Южная звезда
Загружено:
ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ № 4(17)
Валентин Шаталов
 ИСКУШЕНИЕ

Посвящается другу юности -

писателю Ивану Николаевичу Бойко.

Алик выпрямился, широко развел в стороны руки, расправляя спину, прищурившись, посмотрел на заходящее солнце и отер пот со лба.

- Пора кончать! - устало сказал он. - Так можно и дотемна проработать.

- Осталось на раз плюнуть, - возразил его товарищ. - Доломаем этот кусок и пойдем. Чтобы наряд закрыли.

Он приподнял лом и с силой ударил в стену.

И в то же мгновение из пролома посыпались сотни сверкающих монет. Друзья остолбенели...

Алик приоткрыл рот и смотрел удивленно и растерянно; побледневший Сергей до крови прикусил нижнюю губу и застыл в изумлении. А золото все сыпалось...

Сегодня с утра бригада Дегтярева заканчивала работы по сносу. Славные домики, что могли еще стоять и стоять, радуя уютом семьи, под мощными ударами трещали и рассыпались, поднимая тучи пыли. Варварство, ясно, но раз уж земля потребовалась Самому (как зовут здесь Мойшевича, положившего глаз на город), то при чем тут люди? Добровольно не согласятся - сожгут. Но тогда, если не сгоришь вместе с домом, - ничего взамен, разве угол в общаге. А так хоть квартирка в дальних горах, откуда, чтобы увидеть море, нужно брать напрокат подзорную трубу у капитана Гранта, приторговывающего теперь старьем, или у самого Робинзона Крузо, почетного козовода.

Внизу, где ровно, поработали уже бульдозеры - здесь же, на склоне, приходилось ломать вручную. Этот последний дом в два этажа, вилла - дворец ажурный, простоял бы еще долго, хоть и не был новым. Говорят, построил его перед самой Первой мировой войной московский купец Острозубов для своей юной жены-красавицы, но попользовались добром недолго - бежали с Деникиным. Хороший еще был дом, и, ломая его, они испытывали неудовольствие, жалость как бы. Но раз платят деньги...

Алик вспомнил - недавно показывали проект. Через три года здесь будет гостиница пятизвездочная и огромный центр развлечений с множеством казино, игровых залов, ресторанов, кабинетов и будуаров. И Алику это не нравилось.

«Странно, - думал он, - я совсем молод, а душой своей - человек советский. Тут родители мои славные, дед с бабушкой. Честные, прямые, без кукишей там в карманах и камней за пазухой. Настоящие коммунисты, любящие народ свой. Люди без двойного дна, у которых нет тайн ни от людей, ни от государства. И я в них пошел, такой точно». Он вспомнил вдруг, как говорят в Китае: «Высшая любовь человека - любовь к другому человеку, высшая любовь коммуниста - любовь к своему народу». Вспомнил почему-то Фиделя Кастро, героического президента Венесуэлы Уго Чавеса, непокорных Саддама и Слободана. Нет, есть еще люди, не погиб пока мир земной. Еще есть надежда. Неужели добро не восторжествует?

А Сергей совсем о другом думал. Он вспомнил и теперь размышлял над тем, как бы не забыть навестить вечером «красючку» Маню, которая по своей легковерности до сих пор, кажется, не догадывается, что он женат. Он даже улыбнулся, представив ее добрые, доверчивые глаза. До чего же податливы и наивны бывают юные робкие телки, ни за грош даря свои ценности таким потертым козлам и прожженным рвачам-выжигам, как он. Дуры! Что ж, жизнь научит, если не будет поздно. Еще он думал о том, что скоро зарплата, и, если успеют закрыть наряды, они неплохо получат.

Часов в десять приезжал сам начальник и что-то говорил бригадиру, а к перерыву, когда работа была почти сделана и остались лишь две стены этого дома, тот предложил:

- Ну, дети, будем переходить на 26-й. А ты, Сергей, и ты, Алик, подчистите здесь. Ломать - не строить, а вы - здоровые парни. К вечеру справитесь - запишу на полторы нормы.

Так они и остались одни...

