Южная звезда
Загружено:
ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ № 4(41)
Александр Костюнин
 УРОК ГЕОГРАФИИ

В девяносто шестом я работал начальником угрозыска Магарамкентского РОВД. За отделом был закреплён участок на административной границе Дагестана с Чечнёй у села Гамиях. Материалы служебного расследования показали:

«15 января 1996 года в 17.06 к блокпосту подъехала автомашина марки УАЗ-3741. Из фургона выскочили троё неизвестных. Угрожая оружием, захватили четырёх сотрудников милиции, увезли в сторону Чечни».

Я отказывался верить случившемуся...

Чеченцы и дагестанцы - родные братья. Братья навеки! Со времён легендарного Шамиля. Теперь, когда в Кремле всё смешалось и предлагали брать суверенитета, сколько утащишь, нам Грозный стал ещё ближе. Напрямую в бандитские разборки Масхадова с Россией мы не влезали, но «разборка» превратилась в войну. И если фронт был в Чечне, тыл - в Дагестане, в каждой аварской, даргинской, лезгинской семье.

Есть у меня скользкий знакомец: Дауд - чеченец дагестанский. Когда его задержали, я в показаниях помог немного… И он не то что отрабатывал… Бывший спортсмен, неоднократный чемпион Союза по боксу, авторитетный человек и здесь, и там… В Чечне его сильно уважали. Он снабжал их оружием всю войну.

Сижу как-то у него в гостях в Хасавюрте, и тут он, ни с того ни с сего, предлагает:

- Давай прокатимся в Ичкерию.

А там вовсю война...

- Ты чё? Больной?

- Да мы взад-вперёд, на экскурсию.

Уболтал. Границу пересекли засветло. Российский дивизион установок «Град» располагался на опушке голого леса. Дауд вызывает командира. Он, краснощёкий такой, жирный, пыхтя, выруливает к нам.

Дауд ему с ходу:

- Командир, вот десять тысяч баксов, - пачку протягивает, - а вот координаты: сделай залп, восемьдесят ракет.

Тот берёт деньги, не спрашивая, что за координаты.

- Ты меня-яяя знаешь!..

- Пуск - через два часа.

- Разницы нет, - у самого рожа лоснится.

Воистину: «Для кого - война, для кого - мать родна».

Мы сидим в Хасавюрте в кафе, ровно через два часа - залпы ракет «земля-земля». Дауд ухмыльнулся:

- По своим отрабатывает... Сгоняем ещё разок к этой свинье?

- Ле, ты что, б!.. нас после этого... самих... взорвут!..

- Не взорвут, поехали.

А у ракетчиков командир уже бухой… Дауд наезжает на него:

- Мы с тобой как договаривались? Восемьдесят пусков!

- Сделал... брат.

- Не сделал. Семьдесят. Я сам считал! - врал внаглую.

Командир засуетился, на красной лысине выступил пот, и набухшая капля сползла под тяжестью...

- Восемьдесят, брат. Все запустил!

- Нет, семьдесят. Верни две штуки.

- У меня их уже ёк…

- Как хочешь возвращай.

- Давай... скажи, что-нибудь другое сделаю. Отработаю!

- Ладно… Десять оставшихся запустишь по этим координатам.

Через два часа залпы накрывают вторую российскую часть.

Весёленький междусобойчик! Вот так воевала Красная армия.

Своим работникам я, по согласованию с начальником РОВД, категорически запретил применять оружие. По исламу: если чеченец убьёт меня, в рай не попадёт, зачем же я стану стрелять в него?

Братья-мусульмане платили взаимностью...

Служебная проверка подтверждает: ничто в тот день не указывало на обострение ситуации: «...с 08.00 до 17.00 через блокпост, в сторону села Гамиях, проследовало пять автомашин, две - в сторону Чечни. В 12.17 на пост пришёл житель села Центорой: обратился за помощью в выделении транспорта. Водитель служебного «уазика» сержант Омаров выехал с ним на территорию Чечни, оказал необходимую помощь».

