/Спартак великолепный

- Философия без диалектики - всё равно что мужчина без пениса: вот вам и Фейербах!.. Сейланов, фальшивый лгун, выйди вон из аудитории!

- За что, Спартак Михайлович? Что я сделал?

- Родился!

Или в следующую лекцию:

- Метафизика есть инструмент кастрации чистого разума, а Гегель был пустоголовым букварём. Тоже мне - гуманист-общественник…

Спартак терпеть не мог Фейербаха, истово ненавидел Гегеля, терпимо относился к Декарту, уважал Канта, почитал Мамардашвили (впервые я услышал тогда имя неугодного власти мыслителя), с которым состоял в дружбе, и боготворил запрещённого Ницше. Церковь считал зловредной конторой, попов презрительно обзывал некрофагами. Заслышав словосочетание «диалектический материализм», впадал в неуёмную ярость, при упоминании же материализма исторического мог вступить врукопашную. Но Гегель оставался главным раздражителем его бытия - чихнув ненароком, разражался саркастической филиппикой:

- Ну-с, является ли сей чих абстрактной идеальностью смены специфической внеположности материальных частей и её отрицания, или это всего лишь механическое колебание газообразной среды, в нашем случае - воздуха, вызванное защитным безусловным рефлексом, обеспечившим удаление из средней раковины моего аристократического обонятельного органа частичек пыли, которыми я надышался по вине нерадивых наших уборщиц? Шарлатан (Гегель)!

Поговаривали, за диссидентские настроения предоставили некогда Спартаку возможность ознакомиться с интерьерами Ортачальского узилища, однако нашёлся высокопоставленный покровитель, и слегка помятый карбонарий был отторгнут пенитенциарной системой и даже восстановлен в должности доцента кафедры философии славного нашего политеха.

Был сухощав, аскетичен - пламенеющий взор фанатика, запавшие виски, встрёпанная седая шевелюра, рельефный профиль - холеричен и… добросердечен и отзывчив.

Философию не прогуливали даже самые отпетые - аудитория всегда была забита до предела. Одуревшие от зубодробительной теории упругости и непредсказуемых кунштюков свободно изливающегося водного потока, у Спартака мы отдыхали умом и сердцем. Собственно, лекции сводились к страстному монологу критика и обличителя господствовавшего тогда на одной шестой части земной суши учения основоположников «нового», как они сами его именовали, материализма:

- Парочка этих мужеложцев предсказывала приход социализма как неизбежный исторический процесс, и в то же время в целях принудительного обустройства «исторической неизбежности» организовала партию демагогов и приспособленцев - профанаторы, фальсификаторы, охмурители хуже попов, авантюристы, проходимцы, жулики… Этот любитель чужих жён, видите ли, эпохальное открытие совершил: существует, оказывается, разница между себестоимостью товара и его рыночной ценой, и оттого, что он узаконенную естеством человеческим со времён Адама и Евы маржу обозвал прибавочной стоимостью, мы, представьте себе, переместились в новую фазу понимания бытия - аферист!

Семестр подходил к концу, мы с чрезвычайным любопытством ожидали логического завершения процесса.

В день экзамена Спартак был сдержан и строг. Велел старосте группы собрать зачётки, сложить их перед ним в алфавитном порядке по убывающей. Начав с верхней, подозвал владельца, вписал в нужную строку жирный трояк, вручил зачётку счастливцу и потянулся за следующей. Всё действо творилось в абсолютной тишине, только чахоточная весенняя муха надрывно зудела, пытаясь пробуравить замызганное оконное стекло. Таракану, который принялся было качать права: мол, у меня одни пятёрки и четвёрки, зачётку испортите, - показал изящный кукиш и нехорошо улыбнулся. Зубрила умолк, ушёл четырёхугольной головой в крепенькие плечи и, прихватив стандартный трояк, слинял.

