Южная звезда
Загружено:
ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ № 2
Сергей Сутулов-Катеринич
 МАРК. НЕУГОМОННЫЙ

Азиат - по месту рождения. И, как у Блока, - с раскосыми и жадными глазами. Азиат из Таджикистана. Хотя в паспорте у него значится совсем иная национальность. Марк Шкляр жил и работал в Витебске и Минске, Ставрополе и Вильнюсе, Москве и Лос-Анджелесе. Гражданин мира - почти по Хлебникову...

Воспоминания о Марке Семеновиче метафоричны, но правдивы. Анекдотичны, субъективны, порой - грустны. Как их окрестить? Новеллами? Байками? Назову свои мемуары сказами.

Сказ о том, как М.С. материализовался

Мы расстались с ним в Белокаменной при очень странных обстоятельствах. Гостиница «Космос». Глубокая ночь. Типично русский напиток и отнюдь не типичная закуска - сёмга. А еще - стихи. Свои и чужие. Через край. И вдруг Марк, кося лиловым зраком, заявляет:

– Запрещаю тебе писать! Страшно - напророчишь...

В запале выдаю ему четыре строчки:

Плебей, олигофрен, дебил -

Я водку пил и повторял:

«Такую женщину любил!

Такого друга потерял!»

- Считай, так оно и случилось, - шепчет Марк и уходит в метель, несмотря на мои увещевания, мольбы и угрозы...

«Космический» экспромт разросся до поэмы. А Шкляр, растворившись в пространстве и во времени, грозил превратиться в фольклорный персонаж. Ибо на звонки, телеграммы и письма не отвечал. И лишь знакомая фамилия, мелькавшая то в «Московских новостях», то в «Новом времени», придавала его мистическому бытию гонорарную реальность. Журналист Марк Шкляр в столице был вольным художником и зарабатывал на жизнь своим веселым и умным пером. А тёзок у него в нашем кругу не значилось...

И наступил тот самый (вернее, этот самый) новый особый век. И уже успел подарить всем людям-человекам массу впечатлений. Не всегда радостных. К числу удивительных (лично для себя) отношу известие из... Тель-Авива.

Встречаю старого знакомого.

- Представляешь, - говорит он, - вчера звонил Марк. - И так, словно мы расстались вчера, заявляет: «Привет, старик! Эпистолярный жанр мне не по нраву... Я тут по Палестинам шастаю. А вообще в Штатах теперь обитаю - дочка, Машка, отцу на старости лет заморское гражданство выхлопотала...»

- Жив, курилка! - с облегчением прервал его пламенную речь наш общий друг. - Что новенького?

- Можешь поздравить: только что сборник стихов - made in USA - выпустил. Кланяйся от меня Сергею - вели стихи сочинять!

Вот такие пироги. С метафорами.

Сказ о том, как М.С. землетрясения предрекал

В «Ставропольскую правду» Шкляр плавно перекочевал из «Молодого ленинца». Я в ту пору стал уже старожилом краевой партийной газеты, а Марк, привыкший к вольнице «комсомольского пера», никак не мог заставить себя приходить к «девяти ноль-ноль». Меня это нисколько не смущало, ибо знал: Шкляр за час мог сделать больше, чем иной наш сотоварищ за день. Однако редактор, не терпевший «белых ворон», выражал недовольство таким падением трудовой дисциплины. Вот и доставалось на орехи - сначала мне, заведующему отделом, затем - корреспонденту, опаздывавшему на работу по три раза в неделю.

В итоге мы избрали тактику утренних заданий. И когда в очередной раз очередной шеф «СП», вызвав меня на ковер, гневно спросил, где изволит находиться Шкляр, я, не моргнув глазом, ответил, что собирает фактаж для репортажа в номер.

– О чем материал?! - немедленно вскинулся ред.

– Марк к сейсмологам пошел. Платформу ставропольскую, сами знаете, потряхивает...

Грешен, тему для репортажа я сочинил на ходу, направляясь из своего кабинета в главный. А закадычный приятель Морфея - Марк Семенович - узнал о гипотетическом землетрясении лишь в тот момент, когда его разбудил мой телефонный звонок.

Через тридцать минут он появился на работе. Слегка небритый, но с озорными чертенятами в глазах.

– Айда к шефу!

– Но ведь репортаж придуман «от фонаря»...

