ходила только при посторонних, пошла к столу.

- Дайте хоть вам, дуракам, закуски нарежу!

После второго стакана тёплой водки капитал Щегол торжественно поклялся, что не трогал Эльку.

- Да знаю, - ответил Руслан. - Просто мозги на жаре не сработали.

А Элька, вместо извинений за провокацию, уселась на коленки Руслана и, отпив из его стакана, сообщила:

- Начштаба к нам прислали - ни рыба ни мясо. Непутёвого! Даже бабу трахнуть не силён!

Тут же начала ластиться к Руслану. «Хрен знает какая у них тут любовь. Их дела», - решил Щегол. Но в этот момент поймал на себе пристальный взгляд расползшихся на пол-лица зрачков Эльки. Это был зов. Звериный зов, обращённый к Щеглу. До мурашек по коже.

Щегол опустил глаза в стакан. Выпил остатки водки и сообщил, что идёт в штаб. Когда закрывал дверь, из изогнутого на коленях Руслана тела донеслось:

- Дурак.

То ли донеслось, то ли показалось.

Днём капитан Щегол попытался уладить квартирный вопрос. Интендант его не понял. Младшие офицеры живут в казарме с рядовым составом. Остальные по пять человек в комнате. В жуткой скученности и каждодневном пьянстве. А тут видите ли тесно вдвоём! Может ещё и на тараканов хотите пожаловаться? Щегол не стал уточнять, что есть существа и подосадней тараканов.

Как и следовало ожидать, ночью Элька устроила сеанс громогласного секса. Стонала и визжала как порноактриса. Руслан даже пытался было как-то убавить звук, что шёл из Элькиного организма, но та пресекла эту попытку жёстко.

- Не мешай мне нормально трахаться!

Утром Руслану было неудобно перед Щеглом. Правда не очень сильно и долго. Он даже смазал ружейным маслом пружины кровати. Хотя вклад скрипучего железа в ночную какофонию был минимален.

Элька же решила играть роль женщины-мечты до конца. Пока Руслан ползал с маслёнкой под кроватью, она сварила кофе. Налила в  кружку и подала с улыбкой. Сообщила, что кофе «с сахаром и горячий».  В последнем Руслан убедился предметно, так как Элька с ролью официантки не справилась и пролила кофе на Руслана в районе, скажем так, ширинки. А всё потому, что в этот момент косилась на Щегла. Руслан прыгал от боли и стягивал штаны, Элька скакала козой следом и предлагала «подуть на бобошку». Щегол, дабы не мешать Элькиной терапии, ушёл на службу.

В кабинете сидел замполит с опухшей мордой. Он с ходу предложил угостить Щегла кофе. Щегол отказался и посоветовал, как только появится комбат, угостить чашечкой горячего кофе того.  Он заценит. А замполиту Щегол предложил выпить водки за знакомство. Замполит одобрил - «правильно начинаешь службу, капитан!»

Отношения с комбатом у Щегла не заладились. Элька заявила, что она любит Щегла, но и Руслана тоже продолжает любить. Поэтому предложила жить втроём. Всё равно мол в одной комнате находимся. А кровати элементарно сдвинем. Руслан взъярился:

- Почему замполита обижаем? Тогда и его в компанию взять надо. Чтоб всё командование батальона в одной...промежности собрать. Красота! Всей дивизии на зависть и смех!

Вопрос закрыли. Вроде бы. Но ночью эта идиотка в самый ответственный момент начала орать имя Щегла. Так с ним, в физическом смысле всё-таки с Русланом, но с именем Щегла, и кончила. Оба мужика чувствовали себя идиотами. Три идиота в одной комнате. Руслан со злости шваркнул любимой по морде. Элька плакала, размазывая косметику. Руслан извинялся. Обещал сделать всё, что Элькиной душеньке угодно. Элька долго капризничала, а потом потребовала, чтобы Щегол тоже перед ней извинялся. На недоумение Щегла заявила, это он виноват, что она такая блядь. Но не виноватая. Потому как влюбилась. И оттого совсем с панталыку сбилась.

