Южная звезда
Загружено:
ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ № 1(30)
Поэзия
 Станислав Подольский

***

Облезла фальши позолота.
Открылась страшная страна:
попсы безудержная рвота,
и степь безмолвная видна,
да гомерические горы,
всегда укутаны в снега, -
вот мир наш нынешний, в котором
одна дорога дорога
да человеческое братство:
душа с душой, рука в руке…

Но если честно разобраться -
свистит пустыня в кулаке.


***

Сыплют снегом озонные сосны,
свет зеленый сквозь иглы течет.
Облака стопудовые сбросив,
бор парит, озаренный лучом
голубого январского солнца…
«Зимний рай!» - восхищенно шепчу.
Здесь забыться, печальник, не бойся,
поклоняясь сосне и лучу,
и Тому, Кто все это устроил,
подарил, озарил, отбежал,
затаился в тенях беспокойных -
лишь в снежинках смешинки дрожат.


Оттепель

Шумят все трубы водосточные.
Сверкают веточки древесные.
И торгаши с глазами грешными
открыли лавочки восточные.
И ты идешь походкой давешней
и воздух пьешь
с горчинкой явною.
От ничего как будто
радостно.
И в каждой капельке -
по радуге.
И хоть рыдать не обязательно,
рыдает дерево старательно.
И дождь оттаявшего инея
смывает копоть с душ застынувших.


***

Сказали ему: кто же ты?..
Он сказал: я глас вопиющего в пустыне.
Ин., 1-23


Усталостью горит лицо.
Надежды нет и мощи тоже.
Я не добит, живой еще,
но путь мой сбит и подытожен,

Вокруг обиженный народ:
бродяги, беженцы, чеченцы.
Здесь даже дельный патриот
бесправно выжат,
как при немцах.
Бездельно бродит молодежь,
чтоб зажиматься в закоулках.
С чем будущее к ним придет?
Во что им станет хлеба булка?
Бреду, измотан до крови,
душа последним небом дышит -
охрипшим вестником Любви,
которого пустыня слышит.


***

В домике угловом карачаевском,
где жила юность каштановая,
где тайны кроются по углам,
как поцелуи тенистые, -
открылась лавашная;
комнатку, где детство
томилось в слезах проглоченных,
как елка в дождичке, -
переделали в сортир;

веранда воздушно-сосново-солнечная
обложена кирпичом белесым -
замурованы припоминания;

мир мой душистый пристальный
перелицован под новые надобы
чужаками нахрапистыми -

только в сердце присутствует,
только в памяти,
только в строчках обугленных.


***

Та же улица, те же заборы,
то же солнце на скалах вдали -
уголок моей жизни, в котором
провожу предпоследние дни.

Книжный шкаф. Говорок пишмашинки,
образ матушки в комнате той…
Я уйду - распадется старинный
задушевной печали настой…

Но останется улица, город,
розоватые в небе снега,
да над всем - молчаливые горы -
все, чем древняя жизнь дорога.


***

Синичка, беженка, комочек
сине-зеленого тепла,
в большой зиме
озябших строчек
слагательница -
задарма.
Попискиваешь, поспеваешь -
иглою звонкою - в стеклень…
Ах, мне бы так,
не обживаясь,
песнь добывать
на черный день.
И мне б на огненном морозе
свистать, не замыкая век,
как эта -
запятая в прозе -
певичка -
Божий человек!


***

Витают горы в сизой дымке.
Морозец утренний искрист.
В ветвях сияет невидимка,
раздаривая бодрый свист.

Все хорошо в большой природе.
Сны осыпает чистый снег.
Лишь в городе, в густом народе
страдает гордый человек.
Всех мучает непониманье,
повсюду веет клевета.
Вон Бога волокут в изгнанье -
недавно снятого с креста…

Лишь тот и счастлив здесь,
кто скрылся,
сердечный отменяя стон,
в ветвях и птицах затаился,
роняя нежный перезвон…


Горная весна

Прозрачная зелень, цветов белизна,
и розовость, и фиолет.
Прозрачные в голову лезут слова
душистых весенних примет.

Так ясно и тихо, что внятен хлопок
раскрывшейся шишечки дальней.
И солнце ласкает пушистый висок
убитого на перевале.


***

Нарциссы бледно-золотые
на ножках тоненьких точеных…
Самовлюбленные? Пустые?..
Однако раньше всех цветете
в садовой череде душистой
и в палисадниках беленых.
Вся наша бледность, отрешенность
скорей - от юности лучистой.
Цветем себе в пустыне голой
еще зимующего сада,
всем станом выпрямляясь гордо
перед весенним снегопадом…


Признание

Прекрасная великая страна,
распятая от края и до края,
твоих снегов я поцелуи знаю
и городов двуликих смрад и страх.
Я видел ярость, вероломство, крах
твоих властителей. И нищету сограждан.
Твоих торжеств угрюмую неправду
и ласковость еловую в глазах.
Твои красавицы сдавались алкашам,
мне в сердце упираясь каблучками.
Но я не сетую: и эту тайну знаю -
отчаянья. Я сам почти кончал
от черной и чернобыльской печали.
От азиатско-европейских сих -
до анашистской Азии в халате
всю жизнь бы оголтело колесил,
да жизни нет, и сил едва ли хватит.
С того твоей обочиной рулю,
с того колымским слогом негодую,
за то и проклинаю, и люблю
ненастную, несчастную, родную…


***

Грузная листва.
Грозный рев реки.
Дым и тишина.
Дум черновики…

Облачный простор.
Синь дневного сна.
Посредине гор -
жизни глубина.

Черствая Страна,
ключевой Язык,
возвращаю - на! -
речи чистовик.
Перепечатка материалов размещенных на Southstar.Ru запрещена.