Южная звезда
Загружено:
ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ № 4(29)
Сергей Вараксин
 УТИНАЯ ОХОТА

«В начале августа жары часто стоят нестерпимые» - вспомнил я, шагая по пыльной дороге среди полей в деревню Ольшево.

Охота начиналась в середине августа, и каждый год в это время я приезжал к дяде Ване в гости. Жара действительно стояла невыносимая, и я снял рубашку, подставив солнцу голую спину. Я шел от станции шесть километров по разбитой, в ухабах, проселочной дороге, которая петляла кругами туда-сюда.

Ольшево появлялось издалека, еще километра за два, метелкой антенны на крыше Жуковых, затем вырастала и сама крыша, которая посверкивала на солнце заплатками свежей дранки. Дорога забиралась все выше, теперь уже и меня маленькой черной точкой стало видно оттуда, с холма. Я знал, что сейчас все, кто видит эту точку, будут вглядываться, пока она не превратится в человека и не станет понятно, к кому идет редкий гость со станции. Каждый год я шел по этой дороге, и каждый раз у меня сжималось сердце, когда я думал об этом.

Я уже дошагал до первого озера и стал подниматься наверх к деревне, проходя мимо мычащих коров и здороваясь с бабами в белых передниках, которые тоже кланялись мне, не отрываясь от дойки и провожая меня глазами.

Деревня стояла на холме меж двух озер. Одно озеро было большое, другое маленькое. Их так и называли: Большое и Маленькое. На маленьком озере местным рыбачить было запрещено, там колхоз разводил рыбу с неприличным названием пелядь. Да и было оно какое-то неуютное, голое, застрявшее черной дыркой посреди колхозных полей. Зато вокруг большого озера стоял лес, и густой камыш шумел у его берегов, в камыше плескалась маленькая красноперка, а на песке лежали черные смоленые лодки. Это было хорошее озеро, его все любили, особенно утки, которые на осенних перелетах оккупировали его огромными стаями.

Жуковы жили на самом краю деревни, через большую поляну от них уже был лес. Я задержался у колодца напротив дома, чтобы попить воды, отцепил ведро и стал опускать его в бездонную глубину, придерживая рукой позвякивающую цепь, которая сматывалась с деревянного валика. Солнце палило. В синем небе кружились ласточки, в траве стрекотали кузнечики, а шмель, пролетая, остановился и прожужжал что-то прямо мне в ухо. Ведро шлепнулось в воду. Подождав, пока оно наполнится, я стал крутить в обратную сторону тяжелую скрипучую железную рукоятку.

Вода была ледяная, и я, жадно припав к ведру, долго пил ее, обжигаясь, а потом, охнув, вылил остатки на свою горящую спину.

Калитка была открыта. Пройдя по тропинке под окнами, я свернул налево, поднялся по скрипучему крыльцу и вошел в дом. Дядя Ваня ждал меня, самовар кипел, стол был накрыт, не было только Жени.

- Пойдем-ка, чего покажу, - сказал он, облобызав меня как положено, потрепав за волосы и охлопав по спине руками. - А потом уже и сядем, - добавил. - Как раз и Женя с Сашкой подойдут.

Я удивленно посмотрел на дядю Ваню. Женя была дяди Ванина жена, а кто такой Сашка - я не знал.

- Увидишь, - улыбнулся дядя Ваня, и мы пошли смотреть его уток.

Дядя Ваня не очень стрелял влет и совсем не уважал охоту с чучелами. Он был серьезный утятник, признававший только охоту с настоящей подсадной, охотился с подсадной даже осенью, когда разрешено было стрелять и крякву, и селезня. Покупая раньше уток у других, теперь он сам взялся выводить каких-то особенных, не боящихся выстрелов, с низким и коротким, волнующим селезня криком.

Мы открыли сарай, и дядя Ваня свистнул в его прохладную темноту. Утки наперегонки с кряканьем подбежали к нему, вытягивая шеи. Дядя Ваня покормил их какой-то крупкой, отряхнул руки о штаны и поднял одну из крякуш с колечком на кожаном ремешке, надетом на лапку.

- Вот она, наша Катя, - ласково сказал и погладил ее, как кошку.

Утка поджимала голову, прищуриваясь.

- Весной уже пробовал, - сказал дядя Ваня. - Что делает! Ни один мимо не пройдет! - он восхищенно покачал головой. - Ну ладно, скоро сам увидишь. - Осторожно опустил утку на землю, и мы пошли в дом.

Нас уже ждали.

Сашка оказалась не парнем, как я подумал, а двенадцатилетней девочкой, дочкой дяди Ваниного хорошего приятели Сергея, от которого три месяца назад ушла жена, а потом с ним вообще случилась какая-то страшная история. В подробности никто вдаваться не хотел, говорили только, что жена ушла к какому-то «торгашу» и «чего ей, заразе, не хватало». В общем, Сашка теперь жила у бабушки в Москве, и дядя Ваня на лето взял ее к себе погостить. Она почти не разговаривала, молча смотрела на всех из-под длинной челки и только мотала головой «да» или «нет», когда ее спрашивали о чем-то.

