Южная звезда
Загружено:
ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ № 1(50)
Ирина Селунская
 Лорелея

… Говорят, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку, а я попытаюсь. Перед ним шумел и пенился горный поток. Сергей Леонидович разулся, осторожно коснулся воды и сразу же отдернул ногу. Засмеялся, преодолевая разлившийся по телу холод.

Больше тридцати лет он не был здесь. Но все осталось на прежних местах. Та же скала, преграждающая путь, тот же нарядный лес. Сверкающие в солнечных лучах пихты, высокие рябины, буки с серыми стволами и пышное разнотравье на просторных полянах.

Да, все как прежде… Это тот самый Кизгыч. Лес его юности, лес его снов. Почему-то с особой настойчивостью сниться стал Кизгыч минувшей зимой… Именно Кизгыч! Хотя он, Сергей Леонидович Денисов, профессор ботаники, фитопатолог, повидал на своем веку немало лесов, даже в джунглях на Амазонке довелось побывать… А Кизгыч как первая любовь...

Ему еще не верилось, что он вновь в этих краях. Не часто Сергей Леонидович потакал своим прихотям. В жизни ученого Денисова всегда преобладала необходимость. Впрочем, он умел сам себя вдохновлять так, что работа захватывала его полностью. Без смысла и цели в леса не стремился. А тут… Едва дождался отпуска… С несвойственной для него категоричностью заявил дома, что поедет один. Взял билет на самолет до Минеральных Вод.

До 19 лет он никогда не был на юге. Рязань и Вологда, где жили родственники, вот и всё, что он видел… На станции юных натуралистов, куда попал благодаря дружку своему Витьке - сыну учительницы ботаники Аллы Ивановны, показывали фильмы о природе. Десятиминутная лента о растительности Кавказа потрясла воображение. Они с Витькой долго обсуждали увиденное. Удивляло то, что там, в горах, соседствовали тропические лианы с тундровыми мхами и лишайниками, а цветы - со снегами и льдами… И все это хотелось увидеть своими глазами…

После окончания второго курса им, будущим ботаникам, объявили, что практику предстоит проходить на Западном Кавказе. Вместе с Витькой стали готовиться к путешествию. В Ленинке отыскали старинные путеводители Анисимова, познакомились с трудами «кавказского Брэма» Николая Динника.

Шумный студенческий вагон был похож на табор. В Черкесск прибыли глубокой ночью, и сразу пустынный в этот час вокзал ожил, превращаясь в бивуак.

- Пыльный душный бархат, - буркнул Витька, глядя на небо, и, зевая, пробормотал: ­- Я, кажется, не спал целую вечность…

Но какое там спать! Прямо на привокзальной площади затеяли танцы… А на рассвете пришел за ними автобус. Едва усевшись, они с Витькой провалились в сон… Очнулись лишь, когда автобус тяжело заурчал, преодолевая крутой подъем… Сергей прильнул к окну и сквозь густое кружево неведомых ему деревьев разглядел ярко-зеленую лужайку, расшитую пестрыми, как на маминых подушках, цветами. Все это скатывалось к крутому обрывистому берегу, под которым бушевала река. Никогда до этого он не видел воды такого цвета… Будто кто-то сумел растворить изумруды и алмазы, вспенил их и пустил биться о валуны… Поток спешил вниз, а их автобус медленно полз вверх… Руководитель практики сказал, что река эта называется Большой Зеленчук. И правда, она такая искристо-зеленая. Но потом местные люди объяснили, что по-тюркски Зеленчук означает «соединение дорог»… А затем словно раздвинулись лесные кулисы, и перед ними возник поселок.

- Вот и Архыз, - сказал водитель-карачаевец. - Добро пожаловать!

Он с нескрываемой гордостью смотрел на москвичей, притихших от восхищения… Они растерянно оглядывались, не веря, что все это наяву: небо, синее-пресинее, без облаков, как упругая ткань, натянутая куполом, горы, яркие, играющие всеми оттенками зелени, и белые струи ручьев…

Насладившись молчаливым восторгом вновь прибывших, водитель произнес:

- А я здесь родился. Сейчас к матери зайду. Она живет под тем хребтом, Абишира-Ахуба он называется. И вы, если что, заходите… Мать мою зовут Фатима Хубиева… И молочком напоит, и хычинами угостит… Вы ведь ещё не знаете, что такое хычин…

Конечно, они не знали, но предполагали, что нечто вкусное. И от этого еще больше захотелось есть.

Руководитель практики куда-то ушел, а им велел ждать возле автостанции… И они пока осматривались. Все домики посёлка были обветшалыми, однако пейзаж не портили, а придавали ему особый колорит… Даже асфальт на дороге, усыпанный коровьими лепешками, радовал глаз. Все было уместно: и свора большущих лохматых собак, и овцы, и бычки, и буренушки, гуляющие сами по себе, и старики в папахах на лавочке. Носатые, с орлиными глазами, они, в свою очередь, рассматривали приезжих, хотя явного интереса не проявляли, переговариваясь на своем языке.

Вернулся руководитель вместе с невысоким человеком в очках-кругляшках. Представил спутника:

- Это ботаник из Ставрополя профессор Василий Васильевич Скрипчинский. Нам повезло, что он здесь! Василий Васильевич, можно сказать, совершил научный подвиг, ему удалось спасти Кизгычское ущелье от вырубок. Благодаря его настойчивости этот участок Западного Кавказа присо­единен к Тебердинскому государственному заповеднику.

- Ну, что вы, Владимир Степанович, какой там подвиг… - Скрипчинский только замахал руками: - Нельзя же было смириться с тем, что элитный лес погибнет.

Но доцент Теряев настаивал на своем:

- Нет, Василий Васильевич, это подвиг. И пусть студенты знают, что и скромные, тихие ботаники, как принято думать о нас, люди не от мира сего, способны совершать героические поступки во имя науки. И тем самым сохраняя чудесные уголки земли. Я помню ваш рукописный альбом «Архыз не должен умереть», с которым вы убеждали, доказывали, умоляли, и в конце концов Москва запретила лесоповал в ущелье.

- Я был не один, ведь и вы мне помогали, и ходили мы по министерским приемным вместе с ученым из Теберды Алексеем Малышевым…

Между тем студентов уже окружили молодые аборигены… Похожие на цыган, загорелые и белозубые, они за­игрывали с москвичками. И явное предпочтение отдавали признанной на факультете красавице Люсе.

