Южная звезда
Загружено:
ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ № 2(51)
Лариса Маркиянова
 Идеальное совершенство

Когда новый коллега, наконец, появился в отделе, напряжение, связанное с ожиданием его появления, достигло апогея. Что и понятно: коллектив чисто женский, вернее, чисто девичий (если не брать во внимание Нину Ивановну, начальницу, 55 лет), а новый коллега - мужчина. К тому же, по сведениям, коим можно доверять, весьма интересный мужчина двадцати девяти лет от роду, холостой, не дурак, перспективный. Вот почему все девушки нетерпеливо ждали его появления. Даже Нина Ивановна. Хотя тут все ясно. Дело в том, что новый коллега должен был заменить ее. А Нине Ивановне не терпелось уйти на пенсию. Она была не из тех, кто всеми правдами и неправдами цепляется за работу и должность. Последние месяцы она жила в предвкушении свободы и возможности в полную силу молодых пенсионных лет заниматься воспитанием горячо любимого внучка Вовочки, летом жить в тиши на даче, а зимними коротким днями смотреть обожаемые сериалы и вести пространные телефонные разговоры с подружками и родственниками. Короче, жить в свое полное удовольствие.

В общем, когда Валерий Анатольевич появился на пороге, все девичьи головки и одна женская голова, как подсолнухи на солнце, повернулись в его сторону.

Слух о внешней мужской привлекательности потенциального нового шефа подтвердился: Валерий Анатольевич был высок ростом, спортивного телосложения, с правильными чертами лица, с густыми темно-русыми волосами, выразительными синими глазами. Одет он был в черный костюм, белоснежную рубашку, на которой шикарно смотрелся строгий галстук в мелкую полоску.

- Разрешите представить вам нового сотрудника, - произнес вошедший следом заместитель начальника управления Степанов Игорь Игоревич. - Прошу любить и жаловать. Валерий Анатольевич, познакомьтесь, это начальник отдела Нина Ивановна.

Подошедшая Нина Ивановна по-матерински улыбнулась тому, кто явился заменить ее, протянула свою пухлую ладонь, кивнула Степанову: идите, мол, дорогой товарищ, со спокойной душой, мы сами дальше разберемся, что к чему. «Дорогой товарищ» ушел.

- Очень приятно, - тем временем продолжала улыбаться Нина Ивановна, все не отпуская руку нового сотрудника. Было очевидно, что ей действительно очень приятно. Ну просто чрезвычайно приятно. - Давайте я вас познакомлю со всеми нашими работницами. - И она повела его по порядку от одного стола к другому.

- Это Ирочка Милованова, экономист. Работает в нашем отделе второй год после окончания института. Очень ответственный и способный работник. Моя правая рука... Это Анечка Сергеева, ведущий экономист. Уже три года с нами. Знающий и грамотный специалист...

По ее словам все мы были исключительно умными, грамотными, ответственными, серьезными, знающими и толковыми. К тому же милыми, приятными, хорошими людьми и обаятельными особами. Валерий Анатольевич всем представляемым пожимал руку, кивал головой, внимательно и строго смотрел в лицо. Наконец Нина Ивановна увела его в свой кабинет.

Едва дверь за ними плотно закрылась, все девушки оживились.

- Очень! - негромко воскликнула Наташа и показала большой палец.

- Ричард Гир, Федор Бондарчук и Бред Пит в одном флаконе, - констатировала Надя.

- Ой, девочки! - схватилась за щеки Анечка - Ой, какой он красивый!

- Интересный мужчина, - согласилась с ней Оксана.

Марина, Настя и Лена согласно кивнули.

- Повезло нам, девчонки, - подытожила Катерина и потянулась за косметичкой, чтобы срочно подправить макияж.

А я… Я ничего не сказала, даже не кивнула, я только подумала про себя: «Я не я, если в самое ближайшее будущее он не станет моим. Уточняю: моим мужем». Я, знаете ли, не сторонница легких, необременительных связей. Я девушка серьезная и основательная.

Вот так начался мой новый жизненный этап. Есть у меня такая особенность: люблю ставить перед собой конкретную задачу, а потом прикладывать все силы для ее реализации. В детском саду в старшей группе я решила стать самой лучшей «снежинкой» на новогоднем утреннике. Решение было принято мною в жаркий июльский день. Последующие полгода я упорно и настойчиво шла к своей цели. Уже в сентябре по моему настойчивому требованию мама начала шить мне необыкновенный костюм снежинки, для чего было закуплено три метра белоснежного искрящегося капрона. Несколько недель мы с ней вдвоем трудились над костюмом, потом долго выбирали по магазинам белые туфельки на маленьком каблучке, украшали все блестками, сооружали маленькую корону... Ясно, кто блистал на новогоднем празднике ослепительной снежинкой. И так было потом всегда. Лучшая ученица в классе. Лучшая студентка факультета. Правая рука начальника. А сейчас я приняла решение выйти замуж за Валерия Анатольевича. Он об этом еще не знает, но уже обречен. Куда он денется, раз я так решила.

