Южная звезда
Загружено:
ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ № 2(31)
Максим Свищев
 ПУТЕШЕСТВИЕ В ЭКЗОТИКУ

ИНДИЯ

Прилетели мы в Дели в октябре. Мы - это инициатор, вдохновитель и мотор всего предприятия Алексей Анатольевич, биолог по специальности и путешественник по призванию, его жена, Светлана Юрьевна, врач по специальности и моя троюродная сестра по чистой случайности, моя жена, Любовь Карахановна, и я.

В самом начале путешествия по Индии Господь послал нам испытание. Еще в аэропорту обменяли пятьсот долларов на рупии, для самых первых нужд. Рупии Алексей положил в висевший на шнурке нагрудный кошелек, коего пропажа обнаружилась сразу, как только мы разместились в такси. Ничего себе начало.

Алексей был в состоянии, похожем на шоковое. Думаю, я был бы в таком же, если бы потерял общие деньги. А поскольку деньги потерял не я, и под воздействием выпитого в самолете, из-за стресса, вызванного огромным количеством людей непривычного вида, а самое главное, из нежелания видеть Алексея растерянным и подавленным, я неожиданно впал в странное эйфористически-ироничное настроение. Подшучивая над растерянным Лешиным видом, с неуместным красноречием стал я доказывать, что о таком пустяке нужно просто забыть как можно быстрее. Пустяк в одну восьмую суммы, приготовленной на все путешествие.

Но с помощью разных силлогизмов, на многочисленных примерах я доказывал, как хорошо в самом начале пути потерять значительную часть припасенных средств и как пагубно и опасно избежать подобного.

Кошелек обнаружился в багажнике такси, куда он упал, когда Алексей укладывал чемоданы. И вот тут все мои упражнения в ораторском искусстве, до сих пор не вызывавшие у моих спутников ничего, кроме сдерживаемого раздражения, вдруг явились в совершенно ином свете. Мы безудержно смеялись, вспоминая только что произнесенные глупости о пользе потери денег, все это веселье неизбежно привело к небольшому банкету по поводу обретения утраченного было сокровища. Устроились мы в дешевом гостевом доме, расположенном в Пахарандже, районе, всю необычность которого смогли оценить лишь поутру.

Первым человеком, встреченным нами в то утро, был раввин. Самый обычный, с пейсами, в черном плаще и шляпе. Встреча произошла в крохотном холле гостевого дома. Окинув нашу компанию цепким живым взглядом рыжих глаз, взглядом, скорее, персонажа из Одесских рассказов Бабеля, чем священнослужителя, рабби как-то очень юрко, плечиком вперед проскочил в дверь, напоследок пронзив меня взглядом. Разгадка столь странного поведения была найдена тут же, как только мы вошли в булочную, расположенную на первом этаже нашего пристанища. В булочной, по странной иронии в интернетовской информации она именовалась «немецкой», посетители в подавляющем большинстве были молодые, моложе двадцати пяти, евреи. Шумные, раскрепощенные, без намека на ортодоксию. Стоило вам заговорить, как обнаружилась соотечественница, красивая женщина лет сорока, живущая в Индии, истосковавшаяся по общению на родном языке. Она перешла к нам за столик и среди прочих интересных вещей раскрыла тайну раввина. Оказывается, бесшабашные, но расчетливые молодые израильтяне приезжают в Индию, влекомые дешевизной вообще, а в первую очередь - травки. Купить марихуану, недоступную в Израиле, тут можно на каждом углу и почти даром. Добавьте море, в котором можно купаться часами, возможность балдеть на пляже с пальмами, и вы поймете, что предписания Торы здесь блюдутся не очень строго. А летит это племя молодое, незнакомое к берегам южных морей через Дели и Бомбей, или, как теперь правильнее, Мумбаи. Но на пути в мир запретного кайфа встает грозный дозор из раввинов. Последний оплот нравственности. Последняя возможность опомниться. Можно сколько угодно иронизировать по поводу тщетности усилий раввината, ведь при всем почтении и даже страхе перед этой, безусловно, самой влиятельной религиозно-политической организацией в мире, приходится признать, для молодых зов теплого моря, конопляного дурмана и сексуальных приключений куда сильнее любых проповедей…

Мы вышли на улицу, вид и запах которой не может не поразить любого, впервые попавшего сюда. Грязь. Нет, не грязно в том смысле, что не убрано. Грязь как первоэлемент натурфилософии. Эта грязь существовала «Прежде всех век» и пребудет вечно. Пятно жаркого, но грязного солнца еле различимо на мутном небосклоне. Свободно гуляющие коровы свободно оправляются на асфальт, волы, запряженные в телеги, тоже не стесняют себя ни в чем. У людей не то. Мочатся прямо на улице, во вделанные в стену писсуары, только мужчины, дамы лишены такой легкости существования. Вонь скотского кала и человеческой мочи смешивается с запахом жареного чеснока, несущемся из многочисленных духанов, и, видимо, для усиления эффекта всюду воскуривают благовония, этот контрастный компонент как-то особенно дополняет гармонию невыносимых ароматов.

Автомобильное движение подчинено здесь законам метафизическим, автомобили и тук-туки (трехместные пассажирские мотороллеры) подобно рыбешкам в тесном косяке двигаются согласованно, не сталкиваясь, руководимые какими-то сверхчувственными командами.

Какая там радость, правила обгона и прочие основополагающие законы дорожного движения. Здесь все построено на интуиции и, возможно, телепатии. Вот из проема между домами, прямо на забитую транспортом улицу, выскакивает тук-тук. Ширина проема такова, что кажется, по волшебству он вылетел просто из сплошной стены. Не притормозив и не осмотревшись, водитель занимает место, вдруг образовавшееся в сплошном, непрерывном потоке транспорта.

Движение, как в Англии, левостороннее, но на трассе и на не перегруженных улицах многие ездят по правой стороне. Так им больше нравится. А со встречными разъезжаются по правилам левостороннего движения, причем в самый последний момент, когда столкновение кажется уже неизбежным. И никаких эксцессов, никакого возмущения. Они как-то понимают друг друга. Конечно же, звуковые сигналы подают все, но не с целью предупредить столкновение или излить негодование, а просто так. Некоторые при курении пускают дым кольцами, для интереса, здесь вот с той же целью сигналят. В какую какофонию это выливается, представить не так уж сложно.

Спокойно наслаждаться видами, запахами и звуками улицы нам никто не даст, назойливые «помогалы», крайне озабоченные вашими трудностями, наперебой предлагают свою помощь. Упаси бог как-то прореагировать на их активность, тут же, будто демоны из преисподней, являются легионы «помогал», и вы оказываетесь в тесном кольце кричащих и жестикулирующих людей шоколадного цвета, требующих мелочь. Однако эти демоны не самые последние из тех, кого вы встретите на улицах Дели. Вот невдалеке от зловонного ручейка, берущего свой исток из тех самых писсуаров, прямо на асфальте лежит человек в набедренной повязке. В двух метрах от него край тротуара и дорога. Он спит. Прямо на асфальте, среди грохота, вони, под знойным небом спит практически голый человек.

Позже, когда вы немного освоитесь, ваши чувства обретут навык невосприятия сигналов крайнего свойства, вы снова будете поражены, но теперь положительными открытиями. Вы увидите, как много среди этих темнокожих людей обладателей хороших манер, как они уважают и любят вашу страну. Конечно, это не относится к низам городского общества, в первую очередь бросающимся в глаза, но отнюдь не составляющим большинство населения. Люди с достатком и образованием имеют о России представление как о великой и дружественной стране. Тут можно возразить, мол, Восток - дело тонкое, как распознать искренность чувств, выказываемых случайными людьми в общении с туристами. Может быть, Запад действительно дело более тонкое, чем Восток, хотя кто мерил, но, согласитесь, предполагать, будто разные люди на протяжении маршрута протяженностью в две тысячи километров согласованно имитировали расположение к нам, гражданам России, было бы симптомом очень тяжелого психического расстройства. Да и с какой, собственно, стати?

Забегая вперед, расскажу о мимолетной встрече в штате Гоа. Человек совершенно дервишского вида, седовласый и седобородый, в свободном одеянии белого цвета, но с большим крестом на металлической цепи (Гоа - бывшая португальская колония, там много католиков) с симпатией говорил о России, о ее великих достижениях и людях.

«Юри Гагарин, Валентина Терешкова, Ромаб», - перечислял он.

«Кто это, Ромаб?» - поинтересовался Алексей.

«Как кто, великий Ромаб, который купил «Челси».

Хоть штат Гоа в прошлом португальская колония, англофобия и здесь пустила прочные корни. Вот молодец этот Ромаб, взял и купил у проклятых англичан их проклятый «Челси».

«Роман Абрамович не русский», - возразил Алексей.

«Он не из России?» - не понял дервиш с крестом.

«Да, из России, но у него русского - только деньги».

Дервиш озадаченно оглядел всех нас, видимо, силясь понять, не подшучивают ли над ним господа туристы. Однако возраст и отсутствие усмешек убедили его: нет, над ним не шутят. Тогда он очень выразительно поднял свои красивые, очевидно, не знакомые с трудом ладони к лицу, будто собираясь от горя закрыть его, и произнес:

« Россия очень, очень плохо. Ромаб купил «Челси» на ее деньги».

Чуткость политической интуиции и безошибочность его реакции лично у меня не вызвали подозрения в неискренности этого человека. Действительно, Россия «очень, очень плохо», если Ромаб покупает себе «Челси» на ее деньги. Судя по возрасту, в 1963 году, когда португальцы ушли из Гоа, он был уже сознательным человеком, следовательно, из своего жизненного опыта мог судить, насколько это плохо, когда на твои деньги кто-то что-то себе покупает.

Контраст между великой Индией, страной тайн и чудес, одной из прародин всей человеческой культуры, и Индией «помогал» и зазывал особенно ощутим становится при посещении исторических памятников. Стоит оплатить билет на посещение и перейти на территорию, где бег истории приостановлен волей человека, и ты попадаешь в совершенно иной мир, где нет грязи, шума и суеты. В Дели мы успели побывать в Красном форте - подобии Кремля, с той разницей, что здесь теперь только музей и нет никаких учреждений. Территория, отгороженная действительно красной крепостной стеной, представляет собой свидетельство иного, навсегда ушедшего мира. Может, даже иного миропорядка, ведь кто знает, как влияет на устройство вселенной представление человека о нем. Может, когда-то Земля действительно была центром мира, плывущим в будущее на трех китах.

Здесь, в Красном форте, впервые ощутил я разительный контраст между океаном внешнего, современного, суетливого мира,и островком охраняемого прошлого, запечатлевшим пусть мертвую, но величественную картину истории.

После мы отправились осматривать место под названием «Собрание мечетей» - это целая композиция развалин построек, некогда искусно сложенных из камня. Там же находится знаменитый железный столб, столько раз описанный разными путешественниками. Чтобы быть кратким, скажу лишь, что столб произвел на нас меньшее впечатление, чем руины. Возможно, сыграло роль освещение. Развалины в лучах заходящего солнца порождают особое, щемящее чувство конечности, бренности всего земного. Высокие, но полуразрушенные минареты, толстые, умело и любовно возведенные стены, не складывающие больше ничего, никаких целостных зданий, так ладно сочетаются по настроению с ощущением прожитого, завершающегося дня. Пространство, занятое разрушенными зданиями, наполненное мягким светом слабеющего солнца, поражает ощущением невыразимой печали.

А на другой день нас ждала дорога в Агру, одну из древних столиц Индии. Мы хотели увидеть Тадж-Махал. Ехали на поезде. Вообще железная дорога в Индии - это отдельная большая тема, думаю, я коснусь ее в дальнейшем, а сейчас быстрее к Тадж-Махалу. Как вообще мы жили до сих пор, до встречи с этим чудом?

Мавзолей виден издалека, он белеет и высится, как элеватор в степи. Прежде чем попасть на вокзал, мы проезжаем мимо и имеем возможность полюбоваться издалека. Путеводитель предупреждает, что Агра далеко не самое гостеприимное и комфортное место в Индии. И это не клевета. Здесь грязнее, чем в Дели. А такого количества мошенников и мерзавцев, как здесь, нам не встретилось за весь наш остальной путь.

Прибыв на вокзал, мы, лавируя между валяющимися и чинно восседающими на грязном полу полуголыми людьми, некоторые из них прямо здесь закусывают, вышли в город, довольно быстро нашли гостиницу, где вот-вот должны были освобождаться два номера, оставили вещи и отправились к цели нашего пребывания в этом очень грязном месте. Градус контраста между внешним миром и территорией памятника тут побольше, чем в Собрании мечетей и Красном форте.

Вся прилегающая к мавзолею территория создана таким образом, что оттуда просто очень не хочется уходить. Что-то подобное, наверное, переживали наказанные за похищение яблок в Эдеме. Очень хорошее место. И как же здесь чисто! Может быть, чистоты здесь не меньше, чем грязи во всей Агре. Чтобы растянуть удовольствие, мы вначале обошли прилегающий парк, посидели на скамейках и на лужайках, любуясь на совершенное творение архитектуры. Странно, но почему-то вблизи он не создает иллюзии полета, точнее, парения над землей, которое возникает при просмотре фотографий. Мавзолей, скорее, присел, напружинившись перед воспарением. В натуре он тяжелее и приземистее, чем на изображениях. Но это, если смотреть с фасада. Стоит лишь обойти его и посмотреть с боку, как монументальное здание, более узкое при рассмотрении с этого ракурса, вдруг устремляется ввысь к небу, неожиданно чистому и бездонному, словно и его каким-то образом помыли над парком, окружающим мавзолей. Действительно, непознаваемая Индия, в ее мутном и жарком небе есть оазисы прозрачной чистоты.

Сзади Тадж-Махала течет широкая, очень степенная равнинная река. Вдоль берегов разбросаны маленькие деревушки. Вид широкой тихой воды, простых человеческих жилищ навевает странное, не раз испытанное каждым из участвовавших в том путешествии чувство почти забытого воспоминания, чего-то давным-давно пережитого и, надо же, вдруг вспомнившегося сейчас. Когда-то я жил в такой деревне. В такой вот хижине, и соседи наверняка еще помнят меня. Только где они сейчас, эти соседи? Это переживание часто определяют чужим, невыразительным словом дежа-вю, которое мне совершенно не хочется использовать, как ничего не выражающий условный знак, но стремление к краткости все же сильнее соображений стиля, поэтому воспользуюсь условным знаком. Это было дежа-вю.

Лишь обойдя мавзолей вокруг, мы наконец вошли внутрь, в полумрак последнего пристанища жены повелителя. Должен признаться, это тот случай, когда наружность намного выразительнее внутреннего содержания. Ну, большое сооружение со сферическим потолком, инкрустированным полудрагоценными камнями. Красиво, но не ошеломляет. Возможно, раньше, когда вместо камней полудрагоценных в полумраке сияли алмазы, рубины и изумруды, картина была иной. Но англичане в свое время выковыряли все это великолепие и на всякий случай переправили сокровища в метрополию. Теперь вместо алмазов с рубинами бирюза и гранат. Англичане, потомки бриттов, беженцев, бросивших свою родину, вороватых англов и разбойных норманнов, на руку никогда особенно чисты не были, а, честно говоря, хватали все, что могли, и тащили к себе. Но ведь никто теперь не требует у них вернуть наворованное. Известное дело, и слушать не станут. Интересно провести параллель с Россией, возвращающей Германии, из непонятных побуждений, честно полученные в качестве ничтожной контрибуции за учиненный вандализм сокровища. Индусские солдаты не жгли английские города и села, не расстреливали мирных жителей метрополии. Скорее, наоборот. Однако обворовавшая Индию Англия не испытывает никакой потребности в восстановлении исторической справедливости и возврате украденного.

Впрочем, мысли о том, что справедливости в современном мире ничуть не больше, чем во времена, когда ради увековечения памяти о любимой женщине султан мог разорить население своей страны, приходят потом, к непосредственным впечатлениям они, конечно, не относятся.

Не то место, чтобы думать о неустроенности мира.

