В семье подруги было принято так: если у тебя нет работы, на тебя смотрят как на прокажённого. Но поскольку с её родителями я виделся редко, мне долгое время было до лампочки. В её отсутствие я пытался писать роман, пил пиво, бродил по московским лесам.Но однажды по приколу отыскал вакансию «Бариста» в аэропорту «Внуково» и откликнулся на неё.

Стажировка проходила на станции Третьяковская галерея, где располагалась главная кофейня «Кофейного дома». Мне выдали стопку брошюр с рецептами кофе, санитарными требованиями и книжку стажировщика, а ещё стильную чёрную униформу. Стажировал меня казах Алмаз, шустрый паренёк. Объяснял он всё так: «Смотри, делаешь вот так, потом вот так, раз-раз-раз и вуаля». Он очень гордился этим своим «вуаля». У Алмаза была мечта накопить на квартиру и жениться на москвичке, и он уверенно шёл к цели.

Научиться делать эспрессо, основу всего, нетрудно: засыпал в здоровенную кофемолку треть килограммового пакета «Арабики», смолол с запасом, набил холдер, или рожок (или портофильтр) кофе, утрамбовал пестиком, присобачил его, этот пестик собачий к варочной группе, нажал кнопку и - вуаля. Порция чёрного как нефть душистого эспрессо «вырви глаз» готова. Американо (Caffè Americano) - это разбавленный кипятком эспрессо. Американо придумали янки, оккупировавшие Италию в 1945-м. Для англо-саксов эспрессо был нестерпим, и они его разбавляли, за что получавшуюся на выходе бодягу итальяшки называли презрительно американо. Идеальный американо: две порции эспрессо, в которые добавляется от 30 до 470 миллилитров горячей воды.

Существует также австралийский вариант - Лонг блэк. Всё то же самое, только не вода вливается в кофе, а кофе  - в воду. Впрочем, и у итальянцев есть свой щадящий вариант  - Эспрессо-лунго, когда через то же количество кофе, что требуется для порции эспрессо, проливается большее количество кипятка.

Когда я делал американо или эспрессо, я чувствовал себя королём кофе. Знай себе вовремя подливай воду в резервуар, набивай поплотнее рожок, да почаще промывай его. Проблема начиналась, когда клиенту требовался капучино или латте. Для них нужно взбить молоко, чтобы оно превратилось в пену. Холодное молоко наливалось в металлическую чашку, (тут было важно не переборщить с количеством, и под нужным углом подставлялось под воздействие пароотводной трубки) и за считанные секунды превращалось в молочное облако.

Превращалось у Алмаза, который во время процедуры нашёптывал какие-то заклинания. И вообще он относился к кофемашине как священной корове. Поглаживал её, протирал тряпочкой. Ругался, если кто-то обращался с ней грубо. К примеру, бариста Гриша действовал иначе. Панибратски хлопал её по корпусу, приговаривая: «Ну давай, п..да».

Так вот, вместо пены у меня получалось горячее молоко, и тогда Алмаз цокал языком, выливал продукт в раковину, давал другую чашку. Фишка в том, что если передержать пароотводную трубку, то молоко перегреется, а чашка станет нестерпимо горячей.

Капучино - это одна-две части эспрессо, остальное - пена. Больше всего раздражало то, что и пену нужно заливать по-особому, чтобы венцом творения стало сердечко. Решали всё финальные капли. У Алмаза получалось сердечко, у меня - жопа, либо кучка дерьма. И делать это всё нужно быстро, поскольку клиент всегда торопится. Уж не знаю, куда они торопятся, да только это факт. Когда у меня получалась чашка идеального капучино, я радовался как ребёнок.

С латте всё ещё сложнее, для него нужно очень много молока. Пару больших чашек пены. Если видели, что я не справляюсь, а очередь из посетителей растёт, меня ставили готовить чай и доставать пирожные из холодильника. Чай я любил готовить, там довольно проблематично что-либо запороть. Чай засыпался длинной ложкой в такие чайные пакеты, и завязывался изящным узлом.

Однажды к стойке подошёл кривозубый юродивый, и замычал.

- Пошёл прочь, паскуда, - рявкнул я на него.

Тут подбежал Алмаз.