Через день новый шеф приступил к исполнению своих обязанностей.

Я тоже приступила. К реализации своего плана.

Он начал с того, что принялся изучать свою должностную инструкцию.

Я начала с того, что явилась на работу в новом сногсшибательном брючном костюме алого цвета и с новой умопомрачительной стрижкой. Ясно, что все наши незамужние девчонки тоже приоделись и принарядились кто во что горазд, но куда им со мною тягаться. Это было очевидно всем.

- Вырядилась-то! - фыркнула Маринка в мой адрес.

Маринка самая старшая среди нас, ей скоро шарахнет тридцать. Так-то она девушка не лишенная привлекательности, но все портит змеиный характер. Я ей только улыбнулась от души голливудской улыбкой: чи-и-и-з.

И потекли дни. Как ручеек. Сначала часы складывались в дни. Потом дни в недели. Потом недели в месяцы. Ручеек набирал силу. Чтобы стать рекой. Так и я: потихоньку-полегоньку, не спеша, но целенаправленно и упорно шла к цели. Я давно усвоила истину: чтобы чего-то добиться, не надо выворачиваться наизнанку, бить в барабан, истошно орать в рупор и переворачивать мир с ног на голову. Все великие дела вершатся постепенно. Главное - упорно идти к цели. Вода камень точит. А пока вся моя зарплата и все денежные накопления уходили на салоны красоты, фитнес-залы, импортную косметику и элитные бутики. Энная сумма была потрачена еще на французские духи и на закупку книг на тему: «Как покорить понравившегося мужчину».

Валерий Анатольевич работал в поте лица своего.

Я тоже.

Он частенько задерживался на работе.

Я тоже. Ничто так не сплачивает людей, как общее дело. Девчонки за спиной перешептывались на мой счет: бегает за начальником. Я игнорировала шепоток. Ничего, как в песне: разговоры стихнут скоро, а любовь останется.

Всё шло по плану. Всё, кроме одного: Валерий Анатольевич меня в упор не видел. То есть он видел меня, конечно. Ведь я, как положено правой руке шефа, всегда была под рукой, то есть рядом. Я давала ему дельные советы, отыскивала нужные документы, вводила в курс дела, составляла письма и отчеты, делала нужные звонки, передавала и принимала факсы, в конце концов варила ему кофе и подавала его любимый зеленый чай со вкусом жасмина (гадость редкостная!), но на том наше общение и заканчивалось. Ни мой алый брючный костюм, ни блузка цвета морской волны, ни желтый сарафан из каталога Квелли, ни даже фиолетовое платье от кутюр впечатления не произвели абсолютно никакого. Уж не дальтоник ли он? На французские духи он никак не реагировал. Может, что-то с обонянием? Мои мини-юбки, брючки в обтяг и декольтированные топы тоже оставались без внимания. А как у него вообще с ориентацией?! В общем, смутные сомнения стали посещать меня все чаще. Валерий Анатольевич был корректен, деловит и абсолютно непроницаем для женских чар. Что-то тут было не так.

- Может, у него все же есть некая тайная возлюбленная? - вопрошала я в приватной беседе нашего управленческого осведомителя, который, вернее которая, все про всех знает.

- Нету никого! Абсолютно точно.

- Может, он вообще дамами не интересуется? Он не гей, случаем?

- Ну что ты, Ириша. Какой же он гей? Он нормальный мужик. Просто еще не проснулся как мужчина.

- В двадцать девять и не проснулся? - качала я головой в сомнениях. - Что-то здесь не так.

- Не проснулся в том смысле, что сердце его еще не проснулось для любви. Он из однолюбов, когда влюбляются раз и навсегда. Вот и ищет свою половину. Ты такая красавица. Он на тебя непременно клюнет. Только ты не отчаивайся и продолжай осаду. Дрогнет. Обязательно дрогнет, - напутствовала меня осведомитель.

Тогда в ход пошла тяжелая артиллерия: духи с феррамонами, косметика Nina Richi, туфли из крокодиловой кожи (Salvatore Ferragamo - 20 тысяч в отечественной валюте!), бриллиантовый комплект (кольцо: золото красное, 585 проба, каратность 0,19 - 20400 рублей; серьги: золото красное, 585 проба, общая каратность 0,21 - 23580 рублей). Мое лицо каждый день с рассвета раскрашивалось в боевую расцветку: черные стрелки от глаз к вискам строго под углом в 37 градусов, губы обрисовывались четким контуром и покрывались помадой с эффектами увеличения и 3D, даже самый крошечный прыщик маскировался несколькими слоями крем-пудры. Меня можно было рассматривать под лупой, под микроскопом, хоть под телескопом - даже самый привередливый критик не нашел бы в моей внешности и микроскопической доли изъяна.