Пестрая толпа, поспешно движущаяся по знаменитой аллее от дворцовых ворот до ступеней Тадж-Махала, сама по себе интересный объект созерцания. Точнее, неотъемлемая часть комплекса впечатлений, которые дарит это место всем, посетившим его. Без обрамления из толпы людей, мавзолей не производил бы впечатления, передать которое я даже не стану пытаться, ибо только беспомощность такой попытки может служить свидетельством великолепия этого чуда. Пестрая хаотичность и безликость толпы замечательно подчеркивает завершенное великолепие сооружения. На осмотр этого шедевра мы потратили целый день, лишь ближе к вечеру ушли оттуда.

Конечно, мы были голодны и зашли в первый попавшийся ресторан пообедать. Но от усталости и обилия впечатлений при заказе утратили бдительность и не спросили о цене на пиво, которое значилось в меню. Вообще в Индии это редкость, спиртное в ресторанах чаще не подается, поэтому наличие пива сильно обрадовало нас, голод и жажда притупили бдительность, и мы, не поторговавшись, заказали пиво. Это было ошибкой. Счет оказался огромным, за пиво заломили цену, в шесть раз превышающую среднедоговорную стоимость.

Когда мы вернулись в гостиницу, номера еще не освободились, нужно было подождать. На наш вопрос улыбчивые ребята из обслуги сказали, что ровно через десять минут комнаты будут свободны. Через полчаса нас наконец пригласили осмотреть номера. Вместо двух свободным оказался лишь один, с двумя кроватями и несвежим бельем. Между тем уже стемнело, и идти куда-то искать место было довольно рискованно. Тут интеллигентность нашего Алексея закончилась, и он довольно доходчиво, хоть и на смеси русского с английским, объяснил улыбчивым ребятам, кем они на самом деле являются и что он думает об их родителях. Все это получилось у него настолько живо и убедительно, что я был уверен: потасовки не избежать. Как и ночевки в полицейском участке. Однако гнев белого господина возымел нужное действие. Те тут же выгнали какого-то пузатого сладострастника с его устрашающего вида подругой из номера, освободим его для нас. При этом они забыли о такой мелочи, как смена белья. В сражении за белье я уже принимал посильное участие, поскольку понял, что просто так в этом месте нам ничего не получить. Мерзавцы опять промурыжили нас, после чего все-таки дали условно свежие простыни, но почему-то в комплексе с теплыми зимними одеялами. Вся изощренность этой издевки стала понятна, когда ночью они выключили свет и у нас перестали работать кондиционеры и вентиляторы. Духота в комнатах, где вместо окон крошечные форточки, затянутые железными решетками, очень быстро стала нестерпимой, и я имел глупость открыть форточку. Прохладнее от этого, конечно, не стало, зато налетели комары. Индийский комар по ядовистости превосходит нашего примерно во столько раз, во сколько королевская кобра нашу добрую скромную гадюку. Впечатление такое, будто в воздухе плавают крохотные раскаленные угольки, прикосновение которых заставляет вздрагивать. Только эти угольки не светятся, а жужжат. Комплексная пытка духотой и летающими углями вызвала у меня настоящий нервный срыв, захотелось домой в родную осеннюю промозглость и чтоб слякоть под ногами. Казалось, даже впечатление от Тадж-Махала стерлось. Но уже утром неприятности забылись, и, обмениваясь впечатлениями о прошедшей ночи, мы даже порадовались, что нам хоть не подкинули змей в номера. Без сожаления оставили Агру, держа путь на юго-восток, в Коджурахо, город старинных индуистских храмов, славящихся своими росписями.

Ехали мы снова по железной дороге, и здесь уместно будет вкратце ее описать. Это произведение западной цивилизации в Индии своеобразно трансформировано. Да, конечно, четкость работы и обслуживания пассажиров - наследие англичан, надо быть объективным, но все-таки как же непохожа индийская железка на среднеевропейскую. Вагоны пригородных поездов - это просто коробки на платформах, вроде наших товарных, внутри которых пустоты, никаких перегородок и сидений, пассажиры располагаются стоя, где кому заблагорассудится. Дверей у этих вагонов нет.

Естественно, набиться в такой вагон может куда больше народу, чем в наш, с сидячими местами. Для страны с населением в миллиард подходящий способ перевозки. Вагоны делятся на мужские и женские. На поездах дальнего следования такого разделения нет, но на той линии, по которой мы ехали, отсутствуют вагоны первого класса, то есть нет ни четырехместных, ни тем более двухместных купе. Плацкарт есть предел комфорта. Зато все отсеки и даже боковые места целомудренно занавешены портьерами. Выглядит это мрачно, ехать в таком вагоне неудобно, но можно время от времени тайком проводить дезинфекцию организма великолепными местными напитками, ромом, джимом, виски, что вообще-то строжайше запрещено. Но. укрывшись за занавеску, можно. Предпочтительнее в этом случае виски и джин, ибо ром такой ароматный, что безобразников могут вычислить по запаху. В вагоне два туалета, азиатский и европейский, это, надо полагать, наследие колониального прошлого. Чистота в них европейская, поддерживается и ныне.

Публика, в такой плацкарте с занавесями вполне приличная, настоящие леди и джентльмены коричневого цвета. Цена на билеты, очень низкая по нашим меркам, здесь все же служит барьером для представителей неимущих классов. Помнится, тогда я подумал, что уровень бытовой культуры в этой стране определяет принадлежность к той или иной касте. В том, что это не совсем так, пришлось убедиться попозже, уже в Гоа. Есть фактор, еще более важный, чем кастовая принадлежность, но об этом в свое время.

Ночь прошла в поезде, а наутро наш путь продолжился в автобусе. Автобус как автобус, только вместо стекол в окнах крест накрест железные пруты. Сейчас это хорошо, свежий воздух, но что они делают в сезон дождей? И вот мы едем по Индии, рассматривая ее не через стекло вагонного окна, а вблизи, можно сказать, в упор.

Наш водитель, судя по манере вождения, центрист, то есть склонен к езде посередине шоссе, таких здесь большинство. Некоторые предпочитают езду по правилам, они придерживаются левой стороны, а есть оригиналы, самовыражающиеся ездой по правой стороне. Разъезжаться несущиеся навстречу друг другу автомобили, как правило, не спешат, лишь в последний момент точным и согласованным маневром избегают столкновения. Это вовсе не лихачество, скорее, за активным невосприятием правил стоит фатализм, свойственный и индуизму, и исламу. Покорные Высшей воле шоферы каким-то чудесным образом избегают аварий. За все время нашего пребывания здесь довелось увидеть всего два ДТП. Первый раз это был лежащий на боку автобус, пассажиры которого стояли рядом, и, насколько можно было судить, серьезно пострадавших среди них не было. Во второй столкнулись две легковушки, опять-таки без вреда для экипажей, которые живо, но миролюбиво обсуждали произошедшее. Видимо, правда, Божественное провидение оберегает искренне доверяющихся ему.

Дорогу от узловой станции железной дороги до Коджурахо нельзя назвать живописной, тропический лес здесь еще не достигает того буйства, как на юге. Ну, деревья и деревья, пусть и вечнозеленые. Ни особенно ярких проявлений красоты, как в горах или у моря, ни ее сумеречного, магического света, как на севере, ни, наконец, поражающего воображение простора нашей Великой степи. Так себе пейзажики. Удивляет здесь не красота, а нечто другое. Любой, свободный от леса участок, обрабатывается. Там что-то растет, что потом съедят люди. Напомню, эта земля кормит миллиард. Поля вокруг деревень очень аккуратные. Алексей сказал, что их внешний вид говорит о высокой культуре земледелия. Даже на непрофессиональный взгляд очевидно, сколько любви и труда вложено в обработку земли. Сами деревни на удивление чистые и благоустроенные. Ну, во всяком случае, индийская деревня не грязнее нашей. А уж если сравнивать с городами этой страны, то обустроенность села здесь просто озадачивает. Хотя, возможно, ларчик открывается просто: люди в естественных условиях существования не продуцируют столько грязи, сколько в условиях, искусственно созданных. Ведь и европейское, «прогрессивное» общество производит грязи, правда, скрытой, не меньше, чем мы видим ее в городах Индии. Невидимая, накапливается она в атмосфере, в воде, внутри человеческих организмов, а главное, в сознании. В южных странах невозможен Освенцим и массовые аборты. «Фанатичный» и «жестокий» Восток не породил ничего, сопоставимого с гитлеризмом, Чикатило и Джек-Потрошитель - порождения «благополучного» Севера. Маньяк-убийца - это, как правило, белый горожанин. Попробуйте вспомнить перса, араба или индуса, который охотился бы на детей в городских джунглях. Никакой, пусть самый сумасшедший, мальчик не принесет в медресе пистолет и не начнет убивать однокашников, как это сплошь и рядом случается в школах США. Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с места им, действительно, не сойти. Опровергнуть приведенные выше утверждения фактами невозможно, но признать их мало кто согласится, для этого надо пересмотреть слишком многие устоявшиеся стереотипы. Невидимая грязь накапливается, и ее время придет. Мир еще захлебнется в ней. Но пока что, счастливые и благополучные, мы катим на автобусе в Коджурахо.

Прибыв на место, мы решили остановиться в хорошем отеле, после ночевки в Агре это было просто необходимо. Без труда была отыскана гостиница о четырех звездах. Прохладный холл с мраморными полами, устланными настоящими коврами, на стенах писанные маслом портреты важных магарадж, просторные и комфортные номера. Бронза, мрамор. Внутренний двор - скромная проекция рая, цветущие деревья, клумбы и легкая садовая мебель, просторный, глубокий бассейн. Чтобы жить здесь, нужно платить в сутки по 35 долларов за человека. Эта, та сумма, которую в российской гостинице у вас возьмут за крохотный номерок со скрипучими полами и дурно пахнущей туалетной комнатой.

В Коджурахо два комплекса храмов: один, тот, что больше, расположен прямо в городе, другой - за городом. На следующий день после приезда мы отправились осматривать их. Начать решили с дальнего комплекса. Однако первым ярким впечатлением того дня стала встреченная нами похоронная процессия. Покойника, накрытого простыней, несли на легких носилках. Поленья для сожжения везли на велосипедах, а в целом процессия, состоявшая только из мужчин, не имела никаких признаков траура, просто шли люди небольшими группками, будто болельщики на матч, спокойно переговариваясь между собой.

За город отправились на тук-туке, что вызвало некоторое затруднение. Тук-тук рассчитан на трех пассажиров, а нас - четверо. Пришлось мне устроиться рядом с водителем, Алексей с его габаритами не уместился бы на крошечном местечке, достававшемся четвертому пассажиру. Конечно, такая езда была нарушением правил, но, напомню еще раз, в этой стране нет никакой ГАИ. Мы ехали по проселочной дороге, вдыхая дурманящий аромат гашиша. Откуда бы ему взяться среди чистого поля? Оказалось, поле, точнее, поля, среди которых пролегал наш путь, хоть и чистые, но разграничены они конопляными посадками, вроде как лесополосами. Узнать это растение в Индии не так-то просто, на вид оно отличается от распространенного у нас, к тому же цветет маленькими цветочками голубого цвета, и лишь по запаху можно было догадаться, что едем среди плантаций, разгороженных конопляными лесополосами.

Представить себе индуистский храм, подобный тем, что Коджурахо, довольно легко. Это искусно вырезанная, целиком покрытая орнаментом шкатулочка из камня размером с дом в несколько этажей. Загадочные стилизации, фигурки людей, занятых повседневными делами. Говорят, на этих росписях запечатлены все секреты Кама-сутры. Если это так, то надо признать: секс в жизни древних индусов занимал куда меньше места, чем у людей современных. Русская поговорка «Делу время, потехе час», видимо, была популярна у тех, кто строил эти храмы. И никаких батальных сцен. Так, изредка повторяется тема некоего демоноборства, протыкание какого-то вздыбленного монстра маленьким человеком с копьем. Но это очень редкая тема. А так, ярус изображений людей, занятых своими людскими делами, над ним другой, с существами более высокой природы, над ними боги. Никаких битв, терзаний, отсечений членов. Тематика отличается от той, что была так популярна в древнем западном мире. Шкатулка храма, исполненная в форме вытянутого вверх колокола, вид имеет настолько гармоничный, что поначалу воспринимается просто как игрушка, для рассмотрения которой приходится почему-то задирать голову. Первый осмотренный нами комплекс состоял всего из двух храмов, и мы довольно быстро поспешили к ждавшему нас тук-туку, чтобы ехать дальше. Но тут возникло небольшое препятствие в виде двух ведьм, откуда ни возьмись появившихся на моем пути. Почему-то именно моя персона показалась им наиболее перспективной для достижения их цели. Об этом свидетельствовали пронзительные вопли: «Мони дай, дай мони». «Мони» - это, понятно, деньги, так они произносили английское «money». Но вот откуда им был известен наш глагол «дай»? Ведьмы, одно слово. Вид, надо сказать, они имели устрашающий. Макбет, действительно, имел причину потерять голову при встрече с существами, подобными тем, что требовали сейчас у меня денег. Тем более что его-то одолевали не две, а целых три, дело было ночью и его не ждал тук-тук с друзьями. Закутанные в необычно пестрые сари, сильно контрастировавшие свежей яркостью с иссушенными, морщинистыми лицами и костлявыми руками, они наседали, полные ярости, со своим странным боевым кличем: «Мони дай!». Злобные взгляды, искаженные лица, широко раскрываемые в крике рты. Зубов, на двоих, у них было не более пяти. Алексей подавал мне отчаянные знаки запрещающего характера - никаких денег. Но пройти-то они не дают, еще немного - и вцепятся. Кажется, в восторге попрошайничества они иногда забывались и слегка левитировали, забывая касаться ногами земли. Тогда я пошел на хитрость, дал им все-таки денег, но не рупий и не долларов, а тех, что соответствовали требованию «дай». Я и дал им по десятке наших, российских рублей. Ход был верным, пока они соображали, чего и сколько им дали, удалось проскочить к тук-туку, и мы умчались, обдав пылью счастливых обладательниц вновь обретенных таинственных «мони».

Другая группа храмов, целый храмовый городок, расположена в самом Коджурахо. И вот при просмотре такого количества шедевров древнего творчества у нас возник вопрос: сколько же лет ушло на строительство увиденного нами великолепия. Сколько лет мирной и созидательной работы понадобилось для создания всего этого, сколько поколений искуснейших каменотесов надо было вырастить и обучить, чтобы возникло ощущение, что вся работа выполнена одним человеком, в одной манере, с использованием одних и тех же секретов мастерства. Надо сказать, осмотр храмового комплекса в Коджурахо способен сильно поколебать представление о поступательном, прогрессивном характере исторического процесса. Ведь все увиденное нами было сделано людьми очень давно. А сейчас так уже никто сделать не сможет. Просто не хватит творческого порыва.

Из легендарного Коджурахо наш путь лежал в легендарный Гоа, на берег моря. Ехать решили на следующий день, вечером пошли на автовокзал, чтобы заранее взять билеты. И вот когда мы уже подошли к зданию вокзала, моя жена вдруг остановилась и, оглядываясь по сторонам, сказала: «Я здесь уже была». Не в силах сойти с места, она смотрела на невзрачные типовые дома, грязных лохматых детишек, в большом количестве игравших вокруг них. Выражение удивленного узнавания запечатлелось на ее лице. Честно, вначале мне стало немного не по себе, как я уже говорил, эдакие легкие дежа-вю время от времени посещали всех нас, за исключением, правда, Любы, моей жены. За тридцать четыре года, прожитых вместе, едва ли я встретил человека, более трезво и рационально смотрящего на мир. И тут вдруг такое, потрясшее ее мистическое переживание. Должен признаться, в моей жизни был период увлечения культурой Индии, ее историей, но никогда этот интерес не выходил за рамки познавательного. Точнее сказать, слово «Индия» в предыдущем предложении должно было бы быть заключено в кавычки и идти с указанием авторов этой фантазии, Р. Киплинга и чуть позднее Г. Гессе. Таких красивых выдумок о Востоке немало, взять хотя бы «Японию» Акутагавы Рюнеске и Акиры Куросавы. Но всегда хватало здравого смысла, чтобы не принимать всерьез чужие волшебные сказки, как это произошло в свое время с последователями Рериха, многочисленными йогами и дзен-буддистами. Конечно, очень интересно и крайне увлекательно, но чтобы самому всерьез руководствоваться в жизни заповедями и рекомендациями чуждой религии? Идея о метемпсихозе, переселении душ, никогда ничего кроме снисходительного умиления, у меня не вызывала. Это как же нужно бояться мрака небытия, чтоб выдумать столь незатейливую ерунду. Суровое Гераклитовское изречение «Не то ждет людей после смерти, что они думают» было для меня единственно приемлемым ответом на вопрос о загробном существовании. Но там, в Коджурахо, возле автовокзала, на какой-то миг я безоговорочно принял - да, моя жена когда-то, в одной из предыдущих жизней, жила здесь. И сразу унылое и непримечательное место это стало и для меня родным и милым. По-другому посмотрел я на лохматых, грязных как черти детей. Даже расхотелось уезжать.