- Эй-эй, это же наш святой. Его хозяин любит, карму чистит себе.

Я ничего не понял, и встал в позицию наблюдателя. Алмаз приготовил порцию латте и протянул юродивому. Бесплатно. Тот сел за стол. Вскоре к нему подошёл директор «Кофейного дома», похлопал по плечу, сел рядом, и они о чем-то заговорили. Юродивый мычал, а хозяин понимающе кивал.

...Через неделю стажировки меня отправили во Внуково. Разница была в том, что работать там нужно по ночам, и если стажировочная смена длилась пару часов от силы, то рабочая смена - двенадцать. В первую ночь вместе со мной пришла девушка с коровьим взглядом и жизнерадостная коротышка. Наставляла нас сибирячка Оксана.

- Значит так. Официально вы баристы, но поскольку это аэропорт, то и некоторые блюда подавать придётся. Приготовить бургер, салаты, сырники, кашу, яичницу - это не должно стать проблемой, но имеет нюансы. Но главное, мальчики и девочки, - она хитро улыбнулась, - можно жрать от пуза, это называется «стафф», а ещё здесь хорошие чаевые.

Как выяснилось, менеджер Оксана, которая сибирячка, пусть будет Оксана-сибирячка, была младше меня, двадцатидвухлетки, на пять лет, но вела себя как взрослая тётя, да и выглядела, возможно, за счёт макияжа, старше.

Фишка в том, что тогда я западал на девочек постарше, моя ровесница, с которой я жил, давно перестала вызывать сексуальный трепет. Это ужасно, зачем мы вообще жили вместе, и на кой чёрт я попёрся в эту кофейню...

А эта Оксана-Сибирячка - девочка что надо. Кобылка. Изабелловой масти, то есть блондинка. Голубоглазая, большие губы, наглый взгляд.

- Ксюня, у тебя парень есть?

- Работай давай. И для тебя я не Ксюня, а Оксана Петровна.

А сама улыбается.

Специфика работы в аэропорту сильно отличалась от того, к чему я привык на станции Третьяковская галерея. По сути, на смену приходились утренние и вечерние рейсы, и тогда - аврал. Клиенты выстраивались в очередь, и были ещё нетерпеливее, чем в той богадельне. Со страху пришлось прокачать навыки по эспрессо, и сердечко у меня теперь выходило чаще, чем жопа. Хотя думал я как раз о заднице Оксаны.

Но решив вопрос с капучино и латте, я столкнулся с другой проблемой: накормить клиента. Чтобы приготовить бургер, хороший такой здоровенный бургер, как в придорожных американских харчевнях, нужно достать из морозильника усыпанные кунжутом бургерные булочки. Потом их следует поставить в микроволновку на разморозку. Параллельно закинуть в гриль котлеты. Всё это нужно делать в перчатках, а периодически просто задалбываешься их снимать-надевать. Затем достаёшь тарелку, кладешь на неё первую половинку булочки, смазываешь соусом. Кладёшь туда горячую говяжью котлетку, смазываешь её помидорным соусом, кладёшь сверху сыр, на сыр последовательно: слайсы огурцов и помидоров, салат, смазываешь верхнюю булку соусом, водружаешь её на эту бургерную башню. Пока готовишь, обливаешься слюнями и жалеешь, что этот бургер не для тебя, что он - чистой воды отчуждение.

Готовить салаты - проще простого. Они приходят в готовом виде в контейнерах. Остаётся только оформить, к примеру, «Оливье», или «Столичный», формуется специальной такой формовочной фигнёй наподобие широкого браслета. А «Цезарь» нужно смешать с сухариками и залить соусом непосредственно перед подачей.

С супом можно лажануться. Он поставляется в специальных пластиковых баночках с неудобной открывашкой. Когда я первый раз открывал, сильно за неё дёрнул, и в итоге оказался весь в курином бульоне, лапше, курице.

- Ё...твою мать.

- Слушай, откуда ты вообще такой взялся, - шикнула Оксана.

- Из мамки.

- Идиот.

И вот пока не улетели все вечерние рейсы - барист-повар в мыле. Это с десяти часов вечера до полуночи. Потом наступает время сигарет. Делать решительно нечего, а общаться с другими новичками неохота. Девушка с коровьими глазами сразу приняла сторону силы, и на все мои косяки смотрела преувеличенно осуждающе и пренебрежительно.