Первым опомнился Сергей. Крепкое и громкое восклицание вырвалось у него. Наклонившись, он схватил горсть монет и поднес к глазам. Новенькие, яркие, точно вчера отчеканенные, с выпуклым профилем последнего русского царя, золотые червонцы сияли в руках, отражая лучи низкого солнца.

Алик тоже поднял монету и внимательно рассматривал: самого царя, удивительно четкий герб с двуглавым орлом, мелкие буквы надписи на ребре.

- Красивые штучки! - с восхищением сказал он и бросил монету в кучу.

Сергей был бледен как смерть, руки его дрожали, глаза блестели, губы сомкнулись в линию.

- Пуда два, не меньше... - пробормотал он, затем схватил чемоданчик (в нем он носил инструменты, обед и разные вещи), открыл и принялся пересчитывать деньги, бросая их по десяткам. Изредка он поднимал взгляд на Алика, который с невозмутимым и даже тупым, как показалось ему, выражением следил за ним, словно все еще не мог прийти в себя, осознать невероятность происходящего.

Досчитав до ста с лишним, Сергей сбился, потерял терпение и стал, беспокойно оглядываясь по сторонам, сгребать монеты жменями и пригоршнями.

- А ну, пошуруди еще! - хрипло сказал он, подбирая последние золотые кружочки.

Алик взял лом и расширил отверстие. Высыпалось еще немного, а затем Сергей, запустив руку в нишу, выгреб еще горстей пять. Тщательно осмотревшись, он разгладил золото, придавил его сверху пучками сорванной тут же травы, «чтоб не звенело», замкнул чемодан, обмотал его поверх куском веревки (нельзя рисковать, доверяя только замку), накрепко завязал, а потом схватил лом, быстро разрушил остаток стены и, только окончательно убедившись, что ничего больше нет, облегченно вздохнул.

Теперь они пришли в себя.

Сергей мечтательно улыбнулся и сел на землю.

- Больше двух пудов! - с уверенностью сказал он, пробуя чемодан на вес. - Какой-то буржуй, наверно, припрятал, дурень! Возвращаться думал! Да не дожил... - черные большие глаза его возбужденно блестели. - А я-то всегда завидовал тем, кто по лотереям выигрывает, - через минуту добавил он. - Ну теперь мне, слава аллаху, хватит! Для начала, по крайней мере.

- Ты что, хочешь присвоить все это? - нерешительно спросил Алик.

- Что ты! - поспешил оправдаться тот. - Поделим поровну. Правда, мне, как первому, кто нашел, по справедливости нужно бы больше, но уж ладно.

- Так ты хочешь, чтобы мы взяли это золото себе? - снова переспросил Алик.

- Ты что, дурак, что ли? - скулы Сергея сжались, а брови резко взметнулись.

- Но ведь какое мы имеем на это право? Все клады принадлежат народу, государству.

- Да ты что мелешь! - Сергей вскочил, лицо его перекосилось. - С ума спятил, что ли?! Ты что, каждый день пуды золота находишь? Так, да? - и он с презрением захохотал. - Такое счастье раз в жизни приходит. И только одному из миллионов, из сотен миллионов...

Сергей стал вдруг серьезным. Черты лица обострились, на лбу и в углах рта прорезались глубокие морщины, брови сошлись в линию, и под его напряженным взглядом Алик почувствовал, как неприятный холодок пробежал у него по спине. «Такой и убить может», - почему-то подумал он.

- А что мы с ним делать будем? - спросил он, лишь бы только выиграть время, собрать разбежавшиеся мысли и принять какое-то решение, ибо совершенно непредвиденное происшествие это выбило его из колеи ясности. - Хоть бы теперешние деньги, - пробормотал он, - а то кто же даст по десять рублей за штуку?

- Да ты что? - ярость, презрение и испуг снова исказили красивое лицо Сергея. - За каждую монету можно получить не по десять, а по десять тысяч рублей! Многие захотят обменять нынешние бабки на николаевские червонцы, если пустить их малость дешевле, чем у банкиров. Да только дурак не найдет, куда деть золотые десятки, чистейшее, почитай, золото! И подумай, ведь никто, ни одна тварь не знает!

