Южная звезда
Загружено:
ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ № 1(46)
Поэзия
 Владислав Бударин

***
Склон, изломы улиц, крыши,
Скверы, люди, разговоры...
По ступенькам: выше, выше -
К Богу? К небу?.. Или в гору?..

Отощавшая дворняга
Провожает долгим взглядом.
По-над донышком оврага
Родниковая прохлада.

Кроны буков или вязов.
Полублики, полутени...
Поворот в кусты - и разом
Обрываются ступени.

Дальше тропка вдоль обрыва,
Под скалою, как под крышей.
Ветер в дружеском порыве
Травку чахлую колышет.

Тропка, между скал петляя,
Уползает круто в гору.
Дымкой даль соединяет
Небо синее и море.

На крутой скале построен
Монастырь и сад посажен,
А вдоль моря под горою
Штук пяток многоэтажек.
Два десятка улиц кряду,
Оплетённых виноградом,
Подпирающих ограду
Ботанического сада.

За оградой чудо-пальмы
И цветов заморских россыпь,
У забора - наш, нормальный -
Куст шиповника разросся.

Высока гора, но всё же
Есть и ей свои пределы:
Склон кончается, похоже,
Даль - и та повеселела.

И встаёт из-за пригорка
Исполинский крест из камня.
Вход закрыт дубовой створкой
И неведомо - куда мне?..

Подошёл мальчонка следом,
Покрестился на обитель...
Прочитал я: «Вход по средам»
На шитье из ярких нитей.

И побрёл своей дорогой
От монашеских построек
То ли к чёрту, то ли к Богу -
Так уж этот мир устроен...

А мальчонка, стоя рядом,
Домусолил папиросу
И полез через ограду -
Там такие абрикосы...


***
Порхает снег, и сквозь его мельканье
То ль дерево, то ль призрачная тень...
Причудливыми белыми валками
Застыли избы дальних деревень.
Купается в подмёрзшей луже утка,
Вдоль улицы ребячий смех и крик...
Поехавший в сельпо по первопутку
Буксует заунывно грузовик.

А снег кружит и праздничным нарядом
Ложится на протоптанных следах...
Старик с по-детски просветлённым взглядом
Идёт-бредёт неведомо куда.

И на душе торжественно и чисто,
И всё иным значением полно,
И чувствуешь себя исконным, истым,
Со всей своей природой заодно.

И хочется любить и умиляться,
Обледенелый прутик обогреть...
Кружится снег, порхая в белом танце,
Над тихой деревенькой на бугре.

***
Домишко дачный, груши, сливы,
Веранда, столик, в кружках чай,
Короткий, тёплый летний ливень,
Прошедший будто невзначай.

В полнеба радуга стояла,
Срывался дождик, уходя.
Цветами радуги играла
На ветке капелька дождя.

Теснясь, заветные желанья
Неслись в заоблачную даль,
Что, глядя в небо, по незнанью,
Наивно кто-то загадал.

Светило солнце, дождик капал
Из тучки, что уже ушла.
Лежала тень, свалившись на пол,
От ножки дачного стола.
Мы пили чай, кукушка где-то
Считала нам остаток лет.
Мелькал в сплетении из веток
Наш любознательный сосед.

Мы пили чай, несло прохладой,
И с крыши капала вода...
Нам было ничего не надо,
Мы были счастливы тогда.

***
«Украденное детство - это как?» -
Я у жены спросил. Она смутилась
И тут же по делам заторопилась,
Зло прошипев: «Да ну тебя, дурак».

«Сама ты дура!» - бросил я в сердцах
И этот же вопрос задал сынишке.
Он, отложив зачитанную книжку,
Сказал: «Это без мамы, без отца...»

«Ну, слава Богу, это не про нас», -
Подумал я, переводя дыханье,
И, буркнув на прощанье: «До свиданья»,
Пошёл куда-нибудь подальше с глаз.

Сегодня выходной, и день-деньской
Торчать без дела дома непривычно,
К тому же обещался клёв отличный
В тени прохладных плёсов над рекой...

Лишь вечером явился я домой.
Слонялся сын по комнатам без дела,
Жена у телевизора сидела,
Как памятник безликий и немой.

Я заглянул на кухню - пустота,
Открыл на всякий случай холодильник...
Потом пошёл, завёл себе будильник
И лёг... Любовь к жене уже не та...
Подумалось: «Пацан не при делах.
Его б, как раньше, к бабушке в деревню...
Там воздух, там тенистые деревья...»
Но бабка года три как померла.

