Южная звезда
Загружено:
ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ № 3(32)
Александр Ломтев
 ГРУЗИЯ

Дом был одноэтажный, невысокий, но какой-то объемный, кубастый. Перед домом развесил ветви старый корявый грецкий орех. Под орехом уютно примостился круглый стол с красивой мраморной столешницей, в центре которой в мраморном углублении цвели незабудки. Вкруг стола - столетние скамейки. Было Первое Мая. Мы маршировали в потешной демонстрации перед трибуной - большим крыльцом-верандой, выкрикивали дурацкие лозунги и радовались жизни.

- Да здравствует Первое Мая - самое первое мая в мире! - кричал с «трибуны» командир.

- Ура-а-а! - подхватывали мы нестройно, но громко.

- Ура-а-а, - вежливо, вполголоса тянули из-под ореха хозяева дома - грузины.

- Гав-гав-гав! - неодобрительно тявкала из-под крыльца собака.

- Да здравствует дружба русского и грузинского народов! - хитро поглядывая на хозяев, выкрикнул командир. - Ура!

- Ура-а-а! - дружно подхватили из-под ореха седые, но крепкие и широкоплечие виноградари.

- Ура-а-а! - до хрипа в горле орали мы.

Гав-гав-гав! - включалась под крыльцом собака.

Где-то вверху громыхнуло, с гор полыхнуло ледяным ветром. Мгновенно потемнело, и на дом, на орех, на красивый стол под орехом полоснуло ливнем. Гикая, мы ринулись в дом, и хозяева-грузины, смеясь, как дети, затопали по крыльцу вслед за нами. В доме нас уже ждал накрытый невидимыми женщинами праздничный стол. И какой стол! Какая-то неведомая скатерть-самобранка развернула на потемневших от времени досках все свои яства: мясо, дразнящее аппетитной поджаристой корочкой, овощи, зелень, пахнущая утренней росой, лугом и какими-то неведомыми джунглями, сочные фрукты (откуда в мае?!). В изящных желто-коричневых кувшинах взбулькивало при малейшем прикосновении знаменитое кахетинское вино…

Дождевые струи звенели оконными стеклами, гремел гром, шумела где-то рядом непоседливая Алазани, и уже не верилось, что всего полдня назад мы неслись по этой реке сквозь пороги и коряги и командир орал, срывая голос: «Табань!». Порог исхлестал нас водой, унес весло и продырявил днище, залив одежду и палатки. Но ночевать на берегу этой ночью нам не придется: к берегу подошли люди с прибрежного виноградника и, молча взяв наши вещи, привели нас к этому дому.

Вино разогрело кровь, развеселило.

- Хочу лобио! - сказала Ирина.

Хозяева недоуменно переглянулись. Она хочет лобио?! Огромный Али, смущенно моргая редкими ресницами, принес из кладовой фасоль в полиэтиленовом мешочке.

- Приготовить?

Ирина заливисто рассмеялась:

- А я думала, что лобио - это такие длинные булки!

- Не-ет! Это лаваши. Хлеб! - восторженно завопил Али. Он смеялся и не мог остановиться. - Ошибка! Лаваши - хлеб! Лобио - фасоль!..

- А тосты? Как же тосты? - крикнул Игорь.

Игорь знаток и любитель обстоятельных застолий.

- Нужен… это… главный за столом, - поднявшись, сказал высокий, худой и очень жилистый старик по имени Гогия.

- Тамада! - догадался Игорь.

Игорь - знаток застольных обычаев всех народов во все времена.

- Правильно, тамада! - рявкнул Али.

Гав-гав-гав! - отозвалась из-под крыльца собака.

Гра-ах! - трахнуло молнией за окном.

Дзин-н-нь! - отозвались на столе кувшины.

Пахло сухой овечьей шерстью, пахло столетним деревом, тянуло из дверей снеговым ветром с горной гряды и фиалками с ближних склонов. И все это обволакивал запах терпкого красного вина и грустная, «на заказ», песня про мертвую девочку Сулико.

А потом самый старый грузин за столом - Северьян - высоко поднял руку со стаканом, и все поняли: сейчас будет тост.

- …И вот, президент американской страны, - торжественным глухим голосом говорил Северьян, - и вот, президент запретил своим ребятам-спортсменам ехать к нам в Москву на Олимпиаду. Эх, Картер, подумал я, это не поступок мужчины! Любой правитель, любой человек, стоящий у власти, должен быть мудрым! Куда девалась мудрость у правителя американской страны?