- А не накажут нас? Ведь продавать золотые деньги, наверное, незаконно. Ну, две-три монеты, понятно. А тысячи? Мы же его не заработали, золото...

- Ясно, что нет. Нам просто выпало счастье.

- Разве в этом счастье?

- А по-твоему счастье - гробить свое здоровье в этой пыли, на этих проклятых стройках? Медленно подыхать как собака?

Алик широко раскрыл глаза и смотрел на Сергея так, словно впервые его увидел.

- Алик, ты что, не хочешь пожить, как большой босс, как белый человек? Я, например, хочу иметь виллу из десяти комнат и новый «мерс», а не ютиться в сарае. А ты разве не хочешь?

- Мы не заработали.

- Досок на гроб ты себе заработаешь, идиот! Да как же ты не поймешь! Два раза чудес не бывает. Это - как смерть, как рождение. Второго раза не будет! Да ты и сам себе не простишь, если теперь сглупишь. Подумай! Послушайся человека, который на десять лет старше тебя! И повидал много чего. Да ты был ли хоть в одном порядочном ресторане? Помнишь ли, какие там зеркала и фонтаны? А какие чувихи! Недаром и в песне поется:

Деньги есть - и девки любят,

На кровати спать кладут.

А без денег - хрен отрубят

И собакам отдадут.

Ты думаешь, это сказка? Будем жить в вечной радости, словно боги! И вообще, кто сейчас отстой гнойный, падаль, мразь, кого топчут ногами, на кого плюют и харкают? Профессора там, писатели, академики, генералы, разные учителя, врачи, конструкторы генеральные-гениальные, геологи, работяги-дуряги... Они вот и зарабатывают свои жалкие гроши, лепты, оболы медные. Как мы. А кто - соль земли, лучшие люди, боги-правители, кому холуем весь народ служит, пятки там и другое чешет, у кого власть вся и все деньги? Киллеры, бандиты-банкиры, чиновники-людоеды, оборотни в погонах, министры-капиталисты и воры всех мастей-рангов. Говоришь, не заработали мы? А богачи уважаемые заработали? Олигархи? Награбили, наворовали, нахапали, отгрызли, отъели, разорвали и растерзали великую страну нашу! Они миллионы людей убили, на их руках - кровь праведников, проклятье замученных - ушедших и нерожденных. Сотня захватила себе все богатства народа русского, накопленные им за всю тысячу лет своей жизни. Им - нет прощения. А мы никого не грабили, не убивали, на нас крови нет. Нам с тобой просто Бог дал. Посылку счастья прислал из столетнего прошлого. И все. Ничего больше. Как же можно отказываться?

Народу, говоришь, принадлежат клады? А где он, народ этот? Деградировал, спился, скурвился от безумной жажды наживы, рассосался, вымирает, на корню сохнет. Какому народу?.. Да и не дойдет все равно до него клад, до народа. Растащат по пути, раскрадут крысы чиновные. Зато нам с тобой хватит надолго, на всю жизнь, может. Обменяем 79-й элемент таблицы Менделеева, золото, короче (с детства этот номер знаю), на еврики-тугрики, положим их, куда надо, и заживем в свое удовольствие. Я и вообще слиняю из резервации, гибнущей этой страны России. А ты сам думай. Только смотри: никому ни слова! Мертвецу на кладбище шепнуть можешь, если невмоготу, а другим - нет. Ни единой живой душе! Иначе - убьют. В лучшем случае - заберут. А скорей всего заберут и убьют. Никому доверять нельзя, понял? Только мы двое должны знать об этом. И никто больше! Еще лучше, чтобы один знал, но что делать? - Сергей так посмотрел на партнера, что тому стало жутко.

«С ним начеку быть нужно. Убьет при первой возможности, - подумал Алик. - Вот кому прежде всего доверять нельзя».

Но Сергей улыбнулся радостно, и мрачные мысли Алика испарились.

Вообще, так длинно говоря, убеждая друга, Сергей весь преобразился, стал как-то стройней и выше, а лицо его, на котором не улеглось еще возбуждение, сделалось более тонким и выразительным, чуть ли не вдохновенным.

«Будто к подвигу готовится, - неожиданно подумал Алик. - Только разве это подвиг?!»

