Южная звезда
Загружено:
ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ № 3(52)
Борис Пьянков
 Далекие берега

Вспомнилось вдруг...

Одной из немногих возможностей путешествовать в молодости для меня были геологические экспедиции. Летние сезоны семьдесят пятого - семьдесят шестого года я провел на Камчатке.

В устье реки Пенжина, впадающей в Охотское море, расположен небольшой поселок под названием Манилы. (Это то место на карте, где Камчатский полуостров начинает отделяться от материка; граница Северо-Восточной Сибири). Здесь тогда располагалась база нашей небольшой геологической партии. До места работы от Петропавловска-Камчатского я добирался кружным путем целых две недели, сопровождая различные грузы в самолетах и вертолетах.

Поразили меня в Манилах небольшие деревянные рыбокоптильни возле каждого дома. Это кабинки, более всего похожие на деревенские «отхожие места» средней полосы России. Помню, что меня очень интересовало; почему из многих «туалетов» идет дым?

Манилы находятся в зоне холодного субарктического климата, с длительной и снежной зимой и коротким летом. Село расположено у слияния рек Пенжины и Манилки, вокруг простирается холмистая тундра, из которой выступают острые останцы скал. Небольшие деревья (тополь или ольха) растут только в пойме Манилки.

Летом вокруг села полно ягоды. Местные жители собирают морошку, жимолость, много брусники и голубики. Повсеместно растет кедровый стланик - «кедрач». Орешки в его шишках мелкие, но вкусные. В ягодных местах часто можно встретить бурых медведей.

Поселок играет важную роль в снабжении прилегающих районов продуктами питания, товарами и горючим.  Если грузы не завезут за «навигацию» - беда! В прошлом это уже бывало: сидели люди зимой и без хлеба, и без горючего, и без чая с сахаром....

Сюда все привозят морем, но, несмотря на это, порт как таковой в поселке отсутствует. Все судовые грузы сначала перегружают на плоскодонные баржи, а уже затем гонят их к берегу. Помню, что мы называли эти баржи плашкоутами. Во время морского прилива река течет вспять. Потрясающее зрелище!

Устье Пенжины известно своими приливами, высотой до четырнадцати метров. Это мировая рекордная величина, вторая после залива Фанди. Когда-то существовали проекты постройки в этих местах приливной электростанции, но, по-моему, «воз и ныне там».

В те годы в поселке и на сотни километров вокруг полностью отсутствовали асфальтированные дороги, не было телевидения. Легковые автомобили можно было увидеть только в кино, которое демонстрировалось в клубе три раза в неделю.

Как-то раз во время похода на почту я познакомился с работающей там девушкой редкой красоты. Кажется, ее звали Галей. Девушке было восемнадцать лет, как тогда и мне. Она была полукровкой: дочерью русской женщины и корейского эмигранта.

Тогда я был влюбчив, и мне очень хотелось что-нибудь сделать для нее. В юношеских мечтах я увозил ее на Большую землю, но так и не посмел даже заикнуться об этом: у нее уже был жених.

Парня звали Петя; тогда он был портовым рабочим.

Интересно, как сложилась их дальнейшая судьба?

Через неделю прибыли недостающие члены нашей партии. Это были крепкая женщина - главный геолог - и двое рабочих-водолазов. (Наш начальник хотел осмотреть дно моря возле впадения туда золотоносного ручья.) Дождавшись хорошей погоды, мы вылетели в район работ на побережье Охотского моря, чтобы искать золото.


Вечная мерзлота

Начальника нашей партии звали Фридрихом Анатольевичем, но он предпочитал короткое имя Фред. Вместе с ним мы закупили продукты и проверили снаряжение, на этом предполевая подготовка была закончена. В этой безлесной местности трудно было найти длинные шесты для палаток и растяжки тента, но я справился с этой задачей, стянув на поселковой стройке десять длинных брусьев.

- Слава богу, что тебя не поймали! - укоризненно покачал головой Фред.

- А что бы они сделали?

- Бока бы тебе точно намяли!

- Но не отдавать же их обратно?

Фред согласился с тем, что это было бы еще большей глупостью.

Скоро прилетели остальные. Можно было вылетать в поле, но тут начались затяжные дожди.

- Нечего мальчишке бездельничать, - отрезала Галина Ивановна, главный геолог, - рабочий на то и рабочий, чтобы работать!

Меня отрядили в распоряжение начальника геологической базы, расположенной в поселке. Вместе с другими бедолагами (обычно на тяжелые работы подряжали студентов-практикантов) мы ворочали в аэропорту тяжелые бочки с авиационным горючим, разгружали и загружали различное оборудование и строительные материалы, возили со склада взрывчатку для горнопроходческих работ.

Склад аммонита по причинам безопасности находился вдали от поселка, в тундре; при погрузке нас нещадно кусали комары, которым нисколько не мешал почти всегда моросящий дождь. Мазь со звучным названием «Тайга» кровососов не отпугивала. Чтобы полчища комаров не заели нас совсем, лицо и руки следовало смазывать специальным составом. По совету Фреда в моем кармане хранилась герметичная баночка с марлей, смоченной бенфталатом; скоро такие же баночки завели и мои коллеги по работе.

Поселковая база ютилась в небольшом деревянном домишке, где размещались радиостанция, небольшой склад и комната для приезжих. Помещений не хватало. К этому времени работы на севере полуострова только начинали разворачиваться, и высокое начальство решило построить новую базу неподалеку от крошечного поселкового аэропорта. Специалистов-строителей среди геологов не было, но это никого не останавливало; у нас всегда считалось, что любой мужик владеет топором и молотком. Руководить стройкой (за отдельную плату) вызвался радист, гордо именуемый начальником радиостанции.

