Южная звезда
Загружено:
ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ № 3(28)
Андрей Кожухов
 ЛЮБОЧКА

Она родилась маленькой красавицей, принцессой на горошине. В роддоме все завидовали и восхищались: «Какой чудесный ребенок, какая милая малышка...» И малышка беззубо улыбалась в ответ, растягивая губы «лодочкой» всем подряд - молодым акушерам, няням бальзаковского возраста, старым морщинистым уборщицам, беременным женщинам, проходящим мимо врачам, собственным родителям, проживающим в студенческом общежитии и заканчивающим университет.

Девочку назвали Любочкой. В честь прапрабабушки, которая умерла в девяносто четыре года. Она была известной на весь Романовский уезд Саратовской губернии повитухой и костоправом, знала целебные травы, помогала каждому нуждающемуся. Когда ее хоронили, по караевскому деревенскому обычаю привязали на пальцы столько ленточек, сколько она приняла родов. Пальцы скрылись за разноцветными ленточками и узелками до длинных пожелтевших ногтей.

Говорят, если в младенчестве ребенок очень красив, то в подростковом возрасте он будет уродцем. Либо это полное вранье, либо же Любаша была очаровательным исключением из правила. Бархатные волосы придавали ей, уже подросшей, грацию принцессы, а родинка-мушка на правой щеке, как у российскодержавных фавориток, напоминала окружающим эпоху Возрождения - балы, интриги, дуэли, тайны. Улыбка девочки, невинная и трогательная, оживляла бесчувственные сердца многих взрослых. Одноклассники дрались за право носить ее портфель, дубасили друг друга на задворках родной школы, в окружении взирающих и кричащих зрителей, валяя друг дружку по зеленой траве и упавшим листьям, по битым стеклам и окуркам. «Давай, бей его! В глаз дай! Зафингаль! Мочи! Сильней! Слабак!», - орали со всех сторон юные, но уже прокуренные голоса. Любочка про эти разборки ничего не знала, и почему-то ни один из «благородных рыцарей» так и не решился донести ее портфель до подъезда.

Она росла в здоровой обстановке, не болела и не умела плакать, была любима всеми родственниками, знакомыми и учителями - от бабушек и многочисленных тетушек до учительницы физики, в которой, на самом деле, Люба разбиралась слабенько, на троечку. Между тем аттестат она получила без троек.

С самого детства она была любопытна. Ее интересовали кактусы и пауки, сериалы и модные журналы, многотомные страсти Анжелики и «Занимательная физика» Перельмана. Но досконально что-то изучить и полностью отдаться какому-либо увлечению - на это у нее не хватало ни терпения, ни усидчивости, ни, прямо скажем, ума. Природа не стала касаться Любаши своим гениальным мизинцем - ей же на благо.

Она ко всем была одинаково добра, всех одинаково любила, всем одинаково ласково и мило улыбалась. Ее, вроде бы, тоже все любили. И мама, и постоянно сменяющиеся отчимы - рыжие, худые, небритые, лысые, с татуировками, большими носами, в костюмах, галстуках и шортах... Каждый дарил девочке какую-нибудь мелочевку - шоколадные яйца с игрушкой внутри, дешевенькие бусы, конфеты, плюшевых драконов, лошадок, петухов, собачек и крыс (смотря какой по китайскому гороскопу год). Один усатый (наверное, у него были далекие виды), подарил двенадцатилетней Любе игровую приставку Dendy...

Но когда дочке исполнилось четырнадцать, мама задумалась, пригляделась, что-то обмозговала, - и все отчимы закончились. Люба не догадывалась, что причиной этому явилась она, оформившаяся девчушка с привлекательной родинкой на щеке и с двумя светлыми косичками.

Любин папа пропал в тяжелый для России и русскоязычных людей девяносто первый год. Ходили слухи, что он улетел на заработки в заокеанскую Америку - он был математик. Заграница всегда ценила талантливых русских людей. Мама ничего не рассказывала дочери про отца, а за восемнадцать минувших лет никаких вестей от него не поступало.

Люба не очень хорошо помнила папу, хотя в тот год, когда он пропал, ей исполнилось шесть лет. В сентябре она пошла в школу как ребенок-безотцовщина, но таковой она себя никогда не чувствовала. И тени намека не подавала ее мать, что их семья неполноценная, ненормальная, обездоленная. Ни одним плохим словом не поминала она бывшего мужа. Да и благодаря ему, как-никак, они получили хорошую двухкомнатную квартиру - правда, на самой окраине города. Зато с просто огромной застекленной и утепленной лоджией, на которой мама разводила огурцы и помидорную рассаду. А в ванной росли грибы. Но «бизнес» этот больших заработков не принес - одну мороку, головную боль и неприятный запах, поэтому был прекращен.

Мама Любаши, хоть тоже окончила мехмат на год позже мужа, по профессии не пошла. Сначала работала учительницей в средней школе, но через полгода не выдержала и ушла посудомойкой в ресторан. Нервотрепки и ответственности меньше, а доходов несоизмеримо больше. Потом переквалифицировалась в повара, и через три года стала уже шеф-поваром того самого ресторана, где когда-то начинала. Когда Люба получала аттестат и собиралась поступать на юриста, ее мать заняла место шеф-повара самого элитного и дорогого ресторана в городе. Они продали «двушку» и купили трехкомнатную квартиру в центре, с металлопластиковыми окнами и кондиционерами в каждой комнате. На кухне блестела посудомоечная машина рядом с современной электрической плитой...

***

Люба не то что бы хранила себя для будущего мужа, но в восемнадцать лет оставалась девственницей. За короткую жизнь она еще никого по-настоящему не любила. Собственно, понарошку она тоже никого из мужчин не любила. Так, нравился кто-то больше, кто-то меньше. У одного уши торчат, у другого кожа слишком смуглая, у третьего - залысины, а у четвертого вообще один глаз косой!.. Общалась Люба со всеми ними одинаково, но вот в качестве будущего мужа не рассматривала.

