Южная звезда
Загружено:
ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ № 1(46)
Виктор Кустов
 Проводы генсека

То, что было, было вчера.

И это «вчера» было бесконечным, как Вселенная: не-

охватное человеческим разумом, подсознательно чувствуемое и проявленное лишь одной из множества граней. И этой гранью у Королева было вчерашнее запойное настроение командировки, закончившееся в Маринином доме, с Мариной, блудливо-пьяное обласкивание тела (ласкаемого до него и после другим), игра в «хочу-не хочу» и предрассветное, похмельно-бесшабашное возвращение в свою обшарпанную комнату на сладостный отсып (переход от грехов вчерашних к завтрашним) и пробуждение почти к полудню, с осадком плохого в прошлом и предчувствием неприятностей в будущем.

Умываясь холодной водой в общежитском туалете и разглядывая свое явно отекшее лицо в выщербленном зеркале, он нашел объяснение паскудному настроению в похмельном синдроме и предстоящей встрече с Маринкиным мужем, уже сомневаясь, считать ли происшедшее вчера победой или все же поражением. И в этой неуверенности, подставляя голову под кран и постепенно приходя в себя, пофыркал, побрился, густо протерся одеколоном, забивая перегар, и, наконец, удовлетворился своим мутным отражением в старом зеркале.

Вернувшись в комнату, обжигаясь, выхлебал чай (почти чифир), не замечая его горечи, и вышел в пропахший капустой и пережаренной картошкой коридор.

Отставной майор Митрич, ныне вахтер, углубленно маршировавший подле своего стола, заметно оживился, подался навстречу, втягивая знакомый запах красненьким вздернутым носиком-пуговкой на лице-блине.

- По-строевому выглядите, Пал Николаич. На все сто...

Фраза была известна как пароль, в ответ на нее следовало угостить Митрича, но по утрам, как правило, ни у кого ничего не оставалось, и долг переносился на вечер или еще далее, но обязательно выплачивался: в противном случае отставной майор рано или поздно безжалостно закладывал должника, ибо пить в общежитии партшколы запрещалось категорически.

- В долгу буду, Александр Дмитриевич, - расшаркался Королев, растягивая в улыбке растрескавшиеся от Маринкиных злых поцелуев губы. - По аванецу - незамедлительно.

- Не к спеху, Николаич, подожду...

Майор проводил его снисходительно-панибратским взглядом, и, поспешно закрывая дверь, Королев традиционно пожалел бывших майоровых подчиненных.

...Осенний воздух был освежающе приятен и словно омыл от всего, что было ночью и секунду назад, шорох желто-красной листвы быстро стер неприятные воспоминания, а неожиданно пустая улица позволяла не держать себя в рамках приличия, и, пару раз, украдкой оглянувшись, Королев протанцевал по листве, словно жеребчик, игривым настроением  протестуя против взрослых  лошадиных условностей

До редакции идти всего минут десять, но он пошел через парк, огибая квартал (так не хотелось в суету, разговоры, в проблемы), отмечая, что и здесь сегодня на удивление безлюдно, хотя было самое время прогулок молодых мам с детьми, и он подумал: может, «вчера» было фантастически длинным и наступил какой-нибудь праздник, и народ обрадованно предался ленивому времяпрепровождению, душевно постигая обломовскую неспешность бытия?.. И это возбуждало и настораживало одновременно.

Уже предчувствуя нечто необычное, нежданное, он вошел в редакцию, находя подтверждение своему предчувствию в неожиданной тишине коридора, пустых кабинетах, только в дальнем, редакторском, закутке что-то монотонно бурчало, словно заговаривало. Он приготовил улыбку для Олечки-секретарши (помощницы, сексотки, верного редакторского стража), но вместо нее увидел распахнутую дверь кабинета редактора, исторгающую запах антисанитарного скопления тел, и понял, что опоздал к чему-то важному, а потому, как в воду, нырнул в проем, уперся в широкую спину художника Женьки Григорьева, охватил взглядом амфитеатр спин (как много, оказывается, их, когда вместе), напряженно внимающих телевизионному оку, и шепнул Женьке на ухо:

- Что за праздник?

И тот, отшатнувшись, вполоборота, сверху вниз оглядел Королева, как будто узрел инопланетянина или, еще хуже, голого человека, но сказать ничего не успел, а откуда-то прошуршало вроде бы никем конкретно не произнесенное:

- Генсек умер...

- Генсек?..

