Южная звезда
Загружено:
ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ № 3(44)
Поэзия
 Владимир Шемшученко

Петербург

На озябшем перроне и пусто сегодня, и гулко.
Милицейский наряд прошагал безучастный, как снег.
Точно так же глядел на меня, выходя на прогулку,
Насосавшийся крови двадцатый сдыхающий век.
Ах ты, память моя!
Я прощаю, а ты не прощаешь!
Отпусти же меня, помоги мне обиду забыть.
Ничего не даёшь ты взамен, даже не обещаешь,
Кроме ветхозаветного - быть!

Славный выпал денёк, с ветерком, до костей пробирает,
Гололёдец такой, ну совсем как у Данте в аду...
Я всем мозгом спинным понимаю - меня забывает
Полусонный вагон, убывающий в Караганду.

Он забудет меня, одиноко ржавея на свалке,
Как забыли меня, все кому я тепло раздарил...
Здесь, в несломленном городе, люди блокадной закалки
Отогрели меня, когда жить уже не было сил.

Смейтесь, братья мои!
Нам ли нынче стонать и сутулиться!
Смейтесь, сестры мои!
Вы затмили достойнейших жён!
Посмотрите в окно... Кто метёт и скребёт наши улицы?
Это дети оравших в безумии: «Русские - вон!»

***
Полжизни спалил - ошарашен итогом.
Всерьёз негодую на праздных гостей.
Чернильная туча ползёт осьминогом
И звёзды глотает...
Измята постель,
Как мертворождённое стихотворенье.
Погода меняется - ноет плечо.
Ещё две строфы - и, как муха в варенье,
Увязну...
Поэзия здесь ни при чём.
Вот плюну на всё и уйду без оглядки
В жизнь, что всегда оставлял на потом,
Взахлёб стану пить, буду в чистой тетрадке
Писать очень просто об очень простом.
И брошусь с разбега в беззвёздную полночь,
Чтоб хоть на секунду приблизить рассвет.
Свисти, не смолкай, соловьиная сволочь!
Сбивай с беззащитной черёмухи цвет!

***
Когда лязгнет металл о металл и вселенная
                    вскрикнет от боли,
Когда в трещинах чёрных такыров напитается кровью    вода,
Берега прибалхашских озёр заслезятся кристаллами соли,
И затмит ослабевшее солнце ледяная дневная звезда.

И послышится топот коней, и запахнет овчиной
                                прогорклой,
И гортанная речь заклокочет, и в степи разгорятся
                           костры...
И проснёшься в холодном поту на кушетке
                         под книжною полкой,
И поймёшь, что твои сновиденья осязаемы и остры.

Ох, как прав был строптивый поэт - Кузнецов Юрий,
                    свет, Поликарпыч,
Говоря мне: «На памяти пишешь...
               (или был он с похмелья не прав?)
Хоть до крови губу закуси - никуда от себя не ускачешь,
Если разум твой крепко настоян на взыскующей
                               памяти трав.

От кипчакских ковыльных степей до Последнего
                             самого моря,
От резных минаретов Хорезма до Великой китайской    стены
Доскачи, дошагай, доползи, растворяясь в бескрайнем просторе,
И опять выходи на дорогу под присмотром
                       подружки-луны.
Вспомни горечь полыни во рту и дурманящий запах
                           ямшана,
И вдохни полной грудью пьянящий синеватый дымок  кизяка,
И сорви беззащитный тюльпан, что раскрылся,
                       как рваная рана,
На межзвёздном пути каравана, увозящего вдаль
                             облака.

***
Меня спросили: кем ты был?
Я не ответил - я забыл.
Меня спросили: кем ты стал?
Я не ответил - я устал.
 
Меня спросили: чем ты жил,
Какому богу ты служил,
Какого сына воспитал,
О чём несбыточном мечтал?

Жена в глаза взглянула мне:
«Как страшно ты стонал во сне...»

Перепечатка материалов размещенных на Southstar.Ru запрещена.