 |
|
|
|
|
Двадцатый век Часто прочность гуманных принципов Уступала напору приступов Сумасшествия злых диктаторов, Изощренных манипуляторов. Ныне их проклинают хором, Но не слишком дивятся шорам Соучастников злодеяний, Что творились без колебаний. *** В сущности, куда ни кинешь взгляд, Все элементарно и банально. Так же было много лет назад: Чуть смешно и без конца печально. Так же лился тусклый свет с небес, Чередуясь с солнечными днями, Так же путал человека бес По однажды созданной программе. *** Мы торопим недели: «Скорее, скорее!» Будто к смерти, боимся, никак не успеем. И достигнутого недостаточно нам, Но зачем же торопимся мы к праотцам? И не лучше ль, надежды и цели отбросив, Жить сегодняшним днем, без проклятых вопросов? Жить мгновенно, бездумно, легко, бестревожно? Невозможно такое. Увы, невозможно. Годы Приходят годы и уходят годы, Приносят что-то и уносят вновь. Что далее? Из жизни, как из моды, Уходит человек, в конце концов. Ну что ж? Зато другие входят в моду, Играют роли, делают погоду, И вновь шумит зеленая листва. Зимы как будто не было в помине, И не горели яростно дрова В шумящем и стреляющем камине. Парадоксы борьбы Идеи проводя известные, Куда в итоге угодили? За коммунизм боролись честные, Завистливые победили. Кто дрался за порядки новые? Порядочные и толковые. Но результаты вновь досадные: Победу одержали жадные. Старомодная эротика Я возвращался домой на рассвете Пешком через весь город. Был счастливее всех на свете И по-мужски горд. И вот на одной из пустынных улиц Юношу встретил в тот ранний час, И оба мы вдруг широко улыбнулись, Узнав друг друга по блеску глаз. Память (Из Эриха Кестнера, с немецкого) То, что было пережито, Застит времени дым, Но беда, если прошлое Вспоминается скупо: Кто не помнит хорошего, Тот становится злым; Кто не помнит плохого, Тот становится глупым. |
|
|
|
Загружено:
