Южная звезда
Загружено:
ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ № 4(13)
Николай Буянов
 И ТОГДА ПОВЕЛЕЛ МАКЕДОНСКИЙ...

... Экран светился призрачным голубоватым сиянием в полумраке маленькой убогой комнатенки.

Пол был скрипучий - хозяйка давно привыкла к этому скрипу и различала половицы по голосам. У той, к примеру, что лежала у двери в прихожую, был утробный бас, как у маньяка-растлителя. Чтобы прилечь на кровать (такую же старую, как и все в этом доме, с облезлыми железными шишечками, приходилось ступать на доску с голосом свирели из «Веселых ребят», а та, что лежала у дальней стены, отзывалась забытой «Пионерской зорькой» (Вовочка, пока был маленький, очень уважал эту передачу).

Стена была неровной - тот, кому взбрело бы в голову поклеить ее обоями, тихо спятил бы, подбирая полосы нужной длины... Да впрочем, охотников на это мероприятие и не нашлось: стена была бревенчатая, и единственным ее украшением служила пожелтевшая фотография старого хозяина, сгинувшего, согласно семейному преданию, еще в империалистическую, под Варной (немцы отравили газами).

Другое дело - телевизор. И действо, что происходило на экране. Вернее, мужчина в серой тунике (на самом деле туника была пурпурной, просто телевизор был черно-белым), находившийся в центре этого действия. Он появлялся в кадре на фоне дымных развалин древнегреческого храма, в отсветах смрадного пламени и криках многотысячного войска...

Как же орали они, приветствуя Его, какой яростной, неукротимой радостью и обожанием горели их лица - даже вид трофейного золота, даже изнасилование языческой жрицы не вызвало бы у них большего восторга...

Они любили Его. Они стучали мечами о щиты в знак приветствия, кричали и плакали от счастья - не все, конечно, но многие, особенно седые ветераны, успевшие вместе со своим командиром намотать на сапоги цветущие сады Египта, джунгли Юго-Восточной Азии и барханы Центральной Африки с ее причудливыми, как миражи, оазисами. Они все, все до единого, не задумываясь, отдали бы за Него жизнь, а Он шел вдоль бесконечных шеренг, гордый, величественный, беспутно красивый...

Он был для них богом - по крайней мере, сейчас, пока его войска не знали горестного слова «поражение». Он был Победителем.

В комнате находились четверо: двое мужчин и две женщины. Все были озабочены и старались не смотреть друг на друга, поэтому волей-неволей им приходилось глядеть на экран.

«Дерьмо, - думал первый мужчина. - Взять бы этот поганый ящик да хрястнуть молотком со всего размаха, чтобы осколки в разные стороны... То-то бы личико у старой дуры вытянулось! Нет, пусть уж смотрит: будет лишний повод объявить ее сумасшедшей. Да и завещание на дом еще не оформлено - вдруг бабулька копыта откинет от переживаний. Артурчик - гад еще тот, сколько денег в него вбухано, мог бы своих психов отправить в круиз по Средиземному морю... Ну ничего, недолго ему осталось...»

«Дерьмо, - думал второй мужчина. - Божий одуванчик-то и впрямь выглядит дерьмово, но психическое ее состояние - это большой вопрос... И большая головная боль: незаконное содержание в спецлечебнице - дело подсудное. Ну, не подсудное (доказать ничего невозможно), но практики могут лишить, как два пальца об асфальт... Надо будет раскрутить бизнесмена на хорошие «бабки», не пожалел он мне новенькую «Ниву» - не пожалеет и шестисотый «Мерседес». Надо только нажать на него посильнее...»

«Дерьмо, - думала первая женщина. - Только зайдешь за порог, а впечатление такое, будто провалилась в общественный нужник с головой. Как тут люди живут - не пойму. И Артурчик, кобелино потасканное, строит масляные глазки, нашел тоже время... Хорошо, Вовочка занят другим - не надо быть экстрасенсом, чтобы понять ход мыслей...»

«Дерьмо, - думала вторая женщина. - Качество ужасное и настройка совершенно никакая, полосы по всему экрану. А впрочем, это неважно. Главное - мой Сашенька со мной. Смотрит на меня, улыбается, будто подбадривает... Хорошо, что он у меня есть. Нынешние-то мужики - не приведи Господь: коли человек трезвый и приличный - то в хозяйстве негодный, либо пиликает на скрипочке, либо очки роняет над бумажками, если полезный в доме - то непременно пьющий, а если непьющий, богатый и не роняет - то обязательно сволочь... Зря я, дура, сболтнула про клад, теперь меня в покое не оставят. Ох, грехи наши тяжкие... Ну ничего, скоро все кончится...»

- Ну, все, - первый мужчина поднялся с табурета и хлопнул себя по колену. - Пора ехать, бабуля, машина ждет во дворе. Да ты не бойся, условия в больнице хорошие: отдельная палата, прогулки, трехразовое питание, макароны по-флотски... Любишь макарончики?

- Как скажешь, миленький, - ангельски кротко отозвалась старушка. - Раз ты думаешь, что мне там будет лучше...

- Конечно, лучше, о чем базар! Процедурки поделают, витаминчиков подколят - будешь бегать, как молодая.

- Как скажешь, - повторила та, комкая в сухих ручках узелок с нехитрыми пожитками (больничный халат, тапочки-шлепанцы, платочек на голову, миска и жестяная кружка - старая, доставшаяся еще от матушки-покойницы, едва ли не единственное наследство и память. Внук утверждал, что все это лишнее, в больнице выдадут казенное, но бабульке не очень-то верилось). - Ты, миленький, главное помни: мой дом никому не продавай. Непростой это дом...

- Помню, бабуль, помню.

Ее вынесли на руках, с трудом скрывая нетерпение. Машина - мощный джип, похожий издали на железнодорожный вагон, уже сдержанно порыкивал мотором за калиткой. Задняя дверца была распахнута, и пестрый петух по имени Фредди Крюгер, осторожно вытянув шею, с любопытством заглядывал внутрь салона...

Высокая полногрудая женщина, держа под мышкой таз с мокрым бельем, проводила глазами машину и спросила:

- Куда это бабу Клаву, да с таким комфортом?

- К Барвихину, - отозвалась вышедшая поглядеть соседка. - Упек-таки родной внучек.

- Неужто в дурдом? - охнула женщина. - Вот же ни стыда ни совести... Накатать бы на него в прокуратуру! Хотя, что ему прокуратура - с такими-то деньжищами. Лучше бы в газету, чтобы общественность подключить. Раньше-то, при Брежневе, общественности боялись... Оленька, ты в магазин не собираешься? Говорят, хлебовозка с утра приезжала...

Оленька - Ольга Григорьевна Засопецкая - покачала головой и ушла в дом. Она никогда не запирала дверь - ученики-дьяволята из сельской школы, где она преподавала русский и литературу (а также от случая к случаю математику, биологию, труды и военное дело - если требовалось кого-то подменить), давно отучили, беззастенчиво превратив дом в проходной двор. Она не обижалась и не сердилась.

На столе, на белой клеенке, со вчерашнего дня ожидала кипа непроверенных тетрадей. Она открыла одну, верхнюю, попробовала вникнуть в детские каракули и отложила. Слова соседки гвоздем засели в голове как некое руководство к действию. Она поразмыслила, покусывая кончик шариковой ручки, вздохнула, собираясь с духом, достала листок бумаги и вывела: «Уважаемая редакция!».

- 1 -

- Быть грозе.

- Разве что к вечеру будет.

«А меня уже здесь не будет, - с мрачноватым удовольствием подумал Алеша, Алексей Павлович Сурков, 22 лет, собственный корреспондент областной газеты «Доброе утро!» - До обеда разберусь с делами, и - домой...»

Электричка воняла колбасой и ядреным самогоном. Рядом, через проход, расположилась компания подвыпивших деревенских - все как один в засаленных кепках, брюках, заправленных в сапоги, и пиджаках на голое тело. Ехали, видно, с ярмарки, насмотревшись и накупив товару, откушав водочки в вокзальном буфете и «догнавшись» местным первачом - словом, оттянувшись по полной программе вдали от жен и ребятишек. Алеша, исконно городской человек, поначалу отворачивался и зажимал нос, но вскоре ничего, притерпелся. И даже стал тайком поглядывать на девушку, что сидела на жесткой скамейке наискосок от него, в стороне от ковбойского общества, источавшего тот самый колбасно-самогонный дух.

Девушка была чудо как хороша: зеленые глаза, бархатная кожа, покрытая ровным загаром и легким золотистым пушком, и такое же темно-медовое золото на голове и за спиной, собранное в роскошный хвост длиной чуть ли не до талии. Она почувствовала его взгляд и улыбнулась - легко, приветливо и чуть иронично. Алеша покраснел и уткнулся в письмо.

Письмо пришло утром, вместе с редакционной почтой. Алексей опоздал на работу, поэтому юркнул за свой стол и принял позу человека, глубоко ушедшего в творческие мысли - словно примчался не только что, а сидел здесь, не отлучаясь, как минимум, со вчерашнего вечера. Однако сегодня был несчаст-ливый день.

- Лешенька, зайди на минуту, - пророкотала из своего кабинета Ангелина Ивановна, редактор отдела «Голос читателя». Персональный селектор, призванный облегчить труд руководящего работника среднего звена, она высокомерно презирала.

Как только Алеша вошел, она улыбнулась совершенно по-матерински и протянула через стол помятый конверт.

- Милый, не в службу, а в дружбу - смотайся и разберись.

- А почему я? - спросил он, уже зная, что отвертеться не удастся.

- А кто еще? У Иринушки ребенок, Станислав Павлович, как обычно, с утра головкой мается, Димочка (сынок главного)... Ну, о нем лучше всуе не вспоминать. Так что изучай письмо и собирай пожитки. Ближайшая электричка через полтора часа. Успеешь и домой забежать, и в бухгалтерию: командировочные уже выписаны.

Алеша вздохнул. Ехать активно не хотелось - не хотелось «заскакивать» домой, где предстоял разговор с грозным родителем, который никак не может простить отпрыску, что тот не пошел по родительским стопам: папа возглавлял кафедру в архитектурной академии и прочил сына в аспирантуру. Сынок же, мечтавший о карьере журналиста, видел себя перед кинокамерой, на фоне живописных пальм или еще более живописных пылающих развалин (близкие разрывы, крики беженцев и мужественный спокойный голос: «Я веду свой репортаж из центра боевых действий...»).

Он заскочил домой, буркнул «привет» и вытащил с антресолей спортивную сумку.

- В командировку? - участливо спросил Павел Игнатьевич (и ни слова упрека, лишь легкая усталая ирония в духе Иеронима Брехта, усмешечка в сталинские усы).

- В нее, - отозвался Алеша.

- Куда на этот раз? В Акапулько или снова в Брюссель? - тон его стал еще более участливым. - Там вроде намечается большое совещание в штаб-квартире НАТО, по вопросам борьбы с терроризмом - все крупнейшие журналисты Европы ак-кредитованы...

- В Знаменку, - ответил он, пихая в сумку бутерброды, ветровку и блокнот с ручкой. - Какая-то шизофреничка накатала письмо в редакцию.

- В Знаменку? - отец озадачился. - Не слыхал.

- Ну ты даешь. Мировой культурный и экономический центр...

Павел Игнатьевич нацепил очки и надолго прилип к карте области.

- В самом деле... Судя по кружочку, дворов десять, не меньше, - он притворно вздохнул. - Да, с работой тебе повезло. И престиж, и уважение, и в смысле мир посмотреть... А главное - денежная! С ума сойти.

И был неправ. Дворов в Знаменке оказалось не десять, а все пятьдесят. В окрестностях мирно окаянствовало общество с ограниченной ответственностью, стояла двухэтажная деревянная школа и психбольница - носительница главной местной достопримечательности: мемориальной таблички над центральным входом, гласившей:

«Здесь в период с 17.02.1915 по 4.05.1918 находился на излечении русский советский писатель-мемуарист А.А. Дятел».

Письмо писала учительница. Алеша просек это, едва взглянув на почерк: старательный и крупный, каким хорошо ставить красные «неуды» и строчить в дневник гневные послания родителям.

«Уважаемая редакция! (Алеша вновь стрельнул взглядом на соседку: ту разморило от духоты, она стянула с себя кофточку, оставшись в одном сарафане, и, кажется, задремала, прикрыв пушистые ресницы). Я преподаю в старших классах литературу и русский язык (ага, я угадал). Побеспокоить вас меня заставила судьба моей соседки, Клавдии Никаноровны Дуганиной - бабы Клавы, как ее называют у нас на селе. Когда-то она работала в совхозе, но давно вышла на пенсию. Трудилась она не покладая рук, и в войну, и после войны, снискала к себе всеобщее уважение, а вот с собственным внуком ей не повезло: этот двадцатипятилетний балбес из «новых русских» (т.е. денег куры не клюют) приехал из города с молодой супругой и тут же выжил бабушку из собственного ее дома. Он уже собрал документы, чтобы поместить старушку даже не в приют (что само по себе уже отвратительно), а в психбольницу, под «присмотр» доктора Барвихина (это главврач). А Барвихин, кстати, недавно купил себе машину, хотя зарплата у него, сами понимаете...»

