Южная звезда
Загружено:
ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ № 2(43)
Георгий Малиев
 Нелегал

Часть I

1

В своем родном Владикавказе я работал управляющим в частной фирме «Диана». Должность моя звучала солидно, но только вот платили за работу чисто символически - 150 долларов в месяц. Это меня никак не устраивало, денег катастрофически не хватало. Через полтора года я уволился. Мне казалось, что деньги можно заработать, открыв собственное дело, свой бизнес. Не хватало малости - начального капитала, и я пошел на раздел имущества с женой, чтобы продать часть принадлежавшей мне жилплощади. Жена и родственники были категорически против, и дело кончилось тем, что мы подали заявление о разводе. Я витал в облаках, думая быстренько провернуть деньги и все вернуть на место, только на уровень выше. Наличность появилась после того, как я продал квартиру и получил причитавшуюся мне часть от ее стоимости.

Прибыльное дело уже вырисовывалось. Я договорился с магазинами о поставке товара и отправился его добывать. Купил по одной цене, продал - чуть дороже, многие так зарабатывали. Подвох оказался в том, что товар был скоропортящимся, не предназначенным для долгого хранения, а директора магазинов неожиданно отказались от моих услуг. Свой отказ они аргументировали тем, что наличных денег у них нет, и мой товар они могут взять только на реализацию. Пришлось продать его по бросовой цене, ниже, чем я купил, чтобы не потерять вообще все деньги.

Оправившись от потрясения, я принялся судорожно искать другие возможности заработать. Но ничего стоящего в голову не приходило. Очень скоро я горько сожалел о том, что натворил. Все мои начинания оборачивались провалом. В очередной раз рисковать стремительно таявшей суммой делалось невозможным. Оставалось одно - купить билет в любую страну, где я мог бы зарабатывать руками и постараться скопить деньги на покупку новой квартиры.

Анализ рынка рабочих предложений в европейских странах и сбор информации о зарплатах стоил мне тысячу долларов. Нужно было принимать решение, и после долгих размышлений и бессонных ночей мой выбор пал на Англию - там самый высокий уровень оплаты труда, не меньше пяти фунтов в час. Сказочная жизнь, спрятанная в туманах. Я поехал в Москву и обошел все туристические компании в надежде получить самое важное для моего предприятия: английскую визу в загранпаспорт. Одного моего желания оказалось недостаточно. Все сотрудники агентств по трудоустройству за границей как один заявили, что визу в Англию мне, скорее всего, не откроют в посольстве ввиду моего постоянного местожительства на Северном Кавказе. Эта новость меня нисколько не удивила, я внутренне был готов расстаться с тремя тысячами евро, чтобы избежать такого рода проблем, и я с ними расстался. Отдал эту сумму одной женщине, и она все организовала. Через неделю мне позвонили из другого агентства и предложили открыть визу за две тысячи двести евро. Досадно было слышать это. Можно было поторговаться, не спешить на радостях и сэкономить целых 800 евро. Ну что ж, что сделано, то сделано. Не надо сожалеть о потерянных восьмистах евро, ведь в Англии, судя по рассказам сотрудников агентств, это обычная недельная оплата. Вот и отлично. Разорвав цепи обстоятельств и обязательств, сковывающие мои стремления и планы, я собрал необходимые вещи и попрощался с родными.

Образно выражаясь, я готовился расправить паруса и пуститься в одиночное плавание по беспокойному океану жизни. Родительский дом, семья, трудный, но как-то налаженный быт - это должно было остаться в тихой гавани и ждать моего победного возвращения. Теперь, когда я готов был отплыть, отчалить, отдать концы, как говорят моряки, все вдруг оказалось таким щемяще близким и родным, а впереди маячила полная неопределенность. Но страха не было. Мне нужны были деньги, и я был уверен, что там, куда я отправляюсь, смогу их заработать.

Оказалось, что самым трудным было принять решение. Перелет Шереметьево - Хитроу занял всего три с половиной часа - время, проведенное в воздухе и ставшее новой точкой отсчета в моей жизни. В жизни, для которой у меня не было даже необходимого словарного запаса, кроме заученных перед отъездом нескольких английских фраз, выбранных по собственному предпочтению. Тогда я еще не знал, что ничем не отличаюсь от безликой многотысячной массы, подобно мне двинувшейся в поисках заработка с многих стран мира.

Спустившись по трапу после приземления и ощутив под ногами твердую землю, я молниеносно осознал, что шаг или в пропасть, или в небо сделан и мосты для отступления сожжены. Передо мной разворачивалась новая реальность, манящая и пугающая своей неизвестностью. Из аэропорта добрался до города, выбрался из метро и пошел по улице. Со стороны я, наверное, был похож на человека, который забрел на чужую территорию и идет, озираясь, в полном неведении о том, что ему делать дальше, в каком направлении двигаться. Так оно и было. Но новизна ощущений, эйфория переполняли меня, сердце неистово стучало, мысли путались, я не желал думать, и сейчас мне никто не был нужен. Я любовался этим городом, не верилось, что иду по Лондону, по самому центру, ухоженному, заполненному шикарными автомобилями. Мне казалось, что я сразу понял его душу, в которой авантюризм, свобода, жажда и возможность приключений так отвечали моему настроению. Я шел пешком километра четыре и с каждым шагом влюблялся в него, изумлялся красоте зданий, необычности церквей с высокими крышами-шпилями, веселой игрушечности магазинных витрин. Мой внутренний голос рвался изнутри, он бесшумно кричал, что впереди меня ждут невероятные, богатые на сюрпризы события.

Не имея ни малейшего представления о маршрутах передвижения, измученный, но счастливый, скорее интуитивно, чем осознанно, я кое-как добрался до отеля «Холидей Инн», в котором еще из Москвы забронировал номер. Отнес чемодан и снова спустился вниз на первый этаж, к телефонному аппарату: нужно было сообщить домой, что добрался благополучно. Пока дозванивался, за мной собралась очередь из нескольких девушек. Пытаясь извиниться за то, что заставил их ждать, обратился к одной из них, самой бойкой, на своем паршивом английском:

- Where are you from?

- I am from America, - отвечает и, не дождавшись моего восклицания, спрашивает меня, откуда я.

- I am from Russia.

- O! That’s fine.

Она радуется, что я из России, и я должен был бы порадоваться тому, что она из Америки, но мои познания в английском закончились. Диалог оборвался. Я отошел от улыбчивой черноволосой американки с непривычным мне чувством неловкости и неуверенности. Печально, что я не учил язык в университете!

Поднявшись к себе, немного успокоился и набрал номер, который мне дали в московском агентстве по трудоустройству. Некая Нина, проживающая в Бирмингеме, должна была помочь мне с работой и жильем. Нина ответила сразу, но разговор был коротким, она назвала сумму - триста фунтов за свои услуги - и сказала, что я должен приехать в Бирмингем. Триста фунтов - это почти шестьсот долларов, а я еще не отвык одновременно пересчитывать и в рубли. Хорошие деньги, но расстаться с ними все же придется.

На следующий день я ждал ее в Бирмингеме, встреча была назначена в центре города на восемь вечера. Нина опоздала на три часа. При виде ее надменной походки я попытался изобразить на своем лице подобие улыбки, но Нина скользнула по мне равнодушным взглядом, холодно поздоровалась и повела к стоявшей рядом машине. За рулем был парень лет тридцати, по виду уроженец Средней Азии, но говорил по-русски. Пока мы ехали, я рассказывал им о себе: откуда, чем занимался. Диршат, так звали водителя, поддерживал разговор, не особо следя за дорогой, видно было, что она ему хорошо знакома. Он оказался действительно из Средней Азии, приехал восемь лет назад и имеет статус резидента этой страны. Скоро будет сдавать экзамен на получение британского паспорта.

Забегая вперед, скажу, что в Англии каждые четыре года проводится акция амнистирования лиц, проживающих на ее территории полулегально. Люди, прожившие определенный срок, не выезжавшие в течение этого времени, получают статус иммигранта. Если же иммигрант не претендует на получение британского паспорта и хочет добровольно покинуть страну, то по решению специально созданной комиссии ему еще выплачивают и «дорожные» - три с половиной тысячи фунтов в качестве компенсации за причиненные неудобства, за недемократические требования покинуть страну. Граждан Евросоюза это не касается, а вот по отношению к тем, кто приехал по туристическим и студенческим визам и нарушил сроки пребывания в стране, меры по депортации усиливаются.

За время поездки Нина не проронила ни слова, сидела с равнодушно-отсутствующим видом, и к моей изначальной антипатии к этой женщине прибавилось недоверие.

Примерно через час мы подъехали к месту моего поселения. Время было за полночь. В темноте я не мог разобрать, куда меня ведут, но обратил внимание, что постройки впереди довольно странного вида - невысокие бараки. Я находился в неведении, но ни о чем не спрашивал. Закралась мысль, что меня могут нагло обмануть, забрать деньги и оставить здесь одного...

Мое состояние передалось Нине и Диршату. Возможно, они тоже почувствовали неловкость от своего предложения убогой кладовки в качестве жилья. Да, именно кладовка, потому что ни один нормальный человек не назвал бы эту конуру как-то иначе, а тем более комнатой. Мое замешательство сменилось гневом, и, еле сдерживаясь, чтобы не заорать на них, я процедил сквозь зубы: «Даже если вы сами будете платить мне за то, чтобы я здесь жил, я не останусь в этой конуре ни на минуту. Это мое окончательное решение. Я приехал в Великобританию, а не в Нигерию».

Я не был готов к тому, что выражение: «Помогаем с жильем» окажется равным выражению: «Предоставим матрас за хорошие деньги». Где же благовоспитанные английские джентльмены с бабочками на белоснежных рубашках? Почему они не приподнимают черные цилиндры, приветствуя такого умного и порядочного парня, который приехал немного поработать для увеличения их и своего благосостояния? Черт возьми, что это вообще все значит?

Так думал я, спускаясь вниз по лестнице, стараясь держаться посередине, чтобы не испачкать рукава белого костюма о стены. Диршат крикнул мне вслед, чтобы я подождал его в машине. На улице я немного пришел в себя. Когда Нина с Диршатом возвратились, он сказал мне, что приехали парень и девушка из Латвии и их тоже надо разместить, скорее всего, в этой самой комнате. Пока он разбирался с латышами, мы с Ниной сидели в машине и она, не переставая, твердила, чтобы я заплатил ей триста фунтов, иначе у меня не будет вообще никакого жилья. Я сказал ей, что заплачу лишь в том случае, если увижу нормальное жилье и работу. В конце концов мы совершенно рассорились, и я заявил, что отказываюсь от их услуг.

- Ты не выберешься отсюда ночью, - сказала она, - и ни до какого отеля не доберешься.

- Ничего, я переночую в парке на скамейке, - ответил я.

- Тебя полиция заберет, здесь так не положено, - язвительно заметила она.

- Лучше переночевать в полицейском участке, чем в вашем сарае, предложите его кому-нибудь другому.

Я вышел из машины и с силой захлопнул дверцу. На душе было горько и обидно, я понимал, что она права, спать мне этой ночью уже не придется.

По темным переулкам я побрел на свет фонарей, мерцавших вдалеке. Выбрался к автобусной остановке, где не было ни одной живой души, и с видом знатока стал изучать расписание. Часы показывали три часа ночи. Незавидное начало, подумал я, не так мне представлялся приезд в эту страну. Я вспомнил, что мне говорили люди, которым я платил за услуги: работа на выбор, высокие заработки, жилье предоставляется, никаких проблем не будет, никто не жаловался.

«А кому жаловаться, интересно?» - подумал я, только теперь осознав, сколь сомнительными были все эти люди и переговоры с ними. Я присел на скамейку. Идти было некуда. Сумка с вещами осталась стоять возле тумбы с расписанием. Кто ее возьмет в такое позднее время? Мысли вдруг стали спокойными, философскими. Я не жалел, что не остался. Буду идти туда, куда поведет интуиция, если Бог на моей стороне, мне обязательно повезет. Пусть не завтра, через месяц, я буду ждать.

Чьи-то приближающиеся шаги отвлекли меня от раздумий о превратностях человеческой жизни. В мою сторону торопливо шла женщина, невысокая, худенькая. Как привидение в своем белом костюме, я вынырнул из-под навеса и направился к ней навстречу. Женщина замерла на месте. Я не подумал, что она может испугаться меня - так был рад хоть кого-то видеть, что заговорил, не успев извиниться за свое внезапное появление.

- Подскажите, пожалуйста, как добраться до центра города? Мне нужен отель. - Мой английский звучал ужасно. Несколько секунд она осмысливала сказанную мной фразу.

- Вы русский?

Она спросила это по-русски, и было невероятно услышать родную речь в этом безлюдном месте от первой встречной. Затеплилась надежда.

- Да, русский, - я с готовностью закивал головой.

Не говорить же ей, что приехал с Северного Кавказа, так как знал, что даже в Англии слово «Кавказ» ассоциируется у людей с войной, похищением людей, кровной местью, еще бог знает с чем и наводит страх.

- Вы не сможете выбраться отсюда до утра, молодой человек, - произнесла она извиняющимся тоном.

- Может быть, вы знаете место, где я мог бы переночевать? Я заплачу. Помогите. Я не знаю, куда идти.

- Нет, - она с сочувствием покачала головой, - здесь нет отеля поблизости.

Я огорченно развел руками, попрощался и пошел обратно к скамейке.

Она окликнула меня.

- Подождите, я живу рядом, переночуете у меня.

Невероятное везение! Надо же было встретить здесь соотечественницу, да еще согласившуюся приютить! Вот что значит русская душа! Я часто слышал это выражение, но не понимал его смысла.

Часа три, уже в ее комнате, мы оживленно беседовали, рассказывая друг другу свои злоключения. Светлана приехала из России, а устроилась на работу по поддельному литовскому паспорту и однажды, разоткровенничавшись, сказала об этом знакомой литовке, а та сразу же донесла супервайзеру. С тех пор женщине приходилось делать все, что ей скажут, из страха быть сданной в полицию. Это называлось «быть пойманной на крючок». От нее я узнал, как мало платят русскоговорящим на птицефабрике, где она работала, как неуважительно к ним относятся супервайзеры из Афганистана. Супервайзер - это что-то вроде бригадира или начальника смены. На работе они ходят с палками, не разрешают разговаривать друг с другом и погоняют, как скот, постоянно при этом покрикивая. И что самое отвратительное - домогаются русских женщин, принуждая их к сожительству угрозами и шантажом.

Я пробыл у нее два дня и две ночи. Зная мою ситуацию, она отказывалась брать положенные двадцать фунтов за ночлег, но я настоял, а перед отъездом купил ей большой яблочный пирог к чаю. Когда мы прощались, Светлана взяла мою руку, грустно посмотрела мне в глаза и сказала:

- Я знаю, у тебя все сложится благополучно. Не забудь про меня. Я бы хотела забрать свой паспорт у супервайзера и приехать в Лондон.

Какое-то время мы поддерживали отношения по телефону, а потом потеряли друг друга. Возможность помочь ей с работой и жильем у меня не появилась.

2

Восемь часов пути из Бирмингема, второго по величине города в Англии, обратно до Лондона я провел в суперкомфортабельном автобусе, наслаждаясь его техническим оснащением и видами из окна. В Бирмингеме у меня ничего не получилось, но я не отчаивался и мысленно благодарил Всевышнего за то, что есть на земле добрые и отзывчивые люди, такие, как эта русская женщина Светлана. Что бы я делал, не окажись она в то время в том месте на моем пути?

Однако когда автобус прибыл в Лондон, мое настроение резко упало - на смену приподнятому расположению духа пришла печаль. Запас денег истощался, нужно было не только что-то есть, но и найти хотя бы временное пристанище. Снять номер в отеле показалось дороговато. А главное, в голове вертелся вопрос: как быть с работой, кто может подсказать или помочь?

Поблуждав по городу в поисках недорогого отеля, я, наконец, нашел такой, с приемлемой ценой. Частный дом на окраине, переделанный под дешевую гостиницу. Зарегистрировавшись, я пошел в магазин, так как здорово проголодался. Бутылка вина, выпитая в одиночку в тот вечер, не принесла утешения моему душевному состоянию.

Четыре следующих дня я слонялся по Лондону. Заходил в разные организации, спрашивал любую работу, но везде получал отказ. Мне объясняли, что без разрешения на работу и без знания английского вряд ли найдется работодатель, захотевший рискнуть и взять меня.

Вконец отчаявшись, я решил, что проведу в Лондоне еще несколько дней и полечу на родину. Обратный билет на самолет у меня имелся, и это был единственный положительный момент. Оставалось еще одно агентство по трудоустройству, где я не побывал, туда я и отправился на восьмой день пребывания в Лондоне - последний, как полагал, день в Англии. После долгих поисков и шатаний вокруг да около я оказался на нужной улице возле нужного дома. Позвонил по сотовому и сказал, что жду у дверей. Мужской голос пригласил меня зайти, и дверь, звякнув электронным замком, открылась. Сердце бешено колотилось, когда я переступал порог конторы. Я приготовился услышать ответ, который слышал много раз: «К сожалению, мы ничем не можем вам помочь, извините».

В просторном и светлом кабинете за столами находились четыре человека, трое мужчин и одна девушка. Перед каждым - компьютер. Один из парней, невысокого роста, смугловатый, плотного телосложения, встал из-за крайнего от окна стола, подошел ко мне и крепко обнял. Я не ожидал такого приема и решил, что меня с кем-то перепутали.

- Так ты, значит, из Алании?- дружелюбно спросил он.

- Да, - растерянно и удивленно ответил я. - Вот ищу работу, но пока ничего не выходит.

- Покажи, какие у тебя документы?

- Ничего нет, кроме загранпаспорта. Я так понимаю, что дипломы и справки с предыдущих мест работы здесь никого не интересуют?

- Ты прав, - задумчиво произнес парень, разглядывая мой паспорт. - С этой визой - никуда, сам понимаешь.

- Понимаю, уже объяснили. Напрасно я приехал. В любом случае спасибо за теплую встречу. Не буду больше отвлекать тебя от работы.

Я собрался уходить, но парень положил руку на мое плечо и сказал:

- Нет, брат, ты ничего не понял. Я - Алан, тоже осетин. Родился, правда, в Латвии, но детство провел в Южной Осетии. Она - моя родина, земля наших предков. А здесь я живу уже девять лет. Я помогу тебе! Мы, как ты знаешь, своих в беде не бросаем.

От этих слов мое сердце подпрыгнуло от радости, все ожидал услышать, только не это.

Алан не позволил мне уйти. Его слова были теплыми и искренними, в глазах читалось понимание и молчаливая поддержка. И вел он себя по-свойски, так, будто давно знал все про меня и про мою жизнь. Он не задавал мне никаких вопросов, очевидно, мой измученный вид говорил сам за себя, красноречивее любых слов.

Эта встреча стала переломным моментом в моей судьбе. После неудачного старта фортуна улыбнулась мне улыбкой Алана. По должности он являлся заместителем директора небольшой юридической компании, но фактически выполнял всю рутинную работу, и довольно успешно, как я выяснил позже. Я подождал в офисе, пока он не закончит работу, и мы отправились в китайский ресторан. За ужином он выслушал мой рассказ и сказал, что мои проблемы его нисколько не удивляют, когда-то он тоже прошел через них и о многих трудностях жизни в этой стране знает не понаслышке.

- Нужно научиться преодолевать жизненные тяготы, - сказал он. - Человек должен уметь терпеть испытания. Для меня первые годы тоже были несладкими. Я не сломался, выдержал, хотя многое в себе пришлось преодолеть, чтобы выжить. Да, сейчас я - бизнесмен, а в первые годы приходилось драить общественные туалеты, даже смывать чужую блевотину. Сейчас даже вспоминать не хочется, как ночевал на улице, засыпал на рабочем месте от усталости. Но самое ужасное здесь - одиночество. Тяжело переносить разлуку с родными. Многие люди сдавались британским властям и уезжали обратно. Не хватило сил и веры, чтобы дотянуть до амнистии и получить британский паспорт.

- На что ты рассчитывал, когда ехал сюда? - поинтересовался я.

- На положительный результат. Но ожидание затянулось на годы, которые казались вечностью. Многие люди здесь просто покалечили свои судьбы или находились на грани помешательства от бесконечного числа проблем. А кто-то действительно сошел с ума. Не иметь своего угла и своей семьи - это страшно, поверь. Скоро ты сам увидишь все это и убедишься, что здесь не такая сладкая жизнь, как та, которую ты видишь на экране или в Интернете. Добро пожаловать на самое дно, брат! Я помогу тебе всем, чем смогу, но ты должен как можно скорее снять свои розовые очки и забыть о белом костюме. Это на родине ты мог сидеть в кресле, попивая кофе, принесенный секретаршей, и мучиться несуществующими проблемами. Здесь - все по-другому. Готовься к худшему, ты будешь делать то, что никогда не мог себе представить, находясь в Осетии. Это не то, что ты думаешь и представлял себе раньше. Я не знаю, сломаешься ты или выдержишь, это зависит только от тебя.

Он ненадолго замолчал, а потом попросил:

- Ну, а теперь расскажи о ситуации дома, как люди живут на нашей земле?

Я стал рассказывать, но не сразу, потому что сказанное им меня слегка смутило и насторожило. Что он имел в виду, говоря про «самое дно»? Я мог только догадываться и терялся в определении понятий. Алан же горячо интересовался положением дел в Южной и Северной Осетии и засыпал меня вопросами. Промелькнула мысль, что этот человек, оторванный от корней волею судьбы, несмотря на годы и расстояние, не утратил знания родного языка. Я видел перед собой сильного, целеустремленного человека, обладающего огромной выдержкой и упорством, - из породы тех, кого трудности закаляют и заставляют еще больше ценить жизнь. Вместе с тем у внешне спокойного и рассудительного Алана были нерешенные задачи. Все они имели логическую последовательность. Девять лет он жил в подвешенном состоянии, не являясь гражданином ни одного из государств. В те годы люди, приехавшие из Прибалтийских республик, сдавались английским властям, но гражданство получили только семейные пары. Одиночкам давали статус эмигранта. Все эти годы Алан добивался получения паспорта гражданина Великобритании, неоднократно подавал иски в суд, ждал амнистии. По причине отсутствия документов он не мог жениться: к своим тридцати трем годам ему очень хотелось определенности положения, семьи, собственного дома. Он мечтал о том, что я потерял по собственной глупости.

Я не знал, какой смысл скрыт в пересечении наших судеб, но был бесконечно благодарен судьбе в этот вечер за встречу с этим человеком!

После ресторана мы пошли к нему.

Он снимал небольшую, но уютную комнату, в которой имелось все самое необходимое, даже что-то наподобие маленькой кухоньки. Такие комнаты, с персональным туалетом и кухонным углом, назывались «студиями» и считались роскошью, потому что обычно на жилье экономили, снимая одно помещение на двоих-троих, с общими ванной и туалетом, при том, что в доме могло проживать до пятнадцати человек. Алан жил один. Пока он пошел включить чайник, я, присев на диван, почувствовал себя почти счастливым. Восемь дней безнадежности, отчаяния, одиночества - и вдруг я ощущаю себя словно на крошечном островке любимой, родной земли, где не надо с напряжением вслушиваться в каждое слово незнакомой речи, а можно просто разговаривать, сосредоточившись на мысли, а не на подборе слов.

3

На следующий день рано утром Алан приступил к поискам работы для меня. Несколько телефонных звонков - и она отыскалась.

Мне предстояла поездка на восток Великобритании, в город Кентербери. Перед отъездом, пожелав мне удачи, Алан посмотрел на меня и загадочно произнес: «Там, где ты будешь работать, встретишь девушку из наших краев. Ну, удачи!»

Я с сожалением расставался с этим добрым, отзывчивым парнем, надеясь в душе, что мы расстаемся не навсегда. Его словам я значения не придал.

Итак, мой путь лежал в новые края Англии.

В условленное место на окраине города подъехала машина, которая должна была доставить меня в Кентербери. Водителем оказался смуглый пожилой мужчина, которого я принял за выходца из Индии. Я обрадовался, потому что много лет изучал философские школы Востока, немного знал санскрит и кое-какие слова на хинди. В дороге он пытался меня о чем-то расспрашивать, но, услышав в ответ невнятное бормотание, состоящее из английских и индийских слов, перестал и только улыбался. Я пробовал объяснить ему, что знаком с религией Индии и люблю культуру этой страны. Он кивал головой и отвечал мне: «Very good. Very good». Затем до меня дошло, что он вовсе не индиец, а пакистанец, мусульманин, и не признает никакой другой религии, кроме ислама. А я ему читал стихи на санскрите. Недоразумение вышло, одним словом.

В город мы приехали глубокой ночью. В доме, куда привел меня водитель, оказалось двое мужчин, по виду тоже пакистанцев. Меня, однако, смутило то, что они носили тику на лбу - знак принадлежности к древнеиндийскому учению йогов, кришнаитов, а также к касте жрецов и браминов. Почему, если они мусульмане?

Мужчина постарше предложил мне поесть. Я вежливо отказался. Запах, исходивший от приготовленной пищи, был незнаком, чересчур пряный и навязчивый. Пакистанцы принялись трапезничать. Пока они ели, меня посещали странные мысли. Может, я сплю? Пакистанцев я видел только по телевизору, а теперь от них зависит моя дальнейшая жизнь. Они в нескольких шагах от меня разговаривают, а я не могу разобрать, о чем идет речь. Все это выглядело нереально, так, как будто происходило вовсе не со мной. Я сравнивал свои похождения с приключениями Алисы в стране чудес. Разница заключалась лишь в том, что вместо сказочных персонажей передо мной мелькали живые люди.