Я являла собой непогрешимый образ идеального совершенства.

«Я само совершенство, я само совершенство, от улыбки до жеста выше всяких похвал. Ах, какое блаженство, ах, какое блаженство знать, что я совершенство, знать, что я идеал!».

Все наши девчонки только потрясенно молчали, наблюдая мои превращения. На меня сворачивали шеи мужики всех возрастов и социальных слоев, коим посчастливилось оказаться рядом. Не потрясался, не плакал и не сворачивал шею только один человек - Валерий Анатольевич. То есть он по-прежнему оставался глух, нем и абсолютно безразличен к женским чарам Ирины Миловановой. Хоть ты тресни! Хоть убейся! Хоть сожги себя публично прямо в его кабинете!

И я предприняла последний и решительный бой. Тем паче повод как раз подвернулся - день рождения Валерия Анатольевича. 30 лет! Юбилей любимого шефа!

Празднование предполагалось в соседнем с нашим управлением небольшом ресторанчике под оригинальным названием «Орлиное гнездо». А назывался он так потому, что располагался на втором этаже двухэтажного старинного особнячка, построенного еще в начале прошлого века неким зажиточным купцом. Купец был явно не лишен романтической нотки: особнячок был очень уютным, с балконами и балюстрадами. Сейчас внизу располагался небольшой магазинчик, а на втором этаже ресторан.

За две недели до юбилея только и разговоров было о том, кто что оденет и что подарить шефу.

Маринка даже отпуск взяла на неделю, за свой счет. Похоже, она решила капитально подготовиться к предстоящему событию. Как и я, она всерьез взялась за шефа. По-человечески ее можно понять: девушке тридцатник, замуж пора, да и невтерпеж, а тут под боком такой кадр. Я смотрела на ее потуги сквозь пальцы: она мне не конкурент.

Я тоже была занята чрезвычайно. Надо было придумать нечто такое, что сразило бы неприступного Валерия Анатольевича наконец-то наповал. Дело принципа. Да и … в общем, если честно, то я влюбилась. Да, элементарно и тупо влюбилась в Валерия Анатольевича. Как школьница в учителя. Глупо? Абсолютно согласна. Это было с моей стороны глупо, крайне неосмотрительно, нерационально, неправильно и вообще… И вообще, как положено влюбленной особе, я потеряла сон, аппетит, стала часто беспричинно задумываться, непонятно о чем, то глупо улыбалась, неизвестно кому, то вдруг начинала печалиться, то внезапно впадала в мечтательный ступор. Умом понимала, что это неосмотрительно, нерационально, неправильно и прочее, а сердцем… В общем, сердцу не прикажешь. Сердце мое то пылало в предвкушении любви, то плакало от неразделенного чувства и плевало с высокой башни на доводы разума. Короче говоря, вся моя запланированная жизнь стала разваливаться и съезжать, непонятно куда. Ночами я лежала на своем любимом диванчике и вместо того, чтобы сладко смотреть сны или просто отдыхать после трудового дня и набираться сил перед предстоящими трудовыми буднями, думала о Валере, пардон, о Валерии Анатольевиче, уставив неморгающий взгляд в темный потолок. Иногда я вставала с диванчика, подолгу стояла у окна, глядя, как за стеклом бредут редкие прохожие. Иногда я любовалась луной, иногда слушала шум ночного дождя. Иной раз меня развлекали серенады ночных котов или нестройное пение подвыпивших прохожих. Однажды я даже наблюдала полет НЛО. Может, это был в действительности самолет или какой спутник, но раз я его не опознала, то он для меня остался НЛО - неопознанный летающий объект. Вот не думала, что ночная жизнь может быть такой интересной и полнокровной. Раньше я считала, что ночью все замирает, останавливается до утра. А оказывается, ночью все, наоборот, обостряется, усиливается - запахи, звуки, чувства. Особенно чувства. По крайней мере, мои чувства по ночам расцветали и многократно увеличивались. Я всегда считала себя особой практичной и трезвомыслящей. А теперь я по ночам то нежно улыбалась в стену, то грустила, то плакала, то мечтала. Я даже стихи стала сочинять. Вот уж никогда не думала, что докачусь до этого. Конечно, стихи были на уровне: «Я поэт, зовусь Незнайка, от меня вам балалайка». Только на любовную тему. Так как с рифмой у меня как-то не сложились отношения, то стихи получались белыми, то есть нерифмованными. И размерность строк не соблюдалась. Как в тех стихах:

«Вот течет речушка, а за нею лес.