– Не переживай, сто восемьдесят строк - в голове. Дай только до машинки дорваться.

– Ты где был?! - редактор, пылая праведным гневом, хотел ущучить М.С., что называется, с порога...

Реплика «Пиво пил!» здесь явно не проходила, поскольку, во-первых, популярный клип о «Толстяке» еще не заполонил телеэкраны, а во-вторых (и это факт!) - подобная шутка во времена «сухого закона» могла обернуться заявлением по «собственному» желанию.

Но ответ Марка оказался не менее шокирующим:

– Кота покупал!

– Издеваешься?!

– Отнюдь. На Верхнем рынке цены на кошек до небес взлетели. А эти пушистые - самые верные предсказатели землетрясений!

– После обеда жду материал...

В течение пятнадцати минут Шкляр взял интервью по телефону у геолога, сотрудника «Гидромета» и директора рынка. Репортаж, украшенный колоритным эпизодом с сибирским и сиамским котами, появился в газете на следующий день.

Сказ о том, как М.С. своих начальников искушал

Редакция газеты «Молодой ленинец». Отдел культуры. Конец рабочего дня. Заведующий отделом Василий Красуля беспрерывно строчит на машинке. Судя по его вспотевшей спине, стучит не первый час. Занят шеф, занят...

Корреспонденты отдела Марк Шкляр и Володя Беленко понимающе переглядываются, перемигиваются, шуршат рублями и «трешками».

М.С., по праву старшего, отправляет коллегу в экспедицию.

Сообразительный молодой человек вмиг смотался туда и обратно...

Беленко на цыпочках обходит мокрую спину Красули и показывает заказчику выразительно раздувшийся портфель, набитый портвейном № 13.

– Вась, а Вась, - вкрадчиво шепчет Марк. - Ты очень занят?

– Да...

– Василий, ты ведь не пьешь?

– Да...

– Александрыч, а мы тебе не помешаем после смены трудовой?

Красуля лихорадочно собирает бумаги, блокноты, ручки и бочком-бочком «выпуливается» из кабинета.

Редакция газеты «Ставропольская правда». Отдел новостей. Конец рабочего дня. Заведующий отделом Сергей Сутулов, прикуривая сигарету от сигареты, терзает пишущую машинку. От его спины валом пар валит. Начальник зело сосредоточен.

Корреспонденты отдела Марк Шкляр и Владимир Беленко, пошушукавшись, сбрасываются - в ход идут уже не «трояки», а «червонцы». Кому идти, на пальцах не кидают. Ясное дело: гонцом будет «салага».

Беленко мышью прошмыгивает мимо взмокшего шефа... Без четверти шесть заветный портфель возвращается на свое законное место. Не без помощи посланца, разумеется.

– Сереж, а Сереж, - заводит пластинку Марк. - Ты очень занят?

– Да...

– Сергей, ты ведь бываешь не прочь?

– Да...

– Владимирыч, а мы тебе не помешаем?

– Без меня - да, со мною - нет!

Восхищенный мужественным поступком своего начальника, М.С. тут же выдает экспромт:

Сегодня Бог упал со стула,

Едва услышав эту весть:

Родился раб его, Сутулов,

И просит выпить и поесть!

Завершив чтение четверостишия, Марк, словно извиняясь, добавляет:

– Прости, старик, что не в день рождения. Но Музе не прикажешь...

Сказ о том, как М.С. порнофильмы смотрел

Изобретательности злостного прогульщика и блестящего журналиста не было предела. Если поутру редактор не интересовался, где находится Шкляр, это означало одно из двух: либо шеф - в командировке, либо мы еще с вечера оповестили главного об очередном задании.

Темы материалов, понятное дело, чаще всего обговаривались заранее. Но когда редактор заставал меня врасплох своим сакраментальным вопросом, приходилось отвечать, что корреспондент тотчас сообщит, чем занимался в первую половину дня...

- Ты где был?! - в очередной (десятый или сотый) раз воскликнул главный, в упор разглядывая весьма помятую физиономию Марка Семеновича. - Сколько вчера на грудь принял?

Прирожденный актер, Шкляр, изображая неподдельную обиду, вздохнул:

- Какая там пьянка - помилуйте. Я всю ночь жесткую «порнуху» смотрел. Задание, доложу вам, не для слабонервных...

Редактор переводит недоумевающий взгляд на меня: мол, как ты, партейный человек, мог до такого додуматься?!