Ах да, Брежнев, сообразил Королев и скорбно поджал губы, подобрался под взглядом Завгара, сидящего сбоку своего редакторского стола и умудрявшегося одним глазом созерцать траурный экран, другим - контролировать амфитеатр. И чуть не вскрикнул от жесткого щипка в руку. Повернулся, увидел прищурившуюся Марину, наконец ослабившую свою ласковую хватку, но настойчиво вытягивающую его из-за внимающих спин в коридор, и послушался ее, вышел, проследовал в самый дальний от завгаровского их кабинет, послушно закрыл за собой дверь и остался стоять, прижавшись к ней спиной.

- Я соскучилась.

Губы Марины были еще злее, чем вчера, ему было больно, но он положил ей на плечи руки, закрыл глаза, потому что не мог выдержать пристального взгляда ее черных, вбирающих глаз, и ему все приятнее были касание ее ладоней, жар ее тела, ее запах...

- А если кто... - поосторожничал он, но она уже ласкала его тело под рубашкой, и он, прислушиваясь к звукам за дверью, стаскивая с нее трусики, произнес:

- Он там, а мы... Такой день...

- О, господи! - выдохнула Марина. - Ну, умер старец, нам то что до него...

И эта фраза его задела.

- Как это, что до него? - приостановил он руку. - Все меняется, все...

- Ничего не меняется. - Она впилась в его губы. - Я та же, что и прежде, и даже лучше. И я хочу тебя... Хочу сейчас...

И он подумал, что действительно этот телевизионный траур ничего не значит, и, вывернувшись, прижал Марину к двери, уже не обращая внимания ни на какие звуки...

- Негодяй... - прошептала она. - Какой ты негодяй...

- Я подлец, - согласился он, наслаждаясь ее страстью.

- Почему?..

- Ты знаешь...

- Я ничего не знаю... Скажи...

- Потому что... потому...

Он укусил ее за ухо.

- Больно! Перестань!

- Я тебя возбуждаю?

- Нет.

Она вдруг с силой оттолкнула его.

Он увидел себя со стороны, со спущенными штанами, грубо развернул Марину и, не обращая внимания на ее «не хочу», завершил начатое.

- А ты жестокий, Паша.

Марина, не стесняясь, поприседала, натягивая маленькие трусики, оправила ярко-оранжевое платье, глянула в висящее возле двери зеркало.

- Выпачкал только... Я тебя больше не хочу.

- Сенкью вери мач, - сказал он, застегивая брюки. - Я тоже особого кайфа не получил.

- Правда?.. - она обожгла его взглядом. - Смотри, пожалеешь...

В ее голосе прозвучала нешуточная угроза.    

Рядом, в телетайпной, заклацал, застучал аппарат, и через мгновение коридор наполнился топотом спешащих ног. Марина села за свой стол, взглянула на Королева, с иронией произнесла:

- Любовничек...     

Он не успел огрызнуться: дверь распахнулась, Олечка- сексотка сфотографировала их своими голубыми амбразурками, изрекла:

- Павел Николаевич, срочно к редактору.

И Королев обрадованно-торопливо шагнул за ней следом, придерживая зудящую руку, чтобы не приложиться к округлой, обтянутой белым вельветом попке, игриво убегающей от него, и, пока шел по коридору, все порывался это сделать, но так и не решился и в кабинет редактора вошел с выражением смиренного чинопочитания и печали, коего только смог достичь.

- Садись, - отметил его появление Завгар и, не отвлекаясь на нравоучения (которыми он любил предварять любой разговор), перешел к делу. - Лента пошла, секретариат готовит ее, отделы - отзывы. Каждый - по два-три. «Свежих голов» сегодня две. - Он подумал. - Первая - Журавин, вторая - ты.

«Заполночь», - мысленно констатировал Королев.

- И смотрите у меня...

- А «головы» от отзывов освобождаются? - спросил Королев.

- От собственных, - мрачно пошутил Завгар. - Иди работать.

В коридоре Королев столкнулся с Журавиным.

- Вася, слыхал, ночуем нынче... Чью голову подставляем? -

пошутил и он так же неловко.

- Обе, - отозвался тот. - А ты что такой?..

- Какой?

- Гм-м... Отрешенный... Диссидентски...

Королев оглянулся.

Сексотки поблизости не было.

- По недомыслию, - отозвался он. - И инфантильности.

- Везунчик, - парировал Журавин. - Не смыслишь, что грядет...

- Надеюсь, перемены...

- Ладно, бди...

Вася скрылся в кабинете.