Слушал, правда, его внимательно и с интересом, обнаружив вдруг, что Серега куда умней и красноречивей, чем он считал раньше. И отчего-то почувствовал жалость. К себе, к Сергею... Конечно, Сергей хваткий, дошлый, сможет распорядиться золотом, без сомнения. Но какая алчность! «А я? - спросил себя Алик. - Я разве смогу?» И ясно понял, что нет, не готов он. Не тот у него настрой общий, менталитет. Бремя богатства не всем под силу. Особенно не наследственного, почетного, а такого - внезапного, тайного, «незаконного».

Есть такая хитрая картинка врагов, нацеленная прямо в сердце народа, определенная тайным импульсом на его вымирание: «Папа, мама, я - счастливая семья».

В такой именно семье, причем благополучной, где мама была детским врачом, хорошим, а папа - партийным работником среднего уровня, он и родился, единственный и желанный, избалованный выше меры любящими родителями, особенно мамой. Так и рос, радостный и счастливый, без забот и тревог, не болея даже ничем серьезным. Учился все время в одной школе, где сохранились еще научный стиль (не глумились над дарвинизмом и даже марксизмом) и, не то, чтобы «анти», но безрелигиозность. А вот закончил учебу не так хорошо, как хотелось бы, и в бесплатный вуз поступить не смог. А за плату... Родители обеднели «под буржуином» - мать работала там же, врачом-бюджетником, а отец - в газете одной малотиражной «левой», и платить баксы за честный и дорогой «университет дураков» не смогли и не захотели. Как и тратиться на «откос» (тут уж не по одной бедности, а принципиально, из отвращения). Пришлось идти в армию. Там за два года воевать, правда, не научили, но пришлось освоить все трудовые навыки, что необходимы при возведении дач, домов, вилл, благоустройстве усадьб «грозных» военачальников, захотевших тоже «красиво жить». Здесь, на подворьях разных полковников-генералов, «господ-товарищей», и прошла большая часть службы. И нормально! Хорошо ел, в меру трудился, стал ловким и сильным, умелым даже, возмужал, посерьезнел. Служба пошла на пользу! Только вопрос один: а причем здесь армия и Россия?

Вернувшись домой, пошел наниматься в большую фирму. Строительную, а по правде сказать, в «строительно-разрушительную», ибо на новых площадках строили редко. Взяли подсобником с испытательным сроком. И понравился, оставили: много чего умел, быстро учился, старательный, на работе не пил, не прогуливал. Так и попал в бригаду, где и Сергей работал.

Ах, думал Алик, зачем, для чего это все? Что за испытание такое? «На кой бес мне этот стресс?» - вспомнил прикол из сериала. Хорошо ведь как было! Честная работа, чистая совесть. Заочно учился, думал жениться. А теперь что? Навалился на голову ужас этот. Хранить, прятать, продавать, класть бабки в банки, переводить в другие, держать при себе ценности, общаясь со многими, черными в основном, людьми... Украдут, ограбят, а то и убьют вовсе! Тут даже не подозревать всех, а бояться надо, враги открытые, и Сергей - первый. Нет, не готов он, не сумеет один. Разве что снова зарыть где-то золото. И забыть. Но зачем тогда все тревоги? Вот вдвоем или втроем бы... Но кого взять на помощь? Друзья ненадежны, отец скажет: «Поступай по закону», мать слаба для такого, невеста, Дина, - болтушка, всем растрезвонит. А братьев и сестер нет. А хорошо было бы как! Можно купить все, исполнить любые свои желания - в пределах разумного, ясно - не работать, путешествовать по всему миру. Лучше все же отдать клад и получить, что положено. Тоже немало будет. Вон ведь какой клад! Тысячи золотых монет там...

Но он понял уже, что не сможет противостоять Сергею - не сможет его переубедить. Поэтому он решил и не возражать ему...

- А теперь идем ко мне, разделим валюту и потолкуем подробнее.

Сергей поднял чемодан, по поводу солидных габаритов которого как-то зубоскалили ребята: «Не хочешь ли ты стырить два пуда раствора?» - и твердо, стараясь не перегибаться из-за тяжести, пошел к остановке автобуса. Алик побрел следом, думая о Сергее.

