Южная звезда
Загружено:
ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ № 3(44)
Владимир Дембо
 Новые русские

Новые русские

Этот вечер был очень странным: ужасным (нервозным), с одной стороны, и очень удачным (денежным) - с другой. Как это могло получиться? А вот послушайте!

Надо сказать, что до первой эмиграции я был пианистом классического стиля. Конечно, это не означает, что я готов был слушать и играть целыми днями только Баха, Моцарта и Бетховена. Конечно, нет! Более того, где-то годам к сорока мне всё ближе и ближе становились композиторы-романтики и импрессионисты: Шопен, Рахманинов, Скрябин, Дебюсси. И это естественно: человек ведь с годами меняется, и, соответственно, могут меняться и его вкусы. Тем не менее, 18 лет серьёзнейшего обучения (с пяти лет!) выработали определённые классические взгляды и критерии, которых я придерживался раньше и, думаю, буду придерживаться всегда (хотя, разумеется, мои музыкальные симпатии и интересы при этом могут быть весьма разнообразны!).

Но, как все мы прекрасно знаем, в эмиграции, чтобы хорошо жить, а тем более, дать детям достойное образование (я уже не говорю о лучшем - это исключительно трудно!), нам часто приходится ломать себя. И многие вынуждены даже поменять профессию (а для этого посещать какие-то курсы - и это после хороших-то вузов!). А многие просто делают всё, что могут: чему жизнь научила раньше и чему научила теперь.

В первый же вечер работы пианистом в Израиле - ещё в кафе «Белая галерея», до «Касбы», - я сразу понял, что мне надо молниеносно освоить абсолютно новый и далёкий от меня репертуар: я должен заиграть популярную во многих странах музыку! Причём для успеха я мог идти по двум направлениям: или делать своё исполнение на рояле максимально похожим на исполнение знаменитых и популярнейших певцов, или сделать ставку на собственную индивидуальность и создавать свою собственную фортепианную интерпретацию, не боясь никаких - и совершенно неизбежных! - сравнений. В общем, это была интереснейшая, очень нелёгкая и даже специфическая работа. И к сказанному хотелось бы добавить, что добрую сотню песен я играл «по слуху», поскольку искать какие-либо ноты было бесполезно, да и некогда: играть надо было уже сегодня, завтра, послезавтра… Но в целом новый репертуар я выучил за две-три недели, после чего успешно исполнял его несколько лет, чередуя, конечно, эти песни с популярными классическими произведениями. И всё шло хорошо. Я играл замечательные произведения и получал от этого не меньше удовольствия, чем те, кто меня слушал. Но однажды - слава Богу, что только однажды! - мне пришлось заиграть совсем иное…

Посетителей, вошедших в зал, «разъяснить», как сказал бы Булгаков, было совсем нетрудно: все трое - в малиновых пиджаках, у всех троих - вид очень богатый (богаче, чем у сидящих в зале!), почти полное отсутствие английского. Всё было ясно: «новые русские», бизнесмены начала 90-х годов.

- Ну что, посидим тут? - спросил один из них.

- Давай. А тут ещё наш играет!

- Заходите, заходите, - пригласил я сквозь игру. - У нас лучший ресторан в Тель-Авиве. И, как все говорят, лучший пианист!

- Хорошо, - заулыбались они. - А тебя как звать?

- Володя.

- Так, Володя, - они двинулись слева от меня по проходу. - Вот это тебе, - и на трёх последних басовых клавишах разместилась стодолларовая бумажка. - И поиграй ты нам что-нибудь лагерное, блатное.

Господи, меня мгновенно прошиб пот. И что теперь делать? Что им играть? С лагерным репертуаром - проблема, я его просто не знаю! В жизни не мог представить, что он мне когда-нибудь понадобится! С блатным - чуть легче: какую-нибудь гадость из пионерских времён можно попытаться вспомнить. Опять же - что-то из кинофильмов, из Высоцкого. И уж во всяком случае, не отказываться же от таких денег - мол, возьмите, господа, обратно… Спасибо, но не умею… Не возьмут, да и деньги-то большие - я за них четыре вечера играть должен!