В общем, сцена, достойная стен сумасшедшего дома. Посреди ночи.

Утром Руслан сам вышел на разговор.

- Знаешь, капитан, думай, что хочешь, но Эльку я никому не отдам. Пусть меня порвут на клочья, лишат орденов и погон, но не отдам. А что до того, что она блядь, это дела не меняет. Она блядь моей души.

Отвечать капитану Щеглу тут нечего, да и незачем. Докурить. Сплюнуть. Уйти...

Отношения командира с начштабом при таких делах, понятно, оказались далеки от идеала. Да и до начальства стали доходить слухи о несуразном любовном треугольнике. Замполит похоже постарался. Он тоже косил на Эльку. Дама напоминала банку с вареньем, оставленную без присмотра в казарме. Каждый втихаря норовит засунуть палец, и мухи из рядового состава роем крутятся. При том что Элька своим поведением давала повод для происходящего. Раскованная в общении, обожающая дразнить голодных мужиков обманчивой доступностью. Гордившаяся, что вся казарма после отбоя «дрочит на неё». Сомнительный успех для закрытого мужского коллектива. Но это был её миг триумфа.

Руслан бесился, но не мог ничего поделать ни с собой, ни с Элькой, ни со всем этим бардаком.

Щегол же чувствовал себя не слаще. Он горько шутил, переделав поговорку, что попал как Щегол во щи. К Эльке он не прикоснулся и мизинцем, а оказался по уши виноват.  Не договариваясь, комбат с начштабом стали ходить в рейды по очереди. Чтобы встречаться друг с другом как можно реже.  

Когда Руслан отсутствовал, Щеглу легче не становилось. Выставленная из комнаты Элька скреблась в дверь кошкой, шепча в замочную скважину: «Открой. Ну открой же! Я знаю, что ты хочешь меня!».

Соседи предлагали Эльке гостеприимство, но безрезультатно. Потом привыкли не замечать эту сумасшедшую.

В итоге комфортней и спокойнее Щеглу оказывалось в рейде. Пули, мины, засады отвлекали от несуразности бытия. Он ненавидел и презирал эту пустую похотливую бабу, из-за которой и без того нелёгкая служба превратилась в каторгу, а бои стали отдыхом после казармы. Полгода до «сменки», майорские звезды стали не главным маяком будущего. Щегол мечтал, как вернётся домой, где ждёт жена, дети, уют и спокойствие. Вернётся в мир, в котором нет грязи, крови, боли и, главное, этой ненормальной.

И вот когда он думал об этом прекрасном времени в тени дувала, прошиваемого пулями, отчего сверху сыпались окаменевшие куски смеси глины с навозом, Щегол внезапно понял, что в той прекрасной жизни ему будет пусто. Без этого палящего солнца, без бубнежа ротного о заснувших миномётчиках, что никак не утихомирят духов, и даже без того говна, что сыпется на него сейчас. Но главное, что внезапно в сознании всплыла Элька. Чего-чего, но этого даже от перегретых на жаре мозгов он не ждал. Сейчас верно она обхаживает Руслана своим неугомонным до любви телом и байками про вожделение к ней Щегла. Паскудная лгунья! Но почему душу защемила мимолётная тоска?..

Наконец миномётчики очухались и стали класть мины. Хотя духи не дураки и «верняк успели убраться. Но идти в гости без артподготовки как-то невежливо к хозяевам» - острит зло ротный. Щеглу вовсе незачем идти вперёд, но он идёт вместе с ротой. Духи ушли по арыку. Дом практически целый, но сразу видно - стоит пустой уже давно. Цветущая слива. В отличие от соседнего дерева, с развороченным осколками стволом, она уцелела. Слива отцветёт, даст плоды. Которые никто не соберёт. Почему-то эта слива напомнила ему Эльку. Ну привязалась же зараза! Война есть война и тут не до глупостей. А не получается...