После успешной сдачи первой сессии в группе решили устроить большой праздник. Кто-то предложил провести его на даче за городом, с ночевкой. Трехэтажный домина с чердаком отапливался, имел водо- и газоснабжение, гараж и десять соток сада. Правда, зимой от него толку никакого - ни красоты, ни витаминов. Дачей это уютное местечко называлось по-привычке, а

так - полноценное жилье, о котором мечтает почти каждый горожанин. Ну, кроме тех, у кого имеется аналогичное «жилье» в пределах Черного моря или где-нибудь в Европе.

Люба никого не сторонилась, но и ни к кому не примыкала. Держалась особняком, но улыбалась дружелюбно всем подряд. На дачу съехалось десяток машин. Любу привез на «Мерседесе» Михаил, самый главный и ярый ухажер. Его отец владел банком и несколькими строительными бригадами, работающими по области.

Вечер закончился танцами. Часам к трем в округе, наконец, стихло. Местные бомжи и собаки облегченно вздохнули и забылись блаженным сном. Воробей, которого соседский кот Васька гонял все прошедшее лето, но не ухватил и перышка, уютно устроился в своем гнездышке под крышей чердака. Все уснули, кроме Любы и ее основного ухажера.

- Хочешь на звезды посмотреть в телескоп? - спросил Михаил.

Люба кивнула.

Они прошли на чердак по маленьким деревянным ступеням, но, конечно же, никакого телескопа там не обнаружилось. Михаил просто повалил ее на пол, заранее устланный двумя толстыми одеялами. Он страстно и безудержно целовал ее шею и щеки. Люба крутила головой, чтобы не соприкоснуться губами, отворачивалась и отталкивала ладошками.

- Не надо, пусти, - просила она, но Михаил никак на ее слова не реагировал.

Люба ногтями вцепилась в его плечо и шею, поцарапав насильника до крови. Он ударил ее по щеке.

- Заткнись, дура! - приказал он, сжимая ей горло тонкими пальцами, на одном из которых красовался золотой перстень с большим черным камнем и золоченой буквой «М» на нем. - Будешь рыпаться, задушу. И не найдет никто! А если найдут - ничего не докажут, поняла?

Люба ничего не понимала. Почему все так происходит, ведь она никому никогда ничего плохого не сделала? И как может будущий юрист нарушать закон? Это ж, хорошо помнила она, статья сто тридцать первая, лишение свободы от трех до шести лет...

Весь «процесс» занял не более двух минут, но поцеловать в желанные губы насильнику не удалось: Люба, зажмурившись, стиснула зубы и отворачивалась. И перед ней пронеслась вся жизнь. За эти две минуты из почти десяти миллионов, прожитых ею, две мерзкие и самые долгие минуты, которые никогда не удастся вычеркнуть из книги судьбы и которые своими черными короткими росчерками испортят всю эту книгу, - Люба прожила - от рождения до смерти - еще несколько своих жизней: будущих, настоящих и прошлых. Сначала было неприятно и непонятно, потом больно, потом, когда полуголый - только в одних черных носках - Михаил вырубился рядом, не надев трусы, было противно и мерзко.

Спустя несколько минут Люба осторожно натянула на себя джинсы и блузку, оставив изорванное нижнее белье на чердаке, и выползла на первый этаж. Найдя открытую бутылку чего-то крепкого, она сделала три глотка и поперхнулась, закашлялась, бросила бутылку на ковер. Потом в ванной помылась, раздирая себя намыленной губкой и пытаясь соскрести с кожи всю эту мерзость, вытерлась, нашла свою куртку и с мокрой головой вышла в сад.

Было тепло и безветренно. Голые деревья неподвижно стояли и жалели Любочку. Воробей - единственный очевидец ужасного, который кроме «чик-чирик» ничего бы не смог сказать в суде, подлетел к Любочке, покружил возле нее и приземлился в полуметре. Съежился, насупился, не прыгал.

- Чик-чирик.

Люба не плакала, потому что не умела. Не научили ее плакать, ведь она всегда улыбалась. Улыбалась всем людям и миру, который ее предал. Хотелось убежать из этого дома, зарыться, закрыться, спрятаться, схорониться в самой дальней-дальней пещере, но... Люба не знала, где находится, не знала, как добраться до города, деньги с собой она тоже не взяла.

- Чик-чирик.

Она посмотрела на замерзшего воробья, но улыбкой не одарила.

Через полчаса, когда серый пушистый комочек улетел к себе в гнездо под чердаком, здравый смысл победил, и она вернулась в дом.

Уснуть она не смогла и рано утром, когда еще все спали, уехала на стареньком «Москвиче» с одним из однокурсников, которому надо было поутру вернуться в город. В машине она задремала, благодаря Бога за то, что все это прошло и больше не повторится. Все кончилось, осталось в страшном «было», в ужасных двух минутах...

Никакого заявления ни в какую милицию она не подавала. Даже маме ничего не рассказала.

Михаил перевелся на другой факультет сразу же, ни словом, ни взглядом не обмолвившись с девушкой.

Люба замкнулась и ни на какие вечеринки, гулянки и дискотеки не ходила. Университет, библиотека - сразу домой, все вечера читала, смотрела телевизор, занималась учебой, ходила в Интернет, вела дневник. Вскоре на нее совсем перестали обращать внимание. Казалось, что в группе ее вообще нет. Так, сама по себе.

На третьем курсе, после затянувшейся защиты курсовой работы, она возвращалась домой вечером.

Ее длинные светлые волосы колыхал теплый майский ветерок, настроение было замечательным, как неожиданно кто-то схватил ее и потянул в кусты. Она споткнулась и упала спиной на чьи-то руки. Босоножки зацепились за бордюр ...

...Когда поняла что происходит - кричать было уже поздно. Насильник протянул ее по земле, как мешок картошки, повалил на траву, несколько раз ударил по щекам, схватил за шею, вонзившись ногтями в кожу.

- Будешь орать, - хрипло, надрывно прорычал он, - заживо загрызу.

Маньяк связал ей руки, рот заткнул какой-то вонючей затхлой ветошью, взвалил на себя и куда-то понес через бурелом кустарников и деревьев. Любу по ногам и голове били веточки: они не могли превозмочь законы физики и расступиться или вдруг вытянуться вверх, как солдаты по команде «Смирно!». Как не могли закричать и позвать на помощь.