Перед своей дверью Королев придал лицу начальственное выражение и, войдя, не глядя в сторону Марины, сухо произнес:

- Два отзыва по поводу печального события. За подписью известных и уважаемых...

- Вот и сделай, - издевательски отозвалась та.

- Я - «голова». Свежая.

Он опустился за свой стол. И добавил:

- Возьми этого графомана из пединститута. Он все подпишет. Ну, и кого-нибудь из бытовки.

Марина промолчала.

Королев положил перед собой стопку бумаги.

Марина, конечно, ни черта не сделает, а он не терпит ходульных цитат, но напишет, благо, подпись будет не его. Помер вождь, ну и что... С одной стороны, все смертны... И все к тому шло... А с другой - какой-никакой, а генсек-долгожитель... Целая эпоха.

Он задумался. Действительно, эпоха. Освоение Сибири, строительство гигантских гидростанций (на одной из них, но помельче, прошли его отроческие годы), в том числе самой мощной Саяно-Шушенской, БАМ, КАТЭК, исчезновение с прилавков колбасы и устойчивое понятие дефицита самого необходимого, комсомольская деятельность и знакомство с КГБ (это уже страницы личной биографии), а еще - борьба за мир во всем мире, руки прочь от Никарагуа и иже с ними, поддержим Луиса Корвалана... Малая земля... Косяки телетайпных лент и отзывов... На все, даже незначительные, события...

- Па-шень-ка... - прервал его сентенции вкрадчивый голосок. - Мальчик мой...

Он вскинул глаза.

Марина, улыбаясь, смотрела на него. Наклонила голову, вонзилась своим сумасшедшим взглядом в его глаза, и он уступил, растянул в улыбке губы.

- Ну что?..

- А я тебя люблю, - сложила бантиком ротик. - Хочешь, я с тобой подежурю?

- Миша не приехал?

- А если бы и приехал... Я его выгоню, а тебя возьму.

- Ага, как чемодан, - начал обижаться он.

- Ну ладно, ладно...

Она подошла, наклонилась к нему, ласково коснулась ладонью лба.

- Не сердись... Я тебе чего-нибудь вкусненького приготовлю, сидеть нам сегодня придется долго...

- Мне сидеть, - уточнил он. - Не хватало еще среди ночи шагов командора.

- Боишься?

- Пропустить чего-нибудь... И улететь в Магадан.

- А я принесу - не откажешься... - Она поправила перед зеркалом прическу. - А ты отзывы напиши. Пока, миленький. - И, не ожидая его реакции, стремительно вышла.

Фигура, конечно, у нее, подумал Королев, все еще продолжая глядеть на дверь. Нет, он ею еще не насытился... Но характерец... То жар, то холод...

Он вздохнул, вывел первую строку: «Как и весь советский народ, мы, коллектив...»

Вдруг захотелось написать от себя, по-другому. О том, что эпоха-то была и благо, что закончилась. Ибо в ней исчезла не только колбаса. Исчезли многие его знакомые: одни -

так и не сумев вписаться в ее размеры, растратив силы на пустые разговоры; другие - вопреки желанию отбыв в иные страны или места не столь отдаленные...

«Не мечите бисер!»

Он вспомнил, что именно за этой фразой, брошенной им в сторону президиума на одном из торжественных сборищ, и стоит его первое знакомство со всевидящим и всезнающим комитетом государственной безопасности. И начало долгих и неприятных отношений...

- Привет.

В двери стоял Маринин муж.

- Салют.

- А где Марина?

Миша был явно с дороги, грязновато-щетинист и помят.

- Думаю, по магазинам пошла, - сказал Королев, пристально оглядывая своего соперника и искренне не понимая, чем тот не устраивает Марину.

- Блин... А ключи у нее где? - Миша стал шарить в ящиках ее стола. - Что за привычка, все ключи куда-то задевала... Тут за час помыться, привести в порядок себя надо, с этими, - он оглянулся, - долбаными отзывами... Знал бы, лучше не появлялся. Где она их прячет?! - он с раздражением захлопнул ящик.

- Думаю, в сумочке, - подсказал Королев. - Но она с ней ушла... - И не удержался, спросил: - Слушай, Миш, а вы что, не живете с ней?

- Живем, живем, - буркнул тот, устало опускаясь на стул. -

И надо же было мне, идиоту... Да нет, надо, все-таки нештатная ситуация...