Какая муха укусила чеченских орлов?!

Взять в плен наших солдат-милиционеров!.. Мы все ездили на ту сторону не раз, их тоже сюда свободно пропускали... Не то чтобы пресекать переход границы, наоборот, помогали местным жителям, простым людям. И - на тебе...

Одурев от бессонницы, мы сутками искали пропавших ребят. Мотались с начальником РОВД в Хасавюрт - все сведения из Чечни стекались туда. Оперативники докладывали: «У этого полевого командира нет, у того нет». Ну никаких следов! И ещё Дауд, мой крестник, пришёл с очередными хабарами: «Там мне так сказали, а там - вот так, но мы их из-под земли достанем...»

- Дауд, «из-под земли» не хочу. Может, я с тобой в Чечню смотаюсь?

- Опасно.

- Хоть опасно, поеду.

Мой начальник Мамедов вспыхнул:

- Не, ты что? куда?

- Поеду. Сколько будем сидеть, сказки слушать: тут не знают, там не знают. Клянутся, божатся: «Найдём, не беспокойтесь, узнаем след, взорвём, отберём!»

- Тебе что, больше всех надо?

- ...Наши - в плену-уу!!!

- Смотри, я за тебя не отвечаю.

- Не нужно за меня никому отвечать. Решение - моё!

Дауд с утра до вечера - со мной. Очень добросовестный оказался чеченец. Редкий чеченец! В благодарность за то, что помог ему однажды... Кормил, поил, возил. На его машине всю Чечню объездили. Буквально. Летали на бешеной скорости по снежным горам-долинам. Утром выезжаем -

вечером назад. Я в гражданке.

Он предупредил:

- Возвращаться нужно засветло! Не успеем выскочить до темноты, никто нас спрашивать не будет, уничтожат.

Дорога жёстко задиралась вверх серпантином. Вечернее рыжее солнце металось у виска слева направо. Разбрасывая из-под колёс мёрзлые камни с грязью, мы мчались, как водопад по ущелью, как ветер, краем узкого каменистого пояса. Слева от нас синела пропасть, справа - скалы. Едва проскочили узкое место, за спиной глухо загудел камнепад - снежная лавина лениво съехала, поглотив дорогу.

Обычно Дауд с бандитами на чеченском разговаривал, мне переводил. Дней десять уже колесили, надоело.

- Ле, Дауд, так не бывает: ты с ними говоришь на своём, тебе отвечают, я - не в курсе… Мне их байки осточертели. Каждый раз одно и то же: то сделаем, это сделаем. На русском говорите, чтоб я понимал.

В следующий раз Саламбек - масхадовский боевик, пацан лет двадцати пяти, не старше, перетянутый крест-накрест оружием, - ну с таким важным видом толковал с нами… с та-а-аким го-но-ром… Взбесило меня.

Полопотали на своём, и Дауд опять мне:

- Поехали...

- Нет, так не пойдёт. Мы же договорились - на русском. Саламбек, вы сколько заданий давали - мы выполняли. Кроме того, ладно я - Дауд вам помогает… Всю войну. Ты чё, мы сколько к тебе ездим, ты пацан молодой, издеваешься над нами: «завтра», «послезавтра»…

- Я их не видел.

- Ты описываешь наших ребят и сам: «Не знаю, не видел!»

- Просто так сказал.

- Просто так не сказал ты… Одежду одного описал, какой внешне - говоришь. Откуда можешь знать? Это наш работник, сержант. Он больной. У него с сердцем серьёзные проблемы. Саламбек, я подполковник милиции. Помоги хотя бы больного вызволить… Я пойду вместо него. Потом договаривайтесь о чём угодно. Подполковник ведь выше сержанта?!.

- Я не знаю, не решаю, я посмотрю…

Ну, что с этим абреком будешь делать?..