Северьян нахмурился и немного помолчал, сосредоточенно глядя в окно. Потом встрепенулся:

- Так вот, хочу выпить за то, чтобы в далекой американской стране люди посмотрели на своего президента и поняли: не нужен им такой правитель!

Он сделал бокалом замысловатое движение и поставил его на стол. Мы все поставили стаканы на стол. Игорь судорожно сглотнул слюну.

Встал Гогия - второй по возрасту старик - и поднял стакан. Он тоже ругал Картера, отчаянно размахивал руками и хмурил брови. В заключение он еще более замысловато крутанул стаканом и поставил его на стол. Мы все поставили стаканы на стол. Игорь тоскливо вздохнул. Вино издевательски подмигивало ему розовыми бликами.

Потом говорил огромный Али. Он плохо говорил по-русски, и Гогия переводил нам то, что мы плохо поняли.

- Это называется «алаверды», - склонившись ко мне, прошептала многозначительно Ирина. - Обычай такой…

Даже Игорь, забыв о вине, произнес длинную запутанную речь, которая начиналась: «Еще вчера мы ничего друг о друге не знали…» и заканчивалась словами «за урожай!»…

Речь Игоря хозяев потрясла, они подняли стаканы и… произнесли длиннейшие ответные тосты…

Мы ели мясо, пили вино и слушали грустные грузинские песни. Словно живой орган, словно рокот далекой лавины, словно гул алазанских порогов. А потом Али танцевал лезгинку, а Игорек кричал ему:

- Нет, нет, не так, Али! Лезгинку танцуют не так! - кричал Игорь - знаток национальных танцев.

А в углу весело трещала красными углями печка-буржуйка, весело звенела гитара, и все были веселы и счастливы…

Накрапывал уставший дождик, пахло цветами. Мы лежали на душистых соломенных матрасах, укрывшись жесткими черными бурками. За окном сквозь темень ночи посверкивали дальние зарницы, высвечивая на мгновение гребни гор.

Не спалось, я встал и вышел на крыльцо.

Али, завернувшись в бурку, сидел на ступеньках. Он печально глядел в темноту, вздыхал и беззвучно шевелил по-детски толстыми губами.

- Завтра вы уходите, - сказал он вдруг и укрыл меня полой своей бурки.

«Может быть, мы не чужие? - помимо воли всплыло в моей голове. - Может быть, в душах этих виноградарей навсегда останется память о нас, останутся кусочки наших душ? Но тогда и кусочки виноградарских душ должны пустить корни в наших сердцах, должны прорасти в нас ростками человеческой любви и братства».

- Это вино! - объяснил я себе внезапное философствование.

Али обнимал меня как брата и тихо пел грузинские песни, прихлопывая по коленке широкой ладонью. И узловатость пальцев его темной руки напоминала мне узловатость виноградной лозы.

Али тихонько напевал мне по-грузински, а я вторил ему, как мог, по-русски, и в темноту Кахетии улетала странная песня с хитросплетеньем русских и грузинских слов…

Пронзительно-свежим утром мы собирали рюкзаки, а старики-виноградари стояли у стола под орехом и молча смотрели. Гогия неторопливо расставлял на круглом столе тарелки. Нужно позавтракать на дорогу.

Я паковал рюкзак, поглядывал на стариков и знал уже, что никогда больше не попаду сюда, не услышу голосов Али, Северьяна и Гогии, но и не забуду ни их, ни этого дома с угрюмой собакой под крыльцом, ни печки с красным пламенем внутри, ни запаха фиалок вперемешку с кахетинским красным вином…

Мы молча взялись за весла, скрипнула последний раз галька под сапогом, царапнуло днище о камень.

Алазани подхватила плот и, шлепая его по бокам, понесла…

- Смотрите! - крикнула вдруг Ирина.

Из-за поворота выплыл зеленый бок горы, и на фоне ровных строчек виноградника мы увидели знакомые фигуры. Медленно и неуверенно Ирина махнула им рукой. И старики-виноградари замахали нам в ответ. И мы махали им на прощание и кричали:

- Проща-а-айте!

Между нами и берегом тянулась и все увеличивалась сверкающая солнечная дорожка, и там, где она упиралась в берег, на зеленом склоне стояли старики и все махали и махали нам вслед. И мы махали до тех пор, пока река не сделала поворот...

Перепечатка материалов размещенных на Southstar.Ru запрещена.