Я, естественно, был зван к жертвеннику последним. Спартак глянул на драные мои джинсы, на патлатую головушку, рассмеялся и неожиданно нарисовал в зачётке аккуратную пятёрку.

- За что, Спартак Михайлович? - искренне удивился я.

- За то, что родился! Иди уже, ницшеанец хренов…

/Кирюша

- Кириак Самсоныч, я ваших студентов маму!..

- Арутюн, ты с ума сошёл! Идёт заседание учёного совета!..

- Нет, Кириак Самсоныч, я с ума не сошёл, учёный совет мне новую резину не купит, - я ваших студентов маму: зеркало сломали, дворники стырили, покрышки порезали…

Дело было в 1970 году, место действия - кабинет директора Института строительной механики и сейсмостойкости Академии наук Грузинской ССР, действительного члена Академии строительства и архитектуры СССР, председателя Международной ассоциации по сейсмостойкому строительству, председателя постоянно действующей секции сейсмического строительства АСиА СССР, почётного профессора Института преднапряжённого железобетона США, академика АН ГССР Кириака Самсоновича Завриева.

Кириак являл собой пережиток существовавшей некогда когорты универсальных инженеров, инженеров, которые ещё не делились на кабинетных сидельцев и практиков, на проектировщиков и производственников: этакий реликт-мультифункционал.

На протяжении десятилетий ни один проект по строительству сооружений, превосходящих размерами коровник, не подлежал утверждению без экспертизы и визы «завриевского» института; зачастую имели место совсем уже из ряда вон выходящие случаи, когда заседания Госстроя республики проходили в кабинете его директора.

Существовало ещё знаменитое завриевское «нет!», и ежели Кириак выносил подобный вердикт, никакие силы не могли сей вердикт отменить: с высоты своего авторитета и благодаря подкреплённому редким даром «инженерного чутья» колоссальному объёму накопленного знания плевать хотел смотрящий по строительству на чиновников любого уровня - от нашего ЦК и до Москвы.

Примечательно, что внешность строптивца никак не соответствовала его бойцовскому характеру: был Кириак миниатюрен, лопоух, голосок имел дребезжащий, отчаянно походил на сильно постаревшего Чебурашку - только глаза отсвечивали серо-стальным упрямым блеском. Статью явно не в отца: племянница Кириака, Мария Онучкова, в воспоминаниях своих рисует Завриева-старшего мужчиной рослым, костистым, громогласным, - но, похоже, с отцовским норовом: вышедший в отставку генералом, полковник Самсон Сергеевич служил начальником полевой службы военно-топографического отдела штаба Кавказского военного округа, участвовал в Кавказской кампании Русско-турецкой войны 1877-1778 годов (Св. Анна III степени с мечами и бантом, Св. Владимир IV степени с мечами и бантом, Св. Станислав II степени с мечами, потомственное дворянство), в Первую мировую - Высочайшее благоволение за ревностную службу и Св. Анна II степени с мечами. Явно не прост был родитель.

Нам Кириак читал курс сопротивления материалов. Читал виртуозно, пытался вдолбить в смурные наши головушки самые сокровенные тайны строительных основ. Худо было то, что и спрашивал с нас академик в присущей ему бескомпромиссной манере: блат, звонки «сверху», просьбы коллег-преподавателей не канали. Выслушав нерадивца, Кириак говорил «нет» и возвращал зачётку. За «хвост» по сопромату исключали, однако деканат не мог себе позволить терять ежегодно половину личного состава, посему для «завриевских» существовало одно послабление  - ведомость весенней сессии не закрывалась до первого сентября.

Первые три «захода» Кириак принимал в политеховской аудитории по расписанию деканата. После, в июле, «хвостовики» исправно посещали необъятных размеров директорский кабинет Института сейсмостойкости - вот тогда-то кто-то из очень уж обозлённых студиозусов и надругался над служебной «Волгой» мучителя, вызвав справедливый гнев бессменного Арутюна.