Мы - к Турпавали, начальнику контрразведки Масхадова. Он дружески похлопал меня по плечу и сладко запел:

- Полковник, знаю, ты воинам Аллаха помогаешь. Мы в долгу не останемся. Слово горца! Назови полевого командира, с землёй смешаю чеченское село, но их выручу.

Я обрадовался. Разве тут не обрадуешься…

По всей Ичкерии до одури круги делаем, наконец, узнаём: «Солдаты в отряде у Эби - Большого Асламбека». Сломя голову мчимся к Турпавали.

- У Эби!

- Точно?

- Точно не могу сказать, мне сообщили: у него.

- Решу.

К Турпавали две недели мотаемся - результата нет. И его «решу» на поверку - словоблудие одно. Тьфу!

Министр внутренних дел ЧРИ Казбек... Махашев, что ли... Здоровый такой, весёлый... Радушно принял, как все они.

- Братья-земляки-и-и, вассалам аллейкум! обнимаю вас. Главное - не волнуйтесь. Вы, подполковник, приезжайте завтра в форме, обратитесь к населению по телевидению.

Приезжаю в форме.

Министр свёл с замом, тот - с начальником управления уголовного розыска Хамзатом. Тоже здоровенный такой…

Мы с Даудом - к нему. Опять расспросы:

- Что? Где? Кто?

- Четырёх ребят взяли на границе...

И вдруг этот Хамзат взбрыкивает, агрессивно так:

- Ты чего в форме приехал?

- Министр ваш сказал.

- Вах!.. Ты выйдешь отсюда... самого заберут. Чего нам формой российской перед глазами!.. - выскочил из кабинета.

Я - Дауду:

- Объясни ему, ещё раз начнёт, такое отвечу… мало не покажется. Я в гости к нему приехал, в его кабинете нахожусь, а он стращает...

Вернулся Хамзат:

- Обращение по телевизору не получится. У Эби их нет. Сегодня-завтра соберу информацию. Узнаю, где.

Дауд имел прямой выход и на Аслана Масхадова. Мы - в Гудермес.

Он заскочил в штаб, я остался на улице ждать. Смотрю: пленные российские солдатики в драных рубашечках на колючем ветру… Зимой! Копают траншею, отопление тянут. Над ними - автоматчик. Прям как в фильмах. А в трёхстах метрах - Российская армия… Тут же у штаба русские женщины воют. Пробиваются на приём к президенту Масхадову, за пленных сыновей просить…

Выходит из штаба Дауд.

- Не перегибаете ли вы палку с русскими?..

- Ясыри? Это собаки - не люди. Гяуры. В соседнем селе в хлеву у моего брата на цепи молодые русские девки прикованы. Их дерёт любой. Ахх-ха-ха... Хочешь - заедем... Угощаю!

- Давай к делу.

- Аслан хочет познакомиться с тобой лично. За помощь обещал наградить высшим воинским орденом Чеченской Республики Ичкерии «Честь нации».

- Пусть поможет ребят найти. Это и будет награда.

- Ну, как знаешь… А что касается твоих подчинённых, пообещал решительно: «Где бы ни были - найдём, освободим. Своих - сурово накажем, сгноим!»

Однако сколько мы ни ездили, никто не помог. Вышли на Хаттаба.

Эмир ибн Аль Хаттаб - фигура колоритная. Он же Ахмед Однорукий, он же Чёрный Араб. Смуглый такой, длинные вьющиеся волосы, чёрная перчатка на правой руке. В селении Ведено у Хаттаба роскошный дом, параболическая антенна (в то время у нас ничего подобного не было). На этот раз со мной был зам главного ваххабита Дагестана с бородой: борода в Чечне служила пропуском. (С бородой езди куда хочешь!) «Борода» с Хаттабом между собой хабарят на арабском. Долго, изнурительно. Изредка ваххабит переводит. Смысл прежний: «Сделаю, найду, спасу, поеду к Радуеву, Масхадову. Пока не знаю, где они, но буду искать… Отобью! А вы - помогите мне».