Сумочка с мобильным телефоном осталась валяться в кустах, недалеко от розовых босоножек с порванными лямками. Вскоре затрезвонит и завибрирует телефон, но ненадолго - аккумулятор быстро сядет, вселив в Любину маму самые нехорошие мысли.

Через какое-то время, которого для Любы не существовало, насильник притащил ее в полуразрушенный гараж с дырявой крышей, развязал ей руки и бросил на бетон... Насилие продолжалось всю ночь, но жертва не сопротивлялась и не кричала. Лишь удары по ее, казалось, безразличному телу эхом пробивались сквозь дыры в гараже.

Любе же все это время виделись воробьи. Много-много сереньких пернатых «чик-чириков», паривших вокруг нее. Сквозь крышу она видела не ночное небо, разукрашенное звездами, а... чистое, светло-голубое утреннее небо. Там, далеко, светит солнышко, милое, доброе, светлое солнышко, которое дети рисуют в виде кружочка со струящимися во все стороны ровными линиями. Солнышко - вечное, радостное, утреннее... Ребенок берет желтый карандаш, красный фломастер или окунает кисточку в оранжевый тюбик гуаши, рисует кружочек в правом верхнем углу белого листа... Под солнышком стоит домик, с окном, дверью и обязательно дымящей трубой, а рядом синий пруд и несколько деревьев... И где-то там, на этом детском рисунке, кружит стая воробьев.

Чик-чирик.

Чик-чирик.

А маньяк все бил и бил ее, разрывал одежду, царапал, щипал ягодицы, желая услышать крики, почувствовать сопротивление, боль, мольбу... Но она молчала и не двигалась. Она была очень-очень далеко от своего измученного тела, от кровоточащей раны на правой ноге возле колена, в которую воткнулся ржавый гвоздь.

Под утро насильник просто исчез.

Люба выползла из гаража и потеряла сознание.

Когда она открыла глаза, увидела незнакомого человека в очках и с усами, который прикрыл ее посиневшее тело своей белой рубашкой. Назвав домашний телефон, она вновь провалилась в спасительный сон.

Очнулась она через трое суток.

Любина мама решила не подавать никакого заявления в милицию, солидно оплатив уход за дочерью в больнице. И в довесок - врачам и медсестрам за молчание. Со справкой о болезни почек Люба ушла в академический отпуск.

А еще она лишилась родинки на правой щеке - маньяк наполовину сорвал ее. Пластический хирург избавил девушку от шрама: не осталось и следа.

...Спустя восемь месяцев, в начале февраля студентка юридического факультета продолжила обучение. С новой группой, которая удивится девушке с короткой, облезлым ежиком покоцанной стрижкой и совершенно безулыбчивым лицом.

Она превратилась в тихого, робкого, незлобного, безопасного, пессимистичного, смирившегося со своей участью молчуна.

Еще через год Люба увидела насильника в криминальных новостях.

Она окончательно решила стать следователем. По телевизору показали маньяка, на счету которого числилось более пятнадцати убитых жертв. Люба легко угадала в нем своего насильника, но особой радости не почувствовала. Ведущая объявила, чтобы все, кто видел или пострадал от этого человека, обратились по такому-то телефону. Но Любочка никуда звонить не стала.

Через неделю она наткнется на статью в газете и узнает, что маньяк болен СПИДом.

Три дня прошли в раздумьях и сомнениях. Могла ли она заразиться СПИДом? Был ли он инфицирован полтора года назад? Почему не пишут об остальных женщинах, которых изнасиловал маньяк? «Всех своих жертв он душил и оставлял на месте преступления», - почему-то врала газета. Как же так, не понимала девушка, что за вранье! Она ведь жива!

- Жива ведь я! - вскричала Люба, отбросив газету.

Люба никогда не просила у матери денег. Она знала, где они лежат, и могла брать оттуда любые суммы. Она взяла пять тысяч рублей (никогда раньше она не брала такой суммы) и пошла в частную клинику. Придумав другое имя и фамилию, заплатила за полный спектр анализов по крови. Ей сказали приходить через неделю.

За неделю Люба всю себя извела и смирилась, что маньяк ее заразил, как самый последний паразит, как клещ-переносчик.

И эта страшная весть не заставила себя ждать более недели, а предстала перед Любочкой точно в назначенное время в виде клочка бумаги с какими-то непонятными цифрами и буквами, которые было невозможно разобрать, если бы не лицо доктора и его слова: «Должен вас огорчить. У вас СПИД на...»

Из кабинета она выбежала в слезах, не узнав, на какой стадии болезнь и что нужно принимать, чтобы... Не было для нее после «чтобы» ничего, кроме страшной и мерзкой точки.

***

...В двадцать четыре года Любовь стала совершенно не такой, какой была в далеком детстве.

Она превратилась в мстительную пофигистку, беспощадную и лживую особу, леди-вамп, на которую сразу обращали внимание все мальчики, подростки, юноши и мужики в музыкальных клубах и прочих молодежных заведениях.

Еще бы!

Волосы отращены до привлекательной длины и окрашены в фиолетовый цвет. Губы натурально «изуродованы», как сказала бы любая бабушка, фиолетовой же помадой с блестками. Обязательный татуаж. Ресницы вытянуты, брови подведены и выщипаны, в языке, в пупке и на носу серебрятся маленькие металлические горошинки - пирсинг. Черная юбка выше колен, чулки в сеточку, длинный каблук, блузка с расстегнутыми верхними пуговками.

Любина мама не знала, что дочь больна СПИДом, не догадывалась о причинах таких глобальных изменений характера, поведения и внешности любимой дочери, но все терпела, помня что бедняжке пришлось пережить... Она и представить не могла, насколько некогда ужасное происшедшее с дочерью разрослось и пропиталось болью, унижением, страданием и... местью...

«Я вся горю, я в твоем вкусе», - громко и бессмысленно попсело из колонок на весь зал.

- Ути-пути, муси-пуси, миленький мой, - подпевала Любочка на дискотеке.

Ее вытянутый пальчик с длинным фиолетовым ноготком картинно вел тридцатилетнего мужика, как на поводке, через весь дискоклуб, мимо стойки бара и протирающего стакан бармена.

Десять минут спустя Люба в чужой машине медленно стягивала с себя юбку, оставив чулки, потом залезала на «жертву», случайно нажав на клаксон, и расстегивала ширинку мужику, никак не верящему вдруг неизвестно откуда возникшему обворожительному и сексапильному счастью и вот-вот блаженству.