Алеша вздохнул. Незнакомую бабу Клаву было жалко. Тем более, что ее сумасшествие заочно выглядело не слишком убедительно: и правда, откуда деньги на машину? Ясно, что взятка...

«Очень прошу вас разобраться и не дать пропасть хорошему человеку. Думаю, что внучку не терпится прибрать к рукам дом с участком. С уважением, Засопецкая Ольга Григорьевна».

Он откинулся на сиденье, без любопытства глядя в окно: поля, поля, редкие домики, грязная проселочная дорога с намертво застрявшим трактором (интересно, как психиатр собирается разъезжать на собственном авто по этаким «автобанам»? Или внучок-бизнесмен подарил ему танк?). Мысли текли лениво, как вода в заболоченной речке: перво-наперво встретиться с Засопецкой, из первых рук получить всю информацию о бабе Клаве. Потом - с этим ублюдком внуком и с психиатром, в случае чего припугнуть их милицией... Вот бы добиться переосвидетельствования бабульки!

Станция оказалась совсем крошечной - примерно с автобусную остановку. Электричка затормозила, лязгнув колесами на стыках. Он выпрыгнул из вагона, сразу погрузившись по колено в густую траву, горячую и пахучую, расцвеченную какими-то пушистыми желтыми шариками на длинном стебле. Над травой гудели шмели, где-то в зарослях стрекотали кузнечики, и далеко у околицы кто-то гремел пустыми бидонами из-под молока.

Его недавняя попутчица с золотистой косой тоже вышла и легко зашагала по тропинке. Алеша задумчиво поглядел ей вслед, и вдруг его пронзил страх. Он подумал, что она сейчас уйдет совсем - скроется из глаз, растает в утренней дымке, заставив всю оставшуюся жизнь мучиться некой несбыточной грустью...

Ноги сами рванули с места - он догнал ее и, дивясь собственной наглости (никогда не был особенно боек с женским полом, а вот поди ж ты...), тронул девушку за плечо. Ее кожа пахла так же, как и трава: горячо и нежно. До головокружения.

- Извините, - пробормотал он, остановившись и почему-то вытянув руки по швам.

Она обернулась, и в зеленых глазах вспыхнули искорки.

- Я тут... То есть мне нужен один адрес, а я здесь первый раз, я хочу сказать. А вы деревенская, то есть я имею ввиду... - он окончательно запутался.

- Какой адрес?

- Вот, - он поспешно вытащил из сумки конверт.

Это недалеко. Я вас провожу.

Тропинка стала заметно шире, что позволило Алеше шагать рядом с девушкой. Очень хотелось взять ее за руку...

- Видите дом с желтым крылечком? Ольга Григорьевна живет там.

- Спасибо, - деревянно произнес он. - Скажите, как вас зовут?

- Наташа.

- А я Алексей. Вы здесь живете?

Наташа вытянула руку.

- Вон там, возле речки. А работаю в больнице, медсестрой. Ну, до свидания, Алешенька.

- До свидания, - пробормотал он, подумав: славно она это произнесла: «Алешенька»...

Он с сожалением посмотрел вслед Наташе и повернул вправо, вдоль палисадников, тонувших в зарослях акаций и желтой сирени - он и не представлял, что бывает такая: напоминающая по цвету одуванчик, но форма листьев, запах... Ну точно сирень! Алеша покрутил головой, исполненной новых впечатлений, толкнул нужную калитку, прошел по дорожке между грядок (налево огород, направо цветник) и постучал в дверь.

Открыли сразу, будто ждали. На пороге возник мужчина лет сорока, в мятом пиджаке и голубой рубашке с распахнутым воротом. Глаза у мужчины были колючие.

- Я к Ольге Григорьевне, - слегка растерянно произнес Алеша.

- Вы родственник или знакомый?

- Я, собственно...

- Документы у вас с собой?

- Конечно. А зачем вам? - спросил Алеша и сделал шаг внутрь.

Комната была обставлена простенько и опрятно: голубые обои на стенах и голубой, в тон, торшер в углу, письменный стол, накрытый клеенкой, с возвышающейся кипой тетрадей под настольной лампой. Телевизор, платяной шкаф и массивная деревянная кровать, в изголовье которой пирамидой были сложены вышитые подушечки - мал мала меньше, точно призванные приносить счастье семь слоников. Идеальной чистоты коврик у двери, идеальной чистоты ситцевые занавесочки на окнах (оранжевые попугайчики по бледно-зеленому полю)...

Лишь собравшиеся здесь мужчины (числом пятеро: двое в милицейской форме, трое в штатском) со своими профессионально-угрюмыми лицами никак не вписывались в обстановку. Один из них, всклокоченный, в черном костюме, несмотря на жару, сосредоточенно щелкал фотоаппаратом, остальные бестолково толклись рядом, перебрасываясь непонятными репликами: «Черепно-мозговая, тупой предмет, предположительно молоток... Да вон он, под ножкой стола». - «Тут отпечаток, осторожнее...» - «Угол с лампой - крупным планом...»

За столом, над непроверенной тетрадью, уронив голову, сидела Ольга Григорьевна. Она была мертва, и белая клеенка была испачкана бурым, уже подсохшим...

- 2-

- Значит, корреспондент? - мужчина с колючими глазами повертел в руках Алешино удостоверение. - Что ж, будем знакомы: капитан Оленин Сергей Сергеевич, из райуправления. Давно прибыли?

- Только что.

Они уединились на кухоньке - такой маленькой, что там помещались лишь газовая плита, столик и две табуретки. Когда-то здесь была действующая печка, но теперь она играла некую декоративную роль: дымоход был заложен кирпичом, а внутри, за заслонкой, стояли выстроенные по ранжиру тарелки, напоминая образцово-показательную роту солдат.

- Что же ждали так долго? - укоризненно спросил Оленин. - Штемпель на конверте недельной давности.

- Ну, это вопрос не ко мне… А когда обнаружили... тело?

- Сегодня утром. Соседка через улицу, - капитан взглянул в окно. - Уже всем растрепала… Скоро тут все будут.

- И наверняка преступник тоже придет, - прошептал Алеша, воспитанный на Чандлере и Агате Кристи.

- Возможно, он уже далеко - Ольгу Григорьевну убили вчера вечером: лампа на столе горела.

Оленин вздохнул.

- Я ведь учился у нее - с четвертого по восьмой класс. Хорошая была женщина.

- И что теперь? - потерянно спросил Алеша.

- Опрос свидетелей, протоколы... Обычный набор процедур. Вы дали нам зацепку, - он стукнул в окно и крикнул:

- Силин! Срочно ко мне Киреева!

Услышанная фамилия показалась смутно знакомой и ассоциировалась почему-то с дорогой колбасой, сыром «Рокфор» и улыбчивыми продавщицами в одинаковых форменных секс-передничках.

- Киреев, - вдруг сообразил Алеша. - Это тот, у которого гастроном в городе?

- И ларьки на рынке, и мясная лавка, и еще наверняка кое-что. Я вот думаю: если Ольга Григорьевна права, то... За каким ему, спрашивается, еще и бабкина развалюха? Хотя, конечно, Ольга Григорьевна могла и напутать... Или ее обманули. А убийство не имеет к письму никакого отношения.

- Уж очень они совпадают по времени, - пробормотал Алеша.

- Вот именно: совпадают. Скажите на милость, зачем убивать, если письмо уже написано и отправлено? Бессмыслица.

«Бессмыслица, - повторял про себя Алеша, подперев кулаком подбородок и глядя в крохотное кухонное окошко, откуда была видна деревенская улица (ага, окрестные бабульки подтягиваются к крылечку, капитан как в воду глядел... Стоят молча и скорбно, промокая глаза платочками)...

Бессмыслица: Клавдия Никаноровна, загадочная баба Клава, уже недели две как в психбольнице, главврач которой колесит по деревне на собственном авто, письмо лежит в редакции... Или смерть несчастной учительницы, действительно, не связана с ним, или...

Или - это чья-то месть. Хотя (Алеша живо припомнил несколько увиденных по телевизору криминальных триллеров) месть не выглядит так стерильно. Месть - это обязательно аффект, ярость, почти сладострастие, выплеснутое в потеках крови, живописной кровавой надписи на стене, на обоях в голубой цветочек...»

Киреев оказался в точности таким, каким его представлял Алеша, питающий к представителям предпринимательства классовую неприязнь, - типичным персонажем анекдотов о «новых русских»: стриженый затылок, маленькие глазки и подбородок, плавно переходящий в бочкообразное туловище. Златая цепь на головогруди и перстень с печаткой на толстом безымянном пальце. Высморкавшись на коврик в прихожей, он обвел глазами собравшихся и, остановив взгляд на Оленине, неприветливо осведомился:

- Ну?

- Проходите, господин Киреев, - сказал капитан. - Вы уже знаете, что произошло?

- Ну?

- Вы были знакомы с Ольгой Григорьевной Засопецкой?

- Знать не знаю такую.

- Ну уж, - укоризненно проговорил он.

- Ну, шастала к моей бабке в гости. Косточки соседям перемыть.

- Когда она приходила в последний раз?

- Не знаю, - Киреев кинул в рот жвачку. - Мы с Веркой вчера в городе были.

- С какой целью?

Киреев стал походить на озадаченного непонятной командой бульдога.

- Как с какой? А где я живу, по-вашему? У меня квартира на Герцена и офис на Московской.

- Вера - это ваша невеста?

- Жена, - с законной гордостью сообщил бизнесмен. - Расписались два месяца назад.

- Где она сейчас?

- Дома. Тут, по соседству. Только ее допрашивать бесполезно.

Алеша, про которого временно забыли (вот и хорошо, думал он, надо пользоваться моментом), рассматривал руки Киреева: толстые, в два его обхвата, волосатые и мясистые. Сам бизнесмен тоже был толстым и волосатым, под стать конечностям. Ольга Григорьевна в момент смерти сидела за столом, спиной к двери (проверяла тетради - как оказалось, последний раз в жизни). Допустим, забыла закрыть замок (грустная реплика капитана Оленина: «Да не то чтобы забыла, она его никогда и не запирала. У нас в провинции нравы почти патриархальные: ни тебе домофонов, ни кодовых запоров, ни телекамер... ). Но бизнесмен весит центнер, половицы скрипели, когда он вошел сюда сегодня. А вчера, значит, под убийцей не скрипнули, иначе бы Засопецкая как-то отреагировала…

Однако она так и осталась сидеть, будто задремав перед включенной лампой, в сиреневом ласковом вечере...

- Когда вы приехали?

- Утром.

- Электричкой?

- Не, у меня джип.

- Понятно. Распишитесь здесь и здесь, - капитан ткнул пальцем в протокол. - Мы вынуждены снять ваши отпечатки пальцев.

- Это чего? - встрепенулся тот.

- Таков порядок. И - подписка о невыезде, само собой...

- Да ты совсем охренел, мент! - заорал Киреев, подымаясь, как медведь на задние лапы. - При чем здесь я, если угрохали какую-то полоумную?

- Она не полоумная, - тихо и раздельно сказал Оленин, и от его голоса бизнесмен вдруг сник и разом утерял бойцовский пыл, взлелеянный на многочисленных «стрелках» с братвой. - Она почти двадцать пять лет учила детей. И меня в свое время... А какая-то мразь ударила ее по голове молотком. Молоток мы нашли, и я хочу убедиться, что на нем нет твоих отпечатков, потому что иначе... Ты меня понял?

Что-то проворчав насчет беззакония, Киреев скрылся в соседней комнате. Капитан закурил, выпустил дым в форточку и взглянул на Алешу.

- Вы еще здесь... Что собрались писать, драму или фельетон?

- На что потянет, - Алеша запнулся на секунду и, набравшись решимости, высказал свои соображения. Оленин выбросил сигарету и потянулся за новой.

- Да, вы правы, такая туша не может ходить бесшумно. И силу рассчитать тоже, а убийца ударил очень аккуратно - то ли боялся, что кровь брызнет, то ли... И потом, алиби Киреева легко проверить: джип - довольно редкая штука, особенно у нас... Кто-то обязательно должен запомнить.

- А если он приезжал вчера вечером на электричке?

- Проверим, само собой, - капитан что-то чиркнул в блокнот. - Однако, кроме зыбкого мотива, мы ничего не имеем.

- Зыбкого? - возмутился Алеша.

- О том, что он сплавил в дурдом родную бабушку, знает вся деревня. И что Барвихин, главврач, разъезжает по окрест-ностям на новенькой «Ниве».

Дом бабы Клавы выглядел и впрямь не слишком презентабельно: покосившиеся окошки, давно не мытые, чёрные от времени бревенчатые стены, ушедшее в землю крылечко и подгнивший сарай посреди огорода с самодельной теплицей. По огороду важно расхаживали пестрые куры и огромный пестрый петух: перья отливали всеми оттенками меди, латуни и червонного золота из древних пиратских кладов. Хвост напоминал алый плюмаж рыцарского шлема, а крылья обрамляла роскошная бархатно-траурная кайма.