А над ним сверкают огни только что построенной,

но довольно-таки мощной ГЭС».      

Но главное - они были написаны моей душой, моим сердцем, растревоженным любовью. Короче, я ничего не могла поделать ни с собою, ни со своим чувством. Везде и всюду мне мерещились его синие глаза. Я уже себе жизни не представляла без Валеры, пардон, без Валерия Анатольевича.

Я похудела, побледнела, стала молчаливой и рассеянной. При этом я еще больше стала трудиться над своим внешним видом. Утром мне приходилось вставать в пять утра, чтобы до семи часов, того времени, как отправляться на работу, я успела бы создать образ безупречной красоты неземной, так сказать, образ идеального совершенства. А так как я умудрялась теперь засыпать только на рассвете, то получалось, что спала я в сутки часа по два. А тут еще этот юбилей, на котором мне непременно предстояло блеснуть.

После работы я рыскала по магазинам женской одежды и по подружкам в поисках подходящего наряда. Это должно было быть таким невообразимым, что сразило бы наповал даже такого дальтоника, как мой шеф. Подруга Натка, наглядевшись на мои страдания, в конце концов предложила мне идти на торжество в бикини: «Точно все выпадут в осадок, не промахнешься». Я бы и пошла, я сейчас на любые подвиги была готова, если бы не начальник управления и его заместитель - не поймут, не оценят.

Подходящее платье я таки откопала в гардеробе той же Натки. Это было нечто… Черное струящееся шелковое платье в пол, настолько облегающее, что в нем дышать можно было только в полдыхания. Впереди закрытое под горло, сзади открывающее полспины. И длинная молния, опять-таки сзади до «ниже копчика». В общем, это видеть надо. Описывать - напрасный труд.

- Ты только в нем не вздумай отплясывать гопака - молния может разойтись, - напутствовала меня подруга, - и не моги садиться лишний раз по той же причине. И не хохочи, а то по швам запросто все пойдет. И чтобы ни кусочка еды, и ни глоточка никакой жидкости! Короче, в этом платье можно только стоят статуей.

- Зато какой статуей! Не боись, Натка, ни жрать, ни пить, ни плясать я не буду. Я в последнее время разучилась все это делать. Я буду только покорять сердце своего шефа неземным видом.

- Дело твое. Только земным видом мужика куда быстрее покорить получится. Ну, ни пуха тебе, ни пера.

И что вы думаете было дальше?

Думаете, что молния разошлась? Или что шеф не клюнул на мой умопомрачительный прикид? Или напротив - клюнул? Мимо.

Все мимо.

Я заболела.

Как раз ближе к вечеру дня похода в «Орлиное гнездо» у меня резко поднялась температура за 39. Меня бил озноб, болело горло, лихорадило будь здоров, и это была явно не любовная лихорадка. Приехавшая «скорая» привезла толстую пожилую ворчливую врачиху, которая меня отругала за наплевательское отношение к собственному здоровью и еще попутно много за что, но в конце все же сказала, что жить я буду, потому что такие дурочки, как я, почему-то живут долго.

- Так это не воспаление легких? Не менингит? Не туберкулез? И не бубонная чума? - на всякий случай уточнила я свой диагноз.

- Вот чума! - опять рассердилась врачиха. - Насчет воспаления мозгов я, конечно, не уверена, а вот легкие в порядке. Обычное ОРВИ на фоне ослабленного иммунитета. Сидишь, небось, на диете. Вон морда бледная и осунувшаяся. Выпей аспиринчику, чаю с лимоном и ложись спать. Утром будешь более-менее в порядке, но несколько дней обязательный постельный режим. В понедельник дуй к своему участковому за больничным. Будь здорова, - и она укатила дальше на своей «скорой».

Я лежала в постели на своем диванчике и грустила. Вот невезуха! Вместо того чтобы недвижной черной статуей сейчас красоваться во всем блеске великолепия в «Орлином гнезде», лежу в постели в стареньком халате, в шерстяных носках, горло замотано пуховой шалью. Вся такая несчастная, вся такая больная. Никому не нужная. Там веселье уже должно быть в разгаре. Маринка вся из себя - зря она, что ли, целую неделю готовилась. Да и другие девчонки тоже наверняка расстарались. Мне даже казалось, что я слышу музыку, раздающуюся в «Орлином гнезде». И хоть ресторан всего в квартале от моего дома, звуки музыки вряд ли бы смогли добраться до моих ушей. То были глюки, вернее, отзвуки реквиема по погибшей мечте, звучащей внутри меня. И так мне обидно стало, что я в голос разрыдалась.

