Южная звезда
Загружено:
ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ № 1(30)
Валентин Шаталов
 ЯБЛОНЬКИ

В нашем саду засохло два старых дерева. Одно стоит сухим уже пару лет, другое - с прошлой весны. Груша и слива. И никаких побегов уже, ростков - ничего.

Я решил купить новые саженцы, посадить, восполнить пустоты. Захотелось стать на сторону жизни.

Осень, конец ноября. Воскресенье. Брожу по ярмарке саженцев, выбираю. Две яблоньки бы купить хорошие. Или грушу и яблоню.

Тут продавец-казак, углядев «умный» мой вид, кричит:

- Гражданин, гражданин, к вам обращаюсь. Да, да, в синей куртке. Для вас эксклюзив есть, идите сюда!

Подошел.

- Купите, - говорит, - это две яблоньки исключительно для вас. Они, правда, стоят дороже. Попробуйте их различить.

По полтора метра, стройные, до удивления одинаковые. Осмотрел внимательно - и не нашел никакой разницы. Изумительно!

- Ну как, нашли разницу? - спрашивает казак.

- Нет, - говорю. - А где вы их взяли, как сделали? Отштамповали с одной формы, что ли? Что это за яблони, какого сорта?

- А! Интересно, верно? Так я и знал, не ошибся в вас. Вот и заплатите мне двойную цену за них, верно? Хотя на самом деле им цены нет!

- Может, и заплачу, - говорю, - но сперва расскажите.

- Яблони эти без сорта пока, первые, экспериментальные, еле вымолил у племянника для своего сада. Да не судьба, видно: сына, дурака, посадили на днях за «травку», торговал ею, а теперь из тюрьмы выкупать за большие бабки придется. Продаю все, что возможно. Но для яблонь искал хорошего человека, вроде вас. Всякому дундуку продавать не хочу. Работа студентов старших курсов нашего сельхозуниверситета, принципиально новая, уникальная совершенно разработка. Это яблоньки-сестры, из одной клеточки сделаны, но полноценной клетки, с добавками ценными и сверхценными, не клон какой-то бесполый. Они - девочки, как однояйцовые близняшки, но и больше того. Должны расти рядом, чувствовать друг друга, тогда здоровенькие они, плодов дают больше, качество их лучше, понимаешь? Студенты, может, и прикололи меня, но говорят: в них даже ген любви к человеку встроен. А плоды - лучшие в мире, золотистые (по цвету, конечно), яблоки с невозможным прямо-таки вкусом! Ничего подобного в мире еще нет и никогда не было. Береги их, люби и будешь счастлив!

И еще много чего наговорил казак - и в любви будет везти, и во всем - удача. Стареть, говорит, не станешь. С самым серьезным видом. Ну, как не купить тут, хоть и дороже?

Принес домой, посадил. Расстояние между саженцами - семь метров, как и рекомендовал продавец.

С весны принялись яблоньки, быстро расти стали. Зеленые, нарядные, издали - словно любимые всеми елочки пышные. Я сразу же полюбил их, берег, ухаживал, поливал вечерами знойным летом. Когда проходил мимо, гладил слегка стволы, прикасался кончиками пальцем к бархатным, ярко-зеленым листьям, говорил ласковые слова, причем все это непременно и одной, и другой (хоть их и отличить по-прежнему нельзя было): «Милые вы мои, хорошие, золотые! Растите быстрей, радуйте меня!» И они вроде как понимали.

…Через три года прилег я как-то в саду на сенной матрасик недалеко от яблонек знойным августовским вечером и увидел сон: зеленые яблоньки превратились вдруг в красивых девушек и говорят вместе:

- Милый папа! Спасибо тебе, родной, за любовь и заботу! Будущим летом мы уже отблагодарим тебя, подарим первые золотые плоды свои. И станем дарить каждый год еще тридцать лет. И все эти годы ты и члены твоей семьи, кушая наши яблочки, будете счастливы и здоровы. Позже мы скажем (или от нужных людей узнаешь), что делать дальше, ибо есть возможность продлить нашу с вами молодость еще на столько же. А затем…

Тут я проснулся, вскочил, но девушек не увидел. Но так явственно, реально все было, что я растревожился как-то.