В общем, играл я тогда, как в тумане, - всё, что мог, всё, что вспоминалось. А вспоминать надо было быстро! Пока играю одну песню, мысленно приготовиться к следующей! И играл я поэтому по нескольку куплетов, и не торопясь, с чувством… Хорошо помню, что сначала я осчастливил зал полнейшей мерзостью:

Сижу на нарах, как король на именинах,

И пачку «Севера» мечтаю получить, -

и заслужил бурные аплодисменты от «своего» стола, а затем, вдохновлённый этим, перешёл на совершенно неприличную и по смыслу, и по тексту песню:

Когда я молоденьким мальчиком был,

Я очень военную службу любил, -

и тут же получил ещё 50 долларов! Понял, что ко мне уже применима известная фраза: «Верной дорогой идёте, товарищи!», но легче от неё не стало. Сто пятьдесят долларов-то надо было серьёзно отрабатывать! И я продолжал играть и лихорадочно вспоминать.

К своему изумлению, играл я долго и довольно разно-

образно! Конечно, в ход пошли и знаменитые «Облака» Галича, и не менее знаменитая «Молодая, красивая, белая…» Высоцкого, и незабвенная, снова Галича «А начальничек спьяну о Сталине…», и всплывшая из далёкого детства (и малоцензурная!) «В один одесский порт ворвался теплоход…», и многое-многое другое. Но моим звёздным часом стало, безусловно, восхитительное танго «На Дерибасовской открылася пивная…». Мои клиенты были очень довольны и часто хлопали мне, изредка подкрепляя аплодисменты ободряющими криками: «Браво, Вова!». И я настолько успокоился и обрадовался удачному вечеру, что в какой-то момент, будучи совершенно безголосым, начал даже подпевать себе:

Здесь били девочек - Марусю, Розу, Раю,

И бил их лично Вася Шмаровоз!

И такое пришлось однажды играть. А что было делать? Работа…

Девочки

Этих девчонок я знал уже довольно давно, года полтора, и встречи с ними всегда вызывали у меня множество вопросов и разнообразных чувств. Молодые, здоровые, неглупые, часто очень симпатичные - и на такой работе! Господи, да им бы учиться сейчас где-нибудь в институте, курсе на втором-четвёртом, потом - разъехаться по городам, повыскакивать замуж и жить тихо-мирно, время от времени улучшая скверную демографическую ситуацию в родной России! А они - здесь: контрактницы, работницы секс-салона, расположенного на Бен-Иегуда, у самого моря…

Они приходили к нам в разном составе, но всегда - красиво и модно одетые; все - с довольно чистой и культурной речью. Никогда, не дай бог, ни намёка на какую-нибудь пошлость, никогда - ни единого слова или выражения, к которым мы так привыкли в той жизни (к нашему стыду и на наше несчастье!). Ясно было, что то, чем они занимаются, - не их натура. Это только их профессия, и скорее всего временная. И почему они уехали из дома - девочки из безусловно неплохих семей - об этом знали только они, а я, естественно, их об этом не спрашивал. Не было ли денег на учёбу (или просто на жизнь!), не было ли возможности устроиться куда-то на работу: страна ведь развалилась в одночасье? А может, просто решили скопить за два-три года огромные - по российским-то меркам! - деньги и, вернувшись, пойти учиться или организовать нормальный бизнес? Не знаю, причин могло быть много, и это было только их личным делом.

Иногда, примерно раз в полгода, они приходили всем коллективом: восемь девушек и два менеджера (скажем так), и это всегда было праздником в «Касбе». Нарядные, весёлые, богатые («Касба»-то была очень дорогим рестораном!), они всегда поражали меня: это был сплочённый, дружный коллектив, причём вместе с парнями! Ни о каком принуждении, ни о каких ссорах или обидах не могло быть и речи - это было видно сразу! Они шутили, смеялись, в меру пили (только хорошие вина!), иногда просили меня сыграть какие-то свои любимые советские или зарубежные песни. А одна из них удивила меня как-то просьбой поиграть что-нибудь из вальсов или ноктюрнов Шопена: оказалось, что она кончала музыкальное училище!

Но по-настоящему я был поражён однажды, когда двое из этих девочек пришли к нам со своими… детьми. Строго одетые, с видом гордым и немного важным, мамы привели своих мальчиков лет четырёх-пяти отпраздновать их дни рождения.