Королев оглядел его.    '

Миша был моложе, небитый и немятый жизнью, из университета попавший сразу в краевую газету и числившийся не столько в талантливых, сколько в исполнительных и дисциплинированных. Бывший комсорг курса, а потом член университетского бюро, молодой коммунист, он был изначально благонадежен и в редакции уже через пару лет стал парторгом. Парторг Миша, несмотря на свою молодость, устраивал всех, и в первую очередь начальство. К тому же он весьма исправно (по общественной нагрузке) сексотил.

- Мало ли, что может случиться в эти дни...

- А что может? - сдурковал Королев.

Но Миша не настроен был на исповедальные беседы. Поднимаясь, отрубил:

- Партия справится. Все будет тип-топ.

- Пошел искать?

- Пошел, - не заметил иронии он и уже приоткрывал дверь, когда неожиданно для себя Королев выпалил:

- Миш, а как ты к Маринкиным любовникам относишься?

- Чего-чего? - застрял тот на пороге. - К каким таким любовникам?.. Ты что, знаешь?.. Свечку держал?.. Трепачи!

Дверь грохнула.

«Дернуло же меня», - мысленно ругнулся Королев.

Дверь вновь распахнулась.

- А чего тебе надо? - Миша перегнулся через стол, и Королев, почувствовав крутой запах перегара, подумал, что не только он грешил вчера. - Спал с ней? - Глаза у него сузились, словно пряча растерянность. - И ты, наконец...

И, не ожидая ответа, он вышел.

И ты...

- И ты, Брут, - произнес Королев, чувствуя себя премерзко и отгоняя жалость к Мише.

«И вообще, о чем я? - с вызовом подумал он. - Страна без головы, без вождя, черт знает куда вывезет, а я о своем, меркантильном... Обыватель... Мещанин... Работать надо...»

Заводил ручкой по бумаге, но мысли прыгали...

И ты, Брут...

Все-таки Миша неплохой мужик. Больших пакостей никому не делал, сексотит без азарта, выдавая компромата ровно столько, сколько требуется для оправдания должности. А Маринка, похоже, еще та стерва... Интересно, с кем она еще спала?..

Он в раздражении откинул ручку... Та скользнула по столу и упала возле двери.

Какие тут отзывы?.. Ситуация неуправляемая, классический треугольник. Еще стреляться придется.

Вспомнил: в его студенческие годы такой прецедент был. Два актера из театра решили таким путем отстоять мужское достоинство - законный муж и любовник. Кончилось все легким ранением кого-то из них и скандальным судом...

А кто же кого вызвал?..

Кажется, все-таки муж...

Конечно, муж, любовнику-то зачем... Так что его дело - ждать.

Опять проскрипела дверь. Глазки Олечки стремительно обежали кабинет, задержавшись на лежащей на полу ручке, а пухлые губки выронили:

- Павел Николаевич, где отзывы вашего отдела?

- Заканчиваю, Оленька, заканчиваю. Вот паста не вовремя иссякла. Сейчас завершу... - И потащил из стаканчика карандаш. - Три минуты...

- В машбюро ждут...

Краем глаза отметил, как, помедлив, Олечка прикрывала дверь, унося с собой невысказанное нарекание, понимая, что через минуту раздастся звонок и придется объясняться с Завгаром.

Надо писать.

Итак: « Как и весь советский народ, наш коллектив...»

...Он успел до звонка (что-то Завгару не позволило отреагировать оперативно) и отрапортовал в трубку: «Бегу в машбюро».

Завгар подышал, но ничего не сказал.

Он отнес отзывы набирать и вышел на улицу.

Обычно многолюдная, торговая, сейчас она казалась пустынной. «У телевизоров служат, - догадался Королев. - Теперь до конца работы - траурный день, нельзя иначе...»

Кинул взгляд на высившуюся напротив «Снежинку» (в просторечье «Сугроб»), где продавали на розлив: сквозь стеклянные стены просматривалась традиционная очередь. Интересно, эти-то сограждане ощущают тяжелую утрату?.. Интервью, что ли, взять? Вот будет отзыв... Представил перепуганного Завгара, читающего подобный опус, иронично-неодобряющего Журавина: «чего на рожон лезть?», Петю Самойлова, их лучшего репортера, кстати или некстати (все-таки скорее кстати) только два дня как отбывшего в законный отпуск, завсегдатая «Сугроба», несомненно, оценившего бы такой выверт и по широте душевной, несмотря на траур, потащившего бы через дорогу - обмыть.

Солнце уже спряталось за многоэтажкой, позолотив аллейку, спускающуюся от «Сугроба» в нижнюю часть города. Королев стрельнул «бычком» в ливневую решетку и, глубоко втянув осенний воздух, вернулся в редакцию.