Якши!

За ношение оружия мы задержали араба. Хаттаб попросил освободить его и отправить домой в Иорданию, назвал своего человека на границе.

- Ему передайте, остальное - не ваши проблемы.

Я вывожу наёмника из камеры... Вот такой араб - тридцать килограмм весом:

- Собирайся, едем!

- Куда?

- К маме.

- Нэ поеду…

- Почему нЭ поедешь?

- Воэвать хачу… К Хаттабу назад хачу.

- Хаттаб тебя не желает… Уезжай!

- Умирать хачу.

- Умирать?

- Да.

- Видишь люстру? Верёвку принесу, вешайся здесь. Мы тебя похороним на мусульманском кладбище. Здесь роскошное кладбище… С почестями похороним, по блату…

- Вах! Зачем такое гаваришь?.. Нэльзя.

- Почему нЭльзя?

- В ад попаду.

- Ну, раз не хочешь в ад, вали отсюда…

Тридцатикилограммовый меня уверял:

- Нигде так салдат нэ резал, как здесь у Хаттаба. Сотнями... Голова атрезал им, как баранам. Никаго в плен не брали. Всэ падвалы забиты салдатами…

Я брезгливо поглядывал на больного фанатика: война, точно чёрная дыра, притягивает тёмные силы; наёмники издалека чуют смерть, как вороны падаль, и с карканьем слетаются на запах.

Мы доставили араба на азербайджанскую границу. (Там ребята-лезгины за бакшиш перевозят людей.) Для интереса у старшего осведомляюсь:

- А как ты их?..

- Сплавляю по реке за сто долларов… Недавно Радуева сопровождал.

Два месяца я не прекращал поиски… Звонок от Хаттаба был неожиданным.

- Нашёл! Завтра будут передавать.

Начальник РОВД выслушал мой доклад.

- Сам поеду! Хочу с Хаттабом сфоткаться.

Боевую медаль, видно, захотелось… Я только «за».

Хаттаб отдал наших бойцов. В благодарность начальник подарил ему кинжал с золотой насечкой. Грязных, вшивых, измождённых ребят отвезли по домам. Расспрашивать их сейчас не имело смысла. Они отрешённо смотрели в никуда... Словно не радовались.

Неприятно сознавать, но, похоже, вместо братских отношений Дагестану отвели роль очередной юной невесты, которую в первую брачную ночь матёрый жених строго выдерживает в углу за занавеской, пока сам гульбанит с гостями на свадьбе...

Лишь спустя несколько дней, под нажимом, крайне неохотно бойцы рассказали нам… в скупых красках... Про ад в чеченском рабстве... Про кавказское гостеприимство братского народа!.. И меж собой дали мы клятву: в плен больше не сдаваться.

В августе девяносто шестого генерал Лебедь подписал Хасавюртовские соглашения. (Почему-то меня это даже не обрадовало.) Мышки прогнали кошку и распоясались окончательно…

А вскоре у нас произошло настоящее ЧП.

Бой на том же блокпосту в районе села Гамиях: «Есть убитые. Одного забрали в плен». От Магарамкента туда - не близко... Приезжаем ночью с полковником Мамедовым на место. Фонарём свечу: такая каша!.. Мешки с песком в пробоинах, гарь, убитые… Лейтенант Ярахмедов - совсем недавно в нашем отделе - попал в плен. Мужественный парень такой… Стажёр мой.

Выяснилась ещё неприятная новость: один опер, подонок, как заваруха возникла, сбежал.

- Ссс-сука!!! Нет тебе места в органах. Свободен!

- Не испугался я... я - за помощью… - сам в глаза не смотрит.

- Сволочь! Ты ребят оставил. С оружием драпать! И не вернулся...