Утром подошел к яблонькам, подрыхлил чуть почву, вырвал пару амброзий и, сильно волнуясь, громко сказал:

- Спасибо вам, дорогие дочки, за добрые вести, ласковые слова. Я верю вам, но прошу больше не говорить со мной - ни наяву, ни во сне. Ведь психика человеческая слаба, ранима, и, ведя разговор с растениями, у которых-то и мозгов нет, можно ненароком угодить в дом для неумных людей, понимаете? Ведь еще очень умный Фрейд сказал: «Когда вы говорите с Богом, это молитва. А когда Бог говорит с вами, это шизофрения». Вы, конечно, не простые яблоньки, раз можете общаться со мной. Давайте так: я буду говорить с вами, а вы соединяйтесь со мной только тогда, когда нам, людям, семье моей, угрожает опасность, или вам, яблонькам, грозит зло.

- Мы не умнее людей, - прозвенел мелодичный голос. - Мы созданы людьми и для людей, для счастья их, как и для своего счастья тоже, конечно. Для общего счастья нашего… Но раз ты просишь, пусть так и будет. А ты говори с нами почаще, мы все слышим и понимаем, для нас это радость, как для тебя любимая песня.

И замолкло все. Очень надолго…

На другой год они дали первые плоды-яблочки. Когда созрели, попробовали. Боже! Никогда ничего подобного в мире не ел! Нет слов, чтобы описать неземной вкус, божественный аромат, еще что-то живительно-невозможное! Чудо и только! Такое яблоко сорвала, наверное, в раю Ева…

Деревца продолжали быстро расти и давали уже сотни ни с чем не сравнимых, неземной прелести плодов. Часть яблок, каждое размером в средний кулак, мы ели сами, а часть продавали.

Слава яблок прошла по городу, даже по всей Кубани. Многие просили черенков для колировки, но я не давал, жалко было калечить девочек, «благодарить» их таким образом…

Пятнадцать лет прошло, как я купил и посадил яблоньки, а в семье у нас лишь успех, радость, удачи, никто ни разу не заболел серьезно и не постарел даже. Только дети повзрослели и разбежались по всему миру, как и положено им в этом возрасте и в такое мобильное время.

Но не все могут яблочки, и ничто в мире не вечно! Выбрали город под большое мероприятие - и земля тут же подорожала в сто раз. И понятно, власть тут же наложила на нее свою лапу. Приватизация придомовой земли прекратилась. Землю начали отбирать. У нас из четырнадцати соток усадебной земли, данных после войны отцу моему советской властью, закрепить удалось лишь шесть соток, а восемь соток сада отняли и передали богатею иногороднему, который тут же, за другую взятку, поменьше, получил и гражданство российское. И яблочки наши волшебные попали на участок к «гиксосу», как у нас называют скупщиков земли.

Покидая отчую нашу землю, я сказал новому хозяину:

- Эти две яблони - чудо. Рубить их нельзя, понял? Таких яблок нигде в мире нет, кроме шуток. Они дают счастье, удачу, молодость и здоровье. Поешь яблок (а они достались тебе теперь) - и ты, колобок жира, станешь изящным, как балерина, быстрым и ловким, как акробат.

- Слюшай, зачем мне как балерин, как акробат? Жир - самое ценное, живой жир. Сейчас во мне сто килограмм живой жир, хотя больше уже, наверно. А когда будет пятьсот килограмм - стану, как бог, бессмертным. Жир здоровье дает, толщина - главный в жизни. Будешь как земной шар круглым - счастливым будешь. Вот так будет! - Поднял шар правого большого пальца, посолил над ним двумя шарами-пальцами другой руки.

- Ладно, ты шутишь все. Но яблони эти нельзя рубить, правда.

- А пилить можно?

- И пилить нельзя. Ты что, надо мной смеешься?