В начале августа Кириак уходил в отпуск и перебирался на свою дачу в пригороде; там-то, на тенистой веранде, и разыгрывался последний акт трагифарса. Жалостливая Нина Михайловна - спутница жизни сатрапа - отпаивала чаем поражённых в правах претендентов на заветный трояк и утешала, как могла:

- До сентября ещё целый месяц, Кирюша тоже живой человек, устанет, в конце концов, пожалеет, да и ты, сынок, не будь балбесом, посиди над книжкой, благо Кирюша сам её написал очень доступным языком…

Пристроив тощий зад в уютно проваленном сиденье плетёного кресла, откушав переслащённого ежевичного варенья, с чашкой остывающего чая в руке, я, дожидаясь своего черёда, клевал носом в дачной беседке. На веранде Кириак терзал кадыкастого Витю. Пристроившаяся рядком Нина Михайловна жалостливо поглядывала на меня.

- Кирюша, этот кучерявенький уже четвёртый раз приходит, пожалей мальчика…

- Не пожалею.

- Посмотри, у него щёки бледные, круги под глазами - видно, не спал ночью…

- По девкам, наверное, шлялся.

Я действительно провёл ночь без сна, только насчёт девок Кириак не угадал: занимался я добычей средств для скорого шляния по оным - в компании с Бутхузом и Персиком таскал в Южном парке мешки с армянским цементом, по червонцу за тонну. Уже был отослан в Ялту квартирмейстер, уже пришла от него подтверждающая резервирование койко-мест телеграмма, уже набрана была необходимая для полноценного отдыха сумма, уже вылетали назавтра в Симферополь подельники… оставалось преодолеть единственное, перекрывавшее мне доступ к солнечному Крыму, препятствие - Кирюшу.

- Кирочка, ну напиши мальчику троечку…

- Не напишу. У него физиономия нахальная, дадут ему диплом - заладится строить. После обвалится то, что он построит, спросят: кто тебя учил? Скажет: Завриев…

В Ялту я прибыл к шапочному разбору. Компаньоны были несказанно рады, ибо успели профукать всю наличность, а я, стараниями Кирочки, был при башлях. Отстегнув голодающим на прокорм, я принялся навёрстывать упущенное. В спешке навёрстывать, ибо уже через неделю надо было возвращаться в цитадель знаний.

Как и предчувствовал Кириак, диплом мне через четыре года выдали. После я успел построить с десяток крупных объектов - стоят, стараниями покойного строптивца, без единой трещинки, мир праху твоему, великий делатель!

/Галактион, он же Лебедь Датский

Галактион (от др.-греч.  - молоко) - мужское имя древнегреческого происхождения. Значение: «молочный/Млечный Путь, галактика». Gala (молоко) являлось эпитетом Зевса и Аполлона. Толкователь имён: Галактион открыт окружающему миру. Он честен, обладает острым языком, но не унижает противника. В течение всей жизни стремится к знаниям и склоняет окружающих к тому же…

Вот и получалось, что щедрый, как Аполлон, и суровый, аки Кронион, Лебедь Датский напитывал нас млеком знания путём приобщения к таинствам технической механики жидкости. Предстояло нам изучать эту самую жидкостную механику аж три семестра, с экзаменацией по завершении каждого. На первой лекции Галактион декларировал краткую вводную:

- Я намерен ознакомить вас с таким курсом специальной в вашем случае дисциплины, чтобы в результате его изучения некоторые, повторяю - некоторые из вас, получили необходимое развитие, на основании которого они в дальнейшем сумели бы уже самостоятельно разобрать и изучить по возможности любую ранее не рассмотренную проблему, которая может встретить их в будущей инженерной практике! Хочу отметить, что отдельные разделы моего курса - а он несколько отличается от общепринятого - в свете методики их донесения до ваших пока ещё не окрепших извилин будут носить специфический характер. К примеру, раздел гидростатики будет изложен в приближении к пройденному уже вами курсу теоретической механики, здесь мне представляется рациональным отдавать предпочтение аудиторным практическим занятиям, решая всё более усложняемые задачи при помощи обильного графического их сопровождения…