Он вспомнил, что слышал о нем и от него. Тот не дурак, даже учился в каком-то институте в Москве. «За что и выгнали». Так говорил Сергей. Нет, не за это, а за какие-то грязные дела, за которые он и отсидел где-то год или два, но не любил этого вспоминать. После он, кажется, жил в других городах, занимался каким-то бизнесом, часто ездил, много увидел, а потом прогорел полностью, скрылся вместе с долгами от кредиторов и, униженный, неудачник очутился здесь, где женился и жил тихо и незаметно, особенно в сезон - летом, только жена в комнате, со своей матерью, а он - на задворках, около речки, в сарае каком-то отремонтированном, чтобы водить туда женщин и собутыльников, - Алик один раз был у него. Работал неплохо, тем же подсобником, но похуже Алика - по пьяни порой прогуливал. Видел несколько раз Алик и жену его, Нину, - молодую, красивую и приятную женщину, сейчас беременную... А что, если отдать Сергею все золото? То есть и «свое» тоже? Вот бы он рад был! Пусть сам с ним и барахтается. Но нет. Если б в детдом какой, детям-сиротам... Или в толстый журнал хороший, на гонорары нищим писателям. А такой сволочи! Да и гарантий все равно нет, как свидетеля убить может...

Между тем они вышли на трассу и остановились.

- Тяжело, - процедил Сергей, переводя дух и вытирая лицо платком. Он смотрел в сторону приближающегося автобуса.

«Если бы кирпичом тебе чемодан набить, небось не попер бы», - почему-то злорадно подумал Алик, вслед за Сергеем входя в автобус.

В салоне было просторно, и они сели рядом: Сергей с чемоданом на коленях - к окну, Алик - к проходу.

В окне замелькали пышные кроны деревьев, в просветах все чаще - здания. Почти через равные промежутки следовали короткие остановки, людей набивалось больше.

Алик мучительно думал. Он почувствовал вдруг острую враждебность к Сергею, и это чувство больше не покидало его. Осторожно, как бы украдкой, взглянул он на успокоившегося и сосредоточенного Сергея. Интересно, о чем он думает? Мечтает о виллах и машинах? И уж, конечно, о том, как бы лучше обуть его, Алика. Или отделаться от него...

Нет, надо не дать этому проходимцу донести золото до сарая. Действовать нужно раньше. А то - «телки», «чувихи»! А жена? И, будто продолжая разговор сам с собой, тихо спросил Сергея:

- А как же жена? Она в положении...

Но Сергей тоже, казалось, решал какой-то сложный вопрос. Словно сквозь другую мысль, озлобленно прохрипел вопросом его низкий голос:

- Разве теперь до нее? - и через минуту: - В гробу бы ее я видел!

Вот он каков! Не только без совести, но и без сердца. Ладно. Сейчас они встанут на людном месте и будут проходить мимо милиционера. Здесь и произойдет развязка...

Автобус подходил к остановке. Сергей не спеша поднялся, прошел впереди напарника и, еще крепче вцепившись рукой в чемодан, остановился у выхода. Алик стоял сзади. Сойдя на тротуар, Сергей пошел быстро, ловко лавируя (с этакой тяжестью!) между многочисленными пешеходами. Алик нагнал его.

- Давай я понесу! - как-то неубедительно предложил он. - А ты отдохнешь.

- Ничего, донесу как-нибудь сам! - недовольно возразил Серго.

Вот и милиционер в десяти шагах, в пяти...

Но ничего не произошло, они прошли мимо. Не решился Алик. И не струсил совсем, а другое. Иглой в сердце кольнула мысль о самом себе: «Ты как предатель! Нехорошо так». Да, «своей» частью клада он вправе распоряжаться. Но их двое, и решать за Сергея... Каким бы он ни был. Такое ж действительно происходит только раз в жизни. Раз в миллион жизней! И лишать счастья Сергея, как тот его понимает! Не господь же я! Вот тот и решает пусть, если он есть. Может, и вознаграждения они достойного не получат, и Сергей не так плох, как кажется...