Когда шли по поселку, к ней подскочил на лошади разудалый джигит и протянул цветок, сказав, что это эдельвейс…

Василий Васильевич вмешался, пояснив, что эдельвейсов на Кавказе нет, а это таволга…

Потом они пришли в какой-то двор, огороженный плетнями. Там под навесами стоял длинный стол. Женщины в пестрых косынках что-то варили и жарили тут же на полянке. Витька подошел к ним поближе, кулинария его волновала так же остро, как и ботаника. После оживленной беседы с поварихами вернулся к согруппникам и сказал:

- Запомните день и час этот, ибо нам с вами предстоит отведать хычинов… магическое яство…

И будто солнышки с неба, к ним на тарелки посыпались горячие лепешки, начиненные картошкой и сыром… Как же они были вкусны! Их запивали айраном. Московский кефирчик не выдерживал никакого сравнения со своим кавказским собратом.

После обеда двинулись в путь. Их вел Скрипчинский…

Он обратил внимание студентов на странного вида двухэтажное деревянное строение…

- Это некогда типичный для Альп дом. Его построил здесь австриец. В начале двадцатого века царское правительство решило отдать в аренду австрийцам верховья Зеленчука, чтобы они, используя свой опыт, основали здесь курорт и проложили к нему железную дорогу. Планам этим помешала осуществиться империалистическая война, а затем и революция… Ну, а бывший хозяин этого дома был первопроходцем… Известно лишь, что он усердно собирал здесь сосновые шишки и их семенами засадил горы Гарца, где леса к тому времени поредели… Вот так Кавказ породнился с Альпами…

По бревенчатому мосточку они пересекли Зеленчук, поднялись по крутому склону. На выступе скалы сквозь розовые стволы сосен белели каменные плиты… Скрипчинский пояснил:

- Это кладбище… У мусульман принято ставить камни на могилах…

Через несколько шагов ученый прижал палец к губам:

- Прошу не шуметь, ступать тихо и осторожно, мы входим в Кизгыч…

Так и вошли они в лес, как в нерукотворный дворец. Усеянный цветами, заросший по пояс травами, он торжественно распахивал свои чертоги, предоставляя возможность любоваться деревьями-великанами и крошечными малютками пихтами, стайками растущими на склонах. Справа от тропы засверкал необычайно яркой зеленью причудливый лужок… Скрипчинский подвел студентов к его краю, и они увидели, что «лужок» наполнен водой.

- Это Мертвое озеро, - сказал ученый. - А заросло оно реликтовой вахтой трехлистной… - и продолжил: - Некогда места эти были засушливыми, археологи обнаружили остатки каналов, проложенных от этого водоема, так как озеро тогда было полноценным… Но нынче ущелье не нуждается в дополнительном увлажнении. Здесь множество ручьев и водопадов, бурных рек…

Они подошли к скале, которая нависала над Зеленчуком и обрывала тропу. Но над потоком болтался мостик, легкий, из деревяшек… Кое-кто из ребят попытался взобраться на него, Скрипчинский предупредил:

- На кладку идти не надо, походите еще по ней. Тут неподалеку для вас поставлены палатки, определено место для костров. Так что располагайтесь, коллеги. Экспедиция начинается.

Все закричали «ура» и принялись обустраиваться…

… И была первая ночь под шатром роскошного леса, и костер, и песни под гитару. К вокальным способностям Витьки Денисов относился скептически. А тут даже у Витьки прорезался вдруг голос. И он выдавал такое, что у Люси на глазах заблестели слезы. А потом огонь погас, и они увидели звезды небывалой величины… Темное небо расцвело, будто раскрылись оконца, хранящие синеву дня… Горы же почернели, резче обрисовав контуры, а шум реки усилился… Он уже был похож на морской прибой… Сергею снилось, что он приложил к уху большущую раковину, но она была мягкой и теплой, ее ласковый шепот укачивал его…

На рассвете в их палатку просунулось лицо всезнающего очкарика. Он, должно быть, только что умылся. Капли воды еще сверкали на чубчике. Василий Васильевич по-мальчишески озорно выкрикнул:

- Ку-ку, пора вставать, каждый миг работы в природе ценен…

Только выбравшись из спальных мешков, они ощутили холод этого яркого утра. Кое-где был даже заметен иней. Сделали зарядку. Еще дрожали, когда из-за скалы вышло солнце, грея ущелье. Все побежали к речке, на ходу сбрасывая кофты и ветровки. Сергей вспомнил про фотоаппарат и вернулся в палатку. Когда он спустился к берегу, ребята гонялись за девчонками, брызгая в них водой. В речку войти никто не решался... Василий Васильевич остановил:

- Здесь нельзя шуметь. Птиц распугаете, нарушите гармонию этого леса.

Но куда там! Сергею хотелось сделать потрясающий снимок, чтобы потом показать дома, чтобы это утро навсегда было запечатлено в его судьбе… Он искал кадр со смыслом, медленно бредя вдоль речки… То и дело примерялся… Здесь все так красиво, что щелкал бы и щелкал… И вдруг замер от неожиданности: что-то сверкнуло на огромном валуне, лежащем в воде. В слепящем мареве высветилась женская фигура в короне золотых волос… Призрак? Мираж? А может здесь и русалки водятся… Да это же Люся! В голубом купальнике она восседала на камне… И даже казалось, что плывет вместе с ним. А потом подняла руку, блеснув колечками, и стала расчесывать пылающие кудряшки. Потом стала на колени, склонилась к речке и зачерпнула в ладошки воду. Поднесла к лицу и не отпила, а поцеловала искрящуюся влагу… Оглянулась по сторонам, будто ощутив на себе чей-то взгляд…

Сергей раздвинул ветви и вышел на берег:

- Доброе утро, Лорелея…

- Меня зовут Люся, давай знакомиться, если забыл…

- Ты - Лорелея, - сказал Сергей. - Это из стихотворения Генриха Гейне.

- Расскажи, - Люся с интересом посмотрела на него.

- Хорошо, - согласился Сергей. - Александр Блок перевел это гедихте на русский язык…

«Там девушка, песнь распевая,

Сидит на вершине крутой.

Одежда на ней золотая

И гребень в руке золотой»…

- Красиво, - улыбнулась Люся, - но на мне почти никакой одежды нет…

- Ты и без нее прекрасна, - краснея, пробормотал Сергей…

Она, ничуть не смущаясь, попросила:

- Помоги мне сойти.

Люся протянула руку. Наконец он коснулся её пальцев:

- Да ты совсем замёрзла, еще заболеешь...

- Неси меня! - неожиданно приказала она.

Он не помнит, как они оказались на берегу. От напряжения у него свело все мышцы. И в то же время ему было жаль, что он так быстро расстался со своей ношей.

Она зашла в кусты и через несколько минут появилась в спортивных брюках и ковбойке…

И все.

Больше Люся его не замечала.

Каждый студент получил индивидуальное задание. Собирали, определяли растения, описывали.

В конце второй недели практики они с Витькой пошли к Мертвому озеру. Им так хотелось найти неведомое науке растение и почему-то верилось, что именно в этом древнем болотце, если покопаться, можно обнаружить нечто… Перебирали травинку за травинкой и не заметили, как к ним подошла Люся.