- Нет-нет, доктор, батоно Валико, шютки это. Понимаю я, все понимаю. Клянусь, пока жив, и яблони расти будут. Зачем рубить золотой яблок? Бабло рубить лучше, верно? - хитро спрашивает, ухмыляясь. - Больше возьму, чем за отдыхающих.

Написал я письмо директору сельхозуниверситета. Двое молодых приехали. Дал им по десять зрелых яблок, взяли они и все микропробы, и даже по два небольших черенка разрешил срезать - так вдруг страшно мне стало, что могут погибнуть мои красавицы - спилит, сожрет их гиксос жадный. И записку передал директору, что готов с радостью и бесплатно передать два уникальных дерева для щадящей пересадки в питомник в зимнее время. В сентябре директор брякнул небрежно по телефону:

- Зимой привозите яблони своим транспортом, хорошо упакуйте. Примем бесплатно.

А ведь это уже большие деревья! Как «своим транспортом»? Автобаза у меня, что ли?

Наступила уже другая весна. Сосед-гиксос, построив два сосновых дома, ароматных и полезных для жизни в наших теплых краях, подсобрал очередной «транш» своих миллионов и зашевелился.

- Мне не дают вот места твои деревья, кипарисы и платаны вокруг усадьбы поперек горла стоят. Хорошо, когда один ноль кругом, пусто чтобы, ни один «листик». Нет, понятно. Дорожьки бетоний, парковка, вот плавательный бассейн бетоний, столбик какой бетоний, веревка трюси сюшить. А весь живой дерев срубить, в дело пустить. Каждый человек, богатый человек, должен иметь свой город целый, тысячи домов, много-много квартир, понял? Каждый богатый должен свой Вавилон иметь, башня такой, прости, до самого неба башня. Одна башня - миллион квартир, чтоб сдавать, большой черный нал рубить. Окна - такой узкий, чтобы ребенок из утроб вырвать - пролезть не мог. Пусть электричество освещает. Кто не хочет рабом у богат - еврей, армянин, турок - на тот свет идет пусть, даром ишачит. У него, Бога, денег нет, говорят, совсем бедний он, как церковный крыс, нищий, как червь, нанимает мертвий душ - и ничего не дает деньги, не платит совсем, только вечный жизнь. А какой жизнь у мертвый? Себе заберет пусть. Ишак придумал, дурак только поверит. Я вот не хочу мертвый к Бог. Век бы его не знал. Я хочу строить здесь на земле ба-а-льшой дом из песок и цемент, шлякоблёк, не до неба пока, чтобы Бог не убил, а до полнеба, километров на сто вверх всего, - смеется счастливо.

- А яблони как же? - спрашиваю.

- Что яблоки? Мелочь они. Мне бы земли побольше - до полнеб все застроил. Даром почти. Я ведь жадный очень, ты уже понял, верно? Строю за мало денег. Бедний беру, армянин, русский, узбек, обещаю много, даю чуть, совсем мало. Шат лав, очень хорошо мне.

- Смотри, - говорю строго, - если убьешь яблони - не жить тебе больше! Самого застрелю, а дома сожгу! Мне тогда жить незачем.

Наверно, я сказал слишком грозно (на самом деле пугал, конечно, где мне? От отчаянья). Тот прямо взвился.

- Ти щто, дурак, что ли? Сумасшедший? За деревяшку, две деревяшки? А еще, говорят, врач, ти щто! Есть люди, и есть деньги. Ничего больше нет. Человек любой покупают за деньги… Дам тебе целых пятьдесят рублей за две палки. Может, чуть меньше. Ти щто! - Замахал руками и убежал.