«Касба» - замерла. Все понимали, что это не только праздник для детей. Это их показ, это первый выход в свет, немножко - как первый бал у Наташи Ростовой. И официанты засуетились, и хозяин, Эмиль, взял обоих малышей за руки, торжественно повёл их вглубь ресторана и усадил за столик с прекрасными цветами, а метрдотель уже раскладывал перед мамами меню. И посыпались поздравления и пожелания (но никаких расспросов!) и комплименты сияющим мамам… А потом были наши вкуснейшие фирменные блюда и много-много «Колы», и всё это - под мою музыку, под песни, которые, как оказалось, дети прекрасно знают.

Я играл вначале в тишине, а потом услышал, что мамы не удержались (это же были ИХ песни, из ИХ детства!) и стали тихонько подпевать. А я играл и играл: «Чунга-Чангу», «Голубой вагон», «Улыбку», «Мамонтёнка», «Если с другом буду я…», «В траве сидел кузнечик» и, конечно, «День рожденья», который «раз в году». Всё играл, чем только мог порадовать. А мамы то смеялись, то плакали, и не знаю, чего было больше… А потом, после небольшого отдыха (столько съесть в один присест!), из кухни в зал медленно вошёл Иосиф, наш самый пожилой официант, и я грянул «Happy Birthday!» - «С днём рождения!», и на стол, под восхищёнными взглядами мам и притихших детей, был поставлен небольшой, но красивейший (опять же, наш, фирменный!) торт со свечами, и дети, придя в себя, уже весело их задували под аплодисменты всего ресторана: и персонала, и посетителей!

А потом мы все прощались, и чуть-чуть всплакнули при этом не только мамы. Все всё понимали, все многое передумали.

А потом они ушли, и больше этих детей мы никогда не видели.

Как сложилась их судьба? Что с ними стало? Помнят ли они ещё этот сказочный для них вечер?

А что стало с их мамами, да и с остальными девочками? Сумели ли они вернуться к другой жизни? Не знаю. Жизнь, она очень сложная…

Грузин, он и в Израиле грузин!

Грузию я люблю с детства. Чудесная солнечная страна (тогда она была ещё республикой), добрые, простые, талантливые, весёлые люди. Какие имена: Церетели, Брегвадзе, Кикабидзе! А блестящая скрипачка Лиана Исакадзе, а тонкая пианистка Элисо Вирсаладзе! А какие футболисты, борцы, какие артисты театра и кино, какие танцоры!

А тающие во рту шашлыки? А «Боржоми»? А вина? Да за бутылку холодного «Цинандали» в жару можно было отдать полжизни! И как, скажите, после всего этого не любить такую страну и такой народ!

Помнится, что в наш приезд в Тбилиси с Надей и Леночкой мы поселились в гостинице на проспекте Руставели. Точнее, не только мы, а все шахматистки всесоюзного чемпионата общества «Динамо», за которое тогда играла Надя. В то время Леночке исполнился ровно год, и кормилась она ещё в основном грудным молоком, а не играть в Тбилиси Надя никак не могла: мастер, да ещё и серебряный призёр прошлого чемпионата, - и мы полетели все вместе, со всем необходимым детским скарбом!

И это-то было ещё ничего, но в те дни у Леночки начался бурный прогресс во всём: стали резаться зубки (та ещё радость - в гостиницу вызывали «скорую», чтобы как-то сбить дикую температуру), ей понравилось часами ходить, точнее, разгуливать по проспекту Руставели, с удовольствием знакомясь с десятками прохожих и вызывая у них добрейшие эмоции (тем более, что она была крохотная, улыбающаяся и ужасно смешная). Однако самое главное (и уже совсем не смешное!) было в том, что она вдруг стала отказываться от груди, и её кормление превратилось для нас в почти неразрешимую проблему. Надо ли объяснять, что ввиду этого маме стало уже не до чемпионата…

Но благодаря этой проблеме я увидел Грузию ещё с одной стороны и ещё раз мысленно склонился перед нею.

Собираясь выйти из гостиницы на прогулку, мы с Леночкой вдвоём (мама была на очередной партии) аккуратно спускались по лестнице с нашего третьего этажа: лестница была для ребёнка отличным «тренажёром»! И вдруг почти рядом с нами распахнулась дверь буфета, а оттуда пахнуло чем-то очень-очень вкусным. Естественно, Леночка отправилась обследовать, что там имеется, и вскоре предстала перед буфетчиком - очень крупным, очень волосатым и очень весёлым! Знакомство состоялось немедленно: кто такие, откуда и зачем приехали, бывали ли в Грузии раньше?