- Сережа, можно тебя?

Он поднялся:

- Нужна помощь?

- Да, - она лукаво улыбнулась… - Проводи меня, пожалуйста, к Казачьей поляне…Боюсь заблудиться.

Сергей даже обрадоваться не успел, стал, невпопад умничая, объяснять ей, что в таком лесу заблудиться невозможно, ведь речка слышна отовсюду и она всегда укажет верное направление, другое дело, если забредешь в непроходимые заросли…

Люся испытующе посмотрела на него:

- Если не хочешь, так и не надо…

Он испугался:

- Извини, конечно, пойдем… Я, кстати, там еще не был. Ребята ходили, а я нет…

Шли молча. Красота леса потрясала, лишала дара речи. Наверное, они оба понимали, что нельзя идти мимо этих пихт, рябин, ольхи, сосен, сквозь травы и цветы, болтая о чем-то пустом, ведь в Храме тоже невольно смолкаешь… Открылась поляна, светлая, просторная…

- Тм вверху есть водопад, - сказала Люся. - Я хочу тебе что-то показать…

И они начали карабкаться, скользя по осыпавшейся хвое. Внезапно бурный поток предстал перед ними. Люся взяла его за руку.

- Иди сюда, это здесь, смотри, - и она указала налево, где образовался просвет между деревьями…

Там притаились изумительные цветы на высоких стеблях, нежно-желтые, изысканные, в капельках росы, таинственные и беззащитные…

- По виду лилии, - шепотом, будто боялся кого-то спугнуть, произнес Сергей…

И так же шепотом ответила она:

- Да, это лилия Кессельринга. Василий Васильевич нам рассказывал о ней… Редкая, растет только здесь. Никому не говори, ладно?

- А почему ты меня привела сюда? - спросил Сергей.

- Да потому что я для тебя Лорелея… Забыл? А я запомнила. Мне понравилось. И я должна сидеть у горного потока!

Люся приблизилась к водопаду. Подставила ладони, поднесла их к губам, а потом повернулась к нему и коснулась губами его губ, лаская волосы холодными русалочьими пальцами…


… Витька обиделся. Но предательство друга переносил стойко. Сереже иногда было неловко встретиться с ним взглядом. Но что он мог поделать, когда Люся избрала его своим спутником.

А потом в их лесной лагерь те же молодые джигиты из поселка привели лошадей. Руководитель практики сказал, что экспедиционные ботаники непременно должны овладеть навыками верховой езды - ведь дальше по Кизгычу не пройти, надо преодолеть несколько рек.

Карачаевцы со смехом стали подсаживать студентов на коней… Кто-то визжал, а кто и сразу вообразил себя всадником. Сергея вдохновляло присутствие Люси, и он довольно ловко вскочил в седло. Джигит передал ему поводья. Гнедой Байкал шел ровным шагом… В детстве он много читал Майн Рида и завидовал ковбоям, которые, не ведая страха, скакали на быстроногих мустангах по прериям и джунглям. И вот сбылось: он едет на коне по первозданному лесу… На какой-то миг Сергей даже забыл о Люсе… Но услышал смех, восхищенные выкрики джигитов, и Люся на грациозном Аккуше явилась его взору. Боже, как она была прекрасна! Как чудесно она держалась в седле! Он вспомнил: она же занималась в конно-спортивной школе, а потом ушла, получив травму… Но уроки не прошли даром. И коня она выбрала сама, сразу определив стать. Спросила, как его зовут. Карачаевец сказал: «Аккуш», - и перевел: Белый Орел. И добавил, что лошади понимают только их язык, а потому останавливаются не на окрик «тпру», а на «тырр». А подзывать животное надо - «кель-кель» - «иди-иди»…

Сергей спросил:

- А как будет конь по-карачаевски?

Ответили коротко и звонко: ат.

Ему понравилось и даже захотелось выучить этот язык. Еще в школе, изучая «Слово о полку Игореве», он пытался выяснить у учительницы литературы: а где сейчас половцы, в какой республике Советского Союза живут, но она не смогла точно ответить, сказав, что, наверное, ассимилировались. А вот всезнающий профессор Скрипчинский счел нужным заниматься со студентами не только изысканиями в области ботаники, но и давать сведения по истории и обычаям народа, на земле которого они находились. Так и узнал Сергей, что карачаевцы являются непосредственными потомками кикчаков (половцев), оттесненных из степей в ущелья Северного Кавказа. А еще Василий Васильевич, переходя на шепот, поведал и о трагической судьбе этого народа, подвергнутого депортации в годы сталинизма. А также припомнил своего учителя Вавилова, который безвинно погиб в застенках НКВД.

Обо всем этом говорили вечером у костра. А наутро отправились на лошадях в урочище Чертова Мельница…

Дивным сном на дне памяти хранилось это путешествие. Сильнейшая концентрация счастья: молодость, любовь, роскошная природа, это ни с чем не сравнимое ощущение, когда на коне переходишь бурную реку и тебе кажется на середине стремнины, что ты паришь над нею, словно птица, разглядывая дно, искрящееся самоцветами отполированных камней… И этот удивительный праздник венчала сказочная амазонка Люся на белом коне.

Он не помнит точно, сколько изумрудных, малахитовых и лазуритовых потоков они пересекли по пути к Чертовой Мельнице… Горы становились все ближе, завиделись могучие ледники, лес густел и темнел, исчезла сладкая прелесть игрушечного Кизгыча, он старел и мрачнел на глазах. Пятисотлетний пихтач гнездился средь валунов, нагромождения мшистых камней. Бешеные водопады и обезумевшая река буйствовали так, будто желали перемолоть гигантские глыбы… Это и была Чертова Мельница…

Через три дня после конного похода они засобирались в Москву. Полевая практика закончилась… Накануне отъезда не спали всю ночь. Сережа с Люсей уединились на бревнышке на берегу Зеленчука… Целовались. Не заметили, как стихли песни на поляне. Небо стало сапфировым, горы теснее прижались друг к другу и приблизились к реке… И вот кто-то неведомый стал раздвигать фиалковый сумрак… Жар-птица выпорхнула из-за восточных хребтов, погасила припозднившиеся звезды и  расстелила нестерпимо синий атлас…

Нет, в тот миг они не прощались с Кизгычем.

Они обещали ему вернуться.

Решили твердо, что после окончания университета работать будут здесь, в заповеднике. Жизнь без столичных удобств не пугала.

- А что? - говорила Люся. - Заведем корову. Я научусь доить, а ты - косить. Вон ведь кизгычский лесничий Дурицкий какой интеллигентный человек, а все умеет делать. И жена его, прелестнейшая женщина, тоже не гнушается ничем: и уток развела, и сыр кавказский научилась делать, и хычины у нее отменные… А как их уважают в поселке… Она - учительница, а он настоящий просветитель. Их дом заменяет клуб и избу-читальню. Вот так надо жить!