И понеслось, ибо Галактион был неиссякаем на кунштюки с усложнением задач. Узаконенный Минпросом канонический курс гидравлики Галактион презрительно обзывал «чугаевщиной» (Роман Романович Чугаев - профессор, заслуженный деятель науки и техники, заведующий кафедрой гидравлики и гидросооружений Ленинградского политеха, научный консультант Государственного института гидросооружений, Гидроэнергопроекта, Нижневолгопроекта, Средневолгопроекта и проч., составитель учебника по гидравлике для вузов), автора - мальчишкой (был старше Романа Романовича на четыре года), при этом состоял с ним в теснейшей дружбе.

В аудитории Галактион творил, импровизировал и явно наслаждался процессом. Невозможно было логически просчитать, какая тема станет предметом очередной его лекции. Расчёт косых прямоугольных водосливов? Или вдруг проблема сопряжения ниспадающей с плотины струи с нижним бьефом? А могло быть и такое: отведённые на лекцию полтора часа посвящались разбору и критике предложенного Иоганном Бернулли двести тридцать лет тому назад уравнения, учитывающего локальные силы инерции жидкости…

Как-то Галактион объявил:

- Наша сегодняшняя тема - определение коэффициента расхода для водослива с широким порогом без бокового сжатия, - и, повернувшись к доске, принялся вычерчивать план нижнего бьефа условного гидроузла.

Зубрила Таракан заметался - Галактион не терпел вопросов в начале лекции - но всё-таки не утерпел:

- Галактион Афанасьевич, чертёж влево разовьётся или направо? Чтоб знать, как в конспекте расположить…

Лебедь уложил мел на полочку, вытер пальцы тряпочкой, обернулся, развёл руками:

- Ты с ума спятил? Откуда мне знать? Я ведь сейчас и здесь проектирую возможную компоновку узла…

Гидравлику как таковую мы, конечно же, не одолели: за три семестра не то что полный объём этой алхимии - вводную часть как следует размыслить не получится, - но по завершении курса, как и предсказывал Лебедь, некоторые из нас вдруг ощутили прилив инженерной дерзости, желание пробовать на зуб и разжёвывать технические шарады.

С зачётной частью проблем не возникало. Пятёрок Галактион не ставил никому: мол, на «отлично» предмет знаю я один, - «дерзким» выставлял четвёрки, всем остальным  - трояки, с прибауткой: «Премудрости кирпичной кладки ты и без Бернулли осилишь…»

В юности проходил стажировку в Высшей инженерной школе Нанси. Пребывание в Лотарингии наложило зримый отпечаток на манеры и стиль будущего профессора, им он не изменял и в зрелые годы: свободный крапчатый реглан, берет чуть набекрень, ниспадающие водопадом брюки-вердигри и умопомрачительные галстуки ручной работы, которые Лебедь умел повязывать узлом одновременно чуточку небрежным и в то же время донельзя изящным.

Когда у Галактиона образовывалось «окно», он уединялся на кафедре, за своим столом, и давал волю снедавшему его пристрастию к футурологии - моделировал «волны прорыва» для крупнейших мировых гидроузлов и последствия образования таковых. Результатами расчётов делился с именитыми зарубежными коллегами, которые незамедлительно отвечали на его послания бурными выражениями восторга либо скептическими отписками, - околотошный наш почтальон, а проживали мы с Лебедем через улицу, постоянно околачивался у его подъезда со связками заказной корреспонденции.

Что касается, казалось бы, абстрактного прозвища - поначалу за неспешную, «плывущую» походку обозвали мы Галактиона Лебедем, а как-то романтик наш Витя обронил ненароком, что в отрешённости своей, отстранённости от суеты мирской походит Галактион на Гамлета, и в одноча