…На другой день рейсовый автобус заехал за нами в отель, и мы отправились к морю. Дорога в Маргау, курортный город в штате Гоа, заняла у нас больше половины суток, прибыли мы туда к вечеру, достаточно измотанные, но готовые продолжить путь дальше, чтобы уже сегодня окунуться наконец в воды Аравийского моря. Вокзал в Маргау поразил меня, вначале я даже не понял, что именно представилось таким диковинным. Тот же зной, те же темнокожие люди, правда, фрикеров, свободно путешествующих европейцев, побольше, они выделяются из толпы даже тогда, когда загорелые до черноты, мимикрируют под местных, одеждой и прическами подражая индусам. Но фрикеров в конце концов все равно ничтожно мало, и не они выделяют этот город из всего, что было увидено нами в Индии. Лишь осмотревшись, мы разгадали загадку Маргао. Здесь чисто. Уже на вокзале чисто. В том смысле, что не почище, чем в других местах, это вообще-то не показатель, а просто чисто. Чище чем, скажем, на ставропольском вокзале. Никто не валяется на полу, даже на скамейках нет лежащих людей. Ни одного обрывка бумаги, нет разбросанных повсюду пищевых отходов. Во всем остальном вроде Индия как Индия, но чисто. Поразительно.

Немало подивившись этому факту, мы двинулись дальше, спеша достигнуть моря уже сегодня. Путь наш лежал в городок Колва, куда наша компания прибыла затемно. Устроились там в дешевой гостинице, чистота которой, равно как фантастическая дешевизна, привлекали нас. Окна в номерах были нормальные, а не крохотные бойницы, густо переплетенные решетками, как в других дешевых гостиницах этой страны. Было уже совсем темно, когда мы достигли наконец пляжа. Усталые, голодные, но счастливые, мы окунулись в теплое море, о котором мечтали все последние дни.

Надо сказать, море отблагодарило нас щедро за столь верную преданность его зову. На берег мы вышли совершенно отдохнувшие, радостные и готовые к новым приключениям. Замечу, среди нас не оказалось ни одного слабого пловца, любовь к морю не была чувством платоническим, лишь оказавшись в водной стихии, мы сразу пустились вплавь наперегонки. И хотя лидерство нашего вождя и здесь было сохранено, но не без усилий с его стороны, ибо даже наши женщины совсем немного уступали нам в состязании по плаванию. Было уже близко к полуночи, когда, приняв душ и переодевшись, мы снова вышли в город, решив отметить завершение этого этапа нашего странствия. Колва - город туристический, найти ночной ресторан в нем не такая уж сложная задача.

Ресторанный зал - просторная площадка под навесом, столы в несколько рядов. Свободных мест мало. Что удивило, это присутствие здесь молодежной компании из местных, среди которой были и девушки. Как потом выяснилось, у одной из них был день рождения, по этому поводу всех, кто был в зале, угостили конфетами.

Кроме нас, туристов из России в зале, кажется, не было. Европа, Израиль. Европейцы постарше, израильтяне, в основном молодежь.

Хотя уже перевалило за полночь, веселье не шло на убыль, даже нам, начавшим свой день ни свет ни заря, не хотелось уходить из этого ресторана. Алексей вдруг проникся сочувствием к иностранцам. «Жаль мне все-таки их, - неожиданно заявил он. Жизнь у них безрадостная». В устах убежденного «западника» такое было вовсе неожиданно. «А отчего же, Алексей Анатольевич, жалко тебе этих благополучных и беззаботных, ты бы лучше нас, сирых, пожалел», - недоуменно, слегка впадая уже в хмельную велеречивость, спросил я. «А оттого, что с такими женщинами, как у них, никакому благополучию и никакой беззаботности рад не будешь. Ты вот посмотри на них». И я посмотрел. И увидел, что Алексей, избравший такой изощренный способ сделать комплимент собственной жене, фактически прав. Не изящные, но отменно костлявые француженки и немки, толстые, коротконогие израильтянки - не надо быть сверхтребовательным эстетом, чтобы оценить их удручающую непривлекательность. Но это никак не мешает им чувствовать себя весело и уверенно, а кавалерам смотреть на них с довольством и симпатией. Не успел я согласиться или попытаться опровергнуть слова Алексея, как распахнулась калитка заведения, и на пороге появилась пара. Белое платье девушки плотно облегало безупречно сложенное тело, а густая копна белых волос светилась в темноте тропической ночи. Она была хороша. Он, как выяснилось чуть позже, тоже, но в момент их появления парень почти не был виден. Мрак ночи, так эффектно подчеркивавший внешность его спутницы, вовсе скрывал мужчину, он был черен, как бог того континента, от которого нас отделяло теплое Аравийское море. И хотя черты его лица были неразличимы, по танцующей пластике движений, по очертаниям узкой в талии и широкой в плечах, длиннорукой и длинноногой его фигуры ясно было, что парень африканец. «Вот видишь, - назидательно сказал я, - нельзя обобщать, смотри-ка, какая красавица с негром, наверняка американцы». Алексей дипломатично промолчал, может, он искал, что возразить мне, но тем временем эффектная пара поравнялась с нашим столиком и блондинка в белом тихо, но отчетливо произнесла: «Денис, это обязательно, забиваться в самый дальний угол?» - «Оля, ей-богу, ты капризничаешь, все занято, ты сама прекрасно видишь».

Алексей, услышав этот диалог, прямо на глазах приободрился, но, со свойственным ему интеллигентским великодушием, произнес: «Насчет обобщений ты, наверное, прав, но все-таки женщины у них - просто страсть». Что я мог возразить?

Мы еще долго просидели в ресторане, неспешно наслаждаясь выпивкой, тропической ночью и нашей беседой, обо всем и ни о чем. К себе в номер пришли совсем поздно, только приготовились ко сну, как появился Алексей, радостный, и сообщил, что нашел ночной клуб с бассейном, куда надо немедленно отправиться. Признаюсь, мне стало худо, я подумал о разнице в возрасте, которую не преодолеть, но обреченно стал собираться в клуб с бассейном. Только оделся снова, как уснул, одетый, с ужасом сознавая, что вот сейчас придется просыпаться. Но проснулся я лишь поздним утром. Жена сказала, что Алексей так и не появился ночью. Не спеша умывшись, я отправился звать наших друзей завтракать. Светлана со смехом рассказала, как ночью Леша собрался было в какой-то клуб, но неожиданно упал и уснул непробудным богатырским сном. Воистину, все имеет свой предел, даже энергия нашего вождя.

Наступивший день был посвящен знакомству с Колвой и купанию в море. Тогда произошла встреча с тем человеком, знавшим Гагарина, Терешкову и Ромаба, о которой я рассказал раньше.

В Колве полно магазинов, торгующих кустарными поделками, мебелью из черного дерева, изделиями из бронзы и серебра. Кустарны-то они кустарные, но исполнены на таком уровне мастерства, что иначе, чем произведениями искусства, не назовешь. Магазинчики с таким товаром начинаются прямо от нашего отеля, продавцы, завидев нас, радостно приветствуют на русском, кричат, что попало, кто «доброе утро», кто «с днем рождения», кто поздравляет с праздником. Неизвестно, правда, с каким. Мы отвечаем, но предлагаемым товаром не интересуемся. Продавцы не очень назойливы, не покупаешь, ну и что, все равно «с днем рождения». «Помогал» нет вообще. То есть, если вы что-то спросите, вам с готовностью помогут и объяснят, но назойливо свои услуги никто практически не навязывает. Странно, ведь здесь иностранных туристов куда больше, чем в тех местах, где мы подвергались атакам «помогал». Вскоре нам, кажется, удалось найти объяснение и загадочному отсутствию назойливых дармоедов, и чистоте на улицах, но пока что мы просто бездумно отдыхали от всего, что успело порядком надоесть. Целый день мы посвятили купанию в море и осмотру города. А на другой, проводив женщин на пляж, поехали в Маргау, за билетами в Мумбаи, откуда утром тридцатого должны вылетать в Москву.

Дорога довольно живописная, но привлекательность ее заключена, скорее. в том, что сделал в этих местах человек, это дачно-курортное очарование. Деревеньки и просто отдельно расположенные поместья живо напоминают фазенды из бразильских сериалов, веранды с легкими колоннами, дома максимум двухэтажные, но большие, вытянутые вдоль дороги. Перед домами - цветники с яркими тропическими цветами, пышные, но довольно незатейливые. Такой бы материал европейским мастерам садового искусства! По дороге мы увидели несколько католических часовен, небольшие, искусно сделанные, они просто ослепляют своей первозданной белизной. То ли известь здесь какая-то особая, то ли она так выгорает под тропическим солнцем, а может, просто белый цвет, практически отсутствующий среди природных цветов тропических краев, сильно бросается в глаза. Наверняка скажу лишь, что не надо быть католиком, чтобы ощутить тихое умиление при виде этих архитектурных сооружений. Многим из них по нескольку сотен лет.

Итак, мы пробыли в Колве целых два дня, если не считать вылазки за билетами в Маргау. Поэтому, чтобы не терять темпа нашего странствия, утром следующего дня наша маленькая экспедиция отправилась на необитаемый остров. Небольшой катер, доставил нас на этот кусочек суши километрах в пятнадцати от материка. Катер ушел, оставив с нами в качестве гидов и залога своего возвращения двух индусов.

Нет смысла описывать красоты острова в южном море, те, кто видели, знают, а чтобы рассказать тем, кто не видел, нужен дар совсем иного масштаба, нежели мой собственный.

Остров необитаем, и здесь вдруг сразу ощущаешь, как же густо населена Индия. Чувство переполненности пространства людьми, достаточно острое в первые дни, со временем притупляется, и. лишь попав в такой вот вакуум, с новой силой ощущаешь его. Это довольно острое чувство, в принципе, известное всем, оно и выталкивает горожан в выходные на дачу и на рыбалку, но, чтобы четко сформулировать его природу для себя, мне понадобилось оказаться после муравейников индийских городов на необитаемом острове. Остров горист, высоко над морем поднимается вершина островного холма, почти на самой высокой точке - огромный белый крест. Напоминает распятие, высящееся на холме над Рио, только поменьше и без фигуры распятого. Думаю, наше впечатление от посещения острова, плавания с масками в его бухте, восхождения на вершину холма, было бы не полным, не затей какие-то огромные морские жители игр на водной поверхности. Кто это были - киты или касатки, - не берусь сказать, завидев их, наши гиды стали кричать: «Дельфины, дельфины», но размеры животных настолько превосходили наше представление о дельфинах, что мне показалось, это киты затеяли игры с прыжками и нырянием, дабы поразить нас своею мощью и красотой. Должен признать, это им удалось. И вот что еще: кажется, после того как мы побывали на этом острове, полюбовались бескрайними морскими просторами с разбросанными повсюду небольшими островками, один краше другого, в нашем внутреннем экспедиционном жаргоне словосочетание «Мать Индия» стало теснить принятое до того «Инкредибил Индия». Понятно, что и тот ,и другой оборот использовался нами с большой долей иронии, но все же. Одно дело, когда, вырвавшись из роя «помогал», Леша, прежде чем наметить дальнейший маршрут, махнув рукой, говорил с сарказмом: «Инкредибил Индия, ну что тут сделаешь», и несколько иное, когда в какой-то затруднительной ситуации мы, разведя руками, с пониманием, пусть ироничным, кротко сетовали: «Мать Индия, понимать надо».

Однако «немногих добровольный крест» увлекал нас дальше, на другой день мы оставили очаровательную Колву и направились в Палолем, одну из столиц канувшего в небытие движения «хиппи». Его расцвет пришелся на нашу с Любой молодость, правда, все, что мы могли знать о нем, черпалось из журнала «Юность» и еще, может быть, пары официальных изданий. Нет, мы не «хипповали», не до того было, но если бы нам в том далеком прошлом кто-то сказал, что на склоне лет мы попадем в это место на карте, никто бы, конечно, не поверил в это. Ведь миграция советской молодежи одобрялась только в зону вечной мерзлоты. «Пляжи с пальмами не для нас», это было как дважды два.

Но мир меняется, человеческая жизнь слишком коротка, а знания скудны, чтобы определить направление вектора измерений, но факт изменчивости неоспорим. И вот подтверждение этой неоспоримости наше пребывание под пальмами Палолема. Опять-таки, не стану напрягать свои немощные силы описанием красот и достопримечательностей, скажу лишь, что каждый закат солнца туристы высыпают на берег и с помощью фото- и видеокамер запечатлевают его. И действительно, хочется сохранить и увести с собой это: гаснущее в океане солнце, целая флотилия рыболовецких суденышек, красная дорожка заката.

Упомянутые мной суденышки, помимо аранжировки картины заката, выполняют еще одну, не менее важную функцию - они снабжают морепродуктами вытянувшиеся вдоль берега ресторанчики и харчевни. Не самый большой любитель ресторанной жизни, именно в Палолеме я понял, что на самом деле мне рестораны очень нравятся, только те, где песчаный пол и потолок из тростника, а вместо грохочущей музыки - шум прибоя.

В Палолеме мы остановились в кемпинге, где почти бесплатно жили в хижинах из жердей, без удобств, зато прямо на берегу. Мне кажется, хиппи в свое время выбрали Палолем вовсе не случайно, безудержный балдеж здесь просто растворен в воздухе. Чтобы понять, что это не выдумки стареющего романтика, а строго научный факт, достаточно взглянуть на местных пляжных собак. Собак на индийских пляжах вообще много, но только в Палолеме мы видели псов, блаженно и бесстыдно развалившихся на спине.

Точно копируя отдыхающих людей, их четвероногие друзья принимают позы, свидетельствующие о крайнем расслаблении и блаженстве, как правило, не присущие скромной и строгой собачьей природе.

Два дня было посвящено самому обычному отдыху на берегу моря. В один из дней я позвонил по сотовой связи в Ставрополь, нужно было обсудить накопившиеся дела, этот не очень короткий разговор обошелся мне в пересчете около семнадцати рублей. Примерно столько, сколько бы он стоил внутри Ставрополя. Возможно, в своем повествовании я излишне часто обращаю внимание на стоимость тех или иных вещей и услуг, но тут вот что. Все время меня не оставляла мысль о том, кому же на самом деле мы платим деньги в своей стране, если все может быть настолько дешево в перенаселенной, не добывающей нефть стране, каковой является Индия. Почему наши сотовые телефоны с оплаченным по немыслимым тарифам международным роумингом безмолвствовали, несмотря на клятвенные заверения ставропольских операторов, что они должны работать в любой точке Земли. В то время когда совершенно дешевая индийская сеть обеспечивает надежную связь с Россией. Кому и какой процент «отстегивают» наши телефонщики, что их услуги так дороги и низкокачественны. Индия не производит бензин, но проезд на такси там оплачивается примерно по ценам наших автобусных перевозок. Если не внутригородские, то междугородные перевозки как раз соответствуют такому коэффициенту. Тогда почему наши таксисты не самые богатые в мире люди? При нашем-то объеме нефтедобычи и ценах на перевозки. Кто же забирает их деньги, вынуждая при этом драть с пассажиров три шкуры? Стоит посетить Индию, чтобы вообразить масштаб грабежа на просторах нашей страны.

Однако время нашего путешествия стремительно заканчивалось, и, перед тем как лечь на обратный путь, мы совершили еще одну, едва ли не самую впечатляющую вылазку.