Через месяц ранили Руслана. Рейд как рейд. Щегла оставили на хозяйстве. Ближе к вечеру заглянул завклубом. Довольно неожиданно, так как с Саркисовым Щегол в приятелях не состоял. Даже здоровался только по крайней необходимости и требованию устава. Саркисов сообщил, что батальон завяз в горах. Он ухитрялся узнавать все новости первым. Похоже даже раньше командования. Видимо работала отлаженная сеть земляков, опутавшая теплые местечки в тылу.

Саркисов непонятно зачем приходил. Мялся, явно  чего-то не договаривая, хитрил. А через час полк подняли по тревоге. Суета, беготня, крики. Пайки, боекомплекты, спальники, места на броне. В эти моменты процент мата не просто вырастает, а мат становится единственным языком. Причём не русским языком, а языком межнационального общения. Одно и то же слово является в зависимости от обстоятельств существительным, глаголом, прилагательным и артиклем обоих родов. Все понимают всех. Причём даже лучше, чем если бы команды отдавались нормальными словами или по уставу. Командир полка злей десяти чертей. Замполит как всегда перед рейдом внезапно заболел. Что поделаешь, человек мечтает стать героем, не покидая пределов штаба. Щегол попал под горячую руку. Молча выслушал в свой адрес, что из-за одной п….ы батальону п…..ц и побежал к ротному. Танки все на ходу. Это особая гордость и заслуга Щегла. Ротный ждёт замену. Мыслями уже дома. А тут иди боевым дозором в авангарде. Капитану Щеглу конечно рады. В бою лишних офицеров нет.

Уже в пути узнают поставленную задачу.

К утру выходят в точку. Судя по количеству МИ-8 народу набросали уже достаточно, теперь вывозят раненых и убитых. «Крокодилы» крутят карусель, долбят зелёнку за кишлаком. В самом кишлаке куча-мала. Где свои, где духи не разберёшь. Там и завязли две роты их батальона. Вызов комбата. На другом конце замкомбат. Твёрдый, безапелляционный голос командира. При Руслане у него такого не слышали. Когда только успел выработаться. Однако война. Тут не до сентенций и вопросов. Надо идти на выручку. Приказано шпиговать «зелёнку» перед собой металлом и огнём из всех подручных средств. Танки ползут по виноградникам, можжевеловому стланику, терну. Изредка под гусеницами хлопают противопехотки. Механик орёт цитатой: «Железный конь идёт на смену крестьянской лошадке!». Стопятнадцатимиллиметровая пушка Т-62 и ДШКМ (станковый крупнокалиберный пулемет) на башне должны убедить дикарей, что в их дома шагнула цивилизация. Однако танки пришли чтобы прикрыть отход попавших в капкан двух рот батальона.

Где Давлетов? - спрашивает первым делом Щегол.

На него смотрят как на прошлый век. Здесь уже прожита целая вечность. И командир давно другой. Нелепо объяснять людям, пережившим суточный бой, что это всего 24 часа. Потом они может поймут. А пока время исчисляется вечностью минут боя, жизнями и смертями.

- Где Давлетов? - орёт, переспрашивая, контуженый взводный, повышенный духами до ротного.

- Руслан в Кабуле, а может и в Ташкенте сейчас. Ранен, забрала вертушка ещё вчера. Нет. Повезло. Голова и живот целы. Родился в рубашке. Все осколки пришлись в ногу. Ну и личико слегка поцарапано. Красота не сильно пострадала.

Люди уходят. Раненые на БТРах, уцелевшие пешком, прячась за бронёй. Танки прикрывают отход, пятятся, изрыгая боезапас. Сразу начинается артобстрел кишлака. После вступает авиация. Взрывы, дым, грохот. Скорее всего это приносит моральное удовлетворение, чем реальный результат. Духов после уничтожения кишлака меньше не станет. Если не наоборот. Капитан Щегол искренне не понимает этот народ. Могли бы колхозы организовать и жить как люди.

