Южная звезда
Загружено:
ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ № 3(24)
Поэзия
 Виктор Брюховецкий
Фотография

Мы идем на базар - Колька, Юрка и я...
Нам на долгую жизнь от базара осталась,
Словно высшая милость, великая малость -
Фотоснимок. Эпоха! Кусок бытия.

...Мы стоим на подмостках средь белых холстов,
Три осколка войны, три песчинки России.
И фотограф прикрыл наши ноги босые
Распрекрасным венком из бумажных цветов.

А за стенами солнце и крики детей,
И тяжелая ругань, и воздух сопревший,
И пустые штанины - теперь их все меньше, -
И тележные скрипы, и дух лошадей.

Здесь, на этом базаре, сапожник-карел,
Наш сосед, посылая проклятия Богу,
Продал три сапога. Все на правую ногу!
Он в то лето под осень от водки сгорел...

Мы бродили меж тощей и сытой возни,
Мы смотрели, как пьют, как воруют цыганки.
Вся огромная жизнь! И с лица, и с изнанки...
Кто там думал о нас в те нелегкие дни?

Да никто! Но остался кусок бытия,
И остался фотограф, дарующий милость,
И стена из холстов, за которой дымилась,
Как на сцене огромной, планета моя.

И случится - когда подступает покой,
Я беру это фото, как пропуск в те годы,
Где на шумных базарах сходились народы,
И холсты, словно полог, срывая рукой,

Я вхожу на базар. Я иду и смотрю...


***

Я - шкет-суслолов. Я сусланов ловлю!
Пастух меня учит настроить петлю
Среди ковылей и кипящего зноя.
Он пахнет седлом, кизяками, костром.
Потом мы сидим в полынях под бугром
И курим, и смотрим, как овцы гурьбою
Стекают к воде, потрясая руна...
Налево страна и направо страна...
Вершины курганов неровной грядою
Отходят к Алтаю. Как пахнет полынь!
И беркут, пластая тяжелую синь,
Висит в два крыла над округой своею.
Тень птицы - то вниз, то спешит на холмы,
И суслик на свет вылезает из тьмы,
Свистит и петлю надевает на шею...

Запомнилось: курево, беркут и это
Сквозь тело прошедшее острое лето,
Суслиные тушки, шкварчащий казан,
До боли молчащие овцы в загоне,
Тяжелые росы, луна в капюшоне,
И грозы, что нам присылал Казахстан.


***

Вот и снова пурга завела карусель,
Развернула под окнами белую скуку.
Это Павел Васильев стреляет гусей,
Сквозь решетку просунув двуствольную штуку.

И валит белый пух, над страной гогоча,
А в подвалах Лубянки ни капельки света.
И озноб сотрясает плечо палача.
И оглохла Москва от казачьих дуплетов.

Ой, земляк, сколько выбил из птицы пера!
Ой, земляк, так стреляют лишь перед бедою...
Наберу полный чан голубого добра,
Растоплю и омоюсь небесной водою...

Отомрут все печали, пахнет полынём,
И на гнутых ногах казаны возле стаек
Развернут животы над кизячным огнем,
И татарской луною сестренка босая

Станет дуть на угли, на колени припав,
И забулькает варево - пшенка с картошкой.
Ах, как вкусен кулеш с горьким запахом трав
И печеной на углях пшеничной лепешкой.

И овчинным тулупом туман от реки
Наползет, и в ночное отправятся кони,
И в посконных рубахах замрут мужики,
Уронив на колени большие ладони...

Где ты, эта страна? Затерялась в веках.
Саманы, таганы, запах пала и каши,
И тяжелая доля в тяжелых руках,
И побитые холками задницы наши...

Бей, Павлуха! Пали! Пусть валит белый пух!
Коль не дали допеть, дайте здесь насладиться...
Пролетит над страной красноклювая птица,
Но напрасно замрет в ожидании слух.

Не допел... Вороной у далекой юрты
Не дождется хозяина. Вымерло поле.
Горькой солью, проклятою горькою солью,
Забивали не только кайсацкие рты.

Я смотрю за окно. Я живу сам не свой.
Эх, Россия-кошовка, ну, что ж ты, ей-богу,
Вновь летишь над обрывом... Убит ездовой...
Вороной без вожжей не осилит дорогу.


Ной

Очнулся Ной, а на дворе - Россия.
Лицо расплюснув о стекло окна,
В дом смотрит Хам, глаза его косые
Еще хмельны от блуда и вина.
Тревожно гоготала птица в клети,
Рассвет во двор скатился по крыльцу,
И Ной подумал: ох уж эти дети,
С друзьями пьют, а жрать идут к отцу...
Телега прогремела под окошком,
Прошли крестьяне в поле - на свеклу.
Ной птицу накормил зерном. Картошку
Хам разогрел и сел один к столу.
Потом он спал.
А Ной, хрустя артрозом,
Колол дрова, потом травил жуков,
Потом кусты подкармливал навозом,
Потом смотрел на пьяных мужиков,
Что шли, шатаясь, по домам с работы.
Потом проснулся Хам и снова ел.
Поев, ушел, - и никакой заботы...
А Ной трудился, думал и смотрел...
Созрело яблоко!
В селе заготконтора
Не принимает фрукты - нет нужды.
И Ной подумал - сколько же вражды!
И усмехнулся - яблочки раздора
Растим, гноим... Шмурыгая резиной,
Крестьянки возвращались ввечеру.
Пришел сосед за фруктами с корзиной:
- Снесу свинье... Не пропадать добру...
Так день прошел.
Под лампою лучистой
Ной грел суставы, Библию листал.
Он думал, что он жить уже устал.
А жить ему вот так еще лет триста.


***

О, если бы однажды повезло!
Нет, не рубли, не клад и не алмазы,
И не вино, и не любви проказы,
А до конца освоить ремесло
Плетенья слов. Мне думается, - это
Не просто привилегия поэта,
Но - ремесло! Когда берешь слова
Подряд, подряд - как будто сено косишь,
И запах слышишь, и мгновенье просишь:
Продлись, продлись... И рушится трава!
И к месту все - и кашка, и осока,
И утренние птичьи голоса,
И росный дух, и то, что день далеко,
И что остра безумная коса.
Перепечатка материалов размещенных на Southstar.Ru запрещена.