Южная звезда
Загружено:
ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ № 2(11)
Поэзия
 Виктор Казаков
***
Я дома. Жив. А ты доселе там,
Где контингент умело ограничен.
Твои следы легли к моим следам.
Ты, как и я, отнюдь не гармоничен.
Но гонора тебе не занимать.
Я помню свой великолепный гонор.
Зима? Какая к черту здесь зима.
В такую зиму будут греть погоны.
И вот потом, увы, не на словах -
На странном, да, но все-таки на деле -
Узнал и понял, что такое страх.
И не минутный. Даже не недельный.
Но страх раздавлен, и приходит смех.
Он ищет нас. Он рыщет по палаткам.
И чья вина, что он найдет не всех.
Война. Понятно. Впрочем, не понятно.
Кто рубит лес? Кто вырубает лес
И с корнем рвет его тугие всходы?
Да разве Время эти восемь лет?
Наверно, нет, но только это годы.
Для разговоров стало больше тем.
Какую ты за них заломишь цену?
Мне повезло. Я не вошел в “процент”.
А ты еще не вышел из “процента”.
Я дома. Жив. И мой спокоен сон.
Все это так, но если приглядеться...
Высокий, бесконечный горизонт.
За горизонт мое стекает сердце.

***
Восток или запад - не в силах уже разобрать.
Усталость такую, пожалуй, не всякий поймет.
Мне время разбрасывать камни, а не собирать.
Но в сотах наполненных светится яд, а не мед.
Дорога закрыта, и мне не известен объезд.
Дорога закрыта, и вот уже ночь на носу.
Налево, направо качается шторами лес.
И снегу по пояс насыпало в этом лесу.
Назад оглянусь, там сугробы растут на глазах.
Перчатками с рук мою кожу сдирает мороз.
Но слышу, а может быть, кажется мне, - голоса.
Но слышу, а может быть, кажется, - скрипы колес.
Я падаю в снег. Я лицо обжигаю о снег.
Какой непонятный, какой беспредельный огонь.
Глаза открываю - врывается в комнату свет.
За окнами звон и возня. Кот мне лижет ладонь.


***
Пейзаж узнаваем. Как будто сегодня приснился.
Озябшие руки в жару высыхающих рек.
А жар в этот день бесконечною чашей пролился
На желтый сургуч моих пылью припудренных век.
Пейзаж узнаваем. Как будто вчера распрощался.
Еще изнывает в пожатьях сухая ладонь.
Желают добра и какого-то личного счастья.
А я не могу... и по-птичьи смотрю на погон.
Пейзаж узнаваем. Знакомо сутулятся спины.
А глиняный бруствер,
вглядеться, не так уж высок.
Здесь нет перекрестков
на стертой подошве равнины.
И верно, что юг. Только все-таки это восток.
Под пристальным взглядом хоть чуть,
но всегда неуютно.
Чеканить шаги или жажду глотком утолить.
И вовсе неловко свалиться и переобуться,
Из жарких ботинок на землю насыпать земли.
Под пристальным взглядом
и рай не покажется раем.
Кадр сменится кадром, и будет идти репортаж.
И странного нет в том,
что этот пейзаж узнаваем.
Под пристальным взглядом
до боли знакомый пейзаж.

На пляже
Порядок. Снова налегке.
Без злобы, комплексов и робы.
Лежу на вымытом песке
На фоне лучших ног Европы.
Я никому не нагрубил.
И мне пока не нагрубили.
Орел зеленый на груди
Уже распахивает крылья.
Я в первый раз за столько лет
На удивление спокоен.
Горячий ультрафиолет,
И жизнь, и мысли без конвоя.
Сегодня все разрешено.
А мне и весело, и странно,
Что я на фоне лучших ног
Сам на ноги когда-то встану.
Что разберусь в своих делах.
И перестану жить скитальцем,
И что в зеленого орла
Не будут больше тыкать пальцем.
Что мне не надо, черт возьми,
Теперь у моря ждать погоды.
Что я вот с этими людьми
Войду в одну и ту же воду.

***
Я не прощаю свой инфантилизм.
Меня учили с детства слушать старших.
Я слушал старших и не слушал жизнь,
И потому замешкался на старте.
Не рвался, не горел, не рисковал,
Не ведал слов “извилисто” и “круто”,
Успешно двадцать лет пробуксовал,
Но выскреб слизь до каменного грунта.
Когда же я стремился не туда,
Куда моим наставникам хотелось,
Злой окрик, как студеная вода
На сонное распаренное тело.
Учили не по дням, а по часам,
Но только на часах у пьедестала.
Мед липы лип к рукам и лип к усам,
Но в рот, как говорится, не попало.
Судьбу мне без конца благодарить
За то, что эта сахарная корка
Взялась снаружи, а не изнутри.
Благодарить судьбу за то, что горько.
Покойные мои учителя,
Им всем земля, конечно, будет пухом,
Стелили пух. Прости меня, земля,
За то, что о тебе ни сном ни духом...
Теперь могу в ладони растереть.
Продрал глаза, предметы стали резче,
Могилы рыл, вгонял лопату в твердь,
В твои, земля, опущенные плечи.
Потом решали б мы — по чьей вине.
Но не сумели, но не обманули
Ни сказочно красивый леденец,
Ни сказочные сладкие пилюли.



Перепечатка материалов размещенных на Southstar.Ru запрещена.