- Ага, - соглашается лейтенант Иволгин. - Коллективно мак выращивать и героин варить. Его же на трудодни получать.

Щегол не спорит. Чему только учат нынешнюю молодёжь? Пять лет разницы в возрасте и почти два года войны дают Щеглу право провести рубеж поколений между собой и лейтенантом. Он ворчит. Пока мысленно. «Патриотизм весьма сомнительный, и рассуждают там, где надо строго верить. Интересно, знает ли Элька про Руслана? Ну вот, опять эта Элька! Тьфу!»

Прошлое

Элька лежала собакой на кровати Руслана и тихо подвывала. Первым делом Щегол помыл лицо. Затем просто рухнул в кровать. Эльку лучше не трогать. Как и его самого.

Проснулся с чувством тревоги и потерянного времени. За столом сидела Элька со стаканом водки. Второй стакан стоял на столе полным. Щегол сел, поднял стакан.

- Это Руслана.

- Не дури и не вой. Он, слава богу, живой. Его уже прооперировали. И летит в Союз.

- Это для всех вас он живой. А для меня его уже нет. Я тут. А он там, в другой жизни. Сюда, ко мне, не вернётся.

- Быстро ты решила.

- Не я. Жизнь решила. Знаешь, мне бабушка как-то сказала, что если человек сразу не решил прожить с тобой всю свою жизнь, то он всё одно уйдёт. Ни верёвками, ни детьми не привяжешь. Уйдёт. Рано или поздно. Тут хоть плачь, хоть радуйся. Итог один.

- Руслан тебя любит.

- Руслан любит меня. Я люблю Руслана. Тебя тоже люблю. Ты, как не врёшь себе, любишь меня. Ещё вы с Русланом любите своих жён. Просто безбрежное море любви. Только всем оно по колено. Кроме Эльки никто не тонет.

Элька встала, собираясь уходить.

- Можешь забрать вещи. Ну, что-то на память там.

- Вещи? Тут остались не вещи. Тут я.

На следующий день в комнату въехал замполит роты. Он скинул бельё с кровати Руслана на пол. Об бетон стукнула пластмассовая заколка для волос. Кучка несвежего белья и заколка. Ничего не осталось в комнате от этой сумасшедшей.

Щегол нагнулся за заколкой. Из скомканного белья ударил запах грешного Эдема.  И кто тут сумасшедший после этого?..

Через трое суток они случайно встретились в хозблоке. Совершенно случайно. И там вцепились друг в друга. Прямо в подсобке. Среди ветоши, ведер, швабр и прочего хаоса. Щеглу нечего было сказать в оправдание не то что жене и Руслану, но даже себе.

Три месяца продолжалось безумие физического наслаждения. И тут прошёл срок службы Щегла. На замену прислали из Союза капитана, в новенькой, с иголочки, форме и свежим лицом, не тронутым афганским солнцем, желтухой и злоупотреблениями. Капитан Щегол сдавал должность с тяжёлым сердцем. Ожидал, что на неё поднимут кого-то из ротных. Боевых ребят, проверенных в деле полно. Им пора расти. А тут прислали. Новенький привёз, как положено, четыре поллитровки столичной. Щегол отоварил полторы сотни чеков. Сдача-прием поста проходила на высоком уровне. Пока в конце пьянки замполит не сострил вопросом: «Капитан, а Эльку кому сдавать будешь?» Подмывало утилизировать пустую посуду об голову замполита. Но удержался. С трудом, и зря. Хотя фривольная шутка горчила правдой. Капитан Щегол, орденоносец, ветеран боевых действий, почти майор и слушатель академии, уезжает в большую светлую жизнь. И причём здесь «гражданская» из хозблока? В комендатуру они расписываться не ходили. В вечной любви до гроба не клялись. А теперь дорожки расходятся. Со стороны всё понятно.