Конечно, он согласился с Люсей. Да он готов вместе с нею хоть на край света, хоть в ад, а Кизгыч был раем.

…Вернулись в Москву, но продолжали бредить Кавказом. Здесь все было тусклым: и бледненькое небо, и пыльные деревья скверов, и нечистые, серые реки. Сереже и Люсе столица теперь казалась неуютной... Остаток лета провели в Москве. Встречались ежедневно. А потом начались занятия… И тоже повсюду они были вместе…

Вместе пошли и на ту вечеринку по случаю двадцатилетия Витьки. Отношения с другом детства у Сережи совсем расстроились… Иногда мучило чувство вины. Правда, Витька тоже не терял время зря - познакомился с бойкой барышней с исторического факультета. Он обрадовался несказанно, когда тот откликнулся на приглашение.

- Да, Люся обязательно должна быть, познакомиться с моей Риткой. Может, подружатся, - напомнил Виталий…

Маргарита была отъявленной диссиденткой. Наверное, в прошлом такие были революционерами. И именно она затеяла разговор о чудовищных преступлениях Ленина, Дзержинского, Сталина и иже с ним.

Люсе разговор явно не нравился. Она была из привилегированного сословия потомственных чекистов. Ее отец занимал видный пост в органах КГБ, но никто из присутствующих, кроме Сережи, об этом не знал. С несвойственной ей запальчивостью Люся вдруг спросила:

- Так что, советская власть вообще ничего хорошего для народа не сделала? А то, что мы все учимся бесплатно в лучшем вузе страны, все сыты, одеты…

Кто-то возразил:

- Это в Москве. А в Воронеже шаром покати. Дефицит всего и спекуляция. А что мы учимся бесплатно да квартиры даром дают, так это все из зарплат трудящихся вычитают. Лжецы и подлецы на самом деле эти спасители человечества коммунисты. Сами воруют и воров плодят.

Люся вспыхнула:

- Неправда! Сережа, ну что же ты молчишь?!

За него ответил Витька:

- А что он может сказать? Мы-то с ним со школьных лет дружим. Отцы наши были репрессированы… Серега своего и в глаза не видел, так и сгинул неизвестно где, а мой еще живой. В Воркуте от звонка до звонка горбатил. Уж он-то мне такое рассказывал… и сейчас твердит: гадом буду, если не доживу до полного свержения коммунизма. Ты помнишь, в Кизгыче у костра Скрипчинский рассказывал об академике Вавилове, который мечтал избавить землю от голода, а сам заботами чекистов умер от мук и истощения…

Тут уж Сергей не сдержался:

- Надо стыдиться того, что ты имеешь отношение к чекистам.

Люся быстро пошла к двери. Он не двинулся с места. Витька побежал следом:

- Люся, ну что ты?.. Рита считала, что все мы тут единомышленники, оттого и завелась…

- Я с вами не единомышленница. И ничего общего не хочу иметь с вами…

Дверь хлопнула.

Все в недоумении уставились на Серегу:

- Что с ней?

Сергей ответил не сразу:

- У нее дед и отец - чекисты. И живет она в доме на Набережной…

Витька всполошился:

- Ты мне об этом не говорил... А ведь она может и заложить всех нас… Люся мне с самого начала не нравилась…

Сергей буркнул:

- Не надо о ней плохо говорить. Люся не предаст… Ну не виноват человек, что в такой семье родился и получил такое воспитание…

Он шел по ночной Москве. Его душило горькое предчувствие: все кончено…

Придя домой, несмотря на позднее время, он позвонил ей…

Люсина мама шутливо отчитала:

- Да вы же час назад расстались, неужели не наговорились. Люся только легла.

Он пробормотал извинения, но приободрился: значит, дома ничего не рассказывала, видно, была у подружки, а матери сказала, что гуляла с ним.

Но на следующий день в университете Люся отвергла все его попытки объясниться.

- Больше не желаю тебя знать, - гневно вымолвила она.

Он был оглушен случившимся. Какой-то скверный сон. Хотелось пробудиться и чтобы снова все как прежде.


Уже на четвертом курсе Люся перевелась из МГУ в ЛГУ, так как ее отец получил должность в Ленинграде.

С ним не попрощалась… Он страдал. Но учебу не за­бросил. Наоборот, стал круглым отличником, гордостью факультета. Его любили преподаватели, и это хоть как-то утешало…

Случайно узнал Люсин телефон в Ленинграде. Начал звонить, но её мама неизменно вежливо отвечала, что Люсеньки нет дома, вызвать ее на откровенность не удавалось.

- Я в дела своей дочери не вмешиваюсь. У нее своя голова на плечах.

Уже на пятом курсе, накануне Нового года, отважился поехать в Питер. Пошел на биофак. Там вовсю готовились к празднику. В актовом зале отыскал Люсю. Узнал не сразу. Она повзрослела. В лице исчезла безмятежность, взгляд стал строже и напряженнее. Смеялась как-то нервно. И прическу изменила. Его появлению удивилась мало. Спокойно и величественно, как Татьяна в последней сцене «Евгения Онегина», приблизилась к нему, первая сказала:

- Здравствуй.

И спросила:

- Так ты в команде КВН МГУ?

Вопрос почему-то разозлил:

- Ни в какой я не в команде. Я сам по себе. Я к тебе приехал…

Она прервала его:

- Ко мне ехать не надо было. Видишь?

Подняла к его лицу руку, растопырив пальчики, и он увидел на безымянном тоненькое, золотое, гладенькое, скромное, но значительное - обручальное…

- Два месяца назад я вышла замуж. Счастлива. Так что прощай теперь уже навсегда…

Что было потом, он не помнит.

Будто бы был в забегаловке, с кем-то знакомился, пил. Спасибо, что не обобрали, а все-таки доставили на вокзал. В купе забился в угол и заплакал. Попутчик-грузин сначала сочувственно поглядывал на него, а потом вынул из портфеля коньяк, разлил по стаканам и предложил:

- Давай… С первого взгляда понял, что бросила. Забудь ее. Вот в последний раз назови по имени и забудь.

Серега отпил, поперхнулся, задохнулся, но успел выдавить из себя:

- Не смогу я ее забыть никогда… А зовут ее Лорелея…

- Это кто же она по национальности? - спросил сосед…

- Русалка, - ответил Сергей и уснул мертвым сном.


Дома, чтобы не бередили душу расспросами, сказал, что плохо себя чувствует. Мама у Сережи была врачом. Стала водить его по коллегам. Нашли какое-то заболевание сердца. А как же ему было не болеть? Он ощущал себя глубоким стариком. Везде ныло, жгло, ничего не хотелось, вот так и лежал бы в темноте, глотая слезы… А надо было готовиться к защите диплома. Наконец, пересилил себя. Взялся за дело. Возобновил дружбу с Витькой. Теперь они всюду появлялись втроем - Витька, Рита и он.