Алеша с трудом отвел взгляд от красавца, огляделся и заметил странную деталь: у дальнего угла дома виднелись контуры большой ямы - словно кто-то незнамо зачем подрывал фундамент. Потом яму спешно засыпали, но - прошли дожди и земля осела...

- Клад искали? - светски полюбопытствовал он, увидев молодую женщину возле крыльца.

Женщина была сногшибательна: этакая худющая и грациозная египетская кошка, стриженная по последней моде, с великолепными высокими скулами, длинными черными ресницами, на которые она не пожалела целого тюбика туши, длинной шеей и длинными стройными ногами, вбитыми в узкие джинсы, подчеркивающие упругость ягодиц. Завершали облик тонкая золотая цепочка на острых ключицах, свободная маечка с иноземной надписью и босоножки на высоком каблуке. Сощурившись, уперев руки в бока и сложив бантиком губы в перламутровой помаде, она лениво разглядывала Алешу.

- Ступай, мальчик, я убогим не подаю.

- Ну и зря, - пожал он плечами. - Благотворительность нынче в моде. Это ваш шикарный джип посреди дорожки?

- А что, он мешает проехать вашей «Тойоте»?

- «Линкольну». Вообще-то я корреспондент, и мне уже двадцать два.

Девица зевнула.

- И что тебе нужно?

- Вы знаете, что ваша соседка убита вчера вечером?

- Наслышана, - равнодушно отозвалась та. - Вся деревня в оргазме: такое событие... Кстати, ты не видел моего Вовочку?

- Киреева? – догадался он - Капитан берет его отпечатки пальцев.

- Какие отпечатки? - удивилась она. - Мы приехали только сегодня утром.

- А яму когда закопали?

- В понедельник... Эй, ты что, шпионишь?

- Мне нужно только поговорить, - твердо сказал Алеша, дивясь собственной смелости, и со значением добавил: - Пока на вашего Вовочку не надели наручники.

- О Господи! Да о чем?

- Об убийстве. И о бабе Клаве, естественно.

Она наморщила гладкий лобик, изображая мыслительный процесс, потом осторожно изрекла:

- Ладно, проходи.

Несмотря на ясный полдень, в доме было почти темно. Алеша едва не ударился головой о притолоку. Бизнесменова супруга, напротив, двигалась легко и уверенно: видимо, успела освоиться.

На обшарпанном деревянном столе лежала закуска в пласт-массовых тарелочках и стояла початая бутылка коньяка. Верочка лихо опрокинула в себя полстакана, ногтем подцепила ломтик ветчины и сказала:

- Да она же дурочка, все знают. Оттрубить сорок лет на ферме - у кого угодно крыша поедет. А Вовочка перед ней разве что танец с саблями не исполнял: и продукты возил, и телевизор подарил почти новый...

Алеша, слегка привыкнув к полумраку, обошел телевизор вокруг и с сомнением поджал губы. Черно-белый «Рекорд», густо покрытый пылью, судя по виду, был украден с ближайшей свалки отходов.

- Знаешь, что она смотрела? Никогда не догадаешься.

- Мексиканские сериалы? - наугад спросил Алеша, вспомнив пристрастия своей мамы.

- А вот и нет! - Верочка торжествующе посмотрела на собеседника и с хрустом смяла крабовую палочку. - Она обожала рекламные ролики! Другого ничего не признавала. Особенно этот, про банк «Империал».

И, сдвинув брови, продекламировала:

- «Войско Александра одерживало победу за победой, но, отягощенное богатой добычей, не могло двигаться дальше. И тогда повелел Македонский собрать все сокровища и сжечь в огне. И пошли они дальше, и покорились им и Персия, и Бакта, и Индия...» Тьфу, уж и сама выучила наизусть.

- Странное пристрастие, - вынужден был признать Алеша. - Почему же так?

- А она, видишь ли, вообразила себя его внучкой. Тычет грязным пальцем в экран: вон, мол, мой дед.

- И после этого вы отправили бабу Клаву...

- А что еще прикажешь? Оставлять ее на воле? Сегодня она внучка, завтра - возьмет садовые ножницы и пойдет по деревне врагов кромсать.

- И что, уже были прецеденты?

- Про чего? - не поняла Верочка.

- Ну, она уже бегала с садовыми ножницами?

- Не знаю, - она смутилась. - Это тебе Вовочка лучше скажет.

Она уселась рядом с Алешей на продавленную кровать и закинула ногу на ногу, демонстрируя бедра.

- Язык у людей - что помело. Это ж надо такое выдумать: якобы мы нарочно сдали бабку в психушку, чтобы завладеть ее домом! Тьфу! - Верочка грациозно изогнулась и экспансивно шарахнула кулачком по бревенчатой стене. Сверху посыпалась труха. - Это избушка на курьих ножках! Это нужник средь русских полей! - она вдруг поникла и заметила с долей эмигрантской тоски в голосе: - Хотя, я ведь выросла в таком нужнике.

- То есть?

- Ну, не в этом конкретно, а в похожем. Село Нижние Сволочи - не приходилось бывать? Верхние и Нижние.

Алеша живо представил себе карту области, что висела у него дома над столом: точно, есть такие, он еще потешался над названием.

- С пятнадцати лет на ферме, матери помогала за коровами ходить. А как мне шестнадцать стукнуло, местные парубки увели меня в сарай и... Ну, это самое. Еле убежала. А утром села в электричку - и в город. Тут меня Вовик и подцепил.

- Понятно, - кивнул Алеша. - А теперь, значит, ностальгия замучила? Решили перебраться поближе к корням?

Верочка театрально уронила руки на колени.

- Ну, типа того, - и уточнила: - Реально по жизни. Уж как Вовик упрашивал бабку этот дом продать - та ни в какую. Да ты бы видел, что она вытворяла! А сколько Барвихин из нас «бабок» выкачал!

- Он и «Ниву» купил на эти «бабки»? - осторожно спросил Алеша.

- А то! Он бы, лысый козел, Вовика и на «мерс» раскрутил, кабы...

- Ты чего мелешь, дура?

Входная дверь хлопнула, Киреев возник на пороге, разъяренный, как буйвол.

- Вот уж у кого язык без костей... Нашла с кем откровенничать!

- Вовик, милый, - Верочка резво вскочила и на всякий случай загородилась от любимого мужа стулом. - Это журналист из газеты, он...

- Журналист?! Да это мент!

- Какой мент? -удивилась она.

- Поганый, - пояснил Вовочка. - Они вдвоем с капитаном только сейчас меня допрашивали... Ну, я с ним разберусь, с уродом...

- Что за шум, а драки нет? - Оленин, появившийся, словно ниндзя, непонятно откуда, вроде бы несильно, шутя, толкнул бизнесмена плечом, да так неудачно, что тот отлетел к стенке и там затих. В его руке возник молоток на длинной рукоятке, упакованный в полиэтиленовый пакет. - Гражданин Киреев, вы узнаете данный предмет?

- Ну, вроде... Таких молотков, поди, сотни.

- Должен сообщить, что на рабочей части - вот здесь, были обнаружены следы крови, а тут, на рукояти, отпечатки пальцев, сходные с вашими. Официальное заключение будет готово завтра, а пока я вынужден вас задержать.

Бизнесмен, против ожидания, нисколько не испугался - наоборот, завозился у стены, поднялся во весь немалый рост, задрал подбородок и процедил:

- Так, я звоню адвокату. Без него я тебе, ментяра, и слова не скажу. А дружинника твоего я прибью, как только выйду, помяни мое слово. Нечего приставать к чужим женам...

- Вовик, он меня пальцем не тронул, - прорыдала Верочка и судорожным залпом выпила стакан коньяка - будто чистую воду.

- 3 -

- Адвокат должен прибыть сегодня после обеда. Уже и телефон оборвал, - грустно сообщил Оленин. - Киреева придется отпустить: в общем-то, он прав - молоток валялся в незапертом сарае, любой мог прийти и взять.

- А как же мотив?

- И мотив выглядит хлипко. Доказать, что психиатр получил взятку, невозможно, а купить машину - это не преступление. Да и не верится мне, чтобы Киреев отдал новенькую «Ниву» за бабкину избушку. На что она ему? Разве что на дрова...

- А зачем они яму копали? - с жаром возразил Алеша.

- Думаете, искали клад? - капитан усмехнулся. - Воображение у вас, однако.

- Надо проверить! Пусть пришлют саперов с металлоискателем...

- ... Интерпол и команду «Альфа», - Оленин легко поднялся из-за стола. - Короче, путь у нас один: нанести визит доктору Барвихину.

Алеша поежился. Мысль о культпоходе к настоящим сумасшедшим (виденным до этого лишь в «Полете над гнездом кукушки») отнюдь не казалась привлекательной.

Место выглядело совсем не зловеще, даже красиво: высокие корабельные сосны - красные стволы и зеленые пушистые кроны на голубом фоне, песчаные дорожки и ровный изумрудный газон перед главным корпусом вызывали ассоциацию с привилегированным санаторием. Впечатление портили лишь бетонный забор по периметру, с колючей проволокой наверху, и невнятные крики - женщина ужасного вида со спутанными седыми волосами появилась в окне, но ее быстро оттащили.

Вдоль забора важно, точно бабы Клавин петух Фредди Крюгер, прохаживался толстенький седой мужчина с красным лицом и в розовом бумазейном халате.

- Дорогие россияне, - вещал он в пространство зычным, хорошо узнаваемым голосом. - Наша страна вступает, понимаешь, в переломный момент, когда все мы, независимо от национальной принадлежности, вероисповедания и клинического диагноза, обязаны консолидироваться и сказать решительное «Нет!» безработице, преступности и беспределу, который учиняют санитары и вспомогательный персонал вверенной нам лечебницы. Я твердо обещаю вам, дорогие россияне, что уже в следующем, понимаешь, столетии...

На него не обращали внимания: даже могучий охранник, поигрывая резиновой дубинкой, равнодушно сплюнув, прошествовал мимо. Тихопомешанные (легкие, точно мотыльки на заре, в разноцветных пижамах и халатах) чинно прогуливались вокруг, резвились, валялись на травке и играли в «пристенок» на щелбаны.

- Ну, - весело сказал капитан. - Вперед, к тигру в пасть?

Алеша судорожно кивнул, стараясь унять дрожь.

За столом дежурной его ждал сюрприз. Златокудрая девушка, его недавняя спутница, сидела на стуле и, подперев кулачком голову, читала книжку в яркой обложке. На этот раз Наташа была в белом халатике и белой шапочке, из-под которой выбивалась непослушная прядь. Алеша подошел сзади и, заглянув в книгу, спросил:

- Так какая же сволочь убила Лору Палмер?

Она опять не удивилась.

- Грешат на отца, но мне что-то не верится... Знаете, я так и думала, что мы встретимся снова. Что вас привело?

- Беда, Наташенька, - сказал он.

И неожиданно для себя поверил ей все, всю историю, начиная с того момента, как взял в руки конверт с письмом - листком, вырванным из ученической тетради в клеточку.

Она выслушала молча, лишь зеленые глаза вдруг потухли, будто их кто-то выключил.

- Ольга Григорьевна, - прошептала она. - Никогда бы не подумала...

- Она вас учила?

- Она всех учила. И никогда не ругала нас, а мы, бывало, хулиганили... Даже с уроков удирали. А в шестом классе я заболела воспалением легких, лежала в городской больнице. Ольга Григорьевна навещала меня почти каждый день... А убийцу нашли?

- Нашли, но... - он запнулся. - Словом, есть некоторые невыясненные моменты. Нужно поговорить с Клавдией Никаноровной.

- С бабой Клавой? - Наташа изумилась. - При чем здесь она? Тихая безобидная старушка. По-моему, очень несчаст-ная.

- Вот и мне хотелось бы знать, при чем здесь она, - задумчиво произнес Алеша, некстати вспомнив засыпанную яму возле старого дома. И откровенный испуг в глазах Верочки, когда он спросил в шутку: «Клад ищете?»

- Дуганина? - главный психиатр снял очки, протер их и снова водрузил на нос. - Есть такая. Диагноз - прогрессирующая шизофрения и маниакально-депрессивный психоз в острой форме. Возможно - старческое слабоумие, что в ее возрасте неудивительно. Чем она заинтересовала органы, позвольте спросить?

У него был бритый череп благородной формы (медсестры млеют, поди), хищный профиль птеродактиля и золотая коронка на переднем зубе. Белый халат, демократичные джинсы и дорогие ботинки.

- С ней можно поговорить?

- Исключено. Она под воздействием успокоительного. Приступ только-только удалось купировать, а тут вы с разговорами об убийстве...

- Но убита ее соседка.

- И что с того? Она у нас уже две недели, это стопроцентное алиби.

- Да разве ее кто-нибудь обвиняет?

Оленин поджал губы, прошел по кабинету и сел на стул, напротив доктора. Алеша примостился в уголке.

- Расскажите о ней поподробнее. Только без латинских терминов.