Когда Элька узнала о замене Щегла, она согласилась сразу на все варианты. От жены до любовницы и «просто так», быть поблизости. Щегол третий день ломал голову и рвал сердце. Без Эльки - нельзя, с Элькой - невозможно! Элька.  Здесь в Афгане это одно. А представить, как он привезёт её в Питер к родителям, что души не чают в невестке и внуках, он затруднялся. Опять же развод ставит крест на карьере, академии. Да и по совести, взбалмошную, порой невменяемую женщину сложно представить рядом с уравновешенным и рассудительным Щеглом. Они не подходили друг другу абсолютно.

Щегол собрал все эти аргументы кучей в голове, чтобы объяснить самому себе, что…? Уезжаешь с войны с войной внутри себя. Когда по одну сторону тело, душа, а по другую долг, совесть, обязанность. Сложно, но можно аргументировать страстью измену женщине, которую по-прежнему любишь и уважаешь.  Она верная жена, мать твоих детей. Но детям ничего не объяснить. Они вне нашего мира. Дети и совесть недоступны для фактов и доказательств.

Щегол оказался на весах двух измен, двух предательств и двух подлостей.

Капитан Щегол сделал свой нелёгкий выбор.

Не прошло и несколько дней как замполит полка, с животом декретного размера на двойню, зажал капитана у стенки и совершенно неформально начал крутить пуговицу на его кителе.

- Так свою, так сказать, боевую подругу, кому пристроить решил, всё-таки? Я тебе, между прочим, так сказать, характеристику выправил образцовую. И вообще, добро помнить надо.

От штатного оратора казённого патриотизма, внезапно ставшего косноязычным, его, цвета пыльного знамени, рожи и прелых подмышек Щеглу стало совсем тошно.

- Сами договаривайтесь. Барабан вам в руки и резинка на хрен. Только она ведь боевых офицеров любит. С запахом пороха и адреналина. Штабные так не пахнут, придётся пару раз в горы к духам слазать.

Ах эта проклятая академия и звание майора на носу! А какое удовольствие было бы вмазать по этой роже! Даже в трибунале бы поняли!

Элька при расставании поклялась без него тут «ни-ни». Сказала, что после контракта будет ждать его решения. Может всё же он передумает. Даже сроком зареклась - полгода. А затем вдруг, не зря на четверть цыганка, наворожила:

- Всё одно я буду с тобой. Ближе чем ты думаешь.

Где конкретно она будет, Щегол не выяснил. Народ рванул на посадку в транспортник и капитана унесло людской волной. Попрощались, считай, на полуслове.  На взлёте капитан переживал о душманских стингерах и как эта сумасшедшая доберётся с аэродрома до части.

Вроде всё обошлось.

Настоящее

В годовщину смерти Щегла на могиле собрались только родственники. Не считая одного постороннего в этой истории человека. Посторонний крутил пару раз головой, словно искал кого-то. Никого вокруг не было.

Идти на поминки в кафе он отказался. Вместо этого пошёл прямо через кладбище. Могила, где в прошлый раз стояла огневолосая женщина, пребывала в запустении. Тряпичные цветы выцвели до бесцветного состояния на ржавой проволоке. Памятника постоянного нет. Фотография от влаги раскисла до неузнаваемости. Но посторонний узнал. Полного имени на кресте нет. Однако стёртых инициалов достаточно, чтобы всё понять.

Так всё и получилось. Как нагадала. Рядышком. Тридцати шагов нет.

В вагончике на входе, где обитала кладбищенская администрация, посторонний попросил ухаживать за забытой могилой. Получив купюры, вечно пьяный работник заверил: «Конечно, мы всегда!».

Когда заканчивается время и наступает вечность, люди уходят в мир, где все молоды и прекрасны. Где все не судят и не судимы. Грехи искуплены и прощены. Где любовь - венец понимания. А счастье не только прошлое.  Потому что прошлое - навсегда.