Свернули в проулок, подошли к Серегиному сараю. Тот опустил чемодан на землю, вынул из кармана ключ, отомкнул большой амбарный замок. Вошли в небольшую комнатку с одним окном. У двери - стол дубовый. Большой, некрашеный, но с двумя плоскими ящиками под столешницей. У стены - «буржуйка» и электроплита хорошая, двухконфорная. У противоположной стены - кровать заправленная. Рядом, у стены с окном, шкаф одежный. На широком подоконнике - зеркальце с ножкой, там же - пепельница мраморная, бутылка стеклянная большая из-под водки, пустая. Скромно все, бедно, ничего лишнего. Но опрятно, уютно вроде. Три табурета прочных, дубовых.

Закрыли за собой дверь на крючок, включили свет (темнело уже), сели за стол. Сергей встал, растворил окно, вздохнул, снова сел. Повеяло свежестью от реки.

- Кажется, все пока, - тихо сказал Сергей, вытирая лицо платком, - донесли в целости и сохранности. Теперь давай хряпнем малость, отметим удачу, а потом к делу - разделим и разбежимся. Впрочем, свою долю пока у меня можешь оставить, если унести не в чем...

- Нет уж, спасибо, - серьезно возразил Алик. - Ты свое забери, а мне пока чемоданчик свой одолжи. Донесу, зарою монеты где-то в центре земли, чтоб надежней, и верну тебе твою тару.

- Да Христа ради! - добродушно сказал Сергей. - Бери! Хоть на время, хоть навсегда. Новый куплю, получше.

Он встал, полез в маленький холодильник, что стоял у стены, сразу за дверью, достал из него хлеб и початую уже бутылку «осетинской технической», или «Бесланки», как называют «паленку» из американского технического этанола. Два граненых стакана.

- Я сейчас пить не буду, - твердо сказал Алик. - И тебе не советую. У нас важное дело, мы как бы при исполнении, понимаешь? А ты с дерьмом этим. Не время. Пьянку давай перенесем на другой день, ведь у нас теперь все впереди, верно?

- Для кого как, - загадочно произнес Сергей. - И потом, водка вострит ум, как сказал Пушкин-Крылов-Некрасов. Причем в миллион раз. Помнишь:

Поднимем стаканы, содвинем их разом!

Да здравствуют вузы, да здравствует разум!

А в стаканах у Пушкина - водяра энергетическая, не чай там. Малость продрать горло и мозги спиритусом для гэсахола не вредно. Потому, давай выпьем, может, в последний раз!

- Почему так? Пить решил бросить?

- Что ты! Зачем жить тогда? Лучше уж смерть. Просто, если бы банда какая, «бригада» знала, что у нас тут с тобой столько золота, через минуту мы были бы уже в другом месте. В раю, может.

- Ты веришь в рай?

- В убогость эту, как говорил Маркс. Просто убили бы, и сгнили мы, как всякая падаль. Давай хоть по сто грамм пропустим, стресс снимем.

- Не буду я пить. Сказал же тебе уже. Я и вообще не пью почти, ты же знаешь, а сейчас и совсем нельзя.

- А мне всегда в самый раз! - Он налил себе почти полный стакан и одним махом выпил.

«Чего это он хотел меня напоить? - подумал вдруг Алик. - И зачем пьет сам? Для храбрости? Нужно каждый миг начеку быть. И не дать ему пить еще».

Сергей не закусывал, а сидел молча, насупившись и опустив глаза. Отдыхал? Переваривал «гэсахол»? Или... Тихо и нехорошо стало.

Алик достал новую пачку «Кэмэла», спички и отошел к окну. Открыл пачку, выцарапал из нее сигарету, закурил (курить стал в армии), вглядываясь в сумерки за окном. И - отключился, весь как бы растворился в природе...