Я, естественно, о «своем» задании, как и наш вождь, слышу впервые. Но, слава Богу, не успеваю открыть рот, поскольку Марк и комментарий берет на себя:

- Тяжкий труд. Но статья поучительная получится. Строк на пятьсот-шестьсот. Порнофильмы ведь официально не отрецензируешь. Пришлось в «малину» внедряться. Дал слово, что никого сдавать не буду. А вот поморализировать могу изрядно.

- Смотри, чтобы акценты были расставлены, - напутствует шеф просветленно. - «Ставрополка» еще этой темы не касалась. Надо врезать по голым задницам!

Едва мы оказываемся за пределами редакторского кабинета, М.С. начинает лихорадочно вызванивать доброго знакомого, Геннадия Хазанова. Тезка известного юмориста был и по сю пору остается у нас, в Ставрополе, непререкаемым авторитетом в сфере кино- и видеопродукции. Киновед со ВГИКовским дипломом, он пересмотрел тысячи фильмов, отмеченных и гением Антониони, и плебейской режиссурой авторов заграничной и отечественной «клубнички».

- Ген, а Ген, выручай! - горячо дышит в трубку Марк. - Перескажи пару-тройку сюжетов про это самое. Вчера ночью сбился с маршрута - до порнофильмов не добрался. А мне фактура позабористее нужна. Помнишь, ты плевался, упоминая похождения экранной Екатерины Второй?!

Дальше - дело техники. Или, как любил говаривать Шкляр, сумма технологий. Эпизоды из свежего фильма «Девять с половиной недель» он чередует с теми, кои вызвали праведный гнев Хазанова, затем идет комментарий киноведа. Еще одна сцена «монтируется» со смачной картинкой из «Екатерины»... И завершают «агромадную» статью авторские сентенции о фаллических символах Востока и тупости кинодельцов, запродавших Эроса дьяволу.

Сказ о том, как М.С. «галифе утюжил»

Пора признаться. Но не покаяться. На излете 80-х в «Ставрополке» было модным приходить на работу в отутюженных галифе. Не в буквальном, разумеется, смысле. Крайком «родимой коммунистической» свирепствовал. На каждого журналиста досье имелось. Последний, как потом оказалось, ставропольский секретарь этой самой партии Иван Болдырев редакторов стращал. А те - в свою очередь - нас, ерничающих подчиненных.

Крылатая фраза об армейских брюках, вмиг облетевшая редакцию, принадлежала - вы уже догадались?! - несгибаемому Марку. И - неугомонному. Ему же - мысль об акростихах, посвященных опальным журналистам и политикам.

В ту пору, с подачи заместителя редактора, моего тезки Сергея Белоконя (царство тебе небесное, С.В.!) Сутулов и Шкляр - в две головы и четыре руки - выпускали «24-ю страницу». Газета выходила шесть раз в неделю, и, соответственно, мы удостоились чести стать соавторами своеобразного заключительного аккорда в «Ставрополке».

Фискалы первого крайкомовского секретаря раз за разом отправляли в корзину крамольные заметки, корреспонденции, интервью. Александр Солженицын? Ату его! Андрей Сахаров? Боже упаси! Однофамилец Ульянова? Да еще Владимир Ильич? Поаккуратней, щелкоперы!

А вот прочесть по вертикали стихи, выведенные каллиграфическим почерком художника Сани Макушенко, доброхоты-церберы не додумались. Отдел новостей ликовал. И выдавал на-гора посвящения Василию Красуле, Сергею Попову, Юрию Несису. Тем самым участникам «Народного фронта Ставрополья», на которых крайком партии объявил настоящую охоту...

Закаты сменяли восходы. Безальтернативно и неумолимо. Демократы обюрократились. Их нынешних взглядов и позиций я, грешный, не разделяю. А вот Юра остался Юрой. И жена его Лиза - Лизой.

Говорю об этом уверенно, потому, что супруги, давным-давно эмигрировавшие в Израиль, приезжали-таки с дружеским визитом в Ставрополь. Устроили посиделки - чуть ли не до утра. Мы с Несисом альма-матер помянули. Добрым - а каким же еще! - словом. Ведь оба учились на сценарном факультете ВГИКа.