...Потом появился Коля-Киоск. Дылда под метр-девяносто, коротко стриженный, с залысинами, в очках и с монотонным бубнежом и разговорами о своём «пиздюке», который спать не даёт, и «слава-богу-я-работаю-в-ночную-пусть-баба-сама-с-ним-возится». Иногда Коля-Киоск брал по две смены подряд, и, я уж не знаю, как, но, ё-моё, отрабатывал по 24 часа в сутки. Человек-робот.

Я как раз вернулся с перекура, а Коля-Киоск окликнул меня:

- Эй, а ты пойдёшь со мной.

- А чо я сделал?

- Надо.

Оказалось, что в мои обязанности, не оговорённые в договоре, входил приём свежих продуктов.

Мы брали тележку, и пёрлись в другой конец аэропорта, натыкаясь на пассажиров, ожидающих утреннего рейса. Они, кстати, не были проблемной клиентурой, ели мало, пили в основном пиво.

Как-то раз к стойке подошёл парень как из клипа Оффспринг, в кепке с надписью HARDCORE и стильном худи.

- Бро, а бухнуть есть чего?

- Только пиво.

- Вот же бля. - Почесал хардкорную кепку. - А какое есть?

- Хуегарден, Стелла Артуа, «Балтика Семёрка», Миллер.

- Миллер-шмиллер. Давай что ли шесть Хуегарденов и чипсоидов пару больших пакетов. Во. Рифлёные со сметаной тащи.

Я оформил заказ, собрался открыть пиво и перелить в бокал.

- Ну ты чо, какие на хрен бокалы. - Засмеялся: - Щас по-дворовому пивасик утилизируем.

Потом он повторил заказ, и к утру был совсем тёпленький. Весёлый парень. На контрасте с вечно задумчивым, а точнее вечно пребывавшим в каком-то отупении Колей-Киоском.

- Ну давай, чего застыл, принимай! - Гаркнул Коля-Киоск.

Нужно было выгрузить из фур ящики с пивом, с салатами, со всякими брускеттами, пакеты с замороженными котлетами и булками, огромные пакеты с кофе, сиропы, фрукты, коробки с пирожными и прочую дребедень, потом каждый ящик прогонялся через металлодетектор, потом это всё везлось на точку. Когда я сгружал всё это добро, Оксана восхищалась:

- Какой ты сильный.

Я молчал.

Таких ходок нужно было сделать две-три за ночь.

Потом я возвращался, курил, снова курил, пил кофе, жрал стафф, часть списанного стаффа скидывал в рюкзак. Это официально не разрешалось, но и глаза на это начальство закрывало.

Брускетты, бургеры, салаты, бутерброды с сёмгой. Кто бы мог подумать, что у всего этого добра такой маленький срок годности, и ежедневно вся эта вкуснятина скидывается в мусорные мешки и отвозится на свалку...

- Капитализм - дерьмо, - бурчал я.

- Чего? - Спрашивал Коля-Киоск.

- Я говорю: система несправедлива. Какое нерациональное распределение благ.

- Оральное, анальное, какое нам на фиг до этого дела. Оттарабанил смену - и свободен. Ты там давай пирожное клиенту оформи.

Пока оформлял, лажанул с сиропом, нафигачив вместо красивого узора здоровенную блямбу.

Коля-Киоск, будто бы случилось непоправимое, подскочил ко мне:

- Ё...копать, ну что ты сделал?

- Ну ошибся.

- Ошибся он.

Спешно, пыхтя, высунув язык от напряжения, Коля-Киоск достал другую тарелку и другое пирожное, оформил сиропом как полагается, добавил веточку мяты.

- Вот, понял как надо? У тебя чо, блин, совсем нет чувства прекрасного?

- Коля, во, гляди, как у тебя хорошо получается. Давай ты и работай.

- Ох, тяжело тебе в жизни придётся. Ты вообще хочешь карьеру баристы сделать?

- Думаю, это не моё призвание.

- Чего? При... чего?

- Призвание.

- Тебе сколько лет, это же детский сад, призвание-шмизвание.Вместо того, чтобы по херне всякой дрочиться, лучше бы прокачал навыки.