А перед сном припомнился ответ,
Что я недавно выслушал от сына...
Вот жизнь! Что в лоб, что по лбу - всё едино:
Родителей у нас и вправду нет!

***
Синие птицы летели над нашим селом
В самом начале ещё не расцветшего мая.
Люди кричали: «Смотрите, и нам повезло!» -
И улюлюкали вслед улетающей стае.

«Редкая птичка, - промолвил, трезвея, сосед, -
 Вот бы поймать...» - и мечтательно щёлкнул по горлу.
«Сколь потравилось, - соседка вздохнула. - Ан нет...
Вы посмотрите, его лишь от водки распёрло».

И по отвисшему брюху ладошкой слегка
Шлёпнула мужа, как видимо, просто дурачась...
«Вот бедолага, нашла же себе дурака...» -
Бабы шушукались, взгляды недобрые пряча.

Пара приметной была: он - здоровый бугай,
Сторожем был при колхозном разграбленном складе.
Вечно его, не стоящим уже на ногах,
К дому тащила соседка, как малое чадо.

«Брось ты пропойцу, - сочувствовал бабе народ, -
Вон мужиков сколь непьющих и даже богатых».
«Как это бросить? Ведь он же совсем пропадёт...» -
Слёзы смахнув, улыбалась она виновато...

Птицы кружили над полем, у края села,
Где у оврага засохшая груша стояла.
«Гляньте-ка, бабы, а груша опять зацвела», -
Старая бабка Матвеевна тихо сказала.
Все удивлённо взглянули на белый наряд,
Что в одночасье надела засохшая груша...
Кто-то завидовал, кто-то мечтал, кто был рад,
Кто-то крестился, спасая от нечисти душу.

«Может, сыпнуть им пшена, может, к нам подлетят?..» -
Бабка Матвеевна сунулась было с советом.
«Старая дура, а разума, как у дитя...
Вот прилетят, а зачем?.. Ты подумай об этом!

Надо сначала решить бы, о чём попросить...»
Все загалдели, решенья свои предлагая:
Кто-то поесть попросил, кто костюм поносить,
Кто-то заладил, чтоб жизнь наступила другая...

Все перессорились. Кончился вечер войной.
Грушу спилили к чертям, чтоб и не было духу...
Синие птицы уже улетели давно,
А по селу всё бродили скандалы и слухи...

***
Нас были тьмы, теперь намного меньше,
Хотя при Блоке были тьмы и тьмы...
Но то ли мы своих не любим женщин,
То ль рок такой, но вымираем мы.

Становится нас меньше на границах,
И стала меньше линия границ.
Всё чаще видим мы чужие лица
Средь наших вырождающихся лиц.

Уходим мы с земель своих исконных,
Пленяют нас чужие миражи.
У нас чужие храмы и законы,
Правители всё больше из чужих.

Вокруг земля, политая слезами,
Что пуще жизни раньше берегли...
А может, нас, с раскосыми глазами,
В чужое государство завели?..
Да, вроде, нет... Вокруг родные хаты
И русская распахнутость полей...
Здесь где-то похоронена когда-то
Нежадная привязанность к земле.

Степная пыль, пропахшая бензином,
Полоски созревающих хлебов...
Запитая, стоит у магазина
В былом святая к Родине любовь.

***
Меня перепишут, учтут и заложат в компьютер.
Не впишут в скрижали, не имя, не дело почтут,
А просто заложат, как в жаркую печь, и на блюде
Кому-то на закусь к хмельному столу подадут.

Там, чавкая жадно, меня кто-то вилкой наколет
И, глянув критически, кинет собаке под стол.
Лениво махая хвостом, разжиревшая колли
Слегка обгрызёт недожаренный старый мосол

И вскоре уснёт. А уборщица в юбке короткой
Меня среди прочих объедков сметёт, словно сор...
Меня, чьи далёкие предки порвали бы глотку
Любому, кто с ними затеял о Родине спор.

А я?.. У меня на глазах мою Русь отнимают
И делят богатства мои у меня на глазах...
А я и такие, как я, всё почти понимая,
О наглости наглым пытаемся что-то сказать.

А наглые делают чёрное наглое дело,
То дело, что в прошлом уже замышлялось не раз.
Им хочется срочно стереть моё старое тело
И тех, в ком пока ещё дух Руси не угас.

А я?.. А меня-то теперь ведь никто и не спросит.
С народом в России сегодня творят что хотят...
Кончается май, наливаются в поле колосья,
Им проще - они-то не ведают, что их съедят.

 

Перепечатка материалов размещенных на Southstar.Ru запрещена.