- Без терминов, - Барвихин степенно сложил руки на животе. - Доставили родственники, внук с супругой. Состояние было плохое: крики, слезы, подозрение на всемирный заговор против нее, и так далее. Вкололи нитразепам в щадящей дозе, на следующий день наступила относительная регрессия.

- То есть?

- Головой о стенку не билась, если вы это имеете ввиду.

- На что-нибудь жалуется?

- Нет, только требует телевизор в палату. Хочет посмотреть на своего деда, полководца Александра Македонского. Кстати, не самый выдающийся случай. Маниакальные идеи, если брать их за какой-то конкретный период, часто повторяются: фантазии у наших больных... гм, не отличаются разнообразием. Было время, когда в каждой палате лежало по Наполеону (один лежит и сейчас - агроном из соседнего АО. Его часто навещает жена, он зовет ее Жозефиной). Теперь потоком пошли Ельцины и Жириновские. Масса народу сдвинулась на почве рекламы: в двенадцатой палате лежат сразу три Лени Голубковых (помните, небось, такой персонаж?), в пятой - два белых чау-чау, ну, те, которые на эмблеме концерна «Тибет». А уж гигиенические прокладки рекламируют вообще через одного.

- Как она себя чувствует?

Психиатр оборвал лекцию и пожал плечами.

- Вы о Дуганиной? Особых отклонения от нормы нет. Передвигается довольно шустро... Психически больные люди сплошь и рядом отличаются отменным физическим здоровьем.

- Скажите, - подал голос Алеша. - Она не упоминала о каких-нибудь принадлежащих ей ценностях? Например, будто под ее домом зарыт клад?

Барвихин рассмеялся.

- Нет, о кладе разговора не было.

- Вы не получали от ее родственников никакой... гм... материальной компенсации?

Психиатр хлопнул ладонью по столу.

- О чем речь? О машине, про которую судачит вся деревня? Да, некоторую сумму клиника получила: внук подкинул от щедрот своих. Мы всегда горячо приветствуем спонсорскую помощь. А что, надо было гордо отказаться? А больных, простите, чем кормить? Психи тоже хотят жрать три раза в день.

- Хорошо, это мы проверим. Так когда можно будет поговорить с пациенткой?

- Без понятия, - мстительно сказал доктор. - Загляните месяца через два, посмотрим, что можно будет сделать.

- Через два месяца?! - в один голос вскричали Алеша и Сергей Сергеевич.

- А что вы хотели? Учитывая ее состояние, возраст... Впрочем, извольте: если получите санкцию, можете забрать ее хоть сейчас, - психиатр приподнялся, давая понять, что высочайшая аудиенция окончена. - А сейчас извините, дел невпроворот.

Они выкатились из кабинета: капитан - сконфуженный, Алеша - дрожащий от ярости.

- Он разговаривал с нами, как со щенятами! А вы... - набросился он на Оленина.

- А ну, тихо! - вдруг прошипел тот, подкрался к двери кабинета и приложил к ней ухо. - Постой-ка на шухере, парень.

Нехорошая улыбка появилась у него на лице. Алеша прислушался...

Сначала была тишина - Алексей будто воочию увидел, как психиатр в глубокой задумчивости сидит за столом, глядя в пустой угол. Потом послышалась невнятная ругань (Оленин предостерегающе поднял указательный палец), затем характерное шуршание телефонного диска: эскулап набирал номер.

- Это я, - сказал он. - Плохие новости: ко мне приходили из милиции. Капитан из райуправления, и с ним какой-то юный придурок... Я не знаю, кто он, журналист или дружинник. Только он задал вопрос, не упоминала ли баба Клава о ценностях, закопанных под домом. Так что делайте выводы. И не советую держать меня за дурачка... Это значит, что мой процент со сделки повышается… Я не сука, я кобель... И материться можешь сколько угодно, я свое слово сказал. Иначе, если я погорю синим пламенем, то не в одиночку. Оревуар.

- 4 -

Улица, заканчивающаяся у добротного дома-пятистенка за крепким забором без единой щели, привела к старой монастырской стене с воротами, на которых красовалась облезлая вывеска «Автобаза №2». Алексей с Наташей прошли вдоль стены и увидели небольшой базар. Близился вечер, и базар был почти пуст, только в тени, где стена нависала над лужайкой, сидела сонная баба в синем платке. Перед ней на мешковине лежали стеклянные блюдца, старые ходики, мясорубка, глиняная собачка и книги: потрепанные «Хождение по мукам», «Поваренная книга» и роман Обручева «Плутония». Томик был потертый, с облезлым золотым орнаментом, в который сверху было вписано название серии: «Библиотека приключений». Алешин папа, Павел Игнатьевич, души не чаял в таких книжках - знакомых с детства послевоенных изданиях.

- Читала? - спросил Алексей.

Наташа покачала головой.

- Я у Обручева знаю только «Землю Санникова». Лучше всякой Лоры Палмер... Хочешь купить?

- Отцу в подарок, - пробормотал он, расплачиваясь. - Идем дальше?

- А куда?

- Куда получится. Так ведь интереснее, верно?

Они шли рядышком, по тропинке вдоль тихой речушки с темной водой, в ласковый предвечерних сумерках. Наташа снова была в давнишнем сарафане. Алеша, действуя по канонам классики, накинул ей на плечи свою ветровку. Девушка благодарно улыбнулась: с реки тянуло прохладой.

- Вот так, - сказал он. - Я уверен: бабу Клаву держат в лечебнице незаконно, за что Киреев дал врачу крупную взятку. Нас к ней не пустили, иначе мы бы поняли, что «больная» она такая же, как мы с тобой.

Она горестно покачала головой.

- Неужели все это из-за дома?

- Не знаю. Мне кажется, непростой это дом.

- Думаешь, там и вправду клад? - она слегка улыбнулась. - Выдумщик ты. Так бывает только в романах.

- Но зачем-то Киреев копал под дальним углом, - возразил он. - Уж его легковерным никак не назовешь. Словом, мне необходимо поговорить с бабой Клавой. Любым способом, - он испытующе посмотрел на нее. - Сможешь помочь?

Она поежилась, будто от холода. И вдруг прижалась к нему.

- Я боюсь за тебя. Зачем ты в это ввязался, а?

- Не знаю, - честно сказал он. - Только отступать все равно поздно. Да и не хочется.

Он помолчал и тихо рассмеялся.

- Вот уж не думал, что когда-нибудь придется заняться кладоискательством. Хотя, кажется, свой главный клад я уже нашел.

Он хотел сказать это шутливо, а получилось серьезно. И она поняла: встала на цыпочки, притянув Алешу к себе, поцеловала в щеку, заставив моментально покраснеть, как давеча в электричке, и блаженно замереть на месте...

- Алло, папа?

На том конце заскреблись электрические шорохи.

- Вам кого?

- Суркова Павла Игнатьевича... Пап, это я, не узнал?

- А, блудный сын. Как там твоя склочница, которая любит писать письма?

- Темная история, - не стал Алеша скрывать правду. - Наверное, мне придется задержаться - дня на два или на три.

- А где будешь ночевать?

- Обещал приютить один хороший человек.

- Ты звонишь от него?

- Нет, из милиции.

- Тебя арестовали? - всполошился родитель.

- Вот еще. Просто тот человек - милиционер. Пап, я здесь встретил девушку...

- Поздравляю. Надеюсь, перед свадьбой заглянешь к старикам?

- Я вас познакомлю. Ее зовут Наташа, она работает медсестрой в психиатрической клинике.

- А, ну тогда я за всех нас спокоен. В случае чего помощь подоспеет вовремя, - родитель сделал паузу и уже совсем другим тоном добавил: - Если задержишься, звони почаще. Мы с матерью волнуемся.

- Ладно, - тепло откликнулся Алеша. - Буду звонить и до-кладывать.

Они сидели в помещении районного управления. Сергей Сергеевич с удовольствием и даже некоторой гордостью продемонстрировал свой кабинет (небольшой, зато отдельный), снабженный двумя телефонами - местным и городским, переговорным устройством, темно-зеленым сейфом и огромным красным огнетушителем. Рядом с огнетушителем на стене висел треугольный вымпел и почетная грамота «За отличие в охране общественного правопорядка».

Попили чай с бубликами и вкуснейшим вишневым вареньем. Потом Сергей Сергеевич потянулся до хруста в костях и хлопнул Алешу по плечу.

- Ну что, поехали, покажу тебе свой дворец.

- Не надо, - смущенно сказал Алексей. - Лучше скажите адрес, я доберусь сам... Попозже.

Капитан взглянул с некоторой грустью.

- Эх, молодо-зелено. Увезешь из села последнюю красивую девку. У нас и так молодежи не осталось, одни старики да старухи.

Алеша счастливо улыбнулся. И подумал: «А что? И увезу. Подальше от того лысого хмыря в белом халате».

Это была самая обыкновенная дыра в заборе. Судя по проложенной тут тропинке, о дыре знали все, кроме тех, кому положено по долгу службы. Через нее больные выбирались с охраняемой территории, дабы вкусить воздух свободы. Впрочем, дисциплина среди параноиков и шизофреников поддерживалась строгая: никто надолго не отлучался - так, добежать до родной деревни, навестить родственников и знакомых, и - назад, до обхода. Иначе дыру быстро бы законопатили. Алеша был здесь второй раз в жизни и впервые - ночью, поэтому чувствовал себя немного не в своей тарелке. Сосны шумели над головой, а ему казалось, что он слышит вопли сумасшедших, клацанье затворов у охраны и вой служебных овчарок, натасканных на человека...

Наташа появилась точно в назначенное время. Она появилась из мрака - в темных брючках и темной водолазке, с заколотыми волосами, лишь одна прядь - та самая, непослушная, все равно своенравно спускалась вниз по щеке.

- Ты готов? - прошептала она.

- А? - вздрогнул Алеша, засмотревшийся на девушку. - Всегда готов.

- Тогда пошли.

Она скользнула в проем, Алеша, чуть замешкавшись, - следом. Знакомая песчаная дорожка, поворот, еще поворот, скрипучая дверь главного корпуса, каменная лестница... Он не запомнил дороги: все его помыслы были направлены на то, чтобы не оступиться в темноте и не загреметь. Мимо стола с включенной лампой, под гордой табличкой «Пост №1», они пробирались едва ли не ползком.

- А я думал, ты сегодня дежуришь, - прошептал Алеша.

- Нет, сейчас Валина очередь, это моя подружка. Наверное, спит в дежурке, как обычно.

Снова бесконечный коридор в полосах лунного света и закрытые двери палат с маленькими окошечками, будто в тюрьме.

- Здесь, - тихо сказала Наташа и завозилась с ключами.

Чертов бизнесмен и тут обманул, обещав родной бабушке отдельную палату. Комната была на четверых: на двух кроватях мирно спали, с третьей - той, что стояла возле зарешеченного окна, мигом вскочила полная пожилая женщина и, взволнованно поблескивая очами, затараторила:

- Однажды подруга пригласила меня кататься на роликах. «Не могу, - сказала я. - Сегодня у меня критический день». «А чем ты пользуешься?» - спросила она. «Я пользуюсь прокладками «Олвис» с удлиняющими крылышками и суперслоем». «Херня все это, милая, - сказала подруга. - Лучшее средство - это матрасная вата Высшего военно-политического училища города Ярославля...». Запомните, девушка: только матрасная вата... - тут она узрела Алешу, сказала «пардон» и живо юркнула назад под одеяло.

Баба Клава лежала, свернувшись калачиком, и улыбалась во сне. Алеша почувствовал ком в горле, глядя на лицо в мелких морщинах и руки, похожие на птичьи лапки. Он немного поколебался, несмело потряс спящую за плечо. Та что-то пробормотала, повернулась на спину и вдруг открыла глаза.

- Это я, Клавдия Никаноровна, - проговорила Наташа. - Вы меня узнаете?

Баба Клава улыбнулась.

- Наташенька... Что, пора делать укол?

- Нет, нет, лежите. Баба Клава, я привела с собой одного человека. Он добрый, не бойтесь его.

Старушка перевела взгляд на Алешу и подтвердила:

- Добрый. У него глаза добрые... Вы доктор?

- Нет, - признался Алеша. - Я журналист из газеты.

- Вон оно что, - она завозилась и села, обхватив себя за худенькие плечи. - А что ж вы ночью-то? Хотя, днем ко мне никого не пускают, будто я заразная. Даже на прогулки не водят.

- Клавдия Никаноровна...

Она махнула рукой.

- Зови меня бабой Клавой, это проще. «Никаноровна» не сразу и выговоришь. Батюшку моего звали Никанором Митрофановичем, царство ему небесное. Пока молодой был, еще до войны, все золото искал в Сибири, на Ардыбаше.

Они переглянулись.

- Нашел? - хрипло спросил Алеша.

- Золото? Не знаю, милый. Он году в тридцатом подался за границу. Здесь оставаться было опасно: еще чуть-чуть и попал бы под раскулачивание... Хотя какой из него кулак... Крепкий хозяин был - это да, но ведь все сам, батраков не нанимал... - она вздохнула. - Приехал сюда, поцеловал нас с матерью и уехал. Обещал нас вызвать, как устроится. Так и не вызвал... А как ты меня отыскал-то?