И за «45-ю параллель» тост (отдельный и задушевный!) подняли. Всесоюзный и международный ежемесячник, сказы о котором еще впереди, раздразнил коммуняк, словно красная тряпка быка (быков), регулярно предоставляя страницы для очерков, эссе, репортажей, написанных Юрием. Из-за «бугра», разумеется.

Мы, делавшие издание с любовью, нежностью и болью, шутили: «У нас даже в Израиле собственный корреспондент есть. Не говоря уже о Москве, Ялте, Новосибирске, Ростове, Кисловодске».

Шутки шутками, а Несис автором оказался активным, словно бы из Ставрополя и не уезжал. А гонорары, между прочим нехилые, по договоренности с иерусалимскими проказниками, получали родители Лизы, так и не решившиеся на тысячекилометровый марш-бросок...

– А что о Марке слышно? - тормошил меня в ту памятную ночь Юра.

Он, как выяснилось, бережно хранит в своих архивах акростих, сочиненный Шкляром и выведенный рукой художника Александра Макушенко, плюнувшего на «Ставрополку» и ушедшего вместе с нами в «45-ю параллель».

- Саня в Америку лыжи навострил. Жена его, Татьяна, уже несколько лет в Штатах. Он с дочкой здесь хозяйничает. Все время на чемоданах. Ждут вызова от мамы. Марк, по слухам, тоже в Штаты намылился...

- Чудны твои дела, Господи! - вздохнул Юра. - В роман такой эпизод вставишь - не поверят ведь дорогие соотечественники...

Дорогие мои бывшие соотечественники, Маркуша энд Макуша! Не сомневаюсь, что, встретившись-пересекшись где-нибудь на Брайтон-бич, вы непременно друг друга узнаете. Не только по глазам, но и по отутюженным галифе!

Сказ о том, как М.С. «Пожар» потушил

Главный редактор «Ставрополки» (а им в описываемом эпизоде был Борис Кучмаев) выдавал мне командировку в Пятигорск со словами:

- Институт иностранных языков знаешь?! Там все прогнило насквозь - сверху донизу. Взятки пышным цветом цветут. Сынки и дочки самых главных наших «тузов» как бы учатся. А по «инглишу» - ни гу-гу. Короче: жду статью. Да пожестче. Старого ректора сняли. Новый фактуру даст...

Неделю я материал собирал. Неделю писал. Статью «Пожар» чуть ли не на целую полосу забабахал. Тезисы редактора оказались цветочками по сравнению с пятигорской действительностью. Причем самые «забойные» куски в тексте имели документальное подтверждение.

Перед публикацией, изучив «Пожар» чуть ли не под лупой, Кучмаев решил поосторожничать и одного из одиознейших героев, Павла Гударенко, зашифровал под Пашу Г-ко. Этот юный Митрофанушка славился в вузе тем, что вольготно жил один в комнате, рассчитанной на четверых, регулярно получал «неуды», был охоч до развеселых девиц и попоек, etc...

Редактор учел, что Павлуша - разлюбимый сын одной из партийных «шишек» Труновского района - Раисы Гударенко. Мол, законспирируем разгильдяя. Мамаша и не узнает дитятку.

Едва статья увидела свет, как все тот же Кучмаев вызвал меня «на ковер»:

- Крайком в бешенстве! Сам Болдырев пальчиком грозит. Раиса ему уже звонила. В общем - готовься...

- А по остальным фактам что? - встрял я со свойственной мне простотой.

- Других претензий не поступало. Но и Пашеньки достаточно, чтобы выгнать тебя взашей!

Плетусь в «Белый дом». Матюки, услышанные из уст партийного функционера Ивана Шляхтина, опускаю. А вот его дебильный вопрос стоит увековечить:

- Паша Г-ко - это Паша... Г-ко? Ну, Раисин сын!

– У Горбачевой нет сыновей, - пытаюсь сострить я.

– Хватит умничать! На тебя у нас самое толстое досье, между прочим.

– И кто же из собратьев по перу в передовых стукачах значится?!

- Много будешь знать, скоро состаришься. Иди. Лучший выход - заявление «по собственному»...

В редакции мне сочувствовали, понимая: чем больше визга, тем правдивее история. С подачи Марка Семеновича по коридорам бродили частушки:

У мамаши, у Раисы,

Митрофаша уродился...

Ежели по-нашему,

Звали его Пашею.

По-англицки ни бельмеса:

По инязу ходит бесом

Этот некто и никто -

Митропаша, блин, Г-ко...