Мне показали комнату на втором этаже. В ней стояли две плохонькие кровати, но это гораздо лучше затрепанного матраса на полу. Постельные принадлежности я, по совету Алана, захватил с собой. «В этой стране ты можешь надеяться только на себя и на свой кошелек. Никто не станет давать тебе постельное белье. Всегда имей все свое», - говорил он мне. Я застелил свободную кровать и присел. Вторую кровать занимал мужчина, который предлагал мне поесть. Мы познакомились, когда он поднялся наверх. Амиру, так его звали, только что исполнилось пятьдесят, родом он был из пакистанской деревни и английского не знал. Изъясняться нам пришлось на пальцах, он делал это виртуозно, я понимал все, что он хотел сказать. К нему, единственному из всех пакистанцев, с кем мне довелось работать впоследствии, я сохранил уважение. Амир был истинный мусульманин, жил согласно заповедям Корана. Когда он видел, что его земляки и единоверцы курят, пьют или пристают к девушкам, он, на правах старшего, ругал их, говорил, что истинные мусульмане не должны так вести себя. Те, правда, не особо прислушивались к нему, отвечая, что в этой стране все ведут себя подобным образом, это стиль жизни, и он в порядке вещей.

На следующий день прояснилась картина с моими рабочими обязанностями. Пакистанец Джавет, супервайзер, привел меня в большущий отель «Best Western» и показал пылесос, корзины с бельем и различные швабры, ведра и моющие средства. Два дня тренинга - и я приступил к работе: чистить ковролин, развозить постельное белье, протирать пыль и не забывать подметать территорию вокруг оте-

ля. Директор агентства по найму, тоже пакистанец, Балал, поставлял дешевую рабочую силу для нескольких отелей в округе. В основном это были приезжие из России, Белоруссии, Украины и Прибалтики. Они ничем не отличались друг от друга, хотя и прибыли теперь уже из разных стран. Позже я узнал, что владельцы отелей платили Балалу за каждого человека шесть с половиной фунтов за час работы, а он уже выплачивал нам по три пятьдесят. За эти деньги работали те, кто не имел документов, разрешения на работу и не знал английского языка. Рабский труд и смехотворная для Англии зарплата. Специалисты могли зарабатывать сто и больше фунтов в день, но это касалось только граждан Евросоюза.

В отеле трудились молодые люди всех национальностей: испанцы, итальянцы, французы, немцы. Отношение к ним со стороны работодателей было куда более уважительное, чем к русскоговорящим, и платили им гораздо больше. В иерархической структуре действующей системы они занимали среднее звено. На самом верху восседали и правили балом, конечно, сами англичане, а в самом низу находились выходцы из постсоветского пространства - русскоговорящие. Механизм был четко отлажен и работал бесперебойно. За малейшую провинность в виде опоздания на работу или не тщательно вымытый стакан выгоняли сразу. Желающих занять освободившееся место всегда было более чем достаточно.

Я познакомился со студентками из России и зашел к ним поболтать после работы. Жили они втроем в маленькой комнате по соседству - Надя, Лиана и Анна, примерно одного возраста. «Жили» - это значит, у каждой была своя кровать. Кровати стояли не на ножках, а на полусломанных ящиках, но подобные мелочи меня уже не удивляли. Я сел на свободный стул посредине комнаты, и беседа завязалась с общей проблемы.

Нам здесь практически не платят, могут выгнать, когда вздумается, и вообще у нас нет тут никаких прав, - заговорила Надя.

- Почему? - удивился я. - Это же Англия, а не какая-нибудь отсталая южноафриканская страна?

- Ну и что? Англия! Нужны мы им тут! Мы студентки и по закону должны работать не более 20 часов в неделю, а работаем по 40. Но если пожалуемся, нас самих тут же депортируют за нарушение закона.

- Ну, по крайней мере, зарабатываете деньги, - заметил я.

- Деньги? - вступила в разговор Лиана. - Нам платят за уборку номера фунт пятьдесят, к тому же Балал, будь он проклят, удерживает с каждой зарплаты 50-70 фунтов, и это помимо таксы, потому что мы работаем через его агентство!

- Почему нельзя пожаловаться менеджеру отеля или его владельцу? Или не выйти на работу один день? - мои наивные советы вызывали раздражение у девушек.

- Тебе легко говорить, - парировала Надя. - До нас работали девчонки из России, тоже студентки, так их выгнали за такие разговоры и не заплатили за две недели. Многие девушки не выдерживают и сами уходят куда глаза глядят. Ты просто новенький и не знаешь всего.

- Все эти «бабаи» - из Афганистана, Пакистана, - продолжали просвещать меня девушки, - нашим девчонкам прохода не дают. Не успеет кто-нибудь приехать, как они начинают делить ее между собой. Думаешь, просто с ними справиться? Ни угрозами, ни шантажом не брезгуют, чтобы принудить к занятию сексом. Некоторые ломаются и соглашаются, кто посильнее духом, оставляют работу и уезжают. С европейками, а тем более со своими, они такого не позволяют.

- Ну, а ты что молчишь? - обратился я к Анне, не проронившей во время нашего разговора ни слова.

- Меня они не трогают, у меня бой-френд есть, курд из Грузии.

- Любовь? - полюбопытствовал я.

- Нет, но с ним мне безопаснее. Одной здесь тяжело. Хочется иметь рядом мужчину, способного защитить. На самом деле ему до моих проблем дела нет, и он использует меня. Просто нам вместе удобнее.

- Любовь здесь только у меня. С албанцем... Шучу, - засмеялась Лиана. - Какая любовь?! Просто я у него на крючке, он угрожает сдать меня полиции, если я перестану с ним встречаться. У меня виза просрочена, чтобы продлить, нужны деньги, а необходимой суммы пока нет, надо еще заработать.

- Где вы находите таких уродов? - негодующе воскликнул я.

- Их здесь больше, чем ты можешь представить, - сказала Лиана.

- Тебе надо быть осторожнее, - посоветовала Надя, - ты не особо с нами общайся. Джавет за этим следит, считает нас своей собственностью, потому что мы в его подчинении. До тебя здесь работали два парня, так он их выгнал ни за что, приревновал. Он очень злился, когда видел, что ребята разговаривают с нами.

- Ну и дела, девчата. Я что-то не понимаю: тут Англия или Пакистан? Вы хотите сказать, что если я буду с вами разговаривать на виду у пакистанцев, то меня отсюда выдворят?

- Да, - в один голос ответили они.

- Ладно, чему быть, того не миновать. Спокойной ночи, - сказал я и отправился спать.

Разговор оставил на душе неприятный осадок. Я проворочался часа два без сна, хотя утром надо было рано вставать. В голове не укладывалось, что рассказ девушек не вымысел. Очевидно, им на самом деле было не до шуток здесь.

В том, что они говорили правду, я убедился очень скоро. Джавет стал злобно поглядывать на меня и цепляться по всяким пустякам вовсе без повода, хотя я делал всю работу, как и раньше, добросовестно. Я не сомневался, что причина его агрессивного отношения ко мне крылась в том, что я продолжал общаться с россиянками, когда выпадало свободное время, и не особо обращал внимания на его нападки. Его бесило то, что мы говорили на русском языке. Видимо, он и вправду думал, что я посягнул на его собственность. Тогда с кем же поговорить, как не с ними? Делать вид, что я их не вижу, что они плод моего воображения? Проходить мимо и с глупым видом смотреть сквозь них? Если говорить откровенно, я не заигрывал и не флиртовал с девушками. Просто общался, как общаются все нормальные люди. Но вот на четвертую ночь произошел инцидент, взбудораживший всех жильцов нашего дома. Ровно в полночь я услышал шум на первом этаже и сразу подумал, что возвратились россиянки с дискотеки. Я не ошибся, услышав их веселые голоса. Амир возвращался с работы под утро, и девочки знали, что в это время я в комнате бываю один. Раздался стук. Я разрешил войти, хотя давно уже лежал в кровати. Дверь тихо приотворилась, и в комнату вошла Надя. Она была пьяна, и я не понимал цели ее визита в столь поздний час. Прикрыв за собой дверь, она произнесла в кромешной темноте:

- Ты мне нравишься, я хочу тебя.

От услышанного я потерял дар речи, так как знал, что Надя - любовница Джавета. Она приблизилась к моей кровати и стала шарить руками по одеялу, пытаясь нащупать голову. Я не вымолвил ни слова. Затем она резко отпрянула от кровати и выскочила в коридор.

Утром Надя извинилась за свое поведение, но было поздно. Джавету донесли об этом случае. Он был в бешенстве и уже не скрывал свою ненависть ко мне.

Несмотря на явное нежелание Джавета оставить меня в покое от бесконечных придирок, я считался хорошим работником, и Балал хвалил меня за скорость и аккуратность. Приближался день зарплаты. Я подсчитывал свои рабочие часы и рассчитывал получить определенную сумму. Но Балал недоплатил мне аж сто фунтов.

- Почему здесь не все деньги? - я старался говорить как можно спокойнее, хотя внутри все кипело.

- Выясни это с Джаветом, - ответил Балал и поспешно ретировался.

Деньги были возвращены мне после звонка Алана, но сделал это Балал без извинений и уж точно не из благих побуждений. Просто Алан жестко поговорил с ним и даже пригрозил полицией.

Вскоре Балал отправился в Дувр подписывать выгодный контракт на поставку персонала для нового, самого большого в этом городе отеля. Администрация отеля выдвинула условие - прислать двух работников, парня и девушку, на испытательный срок. Балал решил отправить меня и Сюзанну, приехавшую из Чехии за два месяца до того. Я работал как проклятый и завоевал расположение администрации. Англичане вообще не скупятся на хорошие слова, а видя такого расторопного, ответственного парня, просто восторгались моей работой, особенно главная присмотр-

щица, Джози. Она и молодые англичанки частенько подтрунивали над тем, как я выговариваю английские слова, и поправляли меня. Сюзанна работать с такой скоростью не могла и плакала от досады и усталости. Чтобы утешить ее, я раскрыл свой тайный план мести Балалу. Мне нужно было добиться, чтобы меня оставили. Так и произошло. Управляющий отелем сказал Балалу, что доволен моей работой и хочет, чтобы я работал в отеле на постоянной основе. Это был подходящий момент, чтобы совершить то, что я задумал. Я объявил, что работать здесь не буду, потому что в агентстве Балала обманывают работников, недоплачивают и издеваются над ними. Балал присылал других парней после моего отказа, но руководству отеля конфликты были не нужны, и оно не подписало контракт с его агентством. По возвращении в отель «Best Vestern» я подговорил русскоговорящих взбунтоваться против Балала и преуспел. Владельцы двух отелей потребовали от него поднять зарплату работников до пяти фунтов в час и прекратить менять их, как использованные резиновые перчатки.

Что касается меня, то мне, конечно, оставаться в городе Кентербери было нецелесообразно, и через два дня я покинул этот красивейший и старинный город.

4

Вернувшись в Лондон, я позвонил Алану. Узнав о моих приключениях в Кентербери, он расстроился.

- Ты пойми, - сказал он при встрече, - здесь так не поступают. Многие работают за эти деньги, и их это устраивает, иначе бы они не приезжали.

- А если обманывают, недоплачивают? Знаешь, сколько комнат нужно убрать девочкам, чтобы заработать сто фунтов? И даже эти деньги не выплачивают! Неужели можно спокойно закрывать на это глаза? За три недели я получил триста вместо четырехсот фунтов, а два рабочих дня просто не учли. Как тут заработаешь, если в неделю приходится платить 50 фунтов за место в комнате, покупать еду, недельный проездной билет? Ничего ведь не остается!

- Это система, - устало сказал Алан, - ты ничего не изменишь. От тебя требуется одно - пришел, отработал, ушел. Твоя энергия уходит на поиски правды, вместо того чтобы сосредоточиться на работе. Ты думаешь о тех, кто не нуждается в твоем совете.

- Разве в Англии невозможно найти работу с более приличной оплатой? Это же богатая страна.

- Ты уже искал, - напомнил мне Алан. - Не все сразу. У тебя нет документов, языка, никакой востребованной специальности, хотя бы строительной. Миллионы здесь не платят, держись пока за то, что имеешь, и постепенно осматривайся. Здесь ты никто, сошка. А будешь доискиваться справедливости - вернешься домой с голым задом. Я пре-

дупреждал тебя.

- Хорошо, Алан, - сдался я. - Я последую твоим советам, хотя ты прав лишь отчасти. Больше не подведу, уж за плохую работу меня не выгонят, будь спокоен.

- Отлично, - коротко ответил Алан.

Он набрал номер телефона своей знакомой и переговорил с ней. Женщина предложила работу на фабрике в городе Хэстингс, куда я отправился в тот же вечер.

Городок располагался вдоль побережья океана, и мой дом стоял в пяти минутах ходьбы до него.

Соседом по комнате оказался словак. Он выглядел крепышом лет сорока и представился тренером по каратэ. Я уже заметил, что люди здесь при знакомстве называют те специальности, по которым работали дома. Он знал русский язык, и это меня обрадовало. В доме не было ни телевизора, ни кухни, только электрическая плита в закутке между вторым и третьим этажом. Квартиранты дежурили возле нее, чтобы суметь что-то приготовить, ведь работу все заканчивали почти одновременно. Мы предпочитали питаться готовой пищей, в основном консервами, а не ждать час, чтобы поджарить яичницу.

Но эти бытовые неудобства были сущими пустяками по сравнению с кошмаром, ожидавшим меня впереди. На следующий день я встретился с Любой, агентом по найму, чтобы заплатить ей за трудоустройство 200 фунтов. Она подъехала на машине. Вид Любы не соответствовал ее имени. Пухлое лицо с выражением какого-то злобного остервенения, взгляд сквозь меня при разговоре, резкий грубый голос.

- Завтра в пять утра за тобой заедет машина, не вздумай опаздывать. Одно опоздание - и ты уволен. Все ясно?

- Люба, а что за работа, сколько часов я буду работать и сколько платят? - поинтересовался я.

- Ты из себя умника не строй, - Люба впервые посмотрела мне в глаза, - приедешь - узнаешь. Будешь права качать -

пожалеешь. Давай выходи, мне некогда.

В этот момент мне жутко захотелось схватить ее за шиворот и выкинуть из машины. Это деловое существо я не мог и не хотел считать женщиной. Но, памятуя наставления Алана, я промолчал и вышел, даже дверью не хлопнул, как тогда, после разговора с Ниной. Я подумал, что на фоне Любы Балал выглядел ангелом - таких, как она, мне не доводилось встречать раньше. Потом я часто думал, как личность человека может вместить в себя столько негатива. Она казалась воплощением всего наихудшего, античеловеческого и отвратительно-отталкивающего, словно ее душа была пристанищем, приютом для всех пороков и грехов, существующих на белом свете. Даже голос ее звучал, как бряцание и скрежет стали, резал слух. И, как окажется позже, мое мнение о ней совпадало с мнением тех, кто ее знал уже давно.

Нервное напряжение не прошло даром, в эту ночь я не мог спать. Перед глазами стояли лица близких и дорогих мне людей. Потом я стал перебирать свою прошлую жизнь, слегка задремывал, и картины то ли сна, то ли яви были так отчетливы, что казалось, они могут разговаривать, отвечая на мои мысли. Мне было приятно находиться с ними, не хотелось возвращаться к реальности.

В четыре утра я поднялся, перекусил. Машина подъехала к дому без пятнадцати минут пять. Это был обычный пятиместный легковой автомобиль, однако в нем уже сидело восемь человек, парни и одна девушка. Непостижимым образом туда втиснулся и я, примостившись на коленях. Все они были из Латвии, говорили на своем языке, я не понимал ни слова. Попробовал заговорить с ними по-русски, они отвечали неохотно, только «да» и «нет». Они, конечно, знали больше русских слов, чем хотели мне показать.

Дорога до фабрики заняла час. Я отметил, что два часа в день придется корчиться в таком полусогнутом положении. За проезд Люба каждый день собирала деньги - шесть фунтов с человека.

К воротам фабрики тянулся людской поток, в который влилась и наша группа. На территории все переоделись в халаты, резиновые сапоги и санитарные шапочки и выстроились в шеренгу. Супервайзеры со списками в руках стали распределять по рабочим местам. Я опять почувствовал нереальность происходящего. Наконец услышал «свою» фамилию, вымышленную - ведь Люба оформила меня через свое агентство под именем какого-то Айвана Андерсонса, латыша из Риги: если бы до руководства фабрики дошло, что на ее территории работает нелегал, пришлось бы выплачивать крупный штраф, а меня тут же депортировали бы. Я вышел вперед. Меня и еще человек двадцать, преимущественно из Латвии и Литвы, отправили в колбасный цех, на конвейер.

Первый день начался неудачно, все валилось из рук, вдобавок я нечаянно уронил ящик прямо на руку соседки по конвейерной линии, пожилой англичанки. На меня кричали, что-то объясняли, но я ничего не мог разобрать, только кивал головой. Латыши поглядывали на меня с подозрением, некоторые злились, когда я говорил, что приехал из Риги, пробовали заговаривать со мной по-латышски. Я старался не смотреть в их сторону, чтобы избежать лишних вопросов и презрительных ухмылок. Наверное, и я сразу бы раскусил человека, который никогда не бывал во Владикавказе. За день я побывал в нескольких цехах. Не успеешь освоить одну операцию, как велят занять другое рабочее место, и опять приходится приноравливаться. Я с нетерпением ждал конца этого рабочего дня, самого длинного в моей жизни.

На фабрике трудилось около трех тысяч человек, большей частью поляки. Мне сказали, что в Англии проживает около трех миллионов поляков, они вошли в ЕЭС одними из первых (и считали, что именно они заслужили это право, а не бывшие советские республики: Латвия, Литва, Эстония) и самоотверженно ринулись осваивать британские рынки труда. Их речь я слышал повсюду: на улице, в метро, в магазинах, в парках. Складывалось впечатление, что часть населения Польши переехала жить в Великобританию. Они чувствовали себя привилегированно и вольготно. Очень часто между ними происходили внутренние разборки. Одни старались вытеснить других, предлагая работодателю нанять их за более низкую цену. Не раз я становился свидетелем смешных сцен, когда англичанин в разговоре пользовался исключительно языком жестов, потому что английского многие поляки не понимали, но на вопросы отвечали. Их спрашивают по-английски, а они отвечают по-польски. Надо отдать должное коренным британцам, они не высказывали претензий по поводу незнания языка, никогда не издевались и не раздражались, но хохотали иной раз искренне и заразительно. На воротах фабрики можно бы было повесить листок для информации вновь прибывшим, типа «язык жестов при разговоре с работодателем».

Меня поражала терпимость англичан в отношении других национальностей. За годы, проведенные в Англии, я ни разу не услышал грубого слова ни от одного англичанина по отношению к работающему человеку. Раскрылся смысл расхожих выражений, которые я слышал в своей стране, когда речь заходила об англичанах: английская деликатность, английские манеры, походка джентльмена. Но, увы, я не раз слышал от людей, имеющих британский паспорт и не имеющих его, пренебрежительные высказывания в адрес англичан, - дескать, практичные до жадности, в семьях живут порознь, каждый сам по себе, самое интересное времяпровождение для них - в пабе набраться. Многие откровенно признавались, что недолюбливают англичан, называя их «англики». К сожалению, получение британского паспорта зачастую не приближает людей к английской культуре. Впоследствии, работая помощником мастера, я бывал во многих английских домах и своими глазами видел, что браки англичан ничем не отличаются от браков людей других национальностей. Добрые, теплые отношения между мужем и женой, женщины - прекрасные домохозяйки и матери. Английская речь немыслима без слов «пожалуйста», «простите», «дорогая», «любимый», как и обращение к человеку -

без улыбки.

Да за этим ничего не стоит, их улыбки неискренние, убеждали меня. Когда я исчерпывал все доводы, пытаясь доказать, что англичан есть за что уважать, и не получал понимания, то раздражался и нападал на собеседника: если в твоей стране живут такие хорошие люди, зачем же ты приехал к плохим? Зачем ты привез сюда жену, детей, отправил их учиться в «плохую» английскую школу? За что ты ненавидишь англичан?

- За то, что они ввели войска в Ирак, и за то, что они живут гораздо лучше, - однажды откровенно ответил мне литовец.

Я сказал ему, что сомневаюсь в том, что он может показать на карте, где находится этот Ирак и, тем более, знает, о каких проблемах там идет речь. И еще спросил: может ли он отказаться от льгот, которые получает его семья, чтобы помочь какому-нибудь бедному иракскому беженцу?

Эти беседы не укрепляли моей дружбы с соседями по дому и приятелями по работе.

Время шло тягостно. Я ложился спать засветло, вставал в четыре утра и ехал на работу в автомобиле, согнувшись в три погибели между чужими телами. Мое тело и разум протестовали, хотелось все бросить и уехать. Только ехать пришлось бы в Лондон, к Алану. Меня удерживал стыд перед ним. Я приловчился быстро снимать продукцию с конвейера и сортировать ее по ящикам, движения отрабатывались до автоматизма, и становилось полегче. Не все новички справлялись с работой на конвейере. Я видел, как разъяренные супервайзеры-африканцы выгоняли людей с работы через два дня. Однажды ко мне подвели молодого француза и сказали, чтобы я его обучил. Парень на словах вроде бы все понял, внимательно следил за моими движениями, но когда дошло до дела и по конвейеру поплыла продукция - пудинги, он растерялся и никак не поспевал быстро укладывать их в специальную тару. Лента двигалась, на полу росла куча из теста и мяса. Супервайзер видел это, но не останавливал конвейер, и только вдоволь нахохотавшись над неуклюжими действиями бедного француза, он соизволил выключить агрегат. В тот же день к этому бедолаге подошли два менеджера и сказали, что он больше не работает на фабрике.

Мой спокойный сосед-словак, с которым мы подружились, вскоре потерял работу и уехал. Я остался один в ожидании нового поселенца. Тоскливо и одиноко было находиться в четырех стенах, где еще жил дух добродушного словака, но вскоре развеялся и он. В свободное время я выбирался на улицу, шел к океану и часами бродил по берегу. Ничто не могло отвлечь от печали, которая пробралась в сердце. Ни крики чаек, ни свежий морской ветер. Тяжело, когда рядом нет ни одной родственной души!

Я часто смотрел на пролетающие самолеты и думал о своей родине. Надеялся, что хоть и не скоро, но вернусь домой, в Аланию. Пусть другие страны и красивее, и богаче, но ни в одной из них нет такого города, как Владикавказ, для меня лучшего и самого любимого моего родного города...

Через два месяца позвонила Люба и объявила: предстоит сокращение, останутся только те, с кем подпишут контракт. Не знаю, к счастью для меня или нет, но меня увольняли, и я обрадовался этой новости. Когда позвонил Алан, я сообщил ему, что мы скоро увидимся, потому что я снова свободен. В этот раз он не винил меня, напротив, сказал, что без работы я не останусь. Меня переполняла радость, что такой человек встретился на моем пути, интересуется, заботится обо мне, как о близком человеке, - для меня было очень важно чувствовать его поддержку. Перед отъездом в Лондон я пытался отыскать попутчика из Алании, чтобы ехать не одному. И нашел, обзвонив все туристические компании. Мне дали телефон. Но земляк земляку рознь. Разговора у нас не получилось, он не нуждался в моей компании. «У меня там свои движения. Бог даст - там свидимся», - туманно намекнул он. Бог распорядился так, что я встретил Алана, и оказалось, что все что ни делается, - к лучшему.

5

Мне предстояло снова отправиться в путешествие. На сей раз в юго-западном направлении, в город Севенокс. Здесь я уже успел побывать раньше. Дело было так. Впервые я приезжал сюда в надежде, что меня возьмут в отель в качестве «handy-man»- мастера на все руки, но вакансии не оказалось. Испанка - менеджер по кадровым вопросам - безапелляционно заявила: «Будешь работать клинером», то есть уборщиком. В отелях эту работу выполняли девушки, мужчин я не видел ни разу. Они меняли постельное белье, красиво заправляли кровати, аккуратно расставляли принадлежности в ванной комнате - в общем, им было сподручнее наводить в номерах идеальный порядок. Я отказался конкурировать с ними, и мне показали на дверь. И вот я снова здесь, перед этим отелем, претендую занять место посудомойщика - «kitchen porter», кухонного работника на все руки. Меня пригласили в кабинет управляющего. С моих слов он быстро вписал мои вымышленные инициалы в регистрационный журнал, даже не потребовав документы. Это было кстати, у меня их просто не было. Поздравил с началом работы и сказал, что чистыми я буду получать три фунта 50 пенсов в час. Знакомая оплата труда. Спасибо, мистер Дэйв, на большее я и не рассчитывал. Что делать? Придется снова выживать и довольствоваться тем, что дают. За такие деньги можем работать только мы, нелегалы, европейцы получают за тот же самый труд в два-три раза больше.

К своим обязанностям я приступил в тот же вечер. Гора грязной посуды была настолько велика, словно ожидала моего приезда со вчерашнего дня. Официанты носились с подносами, графинами, чашками, как одержимые, на кухне царил невообразимый кавардак, среди которого возвышались еще и огромные грязные кастрюли. Зрелище не для слабонервных! Мое сердце екнуло от предстоящей битвы. Долго стоять и размышлять, с чего начать, мне не позволили. Высокий, грузный мужчина среднего возраста, судя по одежде - главный шеф-повар, вручил мне огромный резиновый фартук, перчатки и стал тут же поторапливать: «Давай, давай, нужны чистые ложки».

Никто не поинтересовался, как меня зовут и откуда я приехал. Грязная посуда прибывала, куча становилась выше и шире, разрасталась по всем направлениям.