Он прошел в машбюро - отзывы еще не отпечатали - и решил заглянуть к Журавину.

Кабинет Василия, как и положено идеологическому отделу, находился рядом с приемной. Журавин оторвался от лежащей перед ним полосы, бросил: «Погоди, дочитаю», и заводил карандашом по строчкам.

Королев присел возле окна.

Кабинет был невелик, но с рядочком стульев, на которых совещались три корреспондента отдела и посиживали разные гости. На столе и подоконнике лежали традиционно раскрытые фолианты: Королев пригляделся к корешкам. На этот раз на столе (а значит, в работе у Василия) был томик Плеханова. На подоконнике - солидный том Ленина и брошюрки только что ушедшего в мир иной генсека. Уж в чем-в чем, а в идеологической подкованности Журавина не упрекнешь.

Ходила легенда, что еще до Завгара прежний редактор, боявшийся ереси до истерик, придрался к какой-то фразе Журавина, оброненной тем на редколлегии, скрупулезно запротоколировал ее и отнес куда следует. Там тоже сочли фразу крамольной и сообщили выше. Бюро крайкома комсомола собрали спешно, решение уже было принято, осталось лишь соблюсти формальности, и, как положено, соблюдая демократию, дали в конце разноса слово обвиняемому. Тогда Журавин достал из портфеля том Ленина и слово в слово зачитал крамольную фразу.

Говорят, была немая сцена почти по Гоголю, томик затребовали в президиум, долго изучали и, наконец, так и не вынеся приговора, отпустили обвиняемого, напутствовав, тем не менее, рекомендацией даже у вождей мирового пролетариата находить более известные народу цитаты. Естественно, происшедшее дошло до партийного аппарата. Там томик изучать не стали, порекомендовали всем комсомольским вожакам пройти курс изучения первоисточников марксизма-ленинизма, а Журавина пригласили на беседу и, убедившись в его политической грамотности, посоветовали первому секретарю крайкома комсомола привлекать его к написанию докладов и прочих деловых бумаг.

Подобное общественное поручение сделало Журавина неуязвимым для редакционных интриг.

Журавин взглянул на часы, размашисто расписался на полосе.

- Ну и как? - спросил Королев. - Гладко идет?

- Без подтверждения. Правки будет много, сплошная «рыба»... А ты что маешься, погулял бы... Нам сидеть и сидеть...

- Погуляешь... Отзывы делал.

- За Марину, - понимающе усмехнулся Журавин. - Она в своем амплуа.

- Похоже, я чего-то не знаю, о чем все остальные в курсе, -

помолчав, не выдержал Королев. - Она что, блядь?

Журавин окинул его долгим взглядом, подвернул рукав рубашки, наклонился, елозя по столу неизменным галстуком, чуть одутловатое и всегда серьезное, сосредоточенное лицо, руки, покрытые веснушками и рыжеватым пушком, -

он выглядел явно солиднее Королева, хотя был моложе на год, - негромко произнес:

- Да нет, старичок, я бы так не сказал. В ней что-то есть... дьявольское, может быть... Но спит она не с каждым. - И, откинувшись в кресле (привилегия идеологии), выдержав паузу, добавил: - С тобой, я думаю, не будет, но голову запудрит...

- Не будет, - повторил Королев. - Почему так считаешь?

- По социальной шкале не проходишь...

- Бесперспективен?

- Угадал.

Королев обиделся.

- А ты тоже считаешь, что я бесперспективен? - после паузы спросил он.

- Обиделся, что ли? - улыбнулся Вася. - Я ее точку зрения донес...

- Я не обиделся, просто... - Королев запнулся: пристало ли мужику хвастаться своей победой над женщиной. - Ладно, пошел я сдавать очередной бред...

Уже на выходе услышал неожиданное:

- В мальчиках долго ходить опасно. А сейчас тем более... Перемены будут...

- Перемены?.. Ах да, - дошло до Королева. - Ну и пусть будут.

И услышал смех Журавина.

- Ты чего?

- Молодец, Паша, твой бы здоровый оптимизм да на всю страну.

- Ты хотел сказать - инфантилизм... Но я не обижаюсь. Я им дорожу, как девственница невинностью... Адью.

В машбюро под стрекот пишущих машинок он вычитал отзывы и сдал в секретариат.

Марина так и не появилась.