Наревевшись от души, я накрылась одеялом с головой и заснула тяжким горьким сном.

Меня разбудил звонок в дверь. Спросонья даже не сразу и сообразила. Кто бы это мог быть? Может, Натка пришла проведать умирающую подругу? Вскочила и побежала открывать.

За дверью стоял… Валерий Анатольевич.

Первая моя мысль: это еще сон.

Вторая: это бред больной головы.

Третья: боже мой, как я выгляжу!

- Добрый вечер. Вы почему-то не пришли в ресторан, и я решил узнать, не случилось ли чего. Ничего, что я так поздно?

- Ничего, - произнесла я упавшим голосом, - входите, Валерий Анатольевич.

Все пропало.

Все мои потуги насмарку.

Все усилия коту под хвост.

Уж как я старалась последние недели быть королевой красоты, как изображала чистейшей прелести чистейшей образец, как тщательно строила образ идеального совершенства... И как сиюминутный облик разительно контрастировал со всем этим. Лохматая, глаза припухшие после недавних слез, лицо красное от температуры и стыда за свой вид, ни малейшей косметики, мамин байковый потертый халат пятидесятого размера, на ногах толстые шерстяные носки, шея в три ряда обмотана шалью... М-да. После такого позора остается только повеситься.

- Ириша, - улыбается Валерий Анатольевич, и его синие глаза становятся пронзительно васильковыми, - вы сейчас просто очаровательны. Такая милая, юная девушка. Такая домашняя. Такая прелестная. Извините, но вы всегда так изысканно одеты на работе, так накрашены, от вас пахнет дорогими духами, что как-то и не разглядишь за всем этим, какая вы в действительности исключительная красавица. Просто идеальное совершенство. Если не очень поздно и если вам не утомительно, то, может быть, угостите меня чаем?..

Вот...

И я всё-таки вышла замуж за Валерия Анатольевича, Валеру...


/Неудачный день


Все же в приметах есть смысл. Например: с какой ноги встанешь, так и день пойдет.

Анна встала с левой ноги.

Отчетливо это запомнила, зафиксировала в себе: встала с левой ноги, стало быть, все пойдет не так. Так оно и пошло - не так. Причем с первых же секунд. Только открыла глаза - увидела в настенном зеркале серый отсвет пасмурного дня, услышала тихий шорох мелкого дождя по стеклу, вспомнила свой идиотский сон (а приснилась черная коза, которая дуром скакала по ее квартире, нагло грызла цветы на подоконнике и вообще вела себя крайне хамски), так сразу и поняла: ничего хорошего ждать сегодня от жизни не приходится. Поэтому и встала с левой ноги - с судьбой не поспоришь.

Она пила зеленый чай с ванильным бубликом, когда противным звонком дал о себе знать телефон.

Телефон давно стал вполне одушевленным существом, в зависимости от настроения и обстоятельств он мог быть добрым, веселым, раздраженным, ворчливым, противным и откровенно злым. Сегодня он подал голос злорадным тоном, типа: «ага!». Еще не ясно, что именно «ага», но было совершенно очевидно - хорошим «ага» не бывает.

- Тьфу на тебя! - сплюнула она в сторону телефона, но трубку все же сняла.

А куда деваться?

В трубке отозвалась дочь. Голос у дочери был схож по звучанию и тональности с дождем за окном: серый, тихо шелестящий.

- С Аней что-то? - предположила она самое худшее, что только могла предположить, замирая в страхе ожидания.

- Аня в порядке, - поспешила успокоить ее дочь, - жива, здорова, смотрит мультики. От меня Дима ушел.

- Как это «ушел»? Куда?

- Откуда я знаю куда. Мама, ты не поняла, от меня ушел муж. Совсем. Еще вчера все нормально было, а сегодня я встала, его нет, только записка на столе: «Прости, но я ушел. Так надо». И все. Больше ничего. Даже вещи свои не взял.

- А ты ему звонила на сотовый? Не пробовала поговорить, объясниться?

- Мама, он недоступен. Все время недоступен. Уже полчаса как.

- Ишь, ты. Какой недоступный попался. ...И хрен с ним!  - взяла она себя в руки. - Я тебе еще три года назад говорила, что этот человек тебя не стоит. Так что не переживай. Подумаешь, золото какое обронила! Плевать!

- Да… - шелестела дождиком дочь на другом конце провода, - только год назад ты уже совсем другое говорила. Что Дима мужик стоящий и мне за него держаться как раз надо.

- Ты и держалась. Но раз он сам ушел, то скатертью дорога. Не звони больше, не унижайся. Ничего, доча, перебьемся. То ли еще бывает в жизни. Я сейчас соберусь и приеду одиннадцатичасовым автобусом. Ты Анютке не говори пока ничего, мала еще, пусть смотрит свои мультики спокойно. И сама не суетись, не пори горячку. Приеду, подумаем вместе, что делать.