Из Палолема наш путь лежал на северо-запад, в местечко под названием Канагуиним. Ехали все время вдоль береговой линии, но, поскольку берег здесь крут и обрывист, море не видно с дороги. Зато как прекрасен вид пляжа и морского простора, когда любуешься ими, стоя на краю обрыва. Купание, правда, не столь приятное, как в Палолеме, из-за множества острых подводных камней.

На обратном пути мы посетили еще одну достопримечательность, старинный португальский форт. Полуразрушенная крепость, возвышающаяся прямо на краю крутого, практически отвесного спуска к морю. Крепостных ворот нет, осталась лишь арка, где они когда-то располагались. Ров, вырытый вдоль каменной стены несколько веков назад, конечно, уже сильно осыпался, но все еще довольно глубок. Когда-то, наверное, через него был перекинут подъемный мост, но сейчас ко входу в некогда неприступный бастион можно пройти по насыпи. Размеры территории форта соответствуют мощи защищавших его стен, пять, а может, и шесть футбольный полей свободно разместились бы здесь. Напротив входа стоит здание, вытянутое наподобие барака, с неизменной верандой вдоль всей длины. К торцу этого полутораэтажного строения приделан довольно нелепый фасад из трех уровней. На первом уровне расположены подряд три высокие двери, над ними окна чердака, а третий уровень, за которым уже нет строения, он возвышается над крышей, выполнен в форме треугольника с волнообразными боковыми сторонами. Вершину треугольника венчает крест, под ним проем, а в проеме весит колокол без языка. Хотя не ясно, будь этот атрибут на месте, как к нему мог подобраться звонарь? Разве что по коньку крутой черепичной крыши. Здание побелено, но темные пятна сырости тут и там разъедают уже белизну стен. Кажется, часть полутораэтажного барака, прилегавшая к фасаду с крестом и колоколом, служила храмом, а остальная, отгороженная внутренней стеной, была казармой. Некоторая громоздкая неуклюжесть этого строения, темные пятна сырости и другие признаки заброшенности вызвали у меня почему-то чувство сострадания к нему, будто это живое существо. Я вспомнил, что почти пятьдесят лет назад что-то подобное помешало мне дочитать роман Сервантеса. Было так жаль чудесного Дон Кихота, что я бросил эту книгу.

Еще один сохранившийся дом стоял вплотную к крепостной стене. Странное сооружение, квадратное по периметру, метров пять на пять, невысокое, но двухэтажное, без окон на первом этаже, с очень толстыми, судя по глубине дверного проема, стенами. Если представить себе архитектурное воплощение образа Санчи Пансы, выйдет нечто подобное. Наверное, это был какой-то склад. Еще несколько построек представляли собой безликие руины. А вся территория форта напоминала заброшенный парк. Густая, но невысокая трава, деревья растут не часто, некоторые из них очень старые. Особенно запомнилось одно, наполовину высохшее, с обнаженными корнями, похожее на произведения мастеров бонсай. Одиноко стоит оно на самой возвышенной части форта, а под ним белеют крестики могил.

Осматривая форт, мы разбрелись кто куда, и вот я услышал голос жены, звавшей меня. Она показала мне маленькое сооружение из бетона с крашенной в серебряный цвет галькой. Внутри, за стеклом, статуэтка католической святой, очень простая такая статуэтка, но кротость лица и молитвенно сложенные руки достаточно выразительны. Я посмотрел и отошел бы, если бы жена не сказала мне: «Ты прочти». И правда, на подставке статуи было написано имя: «Фатима». Святая Фатима, единственная из католических святых с арабским именем. Имя моей покойной матери, столь неожиданно прочитанное в заброшенном форте, сразу придало живость восприятию всего, что окружало нас там. Алексей со Светланой были где-то в другом конце форта, а мы с моей Любой стояли молча перед статуэткой.

И призраки отважных и важных сеньоров, когда-то обитавших здесь, прошли передо мной. Как же хотелось мне узнать побольше о них! Вот бы быть богатым, бросить все, восстановить этот форт и дожить здесь остаток своих дней. Это я сказал уже вслух, что, конечно, не могло не вызвать прилив иронии у моей Любы: «Ты у меня старый фантазер». Женщины очень точно формулируют приговоры мужчинам. Потом мы поднялись на полуразрушенную крепостную башню. С нее открывался вид на морской простор, который нам, привыкшим преодолевать расстояния на самолете, все-таки представляется бескрайним. Каким же он был в глазах моряков парусного флота!

Вскоре на башню поднялись новые туристы, двое совсем молодых скандинавов, оба двухметрового роста, один блондин, другой брюнет, они явно стилизовались под викингов, волосы до плеч, бороды. Впрочем, настроены норманны были вполне миролюбиво и даже сами предложили сфотографировать нас. Мы охотно согласились, усевшись для этого на здоровенную казематную пушку, когда-то защищавшую форт.

Мысль о том, что Алексей со Светланой уже ждут нас у входа в крепость, заставляла спешить. На удивление, ждать, правда, немного, пришлось нам. Алексей подошел ко мне и с грустной улыбкой сказал: «Вот бы быть богатым, бросить все и поселиться в этом месте. Какое-то оно особенное». Я молча, но с торжествующей улыбкой взглянул на свою жену: что-что, а назвать Лешу фантазером никак нельзя. Тем более старым.

Посещение форта Кабо Де Рама подарило впечатления, заслонившие все виденное в тот день. На обратном пути мы еще заехали в местечко под названием Анагонда, пляжи там не хуже, чем в Палолеме, зато нет никаких туристов. На пляже только собаки, людей нет. Одна из собак привлекла мое внимание, это был великолепный, хотя и худой английский дог. Я подошел к нему и почесал между глаз. Дог блаженно закрыл глаза и тяжело вздохнул, видно, животное истосковалось по дружбе с человеком. Возможно, с его хозяевами что-то случилось, и бедняга был вынужден примкнуть к своре пляжных собак. К сожалению, ни у кого из нас не оказалось никакого угощения для дога, проводившего нас грустным взглядом умных глаз.

Вечером мы устроили прощальный ужин в ресторанчике на пляже. Заказали множество всяких деликатесов, в том числе двух здоровенных лобстеров. Никому из нас не хотелось уезжать, между тем время нашей маленькой экспедиции заканчивалось. Завтра - дорога в Мумбаи. Да, крепко приворожила нас мать Индия. Но это не значит, конечно, что сидели мы мрачные, с унылым видом. Как раз наоборот. Веселились от души, вспоминали увиденное. Конечно же, обсуждали впечатления от посещения форта Кабо Де Рама. Это давно заброшенное место до сих пор хранило и распространяло уютное очарование старушки Европы. Вместе с тем там ощущалась такая связь со всем миром, будто курсы португальских парусников, когда-то отмеченные капитанами иглой на карте, навек остались неосязаемыми нитями, связывающими старый форт со всеми портами на свете. От этого кажется, что там стоишь в середине Земли.

Какие странные мысли и ассоциации навеяло пребывание в Кабо Де Рама! Мы восхищались умом и политической прозорливостью самураев, долгое время не пускавших никого из европейцев, кроме португальцев, в Японию. Обычно этот факт трактуется так, что хитрые португальские монахи ловко плели интриги, охраняя монополию на торговлю со Страной восходящего солнца. На самом деле японская знать, пусть жестокая и высокомерная, все же выше всех других качеств ценившая «искренность» в самом развернутом понимании, просто не могла иметь дело с иными представителями европейской цивилизации. «Искренность возбуждает небеса». Ну как, всерьез руководствуясь доктринами подобного рода, можно было иметь дело с фарисействующими протестантами, чья идеология проста - выгода любой ценой. Воспитанные в традициях своей, во многом построенной на интуиции, культуры японцы именно интуитивно сделали выбор в пользу португальцев. И вот перед нами наглядная и яркая иллюстрация: Индия постанглийская и Индия постпортугальская. Да, государственное устройство, политическая культура, общегосударственный язык, наконец, стремление к порядку в делах принесли англичане. Но здесь, в «португальской» Индии, чистота и достойное поведение людей. Нет писсуаров, вделанных в стену, никто не валяется на улицах, и хотя климат здесь жарче, что-то не видно щеголяющих в набедренных повязках. Представители низших каст здесь не опускаются до полуживотного уровня, не калечат своих детей ради успеха в попрошайничестве. Португальцы, как и их соседи по полуострову испанцы, всюду приходили прежде всего в качестве миссионеров, во всех их бывших колониях - католицизм. Англичан нисколько не заботило спасение душ аборигенов, главное, что у них можно отнять. А местное население, его лучше всего уничтожить, как это сделали они в Северной Америке или в Австралии. Разница колонизаторского поведения англичан, с одной стороны, и испанцев с португальцами, с другой, еще ярче видна, если сравнить между собой Северную и Латинскую Америки. На севере, в зоне английской колонизации, от местного населения осталось лишь воспоминание, жалкие резервации. В странах Латинской Америки мы видим президентов - индейцев по крови. Однако в памяти человечества сохранилась невероятная жестокость испанских колонизаторов, преувеличенная выше всех пределов, иначе как бы сохранились народы, ими завоеванные, и «цивилизаторская» роль «Белого Человека», конечно же, англосакса, на самом деле принесшего почти поголовное истребление завоеванным народам, но отнюдь не отворотившего их остатки от дьяволопоклонничества. В чем причина разницы колонизаторского поведения, в национальном характере или в том, что протестантизм по своей сущности есть компромисс с дьяволом, ответить крайне трудно, да никто всерьез и не задается в наше стремительное время вопросами минувших эпох. Бывшая колония Португалии в Новом Свете, Бразилия, стала самым большим католическим государством в мире, не имеющим расовых проблем, колония Англии - США - братской могилой краснокожих аборигенов. Но Британия стала повелительницей морей, а повелителей, как и победителей, не судят. Ну а мы в маленьком индийском штате Гоа смогли увидеть, какой неудачей для всего человечества обернулась непогода, погубившая испанскую «Непобедимую Армаду». Люди жили бы в куда более гармоничном и добром мире, если бы миссию включения всех народов в цивилизацию продолжили романские нации, а не те, гораздые лишь в присвоении чужого, которые перехватили инициативу впоследствии. Кстати, само название «Непобедимая» придумали не богобоязненные испанцы, твердо знавшие, что победа - дар божий. Название, скорее всего, выдумка английских памфлетистов, осмеявших неудачный морской поход. Испанцы и союзные им португальцы делали ставку на абордажные бои, в которых все решает доблесть, и у англичан не было бы никаких шансов противостоять им, но хмурым летом 1588 года не удалось сверкнуть ни толедской стали мечей благородных сеньоров, ни доблести их обладателей. Исход дела решила непогода и английская судовая артиллерия.

Так что и нам не стоит удивляться, когда через несколько лет мы прочтем в учебниках истории, как американские войска остановили Гитлера на Волге. История - материал пластичный. Хозяева настоящего лепят прошлое по своим надобностям. Вдохновенные миссионеры, добрые католики, двоюродные братья по крови Кортес и Писсаро известны ныне как алчные завоеватели, зато уничтожители населения целых континентов скромненько пребывают в тени, хотя справедливость требует восстановить их имена рядом с Гитлером. Да какой там Гитлер, ни за кем из исторических злодеев не числится полного уничтожения населения завоеванных стран. Ни Чингисхан, ни Аттила не совершали такого. Но почему-то одни осуждены и прокляты, другие - благополучно забыты. Или, может, страшусь сказать, не важно, как и сколько людей ты убиваешь, важна лишь котировка уничтоженных на всемирной исторической бирже?..

…Прощальный ужин с лобстерами и ромом обошелся нам не дороже, чем стоило бы пиво в московском баре средней руки. Поблагодарив за посещение его скромного ресторанчика, индус вежливо поинтересовался, как правильно писать аббревиатуру «КГБ». Алексей показал, и мы, в свою очередь, спросили, зачем ему это. «Хочу так назвать новый коктейль», - скромно признался хозяин. «Ну а почему не ФБР или Ми-6?»

«КГБ - это русские, все знают. Никто не может пить, как русские. Если бы на месте двух сегодняшних гостей из России были бы четверо индусов, все четверо, без сомнения, умерли бы от перепоя прямо здесь, за столом, а русские друзья веселы и прекрасно выглядят. Это просто фантастика».

«Никакой фантастики, - заверил Алексей, - просто мы, как и вы, любим огонь. «Агни». Если бы мы съели столько вашего огненного соуса кари, сколько съедаете его вы за обедом, мы бы точно сгорели заживо. У нас огненное питье, а у вас огненная еда». После Лешиных слов у хозяина ресторана, кажется, отлегло от сердца. Но он все равно продолжал смотреть на нас так, словно мы на его глазах вышли из работающей доменной печи.

А на другой день, двадцать восьмого числа, мы на поезде выехали в Мумбаи. По дороге ничего примечательного не произошло, утром двадцать девятого мы благополучно прибыли в Бомбей. Таким образом, на знакомство с великим и неповторимым Бомбеем у нас был всего один неполный день. Это не то что мало, за такое время невозможно даже составить хоть сколько-то связанное представление об одном из самых примечательных городов мира. Решили посмотреть хотя бы то, что не посмотреть было просто нельзя. Поехали в порт, к знаменитой арке, именуемой воротами Индии. Дорога долгое время, километров, может, десять, тянулась по улице, вдоль которой сплошным рядом стояли хижины из жердей. Переднюю часть такой хижины занимает выставленный на продажу товар, у кого какой, тут и бакалея, и одежда, и стройматериалы. В глубине жилища видны спальные места, разложенный примитивный скарб. Вот где действительно семья - ячейка общества. Целый проспект ячеек. Для туристов бич этих мест - светофоры. Какими лихими бы ни были местные водители, большинство из них останавливается на красный свет. Такси без кондиционеров, поэтому с закрытыми окнами просто задохнешься. Толпы детей с криками «Дай!», «Я голоден!» бросаются к стоящей машине, лезут в салон. Давать милостыню - бессмысленно, детей в этой стране сотни миллионов, и многие из них действительно голодны.

Потом пошли дома, более соответствующие нашему представлению о человеческом жилище. Странно, в этой перенаселенной стране очень много пустующих квартир, их видно по выбитым окнам, заброшенным, пустующим балконам. Все чаще и чаще попадаются современные многоэтажные дома. Улицу, по которой мы ехали, пересекают широченные проспекты. Чем дальше, тем оживленнее мы вертим головами, пытаясь не упустить диковинные виды. И вот наконец слева я увидел нечто, что заставило меня велеть таксисту остановиться. Каменное здание оказалось вокзалом, построенным англичанами, кажется, в конце девятнадцатого века. Красота и необычность удивили нас, и мы какое-то время потратили, рассматривая и фотографируя это чудо. Лишь спустя время, совершенно случайно, я узнал, что Бомбейский вокзал считается одной из вершин мирового архитектурного искусства.

Дорога от гостиницы возле аэропорта до гавани оказалась совсем не близкой, километров тридцать. Говоря честно, большая арка с помпезным названием «Ворота Индии» лично на меня особого впечатления не произвела, гораздо больше запомнился вид порта, на набережной - восхитительные ландо, запряженные четверками грациозных лошадей. Благодаря мудрой финансовой политике вождя и фантастической выдержке наших женщин у нас осталось ощутимое количество рупий, которые завтра нам будут уже не нужны. Чтобы устроить женщинам праздник, решили остаток дня посвятить походу по магазинам, то есть тому, что на мерзком новоязе именуется гнусным словом «шопинг». А чтобы не превращать небольшой женский праздник в наказание для мужчин, время, отпущенное на хождение по магазинам, мы с Алексеем провели в довольно фешенебельном пивном баре. И это был как раз тот случай, когда сытые волки и целые овцы остались очень довольны друг другом. Когда наши усталые спутницы зашли наконец за нами, уже смеркалось. Купить они ничего не купили, только провели разведку. За покупками отправились вместе.

Между тем стемнело, нам открылась панорама ночной гавани, огромный амфитеатр сверкающих огней и темное зеркало «сцены», которая отражает ночные огни мегаполиса. Ночная темнота скрыла то, что днем делало вид бухты неприглядным: плавающие трупы собак, мусор. Сейчас это выглядело привлекательно, как картинка для туристов. Сияние огней и черный блеск морской глади.