В этой суматохе и неразберихе до меня долетела фраза на хинди. «Новенький», - перевел я в уме. Один из трех поваров посмотрел в мою сторону. Смугловатый, черные выразительные глаза. Точно, индийцы, я с самого начала подумал, что они родом из Индии, и обрадовался, что немного понимаю их речь. Шеф-повар продемонстрировал мне работу посудомоечного агрегата. Ничего сложного. Пока я осваивал загрузку, посуда продолжала накапливаться и заполнять пространство вокруг меня.

После шести часов работы в полусогнутом положении я не чувствовал ни спины, ни конечностей. Вода была слишком горячей, в кухне стоял жар, и пот стекал по моему лицу ручьями, мешая работать. Если я слишком долго мыл чашки и тарелки, ко мне подходил кто-то из персонала и говорил, чтобы я не забывал вовремя чередовать их с мытьем посуды для приготовления. Тогда я бросал чашки и начинал скоблить сковородки, огромные противни от остатков подгоревшего мяса и жира.

В два часа ночи на кухне никого не осталось, кроме меня и посуды. Я не мог покинуть территорию кухни, не домыв все до последней ложки. Еще предстояло вымыть полы. Я присел на ящик, придавленный воспоминаниями о прошлой жизни, о том, как был управляющим: сидел в огромном кабинете, пил чай, когда захочу. Шесть лет я не курил, а сейчас закурил и задумался снова: почему я здесь, зачем, для чего? Может, это испытание, которое необходимо выдержать до конца? Наверное, Бог наказывает меня за то, что раньше я никогда не занимался физическим трудом? Какой непредсказуемой бывает жизнь! Ничего, я выдержу все трудности, чего бы это ни стоило мне. Я не сдамся! Даже Люба из Хэстингс начала испытывать ко мне что-то подобное уважению за мое отношение к работе. Никто ведь не знал, что творилось в моей душе, какие мысли не давали спать ночами, когда я валился с ног от усталости. И здесь придется доказывать, что я не безмолвное приложение к посудомоечной машине.

К трем часам ночи на кухне был наведен порядок, я переоделся и пошел к дому, в котором жил обслуживающий персонал. Хотелось поскорее добраться до кровати, но никто не сказал, в какой комнате меня разместили. Повара не спали. Один из них, постарше, показал помещение на первом этаже, в котором впритык друг к другу стояли три кровати, четвертая размещалась чуть поодаль, в углу. Она и была моей.

На трех других сидели молодые южноафриканцы, без особого любопытства посмотревшие, как я рухнул на матрас.

Но заснуть этой ночью и хотя бы малость отдохнуть мне не посчастливилось. Соседи громко разговаривали на своем языке, гоготали и курили одну сигарету за другой. Я вставил в уши резиновые затычки, оставшиеся еще с фабрики, и натянул одеяло до самой макушки. Никакого эффекта - в комнате стоял гвалт. Не выдержав, я попросил их открыть окно, чтобы немного выветрился дым, но мою просьбу соседи проигнорировали. Один из них поднялся и включил магнитофон. Они стали пританцовывать под зажигательные ритмы африканской эстрады. Похоже, веселье только начиналось. Если я правильно понял, один из парней сказал фразу, в свободном переводе означавшую: «Хочешь спать - спи дальше и не суй свой нос в наши дела. Мы отдыхаем». Я толком и объясниться с ними не мог. Оставалось одно -

наброситься с кулаками. Я мысленно уже представлял, как бью кого-нибудь из них в развеселое белозубое лицо, но разум подсказывал: после драки завтра на работу можно не выходить. Я не имел права терять работу снова и не хотел иметь дело с полицией. Но если бы они могли предположить, сколько ярости и обид накопилось во мне за все это время и как давно они требуют выхода, я думаю, они бы поубавили громкость магнитофона.

Веселье продолжалось почти до рассвета, а в семь я поднялся на работу. Вечером того же дня к моему рабочему месту подошел менеджер отеля и сообщил, что с сегодняшнего дня я буду жить один, в комнате на втором этаже - пока один, потому что в отеле больше нет русскоговорящих. Значит, не с кем будет поговорить. Ни физическая усталость, ни систематическое недосыпание не действовали на меня так угнетающе, как одиночество. Мой разум не выдерживал осознания того, что тебя не понимают и ты не понимаешь никого. Несколько дней я молчал, мое существование от нехватки общения становилось невыносимым. Вокруг были люди, но я чувствовал себя отшельником в пустыне, Робинзоном на необитаемом острове.

Я возвращался после работы в свою пустую комнату, брал стул, усаживался у окна и закуривал. Если ночь была ясной, я смотрел на крупные звезды, на движение луны. Страшно тянуло домой, хотелось ехать немедленно, не дожидаясь утра. Сидя у окна, я мысленно прокручивал сцену возвращения и встречу с семьей. От мучительной тоски хотелось выть волком, царапать ногтями стены. Моя прежняя жизнь проплывала перед глазами отдельными картинками, и все поступки выглядели жалкими, никчемными. Ценностью была семья и все, что с ней связано. Почему мудрость приходит так поздно? Почему надо потерять, чтобы оценить важность потери?

В мой первый приезд сюда я тоже не встретил ни одного русскоговорящего. Тогда я ночевал в комнате с двумя аргентинцами, и никто из нас не говорил по-английски. Мы перекинулись парой фраз об аргентинском футболе, сопровождая их жестами, и замолчали. В ту ночь на этаже отмечали день рождения одной из официанток. Я присоединился к коллективу: уснуть было невозможно, а молчаливое лежание в кровати выглядело невежливым. Большой коридор превратился в танцевальную площадку и заполнился африканцами и индийцами. Тогда я и обратил внимание на то, что русскоязычных среди них нет. Танцевать не хотелось, я думал о предстоящем утреннем отъезде, да и мои мысли не располагали к веселью. И это было неудивительно. Таких, как я, сезонных работников, отель видел немало из-за постоянной смены одних сотрудников на других, людям приходилось расставаться и с друзьями, и с любимыми. Переезжать с места на место, из города в город, терять работу и искать ее снова и снова. Чтобы выжить. Такова была жестокая правда жизни на чужбине, от которой не был застрахован ни один человек. Я до сих пор не научился расставаться с теми, к кому привязывался сердцем, и всякий раз ощущал горечь, как от невозвратимой потери...

Ассистентом поваров работал испанец. Не знаю, что побудило его сблизиться со мной, но вскоре мы подружились и стали близкими по духу людьми. Он учил меня английскому, угощал фруктами и сладостями. Как ни странно, он понимал меня, и его совершенно не тяготило мое незнание языка, а я понимал его - не язык, душу. Во время ланча мы садились за отдельный столик, доставали сигареты и закуривали.

Вероятно, поводом к нашему сближению послужил один случай. Как-то в перерыве ни у кого не оказалось сигарет, одна, последняя, была у меня, и я предложил ее испанцу. Мы выкурили ее вдвоем. В Англии не принято «стрелять» сигареты, это мало кому приходит в голову и считается дурным тоном. Слух о парне, который поделился последней сигаретой, расположил ко мне коллектив и даже тех, кто косо поглядывал в мою сторону. Я никому не отказывал и, если был занят, просто показывал на свою куртку, разрешая взять сигареты из кармана. До меня так никто не поступал. Ребята в благодарность стали приносить мне угощения и вычищать грязную посуду от объедков, прежде чем поставить ее передо мной, что значительно облегчало работу. Эти чудесные перемены произошли только потому, что я делился куревом. На меня стали смотреть с благодарностью и считать за своего. Хавьер - так звали испанца, - как оказалось, страдал эпилепсией. Когда ему становилось плохо, я заваривал чай с лимоном, старался подбодрить его.

Сострадание помогало ему, он меньше комплексовал, меньше боялся неожиданных приступов. И для меня важно было быть чьей-то, хоть и временной, опорой. Однажды после сильного приступа Хавьера отправили в больницу, с тех пор я его больше не видел и не знаю ничего о его дальнейшей судьбе, потому что его сотовый перестал отвечать.

Из своего окружения я выделял повара-индийца по имени Джоти. Его облик, поведение говорили о внутренней красоте и, несмотря на молодой возраст, мудрости. Индийцы часто приглашали меня к себе в гости, посмотреть видеофильмы, выпить чаю. Я не отказывался, мне всегда была интересна духовная жизнь этого великого народа. Над кроватью Джоти висели два фотопортрета с изображениями его духовных наставников, гуру. По тому, с каким уважением Джоти рассказывал о них, я не сомневался, что он верит в существование невидимой духовной связи с учителями, и они помогают ему на расстоянии. Одного из них уже не было в живых. Индийцы приходили в восторг, слыша, как я читаю наизусть на их родном языке мантры и тексты из священных сутр. Менеджер однажды посмотрел на поваров и сказал: «Вам должно быть стыдно. Этот человек никогда не был в Индии, но о нашей культуре и религии знает больше, чем вы».

Как-то раз всех работников отеля собрали в зале для проведения общего инструктажа. Готовилось торжественное мероприятие - свадебная церемония. Мы украшали стены, расставляли стулья, празднично накрывали столы - словом, создавали особую праздничную обстановку. Мое внимание привлек стоявший в дальнем углу рояль. Отложив тряпку, я подошел и открыл крышку. Как давно я не играл! Пальцы тронули клавиши, вспомнили любимое - «Лунную сонату» Бетховена. Удивительные звуки полились в зал, в полную тишину. Никто не ожидал, что кухонный работник может играть на рояле. Раздались аплодисменты и выкрики: «Здорово!», «Молодец!» Я ощущал себя на седьмом небе: пусть я не знал английского, которым владели все они, зато никто, кроме меня, не мог играть на рояле и гитаре. Этот случай вознес меня до небес в глазах персонала. Знай наших!

Не остались равнодушными к игре и девушки, особенно одна из них, Мелисса, из Южной Африки - смуглая, стройная, с белоснежными крепкими зубками. Ее по праву считали первой красавицей в отеле. Во время перерывов Мелисса стала заходить на кухню: улыбалась, поглядывала в мою сторону и о чем-то расспрашивала. Я силился понять ее, уловить и перевести хотя бы самую малость из того, что она говорила. Иногда она смотрела на меня с сочувствием, по всей видимости, жалела. Я выглядел не лучшим образом, от постоянной усталости под глазами образовались темные круги. Сердце подсказывало, что мы нравимся друг другу. Однажды она подошла и протянула небольшой сверточек в цветной бумаге: «Это тебе, на память». Мелисса смотрела в мои глаза, ласково улыбаясь. Нет, будущего у нас не было, я не собирался навсегда оставаться в Англии, а она никогда бы не решилась поехать вместе со мной на мою родину, в мой любимый край, Северный Кавказ...

...Через три месяца работы меня и шеф-повара вызвал управляющий отеля, мистер Дэйв. Он поблагодарил меня за работу и сообщил, что я попал под сокращение. Сезон заканчивался, отель возвращался к зимнему - спокойному -

режиму работы. Увольняли пятерых, мои обязанности предстояло выполнять кому-нибудь из официантов.

Мой шеф-повар опечалился, мы привыкли друг к другу, и он был мною доволен. Пробовал подыскать мне другую работу среди своих знакомых, но ничего не получилось. Тогда он написал свой номер телефона на листке и протянул мне: «Пусть за рекомендациями обращаются ко мне. Держись!»

Мы тепло попрощались, и напоследок я сказал ему на русском: «Вы очень хороший человек, Эндрю».

6

В очередной раз я очутился на улице без жилья и работы. Было несколько причин, из-за которых никак не удавалось накопить хотя бы немного денег.

Заработанные фунты тратились на постоянные переезды, оплату жилья, еду, сигареты, телефонные разговоры и многие другие мелочи. А много ли я зарабатывал? Я получал за тяжелый труд посудомойщика150 фунтов в неделю, и после этих расходов практически ничего не оставалось. Меня стали одолевать сомнения. Верно ли я поступил, приехав в эту страну? Ради чего оставил семью, продал квартиру? Прошло девять месяцев, а денег все не было. Появилось ощущение, что вкалываю только для того, чтобы питаться и платить за проживание. Моя миссия - заработать и вернуться во Владикавказ - казалась невыполнимой, временами я был на грани полного отчаяния. Многие люди в подобной ситуации готовы были смириться, признать напрасность усилий в поисках лучшей доли и просто тянуть лямку, существовать, не предъявляя претензий ни к себе, ни к жизни. Когда я думал, сколько же потребуется времени и сил, чтобы заработать и снова купить квартиру, сердце мое сжималось от горестных расчетов. Я всерьез задумался о том, чтобы вернуться, только стыд не позволял мне это сделать немедленно. Я оттягивал момент бесславного возвращения и надеялся на чудо. В глубине души я не сомневался, что исчерпал все возможности, пытаясь вырваться из замкнутого круга, но должен был сделать еще один рывок, последний -

попытать счастья еще раз или свыкнуться с мыслью, что я неудачник и рассчитывать мне больше не на что. Для этого надо было снова вернуться в Лондон.

Я купил билет и сел в поезд. Кое-какие знакомые у меня уже были кроме Алана. Одна из них, девушка из Италии, порекомендовала меня на работу в только что открывшийся русский магазин-кафе с теплым названием «Огонек», на должность помощника менеджера. Тут я попал в родную стихию и, засучив рукава, взялся за хорошо знакомое дело: учет товара, проверка кассы, подвозка продукции с базы. Через несколько дней русская хозяйка магазина, Алина, поняла, что может положиться на меня, и сказала, что будет платить наличными и не станет оформлять меня официально, так ей выгоднее. Ее решение избавило меня от лишних тревог и хлопот. Каждый раз, когда я вытаскивал из кармана копию чужого паспорта и протягивал работодателю, меня охватывало чувство, что сейчас вызовут полицию или укажут на дверь.

На первых порах Алина предложила мне обычную недельную зарплату, пресловутые 150 фунтов, оправдывая это тем, что открыла магазин недавно и сама еще ничего не зарабатывает. Но обнадежила: если мне удастся раскрутить дело, привлечь клиентов, она увеличит зарплату вдвое. Меня ее предложение устраивало. Самому было интересно поставить бизнес, выйти на стабильный доход. Пока же я должен был научиться делать сэндвичи и изучить рецепты приготовления кофе у нанятого на несколько дней профессионала, аргентинца. Когда я успешно освоил новую специальность, Алина попросила найти продавщицу с заданными параметрами: улыбчивую, коммуникабельную, владеющую английским. Я позвонил по нескольким объявлениям в газете. Ольга из Белоруссии показалась мне вполне подходящим кандидатом. Увы, скоро обнаружилось, что она солгала и английского не знает, но время было упущено. Ольга успела сдружиться с хозяйкой магазина, втереться в доверие и расположить ее к себе.

У Алины в семье были проблемы: муж жил в Москве и ожидал очереди на серьезную операцию на сердце, а с единственным сыном не складывались отношения. Порой Алина не выдерживала и делилась своими заботами, Ольга была тут как тут, с притворным сочувствием, лестью и кучей мелких хитростей, присущих коварным женщинам. Меня же Ольга невзлюбила и всячески старалась настроить Алину против меня, делала все для того, чтобы мои хорошие деловые отношения с директором дали трещину. Я не находил объяснения ее поведению. Несмотря на разногласия, стартовать нам пришлось вместе. Англичане с осторожностью и любопытством заглядывали в новое русское кафе, присматривались к ассортименту и ценам. Мы с Ольгой встречали их приветливо, улыбались из-за прилавка.

Однако после официального открытия начались неприятности.

На следующий день к нам зашла пара, парень и девушка. Осмотрев заведение, они выбрали столик на улице, сели и сделали заказ на английском. Ни я, ни Ольга не поняли ни слова. Мы переглянулись и с глупым видом уставились на англичан - до нас не доходило, чего же хотят эти англичане, что им от нас нужно. Они вежливо повторили свою просьбу, уже помедленнее. Я напрягал память, стараясь перевести из сказанного хоть что-то, от этого начала болеть голова. Из всей фразы я уловил только одно слово - «кофе». Ольге я велел сделать сэндвичи, а сам принялся за приготовление кофе. Движения были неловкими, мне хотелось испариться, исчезнуть с глаз клиентов, которые недоверчиво поглядывали на нас. Когда они, наконец, расплатились и ушли, я вздохнул с облегчением. Но кошмар продолжался, в кафе уже входила другая, пожилая, пара. «Господи, помоги!» - взмолился я мысленно и, отчаянно улыбаясь, готовился принять заказ. В этот раз нас спасло то, что они, склонившись над витриной, пальцами указывали на желаемое. Я представлял себя на месте англичан. Что они думали о нас, о двух идиотах, работающих в сфере обслуживания без знания языка?! Трижды за этот день, потеряв терпение, клиенты заходили за барную стойку, покрутив пальцем у виска: «You are crazy!»

Это было и смешно и грустно одновременно. Один эмоциональный парень выхватил у меня булку, оттеснил меня и сам стал заправлять ее предпочитаемой начинкой из витрины. Девушка, с которой он пришел, застыла на месте и смотрела во все глаза то на него, то на меня. Мы были сумасшедшими, крэйзи, но очень грустными сумасшедшими.

Языковой барьер сводил на «нет» все мои усилия, начинания, мешал определиться, понять, на что я способен. За два месяца работы мы потеряли почти всех потенциальных клиентов, редко кто отваживался перекусить у нас дважды, прохожие не поворачивали головы в сторону нашей вывески. Ни о какой прибыли не могло быть и речи. Просиживая без дела, мы не отрабатывали даже зарплату. От полного краха выручали сотрудники соседних магазинчиков и офисов, для них мы и старались. Я насчитал около десяти человек, полюбивших мое «Каппучино», для них я не жалел ни кофе, ни сливок, ни шоколада, лишь бы приходили и оставались довольны.

Алина видела весь этот балаган, но ни меня, ни Ольгу увольнять не собиралась. Она даже не высказывала недовольства моей работой, советовала учить английский и по-прежнему обещала повысить зарплату сразу же, как только кафе начнет приносить прибыль. Я с ней не спорил, но, размышляя трезво, понимал: пока мы с Ольгой здесь, лучшие времена для кафе наступят еще не скоро. Несмотря на неудачи, я отдавался работе целиком, приходил рано, наводил порядок, выставлял продукцию на витрину, выносил на улицу столики и цветочные ограды. Уходил последним, не брал выходных. Я полюбил кафе и свою работу, не хотел быть равнодушным свидетелем его постепенного разорения и даже скудные чаевые оставлял в кассе.

Алина продолжала проявлять снисходительность, более того, два раза свозила в Брайтон, на побережье, подарила мне видеомагнитофон, приглашала в увеселительные заведения. Однажды вечером предложила подвезти меня до дома на своем «мерседесе» и по дороге обсудить дела. «Не думай, что ты все время будешь готовить кофе и намазывать булки, - сказала она. - Потерпи. Я собираюсь открыть еще один магазин, в другом районе, назначу тебя в нем директором. Уверена, ты справишься. Ну, до завтра».

Я шел домой, не помня себя от радости, но интуиция подсказывала, что Алина проявляет ко мне интерес не только как к преданному работнику. Я попытался проанализировать наши отношения.

Мои опасения подтвердились очень скоро. Два дня спустя Алина недвусмысленно намекнула на сожительство, описав преимущества совместной жизни. Вопрос поставила ребром: я должен был либо согласиться, приняв ее предложение, либо уволиться. Было ясно, что в случае моего отказа задетое женское самолюбие не позволит нам продолжить дальнейшую совместную работу. Наш последний короткий разговор состоялся в ее машине.

- Алина, спасибо вам за все, но я решил уйти.

- Я тебя умоляю, Георгий, оставайся, - попросила она.

- Я вас уважаю и люблю свою работу, но не считаю возможным продолжать наше сотрудничество.

- Оставайся, я прошу тебя.

- Нет, - я покачал головой и вышел из машины.

Тем же вечером я позвонил Алану, узнать - правильно я поступил или нет.

Он долго смеялся, а успокоившись, сказал:

- Это, брат, только тебе решать. За жилье не пришлось бы платить, машина под боком. Стал бы директором. Так что сам смотри и думай на будущее, прежде чем отказаться. Или как сыр в масле, или снова на улицу.

- Понял тебя, но уже все решил, - ответил я. - Что там у тебя есть в запасе? Кажется, я везде уже побывал? Стройка есть? Договаривайся, брат, пойду осваивать новую профессию.

7

Наблюдая за жизнью своего земляка, я заметил особенность его характера: ни при каких обстоятельствах он не терял присутствия духа и не сетовал на жизнь, хотя и ему, безусловно, порой приходилось очень тяжко. Находясь столько лет в вынужденном изгнании и горьком одиночестве, он не утратил способности мыслить трезво, видеть цель, к которой идет, и верить в победу. Я поясню, в чем заключалась главная проблема его пребывания в Англии. В Латвии существует два вида паспортов, один из которых не дает права считаться полноправным гражданином страны. Под эту категорию попадают лица, въехавшие на территорию Латвии для постоянного проживания во времена Советского Союза. Эти люди после распада СССР оказались лишены многих гражданских прав. Алан, хоть и родился в Риге, имел именно такой паспорт. Как десятки тысяч ему подобных, он не смог получить полноправный документ по формальной причине - недостаточное владение латышским языком. Вполне логично в умах всех этих людей возникал закономерный вопрос: если нас не считают гражданами этой республики и мы здесь никому не нужны, что нам делать? Как реагировать на притеснения, ущемление прав, интересов, запрет на работу? А престижно ли вообще иметь гражданство Латвии, Литвы или Эстонии? И коль уж речь идет о гражданстве, то гораздо выгоднее и престижнее иметь паспорт британский. Думаю, что многие согласились бы с этим утверждением. Алан, как и многие молодые люди, уехал из страны, где родился.

Проведя в Англии немало лет, он ждал амнистии, чтобы получить официальный статус. Можно было позавидовать его колоссальному терпению и умению ждать.

Я не раз ловил себя на мысли, что по натуре этот человек напоминает мне моего родного дядю - сдержанностью, умением изъясняться по существу, без лишних слов и лирических отступлений. Скорее всего, эти качества были заложены в нем от рождения и укрепились под влиянием родителей. Алан часто вспоминал отца, умершего двадцать лет назад и похороненного на родине, в Южной Осетии, обычаи в доме деда, куда он приезжал на каникулы каждое лето. Мужское воспитание помогло ему выработать такие качества характера, как выдержка, деловая хватка, целеустремленность. Он умел вдохновить, рядом с ним люди чувствовали себя более сильными и благородными, словно попадали под гипнотическое воздействие, которое тянулось еще долгое время после расставания. Я не был исключением.

Алан был незаурядной личностью, хотя не обладал какими-то сверхвыдающимися способностями. История оставляет нам творения гениев, выдающихся музыкантов, художников, ученых - черты личности она стирает. Но душевная красота - это дар Бога человеку, и люди не устают воспевать ее. Она остается в памяти так же, как талантливо написанная книга или картина, и так же меняет и спасает мир. Гений может быть низвергнут до нравственного ничтожества, и, наоборот, простой смертный, обладающий душевной красотой и человеколюбием, бывает воспет и возвеличен народом. Таких примеров история знает немало. Мне было очень приятно слышать, сколько добрых дел совершил Алан безо всякой корысти и пользы для себя. Он один встречал детей из Беслана, организовывал им поездки за город, посещения музеев, аквариума, катал на колесе обозрения. Скорее всего, дети с годами забудут его имя, но свои впечатления и благодарность этому человеку они сохранят на долгие годы и, став взрослыми, возможно, тоже согреют чьи-то души. Алан помогал всем приезжающим из наших краев, хотя вовсе не был здесь богачом. Он был одним из организаторов митинга осетин у здания посольства Грузии в Лондоне, который привлек внимание английской общественности к проблеме грузино-осетинского конфликта.

Алан входил в когорту людей, не умеющих оставаться равнодушными к чужим проблемам, годы одиночества не озлобили его.

В Латвии у него остались мать и брат с сестрой, с ними он не виделся девять лет.

Статус эмигранта не позволял ему покинуть территорию Великобритании, это могло привести к потере статуса и повлечь отказ в получении гражданства. В британской столице, не соблазнившись свободой отношений в молодежной среде, Алан вынашивал идею создания осетинской семьи. Свое будущее семейное счастье он видел только с осетинкой, страстно мечтал поехать в Осетию, которую считал своей родиной, и жениться на осетинке. «Женюсь только на нашей, - повторял Алан. - Вот получу документы и займусь поиском невесты. Если потребуется ждать еще десять лет, значит, буду ждать».

Он не представлял своей женой ни итальянку, ни англичанку, но, будучи зрелым мужчиной в расцвете лет, он не мог жить подобно одинокому волку. По воле случая он познакомился с девушкой из России, Наташей. Связь их длилась довольно долго, они привыкли друг к другу, привязались. Особенно Наташа, добрая и верная по отношению к Алану. Он отвечал ей взаимностью, но останавливало то, что она не осетинка. Кто-то может возмутиться, рассмеяться или обвинить его в национализме: «Вот глупец! Счастье в его руках, а он отказывается от него!» И они будут правы. Это так - для настоящей любви не должно существовать преград и предрассудков, особенно национальных. Но, возможно, кто-то поймет и оправдает его желание соединиться с родной кровью. Он столько лет провел на чужбине, тоскуя по своим, что имеет право. Мы ведь не осуждаем англичанку, которая видит себя замужем за англичанином, или марокканку, для которой неприемлем брак с мужчиной другой расы или национальности. Я понимал Алана.