- Ваша соседка Ольга Григорьевна написала письмо в редакцию.

Лицо старушки просияло.

- Оленька - хорошая женщина. Жаль, не может меня проведать, а я одна да одна... Даже Володеньку ко мне не пускают. Володенька - это мой внук. Вы ведь знакомы?

- Знакомы.

- Миленький, ты скажи ему, чтобы за меня не волновался. Здесь хорошо: и уход, и кормят три раза, и процедуры...

- А как вы себя чувствуете после них?

- После процедур-то? Плохо. Косточки болят, тошнит, голова идет кругом. Наташенька, может, мне их отменят совсем, а? Помру ведь, а вам неприятности.

- Ладно, баба Клава, - Наташа ободряюще взяла ее за руку. - Скоро вас отпустят домой, я вам обещаю.

- Вот и ладно, - обрадовалась старушка. - А то Володенька мой, поди, истосковался...

- Это точно, - мрачно сказал Алеша.

И задал главный вопрос, ради которого, собственно, и пробрался сюда:

- Баба Клава, скажите, вы смотрите телевизор?

- Депутатов-то этих? Ну их, врут они все. И говорят непонятно. Володенька мне привез телевизор из города, в подарок. Хороший телевизор, почти новый. Только не заладилось что-то: хрипит, сипит, а экран не показывает.

- Понятно, - Алеша присел на кровати, привинченной к полу и осторожно спросил: - Баба Клава, кто такой Македонский?

- Македонский? - она явно удивилась.

- Полководец, - подсказал он.

Старушка пожевала бескровными губами.

- Жукова знаю. Рокоссовского, Говорова... Мы ведь в войну ни одной сводки не пропускали. А Македонского... Нет, милый. Ты у Оленьки спроси, она ведь учительница в школе, образованная, не то что я.

- А про клад под своим домом вы когда-нибудь слышали?

- Клад? - она мелко рассмеялась, будто горох рассыпался по полу. - Откуда у меня клад? Разве что с пенсии. А раньше, в колхозе, вовсе за палочки работали. Трудодни назывались.

- Может, отец или дед вам что-нибудь оставили?

Она покачала головой.

- Отец так и сгинул за границей, а дед погиб в четырнадцатом, под Варной. Немцы отравили газами. У меня в альбоме есть его фотография, я вам покажу, когда домой отпустят.

Яркий свет залил палату - все трое инстинктивно зажмурились, Наташа испуганно вскрикнула, толстуха, что смиренно лежала возле окна, быстрым движением скинула одеяло и провозгласила:

- Только матрасная вата Высшего военно-политического училища города Ярославля!

- Заткнись, - цыкнул на нее красный от злости Барвихин, стоя в дверях и засунув руки в карманы.

- Так, - угрожающе проговорил он. - Налицо проникновение на охраняемую территорию, нарушение режима спецбольницы... Вам, молодой человек, - он ткнул пальцем в грудь Алеши, - светят крупные неприятности. Просто огромные неприятности. А вы, леди, с завтрашнего дня уволены. И уж я постараюсь, чтобы ни одна больница, включая ветеринарную службу, не взяла вас на работу. Даже сортиры вычищать.

- Не рановато ли грозитесь? - тихо спросил Алеша.

- Что?! - опешил психиатр.

Клокоча от ярости, Алексей поднялся и указал на бабу Клаву.

- Это ваша опасная сумасшедшая? Буйная шизофреничка с маниакальным психозом? Да любая комиссия - любая! - признает ее абсолютно нормальной. А потом (уж это я постараюсь) за вас возьмутся официальные органы. И быстро установят, что вы пичкали стероидами здорового человека, держали его взаперти, как преступника. И получали за это взятки в крупных размерах.

- Ах ты, сучонок, - задохнулся Барвихин.

Алеша приблизился к нему и отчеканил прямо в лицо:

- Твой клоповник прикроют. Самого тебя, возможно, к уголовной ответственности не привлекут, но разговор с Вовочкой Киреевым тебе предстоит тяжелый. Он ведь бизнесмен, акула капитализма, для него главное - прибавочная стоимость. Ты взял его деньги, а доверия не оправдал. Знаешь, что за такое бывает? Пойдем, Наташа. Ничего он тебе не сделает, - он решительно взял ее за руку.

Уже в дверях обернулся.

- И не дай тебе бог, если с бабой Клавой что-нибудь случится. Из-под земли достану.

Вдоль стен в коридоре стояли два оторопевших санитара: Барвихин, оказывается, вызвал собственную «службу охраны». Лица у них были такие, что невольно закрадывалось подозрение, что в недавнем прошлом санитары сами были пациентами вверенной им клиники. Алексей с Наташей прошли мимо них, как мимо мебели.

Алеша, проводив Наташу до дома, добрался до вотчины капитана Оленина и постучал в дверь.

Дверь открыли тут же - похоже, Сергей Сергеевич ждал гостя.

- Входи, - буркнул он, впрочем, не особенно ласково. - Я тебе на диване постелил, уж извини.

Алеша благодарно улыбнулся в темноте, живо разделся и нырнул под одеяло в прохладном накрахмаленном пододеяльнике. Ноги отчетливо гудели, по телу разливалась приятная истома пополам с немым восторгом от всего: от этого удивительного деревенского воздуха с его густыми травяными запахами, от захватывающего приключения, а главное - от встречи с лучшей девушкой на Земле. Да что на Земле, во всей Вселенной...

Никогда ему еще не спалось так сладко. Он проснулся от того, что капитанов кот прыгнул к нему на кровать и замурлыкал, требуя, чтобы его погладили. Кот был знатный: черный (кроме одетых в белые носочки лап и кончика хвоста) и с таинственным взглядом агента внешней разведки. Ярый фанат сериала «Секретные материалы», капитан Оленин нарек своего любимца Малдером. Сам хозяин, ругаясь вполголоса, прятал пистолет в наплечную кобуру. Алеша сел в кровати и спросил:

- Который час?

- Половина восьмого, - почему-то зло ответил Сергей Сергеевич. - Царство божье проспишь. Где гулял всю ночь?

- Да так, осматривал достопримечательности, - Алеша зевнул. - Куда вы собрались в такую рань?

- В дурдом, - не стал скрывать капитан. - Похоже, мне там самое место.

- Что случилось-то? - крикнул Алеша, чувствуя, как по спине ползет липкий холодок.

- Баба Клава исчезла.

- Исчезла?! - он болезненно поморщился. - Сергей Сергеевич, я разговаривал с ней вчера. Она совершенно нормальна, как мы и предполагали...

- Так, - Оленин круто развернулся к Алексею, который прыгал на одной ножке, пытаясь попасть в штаны. - С кем еще ты говорил? Ну, быстро!

- Еще - с Барвихиным. Он наорал на меня, я ответил... Словом, повздорили. Послушайте, он наверняка испугался и решил спрятать бабу Клаву подальше от посторонних глаз. Надо ехать к нему, немедленно! Пока он не придумал какой-нибудь гадости...

- Уже придумал.

Сказано это было таким тоном, что Алеша побледнел и ощупью опустился на табуретку.

- Что?

- Он убит сегодня утром. В своем кабинете.

- Как убит? - закричал он.

- Интересуют подробности? - капитан смачно плюнул на чистый пол. - Удар сзади по голове. Тупым предметом.

- 5 -

Пока тряслись в оперативном «уазике», все напряженно молчали, и Алеша, на которого никто не смотрел, отчего-то чувствовал себя виноватым.

И сейчас, в знакомых (второй раз виденных) стенах, напоминавших приемную какого-нибудь зажравшегося депутата средней руки (впечатление портили лишь приснопамятные решетки на окнах... Впрочем, нисколько не похожие на тюремные - наоборот, красивое и тонкое литье, нежно-бежевая красочка...), его вновь охватила неприятная дрожь: а ведь это из-за него...

Из-за двух непрошеных визитов - совместным с капитаном, в качестве «то ли журналиста, то ли дружинника», и ночного, который мог закончиться для него плачевно...

Дикое ощущение дежа вю возникло, едва они переступили порог кабинета - чувство, что они уже наблюдали нечто подобное... даже не подобное, а точно повторяющее картину сегодняшнюю. Широкий письменный стол (правда, без клеенки и «лицом» к двери), кипа бумаг, разбитые очки и опрокинутый стаканчик с карандашами...

Артур Львович Барвихин умер в точности так же, как и Ольга Григорьевна: сидя за столом, уронив голову на скрещенные руки. Аккуратно пробитый затылок и - совсем немножко крови на разложенных бумагах, так и не дождавшихся подписи. Молоток валялся на полу, под ножкой стула. Медэксперт, осматривавший тело, начал что-то говорить, капитан лишь махнул рукой: заткнись, мол, и без тебя тошно. Он обошел вокруг тела, приблизился к Алексею и сказал без всякого выражения:

- Знаете, юноша, у меня просто руки чешутся вас арестовать.

- Почему? - растерянно спросил тот.

- Потому что во всей этой истории вы не нравитесь мне больше всех, - и вдруг заорал так, что все в комнате обернулись с некоторым испугом: - Ты здесь только второй день, мать твою, а у меня на руках уже два трупа, а может, и три (неизвестно, жива ли баба Клава). И где? В моей родной Знаменке, мать ее, где самым страшным бандитом во все времена был Семка-тракторист, который регулярно ломал плетень у бабки Салтычихи. Он, как напьется, все шастает к себе домой через ее огород: срезает угол, понимаешь...

Он сел на стол, нимало не смущаясь соседством с покойником, и жалобно добавил:

- Ну не Шерлок Холмс я, что поделаешь. Опыта в таких делах у меня - кот наплакал. Глупо все, нелепо... Я понимаю, что этот «Айболит» замазан по самые уши, но мотив для его убийства... Самый реальный подозреваемый, Владимир Киреев, по идее должен был с него пылинки сдувать, как с молодой любовницы, а других кандидатов я не вижу.

- Киреев? - удивился Алеша. - Разве он не в камере?

- Отпустили. Сегодня, в десять утра. Прикатил адвокат на собственном «Вольво» с шофером, Плевако хренов, привез тонну устрашающих бумаг... Оказалось, сам же все изгадил: теперь у внука нет алиби. Впрочем, нет также ни улик, ни мотива. Молоток взят из здешней подсобки, рукоятка протерта вон той шторой - там еще следы остались. Как полагаешь, не могла все это учинить сама баба Клава? - неожиданно спросил он.

- Сергей Сергеевич, - укоризненно сказал Алеша.

Тот вздохнул.

- Да знаю, знаю. Как она очутилась в кабинете, как смогла подойти сзади, так, что Айболит даже головы не повернул... Как кто-то вообще сумел подойти к нему со спины, и это выглядело естественным?

- Ну, например... - бодро начал Алеша, и запнулся.

- Вот именно. Представь: ты сидишь за столом. Сзади тебя только глухая стена, - капитан для наглядности стукнул по ней кулаком. - Вдруг входит некто, огибает тебя, встает сзади... Что ты сделаешь?

- Обернусь, - пробормотал он. - Черт возьми, Сергей Сергеевич...

- Так-то, - Оленин сник. - Масса этих самых «как» да «почему»... Силин! - крикнул он в глубину коридора. - Давай сюда дежурных санитаров!

... Алеша моментально узнал их, едва они переступили порог - словно и не расставались с ночи. Два брата-акробата, два упыря-тяжеловеса с одинаковыми одуловатыми бабьими лицами и расплывшимися фигурами - те самые, которых покойный психиатр вызвал к палате бабы Клавы на «охраняемой территории», чтобы начистить морду надоедливому журналисту. Звались они русскими именами Илья и Никита. У того, что стоял справа, Алеша разглядел крошечную татуировку - точку над серединой брови. Ее обладатель, надо думать, имел в недалеком прошлом сногсшибательный успех среди уголовной братвы.

- Охраннички, мать вашу, - процедил сквозь зубы Сергей Сергеевич. - Не уберегли босса?

- Дык кто же знал-то? - буркнул один, глядя в пол, точно провинившийся школьник в кабинете директора.

- Он сам велел, - подтвердил второй, глядя в потолок. - Позвонил на пост, спросил, мол, тачка на ходу?

- Тачка?

- Ну, машина «скорой помощи». Я говорю: на ходу. Тогда, мол, захвати своего приятеля и бегом ко мне в кабинет.

- В котором часу это было?

- Утром, часов в шесть. Я еще подумал, чего это он спозаранок...

- Дальше.

Упыри переглянулись.

- Все. Мы постучались, вошли - шеф мертвый, рядом молоток. Я говорю Илюхе: побегу в ментовку, а ты стереги труп. А он говорит, сам стереги, я жмуриков боюсь. И вообще, можно позвонить прямо отсюда...

- Мудаки, - пробормотал капитан. - В кабинете что-нибудь трогали?

- Телефон...

- А еще? Молоток, например?

- Нет, - возмутился один.