«Вот-вот блаженство» наступало совсем скоро.

- Прощай! - хлопало «счастье» дверцей.

Больше ее в этом маленьком речном городке никогда и никто не увидит.

...«Двадцать седьмой», - отметила Люба про себя, садясь на самый ранний автобус. До ее родного города шесть часов пути - вот и выспится.

Двадцать семь несчастных мужчин, зараженных СПИДом от неизвестной проститутки, которая не брала за удовольствие денег...

- Не боишься залететь? - спросил у нее «третий».

- Я пью противозачаточные, сто процентов гарантия, - соблазнительно расстегивала она пуговицу за пуговицей.

- А как же дети? - аккуратно развязывая галстук, поинтересовался «седьмой».

- А что дети? - сняла она с себя легкий полупрозрачный шарфик.

- Говорят, после противозачаточных трудно будет родить, - проявил осведомленность «двенадцатый».

...Любе никого из них не было жалко. И они все для нее были на одно лицо.

- Вранье. Если суждено родить, родишь.

- Не боишься заразиться? Вдруг я болен чем, - провоцировал девушку «восемнадцатый».

- Я не шлюха, - поняла она его намек и прекратила оголять ножку. - Не хочешь, прощай. Заставлять не собираюсь.

- Постой, постой, - мягко сжал ее руку «двадцатый». - Я же пошутил.

Никто из них больше Любу не видел, но проклинать будет каждый до конца своей жизни.

- А ты не заразна? - прямо спросил у нее деревенский детина под два метра ростом.

- Есть защита, надевай, мне все равно. Это тебе нюхать ночную фиалку через противогаз.

Детина подумал немного - презервативы, разумеется, в карманах отсутствовали, оглядел внимательно коленки «ночной фиалки», остановился на бедрах, выпирающих сосках и... Стал «двадцать третьим».

- Давай встретимся здесь завтра, - предложил «двадцать шестой», застегивая ширинку брюк.

- Давай, - лживо согласилась Люба и вышла из мужского туалета ночного клуба .

Двадцать семь маленьких городов, раскинутых в самых разных уголках и весях области...

- Зачем ты это сделал? - закричала какая-то женщина на своего ребенка в автобусе.

Люба проснулась и заморгала. Утреннее солнце ярко било из окна. Она зажмурилась и по-детски потерла кулачками глаза, потом закрылась от солнца занавеской.

- Зачем ты это сделал? - повторно послышался голос. - Перестань!

Люба и сама не понимала, зачем мстит, но верила, что невиновный, светлый, добрый, хороший человек наказан не будет. Если суждено умереть - умрешь, если суждено жить - будешь жить. Если суждено попасть под машину - не сомневайся, настигнет тебя твой «Мерседес» или «Москвич» из-за угла, если суждено утонуть - говорят, и в стакане можно захлебнуться. Люба свято верила в предназначение и фатум, судьбу.

Гыргых! Пшш!!!

Водитель громко выругался.

- Колесо пробито, остановка на полчаса, можете из автобуса выйти, - объявил он пассажирам.

Люба сначала хотела остаться и уснуть, но ругань водителя, раздражающие перестуки по металлу, радостные вопли детишек и окрики мамаш этому никак не способствовали.

«Не судьба», - подумала она, ступив на землю.

Не прошло и пяти минут, как рядышком остановилась новенькая «Тойота». Из нее высунулась мужская голова в темных очках:

- Эй, красавица, не подвезти?

Люба даже не оглянулась, не переспросила и не удивилась.

«Сам виноват», - уверенно зашагала она к машине.

Передняя дверца щелкнула и открылась.

Повернувшись, Люба равнодушно приняла на себя десяток осуждающих взглядов, в которых можно было узреть зависть. Знали бы они, чему завидуют!

Мужчина был весел и задорен. Прошло пятнадцать минут, она все кивала, поддакивала, соглашалась... Водитель ничего не предлагал и ни на что не намекал. Просто решил помочь. Добрый самаритянин.

Как же!

Скоро он свернул от посторонних взглядов и жадно набросился на пассажирку.

- Подожди, я сама разденусь, - недовольно оттолкнула она его, сразу дав понять, что не боится.

Мужчина удивился и на мгновение застыл.

- Может, выйдем тогда, - предложил он. - Облокотишься на капот...

«Двадцать восьмой», случайный, непреднамеренный.

Сам виноват.

Люба смотрела на верхушки акаций. Раз, два, три, пять, восемь... Девятнадцать больших гнезд каркающих черных ворон. Поодаль стояли, как три богатыря, три дуба, но воронье почему-то заселялось только на акациях. Рядом желтело поле вытянутых к полуденному небу подсолнухов.

«Все, так быстро?», - удивилась мстительница и разочарованно глянула на мужчину, имя которого не запомнила. Слава, Гена, Петя?.. Себя она назвала в этот раз Светланой.

Пока застегивала блузку, «Слава, Гена, Петя» сел в машину и резко рванул. Вместе с юбкой и маленькой черной сумочкой, в которой было всего лишь триста рублей и упаковка противозачаточных таблеток. Еще он, конечно же, прихватил с собой вирус ВИЧ-инфекции, но об этом узнает только через полгода...

Выйти на дорогу и к кому-нибудь подсесть? Ее и с юбкой брали, а уж в таком виде - очередь выстроится.

Хотелось спать. Может, тут прямо и улечься?

Любовь увидела за полем проселочную дорогу и уныло, бесцельно, бездумно направилась в сторону близлежащей деревни. «Алексеевка» - синел указатель.

На окраине деревеньки, за невысоким деревянным забором трудился взлохмаченный юноша в рубашке цвета хаки. Он вручную избавлялся на огороде от сорняков. Люба подошла к забору и облокотилась на него, эффектно выгнувшись.

- Эй! - произнесла она так, как обычно подзывают официанта.

Парнишка выпрямился и обернулся. Через забор ему не был виден весь сексапильный соблазн, но он все равно смутился, сильно покраснев. Любочку это позабавило.