Нет никаких оснований считать, что только с осетинкой семейная жизнь сложится благополучно. Но если он не поступит так, как подсказывает ему сердце, его до конца жизни может не покинуть чувство, что он не сделал того, что хотел. Как бы ни сложилась его семейная жизнь с осетинкой, это его выбор и только он несет за него ответственность. Так же нет уверенности в том, что Наташа именно та девушка, с которой он будет чувствовать себя счастливым до конца жизни. Жизнь не предоставляет нам стопроцентных гарантий ни в чем, тем более, в таких хрупких вещах, как счастье. В будущем он представляет себя с осетинкой, в настоящем - живет с Наташей. Только в конце пути человеку дано понять, какой период жизни был лучшим.

Наташа готовила еду, стирала вещи, убирала в комнате, не ложилась спать, не дождавшись любимого. Она вела себя как настоящая жена, заботливая и любящая. Сердце Алана разрывалось, он чувствовал последующий драматизм этих отношений. С одной стороны, на чаше весов лежала любовь Наташи, а с другой - неодолимая, мучительная тяга к родной крови.

Но дело разрешилось само собой, их развели обстоятельства.

Через год у Наташи заканчивалась студенческая виза, для продления которой она должна была вернуться домой. Алан проводил ее в аэропорт, пообещав ждать. Но следующего раза не было. В Москве, в посольстве Великобритании, Наташе в очередной визе было отказано. Она звонила Алану каждый день, но он ничем не мог ей помочь. Однажды, не выдержав разлуки, она в сердцах сказала: «Прощай! Я знала, что мы никогда не будем вместе. Жаль, что я не родила ребенка от тебя».

Ее слова отозвались в душе Алана болью.

После Наташи он твердо решил не привязываться сердцем ни к одной женщине, кроме той единственной, что ждет его на родине, в Осетии. Но этим стремлением его патриотизм не ограничивался.

Алан помогал всем, кто обращался к нему за помощью, но среди них оказывались и изначально недоброжелательно настроенные люди. Основой этой неблагодарности и унизительных настроений по отношению к Алану была зависть. Люди обижались и злились, даже требовали устроить их на хорошую работу. Мне не раз приходилось слышать претензии и нападки в его адрес от людей, забывающих об истинных причинах, не позволяющих рассчитывать на легкую и хорошо оплачиваемую работу, - незнание языка и отсутствие разрешения на работу. Порой желания людей были настолько оторваны от реальности, что у Алана не находилось слов, чтобы спустить мечтателя на землю.

Находясь под градом критики и клеветы, Алан прилагал максимум усилий, чтобы не оставить человека без средств к существованию, и продолжал делать то, что делал всегда -

помогал, как мог.

Характер Алана проявлялся в мелочах, на первый взгляд незначительных. К примеру, если кто-то из наших ребят звонил ему и просил совета, Алан говорил:

- Понял тебя, не трать деньги, сейчас я перезвоню.

И перезванивал, не считая потраченных средств.

Его сердце принадлежало и всегда будет принадлежать народу, который он считал своим. Он не делил осетин на южных и северных, говорил так: «Мы - осетины - единый народ и не должны себя разделять. Когда я узнаю, что человек приехал из Осетии, я не спрашиваю, из Южной или Северной, мне даже не важно, из Москвы он приехал или из Цхинвали. Он наш, свой. А своих мы не бросаем и всегда им рады».

Зная, как непросто живут люди на родине, он старался вносить посильный вклад в развитие экономики Осетии, не ограничиваясь оказанием конкретной разовой помощи приезжающим. Мечтал увидеть, как строятся новые больницы, восстанавливаются предприятия, налаживается нормальная жизнь для людей, и, как бизнесмен, работал в сфере привлечения инвестиций в развитие экономики республики. Английские компании изучали его проекты и бизнес-планы по восстановлению заводов и освоению месторождений полезных ископаемых, но, прежде чем начать работу, хотели иметь от правительства гарантии целевого использования средств и возврата выделенных кредитов. Процесс продвигался медленно, но Алан верил в успех.

8

После разрыва отношений с Алиной у меня оставались считанные дни, чтобы переехать. Я обошел многие заведения и понял, что в этом районе работу мне не найти. Я снова был безработным, и было неважно, где снимать жилье.

Алан сказал, что поможет подыскать недорогое жилье, а вот с работой придется подождать, в настоящий момент нет никаких вакансий.

За год, проведенный в Англии, я научился немного изъясняться и, самое главное, понимать, что говорят мне. Приобрел карманный «Англо-русский переводчик», наговаривал в микрофон нужные фразы и слушал, как они звучат на английском.

Алан договорился со своим знакомым из Турции, Эриком, чтобы я пожил в одном из принадлежащих ему домов в Кройдоне - последней, шестой, зоне в черте Лондона, далеко от центра. Я собирал вещи, стараясь ничего не забыть, когда раздался звонок Алана.

- Ты будешь жить в комнате с девушкой? - спросил он. - Отвечай быстро, «да» или «нет». Эрик ждет ответа.

- С какой девушкой? Я не совсем тебя понимаю, - удивился я.

- Позвонила его знакомая, она недавно освободила комнату, в которую он хотел тебя поселить. Но она неожиданно вернулась, оказавшись в безвыходном положении, и сказала, что если ты не против, она согласна жить с тобой в одной комнате. Других свободных комнат у Эрика нет. Ему без разницы, кто и с кем живет - главное, чтобы платили.

- Откуда она? По-русски хоть понимает?

- Если я не ошибаюсь, она из Франции. Вам надо встретиться на станции метро, она знает дорогу. Все, держись, брат! Я звоню Эрику.

«Держись, брат!» - было у Алана обычной присказкой в конце разговора, вместо «пока».

До места встречи я добрался без плутания, к тому времени Лондон знал как свои пять пальцев. Она подошла сзади, в длинном черном пальто, стройная, в руках чемодан.

- Hi! Are you George?

- Yes.

- Нам туда. - Она показала в сторону автобусной остановки.

Меня вдруг охватило невероятное волнение и стыд, такой стыд, что хоть сквозь землю провались. Мы не имели ни малейшего представления друг о друге, а собирались жить в одной комнате. Ее, вероятно, тоже. В автобусе ехали молча, украдкой присматриваясь друг к другу. Клер, так звали девушку, часто крутила головой по сторонам, старательно избегала моего взгляда, была напряжена, нервничала. Я чувствовал себя не лучше. Ситуация, в которой мы оказались, выходила за рамки общепринятых правил поведения и напоминала сюжет голливудского фильма. Не знаю, о чем она думала сейчас, но уверен, что день назад ей и в голову не приходила мысль, что она способна поселиться в одной комнате с незнакомым парнем.

Эрик ждал нас. Вытащил из кладовки постельное белье, два толстых поролоновых матраса и вручил каждому по отдельности. Обхватив ношу обеими руками, я поднимался по лестнице, пропустив Клер вперед. Посередине второго этажа находилась кухня, по бокам от нее - две двери. Клер уверенно направилась к правой. В небольшой комнате стояли старое трюмо, шкаф для одежды, два стула и двуспальная кровать. Вся мебель была белого цвета. Комната пришлась мне по душе: светлая, чистая, уютная. Свой матрас я положил на пол. Сразу стало тесновато. «Я буду спать на полу, у ложа девушки», - подумал я.

Мы открыли чемоданы и стали распаковывать вещи. Я вышел на кухню, предоставив Клер возможность пере-

одеться. Минут через десять она крикнула, что можно входить. Она переоделась в свободные черные брюки и бежевый джемпер, оттенявший ее волнистые черные волосы. Карие глаза, немного вздернутый носик, ямочки на щеках -

на вид ей было лет двадцать пять. «Красивая», - отметил я про себя.

- Добро пожаловать!

Она держалась непринужденно и легко, видно, не в ее характере было долго мучить себя тревогами и страхами...

...Незаметно пролетела неделя.

За это время психологический барьер между нами исчез. Клер рассказывала о себе, но я схватывал только суть, дословно не понимал. Электронный «переводчик» не мог изъясняться так бегло и красиво, как говорила Клер, и я перестал прибегать к его услугам. Я понимал ее - неважно, как. Оказалось, что во Франции у нее погиб жених, разбился на мотоцикле. В аварию на скоростной трассе было вовлечено несколько машин, кроме него серьезно пострадали еще четверо.

- Виноват был нетрезвый водитель за рулем идущего впереди «Рено», он не держал полосы. - Рассказывая, Клер активно помогала себе жестами, чтобы я все понял как надо, правильно. - Какие сволочи эти пьяные, садятся за руль и убивают!

Клер не хотела возвращаться домой, где пережила сначала трагическую утрату, потом долгую депрессию.

Было по-настоящему жаль эту славную и жизнерадостную девушку, но, в отличие от Клер, мне ужасно хотелось вернуться домой и никогда больше не покидать его. Я рассказывал ей о Кавказе, о традициях, обычаях, нравах своего народа. Некоторым вещам она не верила. Но как-то раз, лежа в кровати, задумчиво произнесла:

- Я бы тоже хотела, чтобы меня какой-нибудь джигит украл, посадил на коня и увез далеко-далеко. Подальше от городов.

- Ты шутишь, Клер, - засмеялся я. - Ты вправду хочешь этого? У нас нашлось бы немало джигитов, которые мечтали бы умыкнуть тебя.

- Нет, я не шучу. Лишь бы этот джигит любил меня, был достойным человеком и не пытался прикоснуться ко мне, пока я сама не позволю.

- Так и бывает, согласно традициям. Девушка, которую украли, или остается в доме жениха, или возвращается к своим родным. Выбор за ней. А еще у нас на Кавказе говорят: мой дом - моя крепость. Но Кавказ большой.

Я перечислил названия всех республик Северного Кавказа и в шутку спросил:

- Какое тебе нравится больше всех?

- Осетия, - не задумываясь, ответила Клер.

- Почему именно оно? - удивился и обрадовался я.

- Красиво звучит.

- Я родом оттуда, Клер. И смею тебя заверить, что лучше края не найти.

Перед тем как уснуть, мы почти всегда вели такие разговоры, понемногу узнавая друг о друге все больше. Пожелав Клер спокойной ночи, я еще долго ворочался на своем потрепанном матрасе, представлял Клер скачущей на белом коне по склону горы. По ее дыханию я чувствовал, что ей тоже не спалось, но мы лежали молча, думая каждый о своем. Потом, как это бывало почти каждый вечер, я унесся мечтами в свою родную Осетию и с тем уснул.

В соседней комнате жила молодая пара из Польши, с которой с самого начала у нас не заладились отношения. Они были нечистоплотны в быту и настроены враждебно. Кристина по злобе иногда обвиняла нас с Клер в пропаже из холодильника то какого-нибудь яблока, то баночки кока-колы. Прежде чем сесть за стол, мы должны были очистить его от остатков их трапезы. Туалет они никогда за собой не мыли. Клер не выдержала и прикрепила к холодильнику грозную записку, после чего Кристина стала игнорировать мусор на кухне вообще, а половую тряпку полоскать в раковине для мытья посуды. Мы посовещались, и Клер приняла героическое решение: убирать грязь в одиночку, чтобы не уподобиться животным. После работы она надевала перчатки и намывала кухню, ванную, все, чем мы пользовались.

9

По утрам я отправлялся на поиски работы. Иногда Клер ходила со мной, помогала беседовать с менеджерами отелей, пабов, ресторанов. Потенциальные работодатели записывали мой номер телефона и обещали позвонить. Обычно если обещают позвонить, это означает, что ты им не подходишь или вакантных мест нет. Реальная помощь опять пришла со стороны земляков. Прослышав о моих проблемах, позвонил Альберт Хосроев и сказал, что может переговорить со своим боссом. Это было проявлением нашей традиционной сплоченности и взаимовыручки. Ведь мы с Альбертом были практически не знакомы, виделись один раз. Я знал, что он работает в компании по ремонту дорожных покрытий и неплохо зарабатывает, сделал карьеру в английской компании, что случается нечасто, добился достойной оплаты. Если новичок попадал на работу к англичанам, то без знания языка дни его, как работника, были сочтены. Альберт сделал почти невозможное. В строительной компании, где он работал, почти все знали, что в Англии он находится по туристической визе. Но этот факт не смущал руководство, и особенно его непосредственного босса, потому что высокорослый, крепкий осетин работал за двоих, прекрасно изъяснялся на английском, был сдержан и воспитан. Дела у нелегалов всегда обстоят плохо, опасности и неприятности поджидают их на каждом шагу. Главное подозрение отсутствие социальной страховки, регистрации в полиции и местном самоуправлении (там выдают разрешение на работу). Нужно уметь быстро входить в роль, привыкать к новому имени, правильно подделывать подпись, иметь представление о стране, чей паспорт ты приобрел, и в случае необходимости доказать, что ты приехал именно оттуда. Мне самому много раз приходилось изворачиваться и увиливать от вопросов, когда меня спрашивали, какая зарплата в Риге, сколько там стоит квартира или какой авиакомпанией я прилетел оттуда. Не скрою, не раз я оказывался в глупом положении, когда не мог ответить на подобные вопросы. Верили мне только такие же, как и я, нелегалы. К своему удивлению, я замечал, что украинцы не скрывают того, что в Англии находятся по фальшивым паспортам. Английские работодатели проявляли лояльность к ним, а Украину считали прозападным государством.

Руководители строительных компаний, конечно, догадываются, что среди их работников есть нелегалы, но закрывают на это глаза - большая экономия денежных средств. Англичанин в среднем получает за работу на стройке 100 фунтов в день, за ту же самую работу нелегалу платят 30 - 40. В рублях это свыше двух тысяч в день - деньги для России хорошие, но не для Англии, если помнить о недельном расходе более ста фунтов в неделю. С горем пополам можно откладывать триста фунтов ежемесячно. Для человека из российской глубинки это значительные деньги. Эти работяги умеют ценить и экономить каждый пенс, зная, что дома не смогут заработать и этого. За год можно скопить на машину. Но только в том случае, если работа постоянная. Если ее нет, ваши сбережения быстро истают. У нелегала нет претензий. Он всегда доволен зарплатой и не будет требовать выплаты страховки, если с ним произошел несчастный случай, или оплаты больничного листа, потому что нигде на учете не состоит. Нелегалы, за редким исключением, всегда в поиске новой работы. Мало кому удается получить контракт на постоянную. Для этого надо умудриться достать все нужные документы и справки, но все равно будешь постоянно дрожать, как бы тебя не вычислили. Многие плюют на все и уезжают на родину. Не стоит овчинка выделки. Кто-то остается и транжирит заработанное: он приехал посмотреть на Лондон и другие города, а по возможности - подзаработать. Посмотреть есть на что, а вот реально заработать - проблематично.

Клер искренне обрадовалась, что земляк мне поможет.

- Я даже немного завидую, у тебя такие верные друзья. Звонят, спрашивают... У нас по-другому: каждый сам за себя.

- Может, дело в том, что вас много, а нас мало? - пошутил я. - Поэтому мы должны держаться вместе.

- Вы малый, но дружный народ. А ты говорил, что есть другая Осетия. Я не совсем понимаю, что ты имел в виду?

- На самом деле это просто разделение по названию: Южная и Северная. А народ один, единая нация.

- А откуда тот парень, что всегда звонит?

- Это Алан. Его родители из Южной Осетии.

Телефонный звонок прервал нашу беседу. Звонил другой знакомый, Ромик Кочиев, он тоже предложил помощь. Я сказал, что Альберт уже договорился насчет меня, и поблагодарил его.

- Вот видишь, - сказал я, положив трубку, - звонил еще один парень из Южной Осетии. Честно признаться, не знаю, что бы я делал здесь без поддержки земляков.

Клер добродушно засмеялась:

А за какие такие заслуги они стараются помочь тебе?

- Просто мы - осетины, - немного подумав, ответил я.

А ночью случилось неожиданное. Я проснулся от шума за дверью. Взглянув на часы, отметил: два часа. Дверь распахнулась, и я увидел Клер, всей тяжестью навалившуюся на дверную ручку. Она с трудом держалась на ногах. Вскочив с матраса, я мигом очутился рядом и почти отнес ее на кровать. Девушка едва дышала, свет из коридора падал на ее безжизненное, посеревшее лицо.

- Help me someone, please! - закричал я. - Bring me some water!

Меня охватила паника. Вдруг она отравилась?

Я знал, что она иногда плачет, думая, что я не вижу ее покрасневших глаз, но никогда не спрашивал о причине слез. Зачем бередить рану?

Я стоял над Клер. Очнувшись, она посмотрела на меня и тихо сказала:

- Я больна, Джордж. У меня лейкемия. Закончились таблетки, я думала, что одна еще осталась, и не купила.

В комнату вбежал Питер с бутылкой воды и испуганно протянул ее мне.

- Where is a fucking cup? - разозлился я на него.

Он снова умчался и вернулся со стаканом воды.

Клер сделала несколько глотков.

- Скажи, что нужно делать в таких случаях? - спросил я. -

Я очень испугался за тебя. Какие лекарства тебе нужны? Я сейчас пойду и куплю. Дай только рецепт.

В Англии мало какие лекарства отпускают без рецепта. «Скорая» тоже не станет оказывать помощь, пока не удостоверится, что документы в порядке. А чтобы попасть на прием к врачу, нужно записываться - за месяц, а то и за два.

- Ничего, - Клер покачала головой. - Не переживай за меня так, Джордж, приступ уже прошел. Утром я схожу сама в аптеку.

Обессиленная приступом, Клер смогла заснуть только под утро, а я… Как меня потрясла эта ночь! Клер больна, смертельно больна. Почему судьба так безжалостна к ней? Сначала отобрала любимого человека, а теперь медленно убивает жизнь в ней. Вчера Клер звонко смеялась, а я и предположить не мог, какие тяжелые мысли мучают ее. Я содрогался от мысли, что живу с человеком, жизнь которого висит на волоске - в буквальном смысле.

Утром Клер спокойно вернулась к разговору о болезни и сказала, что смирилась с мыслью, что ей придется умереть.

- Я принимаю смерть как истину и реальность, - рассуждала она, - не хочу мучить себя бесполезными сожалениями. Значит, так надо, чтобы это произошло именно со мной. Ты знаешь, мне часто снится мой парень, и во сне он говорит, что ждет меня. Я не боюсь умереть.

Теперь я следил, чтобы у нее всегда были таблетки, она их больше не прятала, держала на столике у кровати. Через две недели наступило резкое ухудшение. Я сидел рядом, гладил Клер по волосам. Лицо у нее было спокойным, но в сознание она не приходила. Соседи вызвали «скорую помощь» и полицию. Она умерла до их приезда, в чужой стране, на чужой кровати. Несчастная Клер, она покинула этот мир в расцвете лет, даже не познав радость материнства. Мужественно, без паники она держалась до последней минуты, на ее лице ни разу не мелькнула и тень отчаяния или страха. У нее были родные, но в этот момент рядом находился только я, и я считал себя ее близким. Близким другом.

Приехавшие полицейские стали опрашивать соседей. Я слышал мерзкий, писклявый голос Кристины, с неприятным акцентом голосившей на весь дом:

- Да, они жили вместе, но очень плохо! Все время ссорились! Клер жаловалась мне на издевательства!

Какая чудовищная ложь, ложь!

- Вам придется пойти с нами, молодой человек, - полицейский коснулся моей руки.

Он был в аккуратной униформе, ладно облегавшей крепкую фигуру и пахнувшей каким-то незнакомым строгим запахом. «Может быть, у них есть специальный полицейский одеколон для использования в служебное время? - почему-то подумал я вполне серьезно. - Не может же полицейский на вызове благоухать туалетной водой от Армани».

Я поднялся, машинально оглядываясь в поисках куртки, оказавшейся на стуле, поверх сумочки Клер.

- Мы должны выяснить все обстоятельства смерти девушки, - повторил полицейский, - пройдемте, пожалуйста.

Я не оправдывался, предчувствовал, что услышу эти слова. Покорно пошел впереди.

В полицейском участке мне через переводчика задавали много вопросов. Следов «издевательств», о которых говорила Кристина, на теле Клер, конечно, обнаружено не было. Только следы безжалостной, неизлечимой болезни с липким названием «лейкемия». Была срочно вызвана мать девушки. Она подтвердила: да, дочь звонила ей и рассказывала, что познакомилась с хорошим человеком, который поддерживает ее и помогает справляться с депрессией. Эта стойкая женщина даже поблагодарила меня за то, что я был рядом с ее дочерью до последней минуты. То, что я нелегал, разумеется, всплыло, и матери Клер сообщили об этом. Она сказала, что нелегалы попадаются разные, и попросила полицейских не принимать ко мне суровых мер и отпустить. Вероятно, это был исключительный случай в практике английских полицейских: видя горе женщины, они поддались на ее уговоры и согласились выпустить меня. Но с одним условием: я должен был сам, добровольно, в течение месяца покинуть Великобританию. Передо мной положили соответствующий документ, в котором я расписался.

Я был снова свободен, и мне возвратили все мои вещи.

- Вы можете идти, - сказал тот же подтянутый полицейский.

А куда? Возвращаться и жить в комнате, где умерла Клер? Перейти с матраса на полу на ее кровать? Я отверг эту идею, которая показалась мне кощунственной. Несмотря на всю серьезность своего положения, я надумал перебраться в другой район, но Англию решил не покидать.

Часть 2

1

Моя жизнь на Западе не складывалась. Я не имел ничего, кроме нескончаемых проблем с работой и деньгами. Британское правительство принимало все новые законы, направленные на борьбу с нелегалами, выделяло миллиарды на эти цели, только бы очистить территорию от незваных гостей. Прошло два с половиной года с тех пор, как моя нога сделала первый шаг по английской земле. Годы эмоциональных потрясений, душевной пустоты, отчаянной борьбы за выживание. Я не видел просвета - неудачи тенью следовали за мной по пятам, не давая возможности перевести дух и привести мысли в порядок. Это было время, когда я просто выживал, в прямом значении этого слова. Больше я не помышлял о покупке новой квартиры у себя на родине - это желание превратилось в несбыточную мечту. Приоритеты поменялись: работать надо было для того, чтобы не остаться без еды и крыши над головой. Я отринул свое будущее в этой стране. Любила меня полька и хотела связать со мной свою судьбу. Она была младше на двенадцать лет - привлекательная, стройная блондинка, желанная для многих парней. За фиктивный брак с гражданами Евросоюза платят не одну тысячу фунтов. Это сложный процесс, связанный с риском, в первую очередь финансовым. Мне же, согласись быть я с ней, это не стоило бы и пенса. Все могло измениться: получил бы хорошо оплачиваемую и постоянную работу, открыл счет в банке, брал в кредит все, что только пожелаю. Я отказался от отношений и радужных перспектив по одной простой причине - мое сердце противилось нашему союзу. Куда меня вела судьба? Я запутался окончательно, перестал понимать, что делать дальше и зачем я нахожусь на чужбине.

Последний раз я лишился работы за две недели до Нового года.

В тот промежуток времени я подрабатывал на стройке разнорабочим. Приняли меня временно и платили в день 37 фунтов наличными. Мои старания и ударный труд не помогли задержаться в строительной организации больше, чем на два месяца. Предвидя, что мне снова придется искать работу, я обратился за помощью к своему приятелю из Италии. Посетовал на невезение, но о том, что являюсь нелегалом, умолчал. Так совпало, что итальянец Россо на днях планировал зарегистрировать частную охранную фирму. Он, не задумываясь, предложил мне ночную работу охранника, с оплатой 50 фунтов за смену. Неужели повезло? Пришел тот день, когда я заступил на свое первое дежурство. Россо сказал, что ночью я могу спать, потому что здание, которое буду сторожить, пустует и воровать в нем нечего. Но я не спал и действовал согласно предписанным правилам - каждый час совершал обход территории с фонарем в руках. И так до самого утра, пока не придет смена. Я уже было стал подумывать, что черная полоса заканчивается, а вместе с ней мои неприятности, и тут… снова удар ниже пояса. Россо неожиданно заявил, что работы нет, надо ждать, и выплатил мне половину обещанной суммы. Бесполезное ожидание затянулось на месяц. Время шло, я не мог ни заработать, ни возвратиться.

На последние деньги я решил сыграть в казино - испытать судьбу, первый раз в своей жизни. «А может, повезет как новичку?» - наивно думал я. Случается ведь в жизни такое: человеку все время не везет, но в один прекрасный день он выигрывает крупную сумму в лото, или в казино, или просыпается миллионером, потому что удачно вложил свои сбережения. Чему быть, того не миновать - или пан, или пропал. Здесь тоже меня постигло жестокое разочарование. Проиграл все, до последнего пенса. Тотальное невезение. Вышел из казино как пьяный; в глазах потемнело, ноги подкашиваются, вот-вот упаду на землю без сил. Все вокруг рушилось и превращалось в прах. Вся моя жизнь. Я шел окольными путями, не знаю как, но к ночи лежал на матрасе, уткнувшись в подушку. Несколько дней я не выходил из дома, в котором жил. Тело было тяжелым, как свинцом налитое, в голове путаница. Двигаться не хотелось вообще, никогда. Я пытался проанализировать свое состояние как психолог. Когда-то психология и философия были частью моих исследований, и я изучал эти науки самостоятельно, долго и упорно. Философия Индии, Китая, Тибета… логичное буддистское мировоззрение. Но не хотелось описывать состояние научными терминами, ни один не казался мне точным. Раз за разом я задавался вопросами: кто я? зачем живу? почему это происходит со мной? И не находил на них ответа. С одной стороны, вдруг пришло ясное, четкое понимание законов жизни, а с другой - оказался в мрачном тоннеле, тупике без единого выхода.

Я мыслю, следовательно, я существую. А если еще существую, но понимаю, что уже не мыслю?