- Настрадалась, - говорила Женя, гладила Сашку по голове и кончиком платка вытирала выступавшие на глаза слезы.

Сидели долго, ели уху, хвалили Женины пироги, чокались рюмочками, рассказывали про жизнь, осторожно оглядываясь на Сашку, пока та совсем не задремала, и Женя сказала:

- Ну все, мужики, давайте спать.

Она постелила мне в сенях на старой широкой деревянной кровати под полотняным пологом, и я долго не мог уснуть, лежал, смотрел в темноту, слышал шорох ежа и ворчание кур под полом, думал про Сашку...

На следующий день все готовились к охоте. Дядя Ваня принес из сеней «специальный» маленький чемодан с патронами, дробью и пыжами из старых валенок. Мы брали из картонной коробочки, как говорил дядя Ваня, «капсюля» и забивали их деревянным молоточком в гильзы, отмеряли порох самодельной меркой, насыпали дробь и заливали пыжи свечным воском. Потом достали ружья, две старенькие двуствольные «тулки», чистили шомполом их стволы, щелками курками, примериваясь. Выбирали себе сапоги. Было весело. Даже Сашка заулыбалась, хотя по-прежнему ничего не говорила. Пахло воском, медными гильзами и счастьем.

Спать легли рано, потому что вставать надо было задолго до рассвета, только Женя тихонько долго еще возилась на кухне.

Проснувшись, собирались в темноте, возбужденно переговариваясь, и на цыпочках, чтобы не разбудить Женю, вышли из дома. Дядя Ваня открыл сарай и вышел оттуда уже с корзинкой, в которой шевелилась, недовольно устраиваясь, подсадная утка Катя. Под звездным августовским небом мы прошли через поляну в лес и по еле заметной тропе спустились к большому озеру.

В нескольких метрах от кромки воды, рядом с кривой ольхой, стоял заранее приготовленный дядей Ваней шалаш, как он говорил «скрадок», в котором нам предстояло провести время до рассвета.

Около часа мы сидели на мягких еловых лапах, тихонько разговаривали. В корзинке ворчала Катя, дядя Ваня курил «Беломор» и по десятому разу пересказывал старые охотничьи байки. Сашка молча слушала, прижавшись к нему и улыбаясь.

- Сашка-то, - кивнул на нее дядя Ваня, - первый раз на охоте.

Звезды стремительно таяли.

- Пора, - сказал дядя Ваня, взял садок с уткой и вышел к озеру.

Мы с Сашкой смотрели в бойницы, как он поставил корзинку на плот, оттолкнулся шестом от берега и встал метрах в двадцати от нас на плесе. Он аккуратно воткнул в илистое дно специальную палку с кругом так, чтобы круг оставался слегка под водой, и высадил из корзинки Катю, прикрепив ремешок к колечку на лапке. Та поплыла вокруг палки, ворча и поеживаясь. Дядя Ваня несколько раз толкнулся шестом и воткнул еще два чучела ближе к камышу, потом вернулся в шалаш довольный.

- На всякий случай, - сказал он.

Уже рассвело, и стайки уток одна за другой появлялись над нашим плесом.

- Вот, Сашка, - зашептал дядя Ваня, - смотри, сейчас она позовет, а мы тут как тут, - он засмеялся и взял ружье в руки.

- А как же любовь? - вдруг тихо сказала Сашка.

Мы с дядей Ваней удивленно переглянулись.

«Кря, кря, кря!» - вдруг всполошилась Катька, раздался негромкий свист, и, коротко прошелестев крыльями, рядом с ней шлепнулся первый селезень. Дядя Ваня бабахнул из своей «тулки», селезень опрокинулся на бок. Катька продолжала кричать, снова раздался свист, и второй красавец плюхнулся рядом с первым. Теперь выстрелил я, и селезень, сначала закрутившись на месте, а потом колотя по воде одним крылом и загребая лапкой, боком пошел к камышу. Вторым выстрелом я добил его.

У меня звенело в ушах то ли от напряжения, то ли от звука выстрелов. На воде стало тихо. Катя, довольная, ходила кругами на привязи, окунала голову в воду и чистила перышки.

- Ну и Катька, ну и молодца! - приговаривал дядя Ваня, качая головой и потирая руки от удовольствия.

Он вышел из шалаша и направился к плотику.

Возбужденный охотой, я только сейчас посмотрел на Сашку. Ее трясло мелкой дрожью.

- Гадина, гадина! - шептала она.

Потом быстро вскочила, я не успел опомниться, схватила ружье дяди Вани и, подбежав к берегу, в упор выстрелила в Катьку. Дядя Ваня выронил шест от неожиданности и, ничего не понимая, смотрел на нас с Сашкой. Потом опустился на плот и закрыл голову руками...

... Семейные и разные другие дела не позволили мне еще раз приехать в Ольшево. Из Жениных писем я узнал, что дядя Ваня продал всех своих подсадных, охотится теперь редко и только по осени «самотопом». Про Сашку ничего особенного не слышно, кроме того, что Сергей - отец Сашки - выздоровел и они живут вместе, а его жена Катя к ним так и не вернулась.

Перепечатка материалов размещенных на Southstar.Ru запрещена.