Юноше на вид было лет восемнадцать, лицо непримечательное и невыдающееся, фигура слабенькая, не упитанная, рост средний, стрижка ужасная - волосы торчат клочьями на все четыре стороны света. Такой типаж никогда бы Любочку не привлек.

- Меня зовут Алексей, - представился «огородник», но с места не сдвинулся.

- В честь деревни?

Это тоже позабавило ее.

- А меня, - задумалась вдруг, перебирая имена. - А меня зовут Любочкой.

- Любочка, - с усладой повторил парень, не обидевшись на сравнение с деревней.

- Хочешь меня? - сразу предложила Любочка.

Алексей несколько раз дернул головой вперед, будто в легком припадке, сглотнул, потом нахмурился.

- Что, простите?

У, как запущенно! На «вы»...

- Хочешь меня? Прямо сейчас. У тебя сенник есть?

- Е-есть, - сглотнул бедолага, не веря в реальность происходящего.

- Ну так запускай, чего стоишь, - нагло возмутилась она. - Где калитка?

- Т-там, - запутался Леша, показав сначала пальцем в противоположную калитке сторону.

Люба взмахнула головой, но ее столько раз покрашенные и лакированные волосы остались будто придавленными, прижатыми к голове. Она устало, потирая невыспавшиеся после ночного «рандеву» глаза, пошла к калитке. Юноша, такой худосочный и непривлекательный, хотя лицом не обезображенный, а возможно и чуток обаятельный, тоже семенил к калитке. Когда он увидел ее в полный рост, закашлялся, уставившись на бархатные черные трусики с рюшечками по краям.

- Ну, где сенник?

- Там, - махнул, не в силах оторваться от нижнего белья Любочки.

«Что за дурак, - беззлобно подумала она. - Таких тем более не жалко...»

- Пошли.

Трехлитровые банки сушились на кольях забора, колонка качала колодезную воду в вагонетку, на яблоне краснели крупные плоды - просто гигантские. Вдруг подбежала маленькая рыженькая собачонка, но не залаяла, а приветливо замахала своим пушистым хвостом.

- А ты тут один, что ли?

Любочка поглядела на беседку, закрытую виноградом, на стол и ржавую мойку с ведром под ней...

- Мать уехала в город по делам на три дня.

Любочка еще раз взглянула на хижку - летнюю пристройку к дому.

- Нет, хочу в сеннике. Веди.

Она говорила так, будто предлагала вести какую-то безымянную скотину - то ли на пойло, то ли на убой, то ли еще для каких хозяйских нужд.

Куры, кролики, вдали виднелся индюк, справа росла огороженная металлической сеткой капуста - никогда раньше Люба не видела таких огромных кочанов.

- Пришли, - остановился Алексей возле деревянного строения высотой с двухэтажный дом.

- Однако, - вслух подумала она, оглядывая сенник.

Пахло свежескошенной травой и коровьим навозом.

«Бывало и хуже. Зато так - впервые. Экзотика. Как же хочется спать...»

- Ой, я сейчас, - спохватился парень и убежал.

Люба смотрела на индюка, важно и медленно охаживающего возле навозной кучи. Подбежали куры и начали выковыривать червей. По дороге за забором проехал трактор. Грязный мужик из кабинки высунулся и присвистнул.

«Ну где же этот остолоп неотесанный». Нет, никаких эмо-ций - ни восклицательных, ни вопросительных. Просто устала.

Алексей вернулся с несколькими свернутыми одеялами и простынками.

- Чтобы не кололось, - краснея, объяснил он. - Вам колоться будет на сене...

- У тебя это в первый раз?

- Д-да, - сглотнул паренек.

«Может, не надо, - подумалось Любе. - Примерно столько же было Михаилу... Пусть им... Всем будет... Одинаково».

«Двадцать девятый». Самый юный и неопытный.

***

- Просыпайтесь, - кто-то нежно теребил за плечо. - Уже утро, просыпайтесь, Любочка.

Она открыла глаза. Как хорошо было, как мягко, уютно, тепло... Давно она так не спала.

- Доброе утро, - улыбался какой-то юноша. - Давайте завтракать.

- А, кажется, Алексей, - вспомнила Люба про двадцать девятую жертву.

Они вышли из сенника.

Раннее утро встретило легким шелестом листьев в саду. Бодро, звонко, переливчато закукарел петух.

- А сколько сейчас? - плотнее закуталась Люба в простынку.

- Полседьмого. Я корову на пастбище отправил, всех покормил... Вы так мило спали... Вы такая красивая...

«Что, понравилось? Еще хочется? Не дождешься. Надо отсюда быстро сваливать...»

А юноша так искренне, так добро улыбался.

На столе ждал, несмотря на столь ранний час обед: свежий деревенский салат из помидоров, огурцов, лука, болгарского перца и зелени, залитый душистым подсолнечным маслом, картошка, испеченная в углях, и главное блюдо - цыпленок с яблоками. Хлеб порезан, ножи и вилки, праздничные салфетки, в кувшине охлажденный компот: смородина, абрикос, вишня, слива...

Лепота.

Услада.

- Приятного аппетита, - галантно отодвинул Алексей стул.

- А ты ничего, - отломала Люба ножку цыпленка, не видя, как лицо парня растекается в блаженной улыбке.

- Ой, простите, совсем забыл. Вот, оденьте, - поднес он, как дары египетской царице, цветастый сарафан.

Люба, голодная еще с позавчерашнего дня, насыщалась и думала: «Жизнь прекрасна», прежде чем вспомнила, что как раз наоборот.

Отпив компота, задумалась.

Он, кажется, этого не заслуживает...

Сарафан оказался на два размера больше. Худоба смотрелась привычно и обыденно. Никто и не подозревал - из родственников и знакомых, что причиной этой худобы явился СПИД.

...Сзади кто-то возбужденно дышал. Запахло чем-то знакомым, приятным...

Люба обернулась и не поверила глазам. Прямо пред ней возник букет цветов - в руках у улыбающегося Алексея.

- Это вам, Любочка, - протянул он.

Ромашки, васильки, розы, тюльпаны... Названия остальных она не знала. Желтые, белые, голубые, розовые, красные... Большие, маленькие, вытянутые, сплющенные...

- Я пока шел, когда корову провожал... - покраснел юноша, будто оправдываясь.