Мы довольно быстро обошли намеченные женщинами магазины, загрузились покупками и готовы были возвращаться в гостиницу. Посещение магазинов оставило в памяти один довольно оригинальный торговый прием. Магазин обуви, о котором я хочу рассказать, напоминал, скорее, музей, где на стеллажах за стеклом выставлены экспонаты. Но достаточно назвать индекс экспоната и размер, как тут же, прямо из дыры в потолке, в торговый зал падает требуемый товар. И продавец торжественно вручает его покупателю. После такого необычного появления товара свыше не купить его как-то неловко. Интересно, это сам хозяин магазина придумал или уже давно отработанный прием? На торговой улице за нами увязались нищие - калеки, молодые парни, передвигающиеся ползком, с помощью рук. Ноги у них атрофированы, беспомощно волокутся по тротуару. Как я читал, калечат их специально, для нищенского ремесла. Но если это делают в раннем детстве, неясно, как перебитые конечности потом вырастают до обычных размеров, а если ужасная операция производится в сознательном возрасте, непонятно, что может заставить молодого человека согласиться на нее. Двигаются калеки довольно проворно, обгоняя пешеходов, с тем чтобы, обогнав, умоляюще заглянуть в глаза. Слово «рост» неприменимо к этим живущим в горизонтальном мире несчастным, поэтому скажу, что длина их тел довольно велика, как у среднего европейца, а лица осмысленны и не лишены привлекательности. Люба бросила одному из них мелочь, с какой же благодарностью и восторгом он посмотрел на нее, даже успел, резко оттолкнувшись сильными руками от асфальта, благодарственно сложить ладони на мгновение перед лицом, с тем чтобы тут же снова пасть на них. Вид юношей, ползающих по шумной, ярко освещенной улице, навсегда остался в моей памяти. Окончательно испортило настроение известие о террористическом акте, совершенном в Дели, как раз в том самом Пахаранже, где мы останавливались накануне. Погибло много людей, возможно, кого-то из них мы видели еще совсем недавно. Это несчастье особенно подействовало на нас потому, что в день нашего отлета из Москвы произошло нападение боевиков на город Нальчик, и вот отлет из Индии - и снова терроризм, гибель ни в чем не повинных людей. В каком же жестоком и неустроенном мире мы живем, если бессмысленные бойни - простая обыденность!

Обратный перелет в Москву прошел на редкость гладко и даже весело. В самолете было полно пустых мест, наши женщины с комфортом улеглись спать, заняв по три места, а мы с Алексеем отправились в хвост самолета, где никого, кроме стюардов, не было. Со стюардами мы вскоре познакомились, что вообще-то им запрещено инструкцией, но эти симпатичные ребята охотно поддерживали с нами разговор. Узнав, что мы самостоятельно путешествовали по Индии, они с интересом расспрашивали о нашем путешествии и сетовали, что они сами, столько раз уже бывавшие в этой стране, ничего достопримечательного не могут увидеть. Надо ли говорить о том, что французское вино в маленьких бутылочках, выдаваемое на каждый рейс из расчета полной загрузки пассажирами, в том рейсе с полупустым салоном было освоено полностью благодаря лишь нашим усилиям. Один из стюардов воевал в Афганистане, и когда мы летели над этой страной, он кратко, но очень толково объяснял, что на самом деле мы видим внизу. Мне показалось удивительным то, что стюардессой на этом рейсе была та же девушка, что и на рейсе «Москва - Дели», которым мы прилетели шестнадцать дней назад. Я спросил ее об этом, на что получил вежливый, но очень холодный ответ, в котором чувствовалось отношение красивой девушки к пожилым подвыпившим приставалам. «Этого просто не могло быть, я летаю в Мумбаи». Девушка была действительно хороша собой, высокая шатенка, похожая на итальянских актрис эпохи неореализма. Я пожалел, что задал ей ненужный вопрос, выставив себя в не лучшем свете. Но по прошествии нескольких секунд стюардесса, видимо, вспомнив что-то, сама спросила: «А какого числа это было?». «Четырнадцатого, как я уже говорил, четырнадцатого числа мы летели из Москвы в Дели, и я уверен, что сопровождали рейс именно вы». Девушка засмеялась и сказала, что, действительно, четырнадцатого она летала по замене в Дели. «Странно, как вы меня запомнили, а вот я вас не помню». Будь эта фраза произнесена не так неподдельно искренне, ее, конечно, можно было бы принять за издевку, но в тот момент это прозвучало так бесхитростно, что я не удержался от смеха: «Это было бы еще удивительнее, чем если бы я не запомнил вас».

Москва встретила нас не по-осеннему теплой погодой, что было весьма кстати, ведь теплые вещи у нас остались на вокзале, в камере хранения. Во время прохождения таможенного осмотра откуда-то появился чиновник, внимательно осмотрел пассажиров, ждущих своей очереди на прохождение, и подошел к нам, стоящим в самом конце. «Вы вместе? - уточнил он, и мы подтвердили. - Ну, проходите», - разрешил чиновник, провел нас через пустовавший проход и вновь удалился. Немало подивившись такому обороту, мы истолковали его как знак счастливого завершения нашего незабываемого путешествия по Индии. Путешествия, которое обогатило нас не только впечатлениями об этой стране. Перефразируя фразу Киплинга, скажу: «Что знает о России тот, кто знает только Россию?»

МАЛАЙЗИЯ И СИНГАПУР

Это было наше третье путешествие с Алексеем Гавриловым. Первое - в Индию, второе - в Иорданию.

В Москве сели в самолет. Боинг 777 - машина вроде нашего 96-го Ила, ничем не лучше, но в наших самолетах нет компьютеров в спинках кресел, пассажирам не выдаются носки, чтобы, сняв обувь, они могли ходить в них по салону, ведь время пути - 11 часов. По компьютеру можно смотреть кино или рекламные ролики туристических компаний, но мне больше нравится следить на экране за маршрутом. Изображение представляет карту мира. Там, где сейчас ночь, лежит тень, города обозначены сверканием крошечных огоньков. Проведена линия предстоящего маршрута, и на ней - самолетик, в том месте, где мы сейчас находимся. Потом идет информация о режиме полета. Все это порождает чувство сопричастности к процессу перемещения в пространстве.

В пути до Сингапура мы имели теоретический шанс остаться без предводителя. Было это так. Сзади нас с Любой сидели какие-то толстушки из Москвы, развеселые офисные существа, насквозь прокуренные, вспоенные кофе, бывшие женщины лет под тридцать. Иногда они, то ли для тренинга, то ли для форса, переходили на английский - на зависть беглый и уверенный у всех троих. И вот главная из путешественниц, приняв необходимую дозу дармового алкоголя, решила «рубить сук по плечу». А таковым суком представила нашего Лешу. Но действовала она, обученная тонкостям столичных методов, осмотрительно. Сначала завела разговор с моей Любой, расспросила обо всем ей нужном, а после, уже не маскируясь, победно сказала подругам: «Как я говорила, этот человек нам нужен».

Люба, конечно, не поняла, о чем и ком идет речь. После сбора информации предприимчивая особа залучила Алексея у туалета и напрямую предложила изменить маршрут и спутников. Предложено было лететь из Сингапура с тремя наложницами аж в саму Индонезию, за что была обещана безудержная любовь на пляже и в других местах, где он пожелает. В формах, доселе еще невиданных. Никем.

Бедная пьяненькая толстушка, ведь, несмотря на фору лет в пятнадцать, у нее не было абсолютно никаких шансов против подруги Алексея, Татьяны Ивановны. Да и не тот Леша человек, чтобы бросать друзей. Он сам и не рассказал бы вовсе об этом, если бы не Люба, услыхавшая обрывок «прелестных» речей возле туалета и сопоставившая услышанное со словами: «Этот человек нам нужен». Она передала информацию мне, а уж я по прошествии времени, улучив момент, сумел вызвать Гаврилова на откровенность. Вот какие опасности таят порой дальние перелеты. Благополучно избежав их, мы прилетели в Сингапур, аэропорт Чанджи. Попав из Домодедово в Чанджи, испытываешь странное чувство, будто путешествуешь не столько в пространстве, сколько во времени. Это разные этапы развития цивилизации, причем невозможно определить, где будущее, где прошлое. Вроде по техническому оснащению сингапурский аэропорт далеко впереди. Но откуда тогда ощущение, что Золотой век, в который ты неожиданно попал, оказывается, всегда подспудно звал тебя? Так зовут порой забытые воспоминания детства. Тенистая поляна, степной простор, морской прибой. Отчего-то вдруг так сладко и томительно на сердце - ба, да ведь это уже было, когда-то очень давно, в первый раз...

Московский аэропорт - будто после произошедшей накануне непоправимой вселенской катастрофы. Мрачные бетонные бункеры, переходы с шероховатыми стенами мышиного цвета , заполненные хмурыми, озабоченными людьми, всюду неустроенность, суетливая бестолковость срочной эвакуации человеческого материала. Похоже на будущее, каким его любят рисовать злые фантасты из Голливуда.

И вот дальний перелет, и ты оказываешься в Золотом веке - прошедшем? Грядущем? Не знаю. Определенно, что не совпадающем с периодом твоего повседневного существования. В центре терминала номер два - сад орхидей среди цветов и камней, в искусно сделанных ручьях и прудиках - декоративные рыбины. Это чудо ландшафтного искусства все время озаряется вспышками фотоаппаратов, тысячи его изображений каждый день разносятся отсюда по всему белу свету.

Описывая свои впечатления об Индии, я замечал, что грязь там обрела характер космического явления, это апогей, грязнее быть не может. Здесь противоположный полюс, все сверкает чистотой, и помещения так огромны, что люди в них не могут стать толпой, слишком много простора. Настолько много, что поместилась небольшая рощица из тропических деревьев. Рощица отражается в зеркальной поверхности пола, как ивы в пруду. Иллюзия сильна настолько, что, кажется, подойди и замочишь ноги.

А на крыше терминала - лужайка с цветущими подсолнухами. Здесь стоят кресла, можно курить. Нам, чтобы лететь дальше, нужно попасть в третий терминал. Для этого мы садимся в уютный вагон обтекаемой формы, который уносит нас в глубину пышного экваториального сада. Бесшумность и мягкость стремительного полета по рельсам опять сбивают с толку, опять порождают ощущение нереальности всего происходящего. Минуту мы несемся среди цветов и зелени, и вот уже терминал номер три. Отсюда самолет доставит нас в Куала-Лумпур, столицу Малайзии...

Первым, что мы посетили там, стал ботанический сад. Он расположен на холме, с которого открывается вид на город. Сквозь листья пальм небоскребы смотрятся фантастически, сочетание экваториального буйства природных сил и урбанистического совершенства производит ощущение сказки.

Еще поражает безлюдье столь привлекательного места. Порой кажется, что ты не в парке, а в лесу. И только идеальные дороги с редкими бесшумно скользящими такси разрушают эту иллюзию. Здесь есть огромный, если верить надписям, самый большой в мире парк птиц. Много гектаров экваториального леса, очищенного и покрытого сеткой. В этом пернатом царстве особенно выделяются попугаи - среди птиц они, как обезьяны среди зверей, по своему забавному человекоподобию, возможно, даже и превосходят приматов. Вот большой белый попугай, когда мы подошли к сетке его вольера, засуетился, засновал вверх-вниз, ловко используя при этом мощный клюв, повисая на нем и перебирая лапками. Люба погладила птичью лапку, в ответ попугай картинно закатил глаза и томно склонил голову набок, вполне по-человечески изображая блаженство.

Рядом в клетке - три черных нахохленных попугая, надменные, явно обуреваемые дьявольской гордыней, точно как люди, наделенные властью уничтожать себе подобных - то ли офицеры СС, в фуражках с высокими тульями, то ли ацтекские жрецы-людоеды в их черных одеяниях с капюшонами. Эти не закатят глазки, да и погладить себя не дадут.

Пока мы потешались, рассматривая человекообразных пернатых, появилась экскурсия китайских школьников. Интересно, молодые китайцы сейчас стали подчеркивать свою внешность так, будто хотят выглядеть позабавнее с точки зрения европейцев, - торчащие с помощью лака в разные стороны волосы, иногда покрашенные в красный цвет, какие-то клоунские очки. Будущие властители мира - очаровательные, в меру шаловливые. Меня уже не будет на свете, когда эти детишки станут управлять всем, что есть на Земле. А все равно интересно, каким же станет мир под их властью? Как тут не вспомнить Владимира Сергеевича Соловьева, поэта и философа-славянофила, еще в преддверии русско-японской войны, до которой он и не дожил, сказавшего:

О, Русь! Забудь былую славу:

Орел двуглавый сокрушен,

И желтым детям на забаву

Даны клочки твоих знамен.

Что же должны предчувствовать мы, перед лицом организованной массы в два миллиарда китайцев, быстро развивающейся и точно знающей свои национальные цели. А два миллиарда - цифра не завышенная, потому что считать надо не только население КНР, а всех представителей этого народа, где бы они ни жили. В Юго-Восточной Азии, в США, в Австралии - везде и всегда китаец остается частью и агентом своего великого народа...

Долго мы бродили по этому саду, кажущемуся проекцией рая на грешную землю. А вечером, немного отдохнув, отправились на экскурсию в город. Красивый, чистый, абсолютно безлюдный. Только бесшумный поток автомобилей - новые, блестящие и, что бросается в глаза, примерно одного класса. Здесь не увидишь рядом две машины, одна из которых в двести раз дороже другой, что не редкость на наших дорогах. Все машины сверкают чистотой и новизной. Много мотоциклов, в глаза бросаются мусульманские тетки, замотанные, как полагается, в платки, верхом на японских мотоциклах. Вот оно, лицо «мягкого ислама». Если, конечно, вообще можно принять такой термин. Я же думаю, наверное, в Малайзии мусульманам, буддистам, конфуцианцам и христианам удалось то, что полтысячи лет назад потерпело крах в Европе, на Пиренейском полуострове, когда там провалилась попытка совместного существования христиан, мусульман и иудеев. Упущенный тогда шанс создания многосложной, но гармоничной цивилизации сейчас осуществляется здесь. Но уверенно судить об этом, после поверхностного знакомства с регионом было бы верхоглядством.

Итак, мы брели себе по чистому безлюдному ночному городу, любуясь совершенством архитектуры, пусть эклектичной, зато неповторимой, и вдруг оказались на базаре, грязном, переполненном людьми, настоящем восточном базаре, одном из тех, по которым когда-то бродили Афанасий Никитин и Синдбад Мореход. Описывать базар в Азии - занятие либо для гения, либо для безумца, возомнившего черт знает что о своих литературных возможностях. Я же скажу лишь, что это был ночной базар в Чайна-тауне, прогулка по нему быстро утомила нас, и мы поспешили в гостиницу.

Здесь мы выпили перед сном и стали обсуждать увиденное. Я рассказал о странной, возможно, мистической, а возможно, комичной черте моей судьбы. Дело в том, что с тех пор, как только я переступил порог пятидесятилетия, почти в каждое мое посещение любого большого базара происходит странная встреча - обязательно обнаруживается женщина примерно моих лет, которая принимает меня за друга своей молодости. При этом каждый раз реакция бывает совершенно разной - нежные, застенчивые признания, что после меня она так и не встретила никого, кто смог бы занять в ее жизни то место, что занимал я, и гневные упреки в подлости и коварстве, требования встретиться - по-разному бывает. Иногда узнавание может породить сомнения, начинаются расспросы - «а помнишь». Члены моей семьи знают об этом феномене и воспринимают его с юмором. Особенно сильно однажды потешался мой сын, когда какая-то пожилая женщина на Черкизовском рынке схватила меня за отвороты плаща и, не отпуская, стала громко, несколько скандально, но в то же время и любовно отчитывать за непостоянство и беспутность. Как водится, горькие упреки сочетались с просьбами «быть человеком», ну и, естественно, заглянуть вечерком. Когда же она поняла, что покатывающийся со смеху молодой человек и стоящий рядом его изумленный товарищ имеют ко мне отношение, она наконец отпустила отвороты плаща, неодобрительно спросила у меня: «А это что за типы с тобой?». «Да так, чисто пацаны», - объяснил я. «Вечно ты найдешь каких-то, прямо не можешь, чтоб без свиты», - ворчливо сказала обознавшаяся и, прощаясь, снова заставила поклясться, что вечером я у нее.