Королев посидел в кабинете, послушал классическую музыку, исторгаемую радиоприемником, потом заглянул еще раз в секретариат, услышал от суровой Вики (мужеподобной дамы и замотсека по совместительству), как ее задолбал телетайп поправками, но не услышал, когда же ему приступать к дежурству, и решил последовать совету Красавина.

Но, отойдя пару кварталов от редакции и выкурив сигарету, понял, что гулять по пришибленному и притихшему городу совсем не хочется. Пива тоже не хотелось, но, ради разнообразия бытия, выпил кружечку, немного забалдел (отчего потянуло на умные разговоры) и вернулся в редакцию.

Завгар куда-то отбыл. (Скорее всего в партийный штаб, ночь эта обычной будет только у рядовых граждан.) Вика мужественно боролась с дребезжащим от старания и угодливости телетайпом, а Журавин не терял зря времени, штудировал Плеханова, и, постояв на пороге, посозерцав его отрешенный взгляд, Королев пошел в свой кабинет.

Всенощная, судя по многочисленным поправкам, действительно обещала быть, и он составил рядком четыре стула, растянулся, собираясь придремать, но не тут-то было (у Завгара был явный нюх на расслабоны сотрудников), телефон завякал-задребезжал и все-таки вынудил его подняться.

- Как обстановка? - настороженно спросил Завгар, словно принюхиваясь.

Королев честно ответил:

- Спать хочется. Как Ваньке Жукову...

- Ты мне смотри, - успокоился Завгар. - Ни грамма, голова полетит...

- Валерий Семенович... - Королев зевнул. - Там столько сейчас голов... - запнулся и добавил: - Свежих, работающих...

- Донамекаешь, - нашел словечко редактор. - Чтоб ни одной ошибки.

- Да Журавин, если что, поймает...

- Ты - последний, с тебя спрошу, если что...

- Пончик, - высказался Королев, положив трубку.

Пончиком Завгара звали за глаза и в узком кругу посвященных или в глаза при увольнении, оставляя редактора багровеющим и обиженным, как в давние времена, когда он не был Завгаром и, тем более, редактором, а был просто краснощеким толстым Пончиком.

Королев попробовал снова устроиться на стульях, но тут задолбил по ушам телетайп, загремела каблуками в коридоре Вика, следом раздался еще чей-то голос, и вошла Марина, поставила на стол спортивную сумку, молча вытащила пакетик с пирожками, соленые огурцы, колесо колбасы, две бутылки пива и, хитро глядя на Королева, в финале - крупную, отливающую жиром воблу.

- Будешь продолжать валяться?

Встала напротив, касаясь подолом платья его лица и вызывающе некрасиво расставив ноги, абсолютно уверенная в его реакции, и он обреченно подумал: «Сука», послушно встал, глубоко втянул воздух через ноздри, как бы ненароком обхватывая ее за крутые бедра, но она увернулась и стряхнула его, словно приставшую листву. Королев сказал:

- Муж твой приходил. Искал...

- Приехал?

- Ты, похоже, его совсем довела...

- А тебе-то что, миленок?..

Королев опять не выдержал взгляда ее черных глаз.

- Да так, к слову.

- Пива выпьешь?

Она достала из ящика стола открывашку, протянула ему. Он помедлил, наконец ловко скинул пробку.

Налил в стаканы.

Выпил, не ожидая ее.

Она сделала глоток, протянула ему пирожок.

- Поешь, Пашенька.

- Кстати, Завгар бдит, - сказал он. И, наклонившись, слизнул с ее губ пиво. - Вкусно.

И вскрикнул от боли: ее острые зубки вдруг с силой стиснули его губу.

- Ты что?..

Залпом допил пиво.

- Любовь зла, Паша...

- Любовь у тебя какая-то...  

- А ночью тебе нравилось... - то ли утвердительно, то ли вопросительно произнесла она.

- Нравилось... - признался он.

- Ну вот, видишь, - ее ладонь ласково коснулась его щеки, и в это время дверь распахнулась и в кабинет ввалился Миша.

Он захлопнул дверь, привалился к ней, набыченно опустив голову, явно хорошо поддавший.

- Привет, - шагнула к нему Марина. - Был дома?

- Издеваешься...        

- Ключ твой, между прочим, у мамы...

- А мне все равно, где...

- Тебе выспаться надо.       

- Слушай, неужели и с ним?.. - Миша качнулся в сторону Королева. - Неужели...

Губы у него затряслись.

Марина провела по ним пальчиком.

- Ну, ну... Об этом потом, тебе нужно поспать...

- Я здесь останусь. В своем кабинете.

- Как хочешь.