И Люба тихо всхлипнула, уложив букет себе на колени, облокотившись о стол и спрятав лицо. Юноша, ничего не понимая, молчал.

- Я... не хотел... не думал. Не надо плакать, Любочка, ведь все так хорошо.

И она заревела. Громко, надрывно. ..

Вдруг оттолкнула парня - цветы россыпью упали под стол - и побежала к калитке. За ней погналась рыжая собачонка, весело и задорно лая, но не пытаясь укусить. ..

***

Прошло пять месяцев.

Люба все эти месяцы просидела безвылазно дома. Мать не знала: радоваться ей или огорчаться. Но дочь дома, нигде не шляется, выковыряла из себя пирсинг, смыла волосы, не красит губы... Это лучше, чем лежать ночью в кровати и гадать, где же родная кровиночка шастает, не случилось ли чего плохого, а то, мало ли, вдруг... Сколько историй сочиняла мать после этих «вдруг»! Некоторые заканчивались счастливо, но большая

часть - трагично. Чувствовала она беду... И плакала по ночам, не в силах помочь дочке, что-либо изменить, не в силах отправиться на десять лет назад в прошлое и собственноручно задушить того насильника-маньяка...

Лекарства Любе приносил... назовем его единственным другом, которого она знала под «ником» bigbugov. Тридцатилетний - так и хочется сказать - парень. Наверняка в маршрутке пожилые люди к нему обращаются: «Мальчик, передай водителю...», а в магазине: «Парень, ты в очереди последний?». Не на свои годы выглядел этот bigbugov. Они познакомились в Интернете на форуме больных СПИДом. Нет, он как раз был здоров, но его родная сестра покончила с собой, узнав о ВИЧ-инфекции, и он - как мог - помогал всем заразившимся.

Деньги на лекарства требовались немалые, и однажды мать Любы, наливая воды в электрический чайник, спросила у дочери:

- Люб, а на что ты столько тратишь? У тебя все хорошо?

Любовь хотела что-нибудь соврать, но мама обернулась, их взгляды встретились.

- Я больна СПИДом, - призналась она.

Чайник закипел и загудел, но никто его не выключал. Они стояли и смотрели друг на друга.

- Мы найдем самых лучших врачей. Купим самые лучшие лекарства. Есть же... этот, как его, «арменикум» - он поможет. Я читала... Деньги я найду. За мной давно ухаживает один бизнесмен, очень богатый, каждый вечер у нас ужинает... Я приму его предложение, выйду замуж...

- Нет, - прервала Люба. - Ничего не надо. И выключи чайник.

- Что значит «нет»?

- Я ничего не хочу.

- Не говори глупостей.

Чайник перестал, наконец, возмущенно гудеть. В кухне вновь повисла тишина, но ненадолго.

- Так, завтра пойдем в одну клинику, там точный диагноз поставят...

- Нет!

- Любочка, успокойся, все будет хорошо.

- Нет! Нет!!!

Она выбежала из кухни, накинула пальто, подхватила шапку и хлопнула дверью...

...Скоро год увеличится на одну единичку. Народ будет праздновать Рождество. Отдыхать две новогодние недели. А есть еще Старый Новый Год. Люди будут пить, веселиться...

Детишки играли в снежки. Дальше стояла Снежная Баба, с настоящей метлой, ведром-шляпой и морковкой-носом. И никто это чудо не разломал, не вытащил морковку, не стянул ведро...

Мимо Любы пролетел снежок, но она не оглянулась. Кто-то гулял с доберманом. Собака остановилась и сделала прямо на дороге желтую лужицу, хорошо видную на белом снегу. Кто-то прогревал свою машину... Дворник бил по льду возле дома, глядя на длинные, угрожающие сосульки с крыш.

- Эге-гей, посторонись! - пронеслась девчушка, катающая своего, наверное, младшего братика на санках. Коричневый шарф малыша летел сзади, как шлейф.

Снег выпал всего лишь три дня назад. Последний раз Люба была на улице когда еще листья висели на ветках. Почему-то вспомнилась старая легенда... Одной девочке суждено было умереть. А, может, это была и не девочка. Неважно. Какой-то человек готовился к смерти. Месяц, два, еще чуть-чуть. Разговаривая с художником, он сказал, что умрет, когда дерево покинут все листочки. Тогда и я покину этот бренный суетный мир. «То есть пока хоть один листочек будет на дереве, ты останешься с нами?» - спросил художник. Тот человек - кажется, все-таки это была девочка или девушка, больная какой-то неизлечимой болезнью - кивнула. Потом ей нельзя было выходить из дома, но она каждое утро смотрела на дерево через окно. Листья потихоньку осыпались. Вот остался только один листочек, совсем один... На следующее утро ветер его не сдернул... Потом всю ночь бил дождь, но и ему не удалось столкнуть листочек с ветки. Зеленый листочек - единственное цветное пятнышко на фоне черно-белой осенней картины - еще очень долго провисит на дереве... Конечно же, ведь его нарисовал и повесил на ветку, хорошо привязав, тот самый художник...

Люба огляделась. Ее окружали голые деревья. Нет листоч-ка - нет жизни.

Уйти, замерзнуть, обледенеть... Маму жалко. Но ведь все равно Люба умрет. Все равно мама будет плакать и горевать.

Деньги... Не все проблемы можно решить деньгами. Зачем тратиться? Умереть поскорее - и закрыть книгу жизни...

Люба не замечала, как ее лицо покрывается холодным инеем. Руки она спрятала в рукава, как в муфту.

Она огляделась, не понимая, куда забрела этим зимним вечером. Над ней и прямо на нее светил фонарь.

Сколько же прошло времени? Полчаса, час, полтора?..

- Люба, Любочка! - услышала она, но ничего не увидела в окружающей темноте.

Приближающийся хруст.

- Любочка!

Знакомый мужской голос, молодой, чистый. Радостный. Не верит глазам своим.

Парень подбежал к ней и крепко обнял. Потом потряс за плечи.

- Любочка, это я, Леша...

Он снял перчатки, подхватил рукой снег и начал обтирать замерзшие, красные Любины щеки.

- Что с тобой?

Он взял ее за руку и куда-то повел. Люба пришла в себя уже в квартирке. На нее строго глядела бабуська с масляными губами.