Обо всем этом я рассказал своим спутникам, под веселый смех Алексея и суровые одергивания Татьяны Ивановны, являющейся высокопоставленным чиновником и, очевидно, не любившей, чтобы нижние чины пустословили в присутствии высших. Очевидно, по-доброму снисходительная к маленьким слабостям людей из народа, она становится просто бескомпромиссной при попытках «малых сиих» умничать. К «умничанию» относятся попытки шутить (не в стиле «Камеди Клаб»), попытки обсуждать увиденное и обмениваться известной информацией о том, что перед глазами. Методы пресечения подобных бесчинств, впрочем, достаточно мягкие и неизощренные, просто, когда что-то не так, как должно бы быть, она, начальственно повысив голос, прерывает болтуна и заводит речь о своем педикюре либо, строго посмотрев, выносит вердикт: «Все это бред».

Но, несмотря на цензурные препоны, я все-таки довел до конца рассказ о своих базарных приключениях, посетовав шутки ради, что в Чайна-тауне ничего подобного не произошло. И, как только я закончил рассказ, обрушился потолок в нашем номере. То есть мы подумали, что он обрушился, а на самом деле это просто жильцы с верхнего этажа принялись колотить в пол чем-то, кажется, кроватью. Мы притихли, испуганно переглядываясь. Грохот прекратился. В самом деле, мы, наверное, были не правы. Время за полночь, а говорим мы громко. Но чтобы так стучать! Обсуждение всего этого вызвало новый приступ грохота, и тогда я предложил пить под грохот, то есть дождаться, пока станут стучать, а потом уж пить. Так мы с Алексеем и сделали, а потом он с Татьяной Ивановной ушел в свой номер...

Следующий день мы посвятили экскурсии по городу, которую завершило посещение торгового центра в башнях-близнецах «Петронасах», сооруженных местной нефтедобывающей компанией.

Особенно прекрасны башни ночью. Сооруженные из металлоконструкций и зеленоватого стекла, святящиеся ровным светом, на фоне черного неба они кажутся перламутровыми. Две одинаковые сверкающие сосульки, расположенные наоборот, тонкими концами вверх. Ну а внутри этого чуда - многоярусные торговые ряды, расположенные по кругу. Хождение по таким местам и в молодости быстро утомляло меня, а сейчас, при моей хромоте и недавно перенесенном заражении крови, и вовсе. Я устал и сел на скамейку, предоставив остальным участникам нашей экспедиции наслаждаться изобилием товаров, среди которых попадаются, правда, хорошие, качественные вещи. Но мне лучше посидеть. И вот, как только я нашел себе место, мое внимание привлекла очень красивая девушка, одиноко стоящая посреди зала. Вообще-то малазийки некрасивы, а эта - просто красавица. Пока я скрыто любовался ею, подошел Алексей, которого, как и меня, не очень привлекало хождение от прилавка к прилавку. Мы с ним поболтали, я указал ему на девушку, и Леша согласился со мной, что она на удивление красива. В это время человек, сидевший рядом со мной, встал и ушел, а девушка села на его место, достала телефон и стала говорить. Судя по улыбке, разговор был приятен ей, возможно, она говорила со своим любимым. Я сказал Алексею: «Какой контрастный получится кадр: старый, оплешивевший горный орел и очаровательная колибри. Снимешь?». Это, конечно, против правил, все-таки мусульманская страна, да и вообще снимать человека без его согласия. Но Алексей согласился и сфотографировал. Увлеченная разговором красавица ничего не заметила, а кадр вышел, правда, изумительный, ничего печальнее и контрастнее представить себе нельзя. Мы обсудили это, и Алексей отправился сопровождать наших женщин. Девушка закончила разговор, посидела немного, продолжая улыбаться, она чертила жемчужным своим ноготком по поверхности телефона. Потом поднялась и упорхнула.

- Что, красивая? - спросила меня немолодая женщина, оказавшаяся после ухода малазийской красавицы моей соседкой по скамейке.

- Я вообще считаю, что азиатские женщины - самые красивые, - дипломатично, как мне казалось, ответил я.

- Правда, она красивая, - отвергая мою попытку дипломатичного обобщения, заметила женщина.

Ее русский - беглый и правильный, с легким акцентом - был неожидан здесь, на другом конце света, среди сутолоки восточного базара. Мы разговорились, женщина была вьетнамкой, стали вспоминать старые добрые времена, обсуждать перемены, произошедшие в мире. Собеседница оказалась человеком образованным, свободно говорящим на нескольких языках. Увлекшись разговором, я не сразу заметил Алексея и Татьяну Ивановну, но, когда увидел, изумление, отраженное на их лицах, сразу напомнило вчерашний мой рассказ о встречах с женщинами на базарах. «Как, и здесь?» - отчетливо читалось в мимике моих спутников. Действительно, от судьбы не уйдешь, хоть в Куало-Лумпур уезжай, а если суждено тебе душевно общаться с женщинами на базарах, то и будешь делать это. Называй это «карма» или «мактуб» - как хочешь...

Уже темнело, когда мы покинули вертикальный базар. Пространство перед Петронасами занимает парк с озером, посредине озера бьют фонтаны. Небо темнело, включилась подсветка зданий, и я поблагодарил Бога за то, что он дал нам возможность видеть это - сверкающие перламутровые башни, озеро с фонтанами и темные очертания лесопарка за озером. В потемневшем небе произошло какое-то странное хаотичное движение - то ли пролетела подсвеченная сиянием небоскребов стая ночных птиц, то ли НЛО - мы не разобрали. Мелькнула светлая тень, несколько раз метнулась из стороны в сторону и исчезла.

Еще запомнилась остановка автобуса, сделанная из блестящего металла, круглые фонари на крыше расположены в том порядке, в котором располагаются атомы в молекуле нефти. Светящаяся ярким, прожекторно-белым светом модель молекулы, пособие по школьному курсу химии. Похоже на иллюстрацию к научно-фантастическому роману.

...На другой день мы перебрались в отель, расположенный в Чайна-тауне. Оттуда совершили еще одну экскурсию в ботанический сад, осмотрели сад орхидей и павильон с бабочками. Сад произвел неизгладимое впечатление, а вот бабочки разочаровали. Можно было бы и не тратить столь драгоценное время. Последний день в Коала-Лумпуре мы посвятили прогулке по городу, магазинам и подготовке к отъезду в Малакку.

Малакка - чудный город. Впрочем, и дорога туда стоит того, чтобы рассказать о ней. Движение в шесть рядов, почти на всем протяжении - столбы с фонарями для ночного освещения. Разделительная полоса представляет собой клумбу с аккуратно подстриженными, ухоженными растениями. Посадки вдоль дороги - в основном пальмы и каучуковые деревья, к последним привязаны мешочки из пластика для сбора сока. И не видно никого, кто бы мог производить все эти работы. Дороги без выбоин или хотя бы трещин. Но нет участков с ремонтными работами. Может быть, стригут клумбы, собирают каучуковый сок, меняют лампы в фонарях, а на протяжении сотен освещенных километров это неизбежно, и ремонтируют дороги люди-невидимки? Для нас это осталось загадкой. В Малакку мы приехали во второй половине дня, нашли дешевенький гестхауз и поселились в нем. Метрах в пятистах от нашего пристанища сверкал роскошью дорогой отель «Экваториал». Это послужило причиной ссоры Татьяны Ивановны с Алексеем. Женщине хотелось туда. Ее легко понять: почему надо отказывать себе в том, что вполне для нее доступно? Вдобавок, наше общество начало тяготить ее.

О, Малакка, картинка, нарисованная мальчиком, мечтающим о странствиях и дальних городах. Нарисованная с избыточным ученическим старанием, в слишком ярких, кричащих тонах, очень аккуратно, подробно и прямолинейно. Новые улицы идеально ровные, украшенные подвижными бусинками разноцветных авто, вдоль дорог - пышные клумбы. В мире много красивых городов, но где еще яркие краски экватора сочетаются с европейской организованностью и чистотой? Ярко-голубая краска - это море и небо, ярко-белая - высотные дома, ярко-бурая - их крыши и, конечно же, зелень скверов и клумб. В заливчике - кургузая, похожая на перевернутую вверх ногами блоху каравелла, в стороне от моря современные постройки и старые кварталы в отдалении.

Имя города - Малакка - звучит как зов, как самые нежные и сокровенные слова, похожие во всех языках - «мама», «милая», «молоко». Подобно юноше прежних времен, повторяющему про себя имя любимой, твержу это слово, испытывая наслаждение от звучания и вкуса. А возможно, мое подсознание просто отметило смысл арабского слова «малака» - ангел.

Как хорошо, что я не родился здесь, иначе разве смог бы не посторонним взглядом оценить прелесть этого места.

После колеса обозрения мы отправились осматривать старый португальский порт и поселение потомков тех, кто его построил и пользовался им. В порту мы, конечно, сфотографировались на фоне португальской пушки, это стало уже нашей семейной традицией, португальско-артиллерийское направление в фотографии. Вдоль набережной стоят столы, обычный ресторан в Юго-Восточной Азии, великолепные, изысканные кушанья из морепродуктов по цене ливерных пирожков на улице любого российского города, можно заказывать спиртное и даже приносить с собой, как мы и поступили. Атмосфера расслабленности и удобства, свойственная курортным местам во всем мире, усиливалась здесь необычным для нас составом компаний, сидящих за столиками. Это в основном семьи. Часто в трех поколениях. Старики, люди среднего возраста и дети.

Было немного тревожно из-за необходимости завтра оставлять Малакку и снова пускаться в путь, в неизведанное. Но добрая порция «Баккарди» помогла приглушить тревогу. В путь, так в путь. Нас ждал город Мерсинг, из которого мы на катере намеревались отправиться на остров Тиоман в Южно-Китайском море, с тем чтобы отдохнуть там наконец от дальней дороги, обвала впечатлений, просто поплавать и полежать на песочке. Мы выезжаем завтра утром, а пока отправляемся смотреть португальское поселение на окраине Малакки. Та же знакомая по бразильским сериалам архитектура, большие одноэтажные дома, просторные дворы перед каждым. Португальцы здесь странные - смуглые до коричневого, с монгольским разрезом глаз. Так же необычен их язык - креольский, смесь португальского, английского и малазийского. Большая часть жизни этих людей проходит не в доме, а во дворе, на глазах у соседей и вместе с ними, которые, я уверен, я просто знаю это, ближе, чем родственники для европейцев.

Здесь, в отдалении от дома, я ощутил, возможно, иллюзорную близость со странными людьми без расовой принадлежности, в жилах которых кровь Энрике-мореплавателя и Магеллана смешалась с китайской, индийской и малазийской кровями. Как отшельник ждет мистического озарения, я ждал вспышки, которая осветит для меня все подробности жизни этих людей, сделает в один миг понятными секреты и подробности их жизни. Может, еще небольшое умственное усилие, еще один глоток рома, и это открытие случится, я так остро ощущал возможность чуда. Рожденный в городе, существенную часть которого составляли местечки - русско-мордовские, армянские, еврейские, татарские, я ощущал родственную близость с жителями и этого местечка, пусть на другом конце света. В подобных местах переплетается деревенское с городским, свое, внутреннее, с чужим, внешним, создавая каждый раз неповторимый узор жизни.

Как жаль, что нет времени поближе познакомиться с местными жителями, как остро заинтересовала меня необычная эта общность людей, их странный внешний вид. Не такими ли будут через сто, а может, и через пятьдесят лет жители Европы, немцы и французы? И на каком языке будут говорить китайцы с арабами, жители города Амстердам?

Снова автобус нес нас по великолепному шоссе, уже в час пополудни мы погрузились на борт довольно большого катера и отправились на Тиоман. Морем, на быстроходном катере, мы шли два часа, любуясь на необычное, действительно синее море. Еще немного времени занял поиск жилья уже на острове. Гостиниц и бунгало здесь полно, все недорого и, на наш взгляд, вполне приемлемо и мило. А красота такая, что даже Татьяна Ивановна не стала возмущаться убогостью условий проживания, и дня два, а то и три не заикалась ни про то, что ногти заросли, ни про финансовые достижения своих коллег-чиновников. Как-то совсем это глупо здесь, ввиду буйства экваториальной природы, на клочке земли среди синего моря. Хотя, освоившись, конечно, с прежним апломбом стала пресекать ненужные разговоры, например, пустая болтовня о богатстве здешнего подводного мира, тут же заменяется на куда как более интересный, с ее точки зрения, рассказ о богатстве ее коллег, о покупках ими недвижимости и драгоценностей. И о том, где и что они едят.

Надо же, какие деньги у людей! Просто завидно.

Ну да ладно, счастье не в деньгах, а в процессе их траты. Каждый мечтает пожить на острове, так уж повелось у людей. Желательно, чтобы были джунгли, пляжи с пальмами, а также комфорт и чтоб комары не досаждали. На Тиомане соблюдены все условия. Сам размер острова как раз такой, какой нужен, чтобы, ощущая заброшенность в морском просторе, в то же время не испытывать тесноты. От соседних остров Тиоман отличают два пика, вздымающиеся на целый километр. Ливневые леса густо покрывают весь этот скалистый клочок суши, великолепие их таково, что каждое дерево воспринимается само по себе как отдельное природное явление. Мощные стволы разного цвета: светло-серые, коричневые, зеленоватые, тянутся к небу наперегонки. Но и лес из-за деревьев виден, вот он, устилает холмы темно-зеленым ковром. Пляжей немного, но они великолепны, с мягким, ярко блестящим чистым песком, здесь, в таких местах строятся бунгало, есть и необжитые пляжи.

Из животного мира самые заметные парни - это гигантские вараны, огромные, больше трех метров в длину ящерицы с удивительно умными, почти как у собак, глазами, и обезьяны. Местные обезьяны - вполне из племени Бандар-Лог, наглые, вороватые, коварные и завистливые. Манерой поведения напоминают жителей российских курортных мест. Приведу только один пример, подтверждающий это сравнение. Мы лежали на пляже под раскидистым фикусом или рододендроном. Бывалый и предусмотрительный Алексей строго-настрого запрещал валяться под пальмами, случай, описываемый мною - иллюстрация его прозорливости.

А наивные интуристы беспечно расположились именно в тени пальм, ибо таков полный набор экваториального сибарита. Ослепительно синее море, ослепительно светлый песок и чтоб тень была - пальмовая.

Тут появляется парень из Бандар-Лог. Совершенно независимый, он всем видом демонстрирует полную индифферентность. Среди интуристов происходит вялое оживление, ну, действительно, забавный зверек. Маленький уродливый человечек с хвостом. К тому же очень ловкий. Он проходит по тропинке между цветущих кустов, вспрыгивает на дерево и после каскада акробатических трюков, во время которых сохраняет прежнюю невозмутимость, оказывается на его вершине. Здесь затаивается и, естественно, про него забывают. А потом движимый видовой, а может, и классовой ненавистью к проклятым зажравшимся пришельцам зверек совершает невероятный прыжок - полет на пальму. Но этого никто не видит, про него уже забыли. И тогда переполненный чувством справедливого возмездия, неважно за что, обезьян начинает прицельное кокосометание. Высота пальмы метров 12-15, орех весит больше килограмма, оболочка твердая, как дерево. Можно себе представить, что будет с тем, в кого этот снаряд попадет.

К счастью, он не попал. Перепуганные буржуа разбежались из-под пальмы, как тараканы от дихлофоса. А туристы из России, то есть мы, тихо радовались мудрости верховного главнокомандующего экспедицией и сочувствовали, одновременно и равномерно, ужасу буржуа и классово-видовой борьбе сознательного зверька против «понаехавших». Но малазийцы, которых справедливости ради надо тоже зачислить в число местных, не таковы. Они приветливы, веселы и не злобны. За это хотят денег. Ну так и не жалко, они ведь не лезут в помогалы, ничего вообще не навязывают. Просто готовы услужить за небольшие, отмечу - действительно небольшие, деньги.