Тут - тихий скрип вроде. Понял мгновенно: открыли ящик стола. Не вздрогнув, не повернувшись, зыркнул глазами по подоконнику. Ага! Вот зеркало. И стол видно. Сергей выдвинул ящик, бесшумно взял из него правой рукой широкий кухонный нож с толстой ручкой и крадется к нему, подняв для удара руку с ножом и пригнувшись чуть. Тут дело мгновения. Прыгать в окно поздно уже, всунет по рукоятку нож в спину. Вот пустая бутылка. Алик схватил бутылку, развернулся мгновенно и обрушил со страшной силой ее на голову «друга», так, что осколки разлетелись по всей комнате. Сергей рухнул, вонзив нож не в Алика, а глубоко в пол. Он был без сознания, но и без ран тоже: крепкая голова, череп что надо. Дышал. Сотрясение мозга, видно. Убедившись в этом, Алик открыл платяной шкаф, покопался внизу. Ага. То, что надо. Моток толстого капронового шнура. Умело, крепко связал Сергею руки и ноги. Странно, но чувствовал он себя теперь тихо, мирно, спокойно. Разрядка произошла, напряжение спало. И он уже знал, что делать. Достал свой мобильник и стал звонить, не жалея денег. Сперва в справочную, потом всюду: на телецентр, в милицию, прокуратуру, мэрию и так далее. «Ух, кажется, все! - подумал. - Нет, надо еще в «скорую»...»

Но тут Сергей шевельнулся. Раскрыл широко глаза. Быстро все понял. И молчал. Алик, сидя на табурете, смотрел на него. Наконец Сергей разлепил губы.

- Алик, - тихо сказал он. - Ты победил. Не успел я. Как и всегда. Не везет мне. Неудачник. Теперь твои оба места - первое и второе, оба приза твои. Закон джунглей. Бери все, а меня убей. Только быстро. Вонзи этот нож прямо в сердце. Или задуши, если боишься крови. Подскажу и как от трупа избавиться, как я с тобой хотел, с твоим трупом. Все чисто будет. Ты ведь убьешь меня, верно?

- А ты бы как поступил на моем месте?

- Как поступил? Да как всякий нормальный, убил бы. Без размышлений и сожаления. Так надо. Ты встал на моем пути, а тропинка слишком узка. Такой клад на двоих не делится, больно велик. И о нем должен знать только один. Росинант или как там? Боливар двоих не упрет. Хотя лично против тебя... Но ты просто мишень, препятствие. А мишень поражают, препятствие убирают. И все. Спокойно и быстро. Благородно. Ведь теперь как? Для каждого рыла людского деньги - все, на все сто процентов. А весь остальной мир, все человечество - это ноль целых и хрен десятых. Спроси любого: чего бы не сделал ты ради денег? Да нет такого, все сделал бы. Свое дерьмо бы сожрал прилюдно и еще десяти слонов. Конечно, шопинги каждый день, развлечения, шоу разные-безобразные, туры там, женщины, мужчины, яхты, машины, дворцы, магазины... Да. Но все можно получить только за деньги, за большие деньги. Ведь всякая тварь людская не хочет работать и жить скромно, но лишь извращается и развращается. Это коммунисты прекраснодушные мечтали... Человек по природе добр, бытие определяет сознание... А не так оно. Сознание делает телевизор. А он ясно, чему учит. И вот все мы - халявщики, дарможранцы, звери кровавые. Рвем куски пожирней из лап друг у друга и других рвем на куски, терзаем. За сто баксов я убивать никого бы не стал. Ведь не киллер я, наркоман или ханыга. Но за миллион! Тысячи бы убил, кишки выпустил! А чего их жалеть, людей? Полно их еще, в Красную книгу не записали. Чем меньше народу, тем больше кислороду, как говорится.

- А скажи, - осторожно спросил Алик, - ты, выпив водки, внезапно за нож схватился или решил раньше?

Сергей укоризненно покачал головой:

- Плохо ты меня знаешь, Алик. Что для меня этот стакан водки? Убить тебя я решил сразу, как нашли деньги. Получилось: я, клад, а ты - третий лишний. Но на стройплощадке нельзя, труп найдут быстро. В душе я убил тебя, но болтал, как с живым, заговаривал, заманил сюда. Чтоб не накуролесил чего с золотом. Ты ж ненадежен, несовременен. Государству хотел отдать. Да и надежного бы убил - слишком большие деньги.

- А каким способом убить думал?

- Напоить тебя и задушить. Или зарубить топором, под кроватью он. Я-то на выпивку силен! А за нож взялся, чтобы не упустить момент, когда ты спиной ко мне стал. Думал, ты труп. А выходит, я...