Пока Анна заправляла постель, пока умывалась, думы ее крутились вокруг дочери и зятя. Дочь верно напомнила про ее слова годичной давности о том, что Дима мужик стоящий. Этому предшествовали долгие два года, в течение которых Анна кардинально переменила мнение о зяте от «никудышний и нестоящий» до «надежный и настоящий». И вот вам, здрасти. Как сказали бы американцы: сюрпрайз. Храни бог от таких жизненных «сюрпрайзов».

Заставила себя позавтракать. Муж покойный любил шутить: война войною, а обед по расписанию. Ей силы нужны сейчас. Чтобы дочери помочь, чтобы поддержать ее, о внучке позаботиться... После завтрака села на диван, чтобы с мыслями собраться, подумать спокойно, что надо сделать до отъезда, как опять ехидно затренькал аппарат.

- Отключу заразу, - предупредила она, прежде чем сняла трубку. Звонила соседка Динка. С соседкой отношения были не однозначными: от великой дружбы до великой вражды. Между этими крайними состояниями существовало множество промежуточных: дружеско-задушевные, приятельские, на уровне «привет - пока», прохладные, «я тебя не знаю и знать не хочу», «да пошла ты…» и так далее. Сейчас они находились на стадии «заглянуть по-соседски на чаек».

- Дина, я очень занята. Если ничего срочного, то поговорим потом.

- Ладно, - легко согласилась соседка.

Но Анну эта легкость не обманула, как-никак в соседях без малого тридцать лет прожито, знали друг дружку как облупленных. Поэтому, когда через пару минут раздался звонок в дверь, она даже не возмутилась.

- Чё случилось-то? - взяла Динка быка за рога, едва переступая порог.

- Срочно еду в город к Наташке. У нее проблемы с мужем.

- Ахти, господи. Я-то думала...

- Тебе все пустяки. Оно и понятно - одна как перст, - не удержалась от колкости Анна.

- Зато вы нарожали, замуж повыскакивали - и чего хорошего? Кроме проблем.

- Ладно. Говори, чего пришла, и иди себе. Некогда мне.

- Так я это… Рыбу тебе принесла. Мне вчера племянник две селедки закинул. Одну-то я еще вчера уговорила, а второй хотела с тобою поделиться, вот принесла, специально пожирнее оставила, но раз меня в этом доме встречают как незваного гостя, то не едать здесь моей селедки!

Динка так в сердцах хлопнула дверью, что в прихожей слетела со стены гравюра с изображением пасущихся на лугу коров. Стекло, покрывающее гравюру, разбилось на осколки, проткнув бумагу в нескольких местах, рамка отлетела в сторону. Гравюра Анне никогда не нравилась - пошлая дешевка, но все же факт, что разбилась она именно сегодня, говорил сам за себя. Кстати, в свое время гравюру подарила Анне именно Динка. Сама и разбила.

Выбросила гравюру вместе с осколками в мусорное ведро, пустую рамку убрала на полку, принесла из прихожей дорожную сумку, с которой обычно ездила к дочери в гости, стала укладываться. На дно положила свежую ночную сорочку, потом новый халат хлопчатобумажный, платье на выход, смену белья - неизвестно, сколько там придется пробыть. Если Наташка совсем упала духом, то надо будет пожить с ней, помочь с внучкой управиться и с хозяйством, войти в колею, пообвыкнуться с положением брошенной мужем женщины. Убедить, внушить всеми силами и средствами, что жизнь с уходом мужа не закончилась, что в 28 лет она еще только-только начинается и все самое прекрасное и замечательное еще едва обрисовывается на горизонте. И жизнь дает ей шанс начать все сначала. Тем более, что не одна, а дочка с ней. Да еще такая расчудесная девчурка, просто диво дивное. И как только Димка посмел так поступить с родной своей дочерью и с ее родной дочерью?! Вот не думала, не гадала, что он таким подлецом окажется.

Сумка, наконец, была уложена. Сверху оставалось еще место для гостинцев, что она купит по пути на вокзал. Конечно, в городе в магазинах всего полно, но не с пустыми же руками ехать в гости к единственной дочке и любимой внучке. Во внутренний потайной карман сумки положила паспорт (на всякий пожарный) и всю свою заначку на черный день - 17 тысяч рублей. Черный день наступил.

Часы показывали почти девять, пора отправляться на вокзал. Пока доберется, пока билет в кассе купит, пока гостинцы и подарочек для внучки присмотрит в магазине рядом с вокзалом…

Она в последний раз оглянулась: все ли сделала, что надо. Газовый кран перекрыт, цветы обильно политы, зонт взяла - вроде все, и вышла из квартиры.