И вот как-то сидели в кафе. Ритка, как всегда, умничала. Витька слушал ее, а Сергей поглядывал по сторонам. За соседним столиком щебетали девушки. Одна из них - серьезная, в очках - не участвовала в общей беседе… Строгая, с гладко зачесанными русыми волосами, она была грустна.

«Может, как я, переживает разрыв», - подумал Сергей сочувственно…

И совершенно неожиданно, прервав монолог Ритки, сказал:

- Предлагаю пари. Я сейчас подойду к вон той в очках, приглашу на танец, а потом женюсь на ней.

Ребята опешили:

- Еще и не пили. Ну и закидоны у тебя…

Первой нашлась Ритка:

- Если Серега женится на этой, то ты просто обязан предложить мне руку и сердце.

- В таком случае - да, - безвольно согласился Витька.

Сергей подошел к девушке. Она несколько удивилась, но танцевать пошла… Впрочем, танцем назвать это нельзя было. Так, топтались на месте. Сергей узнал, что девушку зовут Наташей и она учится в Первом медицинском институте…

Денисов блестяще защитил диплом. Его оставили в аспирантуре. И в один день были сыграны две свадьбы - Витькина и его.


И побежала жизнь. Трудная, но приятная, на постоянном взлете. Не заметил, как стал профессором, как объездил и исходил пол земного шара. С Наташей было легко и надежно. Она всем говорила, что ей отчаянно повезло с ним. И с трогательной нежностью отмечала день их случайной встречи.

О Люсе он иногда слышал. Читал ее статьи в научных изданиях. Она тоже стала профессором. И даже два или три раза он видел ее на симпозиумах, но не подошел…

А прошлой зимой стало пошаливать сердце, и начал настойчиво сниться Кизгыч…

И вот он снова здесь…

Денисов обулся и пошел искать коня (его он попросил у лесников в Архызе). Забыл привязать, а теперь вот ищи… Июньские травы и цветы надежно скрывали хитреца - ну кому захочется покидать такую полянку. Сергей Леонидович даже попытался заржать по-лошадиному. Может, скакун выглянет, но не получилось. Тогда он начал усиленно шуршать поли­этиленовым пакетом, из которого угощал вороного сахаром. И тут откуда ни возьмись появился Орлик. Поставил уши и вопросительно посмотрел на Денисова. Он, смеясь, протянул на ладони коню белые квадратики рафинада. Большие бархатные губы аккуратно взяли их. Орлик зажмурился от удовольствия.

Надо было возвращаться в поселок. Сергей Леонидович попытался лихо вскочить на коня, но получилось не слишком ловко. Слава богу, никто не видел.

Он медленно ехал вдоль берега, вспоминая и переживая, но боли не чувствовал, грусть его была сладкой…

Внезапно конь остановился, высматривая что-то сквозь кусты.

«Может, зверушка какая притаилась там», - подумал Денисов и спешился.

Под кустами резко пахло чесноком - на небольшой, словно искусственно разбитой деляночке вовсю цвела черемша. Он пошел дальше на край обрыва. Посмотрел вниз, на берег, и увидел там женщину в синем спортивном костюме. Она стояла к нему спиной. Полноватая, но статная, уже не молодая. С удивлением Денисов заметил, что она делает почти то же самое, что недавно он. Женщина разулась и пытается войти в воду… Отскочила. Рассмеялась. А потом стала на колени и … поцеловала изумрудный поток. Денисов невольно сделал шаг вперед, чуть не сорвавшись с обрыва.

Женщина оглянулась. В глазах был испуг. Сергей Леонидович поспешил ее успокоить:

- Не бойтесь меня. Я - ученый, а не разбойник какой.

- Я тоже ученый, - надменно сказала женщина, как бы застеснявшись своего испуга и того, что ее застали врасплох.

- Давайте знакомиться, - добродушно предложил Денисов, - может, мы даже коллеги.

Она обулась. И стала карабкаться на кручу. Он спустился ей навстречу. Протянул руку, женщина ухватилась за нее, и Сергей Леонидович теперь уже вблизи увидел ее лицо. Первая мысль: этого не может быть, просто я в плену своих воспоминаний… И все же губы его почему-то прошептали:

- Люся?..

Женщина споткнулась, он едва успел подхватить ее. Она пристально посмотрела на него и не произнесла, а выдохнула:

- Сережа? Это ты?

- Если вы Люся, то я Сережа, - как-то глупо сказал он…

Она усмехнулась:

- Ну, это черт знает что! Сюрприз судьбы, ведь не сговаривались, да? Ты здесь со студентами?

- Нет, один. Взял отпуск и приехал.

- А мои проходят практику в Теберде. Я оставила их на попечительстве ботаника заповедника - моей приятельницы - и сюда, в Кизгыч, на пару деньков…

Они вышли на тропу. Денисов отвязал коня. Предложил Люсе:

- Хочешь покататься?

- Ох, - вздохнула она, - где мои семнадцать лет…

Он подсадил ее, и она тронула поводья. Орлик, все убыстряя шаг, скрылся между деревьями вместе с всадницей. Сергей Леонидович остался один. Кто-то посвистывал в густой кроне. Озабоченная белка прямо у него из-под ног выхватила ловкими лапками какую-то ягодку, отскочила и начала ее пристально разглядывать. Это заинтересовало сойку. Блеснув розовой грудкой, она подпорхнула к белке, но та вмиг подпрыгнула и заскользила по стволу бука. Сойка заворчала, заскрипела…

Это забавное происшествие несколько отвлекло Денисова… Ему даже показалось, что никакой встречи не было. Наверное, конь отвязался и ушел, пока он бродил по зарослям… Но тут послышался глухой топот, и прекрасная амазонка явилась перед ним. Раскрасневшаяся, с растрепанными кудряшками, в которых застряли блестящие хвоинки, она осадила коня и выкрикнула:

- Здорово! Оказывается, все можно вернуть…

- Конечно! - подтвердил он. - А ты не изменилась.

- Ой, не ври, профессор, профессору, - Люся захохотала. - Вон ты какой поджарый, а морщин полно. Но не надо о грустном. Веди коня в поводу, а я как царица поеду…

- Ты не царица, ты - Лорелея, - сказал Сергей. - Помнишь, как я тебя называл?