В голове хаос. Где эта грань, отделяющая здорового от больного, и смогу ли я заметить переходное состояние? Первые симптомы. Может быть, это муки совести, я давно терзаюсь тем, что оставил семью. Мысли не отпускали меня с этого дня, я вспоминал день за днем каждого, кто имел малейшее отношение к самым незначительным эпизодам моей жизни. Воспоминания из мыслеформ и голосов шли лавиной и разрывали меня на части. Я не мог поставить им заслон, потерял счет дням. Краешком разума понимал, что состояние переходит в навязчивое. Больше я не ощущал себя единой личностью и боялся, что зеркало покажет мне еще одно лицо. Мой разум стал полем брани для двоих, злого и доброго, сущностей, не уживающихся по своей глубинной природе, противоречивых. Одна была со мной от рождения, слабая и тянущаяся к свету, к Богу. Я дал ей название «духовное тело», «тело интеллекта». А вторая, бурно растущая, отбирает у нее последние силы и тянет вниз. Представьте, что вы заходите в темный чулан и зажигаете яркий свет. Вы видите хлам, паутину, старые забытые вещи. При ярком свете я увидел себя. С самого детства я подавлял в себе желание разобраться с тем, что начинает мешать, накапливал проблемы, увиливал от объяснений самому себе. Теперь все накопленное годами прорвалось и обрушилось. Поток, сравнимый с нечистотами, захлестнул мой разум. Сметая все на своем пути, он отворил дверь в подсознание. Я стоял на пороге, смотрел и слушал их диалог. Внутри меня происходило нечто невообразимое и не поддающееся логическому объяснению. Мои знания о природе человеческой психики спасали, держали на плаву, в пограничном состоянии и не давали окончательно пропасть в лабиринтах непознаваемого. Засыпая, я видел необычные сны, но они казались большей реальностью, чем моя нынешняя жизнь наяву. Так не могло больше продолжаться.

Я должен был найти срочную, пусть и разовую, работу. Объявление о поиске поместил в русскую газету. Люди стали звонить, спрашивать, что я умею делать. Большинству требовались определенные строительные специальности, и они быстренько прощались, узнав, что я не плотник, не столяр, не каменщик. В конце концов позвонивший мужской голос сказал, что может предложить работу разнорабочего, 30 фунтов в день. Я согласился, рад был зацепиться за любую работу, даже самую низкооплачиваемую.

На следующий день я копал траншеи для прокладки труб, орудуя лопатой и киркой - уже привычными орудиями труда. Обретенной работе не радовался, знал, что она ненадолго и со мной распрощаются, как и на всех предыдущих строительных объектах, где я подрабатывал. Я поднимал строительный материал на верхние этажи, перетаскивал с места на место бетонные блоки, мешки с цементом и нисколько не утешался, когда менеджер говорил: « Молодец! У тебя здорово получается! Спасибо за работу!»

Раз я спросил одного из прорабов: «Почему мне так мало платят?». Он ответил, что такую работу может выполнять любой и если мне она не нравится, я могу уходить. Я пожалел, что задал ему этот вопрос. Вылетело из головы, что неквалифицированный труд непрошеных гостей нигде не ценится. Он подошел ко мне несколькими днями позже и безо всяких объяснений объявил, что я уволен.

Я смотрел на таких же, как и я, рабочих, но имеющих контракт, и поражался. Многие из них работали гораздо медленнее меня и хуже. Там, где межкомнатные дубовые двери таскали по два человека, я носил один. Хотел, чтобы на меня обратили внимание как на старательного и добросовестного работника. Это вызывало раздражение в рабочей среде, меня упрекали в том, что я чересчур усердствую, выкладываюсь. Одни устраивали бесконечные перекуры, другие танцевали в отсутствии начальства, и никто с них за это не спрашивал. Один чернокожий танцор напоминал Майкла Джексона грациозной, завораживающей пластикой движений, танцевал он без музыкального сопровождения.

Африканцы и латиноамериканцы не задерживаются и не хотят работать на английских стройках. Можно пересчитать на пальцах тех, кого я встречал на строительных объектах: одного парня с Ямайки, двух из Нигерии и еще несколько человек из Мозамбика и Конго. На второй день в моем присутствии менеджер-англичанин выгнал трех из этих парней за то, что они частенько сачковали и вели разговоры между собой. Видимо, они забрели на стройку случайно, еще не освоились в Англии и не знали, что их братья-соотечественники не работают с лопатами в руках. Кто же тогда будет получать пособие по безработице от государства, если не они? Не видел я ни разу арабов и азиатов. У них свой бизнес в Англии, налаженный довольно успешно в сфере бытового обслуживания и торговли. Китайцы, например, владеют широкой сетью ресторанов, кафе, сувенирных магазинчиков и подпольных стриптиз-клубов, в которых наркоторговцы продают травку, а проститутки -

себя в качестве товара. Они работают на себя, не брезгуют жить по несколько человек в комнате, чтобы экономить на жилье. Что еще надо? Есть где переночевать, что покушать. Умеют они зарабатывать и ценить каждый заработанный пенс. Терпение и трудолюбие у них в крови. Приезжие из развитых арабских стран, как правило, при деньгах. Они не нищенствуют и не ищут подешевле место в комнате, не ходят в магазины, которые считаются дешевыми. В любом из районов Лондона встречаются арабские магазины или рестораны. Их заведения узнаются издалека. Витрины магазинов пестрят разноцветными одеждами, дорогими сувенирами и золотыми украшениями. Если это ресторан, то можно увидеть людей, сидящих на улице за столиками и потягивающих сладкий дым из метрового кальяна. У каждой народности в Англии собственная ниша, и двери в их бизнес распахнуты только для своих.

2

Некоторые из рабочих интуитивно не принимали меня и были настроены агрессивно. Начались конфликты. Я реагировал на каждое сказанное в мой адрес слово и набрасывался, как пантера. Однажды четверо парней из Латвии решили поиздеваться надо мной. Я не мог больше молчать и сносить их издевки, как прежде, и заорал так, что меня услышали по всей стройке;

- Да, я не латыш и не из Латвии. Я из России. И если вы не угомонитесь, то на кого-нибудь из вас опустится вот эта лопата. Вам понятно? Или сдайте меня полиции, мне плевать, что будет со мной.

Через два дня трое из них уволились, один, самый дерзкий, остался. Он всем своим видом демонстрировал, что не боится меня, задирался. Тогда я предложил ему выяснить отношения на кулаках, как мужчина с мужчиной. Он отказался и после тоже уволился. Потом задиры из Литвы, двое крупных парней, высказались грубо. Я старался объяснить, что их ведро я взял по ошибке и пока не знаю, кому что принадлежит на стройке, потому что работаю первый день. Мои объяснения не принимались. Они продолжали разговаривать со мной так, будто они офицеры, а я рядовой солдат в их подчинении. Оставшись наедине сначала с одним, а потом и с другим, я остудил их желание обращать на меня внимание. Меня начали сторониться. Один поляк за спиной назвал меня курвой. Я услышал и подошел к нему. Мы договорились о встрече в условленном месте. Я пришел раньше на пятнадцать минут и стал поджидать обидчика.

Шел дождь. Поначалу моросящий, он превратился в проливной, промочил одежду. Моя злоба крепчала с каждой минутой ожидания. Но никто не пришел, и, наверное, это было к лучшему. Тот поляк был выше меня и гораздо мощнее. Но я не задумывался о том, что будет со мной и как я буду выглядеть после драки. В то роковое время меня посещало одно странное состояние. Я знал о нем из книг о самураях: внутренняя готовность - или победить, или пасть в бою. Конфликтовал я и с албанцами (они бывают настроены враждебно к тем, кто не улыбается во время разговора с ними), и с курдами, но никогда не начинал первым.

Британцы спокойно и снисходительно относились к тому, что большинство приезжих не понимают их родного языка. Но бывали исключения.

Я начал работать помощником у одного ирландца. Мы меняли прогнившие трубы на пешеходных участках дороги. Он становился прямо бешеным, если видел, что я его не понимаю. Орал на всю улицу и не стеснялся матерных выражений. Бывало, я ошибался и подавал ему не те инструменты, которые он называл. Он начинал швырять их в разные стороны и пинать ногами, что подвернется.

Я сдерживался три недели, учитывая, что он ирландец и босс. Потом ушел.

Сорок два фунта пятьдесят центов - максимум, что удавалось зарабатывать мне в день. Порой я уходил, не доработав до конца рабочего дня. Просто забирал свои вещи и уходил, обескураженный наглостью работодателя. Один такой день я хорошо запомнил. Предложили работу на один день в центре Лондона. Это был английский сайт; требовались люди, чтобы разгрузить фанеру и поднять ее на пятый этаж. Строительные работы в центре столицы стоят миллионы фунтов, и ни одна стройка не обойдется без чернорабочих. Только вот платить нормально за каторжный труд никто и не помышлял.

Я оказался в бригаде с тремя румынами, они прилетели в Англию на днях. Подъехали грузовики с материалом, и мы, организовавшись в группы по два человека, принялись выгружать широкие и высокие листы из дерева, весом около тридцати пяти килограммов, и поднимать их наверх по крутым лестницам и узким проходам между этажами. Кое-как перетащили листов двадцать. Мокрые от пота, уставшие, но останавливаться нельзя - работа не ждет. И тут подходит прораб и заявляет: «Будете таскать по одному, листов очень много, а вас мало». От услышанного я чуть язык не проглотил. «С меня хватит, - говорю румынам, - пусть мои двадцать фунтиков за пол рабочего дня оставит себе, я ухожу». Парни удивились моему поступку, на что я ответил: «Поживите здесь столько, сколько я, повидайте все, что я видел, тогда вы поймете меня». Глядя на них, я вспоминал себя в первые месяцы в Англии: внутри кураж, рвение, целеустремленность. Со временем эти чувства притупляются, а потом и вовсе улетучиваются, когда начинаешь ощущать себя потерянным в этой стране и постепенно осознавать абсурд идеи - заработать реальные деньги.

3

Ко всем бедам и внутренним переживаниям прибавились телесные - боли в позвоночнике. Я глотал таблетки и работал, хотя порой не мог разогнуться, не то что поднять мешок с цементом. Спина становилась накаленной, как железный прут, от постоянных наклонов, я мысленно считал минуты, оставшиеся до конца рабочего дня.

Пробовал найти другую, более легкую работу. Покупал все газеты с предложениями по работе и звонил по всем объявлениям, стараясь не пропустить ни одного. В одном агентстве меня стали заверять, что работа есть. Надо только прийти в их офис, зарегистрироваться и заплатить… всего лишь десять фунтов. Я, разумеется, не поверил в эту символическую цифру. После разговора с ними я продолжил звонить по другим номерам и еще раз семь или восемь попадал в их офис. Один знакомый пошел туда по своей инициативе, очень нуждался в работе. Вернулся назад опечаленным. Оказалось, что плата в десять фунтов - только начало длиннющей вереницы платежей за услугу. Всего выходило около двухсот фунтов.

Услуга другой «помощницы» из Литвы стоила двадцать фунтов. При встрече она взяла у меня деньги, вручила бумажку с адресами английских агентств, выписанных из телефонного справочника, и испарилась. Я не успел задать ни одного вопроса, не то что поговорить.

Наконец предложение по работе поступило от мужчины, говорившего по телефону на русском языке, но с украинским акцентом. Он сказал мне подъехать к семи утра на станцию «Green Park». Когда я прибыл на место, то увидел четверых парней, по виду украинцев. Позже всех пришел парень лет тридцати, который собрал нас вместе. Его звали Василий - предприимчивый хлопец с Западной Украины. По дороге к объекту он сказал, что будет лично платить нам по тридцать пять фунтов, деньги мы будем получать каждую пятницу. Никто из нас не роптал и не возражал -

не в таком мы положении находились, чтобы выдвигать какие-то требования. Мы подошли к многоэтажному остекленному зданию, напоминающему госучреждение. Менеджер-ирландец ввел нас в курс дела: новый хозяин решил по-своему переделать планировку помещений, и нам предстоит разрушить и разобрать все, что находится на первых трех этажах, начиная от полов и заканчивая потолками. Опасная намечалась работа, однако никто не позаботился о том, чтобы выдать нам защитные каски, очки, респираторы, рабочие перчатки. Вероятно, менеджер надеялся, что никто не придет с проверкой по технике безопасности, и хотел сэкономить пару-другую сотен фунтов. Я понял, что вся наша компания тоже рискнула работать без этих необходимых вещей - никто не хотел тратиться на то, что было положено нам по закону. Кто бы стал работать за эти деньги, рискуя своим здоровьем, имей он другую работу? Но такова была наша доля - людей без прав и документов! Мы быстренько переоделись, и работа закипела. Крушили кирпичные перегородки, тянули грабом навесные потолки, ломали шкафы. Изворачивались, чтобы защитить лицо и голову от отскакивающих кирпичных осколков, падающих навесных потолков, металлических балок, живых электрических проводов, вдыхали пыль, которая застилала глаза и мешала работать. Эта работа объединила нас. Мы помогали друг другу и присматривали за тем, чтобы партнер по команде не попал в беду.

В таких условиях мы работали три недели. Василий приходил в конце недели, забирал зарплату у менеджера и расплачивался с нами. За каждого работника ирландец давал ему по 90 фунтов, а Василий отдавал нам по тридцать пять за каждый рабочий день.

4

Сердце мое было разбито, душа не знала покоя, сильные боли в спине не отпускали. Подворачивались заработки на несколько дней, иногда работа затягивалась на неделю. Это было без конца, как и попытка отыскать смысл в жизни. Бог безмолвствовал. Надежда найти того, кто мог бы действительно помочь, таяла с каждым днем, как лед на солнце. Я больше не сопротивлялся злому року и смирился со всем, что уготовила мне судьба. Мои надежды на удачу разбивались вдребезги снова и снова, как волны разбиваются о скалы и разлетаются тысячами брызг. Где найти такую сверхъе-

стественную силу, способную переломить ход вещей и указать путь к счастью? Я задыхался от беспомощности, бессилия что-либо изменить. Моя целостность, энергетическая структура личности разрушалась. Я ощущал почти физически, как жизненная сила вытекает в никуда, опустошая и обессиливая. Что-то внутри угасало. Так догорает фитиль свечи в остатках воска. Все время клонило ко сну. Я спал, но не мог выспаться, поднимался еще более ослабшим. Окружающая жизнь не интересовала. Я не испытывал ни радости, ни печали и даже страха перед завтрашним днем. Не осталось ни сил, ни желания бороться с чувством никчемности и безнадежности.

Мой давний приятель из Эстонии Эдвард предложил пойти с ним в православную церковь. Я согласился. Раньше я и представить не мог себя прихожанином, посещающим какую-либо церковь. Даже само слово «церковь» вызывало скептическую ухмылку на моем лице. Я никогда не понимал, зачем и ради чего люди приходят в церковь и молятся, если, выйдя наружу, они продолжают делать то же, что и раньше, и ничего в них не меняется. Я никого не осуждал, но не видел смысла в их действиях. А если не осуждал, то все равно скептически относился к ним.

Была среда. В церковь мы приехали под вечер, когда никого из прихожан внутри не осталось. Трое священников занимались последними приготовлениями перед закрытием. Мы подошли к одному из них.

- Я хочу принять христианство, причаститься, - сказал я.

Отец Иосиф, так звали священника, предложил нам присесть.

- Это серьезный шаг, - начал он, выговаривая русские слова с некоторым затруднением. - Церковь - это не просто выстроенное здание особенной архитектуры, это живой организм. Чтобы сродниться с ним, войти, ты должен знать Библию, молитвослов, подготовиться к обряду крещения, выучить наизусть символ веры - важнейшую молитву…

Он говорил тихо и монотонно, эмоции не отражались ни в голосе, ни на лице.

- Но я читал Новый завет, и не один раз. Я верую в Иисуса Христа, а остальное я прочитаю потом, обещаю! - Меня почему-то раздражали его нерушимое спокойствие и предельная воздержанность в словах.

Он выслушал меня с закрытыми глазами, соединив ладони рук и опустив голову.

- Это все хорошо, - продолжил он. - Приходите, молодой человек, через месяц. За это время вы сможете ознакомиться с духовной литературой, какую я вам порекомендую, и выучить молитвы.

Внутри меня все вскипело. Моя жизнь сравнима с ночным кошмаром, а он ведет себя, как школьный учитель, дающий задание перед экзаменом и укоряющий недостаточным знанием предмета! Главное ведь - вера! Я слушал и не верил ушам, не понимая, почему такой важный и осознанный шаг в жизни человека должен откладываться только из-за незнания определенной духовной литературы! Где же тот святой дух, исторгающийся из груди истинно верующего, который можно осязать и даже трогать? Золотое пламя просветленного сердца, которое согревает души и чувствуется на расстоянии? Неужели в этом мире мне не найти спасителя? Тогда где искать спасение, если не в Божьем храме?

Когда отец Иосиф закончил наставления и встал, чтобы попрощаться, я не выдержал и, встав вместе с ним, воскликнул в отчаянии:

- Я пришел сюда не просто так! Не ради любопытства! И не потому, что мне хочется испытать новые ощущения. Мне нужны были помощь и защита Господа! Я ухожу отсюда, святой отец! Прощайте.

Я произносил эти слова, резкие и грубые, в спокойное лицо пожилого священника и видел, что оно меняется. К концу моей отчаянной речи передо мной стоял совершенно другой человек, вовсе не тот, скучно бормотавший себе под нос служитель церкви, - преображенный. Глаза его сияли, каждая черточка лица приобрела одухотворенность, и даже седая борода старца заискрилась серебристым светом. Я смотрел на подлинного духовного наставника, священника.

- Ты готов, сын мой, - негромко произнес отец Иосиф. - В субботу приходи к 10 часам, утром. За день до этого ты должен поститься и читать Библию. Мы не будем откладывать твое причащение. В следующее воскресенье ты придешь на литургию, приходи с другом. Принеси крестик с цепочкой и будь одет в белую рубашку.

- Отец Иосиф, я верю в Господа и в вас! - сказал я и виновато опустил глаза.

- Сын мой, многие люди ходят во тьме, но со временем приходят к Господу. Главное, вера и покаяние, все остальное приложится.

Произнеся последние слова, старец поцеловал меня трижды, по христианскому обычаю, и удалился.

В субботу утром я стоял перед входом в храм и, прежде чем войти, перекрестился. Внутри меня уже ждали трое священнослужителей в белых праздничных одеяниях. Накануне я сделал все, как велел отец Иосиф, и примерно знал, как будет происходить обряд крещения.

Белая рубашка одевается в знак душевной чистоты, а возложение креста означает, что верующий отныне должен терпеливо нести свой крест (житейские тяготы) и помнить распятого за нас на кресте Христа.

В зале, где моя душа должна была заново родиться для святой духовной жизни, пахло ладаном - по центру его находилась купель с тремя зажженными свечами по краям. По левую сторону от купели поставили аналой с лежащими на нем крестом, Евангелием и ящичком для крестильных принадлежностей. Меня попросили встать босыми ногами на разостланную на полу, позади купели, власяницу и освободиться от ремня. Эдвард присутствовал тут же как крестный. Отец Иосиф размеренным, ясным голосом начал читать молитвы.

После омовения водой из купели он поднес к моему лицу кисточку, смоченную в душистом масле мирры, и кресто-

образно коснулся ею лба, ушей, груди, при каждом знамении произнося слова: «Печать дара Духа Святаго, аминь».

Потом мы с зажженными свечами в руках три раза по кругу обошли купель в честь Пресвятой Троицы. Шествие по кругу, обозначающему Вечность, навстречу солнцу, было заключительным обрядом крещения и миропомазания, символически возвращающим в «мир сей», в начало христианской жизни.

Взяв крестильную губку, напоенную водой, отец Иосиф отер ею все части моего тела, помазанные святым маслом, произнося: «Крестился еси. Просветился еси. Миропомазался еси. Освятился еси. Омылся еси: во имя Отца, и Сына, И Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков. Аминь».

В самом конце отец Иосиф произнес слова, наверное, самые важные для меня. Слова, услышать которые я хотел всю свою сознательную жизнь.

- Грехи твои прощаются тебе. Иди, сын мой, и не греши боле.

5

Никаких знаменательных событий или чудес после обряда крещения в моей повседневной жизни не происходило. Все оставалось по-прежнему: те же проблемы и тяжелые мысли, сопровождавшие меня повсюду.

Я снимал комнату в районе «Kilburn», заселенном преимущественно азиатами и африканцами. Поблизости не было метрополитена, зато останавливался автобус напротив дома, на нем можно было добраться до центра города за 40 минут. Это считалось быстро по меркам Лондона. Район был многолюдным, шумным и напоминал восточный базар. Владельцы продуктовых лавок и вещевых павильончиков нараспев зазывали прохожих, словно соперничали в том, кто кого перекричит. Одна пожилая и худющая англичанка прохаживалась по рядам со связкой бананов и громче всех голосила старческим дребезжащим голосом: «Банана, банана». Ее визг доносился до нашего дома, он до сих пор стоит в моих ушах.

Однажды ко мне пришел домовладелец и попросил приютить на неделю другого квартиросъемщика, пожилого мужчину из Бангладеш. В его комнате протекала крыша. Взамен он пообещал не брать с меня плату за полмесяца. Новый сосед по комнате Рихан приволок с верхнего этажа раскладушку и скромно разложил ее у входа, давая понять, что стеснять меня не собирается. В целом он показался неплохим человеком, но один недостаток в его натуре не устраивал меня - нечистоплотность. Его носки дурно пахли, и этот запах мешал спать. Моего терпения хватило на три дня. Я деликатно намекнул ему о пользе гигиены, и он без обид прислушался к моему совету. Хотя вонь соседских носков в комнате - не самое страшное. Во время моего нахождения в городе Хэстингс я два дня кряду просыпался покусанный клопами. Лицо распухло так, что я с трудом мог открывать веки. Этот ужас закончился после того, как появился хозяин дома и чем-то побрызгал мою кровать.

Была суббота. Рихан исчез рано утром, предупредив меня о том, что ремонт в его комнате завершен и вечером он переедет. После его ухода я стал собираться в город по делам. Запер комнату и пошел к выходу. Не успела моя рука коснуться ручки входной двери, как она сама распахнулась. Я нос к носу столкнулся с молоденькой, очаровательной брюнеткой лет двадцати. Застыл на месте, хлопая глазами, но она оказалась проворнее и сообразительнее меня. Ее красиво очерченные губы произнесли слова по-английски: «Вы не поможете мне занести сумки?». Запыхавшаяся, с порозовевшими щеками, она, улыбаясь, глазами указала на два больших чемодана на колесиках. Стряхнув с себя нерешительность, оцепенение и внезапно накатившее волнение, я машинально потянулся к багажу. Взял в каждую руку по чемодану и занес их в коридор.

- Вы будете жить в этом доме?

Не знаю, что меня побудило, но спросил я ее на русском. Мы удивленно посмотрели друг на друга, и она почему-то засмеялась. Каково же было мое удивление, когда она заговорила по-русски:

- Да, нашла объявление на витрине магазина. Меня должны были встретить агенты по трудоустройству, но отказались, мотивируя это тем, что очень заняты. Дождусь хозяина этого дома, он сказал, что подойдет к двенадцати. А вы тоже из России?

- Нет, я из Латвии, - сказал я и отвел глаза в сторону.

Будь она повнимательнее в тот момент, заметила бы краску смущения на моем лице и бегающие глазки. Сказать первому встречному, что я из России и нарушил сроки пребывания в стране, - подписать себе приговор. Если бы в полицию попала эта информация, меня немедля запихнули бы в миграционный центр, куда обычно отправляли беженцев без документов и нелегалов. Полицейские облавы на дома, в которых проживали нелегалы, и регулярные проверки документов на улицах вынуждали вести скрытный, уединенный образ жизни и периодически менять местожительство. Остановить могли каждого прохожего на улице, в любом месте, в любое время суток. Особое подозрение вызывали парни в рабочей форме и с рюкзаком на плечах.

Из моих соседей никто, кроме Сергея, не сомневался в том, что я из Латвии. Я не доверял обитателям дома и о своем происхождении помалкивал. Для азиатов и европейцев мы, русскоговорящие, были все на одно лицо, и по большому счету их не интересовало, кто откуда приехал. У них самих проблем было непочатый край. Делиться с русскоговорящими правдой было опасно, я знал немало случаев, когда россиян-нелегалов сдавали полиции. Потрудится славно наш парнишка на прибалта, а он не хочет расплачиваться и стучит на нелегала в полицию.

Я догадывался, что девушку заселят в комнату, которая находилась слева от моей. Именно эту комнату занимал раньше Сергей - беглец из Эстонии, бывший полковник КГБ. Он жил один, хотя в Англии находилась вся его семья: жена и взрослые дети. Они приехали пять лет назад и обратились к властям страны с просьбой предоставить им политическое убежище в связи с преследованием на родине. Решение вопроса затянулось на годы. Сергей не имел никакого статуса и не имел права работать. Фонд помощи беженцам и вынужденным переселенцам выделял ему ежемесячное пособие, такое, чтобы у него была крыша над головой и еда. Каждый месяц он ездил отмечаться в полицейский участок. Так продолжалось из года в год. Прогулка на улице и проживание в комнате - это все, что он мог себе позволить до решения своей участи. Его жизнь чем-то смахивала на жизнь арестанта, с одной лишь разницей: в комнате, где он жил, не было решеток на окнах.