Ставропольская «нетленка»

Рассердила Гударенко:

Эх, жарь, жарь, жарь -

Разгорается «Пожар»!

Чтобы ублажить разгневанных крайкомовских «божков», редактор распорядился опубликовать завуалированное опровержение статьи. В ней говорилось, что все обнародованные факты, связанные с Пятигорским институтом иностранных языков, имели место. За исключением эпизода, относящегося к Павлу Г-ко.

Так и было напечатано: черным по белому. Без расшифровки фамилии. Марк ржал, как легендарный Троянский конь. Мне, переведенному из завотделов в собкоры по... Шпаковскому району, было не до смеха.

И не потому, что в статусе или окладе потерял, а потому, что «Пожар» аукнулся бандитским погромом в моей квартире. Средь бела дня (рабочего, разумеется) в ней все цинично перевернули вверх дном.

Поначалу я подумал: ограбление. Но ведь ни ценностей, ни книг, ни вещей, ни безделушек не тронули. «Опера» только руками разводили: дверь, похоже, открыта почти родным ключом. «Профи» вошли, напаскудили и ушли ни с чем...

Через месяц М.С. познакомился с офицером КГБ. Тот его вербовал. Правда, безуспешно. Зато водки оба-два попили вволю. Шкляр ввернул пару фраз о «Пожаре» и о таинственном налете на мою квартиру. На что получил исчерпывающий ответ: «Грабеж сымитирован. Искали «компромат» на Гударенко, который, по идее, должен был храниться у Сутулова дома...»

Марк знал, где я прячу архивы. Знал, но не сдал. И гасил «Пожар» своим излюбленным методом. Приговаривая: «Я - не алкоголик, я - трудоголик...»

Узнал я - уже после развала Союза - и фамилию человека, регулярно доносившего на меня в крайком. Она случайно всплыла в разговоре с Наумом Чановым, ныне, увы, ушедшим в мир иной.

- Точно ли на Сутулова папка-докладка водилась? И толстенная, говорят, была, - подначил я Нюму, всегда просившего называть его так в неофициальной обстановке.

- Не сумлевайся, старик! - хмыкнул бывший заместитель редактора «Ставрополки» в свои живописные усы. - Стучал на тебя Валерка Попов...

– Леонидыч?! - я едва не лишился дара речи.

- Он самый, тобой руководивший поначалу, когда ты к нам в восьмидесятом пришел.

– И на Марка - тоже?

- Ага. Только твое досье было значительно толще - ведь ты намного дольше Шкляра в «Ставрополке» пропахал. Так что можешь гордиться!

Сказ о том. как М.С. в колокол звонил

Итак, в 1990-м году Сутулов и Шкляр - к великой радости Василия Курилова, «рулившего» вместо Кучмаева «Ставрополкой», - из редакции уволились. Я - сразу, Марк, поосторожничав, взял для начала отпуск. И в любимом кабинете, где рождались стихи и анекдоты, пьесы и сценарии, «внутренние эмигранты» уселись за новый проект. Им стал всесоюзный и международный ежемесячник «45-я параллель». По сути, мы придумывали принципиально новую для региона 24-полосную цветную газету.

Шкляр - макетировал, я - редактировал. И оба, «в два ствола», дымили. Не скучали. Да и завистники скучать не давали. То ответсек Валерий Попов, ядрено матерясь, залетит: «Выметайтесь! Вы здесь не работаете!» То «синьку» издания (якобы на предварительный просмотр) в крайком уведут. Или же в учредители начнут краевую организацию Союза журналистов навязывать.

Стоп-кадр. К концу марта памятного для нас девяностого года издание было готово «под ключ». По нашему замыслу, «фирма», то бишь, название ежемесячника, оттенялась голубым фоном. Вопрос упирался в плакат, открывающий первую полосу.

В итоге прошла идея Марка: колокол, подвешенный в дорогой багетной раме, как бы надкалывает ее и вызванивает: «Азъ, буки...» А по периметру всей страницы бегут буковки современного русского алфавита, набранные нонпарелью.

Так что Саше Макушенко пришлось попотеть, особливо над роскошной «багетиной». Зато резонанс превзошел все наши ожидания. Позднее в раме оставил свой автограф Никита Михалков, понимающий толк в спецэффектах.