- Еще бы! - она пыталась улыбнуться, а глаза застилали слезы. - Да что это я? Все уже отплакано давно…

- Так ты плакала по мне? - удивленно спросил он. - Я думал, что разрыв тебе дался легко…

- Легко?.. Хотела руки на себя наложить. Гордость, глупость и прочая ерунда… Рыдала ночи напролет года три. Но ни с кем не делилась. Мама говорила, что ты звонил. Советовала помириться... Потом подыскали жениха. Мне было все равно. А когда ты приехал, я в первое мгновенье хотела броситься тебе на шею, но похвасталась обручальным колечком… В тот же день я выбросила его, но не хватило ума помчаться в Москву вслед за тобой… Проклятая гордячка!

Сергей остолбенел от этих откровений…

Оказывается, страдал не только он…

А почему вообще они страдали?

- Да что там говорить, - в сердцах воскликнула Люся, - портила я себе жизнь, как могла! С мужем развелись, это было неизбежно. Тогда-то и явилась шальная мысль отыскать тебя… Но разузнала, что у тебя семья, есть дочь…

- Ее зовут Лорой, - промолвил Сергей…

- Да ты что! А у меня сын Сережа, представь себе, уже женат, и я бабушка…

Вошли в поселок. В центре, по обоим берегам Зеленчука, как на приморском пляже, загорали туристы. Одиночные высоченные сосны черной кроной пронзали ярко-голубое небо.

Отдали Орлика старому конюху Алиму.

Люся спросила у карачаевца, не было ли у него в молодости белого жеребца Аккуша?

Старик стал перечислять всех чем-либо замечательных коней, известных ему с детства, но Аккуша припомнить не мог…

А все же разговор получился душевным, и тогда Люся попросила:

- Очень хочется побывать на Чертовой Мельнице, не дадите ли вы нам лошадей завтра, и сами с нами проедетесь, ведь одни мы можем заблудиться…

Алим подумал и сказал:

- Пожалуй, поеду. Я и сам там давно не был. Там сейчас ростовский художник. Уже дней пять. Надо проведать его. Как рассветет, так и подходите сюда…

- Это ты замечательно придумала, - похвалил Сергей. - Гулять так гулять! Шикарных ресторанов, конечно, здесь нет, а вон в том сараюшке что-то вроде харчевни… Пошли!

Отстояли длиннющую очередь, пока дождались своих хычинов. В пластмассовые стаканчики наливали красное вино, беззвучно чокались и говорили без умолку…


… Дохнуло прохладой. Люся поежилась. Сергей ей предложил свою ветровку.

- Пройдемся?

Сиреневый сумрак окутывал горы…

По дороге гнали овец. Дряхлый автобус терпеливо ждал, когда пройдет отара…

Молодые джигиты в белых лохматых папахах с гиками пронеслись на лошадях к турбазе - там нынче танцы…

А они все бродили и бродили по нескладным улочкам меж плетней и изгородей, перескакивали ручейки, пока густая тьма не накрыла поселок.

- Мне пора, - сказала Люся, - а то я и не найду свою саклю… В летней кухоньке квартирую, у подножия Абишира-Ахуба… А ты где?

- Я на турбазе остановился, в фанерном домике, - ответил Сергей…

Шли наугад. В Архызе не принято зажигать фонарей. Люся поскользнулась на навозной лепешке и упала на что-то теплое и дышащее… Оказалось, что корова разлеглась на середине дороги и спросонку не могла понять, кто ее потревожил… Замычала от обиды, но не пошевелилась.

Они рассмеялись, пожелали буренушке спокойной ночи и стали разыскивать Люсино пристанище…

Денисов весело напевал: «Где эта улица, где этот дом…»

Наконец нашли. Остановились у плетня. Сергей обнял Люсю:

- А теперь, Людмила Павловна, давайте поцелуемся…

- Ты что! Мы уже старые, - возмутилась Люся.

Но сама приблизилась к нему…

Невозможно было оторваться от ее губ…

Отдышавшись, он сказал:

- Запомни, русалки никогда не стареют. Им дарована вечная молодость, а ты к тому же еще и Лорелея…

- Хорошо, что никто не видит, - прошептала она. - Два древних чудища, а туда же…

- Но мы ведь сегодня вернулись в свою юность, а значит, годы не властны над нами.

- Ты неисправимый фантазер, а я одинокая, пожилая женщина - и только, - грустно вздохнула Люся. И, чтобы переменить тему, спросила: - Кстати, а где Витька, дружок твой?

- Виталий Алексеевич Пеньков - директор заповедника на Дальнем Востоке, доктор наук. Часто ездит в Японию. И даже выучил японский язык. Недавно звонил мне. У него трое детей.

- А он женат на этой, как ее, Рите? - поинтересовалась Люся…

- Да, мы в один день регистрировались. Из Ритки вышла отличная жена… Она забросила историю, увлеклась энтомологией, даже кандидатскую защитила. Какую-то бабочку открыла…

- В общем, у всех жизнь удалась, - задумчиво произнесла Люся.

- А ты чем обделена, госпожа профессор? - он погладил ее волосы…

- Тобой, - шепнула она. - Ну, иди. Завтра нам рано вставать…

Поцеловала его в щеку:

- Слушай, а это все не снится?..

- Уже снится, - произнес он. - До завтра, дорогая…

Выглянула луна. Идти стало легче. Он шел, припоминая слова любимого маминого романса: «Только раз бывает в жизни встреча. Только раз судьбою рвется нить…».

Разумеется, не заснул.

Устав ворочаться на жесткой койке, вышел наружу в росистую предрассветную прохладу. Площадку летней турбазы округлял шипучий Зеленчук… Где-то внизу он клубился сонмищем бело-зеленых струй и брызг. Сергей спустился к воде. Умылся, чтобы взбодриться, и заспешил на конюшню.

Несмотря на ранний час, в поселке было уже оживленно. Возле автостанции толпились туристы, на мосту его обогнала группа альпинистов. С тяжелыми рюкзаками и ледорубами они завернули налево. Видно, намереваются покорить Софию… А Сергей Леонидович пошел прямо. И в конце улочки, упирающейся в хребет Абишира-Ахуба, увидел Люсю. Помахал ей, она ответила. На базу, во дворе лесничества, уже возился Алим. Сергей Леонидович пожелал ему доброго утра. Конюх приветливо кивнул и спросил:

- А где же женщина?

- Идет, - ответил Денисов.

- Так вы не вместе живете? - удивился Алим.

- Нет, - сказал Сергей Леонидович. - Мы здесь встретились случайно вчера… Людмила Павловна работает в Ленинграде, я - в Москве… Когда-то, давным-давно, вместе учились, а полюбили друг друга здесь, в Кизгыче… Да так ничего и не вышло…

- А может, еще выйдет, - Алим засмеялся… - какие наши годы…

Пришла Люся… Ясноглазая, румяная, она светилась счастьем… Алим незаметно подмигнул Денисову.