- Это Люба, мы позанимаемся, - объяснил ей Алексей.

Бабуська недовольно причмокнула и вернулась на кухню.

Они прошли в комнату. На столе, и это сразу бросилось в глаза, возвышались две башни-близнецы книг.

- Я тебя искал, - усадил он Любу на кровать.

- Зачем?

- Когда ты пропала, убежала, я не успел... Но я узнал, на какой ты села автобус и где вышла. Я сказал маме, что буду поступать в институт в этом городе. Но на очное отделение уже не успевал, поэтому пришлось на заочное. - Алексей в этот раз уже не выкал. - Чтобы тебя искать. Весь август ходил и тебя высматривал. В сентябре была установочная сессия, я тоже тебя тут искал. Сейчас - экзамены и лекции, сдаю вот, - махнул на книжки. - Снимаю комнату, недорого, хозяйка ворчливая, ругается, что я ночами учу и свет горит, но я ее умаслил вареньем, продуктами из дома...

Все это время он смотрел на Любу, боясь не только перевести взгляд, а даже моргнуть.

- Зачем?

- Я люблю тебя, - ответил он. - Выходи за меня.

Ничего себе!

Так сразу? Одна ночь, один завтрак - и «выходи за меня»? Так не бывает. Или бывает?

- Ты маленький еще и глупый, - специально решила обидеть Алексея.

- Знаешь, я в детстве очень боялся, что моя «вторая половинка» будет жить не в нашей деревне, а в городе или, не дай Бог, в другой стране. А вдруг на другом континенте, за океаном? Будет говорить на непонятном языке. Очень боялся этого. Как же я найду свою «вторую половинку», если она живет очень далеко?

Совсем не этой реакции и не этих слов ожидала и добивалась Люба.

- Я тоже этого боялась, - неожиданно для самой себя призналась она и закрыла лицо руками.

- Но я нашел свою «вторую половинку», - радовался Алексей. - И это самое главное событие в моей жизни.

До чего же он наивный и искренний, добрый и милый!

«Ты урод, Любочка, - сказала она себе. - Скотина, пакость, дьявол, зло. Нет у тебя, милый мой влюбленный мальчик, будущего. Остаток твоих дней не за горами, а встреча со мной - самое ужасное, мрачное, губительное событие в твоей жизни».

Молчала. А что сказать-то? Врать совсем не хотелось. Устала она врать. Надоело.

- Я хочу стать твоим мужем, - твердо повторил Алексей.- Скажи что-нибудь...

- Ты не понимаешь о чем говоришь.

- Понимаю, - он взял ее руки в свои. - Выходи за меня.

- Перестань.

Но рук своих Люба не выдернула из его теплых, шершавых ладоней. Подняла голову.

- Ты думала обо мне?

- Думала, - кивнула. - И не раз.

Каждый день. Каждый вечер. Каждую ночь. Проклинала себя. А несколько раз даже молилась. Богу. Который Наверху и Все Видит. Просила она за двадцать девятую жертву.

- Я, наверное, пойду, - сказала она, но не пошевелилась.

- Я люблю тебя, Любочка. Только тебя. Больше никого не смогу.

Накричать на него, что ли? Поругаться? Обозвать?

Нет, не надо.

Интересно, что он сделает, если узнает правду?

Терять тебе, Любочка, все равно нечего. Жизнь твоя, инфицированная, стоит недорого.

- Леша, я больна СПИДом. И я тебя им заразила.

Смотреть в его лицо - невозможно. Страшно. Стыдно.

Он молчал.

- Леша, я специально тогда... Я хотела тебя заразить. То есть, я потом, утром, уже пожалела, что так...

- Я знаю.

Люба опешила, удивилась. Как же так?.. Чего он тогда хочет?

- В октябре я в военкомате сдавал все анализы, должен был пойти в армию. Обнаружили СПИД....

- Зачем тогда искал меня?

- Потому что люблю.

- Но я же заразила тебя! Понимаешь?! Это я тебя заразила! Это из-за меня не будет у тебя никакого диплома, никакой работы, никаких детей и внуков... Ничего не будет! Из-за меня. Из-за моей мести.

- Я нашел свою «вторую половинку», - теперь уже он опустил голову к полу. - Ты моя судьба. Значит, нам суждено...

- Замолчи, дурак! Ты больной! - закричала Люба и осеклась.

- Да, больной, - посмотрел он ей в глаза.

Но не было в его взгляде печали, укоризны, злобы, страха, жажды отомстить...

- И что ты теперь хочешь со мной сделать?

- Глупенькая, - приобнял он ее. - Я хочу на тебе жениться, пока у нас еще есть время.

- Зачем? - не понимала она.

- Затем, что я тебя люблю. И жизнь продолжается.

- Ненадолго!

- Не это главное. Я тебя нашел - вот...

- Что ты заладил!? - встала девушка. - Я испоганила тебе всю жизнь. Ты это понимаешь?

За дверью громко прокряхтела хозяйка квартиры. Она бормотала себе под нос - наверняка, ругалась и отчитывала: мол, вечер, неча шуметь - но ее никто не услышал.

- Я пойду, - направилась Люба к двери.

- Я тебя провожу. До дома. До двери. Теперь я тебя точно не потеряю.

Алексей вышел с ней. Поймали такси. Люба назвала адрес.

Всю дорогу они молчали. Водитель включил радио. Пела Земфира.

«Ветер рассказал мне о страшном секрете,

Но нам остаются последние сутки.

А у тебя СПИД, и значит, мы умрем.

У тебя СПИД, и значит, мы умрем.

Но у тебя СПИД, и значит, мы умрем.

У тебя, и значит, мы...»

Люба вдруг прижалась к Леше, обняла его и тихо-тихо прошептала.

- Прости меня...

И заплакала, уткнувшись в его меховой воротник.

- Приехали, - басом объявил водитель.

- Сколько? - спросил Леша.

- Идите, - махнул тот рукой. - Сам был студентом, влюбленным, да и живу я в следующем доме, как раз хотел возвращаться. Удачи вам, ребята. Любите друг друга.

- Спас-сибо...

Они поднялись на этаж. Позвонили.

Было слышно, как кто-то бегом мчится к двери.