- Мы ж с понятием, не сявки, - подтвердил второй.

- А тело?

- Нет. Илюха подошел сзади, посмотрел на затылок - все, говорит, амбец. Я ему говорю, побегу, мол, в ментовку, а ты стереги труп. А он...

- Это я уже слышал, - вздохнул Оленин и вдруг рявкнул, грохнув кулаком по столу: - Куда увезли бабу Клаву, сукины дети? Ну, быстро! Самый сообразительный пойдет «паровозом», ну а тот, кто опоздает - главарем и организатором. Считаю до трех...

Санитары недоуменно переглянулись, потом разом занудили:

- Да вы что, гражданин начальник? Какая баба Клава? Никого мы никуда...

- Не врать!

- Падлами будем!

Алеша, праздно теребивший край казенной занавески, мазнул взглядом по «сектюрити» и подумал: похоже, не врут. На мордах - ничего, кроме тупой растерянности и испуга, такое сыграть им явно не по силам...

- Барвихин вызвал вас к себе в кабинет, - гнул свое капитан, - и приказал вывезти из больницы пациентку из девятой палаты, Дуганину Клавдию Никаноровну. Вы вывели ее через служебный вход, минуя пост медсестры, погрузили в «скорую помощь»...

- Да не было этого!!! Мы же говорили: вошли, а шеф мертвый... И тачка не работала: Вадька-шофер, сука, спьяну тормозную жидкость вылил на землю. Доехали бы до первого столба...

- Ладно, - вздохнул Сергей Сергеевич, разочарованный, как и Алеша. - Проверим. Но имейте ввиду: пока вы двое - основные подозреваемые.

В их взглядах появилась подозрительность: они разом нахмурили брови и шмыгнули носами.

- Что значит «подозреваемые»? В чем это нас подозревают?

- Как в чем? То, что вы не получали никакого распоряжения относительно бабы Клавы, известно только с ваших слов. Как и то, что вы обнаружили главврача уже мертвым. На деле кто-то из вас (или оба) мог войти, предварительно украв в подсобке молоток, подкрасться сзади...

Верховодил в их дуэте явно Никита, как обладающий более высоким ай-кью. Именно он, поразмыслив, покачал головой и вдруг выдал свежую мысль:

- Пургу гонишь, гражданин начальник. Ни я, ни Илюха сзади стола не пролезли бы. Комплекция не та.

- Почему? - удивился Сергей Сергеевич. - Там полно места.

- Так то сейчас, когда мы шкаф передвинули.

- Какой шкаф?

- С историями болезней, - он показал на полированную этажерку, стоявшую у противоположной стены. - Раньше-то он за спиной у шефа был. А когда Илья захотел осмотреть рану на затылке, пришлось отодвинуть.

В комнате вдруг повисла густая тишина. Алеша взглянул на капитана - затылок у того неожиданно напрягся, словно у фокстерьера, почуявшего лисицу.

Он медленно поднялся, обогнул стол, подошел к шкафу с историями болезней, задумчиво провел пальцем по корешкам, стряхивая пыль. Какая-то мысль родилась у него в голове... Алеша недоуменно проводил его взглядом - и вдруг словно некая электрическая цепь замкнулась в мозгу. Он понял. А поняв, прошептал:

- Нет, Сергей Сергеевич. Нет, пожалуйста!

- А как еще убийца мог мотивированно подойти сзади? - так же тихо проговорил капитан. -Вот тебе ответ: чтобы якобы взять историю болезни из шкафчика. Иначе говоря, медсестра.

- Нет...

- Ты вроде упоминал, будто Айболит угрожал Наташе увольнением?

Ее допрашивали уже сорок минут. И все сорок минут Алеша ходил из угла в угол, как тигр в клетке, изнывая перед запертой дверью в маленький кабинет с решетками на окнах. Там, в кабинете начальника райотдела, находились двое: Наташа и капитан Оленин.

Наконец экзекуция закончилась. Появилась Наташа: совершенно чужое лицо, потухшие глаза неопределенного цвета... Алеша подскочил к ней, хотел обнять... Она остановилась и медленно произнесла:

- Я думала, что отправлюсь отсюда прямо в камеру. Но с меня только взяли подписку о невыезде.

- Наташенька, милая...

- Ты тоже считаешь меня убийцей? - спросила она и ушла, прежде чем он успел сказать что-то в ответ.

Зато уж на Оленина, вышедшего следом, Алеша набросился со всем юным пылом.

- Как вы с ней разговаривали, черт возьми! Здесь что, гестапо? Или Наташа теперь -единственная подозреваемая? Сколько в этой клинике медсестер? А санитаров, а нянечек?

- Санитары и нянечки не имеют доступа к историям болезней, - устало произнес Сергей Сергеевич. - Дежурную сестру Валентину Коробову мы уже допросили. А Наташа... Как бы я к ней не относился - ты прав, она единственная, кто втянут... Точнее, кого ты втянул в эту историю. Если бы тебе не втемяшилось проникнуть ночью на территорию лечебницы, кстати, это уголовно наказуемо...

- Зато я узнал нечто важное, - перебил Алеша.

... Капитан выслушал новости, склонив голову набок и оттого живо напоминая большую мудрую собаку. Потом проникновенно сказал:

- Знал бы я, сколько от тебя будет головной боли, самолично пустил бы под откос электричку, на которой ты приехал. Получается, клад под домом вполне мог иметь место: батюшка незабвенной бабы Клавы намыл его на Ардыбаше и спрятал здесь, под фундаментом, в один из последних приездов. Хотел вывезти его за границу, но - не судьба... Как же внук с невесткой пронюхали?

- Может, сама Клавдия Никаноровна проболталась? - пробормотал Алеша и заговорил сбивчиво: - Но на кой красть ее из лечебницы? Не пойму, не пойму, не складывается...

Оленин махнул рукой.

- Не стоит усложнять. Прижмем этих сиамских близнецов посильнее - наверняка все выложат и про убийство психиатра, и про похищение бабы Клавы... Только бы не опоздать...

Могильным холодком повеяло от этих слов (Алеша невольно поежился). Представилась несчастная старушка - сухое скрюченное тельце в сыром темном овраге, скрытое ломким хворостом и сосновыми лапами...

- Все равно: зачем им убивать Барвихина? А если убили, действительно, они (предположим, узнали о кладе под домом и решили убрать), то зачем упомянули о машине «скорой помощи» - за язык-то никто не тянул... А главное: почему Айболит ждал так долго? - Алексей вскочил и в волнении забегал по кабинету. - Ну, допустим, испугался моего ночного визита (я пригрозил ему... Хотя, чем серьезным я мог пригрозить? Доказательств все равно никаких), допустим, приказал своим упырям срочно избавиться от свидетельницы - почему он сделал это только в шесть утра? Почему не отдал приказ сразу, ночью, чего он ждал?

- И чего же? - с интересом спросил Оленин.

- Я думаю, телефонного звонка, - серьезно ответил Алеша. - Как и в тот, первый раз (мы еще подслушивали под дверью), он попал в трудную ситуацию, решил посоветоваться, получить инструкции...

- Он говорил не с бизнесменом, - заметил Сергей Сергеевич. - Тот в это время сидел в камере.

- А его мобильник?

- Лежал в сейфе у дежурного - мы конфисковали его при задержании, - капитан усмехнулся и посмотрел на собеседника недоверчиво, но с определенным уважением. - Ты всерьез полагаешь, что за ними - бизнесменом с супругой и психиатром - стоит кто-то еще?

Алеша с размаха плюхнулся на табурет и с отчаянием сжал ладонями виски.

- Верочка на главаря не тянет - мозги не те. Наташа... Ерунда какая! - он рассердился. - Сергей Сергеевич, нужно немедленно вызвать саперов из области! Если клад под домом существует...

- Честно говоря, меня сейчас больше всяких кладов волнует судьба Клавдии Никаноровны, - признался Оленин.

С утра в поисках были задействованы только силы, находившиеся в подчинении капитана. К вечеру к ним присоединилась чуть ли не вся деревня - за исключением вовсе уж немощных и, как ни странно, любящего внука с супругой, которые с наступлением сумерек вооружились лопатами и опять занялись кладоискательством на своем участке.

Несколько раз Алеша нарочно прохаживался мимо их забора, где меж двух старых яблонь сушились Верочкины пляжные принадлежности: купальник, белая косынка с козырьком, цветастая рубашка (подделка под гавайскую), еще какие-то тряпки... Ты смотри, подивился он, дамочка-то, оказывается, и стирать умеет, не только коньяк глушить. В конце концов нервы у бизнесмена не выдержали, он выбрался из незавершенной ямы и, взяв лопату наперевес, угрожающе двинулся к калитке.

- Тебе чего надо, мент? Меня уже отпустили, не видишь?

- Я не мент, а журналист. И, между прочим, занят поисками вашей ближайшей родственницы.

- Занят поисками? Так здесь ее нет, можешь войти и убедиться, - он рывком распахнул калитку.

Алеша пожал плечами. Раз приглашают, отказываться неудобно.

Горница, как и ожидалось, была пуста, только толстые мухи бились башкой в давно не мытое оконное стекло.

- Ну? - презрительно сказал Киреев. - Посмотрел и проваливай. Никуда бабка не денется: без денег, без документов, к тому же чокнутая...

- Чокнутая? - зло уточнил Алеша, подошел к телевизору и щелкнул выключателем, чихнув от пыли. «Ящик» высокомерно фыркнул, издал звук, схожий с бормотанием унитаза в ночной тиши, и стих. - Говоришь, баба Клава любила смотреть на своего деда Александра Македонского? По этому телевизору?

- Ничего не понимаю, - растерянно проговорил Киреев. - Работал же до этого...

Он в раздражении стукнул кулаком по корпусу (тот крякнул, но выдержал), а потом изо всех сил шарахнул кроссовкой сорок шестого размера по тумбочке.

Рассохшиеся дверцы с готовностью распахнулись, и на пол, словно людские несчастья из ящика Пандоры, хлынула всякая всячина: сломанный будильник со звонками-чашечками, старая сморщенная кукла без одежды, грязная чашка с пятнами засохшей заварки на дне, какие-то пожелтевшие квитанции о сдаче молока на приемный пункт, две книги в потрепанных обложках, давно потерявших свой изначальный цвет...

Алеша поднял одну.

- «Учебник психиатрии для вузов, - прочитал он. - Первый курс, общая редакция академика Ю.М. Наливайко. Киевнаучкнига, 1970 год». Штамп районной библиотеки. Самообразованием балуетесь на досуге?

- Вот еще, - недовольно рыкнул Киреев. - Свой домашний «лепила» есть, а я буду...

- Вовик, - защебетала Верочка, влетев в сени, словно весенняя ласточка. - Я уже до фундамента докопалась, а там ничего...

- Пошла вон, дура! - заорал Вовик, таращась на слепой экран. - Нет, ну точно работал!

…К ночи было обыскано все: каждый дом от чердака до погреба, рощица, два оврага и дачный поселок, обнесенный двумя рядами «колючки». Были опрошены все совхозные водители, автобусные кондукторы и контролеры в электричках. Баба Клава как в воду канула.

Споткнувшись в темноте о пустое ведро, Оленин негромко выругался и распахнул дверь своего дома.

- Заходите, гости дорогие.

Наташа и Алексей робко вошли. Красавец Малдер, почуяв свободу, скользнул мимо них в открытую дверь и сгинул без следа, как и положено секретному агенту.

- Сейчас перекусим чем бог послал, - сказал Сергей Сергеевич. - Я консервов купил в магазине.

- Вот еще, - возразила Наташа и по-хозяйски прошла на кухню. - Я сейчас горячего приготовлю, вам силы еще понадобятся.

И опять Алеша невольно улыбнулся, философски подумав: в каждом несчастье есть своя доля счастья. Оленин ножом вскрыл баночку со шпротами и хмуро проговорил:

- Завтра прочешем все еще раз. Бизнесмен прав в одном: баба Клава исчезла в больничной одежде и без копейки. Вряд ли она сумела добраться до города. Нет, я нюхом чую: она где-то здесь, рядом. Вопрос только, живая или...

- Типун вам! - искренне сказал Алеша. - А мы точно проверили все дома в округе?

- Все, кроме одного: где жила покойная Ольга Григорьевна. Но я его осматривал снаружи: окна заперты, дверь опечатана. Не в дымоход же баба Клава влетела. Да и нет там дымохода.

Вошла Наташа, поставила на стол дымящийся чугунок со щами. От чугунка шел такой аромат, что у Алеши закружилась голова. Малдер прыгнул на колени, заурчал и потянулся к консервам.

- Очень уважает шпроты, - пояснил капитан и поставил на пол ополовиненную баночку. - Кис, кис, иди жри, прорва с ушами.

Кот деликатно вытащил рыбину и уволок в сени, подальше от возможных конкурентов. Алеша проводил его взглядом и озадаченно спросил:

- Как он здесь оказался? Я же запер дверь за собой.

Оленин пожал плечами.

- Через чердак, наверное. У меня там лестница снаружи.