…И откуда она взялась, эта черная (!) кошка?! Юрким чертенком мелькнула прямо под ее ногами, когда она спускалась с третьего этажа. Споткнулась, одна нога зацепилась за другую, сумка выпала из рук, неловко ухватилась за перила, не удержалась, больно ударилась правым боком и упала, да еще как неудачно - прокатилась по ступенькам на животе носом вперед. Хорошо еще, никто не видел, как она враскоряку считала всеми своими ребрами каждую ступень.

Посидела немного, приходя в себя. Погладила ушибленный бок, стряхнула с кофты мусор, что собрала со ступенек. Протянула руку, поймала ручку сумки, подтянула ее к себе. Черная кошка мирно сидела рядом, с любопытством наблюдала за ее манипуляциями. Анна даже ее ругать не стала: что толку, кошка не виновата, что невезучесть этого дня закинула ее под ноги Анны. Как говорится, как мавр сделал свое дело, так и кошка всего лишь сделала то, что ей было предопределено сделать.

Вот тебе и сон в руку: черная коза обернулась черной кошкой.

Встала и тут же, охнув, опять присела. Дикая боль пронзила всю правую ногу до бедра. Только этого не хватало.

На одной ноге, держась за перила, еле доскакала до своей квартиры. Дома осмотрела ногу. Нога в щиколотке распухла, утолщилась. Допрыгала до телефона, набрала 03.

- Скорая слушает, - отозвался равнодушный женский голос.

- Пришлите, пожалуйста, бригаду по адресу: Базарная, 40, квартира 8.

- А что случилось?

- Что-то с ногой.

- А что именно?

- Девушка, если бы я была медиком, я бы вам назвала точный диагноз. Но я по образованию химик, а по профессии была бухгалтером, до того как вышла на пенсию. Вы врача пришлите, он вам потом расскажет, что с моей ногой, если вам так интересно.

- Вы ударились? Упали? Что-то уронили на ногу?

- Нет. Просто она… вдруг перестала меня слушаться. А вдруг это инсульт?

Анна, произнося свой возможный диагноз, на всякий случай постучала костяшками пальцев по деревянному подлокотнику кресла: не накаркать бы. Но попробуй сказать этой девице, что она сверзилась с лестницы: не видать тогда никакой «скорой». Скажет: езжайте в травматологию. А как ей до этой самой травматологии добраться прикажете? Скакать через весь поселок, как одноногому зайцу?

...В ожидании «скорой» лежала на диване, думы думала. Дочь жалко было до слез. Только вроде все устроилось, и вот вам. А ведь и хозяйка она хорошая, и мать исключительная, и как женщина собою исправная - легконогая, тоненькая, какие сейчас в моде, на лицо симпатичная. И чего этому Димке не хватало? Только квартиру собственную приобрели, только на ноги встали - и вот вам: ушел. Куда? Зачем? Почему?

В дверь позвонили, она запрыгала открывать.

Вошел молодой энергичный врач - совсем еще пацан, с ним, видимо, санитар - мужик постарше.

- Кто больная? Вы? - спросил тот, что постарше.

- Я, - призналась она.

- Это у вас не инсульт, - с ходу определил санитар.

- Я тоже так думаю. Скорее всего, перелом.

- Упали? - подключился к диагностике и врач.

- Было дело.

- А зачем врали?

- Так вы бы не приехали.

- Не приехали бы.

- А мне куда деваться?

- В травматологию.

- Так я не доберусь туда. Раз уж приехали, посмотрите мою ногу, будьте так любезны. И если перелом, подвезите по пути до травмпункта.

Молодой врач был любезен, не успел еще обюрократиться на своей хлопотной работе, не зачерствел еще сердцем, помнил врачебную клятву. Он внимательно оглядел ногу Анны, осторожно прощупал ее в щиколотке.

- Попридержи дамочку, - зачем-то попросил он санитара.

Санитар обхватил сидящую Анну сзади под руки.

- Это зачем еще? - удивилась она.

В это время врач-пацан так сильно дернул ее за ногу, что у нее от неожиданности и боли аж в глазах потемнело.

- Вы чего это? А?! С ума совсем посходили, что ли?! - от обиды у нее аж слезы выступили.

- Вывих у вас, женщина. То есть был вывих. А теперь уже нет. Компрессик спиртовой подержите или хотя бы просто холод - и все будет о'кей. Но в следующий раз врать все же не рекомендую. И никуда сегодня из дома не выходите, ноге нужен покой. Поносите повязку стягивающую.

После их ухода Анна подержала на ноге лед из морозильника, потом туго забинтовала щиколотку эластичным бинтом. Часы показывали десять минут двенадцатого. Автобус в город уже ушел. Теперь только вечерним, семичасовым, можно уехать. Пришлось позвонить Наташе.