- Люба! - закричала заплаканная мама. - Наконец-таки.

Увидев молодого человека, мама все поняла.

- Проходите, раздевайтесь, чай попьем сейчас, у меня мед есть, настоящий горный... Проходите, не стесняйтесь.

- Это Алексей. А это моя мама.

За чаем мама разговорилась.

- А вы здешний, Алексей?

- Нет, из Алексеевки я. Учусь заочно.

- А с Любой как познакомились?

- На дискотеке, - быстро придумал он.

Люба решила прервать идиллию.

- Мама, он знает, что я больна СПИДом. Он тоже болен, я его заразила. И он хочет на мне жениться...

***

Через два дня Любина мама силком повела ребят в частную клинику. Ей удалось договориться, что анализы будут готовы уже на следующий день.

Анализы всех очень удивили... Люба и Алексей заражены вич-инфекцией, это подтвердилось, но также выяснилось, что Люба ждет ребенка...

- Шанс есть, что ребенок родится здоровый, но шанс крошечный, - невесело объявил врач всем троим. - Рожать опасно, но...

- Мы будем рожать, - твердо произнес Алексей.

Люба давно потеряла смысл в жизни. Алексей же - жил так, как и жил бы, будучи совершенно здоровым.

- Зачем ты сдаешь экзамены? - спросила она у него в машине.

- Жизнь продолжается. К тому же, вдруг через год придумают лекарство от всех болезней? И что же получится - я безвозвратно потеряю год своей жизни.

- Ты хочешь, чтобы я родила?

- Да. Но сначала мы должны зарегистрироваться. Теперь нас быстро поженят, у нас есть весомый повод, - улыбнулся он, поглаживая ей живот.

...В конце февраля они стали мужем и женой. Но еще за две недели до этого Люба скажет Алексею, что любит его. Искренне, честно любит. По-настоящему, как свою «вторую половинку». Эта мысль пришла к ней неожиданно. Казалось, она всегда сидела в голове (или сердце), с самого начала, а выросла, зацвела только сейчас. Первые ростки полезли в тот - то ли ужасный и страшный, то ли особенный и важный - день, когда Люба увидела копающегося в земле лохматого парнишку. Тогда она не поняла и не могла понять, а вот теперь...

- Леш, я тебя люблю, - улыбнулась она, впервые за много-много лет.

Теперь каждый день стал особенным, необычным, новым. Алексей переселился к Любе, они вместе читали книжки о беременности, о родах и воспитании ребенка в первые два года. Оказывается, все так сложно! Как же справлялись их родители? А подгузники - как раньше без них обходились? Родничок... Прелости... Мир наоборот... Держать головку...

И что ж он толкается по несколько раз на дню?

В марте Алексей уехал в деревню, но вскоре вернулся. Потом снова уехал - огород, земля, хозяйство.

В конце апреля Люба разбудила мужа:

- У меня схватки.

Такси примчалось через семь минут. В больницу попали через двадцать.

- Началось. Будем рожать, - весело подбадривал врач. - А вы, молодой папаша, подождите-ка на кресле.

Они не знали, кто у них родится.

Любина мама приехала через десять минут.

- Как, что?

- Там, - сглотнул «молодой папаша». - Началось.

Сердце - тик-тик-тик, бух-бух-бух - вот-вот вырвется.

Алексея вдруг ударила резкая боль внутри. Он весь скрючился, сжался и упал на пол.

Не успела мама закричать: «Доктора!», как вышел врач-акушер. За ним медсестра, сразу же бросилась к будущему папе.

- Возникли осложнения, - наконец произнес врач. - Мы можем не спасти вашу дочь. У ребенка шансы есть... крошечные.

- Вы же доктор! Делайте, как лучше.

Ушел.

Лешу подняли и усадили в кресло. Он обхватил голову руками...

- Нет, - оттолкнул он медсестру. - Никуда не пойду. Нельзя мне. Я тут буду.

Встал, упершись о стену. Мама помогла.

- Дверь, - еле слышно, хрипло посмотрел он. - Туда...

Любина мама ногой пнула дверь, та отворилась.

- Сюда нельзя! - возмутилась медсестра.

- Да бросьте! - крикнул врач. - Уже все можно. Пусть.

Алексей с мамой подошли к Любе. У нее были закрыты глаза, все тело судорожно дергалось. Алексей схватил ее за руку и упал на колени.

- Господи!..

Каждую свою клеточку, каждую частичку, сердце, душу, разум... отдать за этого ребенка. Он должен родиться. Смысл есть. Вырвать из себя сердце и принести в дар...

- Ы, - совсем упал Алексей и замер.

- А-а-а, - закричал ребенок.

- Девочка, - держал малышку в вытянутых руках врач.

Но ни ее мама, ни ее папа этого уже не слышали.

***

Девочку назвали Любочкой...

«Какой чудесный ребенок, какая милая малышка», - восторгались в роддоме, не подозревая, что родители малышки умерли, в одну и ту же минуту. И ребенок этого не знал, а беззубо улыбался всем подряд.

В шесть лет Любочка пойдет в школу совершенно здоровым, полноценным ребенком. На первом уроке рисования она возьмет красный фломастер и выведет в правом верхнем углу кривой кружочек. От него во все стороны пойдут волнистые линии. Под солнышком уютно устроится домик, с окошком, дверью и дымящей трубой. Рядом засиневеет озеро, а над ним будет проплывать небесная тучка. И вот на тучке стоят два человека, держась за руки.

Это мама и папа Любочки, которых забрал к себе Бог, но которые непременно наблюдают за доченькой и помогают ей оттуда, сверху. Да, да, Любочка абсолютно точно в этом уверена. Когда они гостили с первой бабушкой у второй бабушки в Алексеевке прошедшим летом, так именно вторая бабушка и рассказала. А еще вторая бабушка почему-то не боялась страшного огромного индюка и «цыкала» на него... А еще на дереве росли такие огромные яблоки, что Любочка долго не могла ухватить их своими ручками... А еще... А еще...

Много всякого будет в жизни Любочки. Радостного и печального, обидного и торжественного, доброго и злого... Хорошего, конечно же, больше. Гораздо больше!

Перепечатка материалов размещенных на Southstar.Ru запрещена.