А тогда колокол «разбудил» Союз журналистов. «Синьками» мы называли оттиски с газетных полос, обработанные особым типографским раствором и лиловевшие, словно закатное небо. Они и были последним этапом перед командой: «В печать!»

Вычитав (до единой запятой!) все 24 страницы этих самых «синек», мы с Марком свет Семенычем покуривали в кабинете, с которым нам предстояло распроститься навсегда. Звонок. На проводе - заместитель редактора главной газеты края:

– Тезка! Загляни ко мне, кое-что нужно срочно обсудить...

Через минуту пожимаю руки Сергею Белоконю и секретарю краевой организации Союза журналистов Александру Бересневу.

- Старик! - улыбается «Конь». - Хорошую газету вы с Марком соорудили. Просто класс!

– А ты откуда знаешь?! - вскидываюсь я, еще ни о чем не подозревая.

- А «синьки» на что? - лукаво парирует Сергей. - Их в крайкоме прочли... Даже там оценили...

Свирепея, сдерживаюсь, дабы не сбиться на непарламентские выражения, и спрашиваю:

- Чего вы хотите, господа хорошие?!

- Строчку малюсенькую под «фирму» добавить, - вступает в разговор Саша Береснев. - К фразе «Издание Ставропольского Фонда культуры» присоединить продолжение: «...и краевой организации Союза журналистов СССР».

– Дудки! Делайте свою газету! - ору я и направляюсь к двери.

- Дудко вас печатать не будет, - иронизирует Сергей, ценящий каламбуры.

Пять минут спустя Марк Семенович наносит визит директору издательства «Ставропольская правда» Александру Дудко и задает ему два вопроса:

- Шеф, тираж на несколько месяцев вперед проплачен? Печатать будете?

Призрак крайкома КПСС и призрак марксовского «Капитала» зримо замаячили в директорском кабинете. Наш «Колокол», видимо, заглушил угрозу большевистского реванша, и Дудко избрал верный путь: «Деньги - товар - деньги». Он успокоил моего зама и позвонил в цех:

- Запускайте машины!

...Прости меня, Серега, прости. Я долго публично не здоровался с тобой, не подавал руки. Хорошо, что позже сумел понять: ты - нормальный мужик, талантливый журналист. И не нам решать, по кому первому будет звонить колокол...

Сказ о том, как М.С. на 45-й параллели пировал

«Эх, время, время, времечко», - поет Николай Расторгуев. Я, тихонько подпевая ему, полагаю-таки, что жизнь пролетела не зря. Ведь - выдержали. Выдюжили. И первого апреля 1990-го (так звезды на небосклоне расположились, так мы - хохмы ради - подгадали) на свет явился ежемесячник «45-я параллель».

И удумал Марк пир на весь мир устроить. Ужин в «Интуристе» - само собой - с приглашением действующих лиц и исполнителей проекта.

Но его неугомонная натура требовала иных масштабов. Шкляр рассуждал так: если мысленно обогнуть земной шарик по 45-й северной широте, то на этот гигантский «шампур» великое множество стран нанижется. Соответственно - и национальных кухонь.

Кулинара Марк подбирал с пристрастием. Особо поразил его невиданными рецептами Евгений Шипов. Вообще-то Евгений Юрьевич по специальности - врач. Однако и гурман великий. Отведав десятки блюд в исполнении Шипова, мы доверили ему рубрику «Пир репортера».

И баловал наш кулинар читателей салатом из одуванчиков и черемшой, запеченной с яйцом, холодцом из вишен и щами из иван-чая. А еще дарил изыски даргинской и лезгинской, казахской и монгольской, китайской и японской кухонь...

Одна беда преследовала Шипова: Марк жил через дом. И не единожды - по-соседски - наведывался к волшебнику глубоко за полночь с трепетными просьбами приготовить что-нибудь этакое из полутораметрового судака или юного кролика, напрашивался на рюмочку текилы или бокал чешского «Дипломата»...

И только ангельское терпение Жени спасало эпикурейца Марка от циничной, но естественной в подобной ситуации фразы: «Вот Бог - вот порог!».

Сказ о том, как М.С. с ГКЧП боролся

На вопрос, где ты был в августе 1991-го, заместитель редактора «45-й параллели» мечтательно отвечал: «Водку пил... С кэгэбешниками». И то сказать, что ему, беспартийному, оставалось делать? Правда, в августе 90-го, когда мы, коммунисты Фонда культуры и, соответственно, журналисты редакции, входившие в «первичку» Фонда, совершили коллективный «рывок на побег», Шкляр, пожалуй, первый и единственный раз в жизни пожалел, что не является членом большевистской организации.