- А ты?

- Я пойду...

- Куда?

- Миша, мы с тобой повторяемся...

Марина говорила вкрадчиво, мягко, и Королев тоже таял, как ее муж, и ничего не понимал.

- Дай мне ключи.

Она вернулась к сумке, достала из кармашка ключи, вложила в Мишину простертую ладонь, чмокнула в щеку.

- Иди, я скоро буду.

- Пойду, - обреченно качнулся он и неловко развернулся. -

Пойду...

Она положила ему ладонь на согнутую спину, вышла следом, и Королев почему-то громко вздохнул, энергично застучал воблой по ребру стола, словно прогоняя наваждение.

Под этот стук в кабинет и зашел Журавин.

- Сбор бьешь или тревогу? - улыбаясь, спросил он. - Наливаешь?

- Наливаю. - Королев пододвинул ему стакан Марины. - Мишу с Мариной видел?

- Нет. - Журавин отобрал воблу, ловко очистил. - Но догадываюсь, что было... Доведет мужика... А ты чего не пьешь?

- Успею... Завгар если нагрянет, головы не сносить... Несмотря на свежесть...

- Да, свихнуться можно, сколько поправок.

- Ты уже все полосы прочитал?

- Все. Но подтверждение будет в два ночи.

Королев глянул на часы.

- А сейчас дело только к полночи... - Присвистнул. - И спать хочется...

В конце коридора зазвонил телефон. Они жевали, догадываясь, где это и кто звонит, но считая происходящее здесь более важным.

- Может, отсоединить, чтобы не надоедал? - спросил Королев.

- Не шути так, Паша, контора не дремлет...

Журавина прервал звонок.

Королев нехотя поднял трубку.

- Куда Журавин делся?! - орал Завгар.

- Минутку... - он зажал трубку в кулак, крикнул: - Василий! - И в трубку: - Да вот он, из телетайпной...

- Почему не на месте? - разряжался редактор. - Что там у вас, пьянка?.. Я сейчас приеду...

- Валерий Дмитриевич, лента срочная, стоять до двух, - ровным голосом произнес Журавин.

- Лента?.. - 3авгар подумал. - Прочти.

- Разрешение на печать будет сообщено ориентировочно в два часа, - медленно проговорил Журавин.

- В два... - Завгар раздумывал. Было слышно, как он зевнул, борясь со страхом и сном одновременно. - Ты вот что, Василий, ты член редколлегии и коммунист и сейчас за главного. На тебе ответственность. Если что, звони, я спать не буду...

- Хорошо.

- Звони...

Через пару минут звон донесся со стороны секретариата.

Они молча чокнулись, радуясь своей прозорливости и решив встретить свидетеля переложения ответственности с опорожненными стаканами.

Вика не замедлила явиться.

Не спрашивая, хлебнула из бутылки, прихватила хвост воблы.

- Василий Александрович, ты - главный.

- Я в курсе.

- Я покемарю у себя.

Вика застучала обратно, вихляя поджарыми бедрами.

- Походочка у нее, - вяло обмолвился Журавин.

- Диван там у нее, - вздохнул Королев.    

- Не расслабляйся, - сказал Журавин и, все еще думая о своем, добавил: - И диван не соблазнит...

- Верю, - согласился Королев, не зная, то ли имел в виду Василий, что и он, но, не желая быть пошлым, уточнять не стал. Перевел разговор: - Интересно, кто заменит нашего старца?

- Болтун - находка для шпиона, - напомнил Журавин. -

Рассветет, может и узнаем. Как выстроятся... Лучше давай поговорим о чем-нибудь приятном... О женщинах, например...

Но поговорить им не дали. Дверь распахнулась, и они разом вскочили: под глазом Марины багрово наливался синяк, отворот платья падал вниз, открывая чашечку бюстгалтера. Она окинула их холодным невидящим взглядом, повернулась к зеркалу, коснулась пальцем синяка.

- Сволочи! - выпалила и, круто повернувшись, ткнула пальцем сначала в Журавина: - И ты- сволочь! - Затем в Королева: - И ты - тоже...

- Успокойся, - сказал Журавин. - Воды?

- Пошли вы...

- Что случилось? - спросил Королев, чувствуя, как в голову приливает кровь. - Кто тебя? Миша?

- Миша?.. - Марина истерично хохотнула. - Да если бы он... Меня бы сейчас здесь не было... Шпана какая-то...

- Где? - Королев дернулся к двери.

- Да успокойся. Так они тебя и ждут...