Из холодильника была извлечена бутылочка «Саперави», и мы от души выпили по бокалу за всё хорошее. А потом Зураб (так звали нашего нового знакомого) долго смеялся: его рассмешил мой рассказ об «атрибутах с чесноком» - так это блюдо значилось в меню кафе, куда мы с женой зашли годы назад во время путешествия по Военно-Грузинской дороге. А в конце рассказа я признался ему, что до сих пор не знаю, что я ел, но до сих пор прекрасно помню, что «оно» было очень вкусным!

Затем я поделился с ним нашей «гастрономической» проблемой, и он, поцокав языком, наклонился к Леночке.

- Куколка, ты рыбку хочешь?

«Куколка» кивнула (естественно, ничего не понимая, но реагируя на добрую интонацию!).

- Вот я тебя сейчас угощу! - и начал вскрывать баночку шпрот.

- Зураб! - перепугался я. - Ты что? Ребёнку год!

- Погоди, дорогой, ты меня послушай. Это - хорошая еда! -

и дал Леночке на ложке маленькую шпротинку.

Я не успел толком вмешаться - шпротинка была довольно бодро проглочена, и Зураб уже подкреплял её кусочком чёрного хлеба. А потом так же бодро пошла вторая рыбка, третья…

- Ну вот, а ты говорил… - Зураб довольно улыбался.

- Спасибо, дорогой, - я ещё боялся оценить такую странную для годовалого ребёнка еду. - Теперь скажи, пожалуйста, сколько я за всё это должен?

И тут Зураб преобразился. Он как-то немного отпрянул от меня, сразу побагровел, потемнел и каким-то низким голосом отчеканил:

- Я за ребёнка деньги не беру!

- Зураб, - сказал я, - Зураб, извини ты меня! Я же не хотел тебя обидеть! Будем твоими гостями!

В общем, мы, конечно, быстро помирились.

В последующие дни мы всей семьёй не раз заходили к этому доброму человеку, и Леночка съела не один десяток шпротинок, но - это было моё твёрдое условие! - мы уже за всё платили.

- В тот раз, Зураб, - объяснил я, - мы были твоими гостями. Спасибо! Но если люди приходят есть каждый день, то они уже не гости, а клиенты!

И Зураб согласился.

Всё это я вспоминал в «Касбе», когда мне сообщили, что в этот вечер наш ресторан посетит министр культуры Грузии, а с ним, конечно, и работники посольства. Сидел, играл обычный репертуар и вспоминал Грузию - удивительную, замечательную страну.

Но воспоминания воспоминаниями, а гостя надо встречать. Тем более, такого гостя! И я встретил…

Ужин министра был назначен на восемь вечера, и в начале девятого с улицы раздался лёгкий шум подъехавших машин.

- Они! - шепнул мне на ухо наш Дани, метрдотель с прекрасной репутацией и огромным стажем. - Встречаем! - и быстрыми шагами направился ко входу.

Вскоре в вестибюле раздались негромкие голоса с характернейшим грузинским акцентом, и министр (он, конечно, шёл первым), чуть раздвинув тяжёлые бархатные портьеры, показался на пороге зала. И я ВСТРЕТИЛ его!

Всю свою виртуозность, всю музыкальность, всю свою старую любовь к Грузии я вложил в эту незабываемую и благородную мелодию, в эти аккорды и пассажи, и над столиками с чудесными букетами цветов понеслось: «Расцвета-а-ай под солнцем, Грузия моя-я-я…».

Кажется, я сыграл этот припев, потом запев и снова припев. В зале - мёртвая тишина: ни движения, ни звука. Я остановился и взглянул на министра. Он стоял близко от меня (рояль находился метрах в трёх от входа), и это ещё более усилило эффект от моей игры. То, что я увидел, не забуду, надеюсь, до конца своих дней. В глазах министра стояли слёзы, и левой рукой он незаметно пытался их стереть. А правой…Правой он уже доставал огромный бумажник.

Что тут можно сказать? Грузин, он и в Израиле грузин!

Перепечатка материалов размещенных на Southstar.Ru запрещена.