С согласия Далилы занес чемоданы в свою комнату и приготовил две чашечки кофе. Она прилетела по студенческой визе. Ей недавно исполнилось двадцать, я был старше ее на шестнадцать лет. Она понравилась мне с первого взгляда. У нее были роскошные темно-каштановые волосы, белоснежные зубы, миндалевидный, продолговатый разрез глаз, легкие морщинки по краям красиво очерченных губ, тонкий аристократический нос. Полная изящества, грации, идеально сложенная, высокая - попадись она на глаза профессионалу из модельного агентства, ей наверняка предложили бы выгодный контракт. Это была чистая правда, девушки такого типа украшали глянцевые обложки журналов мод. Когда она улыбалась, ее лицо освещалось теплом и лаской. Мое жгучее мужское любопытство пыталось постичь тайну этой девушки, а сердце отчего-то возликовало, подпрыгивало от радости и пело, как начинают петь птицы с первыми лучами солнца.

С приходом хозяина она вселилась в соседнюю комнату.

А вечером мы отправились на прогулку. Я показывал ей магазины в нашем районе, объяснял, как надо держать себя с местными обитателями, какие английские слова можно произносить, если клеятся парни, а какие нет. Моя жестикуляция и чистосердечные наставления сопровождались ее добродушным, заразительным смехом. Я замечал завистливые и жадные взгляды парней, проходивших мимо. Далила относилась к той категории девушек, которые заставляют мужчин невольно оглядываться им вслед и засматриваться на восхитительные женские формы. От этого она нравилась мне еще больше, я неосознанно ревновал ее. Но меня грызли сомнения. Я отдавал себе отчет в том, что мои шансы завоевать ее сердце невелики. Мне казалось, что именно разница в возрасте - самое главное препятствие к взаимной симпатии. Я не учел одного - более серьезная проблема крылась в другом. В том, что я горемыка, который не заработал ни пенса. Ведь любят и уважают не за красивые глаза, девушка смотрит в первую очередь на внутренние качества мужчины, на его жизненные достижения. Времена романтиков и трубадуров в далеком прошлом, нынешние реалии жизни гораздо суровее тех лет. Девушки поумнели и уже не слушают басни и серенады под окном.

Когда мы возвратились, я помог Далиле расставить мебель в ее комнате так, как она пожелала, и поделился посудой.

Мы встречались каждый день, случайно или целенаправленно. У нее не было знакомых в Лондоне, и, видимо, это обстоятельство невольно подталкивало девушку ко мне и сближало нас.

В ее глазах я выглядел удачливым и состоявшимся в жизни человеком. Если бы она только представила, в каком бедственном положении я находился. Я скрыл от нее многое. Ей казалось, что мой английский совершенный, что я бизнесмен, а мое латвийское гражданство раскрывает передо мной неограниченные возможности в Великобритании. Что я тот человек, на которого можно положиться и который может помочь ей в трудную минуту.

Она приходила из колледжа или возвращалась с шопинга, а я - с работы, грязный и уставший, стараясь незамеченным юркнуть в свою комнату и быстрее скинуть с себя рабочую одежду. Наша дружба набирала обороты, но каждый день я готовил себя к тому, что она радостно объявит о том, что у нее появился «boyfriend» - какой-нибудь испанец или француз. Нравятся нашим девушкам европейцы и смуглые латиноамериканцы, что и говорить. Мы не общались на эту тему, а мне мерещилось, что он у нее уже есть, но из уважения ко мне она скрывает этот факт.

6

Через четыре недели после ее приезда хозяин дома, уроженец Шри-Ланки, объявил, что намеревается делать в нем ремонт и жильцам необходимо съезжать. Мое сердце взбунтовалось. Как же я не хотел и не допускал и мысли, что нам придется расстаться. Закончилась мучительная и бессонная ночь, и я, набравшись смелости, открыто спросил ее: хочет ли она, чтобы мы стали жить вместе, или же предпочитает жить одна? С минуту Далила колебалась, и мой слух приготовился услышать страшное «нет». Она ответила согласием. Может, это всего лишь случайное стечение обстоятельств, а может, кто-то там, свыше, распорядился так.

Близкого человека невероятно трудно найти в богатых европейских странах, особенно приезжему. Одиночество - распространенное явление здесь. Если познакомился с красивой девушкой, то никогда не будешь уверенн в том, что завтра она не уйдет с красавцем мулатом, их столько вокруг выбирай не хочу. К сердцу не привяжешь, можно привязать только количеством «мани». Жизнь подтверждала это не раз. Признаться, я не ожидал, что Далила среди многих своих поклонников выберет меня и станет моей «girlfriend». Мы еще не знали друг друга как следует, нам только предстояло пойти по жизни бок о бок. Я опасался, что Далила окажется стервой. А это значило бы, что наше решение было непростительной ошибкой. Я был убежден в том, что все красивые девушки, за редким исключением, стервы и зациклены только на своем внешнем, напускном облике. Живые куклы - двигаются, говорят, как обычные люди, а внутри -

леденящая пустота. Они и наряжаются как куклы, чтобы привлекать внимание состоятельных мужчин, падких до всего того, что блестит. Расстилаются перед ними, чтобы жить в роскоши и безделии. С легкостью отворачиваются от тех, кто не сумел построить им такую жизнь. Их легко поманить и переманить, слова «преданность», «верность» не знакомы им. Они почти мертвы в душе, и чувства, такие как сострадание или беззаветная, бескорыстная любовь, чужды им. Многие из красавиц, кто летал высоко, больно приземлялись на землю. В конечном итоге они остаются у разбитого корыта. Когда увядает молодость, обнажается их черствая, бесноватая натура, пустота души. Может, не они в этом были виноваты, а их родители, которые им внушали мысль, что нужно выходить замуж только за богатого или, на худой конец, иметь любовника, который будет содержать. Я не хотел разрушать тот светлый образ, который создал в своем воображении. Далила казалась воплощением всех моих грез, пусть даже временно. От ее теплого взгляда таял лед в моей душе, сердце радостно отзывалось в тон ее беззаботному и звонкому смеху. Два года я не знал душевного покоя, мне не хватало чистых, возвышенных мыслей внутри себя как воздуха, как пищи. С ее приходом пришла весна в мою душу. Мне хотелось радоваться и наслаждаться жизнью вместе с ней, она заражала меня своим позитивным настроем и необычной энергией, бьющей из нее фонтаном. Я не знал, сколь долго мы продержимся вместе, но был уверен в том, что когда-нибудь она станет известной и тогда уйдет от меня. А может, и раньше, когда всплывет на поверхность мой обман. Приезжие девушки искали состоятельных иностранцев и строили отношения только с такой категорией. Кому нужен простой работяга, без собственного дома, денег, гражданства. Они уехали от своих неудачников не для того, чтобы связываться с другими в этой богатой стране.

7

Мы подыскивали новое жилье. Один вариант вызвал интерес. Дом находился в районе станции «Upton Park». От нас недалеко, правда, зона уже пятая - далековато до центра. Созвонились с хозяевами и поехали смотреть. Нас встретила женщина лет 38, латышка. Первым делом она спросила меня: «Вы из Латвии тоже?», на что Далила радостно ответила: «Да, мой парень из Латвии, а я из России». Отличный с виду дом, с садом, внутри ремонт, в комнате новая деревянная мебель. Далила не скрывала своего восторга, на обратном пути она только и говорила о нем. Мечтала поскорее вселиться и не упустить эту возможность. Заметив мой огорченный вид, она пыталась понять, почему я не разделяю ее радость. «Такая комната, за такую цену. Еще поискать надо». Я хранил молчание, безнадежно пряча свое беспокойство.

- Ну-у...Ты что, не рад? - насупилась она и с ребяческим азартом стала подталкивать меня плечом.

- Дом хороший, и комната мне очень понравилась! - вяло ответил я.

- Я хочу поскорее переехать. Мы же насмотрелись. Нигде ничего подходящего. Или цена нас не устраивала, или район, или сам дом без ремонта.

Я попал в тупиковую ситуацию и пребывал в полном смятении. В том доме меня видела вся семья, и они, скорее всего, уже сообразили, что я не из Латвии. А если попросят документы? Почти все хозяева спрашивают документы. Что я скажу им? Сказать Далиле правду - обвинит во лжи. Отказаться от заселения - причинить ей боль, она моего поступка не поймет, и наши пути могут разойтись. В любом случае я склонялся к такому финалу - я отказываюсь от заселения, и мы расстаемся, потому что она не захочет жить с парнем, который не понимает ее и не хочет считаться с ее чувствами и желаниями. Далила поникла и смотрела на меня глазами, полными недоумения и обиды.

- Далила, мы торопимся. Давай походим и посмотрим другие дома. Люди все стараются жить близко к центру, а мы, наоборот, отдаляемся.

В ее глазах мелькнули искорки разочарования и непонимания. Она убеждала меня в том, чтобы мы переехали жить в этот дом, приводя различные доводы. Я, в свою очередь, пытался разубедить ее в этом. Это было наше первое расхождение во мнениях. Она не смогла сдержать свои эмоции и заплакала.

- Ну объясни, объясни же, наконец, почему ты не хочешь жить там?

Стыдясь собственного поведения, я решил не мучить больше ни ее, ни себя.

- Не могу, Далила.

- Ты не любишь меня, ты используешь меня, если не хочешь поступить так, как я прошу тебя. Почему, ну почему ты так со мной? - прикрыв руками лицо, спрашивала она.

- Я обманул тебя. Я не из Латвии, и у меня нет никаких документов. Я нелегал из России. Они сдадут меня при первом удобном случае, можешь не сомневаться. Меня поместят не в тюрьму, а в изоляционный лагерь, где содержат беженцев и нелегалов со всех уголков земли. Условия содержания там гораздо хуже, чем в тюрьме. Это место называют «отстойник». Неизвестно, когда меня отправят на родину, если вообще отправят, а не потеряют мои настоящие документы. Некоторые находятся там годами и мечтают о том, чтобы поскорее дошла очередь до них на суде и подтвердили их гражданство в той или другой стране. Так они поступали со многими, чтоб другим неповадно было. Ты можешь снять «single room» и пока пожить одна. Прости за ложь.

Эта короткая исповедь застала врасплох бедную девушку. Я прислушивался к ее прерывистому дыханию в надежде предугадать реакцию на мои слова. То, что произошло дальше, ошеломило меня и пробрало до костей. Она повернула в мою сторону покрасневшее, немного припухшее от слез лицо и выговорила сдавленным голосом:

- Почему ты мне раньше не говорил об этом? Теперь я тебя еще больше люблю. Ты же мне не чужой, и я люблю тебя! - слезы вновь побежали по ее лицу.

Далила прижалась ко мне и нежно взяла руку в свои ладони. С каждой секундой мое сердце все больше проникалось любовью к этой девушке. Когда я касался ее, отзывались все струны моей души, я ощущал, как сливаются наши энергии, перетекают из ладони в ладонь, а мы становимся одним неразрывным целым. В эти мгновения существовали только мы двое.

Чтобы доказать ей и самому себе мою правоту, я предложил ей позвонить латышам и спросить, можно ли заселиться россиянам, у которых виза просрочена. Женщина коротко ответила, что им проблемы с полицией не нужны, и отключила телефон.

Теперь все наши усилия были сосредоточены на поиске такого жилья, где не было бы русскоговорящей публики.

Благодаря хлопотам ее знакомого мексиканца Артуро, мы вселились в дом в пяти минутах ходьбы от метрополитена «WEST HAM». В бразильское агентство Далила пошла одна и заключила договор об аренде жилья. За комнату надо было платить 120 фунтов в неделю. Она нам приглянулась с беглого взгляда: обставленная новой мебелью, после ремонта, с телевизором, холодильником, имелась даже кладовая. Иметь кладовку в комнате считалось роскошью: чемоданы и сумки можно было класть не на шкафы, как это бывало в других местах, а в эту кладовку. Только наша комната в доме была рассчитана на проживание двух человек. На нашем этаже находились две ванные комнаты, это вселяло надежду, что очереди в туалет не будет. В доме проживали восемь парней и одна пожилая женщина - все из Латинской Америки.

8

Мы зажили обычной семейной жизнью. Первую неделю мы подолгу общались друг с другом, или, как говорят в народе, - притирались. Мои рассказы о Лондоне увлекали ее, но она хотела увидеть лондонскую жизнь воочию и окунуться в нее с головой. На пятый день нашего жития-бытия Далила сказала:

- Я бы хотела поехать в центр, в какой-нибудь клуб, развлечься.

Тогда я подумал про себя: началось. Честно говоря, мне было не до веселья. Я переживал из-за того, что уже две недели не мог найти работу. Да и в клуб ее пригласить не мог -

фунтов 150 обойдется, не меньше. А свободных денег у меня на тот момент не было. Она прочитала мои мысли и весело сказала:

- Ты не заставляй себя, если не хочешь, я поеду одна. Хочу найти друзей в Лондоне.

После этих слов мы оба почувствовали, что жизнь в Лондоне видится нам по-разному - ее магнитом тянуло в самую гущу ночной лондонской жизни, а меня уже нет.

- Далила, сильно не задерживайся, метрополитен работает до часа ночи. Будь осторожна и много не пей, если будут угощать.

- Не переживай за меня! Если я и выпиваю в компании, то еще больше начинаю контролировать себя.

Вечером она привела себя в соответствующий вид, а в десять часов, поцеловав на прощание, ушла.

Я не спал, когда услышал возню в коридоре. Часы показывали три ночи. Она вошла и, не включая свет, стала бесшумно переодеваться. Затем тихонько прилегла рядом.

- А ты где была, уже три часа ночи? - укротив недовольство, спросил я.

- Ты не спишь до сих пор? - удивилась она, и я уловил запах спиртного.

- Переживал за тебя, ты город не знаешь. Может, заблудилась, думаю, или попала в какую-нибудь историю неприятную.

- Я в таком крутом клубе была, не представляешь! Там даже кто-то из звезд английского футбола был.

- Зачем ты столько выпила? И с кем?

- Познакомилась с итальянцем Марио и с его другом из Бразилии. С ними были русские девушки, они и пригласили меня в свою компанию. А выпила я совсем немного - две рюмки мексиканского коктейля.

- Будь бдительна и звони, сообщай мне, где находишься и с кем. Это же нетрудно, - мои советы напоминали мне самому отцовские нравоучения.

Я не знал, как вести себя в этой ситуации и что сказать еще помимо этих слов. Она не моя жена и не дочь, чтобы находиться под моим контролем, а свободный человек. Я же отчитывал ее, как маленькую, непослушную девочку.

- Хорошо, любимый, обещаю.

После этой ночи у нас началась другая жизнь. Ей звонили многие и приглашали в рестораны, клубы и другие развлекательные заведения. Каждый вечер она наряжалась в свой танцевальный костюм, исчезала в десять, а приходила под утро. Словом - ночная бабочка. Я уже знал заочно многих ее поклонников и, как человек, умудренный жизненным опытом, давал ей советы, как держать себя с незнакомыми парнями. Мои волнения не были беспочвенными. Незадолго до ее приезда Лондон потрясла череда загадочных убийств. Город накрыла волна страха, люди перешептывались между собой о том, что объявился Джек Потрошитель, печально известный в прошлом лондонский маньяк. Воскресший Джек Потрошитель одну за другой успел убить пять проституток в разных районах города, пока его не арестовала полиция.

Странная была наша совместная жизнь, не похожая на другие. Я не ограничивал ее свободу, не пытался изменить ее, хотя не мог определить свое отношение к происходящему. Я не был отцом и даже братом, и появляющаяся мысль перевоспитать эту девушку или повлиять на ее образ жизни представлялась мне в высшей степени глупой и наивной. Если запрещу ей ходить в ночные клубы, размышлял я, она непременно уйдет от меня. Если буду смотреть на ее похождения сквозь пальцы, то рано или поздно она обязательно с кем-нибудь из лондонских «мачо» ляжет в постель. Далила клялась всем, чем только могла, что у нее с поклонниками только дружеские отношения, и умоляла доверять ей. Ни в чем ее не ограничивая и не ущемляя, я никак не мог избавиться от навязчивой мысли о том, что у нее появится тайный любовник или новый «boyfriend», деловой, помоложе и при деньгах. Я пребывал в полной растерянности и замешательстве. Если бы не моя любовь к ней, то я закрыл бы глаза на все ее похождения и мне было бы без разницы, с кем она бывает ночью и чем занимается. Ее сотовый трезвонил без остановки, и она не умолкала, тренируясь в английском произношении. Спустя две недели она стала звездой дансинга солидных лондонских клубов, у себя в заведении ее жаждали видеть менеджеры и ди-джеи. Везде ее ждал VIP-столик. Столь привлекательная для многих, она своей неземной, неукротимой энергией и танцевальным мастерством заражала окружающих, действовала гипнотически. Когда танцевала - молодежь расступалась, освобождая место для ее феерического, захватывающего выступления. Она могла исполнять разные танцы, этому она училась с самого детства. В эти минуты танец захватывал ее целиком, и она была в его власти. Люди ощущали, как какая-то неведомая сила управляет ею, тянулись к ней, ловили азарт. Счастливчиком становился тот из парней, кто танцевал вместе с ней. Ему завидовали другие обожатели ее таланта, а после выступления поздравляли и пожимали ему руку в знак уважения. Не знаю, какая причина подтолкнула меня к этому, но однажды вечером, перед ее очередным исчезновением, я решился откровенно поговорить с ней о том, что беспокоило меня. Собравшись с мыслями, я заговорил, хотя не был уверен, что наш разговор не закончится ссорой.

- Далила, мы уже три недели живем вместе, и я чувствую, что мы отдаляемся друг от друга. Тебе так не кажется?

- Почему ты так решил? Мы пока не ссорились, разбегаться тоже не собираемся. Что случилось, ты не доверяешь мне? - кокетливо улыбнулась она.

- Я знаю, сколько у тебя ухажеров. Ты встречаешься с ними и хочешь сказать, что у тебя ни с кем ничего не было? Неужели тебе никто из них не нравится?

- Мы просто общаемся, они нравятся мне как хорошие друзья. Как на мужчину я смотрю только на тебя. Я говорила об этом не раз. Ты ведь не ходишь вместе со мной, тебе это неинтересно, а дома мне скучно находиться.

- Хм... Я ведь хорошо знаю, что у парней в голове. Ты хочешь сказать, что они на тебя смотрят, как на неодушевленный предмет, и не хотят тебя как женщину? Никогда не поверю в это!

- Они хотят меня как женщину, но я никого не подпускаю к себе настолько близко, как тебе кажется.

- Все это время вы просто общались, - я не смог скрыть недоверчивую ухмылку на губах, - они тратились на тебя, а потом желали тебе спокойной ночи вместе с твоим парнем, то есть мной?

- Да, так и есть. Что в этом странного? Они доброжелательные, общительные люди. Здесь все знакомятся и общаются, ничего в этом плохого нет.

- Может быть, ты скрываешь, что живешь с парнем?

- Они все знают, что я с тобой живу, и всегда интересуются, как у тебя дела, передают привет каждый раз. Это же не Россия - если пригласили в ресторан, в этот же вечер надо отдаться.

- Спасибо им огромное. Бред все это. Ты мне что-то недоговариваешь. У тебя было что-то? Расскажи честно. Сердцем чувствую, что-то утаиваешь. Ты же так мило воркуешь с ними по телефону. А этот русский бармен Алекс… часами с ним лялякаешь. Я не такой идиот, чтобы не догадаться по вашему разговору, что он переманивает тебя! Хочет, чтобы ты его девушкой стала. Разве не правда?

- Да, они все этого хотят. Что из того? Я не могу изолировать себя от общества и общения. Ладно, я тебе скажу все как есть. Только верь мне и не злись. Некоторые парни пытались приставать ко мне. Но я пугаю их тобой, говорю, что если они будут приставать, ты их побьешь. Марио водил по моей ноге, но я стукнула его по рукам. Алекс пытался силой целовать меня, я вырвалась и сказала, что если он еще раз позволит себе такое, наша с ним дружба прекратится. Когда я прощаюсь с ними, они целуют меня в щечку, в губы я не позволяю. Вот и все.

- Ты пойми, дружба им не нужна, они хотят переспать с тобой. То, что у тебя есть парень, можно преподносить по-разному. Можно сказать это твердо и доходчиво. А можно это произносить, мило улыбаясь и кокетничая, когда лезут: ой, ребятки, вы извините, конечно, но мой бойфрендик меня дома заждался. Отпустите меня, пожалуйста, мои хорошие.

- Значит, ты думаешь, что я могу вызывать интерес только как сексуальный объект и ко мне никаких других чувств испытывать нельзя?

Последнюю фразу она произнесла с обидой и возмущением в голосе.

Я попытался объяснить, что она неправильно растолковала суть моих слов, но в тот вечер Далила больше не желала слушать меня. Вот тогда я подумал, что потерял ее, но на попятную идти не собирался. Я отправил смс-сообщение, в нем говорилось, что я непреднамеренно обидел ее и просил прощения. Она не ответила, и то время, пока ее не было дома, превратилось для меня в вечность. Рассерженный на самого себя, я гадал, придет она или нет, мое сердце не хотело расставания с ней.

Далила пришла на рассвете, так долго она еще никогда не отсутствовала. Сухо извинилась, сказала, что очень устала, и сразу легла спать. Я тоже не спал этой ночью. Все потому, что думал о ней и ждал возвращения. Дозвониться до нее не получилось, и я молил Бога, чтобы он оберегал ее.

Проснулась она в полдень, села на кровать, обхватив согнутые в коленях ноги. У меня уже была заготовлена речь, но я ждал, что она начнет первой. Я находился в противоположном конце комнаты, смотрел телевизор.

- Почему ты молчишь? - извиняющимся тоном спросила она, и мы посмотрели друг другу в глаза.

В тот момент я подумал о том, что теперь Далила кажется мне совершенно чужим человеком. Что-то в ней изменилось, или, быть может, Лондон на нее так повлиял: я больше не ощущал рядом с собой родного человека, той родственной души, какую видел в ней раньше. Нам предстоял серьезный разговор, и, может, даже последний и нелицеприятный. Мы оба чувствовали, что надвигалась то ли маленькая, то ли большая семейная разборка.

- Тебя не было всю ночь, - с показным спокойствием начал я. - Ты не соизволила даже позвонить. Ты одна живешь или с кем-то?

- Прости, не получилось, кредит на телефоне закончился.

- Если бы ты хотела, то нашла бы возможность сообщить мне. Далила, ты должна принять решение. Так жить дальше нельзя, мы отдаляемся друг от друга. Если ты считаешь, что я давлю на тебя, напрягаю, или не хочешь жить со мной - скажи прямо. Ты вроде бы со мной живешь, и в то же время тебя как бы нет.

- Я с тобой живу, а с кем же еще? Ты пойми - я танцовщица, а хорошие клубы открываются в одиннадцать вечера. Я хочу, чтобы меня заметил какой-нибудь продюсер и предложил работу. Танцы - это вся моя жизнь, ее смысл.

- Я все понимаю, кроме одного - зачем я тебе нужен…Ты можешь жить одна, и тогда тебя никто не будет спрашивать, почему ты так поздно или где ты была… Если хочешь, мы расстанемся. Но так, как сейчас, - мы жить больше не будем.

- Я хочу быть с тобой, но что же мне делать… Все время находиться в этой коробке и на потолок смотреть? Это же Лондон, сюда приезжает молодежь со всех концов света, чтобы просто повеселиться, здесь жизнь начинается ночью, а ночи здесь волшебные - ты же сам хорошо знаешь это.

- Я тоже хочу, чтобы мы были вместе. Я живу с тобой не ради секса, не ради какой-то выгоды! Ты бы и слова упрека не услышала от меня, если бы я не испытывал к тебе чувства гораздо большие, чем физиологическое влечение. Должен же быть компромисс в нашей ситуации, и если мы действительно любим друг друга, мы должны найти его!

Далила не ответила, она подошла ко мне, нежно притянула мою голову и прижала к груди.

- Пока ты в Лондоне, я буду до конца с тобой, обещаю и никогда не изменю тебе с другим мужчиной.

Мне не оставалось ничего другого, как поверить ее словам.

9

Чтобы не просить деньги у родителей на проживание и за учебу в колледже, Далила решила найти работу. У нее было оплачено полугодичное обучение в колледже, надо было продлевать платные курсы или же возвращаться в Россию. Она стала заходить в рестораны, пабы, кафе в нашем районе и интересоваться вакансиями. Обычно я ждал ее неподалеку от заведения, дабы своим присутствием не смущать владельцев. Первая же встреча с ней вызывала в них бурю восторженных эмоций, комплименты в ее адрес сыпались как из рога изобилия. Особо рьяные ценители женской красоты предлагали ей сразу руку и сердце. В Британии это в порядке вещей. Далила отвечала, что у нее есть любимый человек. После этих слов на их лицах появлялась недовольная и разочарованная мина, и они вежливо отказывались от ее услуг. Скоро мы поняли, что если так будет продолжаться и дальше, то скорее всего Далиле не удастся получить какую бы то ни было работу. Один делец прямо сказал ей: «Твой парень здесь - помеха для тебя. С ним ты ничего не добьешься в жизни. В этой стране надо связываться с нужными людьми, которые при деньгах, у которых есть свой бизнес. Только так ты сможешь хорошо зарабатывать, получить британское гражданство и быть финансово независимой».

Далилу огорчили эти слова, она и сама понимала, что он прав. Нужно либо отказаться от меня, либо возвращаться на родину. Три недели ни она, ни я не могли найти работу. Безысходность ситуации становилась пугающей, у нас уже не было денег, чтобы оплатить следующий месяц проживания. Я был поражен ее стойкостью и самопожертвованием, но мне было больно осознавать то, что я тяну ее вниз, что из-за меня ей никак не удается наладить свою жизнь и найти себя в мире бизнеса. Но что я должен был сделать? Оставить ее, разорвать с ней отношения, сказать, что я больше не люблю ее? Это было выше моих сил. Но все же я мысленно готовил себя к тому, чтобы освободить Далилу от данных мне обещаний и от самого себя. У нее было много друзей - состоятельных коммерсантов, которые предлагали ей безоблачную и безбедную жизнь. Взамен они хотели видеть Далилу своей девушкой или женой. Она отвергала их притязания, ее преданность вызывала у них восхищение и еще больше подхлестывала к тому, чтобы добиваться ее.