- Через чердак можно попасть в дом?

Капитан усмехнулся.

- Эх ты, городской человек. Если есть внутренняя лестница - вполне. Некоторые даже устраивают наверху комнаты - нечто вроде мезонина. У меня, правда, ничего такого...

Алеша едва не поперхнулся щами. Он медленно встал из-за стола и направился к двери.

- Я сейчас, - проговорил он и бросился в темноту.

- 6 -

В зыбком мерцании луны среди туч деревенская улица утратила свою былую привлекательность и казалась Алеше чем-то вроде зловещих декораций к гоголевскому «Вию». Не светилось ни одного окошка, и взбесившийся вдруг ветер раскачивал такую ласковую и приветливую днем желтую сирень, напоминавшую теперь щупальца жуткого чудовища.

Дом Ольги Григорьевны почему-то вызвал мысль о мавзолее: казалось, он до сих пор хранит ауру умершей хозяйки. Алеша подошел к двери (вот она, печать, цела-целехонька) и забарабанил в нее кулаком.

- Клавдия Никаноровна! Баба Клава, откройте! Это Алеша Сурков, я приходил к вам в больницу, помните?

Тишина, тьма и цикады с их полуночными трелями. Он резво обежал дом вокруг и тут же нашел, что искал: вполне удобная лестница, прислоненная к торцу крыши. Он без колебаний поднялся по ней, отворил дверцу и очутился на чердаке, среди прогнивших досок, каких-то тряпок и бельевых веревок, которыми давно никто не пользовался. Он очень боялся крыс (в его воображении они представлялись большими, размером со среднюю собаку). Но крысами здесь и не пахло. Зато в противоположном конце отыскался откинутый люк. Алеша присел, спустил туда ноги...

И через минуту уже стоял посреди знакомой комнаты, оклеенной голубыми обоями.

- Баба Клава, вы здесь? - тихонько позвал он, ощупью пробрался в сени и щелкнул выключателем. Вспыхнул свет.

Ему пришлось дважды обойти комнатенку по периметру, прежде чем он нашел ее.

Старушка забилась в узенькую щель между стеной и спинкой кровати. При приближении Алеши она вздрогнула (у того отлегло от сердца: жива, Слава Богу!) и сделала попытку защитить руками голову.

- Это я, баба Клава, - успокаивающе сказал он и присел перед старушкой на корточки. - Не бойтесь, теперь-то уж вас никто тронуть не посмеет.

Она осторожно взглянула на него и - узнала. И прошептала сквозь слезы:

- Алешенька, внучек... Я уж думала, мне конец. Ты знаешь, они хотели меня убить.

- Говорите, говорите! Кто?

- Не знаю. Утром уже, после вашего ухода, - она снова задрожала, переживая прошедшие ужасы, и Алеша, успокаивая, обнял сухонькое тельце, закутанное в какое-то старое рванье, найденное, вероятно, на чердаке. - Я задремала, вдруг мне рот зажали, поволокли куда-то вниз по лестнице - ни вздохнуть, ни крикнуть...

- Они выкрали вас из палаты?

- Вытащили во двор, потом забросили в машину, как куль с песком - я едва успела голову спрятать, иначе бы расшибла о сидение...

- «Скорая помощь»? - стиснув зубы спросил Алеша. - Это была «скорая помощь»?

- Да, белая, с крестом... Они, ироды, уж и мотор завели, главный велел: отвезите, мол, подальше, за трассу, а там...

- Кто? - проговорил Алеша севшим от волнения голосом, всей кожей ощущая близость разгадки. - Вы его разглядели - того, кто приказывал?

Старушка виновато вздохнула.

- Они мне голову к земле пригнули. Я только ботинки и успела рассмотреть.

- Ботинки?

- Большие такие, лаковые, на толстой подошве. У нас в деревне в таких и не ходят.

Один человек ходит, подумал Алеша с усталой ненавистью. Вернее, ходил - при жизни он, наверное, обожал дорогую обувь ведущих европейских фирм...

- Как же вы спаслись?

- Сама не знаю. Что-то там они не могли поделить. Пока спорили, я выбралась - и бежать. Там недалеко была дыра в заборе... Подумала: где схорониться? Решила к Оленьке - может, не прогонит. Только ее нет второй день, должно быть, к родственникам уехала, в город.

Алеша вздохнул. Бабе Клаве еще не было известно, что ее соседка мертва.

Дверь от удара едва не слетела с петель. Громадная черная фигура выросла на черном фоне, сделала шаг вперед и попала в полосу света.

- Ну все, журналист, - тяжело проговорил Киреев, шаря рукой позади себя. - Смерть твоя пришла.

На нем была облезлая майка, обтягивающая пухлый животик, тренировочные штаны с пузырями на коленях и домашние шлепанцы. Дополняла вечерний туалет массивная золотая цепь, обмотанная вокруг шеи. Алеша увидел в его ладони мотыгу на короткой ручке (покойная Ольга Григорьевна подогнала ее под свой рост). От неожиданности он поскользнулся, сел на пол, пребольно ударившись копчиком и неуверенно сказал:

- Предупреждаю, у меня черный пояс. По каратэ...

- Вот и хорошо, - успокоил его бизнесмен. - Будет в чем тебя похоронить.

Он медленно, как в дурном сне, поднял свое оружие над головой. Алеша зажмурился... Отрешенно, будто о чем-то несущественном, подумал: вот и все. Конец приключению, конец неразгаданной тайне - впрочем, для остального человечества она так и останется неразгаданной: что толку, что я разгадал наконец всю цепочку, до последнего звена...

Однако Вовочка почему-то не спешил с исполнением приговора. За его спиной что-то глухо шлепнуло, и бизнесмен, секунду назад казавшийся страшным и неотвратимым, как волна-убийца Цунами, вдруг утробно икнул, подогнул колени и оглушительно грохнулся на пол.

Сзади показался капитан, потиравший ушибленное ребро ладони. Взглянув на Алешу, он с уважением спросил:

- Черный пояс, говоришь? Потренируешь меня как-нибудь? А то я совсем из формы вышел.

Бизнесмен слабо, больше для порядка, завозился на половичке, узрел наручники на своих запястьях и процедил:

- Ну, ментяра, ты у меня...

- Это я уже слышал, - спокойно сказал Оленин. - Я задерживаю вас, гражданин Киреев. Вы обвиняетесь в покушении на гражданина Алексея Суркова, а также в убийстве гражданки Засопецкой и главврача психиатрической клиники Артура Львовича Барвихина.

- Это не он, - слабым голосом сказал Алеша. - Это не он убил Барвихина.

- А кто же? - растерялся капитан.

- Верочка. Его жена.

Допрос.

- Гражданка Киреева, вы признаете себя виновной в убийстве гражданина Барвихина Артура Львовича?

- Он сам виноват. Сам виноват. Он подозревал, что дело нечисто. Смешно, но он стал подозревать нас, как только получил от Вовика ключи от «Нивы». Представляете, он, сука, вместо благодарности позвонил и назначил встречу...

- Что было потом?

- Потом он заявил, что не желает быть использованным втемную. И потребовал себе долю. С какой стати, позвольте спросить!

- Вы платили ему за то, что он держал в клинике Клавдию Никаноровну Дуганину?

- Да. Мы с мужем хотели получить ее дом: баба Клава как-то упомянула, что под фундаментом зарыты ценности. А Вовочка задолжал приличную сумму в валюте, его уже и на счетчик поставили... Господи, если бы не этот дурак Артур!

- Он тоже знал о кладе?

- Бабка ему проговорилась: якобы ее отец, перед тем, как дернуть за границу, в тридцатом, закопал здесь золото, которое намыл на Ардыбаше.

- Продолжайте.

Пауза.

- Ну, что... Я надела белый халат и косынку - чтобы быть похожей на медсестру. Дождалась ночи, хотела пробраться в больницу. Ей богу, я собиралась просто поговорить, уломать его как-нибудь...

- Вы были любовниками?

- Вам-то что?

- Ничего, вы правы. Итак, вы пришли к зданию больницы...

- Пришла, села «в засаду», возле дырки в заборе. Вдруг вижу - народный дружинник со своей подружкой... - пришлось ждать, иначе бы мы столкнулись нос к носу. Потом, как они отбыли, влезла в дыру, поднялась по лестнице, вошла в кабинет... Артурчик даже головы не поднял от своих бумажек. Я прощебетала, что мне понадобилась одна из историй болезни. Он кивнул, я подошла сзади. И ударила молотком.

- В тот день, когда Владимира задержали, Барвихин звонил по телефону. Он звонил вам?

- Да. Предупредил, что вы вместе с дружинником были у него, учинили допрос, упомянули о кладе под домом. Ну, и выразился в том смысле, что если его прижмут, отдуваться за всю компанию он не намерен.

- Но телефон вашего мужа мы конфисковали...

- Вот проблема-то. У меня есть свой.

- В самом деле? Я об этом не подумал... Хорошо, теперь расскажите об убийстве Ольги Григорьевны Засопецкой.

Изумление в глазах.

- Это не я. Клянусь, не я! Мне чужого не надо! Да и за что мне ее убивать?

- За то, что она написала письмо в редакцию.

- Ну и что с того?

- Однако эти два преступления в точности повторяют друг друга. Чем вы это объясните?

- Да ведь я нарочно! Когда я узнала, что Вовика подозревают...

Пауза.

- Что же вы замолчали? Когда вы узнали, что вашего мужа подозревают в первом убийстве, вы решили подделаться под него, полностью воспроизвести сценарий, я прав? Чтобы расправиться сразу и с мужем, и с любовником. С ними обоими нужно было делиться, а делиться вам не хотелось.

Всхлип.

- Только Вовику не говорите, ладно? Он меня прибьет, если узнает.

- Ну, этого как раз можете не опасаться. Отныне вы будете под надежной охраной. Кстати, хочу сообщить вам еще одну новость: мы вызвали саперов из области. Они со специальным оборудованием обыскали весь дом и участок. Никакого клада там нет и не было.

- Как? Как не было? Значит, плохо искали!

- Хорошо, Вера Степановна. Несколько раз, вдоль и поперек, используя мощный детектор металла.

Пауза.

- Боже мой... Неужели обманула, старая карга? Всех: меня, Вовочку, Артура... - она вдруг истерично заорала в пространство: - Значит, куча «бабок» в валюте, новенькая «Нива», два трупа, тюрьма для нас с Вовиком... И все - за гнилую развалюху?! Мамочка моя!!!

- Гражданка Киреева! Вера Степановна, вам плохо? Силин! Силин, воды сюда!..

- 7 -

Времени пролетело всего-то чуть-чуть, а казалось, что «деревенские приключения» (так про себя назвал их Алеша) канули в Лету. Он с неожиданным удовольствием оглядел высокие потолки в гостиной, светлый палас под ногами, «стенку» и папин письменный стол и подумал: хорошо дома, черт возьми.

В деревне ему устроили пышные проводы - так в былые времена чествовали, наверное, лишь космонавтов и партийных «шишек», прибывших для ознакомления с ходом уборочной страды. Вся Знаменка искренне считала его кем-то вроде национального героя и потому собрала в дорогу полный рюкзак продуктов. Капитан Оленин, в парадном кителе и фуражке с гербом (таким Алеша видел его впервые), доставил его на милицейском «уазе» прямо к вагону электрички и крепко пожал руку на прощание.

- Счастливо тебе, «дружинник», - сказа он и хмыкнул: - Будут проблемы с законом - обращайся. Пришлю тебе напильник в буханке хлеба.

А Наташа... С Наташей он скоро встретится. И - он надеялся - уже никогда не будет расставаться.

Он лежал на диване, закинув ногу на ногу, и снисходительно наблюдал за грозным родителем (впрочем, сейчас ласковым и умиротворенным) - тот по пятому разу перечитывал статью в «Добром утре», хотя мог, наверное, воспроизвести ее наизусть вплоть до последней запятой. В конце статьи стояла подпись: «А. Сурков, наш специальный корреспондент».

- «Узница доктора Барвихина», - хмыкнул Павел Игнатьевич, поправляя очки на носу. - Сам придумал?

- А то кто же.

- Неплохо. Определенные литературные способности у тебя в наличии, я всегда это утверждал (ты всегда утверждал прямо противоположное, хотел возразить Алеша, но благоразумно промолчал). - Ну, и как закончилась вся эта история?

- Как... - он сладко потянулся. - Внук с супругой под следствием, через две недели должен состояться суд. Баба Клава живет в своем доме - врачебная комиссия признала ее психически абсолютно здоровой. Кстати, недавно к ней приезжал какой-то хмырь из областной администрации и подарил-таки нормальный телевизор. А то стыд, да и только...

- Короче, хеппи энд, - кивнул родитель. - Как же вы, уважаемый Холмс, все-таки вычислили Верочку?

Алеша улыбнулся.

- Элементарно. По телефонному звонку.

- То есть?