И сверх этой природной пышности и социальной идиллии здесь есть еще и магазины беспошлинной торговли, где по дешевке можно покупать великолепные напитки, благо во всех ресторанах разрешают приносить спиртное с собой. Сидишь себе за столиком, на берегу океана, ешь только что извлеченные из пучины яства и потихоньку, при помощи сухого рома или джина, доходишь до состояния нирваны. Особенно хорошо получается на закате.

На Тиомане больше всего запомнился самый тусклый, неяркий закат, когда солнце опускалось в море в пасмурную, преддождевую погоду. Небо было застлано серой мглой, от этого и вода приобрела серый цвет, линия горизонта исчезла, растворилась, а вместе с ней исчезла и перспектива, дальнее пространство потеряло объем, стало плоским. Суденышки в море казались висящими в серебристой пустоте. Изредка короткие, вертикальные разряды молний, будто ослепительные восклицательные знаки, трепещущие от напряжения, высвечивали особую важность происходящего в небе и на море. Солнце, невидимое за облаками, уходило за размытый горизонт, и его уход ощущался лишь по постепенному сгущению серого цвета. Я подумал, что в эти мгновения остров Тиоман является если не самым красивым, то, наверное, самым таинственным местом на нашей планете. И еще подумалось, что закаты на море - убедительное доказательство бытия Бога, ибо разве возможны такая красочность и разнообразие при повторении простого физического явления, не будь оно наполнено сверхъестественной творческой силой. С тех пор как Бог отделил море от неба, сотни миллиардов раз солнце заканчивало свой видимый путь по небу в воде, каждый раз являя в эти мгновения отблеск мощи и красоты создателя мира. Почему именно в завершении, в угасании? Может, чтобы скрасить все не сбывшееся, все, что не состоялось в этот день? В эту жизнь?..

Для человека, у которого при слове «пляж» возникает пейзаж с булыжниками, густо устланными человеческими телами с разной степенью ожога солнечными лучами, трудно будет представить аналогичное место на Тиомане. Чтобы пляж черноморского побережья Кавказа преобразить в Тиоманский, придется дать волю воображению и немного погрезить. Начнем с сухопутной основы: вместо булыжников - светло-желтый, мягкий, как пудра, песок. Нет, песок здесь не совсем белый. Но хоть и не белый, сверкает и светится не хуже белого. Теперь возьмемся за море - прохладную, мутно-грязную воду заменяем на теплую, прозрачную настолько, что в маске все видно метров на десять, как минимум. Здесь не та температура воды, когда «вначале чуть холодно, а потом ничего». Тепло с самого начала. В море входишь без содрогания и волевого усилия по преодолению этого содрогания.

Из каждых трехсот отдыхающих на нашем пляже оставим по одному. Такова плотность залегания курортников здесь. Когда людей столько, они воспринимаются не как единая, обожженная солнечными лучами биомасса, а группами, семьями, парами, поодиночке. Группы - это если говорить о китайцах и японцах. Они всюду вместе - и на пляже, и в ресторане, и на прогулке по джунглям. Дух коллективизма. Все молекулы пляжного общества располагаются в достаточном отдалении друг от друга. Что называется - то там, то тут. Люди в подавляющем большинстве молодые. Наших с Любой ровесников нет, даже немцы не старше сорока пяти. А так в основном молодежь. Белые, смуглые, разных оттенков коричневого. На удивление красивые женщины. Всех рас и национальностей. Какие-то мулатки, китаянки - белоснежная кожа, смоляные волосы, угловато-размашистое, иероглифическое изящество и удивительно красивые, стрекозьи лица. Но ярче всего, по контрасту, экваториальная природа выделяет и подчеркивает белокурую красоту европейских женщин. Окружающий ландшафт обещает присутствие женщин восточного типа и вдруг - чуждая здесь и оттого такая яркая северная красота. Хотя принадлежность к европейской расе в этих местах вовсе не обозначает европейское происхождение. Много людей из Австралии, есть из Новой Зеландии. Должен признать, моя убежденность в том, что большинство красивых женщин живет в бассейне реки Кубань, здесь подверглась пересмотру. Рассредоточенность людей позволяет воспринимать их подробно, замечать особенности. Вот немецкая семья, они будто начитались Козьмы Пруткова и решили поиграть, стараясь быть такими, как их описывал этот замечательный шутник, любивший посмеяться над тевтонами. Очень основательный долговязый, краснолицый Папа, «фон Курцгалоп», счастливая, располневшая клуша Мами и две дочери - здоровенькие, румяные, голубоглазые, настоящие немецкие девочки. Очень серьезные девочки, они все время читают что-то и, когда едят, поднимают ложки одновременно, это синхронная трапеза.

Несколько похожих между собой счастливых семей, молодые, но уже с кучей детей, из которых, кажется, минимум трое - грудные, а остальные только что вышли из этого возраста.

Очень колоритная группа парней из Восточной Африки - четыре человека, все под два метра ростом, трое из них очень худые и, наверное, очень сильные парни, локти и колени торчат во все стороны, их главарь - мордоворот, этот потянет килограммов сто тридцать. Он всегда впереди, двое - по бокам и чуть сзади него, а третий замыкает шествие. Ходят ромбом. Они даже в ресторане так садятся, и тарелку с едой младшему приходится держать в руках. Сидеть за одним столом с шефом, он, очевидно, не имеет права. Эту группу мы между собой прозвали «масайская братва», поскольку их восточноафриканское происхождение и криминальная направленность не вызывали ни у кого из нас сомнения. Но они, поддавшись общему духу респектабельности, держат себя в рамках, ассагаями не размахивают.

Много пар молодых людей смешанного состава. Он белый, она коричневая. Или наоборот.

Наших соотечественников мало. Была одна женщина с ребенком родом из Владивостока, а сейчас живет в Куала-Лумпуре. Мы сидели, выпивали на веранде бунгало и заметили маленького мальчика, прогуливавшегося в одиночестве возле нас. Было уже темно, малыш ходил туда-сюда с озадаченным видом. Люба подошла к нему и заговорила, он тут же с радостью ответил ей. Оказалось, что, услышав русскую речь, истосковавшийся по свободному общению ребенок хотел познакомиться с нами, но не решался. Поэтому и ходил вокруг да около. Люба отвела его на качели, он катался и с увлечением рассказывал о своей жизни и вообще обо всем, что знал. Дефицит общения, но мне все это представилось очень трогательным, особенно деликатность мальчика, не решавшегося просто подойти и заговорить.

И еще была одна семья, тоже с мальчиком лет пяти. Люба с ним установила контакт, этот малыш был намного уверенней, чем первый, он тоже безостановочно рассказывал о своей жизни, своих друзьях и собаках, одна из них - «вот такая», он широко распахивал ручонки, чтобы показать, какая большая у него собака, и, не удовлетворившись размахом рук, повторял попытку раскинуть руки еще шире. А потом с детской доверительностью сообщал, что эта большая собака обижает остальных. Говорил о местах, где он уже побывал, и о том, как его семья живет в Москве. Это не было хвастовством, малыш думал, наверное, что все люди имеют то, что имеет его семья. Потом, когда мы уже вышли из прибрежного кафе, на ночном пляже мальчик догнал нас и, переминаясь с ноги на ногу, выпалил: «Знаете, я так подумал, может, мы еще когда-нибудь встретимся?». Фраза эта, произнесенная ребенком в таком удалении от дома, конечно, повергла нас в умиление, и мы выразили ему нашу непоколебимую уверенность в новой встрече. Кроме всего прочего, этот стриженный под «ноль» худенький мальчуган напомнил нам с женой другого, похожего на него и внешне, и своей манерой открытого общения мальчика. Таким тридцать лет назад был доктор, провожавший нас из Москвы.

О местных жителях я уже говорил, они приветливы, не назойливы и не алчны. В отличие от индусов о России ничего не знают, они полагают, что это небольшая страна на Северном полюсе, прямо рядом с Чехией. Там делают водку, и там живет Мария Шарапова. И это все. Наше празднование Дня Победы никакого сопереживания у этих веселых, беззаботных людей не вызвало, попытки объяснить, что наша страна победила Гитлера, который был заодно с японцами, напавшими на их страну, тоже понимания не встретили. Гитлер для них как Чингисхан, а японцы - это туристы, может, когда-то и нападали, но с тех пор они исправились и дают чаевые.

Два года назад мы встречали День Победы в Иордании, там хозяин гостиничного двора прислал нам арбуз в подарок, а потом и сам присоединился к застолью, выявив в беседе высокий уровень политической подготовки. Незнакомые арабы поздравляли там нас с днем Великой Победы. И это при том, что «Майн Кампф» на арабском языке продается у них в каждом книжном ларьке. Видимо, интерес к политике связан у людей с жизненными неурядицами. При благоустроенном житье о ней забывают. Это главная причина, по которой политики никогда не допустят всеобщего благополучия...

...Вот в таком месте мы прожили десять дней. Мне трудно оценить всю прелесть этого времяпровождения, поскольку для меня лично оно было несколько испорчено затруднениями с передвижением. А для людей молодых и здоровых тут сколько угодно развлечений. Из них главное, конечно, плаванье с аквалангом, которое и в России теперь почему-то называют дайвингом. Скоро пешую прогулку станут называть волкингом. Еще здесь есть две восхитительные скальные вершины, пусть не очень высокие, но столь заманчивые своей решительной устремленностью в небеса. Вот бы подняться! Хотя большая часть моей трудовой жизни прошла на море и в горах, я так и не стал ни альпинистом, ни аквалангистом. И то и другое всегда влекло меня, но что-то мешало, сейчас мне хочется думать, что это «что-то» не было нерешительностью. Однако и полазить по горам, и понырять с маской довелось достаточно, чтобы хоть представить себе несравненные впечатления от восхождений и погружений. В реальности же из всех видов приключений, вполне доступных на Тиомане, мы ограничились лишь прогулкой вокруг острова на моторной лодке. Это путешествие заняло около шести часов, но из них мы больше трех потратили на остановки, во время которых посетили пляж, водопад, и еще останавливались, чтобы понырять с маской. Во время первой остановки мы выпили по кокосовому ореху, и этого вполне хватило на то, чтобы не испытывать ни голода, ни жажды во время всего круиза. А ведь было жарко.

Вторая остановка - водопад. Целая речка, стекающая с упомянутых мною пиков. Прохладная, прозрачная пресная вода, низвергающаяся по скалам, среди джунглей. Все это так вдохновило меня, что я собрал силы и вскарабкался на одну из скал, мимо которой бежал поток. Думаю, это заслуживает того, чтобы стать предметом скромной гордости для человека с ампутированным чуть больше года назад тазобедренным суставом. На память о совершенном у меня осталось фото, где я стою на скале, небрежно и лихо, отставив в сторону свою трость, без которой не могу теперь передвигаться даже по асфальту. Надо сказать, морская прогулка вокруг острова удалась, и сейчас, когда я набираю эти строки, яркие воспоминания владеют мной. К сожалению, они непередаваемы - ни фото, ни видео, ни словесные описания не могут передать и малой части того, что открывается перед путешественником.

Десять дней прошли быстро, хоть и безсобытийно, но обескураживающе быстро. Непривычная легкость летящей без усилия жизни вызывает искажение в восприятии времени. Счастье - это, действительно, «сейчасье». На Тиомане я прочел две интересные книги. О средневековой Испании и о театре. Оба текста так и останутся в моей памяти ассоциативно связанными с джунглями и теплым морем. Еще запомнились две сцены из жизни животных.

Для нас, привыкших, что ящерица умещается на ладони, сам по себе вид варанов, их размеры - диковина. Первые дни мы любовались ими, угадывая подробности их существования. И вот однажды, сидя в ресторане, хоздвор которого выходил прямо на речку, мы стали свидетелями кормления варанов. Наверное, это представление устраивается, чтобы привлечь гостей. Есть на что посмотреть! Ящеры хватали мясные и рыбьи обрезки, налезая друг на друга, схватившись за один кусок вдвоем, рвали каждый в свою сторону. Потом, для облегчения заглатывания, запрокидывали свои вытянутые, тупые треугольные морды вверх и открывали пасти. Пища вмиг исчезала в них. Это был апофеоз пожирания.

Другое впечатление о животном мире Тиомана связано с обезьянами. Вдвоем с Алексеем мы отправились прогуляться вдоль берега. Уже на обратном пути я ощутил легкий, наблюдательный взгляд. Обезьяний самец, спрятавшись в кустах, рассматривал нас очень и очень заинтересованно. Я увидел в его выразительных глазах зависть и даже тоску. Наверное, это нелегко - вот так жить посредине между животным миром и людьми с их интересными и непонятными тайнами. Так печально смотрит рано спившийся одноклассник вслед ватаге бывших своих друзей, ставших студентами. Чтобы как-то поддержать и утешить тоскующую обезьянку, я продемонстрировал нашу родственность, а именно: запрыгал на единственной своей исправной ноге и, выкрикивая: «хо, хо», захлопал руками по бокам. Что тут случилось! Обезьян пришел в неистовство, он тряс ветви, за которыми только что прятался, и обрушил на нас поток самого нецензурного визга, смысл которого был, кажется: «Братва, приезжие наглеют», потому что в ответ ему минимум десяток обезьян подали голоса, и мы увидели, как ожили, зашевелились ветви деревьев и листья пальм, по которым неслись на подмогу пацаны из Бандар-Лога. Прошло несколько секунд, и уже целая стая скалилась на нас и крыла отборнейшим визгом. Признаюсь честно, нам даже стало не по себе - такой поток агрессии, почти ощутимый, обрушился на нас. Нет худа без добра, подумал я о тросточке, с которой теперь неразлучен. Еще одно подтверждение точности классиков литературы и неслучайности их описаний. Это было, действительно, племя Бандар-Лог из Мертвого города, каким его описал Киплинг. Спасибо ему за это.

Вообще путешествовать, не читая при этом книг, наверное, занятие не очень интересное. Как, впрочем, и чтение без путешествий. В моей жизни были книги, которые я читал дважды и даже трижды, при этом мне не было жалко времени. Похожее испытываешь, путешествуя. И вот, если бы меня спросили, куда из тех мест, где довелось побывать, хотелось бы вернуться, Тиоман, бесспорно, попал бы в первую тройку. А вообще лет мне уже много, слишком много для того, чтобы хотеть повторений. Итак, вперед!

Путь наш в Сингапур.

Не стану описывать дорогу, ибо это было бы повторением уже сказанного. Те же впечатления, что и при переезде из Куала-Лумпур в Малакку и из Малакки в Мерсинг. С той разницей, что теперь из Мерсинга мы ехали в город Джохор-Бару, граничащий с Сингапуром. Граница проходит по мосту, через огромное здание таможни. Здесь у нас возникли некоторые сложности, поскольку сингапурских виз у нас не было, но въезд в город-государство разрешен на четверо суток для тех, у кого есть билеты из сингапурского аэропорта. Это - на усмотрение таможенного чина. А усмотрение это было несколько осложнено количеством спиртного, предусмотрительно приобретенного нами по дешевке в Малайзии. Но после заверений, что все это будет честно выпито, а не продано в дорогом городе Сингапур, таможенники расплылись в вежливых, профессиональных улыбках и пожелали нам счастливого пути. Мы сели в городской маршрутный автобус и поехали в район «Маленькая Индия», здесь, по сведениям Интернета, самые дешевые гостиницы в городе. Забегая вперед, скажу, что цены на гостиничные номера здесь точно такие же, как в российских провинциальных городах. Но это - Сингапур, всегда празднично убранный, всегда гостеприимный и очень удобный город. С учетом этого коэффициента можно сказать, что номера раздают бесплатно, что-то вроде акции авиакомпании или торговой фирмы. «Маленькая Индия» могла бы еще называться «Чистая Индия», ибо она не только маленькая, но и чистая. Большинство людей здесь - индусы, но они отличаются от индийских индусов внешним видом. Мужчина двух метров ростом и красивая женщина здесь не такая уж редкость. Район хоть и индийский, а гостиничным бизнесом заправляют в основном китайцы. Мы устроились здесь не так легко, как всюду в Малайзии, пришлось обойти несколько гостиниц. Но вот все это позади, и мы начинаем вживаться в город.