- Слушай, Алюн! - истерически завопил он через минуту. - Да кончай ты меня скорее, ради бога! Руки и ноги все занемели! Только не режь горло, боюсь я. Один удар в сердце - и все! Лучше всего. Давай! Тяжко становится, не могу.

- Подожди чуть еще, развяжу тебя.

- Когда убьешь, да?

- Да пошел ты! Кто тебя собирается убивать? За что?

- За монеты, конечно. За золото.

- За монеты? Эти блестящие жестянки? Желтенькие кружочки? За бездушный металл? Да хоть дай мне вагон их... Что ты говоришь, гад? Русский человек ради денег не убивает! Только спасая свою Отчизну, детей, жену... Это ты, тварь... Боливару, говоришь, не снести двоих? Так то Боливару. А русскому Савраске под силу и троих вытащить.

- Но я ведь пытался тебя убить, - потрясенный услышанным, прошептал Серж.

- Но не убил же? И получил за то, голова долго болеть будет. Квиты мы. А что ты, сволочь такая, другана своего зарезать хотел, так это другое - пойди к попу, замоли грехи. Если раскаялся. Развяжу тебя - и ступай к жене под бочок. Или здесь ложись. Завтра рабочий день.

- Постой, а как золото? Себе возьмешь?

- Золото пойдет народу, государству. Как положено по закону. А нам нашу часть выдадут. Я уже позвонил везде - в милицию, в телецентр, мэрию. Обещали прибыть не медля. Сейчас заклаксонят. И запомни: мы с тобой просто подрались, я тебя оглушил и связал. Никаких претензий друг к другу. Чин чинарем все.

Но Сергей молчал. Он сразу осунулся, глаза не блестели больше, погасли.

- Дурак же какой ты, Алик, - наконец убито сказал он. - До сих пор ничего не понял. Совок ты еще, хоть и молодой. Не дойдут до народа и государства эти монеты наши, растеряются по пути. Все до одной. И мы с тобой ничего не получим, ни копейки. Попомни мои слова...

И тут - первый гудок. И второй, третий.

Дальше Алик воспринимал все, словно в тумане. Сказался тяжелый трудовой день, золото это, Сергей. Страсти, тревоги, стрессы. А теперь - расслабление сразу, сонливость.

Приехали из милиции, мэрии - отовсюду. Серго развязали сразу. Толпились в хибарке, но тесно. Оператору снимать запретили. Перебрались все в мэрию, в малый зал. Там опять несусветная суета, гомон. Взвесили клад, считали монеты. Составляли-подписывали какие-то документы, справки. И Сергей с Аликом «получили по документу». Попали домой они далеко за полночь (хорошо, развезли на машине хоть). Алик упал на кровать и исчез в такой глубине сна, откуда, казалось, и не вернуться...

И все на этом. Утром работали, как завтра и послезавтра. Никакого вознаграждения они, конечно, не получили и уже не получат. Сперва говорили: не торопитесь, уже скоро. Потом: клад отправлен на экспертизу в Центробанк России, ждать надо. Дальше: пока никаких известий, но, кажется, клад ваш фальшивый (а еще в мэрии эксперт пробовал ряд монет кислотой и сказал тогда: «Все в порядке. Чистое золото»). И, наконец «перестаньте нас терроризировать. Справки ваши (это где сказано, что они нашли 37 килограммов золота в монетах царской чеканки) фальшивые, ничего вы не находили, кроме дохлого таракана, и если еще придете, бросим в тюрягу, к бандитам-маньякам, что с удовольствием употребят вас «задним калибром»...

Историю с кладом проверяла даже Счетная палата. И что? Никаких следов клада обнаружить не удалось, ни в какие банки не поступал он, и вообще никто ничего не знает. Разворовали его по пути к народу, растащили крысы двуногие по своим подполам...

Алик работает там же, учится заочно. Женился на Дине. Теперь ей можно болтать все - у них нет больше никаких тайн от людей.

Сергей работает в другой бригаде. Живет с Ниной, сына воспитывает. Добрый, лучше стал. Вроде бы.

Перепечатка материалов размещенных на Southstar.Ru запрещена.