- Вы осознанно и все разом покидаете славные ряды КПСС?! Нет, в самом деле?! Да это же полный бенц! - М.С. изнемогал от любопытства - и профессионального, и чисто человеческого...

Кто-кто, а он никак не мог пропустить подобного события и испросил разрешения присутствовать при «акции века».

В чем ему отказано не было.

А год спустя Марк Семенович в гости к «особистам» угодил потому, что яростно агитировал супротив ГКЧП... сотрудников краевого управления МВД. Прямо у них на работе - в том самом здании на улице Дзержинского, 102. И вручал при этом размноженный на ксероксе текст обращения к россиянам Бориса Ельцина. Как вы понимаете, и из этой сногсшибательной истории Шкляр вышел цел и невредим, сказав, что «кэгэбешники» - нормальные мужики и водку пить умеют.

Сказ о том, как М.С. рубрики придумывал

«Из первых рук», «Первоисточник», «Вольтеровское кресло» - так, сменяя друг друга, назывались полосы, гостями которых в «45-й» были Дмитрий Лихачев и Анатолий Собчак, Алла Пугачева и Эльдар Рязанов, Вячеслав Зайцев и Александр Градский... Всех звезд первой величины и не перечислить. Журналисты издания умудрялись брать интервью у политиков, деятелей культуры, науки и искусства не только в их рабочих кабинетах или за кулисами, но и в VIP-залах аэропортов, Доме кино, картинных галереях и даже на... пляже.

Беда заключалась в другом. Фирменные рубрики то и дело умыкали конкуренты. Они всплывали и в региональных, и в центральных газетах. Даже «Комсомолка», помнится, как-то «увела» нашу «Золотую середину».

Марк, посокрушавшись час-другой, предлагал все новые и новые варианты. Так он застолбил тематические полосы «Вольтеровское кресло», «Гамбургский счет», «Книга судеб»... Согласитесь, не каждое издание могло позволить себе роскошь пригласить в собеседники Булата Окуджаву или Бориса Стругацкого, Вячеслава Кондратьева или Нурсултана Назарбаева.

Звоню в Вильнюс. Там в начале 90-х надумал «пособкорить» Марк.

- Ты где был?!

- На даче у Плисецкой!

- Врешь!

- Пришлю фото и текст для новой рубрики: «Великие в шлепанцах».

Сказ о том, как М.С. анекдоты коллекционировал

У каждого из журналистов, работавших для ежемесячника, был свой прием. Валерий Перевозчиков козырял «Анкетой Достоевского». Борис Смоль «косил» под простачка, не умеющего включать диктофон. Вячеслав Лобачев заводил дискуссии о Бергмане, Тарковском, Феллини...

Марк Шкляр, обладая феноменальной памятью, технике не доверял. Он владел всеми секретами стенографии. К тому же - «ловил народ на анекдот». Чему и собратьев по перу учил. Двумя перлами из своей заветной коллекции я этот сказ о неугомонном и закончу.

Анекдот от Юрия Никулина (записал Вячеслав Лобачев):

«После войны единственной пищей в Москве была картошка. И вот выходит на арену Карандаш с мешком картошки и садится на него. Его спрашивают: «Карандаш! Чего ты сидишь и молчишь?» А он отвечает: «Вся Москва сидит на картошке и молчит».

Анекдот от Марка Захарова (записал Марк Шкляр):

«Первая поездка «Ленкома» в Париж. Нас пригласил Пьер Карден. Перед гастролями к нам явился небольшого роста крупный специалист по проблемам поведения советского человека за рубежом. От него мы узнали, что в Париже к нам будут подходить с одним и тем же: «Продай Родину! Продай Родину! Продай! Или хотя бы часть Родины!..»

Сказ о том, как М.С. о своей мечте-идее проговорился

Каждый из нас, по скромным подсчетам Марка, «наколбасил» ничуть не меньше, чем Лев Николаевич, - конечно, граф Толстой. Но толстые архивные папки с газетными вырезками «себя, гениального», пылящиеся на антресолях, в чемоданах и рюкзаках, ни на йоту не приближают журналиста к «Крейцеровой сонате». Тем паче - к «Войне и миру».