Конечно, всем вспоминаются строки:

В бананово-лимонном Сингапуре

Лиловый негр вам подает манто.

Какое манто в тридцати километрах от экватора?

В первый день своего пребывания здесь мы отправились на колесо обозрения, кстати, самое большое в мире. Что-то около 160 метров высотой. Интересное сооружение, один оборот в прозрачной капсуле которого обогащает картину мира яркими и обильными впечатлениями. Если правда, что архитектура - застывшая музыка, то звучание симфонии «Сингапур» нарастает по мере подъема на этом колесе. Для передачи чувств, вызванных у меня этим неслышным звучанием, скажу лишь: очень сильно хотелось, чтобы все, кто близок и дорог, побывали здесь и увидели панораму, которой мы любовались из кабины колеса обозрения в городе-государстве Сингапур.

Может быть, в городе-мире. Потому что здесь есть все: музеи, величественные храмы, биржевые конторы, развлекательные центры, шикарные гостиницы и рестораны, скромные и уютные забегаловки. Можно возразить, мол, в каком из больших городов всего этого нет? Есть, конечно, везде, но разве я сказал, что не каждый город - это целый мир? На самом деле Сингапур не велик по размерам, площадь его вместе с прилегающими островами всего в 2,3 раза больше площади Ставрополя, а население - 4,8 миллиона человек. Но особенно впечатляет то, что еще совсем недавно, еще в дни нашей молодости, это был грязный, уродливый городишко. В одном из здешних музеев придумали такую штуку - документальные кадры из жизни города шестидесятых годов прошлого века демонстрируют на современной видеоаппаратуре, находящейся внутри грубо сколоченных деревянных ящиков, вроде тех, в которых тогда хранили овощи. Это здорово подчеркивает контраст между неприглядностью прошлого и блеском настоящего. Невольно задаешься мыслью - что же будет, если развитие здесь и дальше не сбавит темпа?

Конечно же, в Сингапуре, как и везде на Земле, полно противоречий и несправедливости, а предупреждающие плакаты «Низкий уровень преступности не означает ее отсутствия вообще», развешанные во многих местах, прямо свидетельствуют об этом. Я веду речь лишь о том, что лежит на поверхности, о том, что бросается в глаза, мимо чего не пройдешь, не заметив. Эту общую картинку уродует, пожалуй, только вид проституток, которых здесь немало. Проститутка - везде и всегда - упрек обществу, в Азии же их противопоставленность миру благополучных людей наиболее подчеркнута и очевидна. В Сингапуре все это еще более выпукло на фоне общей чистоты. Эти вульгарные уродины выглядят здесь какими-то совсем несчастными, вроде калек. Одновременно вызывают и сочувствие, и брезгливость. Но это лишь штрихи, которые при желании можно не замечать.

А вот что заставляет задуматься о вещах более глубоких, чем те, что на поверхности, это здешние стройки. Строят с размахом, любо-дорого смотреть. Жилые кварталы растут в сторону главного аэропорта - Чанджи. Кварталы красивых многоэтажек. Но это вещь обычная. Необычно другое - на отвоеванных у моря территориях строятся два огромных игорных центра. «Мы превзойдем Лас-Вегас», - с гордостью сообщают таксисты. И тут сразу вспоминается, что и у нас затеяно подобное строительство, правда, под лозунгом избавления городов от этой чумы. А на самом деле, как легко контролировать стихию игры, если она сосредоточена в таких огромных центрах. Может, для того и затеяно по всему миру такое вот строительство с размахом? И если так, если это глобальный проект, сколько тогда уже вложено в сингапурское строительство казино денег, украденных «капитанами бизнеса» у русских тружеников и ветеранов. И, может быть, все благолепие здешнее держится-то всего лишь на чьем-то несчастии. Чем лучше здесь, тем, значит, хуже где-то, скажем, у нас. Может быть, все так и есть. А может, и не так. В конце концов игра - дело добровольное, и хоть на один миг, перед тем как расстаться с деньгами, она дает человеку возможность погрузиться в атмосферу роскоши казино. Насколько этот способ отъема денег честнее и гуманнее нашей финансовой системы, устроенной так, чтобы забирать, когда захочется, все накопления людей!

А вот теперь представьте, какова сила обаяния Сингапура, что разговоры на подобные темы здесь не пресекались нашей Татьяной Ивановной. Конечно, на ее властном лице ясно читалось: «Сколько можно молоть чепуху, если вы такие умные, почему у вас так мало денег?». Но это прочесть надо, если хочешь, то можно и не читать. А ненужные разговоры она больше не пресекала.

До чего только мы не доходили без твердой направляющей линии руководства! И про культ Авалокитешвары (ее богатый храм мы посетили в Чайна-тауне), и про Стаффорда Райфла, считающегося отцом Сингапура, говорили, о чем хотели, все прямо при Татьяне Ивановне, а эта женщина кротко сносила подобную болтовню.

Любовь сделала ее такой мягкой. Наша Татьяна Ивановна влюбилась в Сингапур. И подобрела. О, этот город умеет влюблять в себя совершенно разных людей. Ну как могла устоять перед его чарами женщина, обожающая и признающая только роскошь и драгоценности? Но Сингапур сам по себе - гигантская, сверкающая при ярком солнце и во тьме ночи драгоценность. Эта драгоценность явно шла к яркой внешности нашей боярышни. Или, может, наоборот. Итак, к концу путешествия наконец образовалось общее чувство, объединившее нас. Это чувство - любовь к Сингапуру.

Один из дней, проведенных здесь, мы потратили на путешествие на Синтосу, остров развлечений, что к югу от города. Мне кажется, это была пустая трата времени, ибо аттракционы на меня никакого впечатления не произвели, единственное, что понравилось, - канатная дорога и, собственно, обзор с нее. Да еще после посещения острова развлечений мы можем говорить, что побывали в самой южной точке Азии. Местный океанариум, то ли самый большой в мире, то ли один из крупнейших, тоже отнюдь не поразил. Правда, он так велик, что для осмотра прозрачных резервуаров-труб с разными рыбами здесь устроены подвижные тротуары - встал на него, едешь себе и смотришь. Может быть, мы уже устали от впечатлений, может, ныряния с маской на Тиомане оставили о себе настолько живые и непосредственные впечатления, что даже и океанариум не произвел ожидаемого впечатления.

Зато вот представление с участием дельфинов понравилось Любе. А мне нет, я вообще не люблю дрессуру. Дельфины, повинуясь командам девушки по имени, а скорее, по сценическому псевдониму Саманта проделывали всякие штуки на радость собравшимся. Потом желающие из зрителей, кажется, за отдельную плату, заходили в водоем, забавлялись с дельфинами, а после, взяв микрофон у Саманты, делились своими впечатлениями с остальной публикой. Все это они проделывали, не снимая одежды, которая высыхает сразу, чего ее снимать. Один из волонтеров был из Австралии, мальчик из Индии, девушка из Чили. Все они коротко рассказывали о себе и своих впечатлениях.

Мне почему-то стало не по себе. Здесь, среди людей, собравшихся со всего мира, я ощутил себя совсем чужим, и не только людям, но и этим умным дельфинам. Ведь при всей их выучке они не станут выполнять команды, отданные на русском. Они его просто не слышали.

Дельфиний цирк сделался для меня яркой демонстрацией победы Англии и чудовищной ее заокеанской метастазы - США - в борьбе за власть над миром. И теперь они диктуют на своем, английском языке, свою, американскую, волю повсюду. В политике, экономике и даже в балагане. А ведь были и другие попытки начать глобализацию, с иной матрицей. С арабской, пиренейской, русской. (Иные, ранние, в счет не идут, не было достаточных коммуникационных средств). И все они в свое время имели успех, каждый раз казалось - решено дело, но победили англичане. Протестанты осуществили то, что не удалось мусульманам, католикам и православным. А жаль, я бы хотел, чтобы победили русские. Или хоть испанцы. Да и арабы, на мой взгляд, предпочтительнее. Мир был бы добрее и безопаснее. Может быть, на смену не пришел бы неизбежный в скором будущем китайский гегемонизм. И не надо мне говорить, что история не терпит сослагательного наклонения. Где, когда и кому она признавалась: «Я так не терплю, это проклятое сослагательное наклонение, просто тошнит от него». Вранье. Наклонение это на самом деле ненавидят те, в чьих руках власть. Ведь «если» ставит под сомнение все, в том числе принадлежность власти. А вот от этого их действительно рвать тянет. Потому-то и придумали наемные историки, будто Клио не любит сослагательного наклонения. Голову даю на отсечение, старушка об этом никому ничего не говорила. Такие грустные размышления пришли мне на ум в центре развлечений на Синтосе. Может, правда, я просто немного устал. А что понравилось на Синтосе, так это местные обезьяны. Веселые, благодушные зверьки, кажется, с прекрасным чувством юмора. Прямая противоположность тиомановской породе. Еще очень понравилось пить там пиво, глядя на океан, и недоумевать, какой он такой на самом деле здесь - Тихий или Индийский. А если к пиву еще добавить чего покрепче, недоумение начинает переходить прямо в какой-то восторг - смотришь, видишь, плещется себе, а что плещется - и не разберешь. Здорово. Конечно, за четыре дня мы мало что успели посмотреть, местный ботанический сад, ночное сафари, множество музеев, подземка, которую очень хвалят, всего этого мы не увидели, хотя спали мало, а ходили смотреть много. Четыре дня - ничтожный срок.

Из общения с местным населением запомнился такой эпизод - мы разделились с Алексеем и отправились гулять с женой вдвоем. Это было в последний день, времени оставалось в обрез, никакого конкретного плана уже не было, просто шли куда глаза глядят. Иногда, правда, сверяясь с картой. И вот во время одной из таких сверок, углубленный в карту, я услыхал приятный такой женский голос: «Могу я вам помочь?». Молодая, хорошо одетая китаянка быстро и толково разрешила мои затруднения и, мило улыбнувшись, удалилась. Уже по возвращении я прочитал в Интернете рассказ о том, какие тупые эти китайцы и индусы в Сингапуре, чего не спросишь, ничего толком объяснить не могут. Видно, правда, рыбак рыбака видит издалека. Я-то ничего не спрашивал, любезная молодая леди просто увидела человека в затруднении и решила помочь. Что и сделала...

За время нашего отсутствия в Домодедово мало что изменилось.

Таможня - как везде в мире, не хуже, не лучше, властно-корректные, вежливые профессионалы. Чего только про них не говорят! А мне нравится, как они делают свое дело.

Зато дальше! Увидев, что поток пассажиров слишком уж обилен, пограничники по одному стали уходить из своих стеклянных будок. Из множества пропускных линий работать остались только две. Это на несколько сот пассажиров. Уходили они не просто так, а лениво потягиваясь, смерив презрительным взглядом пытающихся возмущаться. Возмущаются в основном иностранцы, наши привычно молчат. Но когда стали пропускать без очереди организованные группы, а таковыми оказались моряки, какая-то судовая команда, а потом команда борцов, возвращавшаяся из Германии в Чечню, кажется, юниоры - здоровые ребята, могли бы и постоять, возмущение стало всеобщим. Но они - группа, организованные пассажиры, коллектив в конце концов. Поразительно, уже восемнадцать лет как коллективизм перестал быть официальной идеологией, а все равно коллективы проходят вне очереди. От долгого стояния мне стало плохо, почти не помню, как все-таки мы преодолели пограничный барьер, сели в электричку и поехали на вокзал.

Дальнейшие наши приключения уже не имеют отношения к путешествию в Малайзию и Сингапур, поэтому здесь можно было бы поставить точку. Но по дороге, уже в поезде, произошла еще одна встреча, не рассказав о которой нельзя было бы считать полным мой рассказ о нашем дальнем странствии.

Билеты на поезд нам достались в разных вагонах, поэтому, устроившись, я решил сходить в гости к Алексею. Люба не пошла, потому что устала. В купе у Алексея ехали женщина, работающая в системе РЖД, и пожилой господин, тоже ее коллега. Женщину я упомянул просто так, для полноты картины, мужчина же удивил и запомнился.

Когда я вошел в купе, Татьяна Ивановна в совершенно несвойственной ей манере восторженно рассказывала седому попутчику о нашей поездке, наивно полагая, что ее чувства будут поняты и даже разделены. И это все в обход принятой у чиновников процедуре взаимного обследования при встрече, с целью выявления ранга собеседника. Вот что сделали с ней любовь к Сингапуру и двадцать дней общения с классово чуждыми элементами. Взять так, как какая-то «простая», начать говорить по поводу увиденного, Седой, как впоследствии выяснилось, человек рангом ниже нашей Татьяны Ивановны все же сохранил сановитость и все иные качества своего класса. Бесцеремонно перебил он женщину, голосом, приспособленным для произнесения истин в конечной инстанции, произнес:

- Да, главного вы там, конечно, не увидели.

- Чего, простите, не увидели? - заступился за подругу Алексей.

- Да, считай, ничего вам там не показали.

- Но, простите, кто, что нам мог показать или скрыть, если мы ездили, куда хотели, по маршруту нами самими составленному. По Интернету, - прибавил Леша, совершая ошибку.

- Вы думаете, значит, что сами составляли этот ваш маршрут? - подчеркнуто мягко спросил седовласый.

Алексея редко можно увидеть обескураженным, но это был как раз тот случай.

- Ну да, мы сами, - промямлил он.

- Это вам так кажется, что сами, а в действительности маршрут был составлен за вас и через зомбирование внедрен в ваше сознание. Поэтому вы и не видели там ни-че-го. Вам не показали огромные поселения нищих, умирающих с голода, трущобы. Зомбировали, а вы и не поняли.

Признаюсь, обескуражен был не только Алексей.

- Вы сами, вероятно, немало времени провели в Юго-Восточной Азии, и поэтому лучше нас знаете регион, - вмешался я, наивно полагая вернуть этого человека в реальность с помощью логики.

Посмотрев на меня с восхитительным презрением, с которым наши чиновники профессионально умеют смотреть, когда вдруг заговорит тот, кому по чину - молчать бы и молчать, он бросил в ответ:

- Нет, и не собираюсь, у нас на работе нам специальные фильмы показывают обо всем, что знать положено. Кроме того, я еще в советское время побывал в ГДР и Чехословакии, меня так просто, как вас, не проведешь.

- Но ведь ни ГДР, ни Чехословакии давно уже нет, в мире все меняется. Как же тот, кто не видел, может знать лучше того, кто видел сам?

Робость моих формулировок была уже не полемическим приемом, я был, правда, ошарашен напором абсурда.

- Да это вовсе и не главное, а главное - что?

Подняв указательный палец, заранее снисходительно улыбаясь нашей неспособности ответить на элементарный вопрос, седовласый господин переводил взгляд то на Алексея, то на Татьяну Ивановну, тем самым как бы исключая меня из числа возможных ответчиков на его вопрос. Мы притихли.

- Главное - это любить свою Родину! - торжественно заключил он.

Боже, до чего же глупы и наивны, должно быть, люди, пытающиеся с помощью фактов и логики спорить с чиновным человеком. Да как только у него возникнет затруднение с аргументацией, он тут же обвинит вас в измене Родине, вот и все. Это сейчас за таким аргументом ничего страшного, кроме ощущения полной своей глупости, не последует, а ведь были времена, когда это означало конец жизни...

Потом, уже у себя в купе, я подумал, что встреча с этим человеком была неслучайной... Вспомнились мысли, посетившие меня на шоу с дельфинами. Так ли прав был я, когда обрушивался мысленно на победителей-англичан? Намного ли лучше было бы, чтобы господа, подобные этому нашему попутчику, стали хозяевами мира. Те, кому виднее, даже если они ничего не знают о том, что именно виднее. Собственно, этим и знать ничего не нужно, кроме того, как угодить своему начальству. Это квинтэссенция мудрости. А все несогласные - предатели. Неслучайной была встреча в вагоне.

Поэтому я и рассказал о ней в завершение описания счастливого и яркого события нашей жизни - путешествия в Малайзию и Сингапур.

Перепечатка материалов размещенных на Southstar.Ru запрещена.