Несколько дней Далила не выходила из дома. Я видел, что она не в себе, и, как мог, пытался приободрить ее, хотя у самого в душе царила полная беспросветность. В один из вечеров она неожиданно обратилась ко мне. Странным показался ее голос, мое сердце сжалось, когда я посмотрел в ее глаза.

- Скоро мы расстанемся, любимый мой, - грустно произнесла она, и едва заметная улыбка печали скользнула по ее лицу. - Я буду всю жизнь помнить, как ты заботился обо мне, помогал во всем, любил. У тебя доброе сердце.

- Я не осуждаю тебя, это должно было произойти рано или поздно, - выдержав паузу, заговорил я. - Тебе будет лучше, если с тобой рядом будет не такой неудачник, как я, а достойный парень, который сделает тебя по-настоящему счастливой. Я благодарен судьбе за то, что встретил тебя. Ты была для меня единственным лучиком солнца в моем темном царстве!

- Мой хороший… Я ухожу не к другому парню! Я возвращаюсь в Россию. Попрошу у родителей деньги и пойду за билетом. В нашем распоряжении еще три дня. Я ведь обещала тебе, что буду с тобой здесь до конца, до моего или твоего отъезда.

Один Бог ведал, что творилось в моей душе в эти минуты. От этих слов ком подступил к горлу. Любовь к ней заполнила все пространство моей души. Я прижал к груди ее так, как прижимают к себе самого любимого, близкого умирающего человека. Господи! Как же я люблю эту девушку! Неужели из-за того, что у нас нет денег, ты допустишь, чтобы два любящих сердца расстались?

- Я не хочу, чтобы ты уезжала! Мы выстоим, преодолеем все трудности, потому что любим друг друга! Наши проблемы рано или поздно закончатся. Прошу тебя, оставайся!

Далила опустила голову мне на плечо и тихо произнесла:

- Ты - любовь моя.

После этого вечера я с удвоенной энергией принялся искать работу. Видимо, Бог на самом деле видел наши сердца и не хотел, чтобы мы разлучались. Чудесным образом работа для меня отыскалась спустя считанные дни. Позвонил русский парень, петербуржец, и сказал, что ему нужен помощник в гараже. Я был безумно счастлив начать работать вместе с россиянином, который не поинтересовался, есть ли у меня документы, имею ли я право работать в этой стране. Это была своего рода победа над обстоятельствами. Владелец гаража Артем на первый взгляд показался мне человеком воспитанным, интеллектуально развитым, рассудительным и производил благоприятное впечатление. Уже через три дня я завоевал доверие Артема. Приходил всегда раньше него и открывал гараж, где стояли четыре японские гоночные машины из карбона - сверхлегкого материала для спортивных автомобилей. В гараже было много ценных вещей, и я подумал, что, окажись на моем месте человек с нечистой совестью, он непременно бы воспользовался возможностью обокрасть Артема и раствориться в огромном Лондоне. Я относился к его затее с таким же рвением и старался в работе не допускать ошибок. Мы бились над созданием таких деталей полтора месяца, пока Артем не понял, что ничего не выходит. Он был вне себя от злости и уже не знал, что делать дальше. Тогда он предложил мне заняться более прибыльным делом - продавать наркотики и вербовать проституток. Я отказался, и, вероятно в отместку, Артем не заплатил мне за две недели. На гараже висели новые замки, он сам не появлялся на работе, а его сотовый был отключен. Это был не первый случай, когда со мной обходились подобным образом. Тремя месяцами раньше я выполнял тяжелую работу во дворе дома, принадлежащего чернокожей семье. В проливной дождь вскапывал сад. Вместо обещанных сорока фунтов дали двадцать, мотивируя тем, что работа была сделана на час раньше. Их поступок стал последней каплей, переполнившей чашу моего терпения, - в тот день я зарекся, что никогда больше не буду иметь дело с людьми этой расы. Но вскоре, один за другим, произошли два случая, заставившие меня пересмотреть свои преждевременные выводы. Однажды в шесть утра я стоял на остановке и ждал автобус, чтобы ехать на работу. Опаздывать было нельзя, это приравнивалось к прогулу. Ну вот он, наконец, показался, плыл, возвышаясь над легковушками.

Я вошел и протянул водителю двадцатку, мелочи не было, а проездной накануне закончился. Водитель раздраженно дернул головой, сказал, что сдачи у него нет, и велел выйти. Я стал объяснять, что опаздываю на работу, безуспешно пытался разменять деньги у пассажиров. Водитель равнодушно смотрел перед собой, повторяя:

- Выйдите из автобуса.

- Да и черт с тобой, - махнул я рукой и пошел к выходу.

Мгновенно представилась сцена моего увольнения. Я неожиданно успокоился и почувствовал себя так спокойно, будто все страшное уже произошло. Возле самого выхода пожилой чернокожий мужчина остановил меня, тронув за плечо:

- Пойдем со мной.

Мы подошли к кабинке водителя, и он заплатил за меня.

Не веря в свалившееся счастье, недоумевая, почему он это сделал для постороннего человека, я почти крикнул ему:

- Сэнк ю! Спасибо!

В спину, потому что он не ждал моих благодарностей и уже продвигался по проходу, лишь приподнял руку, дав понять, что услышал.

В такой же ситуации я оказался еще раз, и снова меня выручил чернокожий парень. Не знаю, было ли это простым совпадением, или Бог не захотел, чтобы у меня осталось предубеждение против людей определенного цвета кожи. Истина в том, что не бывает плохих наций, бывают черствые, равнодушные люди.

В любом случае деньги, хоть и небольшие, у меня на руках появились, и это событие обнадеживало и придавало силы для борьбы с трудностями.

10

Далила освоила лондонскую жизнь и находила для себя работу. Обычно ей удавалось продержаться не больше двух-трех недель, до тех пор, пока директор или менеджер заведения не ставил ей ультиматум: или она станет его девушкой и он повысит ей зарплату, или ей придется уволиться. Далила привыкла к такому отношению со стороны работодателей, но мириться с заведенными здешними порядками не собиралась. Она была уверена в том, что рано или поздно ей улыбнется удача и она найдет работу в престижном заведении.

Так мы и жили: то я находил работу и оплачивал наше жилье, то она. Может, во многом ограничивали себя, зато жили в большой любви и были счастливы. Исчезли все мои сомнения по поводу ее неверности, я и сам чувствовал, что в сердце Далилы живу только я. Она приковывала к себе внимание не только своими внешними данными, но вызывала интерес как личность. Конечно же, огромное внимание мужчин льстило ей, но, по большому счету, она относилась к этому весьма сдержанно. Было в ее натуре нечто особенное, что отличало и выделяло среди других. И это нечто было не что иное, как поразительная доброта. За ней ухаживали и оказывали внимание все мужчины дома, в котором мы жили. Два одиноких португальца буквально подкарауливали ее на площадке этажа. В развитых европейских странах не считается оскорблением для мужчины, если его девушке или жене оказывают знаки внимания, дарят цветы или делают комплименты. Это не выходит за рамки приличия. Можно пригласить девушку на танец и даже предложить угощение. Никто не будет бросаться в драку и выяснять отношения на кулаках. Ведь любовь как воздух, если ее сжать, она незаметно выскользнет. Она тоже нуждается в свободе. Мужьям даже нравятся такие жесты, это заводит, возбуждает, инициирует к большему уважению своей пассии, вызывает чувство гордости. Они не находят в этом ничего унизительного и страшного для своей репутации. И все же, в силу своего российского менталитета и воспитания, я смотрел на этих учтивых и обходительных соседей иначе. Мне не нравилось, что они заигрывали с моей девушкой, пытались соблазнить. Я остро чувствовал, где просто флирт, а где коварные замыслы. Когда она выходила в ванную комнату, я сопровождал ее до двери и угрюмо посматривал на то, как они пускают ей вслед воздушные поцелуи, жадные и томные взгляды и обсуждают нас на своем языке. Нелепое сравнение, но то, что происходило в доме, напоминало мне дворовые ухаживания собак - когда стая кобелей бегает за одной самкой и каждый старается обнюхать и даже вскочить на нее.

Несколько раз мы застали врасплох португальца Риккардо - он подглядывал в нашу замочную скважину. А один раз, когда Далила находилась дома одна, она открыла дверь и увидела бразильца Филлипа - он растянулся на полу и смотрел в щель между полом и дверью. Особенно вечерами все внимание было нацелено в сторону нашей комнаты. Наши соседи были добродушными и коммуникабельными парнями, просто их проблема заключалась в том, что они не могли устоять перед очарованием Далилы и надлежащим образом контролировать свое поведение.

Со временем я привык к их ребячеству и перестал реагировать на подобные выходки. Для меня важно было другое -

Далила никогда не давала мне повода для ревности. Больше всех удивлял итальянец Сержио. Он обладал чутьем собаки и выходил из своей комнаты всегда в тот момент, когда выходила Далила. Он пожирал, сверлил ее своим взглядом, в котором угадывалась бушующая, неуемная страсть и непреодолимое желание обладать ею. Моментами он выводил меня из себя, но ударить я его не мог до тех пор, пока он не коснется моей девушки или не скажет что-либо непристойное.

Среди нашего многонационального коллектива нашелся парень из Польши, Мачик, который влюбился в Далилу и возненавидел меня. В нем я чувствовал скрытую угрозу нашей тихой, мирной жизни. Только вот каких действий от него следовало ожидать, чего остерегаться, пока не предугадывал. У меня появилась взаимная ненависть к нему. Он вел себя вызывающе и провоцировал меня на открытый конфликт. Далила уверяла меня в том, что он питает к ней чисто дружескую симпатию, но моя интуиция подводила меня редко. Прошло не так много времени, прежде чем Далила и сама поняла, что мои предположения - не больная фантазия ревнивца. Мачик приглашал ее в клубы и рестораны, догадываясь, что этого не могу сделать я. При этом просил ее, чтобы она не рассказывала об этом мне. Этот настырный парень преследовал ее днем и ночью, только бы встретиться с ней. Я жутко злился и, когда наши взгляды встречались, готов был накинуться на этого человека, который не уважал наши отношения. Он неплохо изъяснялся на русском и неоднократно бывал в Латвии. Когда мы пересекались с ним на кухне, он с иронией в голосе расспрашивал меня о том, как мне жилось в Риге, чем я занимался и где жил. Его натянутая улыбка свидетельствовала о недоверии.

Была суббота, стояло раннее пасмурное утро. Нас разбудили шум и голоса, доносившиеся из коридора. Через какое-то время в нашу дверь постучали. На пороге стоял Риккардо. Он вошел и взволнованным голосом стал рассказывать об инциденте, произошедшем в доме этой ночью. У мексиканца Артуро украли ночью ноутбук, полиция уже здесь - они опрашивают всех жильцов, а у некоторых берут отпечатки пальцев. Когда он вышел, я осторожно выглянул из окна и увидел две полицейские машины. Мы растерянно посмотрели друг на друга.

- Мне кажется, это конец, - устало и с сожалением в голосе произнес я.

- Не говори так! Ничего страшного не произойдет, вот увидишь. Когда они будут спрашивать тебя, прикинься, что ты не умеешь разговаривать на английском и не понимаешь их. Они отстанут, поверь мне.

- Я тебе всегда верил! Тебе надо уже собираться на работу, а то ты опоздаешь.

- Хорошо, любимый! Я приду вечером, и ты мне расскажешь все, что здесь было. Не переживай только! Все закончится благополучно.

Полицейские, двое мужчин и две женщины, находились внизу, на кухне. Они беседовали с Артуро. Далила вышла незамеченной, после ее ухода я закрыл дверь на ключ и стал лихорадочно размышлять о том, открывать им или нет. Я понимал, что не сегодня, так завтра они все равно найдут меня и наша встреча состоится. Я присел на кровать и покорно ожидал своей участи, склонный все же открыть дверь на стук. Мое тело оцепенело, я не мог и пальцем пошевелить. Сердце заколотилось, и я почувствовал, как бушующая кровь устремилась к моей голове. Виски пульсировали так, что в голове появился странный шум, похожий на звон, слух притупился. Я желал одного - чтобы все это закончилось как можно скорее. Невольно я вспомнил случай, когда вынужден был вызвать для Далилы машину «скорой помощи». Она болела уже три дня, и температура не опускалась ниже сорока. Наученная горьким опытом, Далила не хотела связываться с врачами, но я настоял. Но тогда мне пришлось оставить ее на время, пока они не уедут. Британские врачи обычно всегда проверяли, в порядке ли документы. Если у них были подозрения в том, что имеют дело с нелегалом, они тут же вызывали полицию. В тот дождливый день я выскочил из дома, даже толком не одевшись, и бродил на улице до тех пор, пока не позвонила Далила и не сообщила, что их уже нет.

Стук в дверь отдался в моем теле электрическим разрядом. Я не сдвинулся с места.

- Открывай же. Я отпросилась с работы, - послышался знакомый и любимый голос.

Увидев ее, я снова стал счастливым - прошел почти год с момента нашей встречи, а мы по-прежнему любили и не могли представить и дня друг без друга...

Ну, вот и дождались. Грозный стук в дверь разрушил нашу идиллию. Далила бойко сорвалась с места и пошла открывать дверь. Вошел полицейский, мой неуверенный, бегающий взгляд встретился с его глазами. Мне хотелось скрыться или провалиться сквозь землю. Далила вела себя по-другому. Она взяла инициативу в свои руки и разговаривала с полицейским совершенно раскованно, даже по-свойски, а он все не уходил. Когда допрос закончился, моложавый блюститель порядка вдруг посмотрел на меня и произнес:

- Покажите ваши документы.

Эти слова подкосили меня. В комнате воцарилось напряженное молчание. Далила, видя бледное, обреченное выражение моего лица, подошла к полицейскому и, кокетливо улыбаясь, чуть ли не выхватила блокнот из его рук.

- Он не понимает английский. Давайте я напишу вам его имя и фамилию.

Произошло чудо. Полицейский, покорно повинуясь ее просьбе, вручил ей блокнот и ручку, Далила вписала имя и фамилию, которые пришли ей в голову в ту секунду. Проворачивая эту аферу и подставляя себя под удар, она спасла меня.

11

Подходила к концу осень. Сезон строительных работ в Лондоне заканчивался. Для меня это означало одно - шансы найти работу уменьшаются. Мои отчаянные попытки выйти на какой-либо заработок привели меня в кафе, где я начал работать посудомойщиком. Кафе принадлежало алжирской семье. Находясь в их подчинении, я на собственной шкуре почувствовал, что значит быть рабом, и осознал, что такое современное рабство. Я вставал в половине шестого утра и приезжал на работу к семи. Надевал на себя резиновый фартук и принимался за дело. Меня поразило отношение к себе со стороны алжирцев. Меня заставляли работать больше часов, чем было обговорено, никогда не предлагали поесть или сделать перекур, потому что даже небольшая остановка мытья посуды приводила к ее нагромождению и беспорядку на кухне. Часто я задумывался и не мог понять одну вещь. Если в этом кафе работает вся семья, то почему тогда они приняли меня, постороннего человека, на эту вакансию? Неужели у них не нашлось родственника, который бы заполнил и эту нишу? Я похудел на три килограмма, боли в спине стали адскими. Через неделю каторжного труда мои нервы сдали, и я устроил в этом чертовом логове грандиозный скандал. Я высказал им все, что думал.

- Кто вы такие, чтобы относиться к приезжим, как к скоту, и не уважать нас? - кричал я. - Почему вместо девяти часов я работаю по одиннадцать? Кого вы из себя возомнили и где вы вообще родились? Я - из России, великой страны, а не из Зимбабве, Конго или какого-то Алжира!

Я был уверен, что меня не выгонят. Вряд ли кто-нибудь согласится выполнять эту работу за такие деньги - 30 фунтов в день. Однако через три недели им все же удалось найти украинку, и меня уволили.

У Далилы дела складывались не лучше. Супруги из Македонии - хозяева кафе, где она работала, сказали ей, что в связи с закрытием строек ей урежут количество рабочих часов, соответственно зарплата станет меньше. Они без доли стеснения упрекали ее в том, что она живет со мной, человеком без документов. «Посмотри внимательно, - говорила женщина, - вокруг тебя столько завидных женихов, кавалеров, которые добиваются тебя. А ты связала свою жизнь с человеком, у которого нет будущего в этой стране. Зачем он тебе нужен?»

Они познакомили ее со своим сыном, он был старше Далилы на четыре года. Иначе как сватовством это назвать было нельзя. Это был толковый парень - он имел свой бизнес в Англии, дом и две машины. Иногда он встречал ее возле метрополитена, а после работы подвозил до самого дома. Его ухаживания прекратились, когда он понял, что Далилы ему не добиться. В тот же день, когда их отношения были разорваны, она лишилась работы. К счастью, ненадолго. Ее приятель Ризви, частый гость заведения, порекомендовал ее своему другу, который содержал аналогичное заведение в этом же районе. Далилу приняли на работу официанткой.

Состояние моего здоровья ухудшилось. Любые резкие движения сопровождались нестерпимой болью в позвоночнике. Безвыходность ситуации стала очевидной, но сдаваться мы не хотели. Наша любовь была сильнее всех преград и трудностей на нашем пути. Далила поддерживала дух во мне, заботилась так, как заботится мать о своем ребенке. Она ходила в аптеки и на последние деньги покупала дорогостоящие лекарства, мази, способные облегчить мои страдания, делала растирания. После работы торопилась домой, чтобы приготовить мне еду, по дороге покупала фрукты и овощи, лишь бы я поправился и встал на ноги. Она перестала ходить на танцы и все свободное время проводила со мной. Отказывала себе во многих вещах, столь необходимых для девушек - ее небольшая зарплата тратилась на наши нужды. Но ее силы таяли, глаза потеряли былой блеск, а сильный и звучный голос ослаб. Прежняя Далила увядала на глазах, как увядает цветок, лишенный солнечных лучей. Жизнерадостная, забавная, веселая - это осталось в прошлом.

Иногда она не справлялась с чувствами, и на ее щеках появлялись слезы отчаяния. Тогда она садилась на краешек кровати и подолгу смотрела в окно, на прохожих. Мне было больно смотреть на нее и стыдно за себя. Так не могло больше продолжаться, и я сказал ей:

- Пришло время, когда мы должны расстаться. Ради меня ты отказалась от всего, и даже от самой себя. Ты не ходишь уже на танцы, не позволяешь покупать себе то, что хочешь, не встречаешься со своими друзьями. Зачем ты жертвуешь собой, ради чего? Зачем я тебе нужен такой? Без денег, без работы. Отпусти меня.

И в который раз она прильнула ко мне и искренне, сквозь слезы убеждала меня не расставаться.

- Я не хочу, чтобы ты уезжал. Мы же любим друг друга. Мне без тебя будет гораздо труднее здесь, я знаю. Мне никто, кроме тебя, не нужен! Ты поправишься, начнешь снова работать, и все образуется, только надо верить. Мы вместе выдержим все испытания и будем счастливы. Я хочу, чтобы мы всю жизнь прожили вместе!

- Постоянной работы у меня здесь никогда не будет. Ты же понимаешь. А на одной твоей зарплате в 170 фунтов мы долго не продержимся. А если и ты работу потеряешь, что тогда?

Это была пытка - мы не могли представить наше расставание, и эта ужасающая ситуация медленно убивала нас.

12

Месяц за месяцем я тщетно пытался найти работу, и мою голову все чаще стала посещать мысль пойти в полицию и сдаться. Я не знал, что будет со мной, да и было уже не важно по большому счету. Одни говорили, что после проверки нелегала на непричастность к преступлениям его незамедлительно депортируют, так как им невыгодно содержать его. Другие высказывали противоположное мнение. Первый день новой недели должен был положить конец всем нашим мучениям. Я замкнулся в себе и почти не разговаривал с Далилой. Я мысленно прощался с ней, готовя себя к худшему. А что могло быть хуже, чем расставание с любимым человеком? И все же я принял решение освободить ее от себя и от своей любви. Было воскресенье, и ничто, как мне казалось, не выдавало мои мысли и приготовления. Когда я лег, Далила еще не спала.

- О чем ты думаешь? - тихо спросила она.

- Посмотри на небо, на луну. Ее свет заполнил нашу комнату, а ночь выглядит сегодня волшебной. Не правда ли? - так же тихо ответил я.

- Не делай этого, я прошу тебя. Неужели в лагере для беженцев и нелегалов тебе будет лучше, чем со мной?

- Значит, такая у меня судьба. Так, как тебя, я никого не любил.

- Я знаю, поэтому не отпущу тебя. Если ты решил, что тебе нужно возвращаться, то я помогу тебе. Я дам тебе деньги на билет.

- Не понимаю, откуда у тебя такие деньги, но даже если они у тебя есть - я не возьму их. Я уже все решил.

- Если ты не возьмешь их, а пойдешь в полицию, я пойду за тобой и тоже сдамся полиции. Обещаю! Скажу, что жила с нелегалом. Пусть меня тоже посадят.

- Мы боролись, как могли, с трудностями, но мы, к сожалению, не боги. Мы - простые смертные, и наши мечты иногда не сбываются.

- Мне тяжело смотреть на то, как ты страдаешь. Послушай меня, пожалуйста, последний раз в жизни и сделай так, как я говорю.

- Хорошо, родная, - сдался я.

В эту ночь мы не смогли уснуть и с первыми лучами солнца встали с постели.

Пока Далила была на работе, я позвонил в кассы и забронировал билет до Москвы на вечерний рейс следующего дня. Я уже собирался выходить, когда в дверях столкнулся с Далилой, как тогда, в первый день нашего знакомства.

Лицо ее светилось как прежде, глаза горели, словно окутанная облаком счастья, она триумфально объявила:

- Любимый, я нашла выход из положения. У меня есть деньги, но ты никуда не полетишь. Мы заплатим агентству по трудоустройству, и у тебя появится постоянная работа. Ты рад? А еще у меня есть один секрет, но пока я не открою его тебе.

В ту же секунду я сделал для себя одно очень важное открытие. В этом мире существует любовь и есть женщины, способные ради любимого человека пожертвовать всем, и даже собственной жизнью. Я уверовал в это именно сейчас, глядя в чистейшие синие и глубокие, как море, глаза возлюбленной. И, конечно же, я с воодушевлением принял ее предложение.

- Я сегодня же пойду в агентство, - сказал я. - Но где ты нашла деньги?

- Только ты не злись. Я взяла в долг у Мачика и сказала, что через две недели мы возвратим деньги. Никто из соседей не мог или не хотел дать взаймы, кроме него.

Эта новость ледяным душем пробежала по моему телу. Мне не понравилось то, что деньги дал именно Мачик и что именно он оказался благодетелем, тем добрым дядей, который помог Далиле в трудную минуту.

Но самое ужасное ждало нас впереди. Я заплатил деньги агентству и даже подписал договор. Это был развод, ловушка для дураков, и я в нее угодил. Документ был на английском языке, и когда мы с Аленой перевели его, то выяснилось, что агентство не трудоустраивает человека, а только предлагает варианты и направляет его в разные организации на собеседование.

Две недели пролетели как мгновение ока. Пришло время платить по счетам. Мачик стал заходить в нашу комнату и требовать долг. Когда он оказывался с Далилой один на один, то предлагал списать его, если она согласится пойти на ночь с ним в клуб. Он наседал на нее все больше и увереннее, как будто меня и в помине не было. Втайне от Далилы я стал присматривать за ней. И однажды увидел, как он пытается прижать ее к стене и поцеловать. Я подошел к нему сзади, левой рукой развернул его в свою сторону, а правой со всего размаха нанес удар по лицу, в переносицу.

В этот удар я вложил весь свой гнев, этот удар был местью за оскорбление, которое он нанес моей девушке. Мачик отлетел от меня словно тюфяк, его тело обмякло, и он стал сползать по стене вниз. Из его носа хлынула кровь.

- Что ты наделал? - в ужасе воскликнула Далила.

Она стояла дрожащая и потерянная, переводя затуманенный, бессмысленный взгляд то на меня, то на Мачика.

- Мне предложили контракт в модельном агентстве «Шторм». - Последние слова она произнесла почти шепотом.

На крик сбежались соседи, и мы неторопливо стали подниматься на второй этаж, чтобы последние, отведенные нам вместе минуты провести наедине.

Вой сирен затих под окнами нашего дома. Слышны были торопливые шаги людей, идущих по лестнице. Когда вошли полицейские, мы не шелохнулись.

Мы с Далилой прощались. Не потому, что хотели - жизнь так постановила. Она плакала, держала мои руки не отпуская.

- Я не смогу без тебя, скажи, что мы будем вместе. Обещай мне!

Переборов волнение, я посмотрел на нее и сказал:

- Ты всегда будешь жить в моем сердце.

Мы обнялись в последний раз, я мягко отстранил ее руки и направился вниз в сопровождении полицейских. Далила попыталась пойти вслед за мной, но ее остановили. Ее пальцы нервно вдавливали знакомые цифры на сотовом, но я уже находился «вне зоны действия сети»...