- И на хрена мне этот воз с собой возить! - восклицал Марк Семенович, с тоской глядя на пожелтевшие подборки за его подписью из «Молодого ленинца» и «Ставропольской правды».

Горку увеличивали, а, может, и украшали подшивки «45-й параллели» аж за два года. Непоседливый Шкляр в очередной раз уезжал в Литву.

- Гори оно все синим пламенем! - резюмировал он, затевая прощальный шашлычок в районе Холодного родника. - Для растопки газеты чудо как хороши. А вот для вечности никуда не годятся...

Вечерело. Марк читал стихи. В основном, чужие. Щурился, глядя в огонь. Напевал. Молчал. Выпивал. И уже в кромешной тьме признался:

- Вот бы книжечку, тонюсенькую такую, выпустить. И в нее всю свою поэзию, не к ночи будет помянута, вместить. А? Как Тютчев. Чтобы помнили...

- Ты мои мысли читаешь, что ли?!

И в Вильнюсе я у него гостил. И в Москве. Не единожды о поэзии толковали. Но о сборниках собственных опусов больше не заикались...

В Пушкинском сквере я прочитал стих, ему посвященный:

Это аксиома: я - глупее многих.

Для тебя же боги жертвенный огонь

Зажигают молча в грустной синагоге,

И свеча алеет сквозь твою ладонь.

Ты живешь, наверно,

так, что стынут нервы -

Не поможет водка, не спасает спирт...

Но однажды ночью, словно почка вербы,

Вдруг очнется строчка. Хотя Муза спит.

И уже не надо сумасшедшей бабы,

И не тают пальцы в смраде сигарет,

И к тебе - без стука! -

полупьяный Бабель:

- Очень извините, у Вас Бени нет?!

Ты ему ответишь, что уже не вечер -

Жалует, конечно, пользуясь окном...

– Забредайте чаще.

Место встречи - Вечность.

Заходите с Беней.

А еще - с вином.

Ты торопишь гостя, вежливый предельно,

Потому, что знаешь, слышишь по шагам:

На излете ночи, в этот понедельник,

В дом нагрянуть должен

тезка - Марк Шагал.

Это априори: ты - счастливей многих.

Я - печальней многих. И - наоборот.

Мы шагаем оба не по той дороге -

Бражничают боги?

Ржавый компас врет?

Туговатый на ухо, Марк попросил повторить - да погромче! - сию балладу. Откашлялся в кулак, что было верным признаком его глубокого смущения.

- Уважил, старик, старика. Хороший стих, поверь. Только на фига кланяться моей скромной персоне? Может, заголовок (или эпиграфом ты его называешь?!) снимешь...

(Каюсь, просьбе М.С. я так и не внял. В сборнике «Дождь в январе», выпущенном на излете века, посвящение осталось: «Тебе, Марк Шкляр»).

...Мы еще долго тревожили бронзового Александра Сергеевича своими рифмами и ритмами. Но главным ответом на мои вирши стали стихи М.С. о Марке Шагале:

Местечко незапамятно,

где звали его Маринькой,

А все домишки старые

старик рисует старенький.

Рисует небо звездное

с луной необычайною

И мальчика со скрипочкой -

над крышами печальными.

Как эта жизнь грошовая

распелась и расцветилась!

Шампанской пробкой хлопнула,

фатою занавесилась.

Альковная, амбарная,

овсом и сеном хрупая,

Горит под полумесяцем,

горит свечою грубою.

А в сером небе витебском,

к асфальту непривычные,

Летьмя летят любовники -

над зданьями кирпичными.

О, если бы вам встретились

чертоги настоящие,

Любовники, от города

до города летящие!

Юг Северу не грезился б,

гора с горой сходилася,

Шагалу подходящая чужбина

находилась б...

Как звать тебя, Отечество?

Звезда горит прощальная

У неба местечкового

под аркой триумфальною.

...Вот и сбылась твоя мечта-идея, Марк Семеныч! И моя - тоже. У тебя сборник стихов в Америке вышел. У меня - в России. Двумя перьями - добрым словом! - твоего тезку помянули. Ну, что? Еще по одной? Да не по рюмочке, по книжечке, черт неугомонный!

- How are you, my dear friend?

Перепечатка материалов размещенных на Southstar.Ru запрещена.