- Доченька, я обязательно приеду вечерним. Ты только держись там. Чем занимаетесь с Анечкой?

- Ничем. Ничего не хочется. Жить не хочется, мама, - тихо грустила Наташа.

- Это еще что за разговоры?! Прекрати немедленно! Одевай Аню и марш гулять! Негоже девочку весь выходной день держать в духоте в четырех стенах. Жизнь продолжается, поверь мне.

- Мамочка, как он мог? - расплакалась Наташа., - Я ему так верила. Мне казалось, что мы с ним уже срослись душами, сердцами. Хоть бы все нормально объяснил, по-человечески. Что не так. Чем мы с Аней его не устроили. А то как вор какой, потихоньку… Только коротенькую записочку после себя и оставил. Разве так можно, а?

- Нельзя. Так нельзя, Наташа. Нельзя раскисать. Ты же у меня сильная, ты у меня умница. Держись. Я скоро приеду.

- А что случилось-то? Почему не получилось одиннадцатичасовым?

- Да у меня тут… небольшое происшествие. Так спешила к вам, что растянулась на лестнице. Думала, перелом ноги. Нет, только вывих был. День у меня сегодня… тоже с утра не заладился.

- Так ты тогда не приезжай. Мы обойдемся сами.

- Приеду. Я обязательно приеду. Чего бы мне это ни стоило. Даже если цунами, торнадо, землетрясение одновременно случатся, даже если конец света - я приеду. Ты только держись, моя дорогая. Я с тобой.

Стояла у окна.

Смотрела на непрекращающийся мелкий дождик за стеклом.

На бегущих и бредущих под зонтами.

Вон черная кошка не спеша шлепает прямо по луже, остановилась, пьет воду. То ли та же самая, то ли другая. Видимо, сегодня имеют право на существование только черные кошки.

Странная штука - жизнь. Полоса светлая, полоса темная. И ничего не поделаешь с этой закономерностью. Если дню предопределено быть несчастливым, то ничего тут не попишешь. Только надо пережить, как стихийное бедствие. Но один день - еще ладно. Как бы у Наташи не пошла теперь черная жизненная полоса.

Чтобы время до вечера прошло быстрее, прилегла по­дремать. На всякий случай поставила будильник на полпятого: не доверяет она сегодняшнему дню.

Проснулась часа через два. Даже не успев еще открыть глаза, поняла: что-то в мире поменялось за то время, что она отсутствовала.

За окном ярко светило солнце. Сверху жизнеутверждающе пели птицы. Внизу чирикали счастливые дети.

Она встала с дивана с правой ноги.

Тут же подал голос телефон, тон его на сей раз был вполне доброжелательным. Было ощущение, что день начался заново, но по другому, мажорному, сценарию.

- Мамуля, - счастливо пропела дочь, - мамочка, можешь не приезжать! То есть приезжай, конечно, в любое время. Только у нас все в порядке.

- Дима вернулся? - спросила утвердительно Анна, поражаясь, как за каких-то два часа может кардинально поменяться мир.

- Да. То есть нет! - радостно смеялась в трубку Наташа. - Он, оказывается, вовсе и не уходил. То есть уходил, конечно, но только на работу. Когда мы с Аней еще спали, ему позвонили с работы и срочно попросили выйти. Какой-то аврал случился. Вот он и оставил записку в том смысле, что ему надо срочно на работу. А я не поняла!

- Вот и славно! Поцелуй за меня Анечку. И Диму тоже поцелуй. Держись за него, дочка. Он мужик стоящий. А я приеду в следующие выходные. В гости.

Анна достала с антресолей книжного шкафа папку с рисунками внучки. Выбрала яркую акварельную картинку - желтый цыпленок держит в клювике веточку сирени. Внизу неуверенным детским почерком выведено красным фломастером: «Дорогой бабулечке в день рождения». Вставила в пустую рамку, повесила в прихожей на гвоздь.

Куда лучше, чем жирные тупые коровы.

Вышла на балкон.

Вдохнула свежего после дождя воздуха. Зажмурилась на солнце.

Рядом кто-то крякнул.

На соседнем балконе стояла недовольная чем-то Динка.

- Не уехала-таки? Ну-ну… Везучая ты. Вторая селедка, похоже, с душком попалась. Я как от тебя вернулась, с психу всю сама и слопала. Теперь вот с горшка не слезаю целый день, животом маюсь…Ой, пойду я…Надо мне…

Анна улыбалась миру с высоты самого верхнего третьего этажа.

Внизу рыжий игривый котенок что-то искал в умытой изумрудной траве.

Перепечатка материалов размещенных на Southstar.Ru запрещена.