- Ага.

И я пошёл курить.

...Я проработал там ровно месяц. И сделал для себя вывод, что очень многие люди, и как я раньше этого не замечал, имеют фашистские наклонности и синдром вахтера. Стоит только кому-то из них обставить тебя по иерархической лестнице хотя бы на полшишечки, они сразу начинают задаваться.

За три часа до окончания ночной смены начинались санитарные процедуры. Нужно было отдраить рабочее место до блеска.

- Как у кота яйца, - любил повторять Коля-Киоск.

Это значит: вымыть пол, протереть рабочую поверхность, перемыть всю посуду и поставить её на кофе-машину, чтобы сушилась (от машинки сверху идёт тёплый воздух), провести ревизию холодильника, и собрать оттуда все продукты, до истечения срока годности которых оставалось день-два. Потом помыть холодильник, заполнить его новыми продуктами. Потом ещё всякие операции...

Смену у меня принимал самодовольный чувак с писклявым голосом.

- Смена не принимается.

- Чего это?

- Пол липкий, сами посмотрите.

- Да нормальный пол.

- Не-е-ет, - издевательски пропищал он.

Пришлось драить пол заново. Потом он ходил и выверял каждый дюйм, шлёпая по нему своими бахилами.

- Ладно, так и быть, смена принята.

- А шёл бы ты на хер.

- А?

В этот момент я уже скидывал ненавистную униформу, переодевался, переобувался...

Но был один парняга, который мне нравился. Нравился своим подходом к жизни.

- Ты как расслабляешься обычно? - Спросил меня в первый вечер он.

- Ну, не знаю, сплю.

- А-а, а я убиваюсь, гашусь как скотина.

- Это как?

- Нахуяриваюсь как чёрт.

- Ага.

- Вот вчера нахуярился, сегодня жалею. Надо завязывать, пожалуй.

- Пожалуй.

- Через неделю финальный экзамен, нужно выучить сотню рецептов, и по санитарным нормам ответить на вопросы. После этого ты станешь настоящим баристой.

- Я, пожалуй, уволюсь.

- Хм, понятно, а кем быть хочешь?

- Писателем.

- Норм. А я, пожалуй, пойду по карьерной лестнице, надоело коноёбиться, пора двигаться по теме. Тем более они, хозяева, щас пивняк открывают, вот там будут офигенные чаевые - что твоя ставка.

- Удачи.

Когда закончилась моя последняя смена, я вышел из аэропорта, и не мог поверить своему счастью. Останется только сдать униформу и прочая бадяга. А потом бабки упадут на карту. Блаженство.

Я зашёл в близлежащий парк, откупорил пиво, закурил сигаретку. Это была последняя сигарета из шестнадцатой выкуренной за всё время работы пачки. Символизм.

Чирикали птички, и мне было заебись, когда я представлял, как все тащатся на свои работы, а я - сам себе хозяин. Конечно, родители подруги посмотрят косо, но меня это не волновало.

Когда я допил до середины, ко мне кто-то подсел.

- Привет.!

Это была Оксана.

- Привет.

-Что делать думаешь? Я слышала - увольняешься, жаль.

- Писателем пойду работать или в отряд по борьбе с тараканами.

- Хах, писатель, а есть чо почитать?

- Найдётся.

- Слушай, а поехали ко мне. Скучно что-то.

И мы поехали к Оксане. Она уже не казалась такой строгой. Вошли в её просторную квартирку, и тут я понял, что мои носки воняют. Я извинился и погнал в ванную, заодно и весь помылся, сполоснул рот освежителем воздуха.

Когда я вышел из ванной, Оксана откупорила вино, нарезала сыр, разложила оливки и включила какой-то сериальчик.

Красиво. Мы чокнулись бокалами и выпили. Я залпом, Оксана пригубила.

- Ты хлещешь вино как древний грек.

- Скорее, как русский бич.

Не помню, сколько времени прошло перед тем, как я её поцеловал, повалил на кровать, и полез на неё.

- Стоп.

Ну вот, думаю, облом, а такой хороший день.

Но случился неожиданный поворот.

Оксана перевернула меня на спину, села сверху, и расстегнула джины...