- Я тебе рассказывал, что, когда мы с капитаном были в клинике, психиатр кому-то докладывал по телефону о нашем визите (и, надо думать, требовал «прибавку к жалованию»). Где могут быть телефоны в маленькой деревушке? Ну, в помещении сельсовета, в опорном пункте милиции, в той же клинике... Куда он звонил? Не в город: туда можно выйти только через семерку, а он набрал пять цифр. Значит, кому-то на мобильник. Владимир в тот момент сидел в камере (его выпустили лишь на следующее утро). Остается один человек...

- Действительно, элементарно.

- А потом я увидел косынку на веревочке, но не сразу осознал - она была белая, в ней, видимо, Вера убила психиатра. Халат она «сообразила» закопать на огороде, его нашли во время обыска.

- Она призналась?

- Только в убийстве Барвихина. Первое преступление пока отрицает...

На тумбочке коротко пропиликал телефон. Алеша нехотя оторвался от дивана и поднял трубку.

- Алло, - голос был далеким, однако Алеша узнал и обрадовался.

- Сергей Сергеевич! - заорал он. - Ну, как дела на Бейкер-стрит?

Он ожидал, что доверчивый капитан спросит, что такое Бейкер-стрит, однако тот, обнаружив похвальное знание классической литературы, усмехнулся.

- Играю на скрипке, дорогой Ватсон, а по ночам провожу химические опыты. Читал твою статью - хлестко пишешь, поздравляю.

Я тут на досуге беседовал с одним интересным человеком по имени Вадик...

- С кем? - не понял Алеша.

- Вадик, шофер «скорой помощи» в психлечебнице, есть там такой персонаж. Представляешь, в тот день он, действительно, чуть было не выпил тормозную жидкость - с утра сильно мучился головкой, а здоровье поправить денег не было. Вот он и надумал: открутил тормозной шланг... Счастье, что попробовать не успел - вся жидкость вытекла на землю. Не то распивал бы сейчас цветочный нектар в райских кущах.

- А что, тормозная жидкость содержит спирт? - вяло поинтересовался Алеша.

- Выходит, содержит, - подумав, отозвался капитан. - Шоферу виднее. Я Вадика спросил об этом, он ответил, мол, душа горела так, что уже все по барабану... Говорю же тебе, нравы у нас куда как патриархальные: все, что не вода - то и употребляем. Ну, бывай, журналист. Павлу Игнатьевичу поклон от меня.

И отсоединился.

Алеша с недоумением повертел в руках трубку и положил ее мимо рычага.

- Глупость какая-то, - пробормотал он озадаченно.

- Ты о чем?

- Сергей Сергеевич вам кланяться велели, уважаемый родитель.

- И это ты считаешь глупостью?

- Нет, нет... Просто, оказывается, упыри-то не наврали, - бессвязно пояснил он. - Машина в то утро и вправду не работала - не могла же они ехать куда-то без тормозов... А баба Клава утверждала, что ее чуть было не увезли на «скорой» («белая машина с крестом»). Конечно, она могла напутать, принять за «скорую» обычный фургон, но... А ботинки! По ее словам, на похитителе были дорогие ботинки с толстыми подошвами - я, дурак, как услышал про них, тут же приплел Барвихина... А ведь не факт, что такие ботинки были лишь у него! Ты знаешь, - доверительно сообщил он, - еще там, в Знаменке, мне пришла в голову мысль... Вернее, она пришла нам с капитаном... В общем, мы подумали, нет ли в этом деле кого-то еще, кого мы не вычислили. Кто стоял за Барвихиным и четой Киреевых. Но потом Верочка призналась в убийстве, и мы успокоились, - Алеша поднял глаза на отца. - А может, успокоились-то зря?

Павел Игнатьевич улыбнулся.

- Тебе бы романы писать, как академик Обручев... Кстати, спасибо за подарок, я получил огромное удовольствие, - он вздохнул. - Не поверишь, будто в детство вернулся.

Алеша, не слушая, сосредоточенно теребил подбородок. Глядя в пустой угол, он пробормотал:

- В доме бабы Клавы, в тумбочке под телевизором, лежали две книги по психиатрии. Вовочка шарахнул по тумбочке ногой, и они выпали. Я спросил: «Почитываете на досуге?» Он ответил: «С какой стати, если свой домашний «лепила» есть?» (в смысле «Зачем же пса держать, а лаять самому?» - это он о психиатре).

- Так, может, сам психиатр и изучал?

- Учебник для первокурсников? - Алеша посмотрел на отца. - Куда это ты собрался?

- В магазин за шампанским. Не каждый же день такое событие: родное чадо приводит в дом невесту, - Павел Игнатьевич взглянул на часы. - Между прочим, я бы на твоем месте не рассиживался, твоя Наташа прибывает через час.

- Ой, и правда, - Алешу словно некая пружина сбросила с кресла. - Мне давно пора на вокзал, встречать... Батя, мне нужен твой одеколон.

Родитель хохотнул.

- Свой надо иметь, ребеночек. Ладно, пользуйся.

Алеша был уже в костюме, при галстуке и благоухал папиным одеколоном, когда в прихожей раздался звонок. Это его озадачило: отец явно еще не успел добежать до гастронома, мама возвращается с работы только в четыре... Неужели Наташа приехала раньше обещанного?

Он рванулся к двери, распахнул ее и увидел на пороге нарядно одетую пожилую женщину.

- Вы к кому?

- К тебе, миленький, - сказала она.

- Баба Клава! - изумился Алеша. - Боже мой, я вас и не узнал... Как вы меня нашли?

- Так Наташенька адрес оставила. Она собиралась к тебе дневной электричкой, а я решила пораньше. Я пришла тебя поблагодарить: кабы не ты, внучек, сгнила бы в психушке... - баба Клава покачала головой. - Вот ведь судьба: живой внук есть, а внучком называю чужого человека. Ты уж не обижайся на старую.

- Да что вы, - смутился Алеша. - Проходите, что ж мы на пороге-то.

Она просеменила в гостиную и остановилась, оглядываясь.

- Красиво у вас. Просторно, потолки высокие... Это правильно, когда честные люди хорошо живут, а то можно подумать, будто все деньги только у прощелыг, вроде моего Вовки, - она вздохнула. - Жить-то с Наташей думаете отдельно от родителей, или как? Не все же их теснить.

Да уж, хмыкнул про себя Алеша, только где денег взять...

- Вот я и подумала: подарю-ка я вам дом.

- Дом? - он слегка опешил.

- Ну, не мою избушку на курьих ножках, само собой, зачем она вам. Я имею ввиду нормальный дом, на Адриатике, к примеру, или на Кипре. Там, говорят, круглый год лето и фрукты дешевые. У вас же обязательно будет маленький, а ему фрукты нужны в первую очередь... Дом, я думаю, ты сам подберешь какой понравится. А деньжат я подкину.

- Погодите, - он отчаянно потряс головой (или я двинулся умом, или весь мир). - Откуда у вас...

- Милый, да ведь КЛАД! - она счастливо улыбнулась. - Под моим фундаментом. Или забыл?

- Клад... Клавдия Никаноровна, так ведь там ничего не нашли! Саперы искали с детектором...

Она отмахнулась.

- Что они понимают, твои саперы. Сам подумай, не мог же он меня обмануть: родная кровь как-никак.

- Да кто?!

Но старушка уже не слушала - она, мечтательно улыбаясь, слушала только саму себя и только сама себе была интересна и понятна, единственная близкая подруга, единственная на Земле собеседница, остальные были или безнадежно глупы, или просто разговаривали на ином языке...

- Сколько людей на это золото зуб точили, страшно подумать. И Вовочка мой, и жена его, каракатица, прости Господи, и доктор в психбольнице... Всем оно покоя не давало. Даже Оленьке, моей соседке, и то...

- Оленьке? - переспросил Алеша. - Ольге Григорьевне?

- Да, милый. Жалко, что пришлось убить ее, я не хотела ей зла.

Ему показалось, что он ослышался. Что-то она сказала - что-то невероятное, ошибочное, совершенно нелогичное... Чувствуя внезапную темень в глазах, он на всякий случай уточнил:

- Вы убили Ольгу Григорьевну?

- 8 -

Странно, но ничего не изменилось вокруг. Ночь не затмила день, во дворе, за открытой настежь форточкой, по-прежнему гомонила ребятня, звонко шлепал мяч об асфальт и перебивали друг друга считалки. На обоях весело плясали солнечные зайчики, отражаясь от массивного шкафа с посудой, с гарнитуром чешского стекла (папа выставлял его на стол в особых случаях, когда ожидался наплыв дорогих гостей), и по-прежнему двое сидели на диване: принаряженная и исполненная сознания важности момента старушка, светившаяся счастьем и умиротворенной мудростью, а юный внук внимал ей со всем почтением, изредка кивая головой...

- Никто не похищал вас из лечебницы, верно? - высказал он свою очередную запоздалую догадку. - Вы это придумали, только не подозревали, что машина «скорой помощи» в то утро не работала...

- Я сама научилась убегать оттуда, - доверчиво сообщила она. - Палата отпиралась обычной шпилькой для волос (меня научила соседка - та, которая рекламирует прокладки из ваты), а в заборе...

- ...Есть дырка, - почти спокойно закончил Алеша. - Вот оно, ваше главное алиби...

Она кивнула с неподдельно радостным видом. Ее глаза в мелких морщинах - очень живых, лучистых, благостных - смотрели куда-то ввысь, и в них застыло самое настоящее нежно-просветленное выражение.

- Оленька, царствие ей Божие, никогда не закрывала входную дверь: к ней вечно приходили ребята из школы. Они любили ее, она была учительницей от Бога... - старушка оживилась. - Когда я узнала, что она написала письмо в газету, то вдруг подумала, что, если ее убьют, то милиция прежде всего заподозрит Вовочку с его каракатицей. Так и получилось. А Оленька... Она, наверное, и не почувствовала, как умерла. Я легкая и худенькая - подкралась так, что ни одна половица не скрипнула. А рукоятку у молотка я обернула платочком.

Не веря себе и не узнавая собственного голоса, он медленно спросил:

- Вы убили ее только затем, чтобы убрать внука с дороги?

Она опять застенчиво улыбнулась.

- У меня не было другого выхода. Видимо, я уже тогда знала, что назову внуком тебя. И тебе отдам то, что оставил мне дед.

- Дед? - прошептал Алеша. - Дед, а не отец?

Баба Клава снова махнула рукой.

- Отец... Он так и не нашел своего золота. Сгинул в чужой земле - то ли в Шанхае, то ли в Харбине. Беспутный он был, прости Господи. Вовочка, наверное, в него пошел. Дед был из другой породы.

- Тот, что погиб под Варной? Чья фотография висит у вас на стене?

- Нет, что ты. Про него я нарочно придумала, для отвода глаз. Настоящий-то мой дедушка и сейчас жив-здоров, его частенько показывают по телевизору (мне намедни один большой человек из администрации телевизор подарил, ты знаешь?)

- Знаю, - бесцветно ответил Алеша. - Тот, что «преподнес» вам Владимир, вы испортили специально? Чтобы усилить подозрение против него?

- Это тоже было просто. Мне Оленька показывала: там есть такая штучка на задней панели. Повертишь ее - и все мельтешит, хрипит, экран темнеет. Называется «настройка». Зато теперь у меня телевизор иностранный, им можно управлять прямо из кресла. Я частенько с дедушкой разговариваю - его по несколько раз в день показывают по всем каналам.

Никогда не существовавшее золото Ардыбаша (маленькая речка в Сибири, которую не на всякой карте сыщешь), аккуратная ранка на затылке бедной Ольги Григорьевны Засопецкой, нетронутая печать на двери, в доме с желтым крылечком, где крошечный огородик соседствовал с трогательным цветником, искаженное яростью лицо Верочки - все поплыло, точно в кривом зеркале, завертелось в бешеной карусели...

- Люди очень доверчивы, миленький, - вздохнула старушка, словно подслушав его мысли. - И очень глупы. Правда-правда, их ничего не стоит обмануть. Я вот - старая и немощная, провела всех. Даже профессоров из города, что меня осматривали перед выпиской. А ведь они так не хотели меня выписывать - и вопросы разные задавали, и совещались... Поди, перед этим в университетах полжизни проучились. А я... - она любовно разгладила складки на юбке. - Мне всего-то и понадобилось, что прочитать пару книжек.

- Учебники по психиатрии, - пробормотал Алеша. - Я был уверен, что они принадлежали вашему внуку...

Баба Клава махнула рукой.

- Вовочка в своей жизни читал только «Буратино» (матушка его, беспутного, заставляла, чуть ли не ремнем - а сам-то он ни в какую), и журнал с голыми девками. На большее у него ума не хватило.

- А вы, значит...

- А я - умная, - с гордостью сказала баба Клава. - Недаром мой дед был великим полководцем.

- Полководцем? - хрипло переспросил Алеша. - А зовут его, случайно, не Александр...

- А ты так и не догадался, - с ласковой участливостью сказала баба Клава. - Конечно, он. Александр Македонский. Я ведь его внучка.

И засмеялась. У нее был очень довольный смех - радостный, безумный и абсолютно счастливый - в своем безумии...

Перепечатка материалов размещенных на Southstar.Ru запрещена.