...Минуло несколько недель с момента нашей последней встречи. Уже нет ее рядом. Наверное, я никогда не увижу снова эту девушку из крохотного российского городка Когалыма, зато с таким большим сердцем. Жизнь идет своим ходом, но для меня она остановилась, как останавливаются часы, чей механизм вышел из строя. Я чувствую себя сломанными часами, но отчего-то не желаю, чтобы меня отремонтировали. Перелистывая в памяти страницы жизни, я нисколько не сожалею о том, что все эти годы являлся нелегалом и влачил тягостное существование на чужбине. Я наслаждаюсь воспоминаниями о ней. Они - самое драгоценное из всего того, что есть у меня. Погружаясь в них, я вдохновляюсь и оживаю. Я верю, что моя Далила когда-нибудь снова вернется в мою жизнь.

/PS «Об Англии и англичанах»

Англичане - народ доброжелательный, приветливый, сердобольный и жизнерадостный. Но следует отличать их от британцев, приехавших в страну и получивших гражданство -

вожделенный паспорт. Между теми и другими существует большая разница в манере поведения, образе жизни, разговоре, стиле одежды. По одной походке можно безошибочно определить, британец перед вами или коренной англичанин. Мне приходилось выполнять разные работы, в разных городах, и ни разу я не почувствовал к себе пренебрежительного отношения со стороны англичан, а ведь я был обслугой, приезжим, в сущности - никем. Надменность, высокомерие, гонор - ни один англичанин не продемонстрировал передо мной качеств, присущих богатым людям других национальностей. Я вообще ни разу не видел англичанина или англичанку с угрюмым выражением лица, недовольной миной. Их чувства скрыты, лица спокойны, и чем старше возраст, тем больше в них благородства, внутреннего, не сразу уловимого. Можно не поверить, но я видел только нескольких пожилых англичанок с избыточным весом. Для меня так и осталось загадкой: что происходит с ними под старость? Дамы под шестьдесят, язык не повернется назвать их бабушками, водят автомобили, посещают салоны красоты и игорные заведения, танцуют в клубах.

Поразительно, но с годами их жизнь не становится скучнее. Я невольно вспоминал наших стариков - их тяжелую, усталую походку, потухшие глаза. В России я редко видел красивых пожилых людей, может быть потому, что они редко выходят на улицу. Женщины из арабских и африканских стран не выглядели так респектабельно и одевались иначе, в свободные бесформенные вещи.

В Англии заведено под старость подыскивать себе для жилья дом престарелых и доживать свой век среди своих ровесников. Отношения между родителями и детьми резко отличаются от российского уклада. Здесь не принято жить вместе с родителями, даже если в доме достаточно места. Считается правильным, если после 18 лет дети начинают жить самостоятельной жизнью и сами оплачивать свое жилье. Родители перестают опекать их довольно рано, не ограничивают их свободу и не навязывают выбор профессии. Это не означает отсутствие помощи или поддержки, но оказывается она не в той степени и не в том понимании, как это принято в России: последнее - детям. Находясь в домах престарелых, старики лишены возможности видеть детей и внуков так часто, как им хотелось бы, все зависит от конкретных обстоятельств и личных взаимоотношений между родственниками. Как сказал мудрец: «Самое страшное в жизни - нищая старость». Здесь, в Англии, это изречение, на мой взгляд, наиболее актуально.

Молодые девушки броской красотой не отличаются, любят полакомиться булочками, гамбургерами с жареной картошкой и не особо заботятся о талии. Забегаловки типа «Макдоналдса», «Бистро», «КФС», жареные кентукские куры пользуются у молодежи спросом. Здесь можно поесть быстро, недорого и калорийно. Основное развлечение в свободное время - клубы, пабы и дискотеки - бразильские, испанские, английские. В выходные дни подобные заведения забиты до отказа, очередь страждущих попасть внутрь порой бывает видна издалека. Входная цена, как и цена напитков, зависит от престижности заведения. Если хочешь сэкономить, выпить следует дома - правило известное, правда, можно не пройти контроль на входе. Работа охранников в увеселительных заведениях непроста. Такого веселья и куража, какие царят в них по вечерам, мне в других местах видеть не доводилось.

По официальным данным, в Великобритании проживает свыше четырех миллионов людей-призраков. Так называют людей без определенного статуса, или нелегалов. Бесконечный поиск работы, жилья с нормальными условиями и по приемлемой цене - это далеко не полный перечень трудностей, с которыми сталкивается нелегал. Но в действительности нелегалов здесь намного больше.

Летом 2008 года на центральной площади Лондона состоялся организованный митинг людей-призраков. Собралось свыше пятисот тысяч человек из многих стран мира. Всех их объединяло одно - нежелание возвращаться на родину. Кто-то находился в Великобритании уже более года с просроченной визой, кто-то семь, десять лет. У этой категории людей нет никаких прав, кроме одного - бояться, что их выдворят из страны, и скрываться от преследования соответствующих органов.

Представим человека, просуществовавшего на чужбине десять-двенадцать лет. У него нет своего крова, постоянной работы, нет уже сил и желания возвращаться на родину. Время разрушает все, даже чувство любви к семье. Она давно распалась, и дети, скорее всего, не узнают его. Он адаптировался здесь, он почти британец. Но «почти» не считается. Его страх велик. Как дотянуть до 14 лет и получить, наконец, заветный паспорт? По английскому законодательству, человек, проживший нелегально на территории Великобритании 14 лет, становится полноправным гражданином этой страны. 14 лет - это страх, душевные муки, лишения, отказ от близких людей ради достижения цели. Многие ломаются и возвращаются в «никуда», в «пустоту», не дотянув до «светлого» будущего. Они знают, что уже никогда и ни за что не возвратятся сюда опять.

Поводом к такому собранию послужил пример в Италии и Испании: правительства этих стран амнистировали «своих» нелегалов. Им предоставили некоторые гражданские права, главное из которых - право трудиться.

Английское правительство устами мэра Лондона заявило, что на подобные действия никогда не согласится, так как это увеличит количество нелегалов и приток беженцев в страну. Напротив, было распространено заявление, в котором говорилось, что человек, выдавший нелегала полиции, получит вознаграждение в размере 1000 фунтов. Это усугубило и без того плачевное положение нелегалов. Было время, когда граждане прибалтийских республик звонили в полицию и сообщали о местонахождении россиянина, украинца или белоруса. В стремлении улучшить свое материальное положение, они не любят тех, кто находится в Великобритании по фальшивым паспортам, хотя сами же продают их. Девушек они не сдавали, но вот с парнями не хотели жить мирно. На памяти случай, когда «прибалты» шантажировали россиянина, угрожая сдать полиции, если он не будет «отстегивать» им от своей зарплаты.

Этот бум закончился, когда прояснилось, что деньги будут выплачиваться только британцам. Беднягу в любом случае депортируют, литовцу или латышу скажут: «Thank you», но денежки не выдадут. Сами англичане не так рьяно взялись за такого рода доход, как граждане бывших братских социалистических республик. Англичане терпимы в отношении людей других национальностей, но и их терпению приходит конец.

Поясню, в чем тут дело.

После отмены визового режима для граждан постсоветского пространства многократно увеличилась преступность в Англии, стране стабильной и богатой. Привычным делом стало воровство в магазинах, матерная брань на улицах, дебоши в снимаемых квартирах. Невероятного размаха достиг бизнес по подделке паспортов, незаконному открытию и использованию банковских счетов. Одна украинская семья по фальшивым документам получила кредит в банке и купила два дома. Такое здесь практикуется. Сдавая их в аренду, они неплохо существовали. Другой «предприниматель» из Литвы купил дом в кредит и продал его дважды, разным покупателям. Собрав 650 тысяч фунтов наличными, он исчез в неизвестном направлении. За 350-600 фунтов можно приобрести паспорт любой из стран бывшего соцлагеря: и литовский, и польский, и словацкий. Латыши предлагали мне верный заработок, требовалось всего лишь открыть в банке счет с последующим получением кредита в сумме 5000 фунтов. Имея своего человека в банковской системе, они проделывали подобные операции не раз. Это называлось «работать мозгами», «кинуть банк», и нелегалы занимались вовсю этим незаконным промыслом. «Ну и что? - говорил один из них. - Англия - богатая страна, не обеднеет, а ты получишь деньги и поедешь на родину, никто тебя разыскивать не будет. Ты не первый и не последний. Даешь мне 150 фунтов - и все будет «оки-доки», я не аферист, все честно организую. Если не веришь, спроси людей, они меня давно знают».

Я отклонил предложение. Деньги, заработанные подобным способом, никогда не прельщали меня. На месте Англии я представлял свою страну: приезжает черт знает кто, ворует, грабит, пользуется и при этом даже не чувствует себя виноватым. Кричит во всеуслышание: «Так им и надо».

За криминальные действия можно ответить перед законом, а вот разбивать пустые бутылки в ухоженном парке, курить в метро, красть по мелочам в супермаркетах не так и страшно. В тюрьму не посадят. Или, например, нужна человеку видеокамера, что ему делать? Купить. Он и покупает, как нормальный человек, снимает, перекачивает снимки в компьютер и ...несет камеру обратно в магазин: «Ваша камера плохо работает, это не то, что мне нужно. Верните деньги».

Он очень доволен собой: получилось, а как же, цивилизация! Клиент всегда прав. Но почему-то вечером думает: «Так им и надо!» Совесть свою пытается успокоить.

Не все приезжающие страдают комплексом неполноценности, но все знают одного-двух из числа своих знакомых, кто поступает именно так, старается урвать везде где можно. Можно оставаться безучастным, равнодушным, не реагировать, но я поражаюсь терпению англичан, мудрости и разумности, присущей этому народу.

После вступления в ЕЭС Румынии на улицах, в метрополитене появились толпы цыган, попрошайничающих и продающих подделки под золотые украшения. К примеру, правоохранительные органы Италии приняли решение взять отпечатки пальцев у тысяч цыган, обосновавшихся в трущобах городских окраин. Такие меры были предприняты в связи с участившимися случаями нападения цыган на мирных граждан и даже убийствами.

Конкурировать с ними могут разве что беженцы из африканских стран, дерзость и наглость которых обескураживает, не знает предела.

Только за один год я несколько раз становился случайным свидетелем разбойных нападений чернокожих парней. Последний раз это произошло в Интернет-кафе, куда я изредка наведывался. Шестеро преступников с ножами в руках ворвались в кафе и закрыли дверь. Двое из них перескочили через барную стойку к кассиру, требуя выручку. «Money, money! Where is fucking money?» - кричали они. Другие стали требовать у посетителей наличность и ценные вещи. Люди бросились к выходу, но налетчики перегородили путь. Началась паника. С собой у меня были важные документы одного человека, и я не имел права с ними расстаться. Моя первая попытка выйти наружу не увенчалась успехом, я оказался на полу. Когда поднялся, то решил снова со всех сил наброситься на них. Мне удалось растолкать их и очутиться на свободе.

Есть в Лондоне кварталы, где преобладает чернокожее население. Ходить ночью там, а тем более жить, небезопасно. Только им самим понятна их манера разговаривать, мыслить, одеваться, жестикулировать. А если кто-то случайно, по неведению, выпалил слово «нигер» в их присутствии - жди неприятности.

Один украинец рассказывал, как однажды ночью возвращался домой, но заблудился. Дело было в районе Челси. Из темноты вынырнули несколько чернокожих тинэйджеров, окружили его и, угрожая ножами, потребовали отдать все содержимое карманов. При себе у него имелись два паспорта -

один настоящий, другой литовский, купленный не так давно. Отобрали даже куртку. В полицию он не обратился, понятно почему, поехал на следующий день в украинское консульство восстанавливать документы.

Есть кварталы еврейские, турецкие, пакистанские, английские, индийские... И везде свой замкнутый круг, свои обычаи и правила поведения.

Уже через год проживания в Лондоне, зайдя в любой из домов, мог определить по запаху и дизайну, люди какой национальности в нем живут. В один из моих приездов в Лондон я подыскивал недорогое жилье не дальше четвертой зоны. Решил в этот раз прибегнуть к услугам английских газет. Из числа тех, с кем я созванивался, только один мужчина не потребовал от меня рекомендаций с предыдущих мест. Я нашел район под вечер. На автобусной остановке меня ждал пожилой полный мужчина с бородой до пояса, на голове чалма, какие носят талибы в Афганистане. Увидев его, я сразу смекнул, куда попал, но жилье все же решил посмотреть. Дверь дома еще не открылась, а я уже уловил запах их национальной пищи. Тусклая лампочка осветила крохотную прихожую и лестницу на второй этаж. Все в доме было устлано их национальными покрывалами, даже перила. На скрип ступенек из каждой двери повыходили квартиросъемщики в окружении детей - все в традиционных одеждах - и принялись молча разглядывать меня. Хозяин показал мне маленькую кухню, зловонный туалет, потом завел в пустую комнатку. Боже мой, как можно жить здесь? В полу зияло отверстие с полметра шириной, штукатурка в некоторых местах обвалилась, нет ни занавесок, ни мебели. Ну и, конечно же, знаменитый лондонский матрас для приезжих, из которого пружины так и норовят выпрыгнуть наружу и выстрелить фейерверком из старого и сгнившего содержимого. «Спасибо, уважаемый, за предложение, мне надо подумать», - говорю хозяину и пожимаю ему руку. Долго после того посещения запах ветхости, мочи, пряной пищи не мог выветриться из моей одежды.

Жил я какое-то время в доме, который снимали бразильцы. Надо заметить, что люди они добрые, внимательные, чистоплотные и спокойные. Это мнение разделяли люди разных национальностей и отзывались об этой нации в таком же духе. Это же суждение бытует в отношении болгар. Несколько странно было слышать, когда все как один отзываются о какой-либо нации хорошо или, мягко говоря, не очень. В домах, где проживают русскоговорящие, - другие заморочки: пьянки до утра, воровство, грязь. Из общего холодильника пропадают продукты, из комнаты, если она не закрывается, - личные вещи, деньги. Цена за место та же, но бытовые условия гораздо хуже, чем в домах, населенных европейцами. Нет ни холодильника в комнате, ни телевизора, ни кладовки, ни обогревателя. Но принципиальное отличие состоит в другом. То, что у европейцев принято считать комнатой для одного человека, у наших - для проживания двоих, соответственно цена в два раза дороже. Как говорится, нашему брату не привыкать. Комната в Кентербери, где жили Надя, Лиана и Анна, обходилась им в 120 фунтов в неделю, или 480 в месяц. И это комната, в которую не вмещался даже стол. А за весь дом из пяти комнат Балал платил 900 фунтов в месяц его владельцу. Снимать приличное жилье, не работая, могут позволить себе дети, у которых богатые родители. Их главные обязанности - развлекаться в дорогих вип-клубах, учиться в престижных заведениях и разъезжать на крутых авто. Для этого класса молодых людей жизнь в Англии - малина.

Действуя через английские конторы, вы сталкиваетесь с другими проблемами. Вам дают адрес и объясняют, как добраться, например, в Брикстон. Приехав, вы обнаруживаете, что вас окружают исключительно черные люди, на каждом углу продают марихуану, наркотики и посматривают явно недоброжелательно. Тем временем на улице темнеет, жилья нет и идти некуда. Можно скоротать время до утра на неприметной лавочке, избегая столкновения с полицией, и назавтра начать поиски заново.

Можно остаться и жить среди них, не прикасаться к травке, но будущих проблем все равно избежать не удастся. Некоторые смекалистые молодые люди отказываются платить за проживание, зная, что по английскому законодательству человека нельзя выдворить без решения суда. А так как судебный процесс может затягиваться от трех месяцев до года, то все это время отказник живет бесплатно. Приходит первое постановление суда: человека любезно просят подыскать другое жилье. Затем месяца через три другое -

более жесткое по смыслу - предупреждение. Эти два документа обычно игнорируются неплательщиками. Они ждут третье постановление суда о выселении. Это уже серьезный документ, в котором указывается последний срок, когда необходимо покинуть жилье. В этом случае лучше не задерживаться с переездом, потому что в дело уже вмешивается полиция. В последнее время участились случаи выдачи нелегалов полиции. Поэтому украинцы или россияне предпочитают брать своих, а не жить в домах с гражданами прибалтийских стран, бывших советских республик. Нелегал не выдаст нелегала, а вот жить по соседству с литовцем или латышом опасно. Полиция, получив информацию о нарушителях закона, оцепляет весь дом. Времени на сборы у нелегала нет. Можно взять только самое необходимое, настоящие документы - и в наручниках (полиция научена их многочисленными побегами) вперед, в аэропорт и на родину. А родина у каждого своя. В худшем положении оказываются те, у кого помимо фальшивого паспорта имеется счет в банке. Таких людей не депортируют без разбирательств, а если в банке получен кредит, могут посадить в тюрьму.

Стонет Западная Европа от нашествия незваных гостей. Захлебнулась в демократии. Люди устали здесь друг от друга. Общество пропитано ненавистью. Одни расы ненавидят другие: черные - белых, белые - и черных, и красных, и желтых. Это скрыто от неопытных глаз, но неприязненный дух витает повсюду. К чести простых англичан, они держатся в стороне от этого духовного хаоса.

Тем не менее, по английскому телевидению часто транслируют передачи антироссийского характера. Как всегда, во всех своих бедах Запад обвиняет Россию. Телеведущие и журналисты СМИ освещают только негативные явления и стороны российского государства: преступность, бедность, безработица. Откровенно высмеивают поведение жриц любви исключительно славянской национальности и желание части российских женщин выйти замуж за британца или американца.

Британским политикам следовало бы заглянуть на свой задний двор. То, что творится в их стране, не укладывается ни в какие рамки. По статистике, в Англии девочки начинают заниматься сексом с 12 лет, самый ранний возраст в Европе.

Есть и коррупция, и огромное количество преступлений на межнациональной почве с применением холодного оружия. Гибнут в потасовках подростки в возрасте от 15 до 20 лет. Печально и не удивительно, если учесть, что наркотики, включая тяжелые, продают во многих клубах и лондонских кварталах.

Эти минусы не останавливают людей. Они приезжают в эту страну и стараются использовать любую возможность, чтобы легализоваться. Только потому, что здесь зарплата выше, человек начинает ненавидеть свою родину.

В ход идут всевозможные уловки, хитросплетенные схемы: начиная от заключения фиктивного брака и заканчивая прошением о предоставлении политического убежища. Бывали прецеденты, когда человеку очень быстро выдавали новый паспорт, если он «косил» под чеченца или белоруса. По мнению западных правозащитников, в этих республиках нарушаются права человека.

Один из способов получить гражданство - нанять хорошего адвоката. «Белорусский» вариант оценивается в 7-10 тыс. фунтов. Могут признать политическим беженцем, а может, и нет, стопроцентной гарантии нет. «Чеченский» вариант более надежен. Но за эту доказательную базу придется заплатить в два раза дороже. Я знал несколько россиян, они не были родом из Чечни, но с помощью адвоката им на суде удалось доказать обратное. Одному из парней просто повезло. Он затратил всего лишь три с половиной тысячи фунтов.

После того как дело выиграно, государство обеспечивает новоиспеченного гражданина жилплощадью и всеми причитающимися льготами. Ему предоставляют для поселения квартиру или дом, в зависимости от того, один он будет жить или с семьей (жена, дети). Доходило до смешного. Когда одному псевдочеченцу предложили двухкомнатную квартиру, он неожиданно отказался от нее, потребовав квартиру большей площади и в более престижном районе. Удивительно, но он добился своего.

По словам женщины из Северного Кавказа, нужно как можно больше говорить нелицеприятных слов в адрес России, убеждать судей, что люди там - звери, которые мешают спокойно жить и зарабатывать. Чем больше эмоций и клеветы, тем сильнее речь оказывает воздействие, увеличивает шансы услышать вердикт: «Вы стали подданным Великобритании».

Не знаю, лукавила она или говорила искренне, но, по ее словам, по сей день ее терзают муки совести. Она отказалась от своей страны и своего народа ради денег. У нее есть квартира в Лондоне, работа, любовник. Вроде все благополучно. Но отчего-то на душе неспокойно, сердце стало пошаливать.

Заключение фиктивного брака - дело технически несложное. Цена - от 3 до 5 тыс. фунтов. Достаточно внимательно почитать объявления в русских газетах.

Азербайджанец Гасан уже три года прожил с литовкой. Осталось протянуть еще два, чтобы стать гражданином Литвы. Он обеспечивал липовую супругу, ее дочь и тещу, к тому же оплачивал их проживание в доме. Работал по 16 часов в день. Лишний раз боялся слово сказать своей стодвадцатикилограммовой «возлюбленной», не то чтобы возразить или защититься от ее бесконечных нападок и придирок. В этом случае, наверное, уместна поговорка: любишь кататься, люби и саночки возить.

Они использовали друг друга, и каждый думал о своем. Она о том, что неплохо устроилась, он - придет время, когда получит паспорт, перевезет из Баку свою семью и тогда выскажет своей «жене»-деспоту все, что накопилось в его душе за эти годы.

Славянки пользуются невероятной популярностью у пакистанцев, албанцев, иранцев, афганцев, индийцев. Услышав русскую речь, они считают своим долгом подойти и начать навязывать знакомство. Многие состоятельные выходцы с Востока - рьяные обожатели дамских сердец. При встрече с нашими девушками они демонстрируют «верх» джентльменства: предлагают покурить гашиш, прокатить на навороченной тачке или сразу переехать в просторную квартиру и жить, не платя. Откуда появляются столь бескорыстные и щедрые люди? Почему выказывают такое почтение, стремятся «помочь» именно русскоговорящим, а не девушкам своей национальности? Ответ простой. Чтобы бедняжке было легче адаптироваться в чужой стране под их «опекунством». «Благородные» сердца этих мужчин неустанно призывают их к добродетели, напоминая: помоги ближнему хлебом и кровом.

Надо заметить, что девушки охотно идут на контакт с восточными мужчинами, главное достоинство которых - британский паспорт. Для них любой иностранец чуть ли не миллионер, с которым нужно поддерживать близкие отношения. Они не ведают, что большая часть из них - иммигранты, беженцы, и ничего, кроме обещаний, дать не могут, так как сами живут на пособии и ведут паразитический образ жизни.

Редкие пары объединяло взаимное чувство. Большинство же оказывалось у разбитого корыта, став жертвой своего легкомыслия, корысти и недальновидности. Им не приходило в голову, что эти парни могут точно так же вести свою игру, вынашивая только им известные планы, играть как кошка с мышкой. На этом тернистом пути вечного поиска лучшего их ждало разочарование и осознание впустую потраченного времени. Не каждой Золушке доставался принц, да и не Золушки они.

Девушки обычно не стесняются своих неудачных любовных историй, делая акцент на непорядочность мужчин. Приведу один пример, типичный, потому что в этих бесконечных историях меняются разве что имена, а конец почти всегда одинаков.

Украинка жила со своим земляком, но оставила его, встретив албанца, к которому переехала жить на третий день знакомства. Он говорил ей: «I love you», водил по красивым лондонским местам. Тем для разговоров не было. Он знал английский и албанский - она владела только украинским. Албанец снимал неплохое жилье, стоившее ровно столько, сколько она зарабатывала в месяц. Через две недели совместного проживания он собрал вещи и ушел, не заплатив хозяину. Наскучило - секс в конце концов тоже приедается.

Остается загадкой суть подобных взаимоотношений. Что общего может быть между русской и, к примеру, пакистанцем, литовкой и африканцем? Другая культура, традиции, язык. Менталитет - вещь трудноизменяемая.

Например, французам или испанцам нет никакого дела до славянок, так же, как и их женщинам - до арабов или африканцев. Почему слабый русскоязычный пол так падок на сомнительные и непрочные связи?

Но, как говорится, «ларчик просто открывался» и не хранил в себе ни тайн, ни женских секретов. Существует схема, по которой действуют почти все приезжающие по студенческой или туристической визе. Первое, что необходимо сделать, - найти работу. Это старт, по моим наблюдениям, служит для отвода глаз. Только 10 процентов из числа слабого пола ставят перед собой цель - зарабатывать деньги трудом, чтобы помочь семье. Второе - действительно важное. Постараться закадрить мужчину, который будет содержать. Желательно англичанина, но на первых порах сгодится любой, имеющий гражданство и стабильный доход. Главное, зацепиться - за курда, араба, афганца... национальность не имеет значения. Потом не спеша можно оглядеться в поисках второго мужа, если не повезет - третьего, родить ребенка, нанять домработницу и завести молодого любовника.

Брак и рождение ребенка - самый верный способ получить статус. Есть немало историй об украинках, россиянках, белорусках, которые после бракосочетания сразу подавали иск в суд на раздел имущества. К вопросу создания семьи коренные англичане относятся крайне серьезно. Исключительно редко я видел смешанные пары, с разным цветом кожи. Черно-белые браки не популярны, слишком велика разница менталитетов. Английские парни уже давно пришли к выводу, что строить отношения с девушками из Восточной Европы - значит подвергать будущую семью угрозе скорого распада. Такой союз чреват душевными и финансовыми проблемами. И это распространенное мнение нельзя считать безосновательным.

Есть и другая сторона медали. Это отношение британцев к русскоговорящим. В английские компании русскоговорящих на работу не принимают. Для этого требуется специальность, безукоризненное владение английским и уйма документов: справка о несудимости, об оплате налогов, рекомендации с предыдущих мест работы, подтверждение адреса, наличие банковского счета и т.д.

А в сфере торгово-промышленного сектора и общепита подавляющее большинство руководителей и сотрудников – не англичане. В процентном соотношении на одного чистокровного англичанина приходится шесть-семь представителей другой национальности.

Можно с уверенностью сказать, что Лондон перенаселен, а англичане растворились в нахлынувшем гигантском потоке приезжих из других государств.

Мои соотечественники вынуждены работать за деньги, за какие никогда не согласится работать ни один уважающий себя европеец.

Перепечатка материалов размещенных на Southstar.Ru запрещена.