Часа четыре прошло с момента перестрелки. Наш работник, участковый, мальчишка совсем, при нападении отстреливался из пулемёта. Трясу его за грудки: «Что? Ка-а-ак?!» Путается в показаниях, у самого руки дрожат. Ходуном ходят. Я горячий ствол - в ноздрю... По его информации: «Подъехали чечены на «КамАЗе», хозяйничать начали. Лейтенант Ярахмедов сделал замечание. Его скрутили, бросили в кузов. Он успел скомандовать: «Огонь!» Завязалась перестрелка. Двух «чехов» подстрелили, двух ранили… Те машину от блокпоста отогнали, стали запугивать: «Сдавайтесь, не то всех положим». Участковый в ответ из «красавчика» выпустил магазин, второй вставил, на седьмом патроне заклинило… Растерялся: повторно передёрнул, патрон - наперекос… Спасло то, что духи дрогнули, отступили».

- Извини, брат, - я твёрдо положил руку ему на плечо.

Он горько заплакал...

- Нюни развесил... слюнтяй! - вставил свои «три копейки» начальник милиции.

Я вытащил его за грудки на улицу.

- Ле, Мамед, не болтай! Парню впервые пришлось... по живым людям стрелять… В такой ситуации... неизвестно, кто как поступит. Не трогай его. Он - герой! Из четверых один остался, отстреливался. Другой бы на его месте, может, руки поднял.

Это был первый бой между дагестанцами и чеченцами на границе. До сих пор никто никогда по землякам не стрелял.

Чечены буквально заставили нас вытащить кинжал из ножен...

А лейтенанта... нужно было - срочно! - выручать.

Я протоптанной тропинкой - к Дауду, с ним - к Саламбеку... (У самого нервы ни к чёрту.) В очередной раз сорвался:

- Саламбек, ты надоел, ты... пацан! Ладно, меня не уважаешь... Ты к своему чеченцу точно так же относишься. Ты... чего издеваешься?! Вы говорите: «братья, братья-дагестанцы» - сами нападаете. В один день такой кулак получите в лоб, мало не покажется… Во все стороны.

- Что могу делать?

- Как что?! Две недели к тебе езжу… И - без толку!

...Как-то Хаттаб попросил переправить боевика за кордон. Им оказался Саламбек.

- О! Перетянутый!.. Так это тебя будем в канализацию спускать?

Сидит, надувшись, паук пауком, весь оружием крест-накрест увешан. Молчит.

- Ты чё? Ненормальный, что ли? Мало того, себя подставляешь, ты нас подставляешь. Если тебя здесь заберут, Хаттаб решит: мы сдали. И нашего парня кончит.

- Что, я без оружия поеду?

- Разумеется, без оружия. Нам грубиянов не надо... мы сами грубияны!

Привожу его к себе в Магарамкент, в отдел милиции.

- Саламбек, если по логике твоей поступать, я тебя сейчас должен взять за шкирку, кинуть в «обезьянник». Ты боевик… Ты как со мной разговаривал там?.. Там!!! А?!

Куда только гонор делся! Побледнел весь… Решил: действительно его хочу закрыть.

- Да не ссы… Не нужен ты мне. Мне надо лейтенанта вытаскивать. Из-за него тебя, гниду, терплю…

Ночью Саламбека переправили за кордон.

Приезжаем к Хаттабу. Охрана меня знала. Лениво махнули:

- Нет его. Ждите на дороге.

Белое солнце, похоже, застыло в зените... Редкие отары кучевых облаков белыми миражами проплывали в небе. Наяву нынче встретить отару - большая редкость. Война.

Час сидим в раскалённой машине, два. Видим: вдали пыль. Летит.