Как-то уехал я в Армавир на три дня хоронить мать старенькую, девяностолетнюю (она жила у последней своей дочери, младшей сестры моей, так захотела), а как вернулся - вокруг усадьбы деревьев нет, след простыл и кипарисов прекрасных, и топольков, платанов развесистых. Стерли с лица земли их угодливые рабы утробника. Дикая жара вокруг, никакой тени. Такие бараны вот, вместе со своими четвероногими братьями, и превратили цветущие страны северной Африки в историческое уже время в теперешнюю пустыню Сахара. Такой же наглый без меры Крысиный хвост, бывший городской головарь, приказал уничтожить почти все зеленые насаждения нашего города: стоят голые стволы, а все ветки срублены. Нет больше великой Платановой аллеи, туннеля такого волшебного зеленого над Курортным проспектом, известного давно и на весь мир национального достояния. Теперь нужно сажать заново и ждать сто лет, чтобы восстановить ее, да и то будет куда хуже, чем прежде. Ведь платаны, лермонтовские чинары, что живут сотни лет и не ломаются никакой бурей, обрезки почти не переносят, засыхают. Срежь зеленую шапку сосны - и умрет дерево, захлебнется собственной кровью. Яблоньки, правда, еще остались. Не решился богатей сразу на все пакости. Или не успел, вернее.

А мне и самому плохо стало. Пришел тайный страх смерти и явный страх жизни, растерянность. А больше всего страха было за свои милые яблоньки. Но как бороться с пришлым гиксосом, когда у него рабов, готовых на все, человек тридцать, да еще придет столько же, если кликнет. И никакой власти он не боится, да и нет их, законов и власти: все прогнило насквозь, всех купит. Что делать? Просить? Поговорил все же униженно, но тот - вокруг все да около, ни нет, ни да не сказал.

А мне плохо как! И все хуже… Лег я на жаре, уснул. И опять - то ли сон такой, то ли явь. Две прекрасные молодые женщины, перед которыми меркнут девушки. Царицы. Но какие траурные они, печальные. Сразу же понимаю: мои яблоньки. Говорят с тоской мне:

- Прощай, папа, умираем мы. Убьет нас скоро новый хозяин. Понимаем, не ты продал дочерей своих на верную смерть - отняли у тебя нас и отчую землю бесплатно новые негодяи. Рабы «его препохабия» капитала, нелюди, что за прибыль детей своих продадут, мать и отца задавят. Вселенная существует давно, много миллиардов лет, но никогда еще, от рождения своего, не сотворяла она столь ужасной и жуткой твари, как он, Собственник. Мы, яблони, не нужны ему, ибо питается он людьми, мясом и кровью их. И ты пытался говорить с таким, воздействовать на него, умолять о нас?

- А разве нет, девочки? Я ль виноват в том, что теперь я, оказывается, слабый, бесправный человек. Безденежный - значит, раб. И уже уходящий, закатный как бы. Но он обещал мне сохранить вас!

- Верно, ты пробовал, и спасибо тебе. Даже нас, глупых, обнадежил одно время. Но почему так легко ты расстался с нами? Мы ж не обременяли тебя, были выгодны…

- На оставшейся мне земле все застроено, места нет. Жена… - грустно заткнулся я.

- Жалко нам тебя, мелкий собственник, - прозвучал ответ, - что не в силах отличить важного от пустого. А почему отказался ты напрямую, в диалоге, говорить с нами? Не в самом деле же боялся с ума сойти?

- Дурак, дорогие, дурак дурацкий! Сколько узнать бы от вас мог! Позже понял, что глупый, да стыдно признаться было. Перед вами. Авторитет потерять…

- Ладно. И мы хороши были. Не настояли. Безвольные. Но кто ж думал?.. Правда, ты все равно знал, что не простые деревья мы, а особые, наделены разумом и возможностью говорить с человеком, пусть не со всяким, что жизнь на земле может перемениться, пойти по другому, лучшему пути. С нами без всяких лекарств люди могли бы жить в здоровье и счастье в три раза дольше, чем теперь. Все эти годы мы совершенствовались. Почему же все-таки ты не защитил, не спас нас? Это было непросто, но не выше твоих сил, мы знаем.

- Знал я все. Чувствовал или предчувствовал. Можно сказать, знал. Но вы ведь волшебницы, втайне предполагал, что в крайнем случае сможете защитить себя.

- Нет, это не так. Мы созданы людьми и ради людей, для их блага. Мы не можем пойти против человека, причинить ему вред, хотя бы человек этот был плох. Судить и наказывать - право людей.