­- Ни минутки не спала, - весело сказала Люся. - Так и простояла у плетня до рассвета. Хозяйка вышла выгонять корову, испугалась, спрашивает: «Вам плохо?» А я в ответ: «Так хорошо, что лучше не бывает, не беспокойтесь»…

Алим закончил седлать лошадей, еще раз проверил подпруги и предложил:

- Давайте попьем молочка на дорожку…

Не было на свете вкуснее напитка, чем это густое ароматное молоко…

- Вы в него сахара добавили? - поинтересовалась Люся.

- Нет, оно сладкое от наших трав, - гордо сказал Алим.

Когда въехали в Кизгыч, Люся вспомнила:

- Да, я забыла тебе сказать: вчера я искала тут лилию Кессельринга, но не нашла... Если увидите где, - обратилась она к Алиму, - то обязательно покажите.

- Это такой желтый цветок, да? - переспросил Алим. -

Хорошо, буду высматривать…

Июньский лес сверкал и искрился. Доехали до скалы… Надо было переходить реку. Кони пугливо оглядывали пенящуюся воду. Потом, понукаемые Алимом, нашли брод. Ступали осторожно. Сначала было страшновато. Бросили стремена, приподняли ноги, чтобы не замочить, и так, лежа на спинах коней, преодолели Зеленчук. На другом берегу Алим поманил их в заросли. Отодвинул ветви и указал в сторону ручья… Они чуть не вскрикнули от изумления: в нескольких шагах от них из горного потока пил воду красавец олень. Нежный, как у вербы, пушок поблескивал на его могучих рогах… Животное внезапно подняло голову, шумно потянуло воздух еще влажными ноздрями. На Денисова уставились испуганно-грустные лиловые глаза… Конь под ним задрожал. Какое-то мгновение олень раздумывал, а потом резко повернулся и исчез под зеленым пологом зарослей…

- Вот это да! - восхищенно прошептала Люся. - Другая планета. Будто в Зазеркалье заглянули. Так однажды на Алтае я повстречалась с рысью… Никогда не забуду! Я рассматривала растения, а она наблюдала за мной, как кошка. Во все вникала. Сначала было боязно. Но потом я даже попыталась ее окликнуть: кис-кис… Она, должно быть, оскорбилась такой фамильярностью и скрылась. Когда я уже вышла на дорогу, оглянулась и увидела, что в кустах притаились два желтых огонька. Провожала меня…

Они перешли еще одну реку, не слишком полноводную. Затем приблизились к берегу Кизгыча… Он гудел и пылал синим пламенем волн. Белые барашки пены взлетали, как струи причудливых фонтанов. Кони заупрямились. Даже Алимов Домбай, навострив уши, отпрыгнул от воды…

- Ну, ты, не балуй! - строго прикрикнул конюх. И пояснил: - Он у них вожак. Если не пойдет, то и других с места не сдвинешь.

Но Домбай передумал упрямиться и потихоньку начал входить в реку. За ним последовали и остальные. На середине потока Люсин Орлик остановился напиться. А Алим протянул Сергею Леонидовичу большой бинокль, чтобы тот разглядел серн на скалах… И вдруг Люся вскрикнула. Все произошло так быстро… Она выронила повод. Он перекинулся через голову пьющей лошади. Люся, забыв об осторожности, стала коленями на седло, чтобы достать повод. Конь встрепенулся, и она соскользнула вниз… Поток подхватил ее. Алим, как мог быстро, пытался догнать Люсю. Он протягивал ей кнутик. Она тянула руку, пытаясь ухватиться за него. Но тщетно… Конь Сергея был неподвижен. Казалось, он замер от ужаса. Денисов хотел броситься в ледяной поток, но Люси уже не было видно. Ее унесла неумолимая река…

Растерянный Алим приблизился к Денисову.

- Ну, что же она не позвала на помощь, когда уронила повод! - в сердцах сказал он. - Да и я тоже хорош - заметил ведь, как она ползла по коню… Этого нельзя делать! И мы отъехали от нее, а надо было всем стремя в стремя идти…

Денисов молчал. Все померкло. Ему даже показалось, что он слепнет. Не было солнца, неба, леса, реки. Все стало серым, неразличимым. И даже слезы, хлынувшие от отчаянья, мгновенно высохли… Он так пусто глянул на Алима, что конюх испугался:

- Профессор, ты чего?! Нам возвращаться надо. Скажу спасателям, может, удастся тело выловить…

Сергей Леонидович не запомнил обратного пути. Лишь иногда, взглянув на коня без седока, шедшего рядом с ними, что хотелось броситься под копыта, быть растоптанным, растерзанным…

В сумерках прибыли в поселок. Пошли к спасателям. Те стали составлять акт. На вопросы как свидетель Сергей Леонидович отвечал односложно… Начальник спасслужбы Анзор смотрел на него с сочувствием и быстро закончил разговор:

- Надо отдохнуть. Сейчас я вам дам капель от сердца. Примите, а то у вас на лице пульсируют синие прожилки…

До этого он не чувствовал, как бешено у него колотится в груди. Только лишь встал со стула - и что-то пронзило под лопаткой. Он вздрогнул…

Анзор предложил:

- Останьтесь. Я сейчас медсестру разыщу, врачей в поселке нет…

Сергей Леонидович еле выдавил:

- Спасибо. Я пойду к себе. Хочу побыть один.

И, едва передвигая ноги, побрел к фанерному домику. Лег. И как тогда, во времена разрыва с Люсей, заплакал по-детски безутешно… Каждая подробность минувшего дня стала такой значимой. Беспощадная память преподносила все как-то мучительно замедленно… Наконец, боль в груди победила и затмила мозг… В тумане мелькали чьи-то лица… Анзор, Алим, девушка в белом халате… Внезапно она стала похожей на Люсю… Он обрадовался:

- Ведь ты же не утонула, ты пошутила, да? Выплыла и сидишь на камешке… Я сейчас тебе помогу…

И опять накатила красная жгучая волна… Теперь он сам пытался выплыть, но вокруг все пылало. И в тот миг, когда он понял, что ему не спастись, вдруг огненное море погасло, стало легче, в приятной мгле засветилась крошечная точка. Она влекла к себе. Он пошел на ее свет… А точка все тускнела и тускнела… Сергей Леонидович куда-то проваливался… Тьма отступала… Теплые зеленые волны подхватили его. Он мог плыть по ним, мог лежать на них и даже ходить под ними… Он искал Люсю. И она появилась среди этих волн. Молодая, смеющаяся, взяла его за руку и повела по воде к большущему валуну:

- Давай посидим…

В руках у Люси были желтые лилии.

- Я все-таки нашла их. Я же Лорелея - владычица Кизгыча…


Врач, привезенный из станицы Зеленчукской, констатировал смерть от инфаркта… Тело профессора перенесли в помещение спасслужбы. Зажгли свечу. Анзор и Алим сидели возле покойника.