У Хаттаба на правой руке пальцы обрезаны, так он трёхмостовый «КамАЗ» одной левой водил. Мечтал всё: «Мне бы русскую технику, американское обмундирование, я с любой армией воевать смогу». С ним обычно от силы один охранник. Хаттаб не боялся… Его все боялись. Увидел нас, остановился, выходит, опять начинает «муть» разводить…

В сердцах зло бросаю Дауду:

- Может помочь - пусть поможет. Впустую ездить больше не буду. Плевал я...

И тут Хаттаб на!.. русском:

- Слюшай… Магарамкентский РЭВЭДЭ нам ни помогает.

Сколько до этого общался, не знал, что он по-русски понимает.

- Хаттаб, мы тебе постоянно помогаем. Просил араба освободить - освободили, машину перегнать - перегнали, Саламбека за кордон переправили. Что ещё должны? Открыто воевать на твоей стороне? Хоть лопни, не сможем… Всё для тебя делали. А ты обещал мне парня - не нашёл: завтра да завтра.

- Слюшай, не горячись… На Востоке так нельзя! Так в гостях не разговаривают… - Глянул на часы. - О! Время намаз творить.

Подъехали к дому. Бородач-нукер меня подталкивает:

- Пошли!

- Я не умею.

- Нужно.

- Ле, я ж тебе русским языком говорю: не умею. Когда наклоняться, что говорить…

- Нет, надо делать. Хаттаб обидится.

- Пусть хоть трижды обижается!

- Твой начальник был, делал намаз.

- Пускай.

Хаттаб опять подключается:

- Слюшай, так нельзя… Мы мусульмане, должны соблюдать Коран. Молиться не будешь, я вам не помогу.

- Хаттаб, наш лейтенант и читает Коран, и всё соблюдает. А я... слово даю: вытащи его, начну намаз совершать для себя. Клянусь.

Ничего не ответил, ушёл в дом.

Охрана зашипела:

- Что хозяин велит - делай.

- Нет.

После молитвы Хаттаб подвёл меня к машине.

- Смотри мой «КамАЗ», ни одной царапины…

- Ле, Хаттаб, у тебя сотни «КамАЗов». Может, к блокпосту на другом приезжали?

- Не мои люди были… Назови командира - силой отберу.

Сила у Хаттаба действительно была. И ещё была какая-то непонятная влиятельная рука. Хаттаб сам удивлялся:

- Раз попали в окружение. Ну, такое плотное. Блокировали нас русские и сидят, не наступают, не обстреливают… С темнотой отправляю людей в разведку. Возвращаются: «Хаттаб, беда! Птичка не вылетит! Пропали мы, пропали гуртом...» Уже поклоны били Аллаху: «Вай, конец пришёл». Ночь молились. На рассвете разведка докладывает: «Нет никого». - «Как нет?» - «Так, нет». Скрытно прочёсываем лес: ни одного уруса, никакой техники. Разблокировали нас и оставили. Мы аккуратно уходим в горы, опять вооружаемся, опять нападаем. Так было раза три-четыре. До сих пор не знаю, кто русским команды даёт? По вашему телевизору врут, что я наёмник. Я не наёмник. Наоборот, я свои деньги вкладываю сюда… Газават - священная война с неверными. Если погибну - попаду прямо в рай!

- Война кончилась, Хаттаб. Найди парня… клянусь: вывезу тебя отсюда. Никто не тронет.

Думал, хорошее предлагаю, а он:

- Слюшай, не надо меня вывозить.

- Ле, война кончилась, тебе что здесь делать? А?!

- Здесь останусь. Будет грозненский аэропорт работать, сам улечу в любое время.

- Всё одно, помоги! Мы тебе помогали!

- Помогу. А где твой Мемед-начальник? Чё трубу не берёт?

- На работе.

- Почему сюда не сам едет, мы договаривались.

- Тебе какая разница? Обязательно полковник нужен?

- Мемеду, значит, не интересно.

- Ладно, скажу, приедет.

Я к начальнику:

- Поехали, парень там! Месяц томится… Хаттаб тебя звал.