- Простите, родные мои, простите! Простите за легкомыслие, за авось наш. За то, что русские не могут быстро защитить ни себя, ни друзей своих. Скуден на благодарность, скуп на любовь я, но не по краху размаха, бессовестности и бесчувствию, а по слабой русской дисциплине души. Простите меня за это! - И, преклонив колена, рухнул я к ногам прекрасных созданий седой головой своей…

- Но теперь, милые, - сказал я, поднявшись, - с этим покончено. Хватит запрягать, пора ехать. Сейчас же ловлю такси и мчусь в дом или квартиру главы города. Там буду валяться по подворотням, молить, просить, чтобы принял меня тотчас же. Все расскажу ему, словно сыну. Человек же он, не зверюга. Поймет, поможет. Дьявол бы прослезился, слушая, как я буду молить за вас. Я еще спасу вас, родные мои дети, успею.

А в ответ услышал чуть слышно:

- Поздно уже, прощай.

А потом все исчезло, на мгновенье проснулся я в поту горячем и потерял сознание.

…Попал в больницу с массивным инфарктом, что в просторечии называется «разрывом сердца». Сделали операцию, пролежал три недели. Когда вернулся домой, все было кончено. На том месте, где привольно росли яблони, был уже фундамент семиэтажной, как окажется после, частной гостиницы с малыми «крысиными» окнами. Жена потом рассказала мне, как все было, подтвердив и таинственный факт чуда.

Богатей сразу узнал, что я без сознания и почти без жизни, и «зашерстился», Иуда. К вечеру явился поддатый алкаш Шмокодяв с бензопилой. Но не того что-то… Положит пилу вровень с землей, дернет за шнур, загудит пила, а как придвинет вплотную к дереву, станет пилить - замолкает мотор, глохнет. И так целый час. Одну яблоню с грехом пополам (с чистым грехом даже) спилил все же, словно плохой палач, а вторую не стал, ушел. Сказав лишь: «Переберу дома пилу, завтра приду, спилю. Заколдованные они у вас, что ли?»

Прошла жаркая августовская ночь, а наутро все были поражены чудом: яблонька, что росла далеко от первой, засохла. Не могло быть такого за одну ночь, но факт сразу же все ставит на свое место - все сразу принимают его, большинство не задумываясь и не размышляя. Веточки ее стали сухими и ломкими, а листья - белыми, словно седыми. Поседела и убила себя за одну ночь. А зачем жить, если ты, благодеянье и чудо, созданное для людей, не нужна им, сестру твою единогенную зарезал только что пьяный палач, а завтра придет прервать и твою жизнь. Зачем жить в этом мире доброму и прекрасному? Шмокодяв, хозяин пилы, привычно нетрезвый, испугался даже, когда увидел, что дерево за одну ночь высохло до корней, и не хотел пилить вторую красавицу, всю седую от горя (яблоки с нее все обсыпались), но, хряпнув еще дозу, спилил за двойную цену, сказав мудро, что все равно ее больше не воскресишь…

Что еще? Богатей достроил позже серую семиэтажную свою гору-гостиницу с «крысиными» окнами. А потом, обмывая ее три дня, лопнул, взорвался, как буржуй Петя из сказки Маяковского. То есть, если реально, что-то внутри у него лопнуло, и, не дождавшись приезда «скорой», испустил он свой смрадный дух…

Я заканчиваю свой «срок дожития», потеряв здоровье и вспоминая лишь, каким молодым и радостным был я при «девочках» всего семь лет назад.

А вот про яблоньки все забыли. Никто и нигде, даже в университете, ничего не знают о них. И директор там новый уже, из богатеньких, и студенты-ученые, кончив вуз, ушли из науки в коммерцию или, может, в криминал. А волшебные яблоки - в сказку, в легенду. Не годится, видно, подлое наше время для таких проектов. Но все это было. Ибо если это не так, не преуспеть и не выжить нам, люди, в каменных джунглях с крысоходами вместо окон, без растительных и животных друзей наших, без степей и лесов, гор и лугов, без моря, солнца и радости!

Перепечатка материалов размещенных на Southstar.Ru запрещена.