Южная звезда
Загружено:
ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ № 3(24)
Поэзия
 Олег Блажко
Банальная история

Ей было за двадцать. Ему - к сорока.
Он очень любил рисовать,
ещё - иногда возникала строка,
и полнилась ими тетрадь,
и в доме почти не бывало темно,
висели холсты на стене.
А вечером - книга.
Возможно - вино.
И звёздная пыль на окне.

Она наугад постучала к нему -
на яркое пламя свечи,
он знать не хотел -
отчего, почему,
он молча ей отдал ключи.
И мир был умножен отныне на два,
шло время,
как в сказочном сне,
и золотом чистым казались слова
и звёздная пыль на окне.

Чужая душа -
непроглядная тьма,
во тьме не отыщешь дорог,
она улетела в другие дома,
оставив банальный итог, -
не умер никто, а тоска… - ну и что? -
тоски не бывает на дне.

Бывает лишь водка. Три раза по сто.

И пыль.
Просто пыль на окне.


Сезон дождей

И дело явно дрянь. И дождь стеной -
он холоден настолько, что о снеге
невольно призадумался бы Ной,
решившись покататься на ковчеге.
В окрестностях созвездья Гончих Псов
вполне безлюдно. Заперты ворота
на тридцать три замка
и на засов,
покрытый полустёртой позолотой.

Заброшен храм Верховного Суда,
привратник запил горькую украдкой,
в сторожке затворившись от стыда…
Я слышал, пресловутые осадки
кого угодно могут доконать -
всё кончится
банальным нервным срывом…

…ложится вечер в мокрую кровать
и скалится невесело и криво
возникшей ниоткуда темноте.

…Опять стучат в проклятую калитку -
и, как всегда, наверное - не те,
угрюмые, промокшие до нитки,
и сгинут
к наступлению утра -
за полчаса до серого рассвета,
упомянув какого-то Петра,
не давшего желанного ответа.

Хреново мне.
Не ладится никак.
Зарос мой сад по пояс сорняками…
Я слышал, что сейчас везде бардак.
Внизу - понятно.
Но за облаками?..

И всё-таки идут четвёртый год -
дожди…
дожди…
Ещё лет пять и - море.
Хронически с погодой не везёт.
А главное - ведь с нею не поспоришь.
И завтра будет то же, что вчера.
Крылатые попрятались по гнёздам -
со скуки спят.
Нелётная пора.
Но им, по крайней мере, снятся звёзды,

а мне что делать?
Бледная тоска
сидит напротив, радостно зевая,
и кажет кукиш. Крутит у виска.
Реальна до того, что - как живая.

Свихнусь.
И не иначе.
Где сосед?
Ситар в углу - от прошлого визита
пылится сто, а может, двести лет…
Ну вот - не помню…
Многое забыто.
Оно понятно, там у них - Восток,
который «…дело тонкое, Петруха…».
Другой сосед - на Западе.
Итог:
когда нужны - их не дождаться.
Глухо.

…Лежит свет тусклой лампы на столе,
ни строчки,
ни намёка на полслова…

…окончится всё тем, что на Земле
прочтут про взрыв очередной сверхновой.


Не в том беда…

Не в том беда, что долог путь
и что, как правило, - без цели,
и все попытки повернуть
выводят в прошлые недели,
где всё застыло навсегда,
и под тяжёлым небом дремлют -
полупустые города,
полузаброшенные земли.

Не в том беда, что твой маршрут
не отыскать на карте здешней,
и впереди давно идут
те, кто моложе и успешней.
Жизнь - как река среди равнин,
с водою, словно ночи, - чёрной,
не в том беда, что ты один,
а в том, что это стало нормой.

Печаль не в том, что видишь ты
в восходе следующий вечер,
а в том, что богом пустоты
в числе поклонников отмечен -
и звёзды падали в ладонь,
но стали просто горсткой пыли.
Сердца, в которых жил огонь,
тому лет сто назад остыли.

В страну, где утро настаёт,
умчалась молодость, как птица, -
тоска не в том,
что нет её,

а в том,
что вечно будет сниться.


Красная стена

Барабанит дождь в ночи, окна в каплях - связках бус,
на губах опять горчит табака привычный вкус.
У стены приткнулась ель, не разобрана кровать -
не уснуть, не лечь в постель... Да и, в общем, - наплевать.
За окном бежит вода, замывая алый след,
год промчался - не беда, а беда, что новых нет, -
возвращаясь, всякий раз воскресает молодым...
Здесь оценивают газ, там - оценивают Крым.
Снова происки врагов независимости стран,
стук тяжёлых сапогов о паркет: «Но пасаран!».
Я давно не вижу лиц и не слышу слова «брат»,
в суете передовиц, где под тусклый звон наград
объявляет новый круг карусель телепрограмм, -
вместо дружественных рук фронтовую сотню грамм.

Расскажи мне, славянин, что в России - хорошо.
Что не давят души в блин, не стирают в порошок.
У таможенных дверей год прошёл - его не жаль.
Жаль, что делят: тот - еврей, я - хохол, а ты - москаль.
Пустозвонная река топит утренний эфир,
и проблема языка, поистёртая до дыр,
прижимает день к стене и, зверея, входит в раж -
на войне как на войне. Кто не с нами - тот не наш.
А не наш, так значит - враг… Но никто не будет сметь
диктовать мне, что и как и кому я стану петь.

Расскажи мне, как в снегу тонет сонная тайга.
Я приехать не могу, я в бессмысленных бегах
от Сибири, только вот - сердце рвётся пополам:
половинка здесь живёт, а вторая - где-то там.
Половине снится лес, свет вечернего костра,
а вторая сдохнет без ленты вещего Днепра.
Я сто лет не видел гор и на ветках снегирей, -
загнан в пыльный коридор мира запертых дверей.

Расскажи мне, чем больны наши головы с тобой,
от безумной тишины - только выпить за покой,
водка - горькая полынь, а душа - нательный крест...
Спит твой дед, пройдя Хатынь, спит и мой, увидев Брест.
Ты в той жизни был живой, да и я тогда был жив,
хоронил нас под Москвой на двоих один разрыв,
не осталось ни хрена - пограничные столбы
и кирпичная стена, чтобы мы разбили лбы.
Та стена красна, как флаг, и бела, как первый снег,
там и здесь - один бардак, и по кругу - вечный бег.

Барабанит дождь в окно, ночь взошла на пьедестал.
Мне не спится.
Мне - темно.
Я там что-то потерял,
в том загадочном году, он отныне - «прошлый год»,
память пляшет под дуду бесов топей и болот,
что наигрывают вальс, вдохновенен их кураж:

- Предъявите аусвайс!
- Предъявите свой багаж!

И стоит, как монумент на могиле у славян,
наш родной, всеобщий мент - как обычно, в стельку пьян.
Ковш баланды и чифирь - мир давно полублатной...

Расскажи мне про Сибирь.
Мне не видно за стеной.

...Барабанит дождь в ночи, окна в каплях - связках бус,
на губах опять горчит табака привычный вкус...

...Барабанит в окна дождь... Барабанит в окна дождь...
...Барабанит в окна...
...Барабанит...
Перепечатка материалов размещенных на Southstar.Ru запрещена.