- Нет!

- Поехали, ты ведь фоткался с ним, чё боишься?

- Сказал, не поеду.

Каждый раз при встрече Хаттаб настойчиво вспоминал про начальника милиции. В очередной раз я вернулся из Чечни и Мамедову - вопрос ребром:

- Собирайся!

- Нет! Он хочет меня в заложники взять...

Имя Чёрного Араба для всех ваххабитов было свято. По первой его просьбе они готовы были сами отдаться, не то что приказ не выполнить. А тут не могут одного лейтенанта разыскать...

Поговаривали, якобы Хаттаб забирал людей в плен, месяц-два выдерживал, время тянул. Сам выходил на родственников, торговался: «Я знаю, где он. Готов помочь, конечно, не бесплатно». Ему несли щедрую мзду, помогали. Доил людей без конца. И своих, и чужих. Во всяком случае, главе администрации села Первомайское он так и заявил: «С боем освободил твоего наследника». А сын всё это время сидел в его зиндане.

Если действительно так - не традиционный это ислам. Близко к исламу не идёт. Мой дедушка, правоверный мусульманин, учил: «Если тебя даже бьют, не отвечай злом на зло!»

Однажды по телевизору показали российских ребят-контрактников. Они боевиков убивали, уши отрезали и для коллекции - в банку со спиртом. (Ельцин ещё хвастливо заявил: «Наши ребята себя в обиду не дадут!») Хаттаб на следующий день после злополучного репортажа отправил людей к российскому командиру: «Продай мне этих телезвёзд. За ценой дело не станет. Сколько хочешь?..» Командир назвал цену. Договорились: он отправит их завтра, как бы в поиск, по согласованному маршруту.

- На следующий день ждём, эти двое идут...

Надо было видеть, с каким слащавым удовольствием и горящими глазами Хаттаб рассказывал…

- Мы их не убили… уби-ваааа-ли. Аллах-акбар!

И подарил мне видеокассету на память.

Правда! Аллах велик!

Только тогда Аллах у нас с Хаттабом разный! Вера - если умирают с именем Бога на устах, а если, прикрываясь именем Его, режут - это обычный бандитизм! Но, как бы собака ни была погана, ей океан не испоганить.

Горит внутри!..

Не могу молчать...

Здоровых молодых ребят, спецназовцев, командир продал. Я в отделе кассету показывал, наши не могли смотреть.

Приказал:

- Нет, смотрите! Чтоб знали, что творят выродки…

Жгло в груди. И не было слёз...

Я выехал на берег грозного Каспия.

Море закипало, тучи слетались, откуда - невидимо, ходили мрачной круговертью, словно боевой хоровод во время зикры. Холодный ливень наотмашь хлестал землю и море. Каспий... почернел от горя!

А «молодой» из головы моей... сердца не выходил: «Хорош наставник... нечего сказать... Парня не уберёг!» Мысль эта нестерпимо терзала, мучила с каждым днём сильней и сильней: «Он-то и есть мне настоящий брат, истинный кунак. И вот сейчас мой кунак... в руках головорезов». Временами сознание норовило спрятаться от повседневности... Я вспоминал задушевные откровения лейтенанта: он всё мечтал сад возродить заброшенный... отцовский... У него крошечная дочурка, жена скоро второго должна родить. Был у них. Как мог, морально-материально поддержал...

Они-то молодцы... Ллле-е! А что делать мне?.. Мне-то... что делать?!!

Не отдавая себе отчёта, с какой целью, поехал вечером в родное село. Ноги сами вели... Гладкие каменистые ступени указывали путь. Тесная улочка побежала вверх, изогнулась, пропала во мраке и снова, по ту сторону мечети, вынырнула на жёлтую луну.

Вот и низкая тёмная сакля алима...

Абусаид-Хаджи...

***

...Ночные звёзды гасли, зарождался новый день.