- Не строй из себя, - поморщился Журавин, он злился и бледнел. - Тебя оскорбили, а ты юродствуешь... Далеко?

- На перекрестке...

- Пошли, Паша - Журавин открыл дверь. - Не люблю, когда безнаказанно...

Почти бегом они дошли до конца улицы, завернули и увидели двух парней, сидевших на бетонном бордюре, попыхивающих сигаретами, и нагнавшая их Марина неожиданно громко и зло выкрикнула:

- Они!

И ринулась вперед...

Парни были обкуренные, поднялись навстречу вяло, и врезавшаяся в первого Марина сбила того с ног.

Второй оказался покрепче, или травка не проняла, попытался замахнуться, но Журавин и Королев враз выплеснули злость: один выше, в подбородок, другой в бок, и тот, гукнув, перегнувшись, опустился рядом с другом и заскулил.

Марина пинала носами туфель первого, тот закрывался руками, наконец Журавин оттащил ее, а Королев не выдержал, приподнял голову того за волосы, ударил в зубы, совсем не жалея, и отдернул заболевшую руку.

- Мразь...

Парни лежали, сжавшись, постанывая, и Журавин сказал:

- Хватит им, пошли.

И повел упирающуюся Марину.

Королев пошел следом, чувствуя себя обмануто-неудовлетворенным, и на углу обернулся, надеясь, что те поднялись и будет продолжение возмездия, но парни лишь отползли к стене, и, чтобы не пожалеть их окончательно, Королев нагнал Марину и Журавина.

Они уже шли порознь, он подхватил Марину под руку, прижал к себе, теперь жалея и ободряя ее, а Журавин вдруг сказал:

- Признайся, сама спровоцировала?..

И Королев уловил в его тоне жесткие нотки.

- Не все ли равно теперь, - бесцветно отозвалась Марина и, прильнув к Королеву, спросила: - Болит рука?

- Ерунда, - прикинулся бодрячком тот. - У тебя болит?..

- Ладно, я к себе, - оставил их в коридоре Журавин. - Зализывайте раны...

- Давай...

Королев закрыл дверь кабинета, обнял Марину, та обхватила его шею кольцом рук, и так они простояли неизвестно сколько, молча успокаивая друг друга, пока за стеной не задолбил телетайп.

И все закрутилось.

Загремели каблуки Вики, откуда-то появился курьер - прыщеватый, длинный и молчаливый юноша (может быть, до этого момента спрятанный Викой в диван), «горячую» ленту отнесли в типографию, и еще через час, в течение которого Марина успела прийти в себя, зашить платье и даже немного прикорнуть, позевывая, распрощался Журавин (его увез полусонный дежурный водитель Саша), и, наконец, пришла очередь Королева погрузиться в кремлевские события.

Из всяческих фамилий и комиссий он вычислил первую, еще одного старца (неужли? а все может быть в нашем царстве), и поделился с Мариной опасениями:

- Боюсь, и этого скоро хоронить будем...

- Да хоть всех, - безразлично отмахнулась та, с трудом сопротивляясь сну. - Пойду в машину, поторопись...

Королев еще раз провел пальцем по колонкам, заклиная их от ошибок, размашисто поставил: «В свет!» и сбросил с плеч заботу, вручив полосы курьеру, выйдя следом за ним на улицу, на свежий, по-осеннему сочный воздух, глубоко вдохнул и взгромоздился на заднее сиденье «уазика», полуобнял Марину, недовольно проворчавшую что-то, и сказал Саше:

- Сначала Марину домой.

На востоке уже розовело. Саша ехал на все цвета светофоров, и Королев даже не успел задремать, как оказались у Марининого дома, и он решил остаться джентельменом (хотя этого страшно не хотелось), потащился с Мариной на пятый этаж, но у ее двери решил вознаградить себя, прижав к стене, впился в губы, одновременно добираясь до теплых ягодиц, бедер, пока она не вырвалась.

- Я устала. И глаз болит...

- Спокойной ночи.

- Пока.

Он не стал ждать, когда она закроет дверь, стараясь не шуметь, побежал по лестнице вниз.

- Саша, теперь меня домой...

И полулег, развалился на заднем сиденье, отмечая, как здорово было бы вот здесь, в этом тесном уюте выспаться и проснуться где-нибудь далеко-далеко... Где нет ни генсеков, ни газеты, ни умного Журавина, ни притягательно-опасной Марины... О Мише он почему-то вспоминать опасался...

 

Перепечатка материалов размещенных на Southstar.Ru запрещена.