…Художник из Ростова Иван Криштопин завершил этюд. На Чертовой Мельнице работалось легче, чем в мастерской. Но полного удовлетворения он не ощущал. Не удавалась вода, ее полет. Вот как бы передать это беснование, чтобы зазвучало. Вон как романтично вышел конь на горном лугу. А утром, он глазам своим не поверил: прямо к хижине, где он ночевал, подошла медведица с двумя медвежатами… И он успел - зарисовал… Получилось не хуже, чем у Шишкина. Даже испугаться не успел. Это же подарок судьбы - увидеть и запечатлеть такое. Медвежата щипали траву. А мать подходила к каждому и обнюхивала, что он ест. Потом один медвежонок куда-то убежал. Медведица заволновалась, стала его звать протяжным голосом… Через мгновенье беглец выскочил на полянку. Мать, ворча, нагнала его и совсем по-женски шлепнула по толстому заду. Лохматое дитя взвизгнуло.

Криштопин не удержался и рассмеялся… Медведица тревожно повернулась к хижине. Медвежата замерли. Иван пополз под лежанку - а что как вломится, запоры-то не больно крепкие, а у нее лапища не приведи господь… Затаился. Позавидовал коню, который вольно пасся и, должно быть, уже давным-давно унес ноги, едва почуял приближение медвежьей семейки… Криштопин продрог. Робко подкрался к оконцу - на полянке никого не было. Приоткрыл скрипучую дверь, осторожно вышел. Начал сам себя успокаивать, припоминая рассказы зоолога из заповедника, что медведь на Кавказе мирный и никогда не было случаев нападения его на человека. А сам ученый Григорий Яковлевич Бобырь столько раз нос к носу сталкивался со своим подопечным зверем - и ничего… Зато как интересно было слушать его.

Да, день начался с приключения… А не употребить ли для стимула… Достал фляжку, отхлебнул. Потом закурил и пошел всматриваться, ища план… А если на контрасте: глыбы серые, неподвижные, а река, недавний лед, все время меняющая свое состояние, живая, многоцветная, суетливая, дробящаяся - то брызги, то волны, то поток… Но как это изобразить, чтобы не в лоб, не банально… Он хотел уже идти за мольбертом. А чтобы по пути не растерять схваченного впечатления, еще раз оглянулся на реку… и … Из бурлящего потока высунулась женская рука. Белая-белая. Иван отчетливо увидел пальцы, унизанные кольцами… Протер глаза - не мерещится ли, может, коряга какая… Подошел вплотную к реке, и в этот миг меж валунами в полный рост встала женщина с мокрыми светлыми волосами…

Криштопин закричал от ужаса… Больше он не оглядывался… К счастью, вернулся конь и спокойно жевал траву. Скорее седлать и бежать отсюда…

«Нет, пить мне нельзя нисколько, - думал Иван, - особенно в таких местах. То медведица, то баба какая-то странная»…

Он прискакал в поселок сам не свой. На конюшне никого не было. У мальчишек, играющих неподалеку, спросил:

- А где Алим?

Они ответили:

- Он к спасателям пошел. Там турист какой-то умер…

Иван попросил мальчишек постеречь коня и тоже отправился на турбазу. На мосту он встретил Алима… Перекрикивая реку, рассказал о своем видении. Боялся, что Алим не поверит, и опасался, что, поверив, скажет:

- Спьяну я и не такое видал…

О медведице вообще не стал ничего говорить. Итак много всего… В конце рассказа признался:

- Вот, ей-богу, Алим, всего лишь маленький глоточек пропустил… Ты не думай, что я там в одиночку…

Алим тяжело молчал… Криштопину даже показалось, что он обижается на него… Потом, как бы размышляя вслух, ни к кому не обращаясь, конюх произнес:

- Значит, вынесло ее к Чертовой Мельнице, и она там застряла… Пойду спасателям скажу.

Он повернул назад. Иван догнал Алима:

- Так что все-таки случилось?

- Вчера в Кизгыче утонула женщина. Мы втроем к тебе в гости ехали, а приплыла только одна она…


В Архыз прибыли родственники покойных: жена Данилова - Наталья Алексеевна с дочерью Лорой и сын Людмилы Павловны - Сергей… Стали думать, как перевезти тела…

Алим сказал:

- Не надо никуда их везти. Здесь похороним. Они любили Кизгыч, Кизгыч их взял. Пусть лежат возле него на нашем кладбище. А вы будете приезжать к ним и к нам… Такое горе роднит людей…

Потрясенная Наталья Алексеевна согласилась не сразу. А сын Людмилы Павловны сказал:

- Пожалуй, мама была бы довольна. Она так любила все необычное…

Несмотря на беду, постигшую ее, Наталья Алексеевна терялась в догадках: неужели Сергей ее обманывал, и у него была тайная связь с этой женщиной. На него это не похоже… Она вглядывалась в лицо мертвой… И вдруг припомнила снимок. Как-то в минуту откровений Сергей ей показал фотографию: средь горной реки, на валуне, как статуя, сидит белокурая красавица…

- Мое студенческое увлечение, - сказал он. - Но это уже ничего не значит. Отмучился…

- Вот теперь ты и вправду отмучился, - шепнула она покойнику. - Хорошо, что я не догадывалась что у тебя была своя тайна…

Обернулась к сыну погибшей:

- Так ваша мама училась в МГУ?

- Да, три года. Потом переехала в Ленинград…

- А она не говорила, почему вас назвала Сергеем? - внезапно спросила Наталья Алексеевна…

- Говорила. В память о своей первой любви. Как я понял, там была какая-то трагедия… Но подробностей не знаю. Мама всю жизнь металась. А еще она говорила, если бы у меня была дочь, я бы назвала ее Лорелеей…

Лора Денисова встрепенулась:

- Теперь понятно, отчего мне папа дал такое странное имя… Значит, Сережа, мы с вами в каком-то смысле брат и сестра… Дети несостоявшихся родителей…

- Не говори глупостей, - одернула ее Наталья Алексеевна. - Не время и не место… Больше у нас нет папы… Он покинул нас, и не один…

Сергей взял ее за руку:

­- Наталья Алексеевна, только не думайте, что вас обманывали… Это случай. Случайная встреча, хоть и не первая, но теперь последняя…

Так их и похоронили на аульском кладбище, над грохочущим Зеленчуком, под сенью Кизгыча… Куст шиповника над надгробиями вырос сам… А лилию Кессельринга выкопала в лесу и пересадила на могилы ботаник из заповедника - приятельница покойной. Женщина романтичная и весьма сентиментальная, она, рассказывая эту печальную историю, не преминет спросить слушателей:

- Но теперь-то вы верите в то, что любовь есть и влюбленных Бог непременно воссоединяет?

 

Перепечатка материалов размещенных на Southstar.Ru запрещена.