С минарета муэдзин пропел азан к молитве. Начальник УГРО вышел в сад, совершил омовение, поднялся на глинобитную крышу родительской сакли, расстелил старый дедовский коврик и впервые опустился на колени. Закрыл глаза. Земное отступило. Он остался наедине с Аллахом. Никогда прежде не доводилось ему читать Коран. Не хватало свободного времени, знаний... а скорее - внутренней потребности. Не знал ни одной суры и сейчас лишь исступлённо, как клятву, повторял:

- Бисмиллахи рахмани рахим... Во имя аллаха милостивого и милосердного!

В мозгу его, слово за словом, пульсировало услышанное ночью от алима: «Человеку без веры холодно... Зажги в душе огонь и согрей им своего кунака». Снова и снова всплывали в сознании герои старинной легенды, поведанной мудрым аксакалом:

- Был у хунзахского хана заведён для пленников коварный метод расправы. Он приказывал раздеть непокорного, нагим отправлял на скалистую вершину и там оставлял на всю долгую ночь. Холод, вьюга, ветер злючий налетали на одинокого беззащитного человека, обрекая на мучительную верную смерть. «А тот преступник, - ядовито усмехался хан, - который увидит восход солнца, получит в награду свободу».

И жили в те далёкие времена два мужественных юноши. Одна судьба была у них, и они, как левое и правое крыло орла, неразлучно парили над жизнью. Не было во всей округе горцев более преданных священной дружбе. И когда один из кунаков стал жертвою хана, когда стражники сорвали с него одежду и повели крутой узкой тропой к месту казни, другой крикнул ему вслед: «Держись, друг! Обязательно держись! Я на соседней вершине разожгу костёр, он согреет тебя!»

Юноша замерзал на ледяной скале, прощаясь с родным аулом, нечем было ему укрыться от злой стужи, и вдруг сквозь чёрную тьму увидел он далёкий огонь. Жар от него дотянулся до иззябшего тела, до его замерзающей души и согрел. Всю ночь до самого рассвета, ни на миг не погаснув, горел костёр дружбы.

Утром изумлённый... смирившийся хан освободил стойкого горца...

Пусть вспыхнет в сердце твоём нур-джан - свет души, пусть освещает тебе путь нур-эд-дин - свет веры. Зажги пламя в душе и согрей им своего кунака.

***

Я спешил согреть... не успел.

Мы ещё целый месяц искали парня. Без сна, без роздыха. С его братом ездили. Пусто. А потом один чеченец мне шепнул:

- Его сразу, на второй день взорвали… Хаттаб приказал.

- Как взорвали?..

- Под утро скончался раненый - племянник полевого командира. Вашего привязали к дереву, сорвали чеку и - гранату в карман...

Уфф-фуууу... Вот так... Но мы... мы слово своё скажем...

Сердце дагестанца закалили, как амузгинский клинок.

К девяносто девятому году, благодаря «воспитанию» Хаттаба, и я, и работники нашего отдела милиции стали... сильно другими. Мы уже не считали отморозков, которые с оружием в руках вламывались в наши дома, братьями. И оказалось, национальность здесь ни при чём. Когда в западной и центральной частях Дагестана радикалы подняли ваххабитский мятеж - народ их не поддержал. А чеченских сепаратистов, вторгшихся на землю узденей, разгромили. Мятежники ослушались легендарного Шамиля, который завещал потомкам: «Быть верноподданными царям России и полезными слугами новому нашему отечеству».

Воля народов сильнее оружия.

Земле нужен мир.

В тех жарких боях вместе с жителями Дагестана бок о бок сражались и мирные чеченцы, и русские... и Аллах! Потому победили. Тогда я усвоил для себя, что Дагестан и Чечня - тоже Россия. И этот урок географии я не забуду никогда.

Аллах-акбар!

Перепечатка материалов размещенных на Southstar.Ru запрещена.