На работы было решено поочередно отправлять различный рабочий люд, в основном застрявших из-за нелетной погоды. Случилось так, что я оказался первым и, по-видимому, последним строителем в том году.

Под непрекращающимся дождем я добрался до строительной площадки. Работы еще не начались, но неподалеку от летного поля были свалены доски, а вбитые в землю колышки определяли площадку под возведение дома. На площадке стояли двое мужчин; в одном из них я узнал начальника радиостанции. Каких-либо чертежей у него не наблюдалось, но он рьяно спорил с важным на вид мужчиной в сером костюме и с зонтиком в руках. Незнакомец нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Ему явно было холодно; несмотря на разгар лета, температура была невысокой. Позднее я узнал, что мужик в костюме был заместителем начальника экспедиции, прибывшим из Петропавловска, - высокий чин для тех мест!

Предметом их разговора было возведение фундамента новой постройки; никто из спорщиков не знал, на какой глубине в этом месте находится вечная мерзлота. В это время начальники неожиданно заметили меня.

- Рабочий выкопает шурф, мы все и узнаем! - оживленно сказал радист.

- А на новой базе что, туалета тоже не будет? - тоскливо спросил высокий начальник.

- А пусть он выроет большую яму, тогда мы сделаем там туалет! - нашелся радист.

После того как мне было определено место, где копать, начальники с облегчением покинули будущую стройплощадку.

Рытье ям, как известно, работа творческая, поэтому спешить не следовало. После длительного перекура я наметил площадь размером полтора на два метра и начал копать. Работа шла легко в течение целой недели, пока мою дорогу к центру Земли не преградила вечная мерзлота. Сначала я отнесся к ней легкомысленно, ударив ее стальным ломом. Тот зазвенел, а удар болью отозвался в моих ладонях. Немного подумав, я тщательно выскреб лопатой всю поверхностную грязь, и мне открылась вся красота вечной мерзлоты. Это не было просто промерзшей землей - повсюду виднелись линзы из прозрачного льда, отделенные друг от друга тонкой почвенной прослойкой и мелкими камнями.

Удары ломом не оставляли на этой чудесной поверхности почти никакого следа.

О своих наблюдениях я доложил начальству.

- Ломом надо бить сильнее! - сказал начальник базы.

- У вас же есть взрывчатка! - удивился я.

- Взрывчатка для этого не предусмотрена!

- Копали же раньше без взрывчатки, - вмешался заместитель начальника экспедиции, - это делается так: на ночь надо развести в яме костер. Утром выгрести угли и оттаявшую землю, потом повторить!

- Мне ночевать возле ямы, что ли? - удивился я.

- Жги днем. Как прогорит, вытаскивай грунт!

- Где я дрова возьму?!

- Хватит спорить! Сказали - делай!

- Ладно. Дрова привезете?

- Ты сам поищи где-нибудь поблизости....

- Пиломатериалы со стройки взять?

- Привезем дрова, иди работай пока ломом!

Уходя, из-за неплотно закрытой двери я услышал, как жалуется начальнику радист:

- Рабочие нынче пошли шибко умные, работать не хотят, прямо зла на них не хватает!

На следующий день машина с базы (разбитый «ГАЗ-66») привезла мне несколько охапок дров, и я развел в яме большой костер. Греться у огня было приятно. Когда дрова прогорели, я выбросил из ямы все угли, вечная же мерзлота при этом не уступила ни одного сантиметра.

На следующий день возле ямы появился сочувствующий мне молодой водитель.

- Зачем тебе эти дрова? - сказал он. - Смотри, что я привез! - Водитель держал в руках две канистры с авиационным керосином. - Давай выльем это в твою яму и подожжем!

- Думаешь, поможет?

- Попробуем, это же не дрова!

Мы вылили в яму обе канистры, водитель предусмотрительно налил из топлива длинную дорожку в сторону от ямы.

- А-то сам сгоришь! - сказал он.

Полыхнуло знатно, но когда керосин прогорел, на поверхности отполированной до блеска вечной мерзлоты не появилось ни капельки воды.

- Все тепло вверх ушло! - развел руками водитель.

На следующий день погода изменилась. Внезапно выглянуло солнце; мне даже показалось, что в линзах вечной мерзлоты заиграла радуга. Скоро наша партия, наконец, смогла вылететь в поле, к месту работы.

Осенью, когда мы улетали домой, вертолет разворачивался над поселком. Глядя в иллюминатор, я заметил отрытую мной яму, ее края обрушились, теперь это была воронка, чем-то похожая на начавшую зарубцовываться язву.  Тундра пыталась залечить шрам, нанесенный ей грубым человеческим вмешательством.

/Детский маршрут

Когда-то, давным-давно, мне пришлось побывать в министерстве геологии РСФСР. Перед входом в здание, рядом с огромным белым кристаллом дымчатого кварца, располагалась небольшая скульптурная группа: коренастый мужчина с геологическим молотком в руке разглядывал образец породы, а на мужчину восторженно смотрела хорошо сложенная девушка.

Мужчина и девушка были гипсовыми, а молоток настоящим, стальным. Он был насажен на длинную деревянную ручку. Памятник этот передавал главное: в геологических партиях мужчин интересует работа; девушек интересует романтика.

Хорошенькие девушки в геологической партии - большая редкость и большая беда. Они вносят элемент беспокойства в сплоченные мужские ряды, и тогда нормальные на вид мужики сходят с ума, вместо обычного русского языка они начинают разговаривать языком Пушкина и Гете.

Мне неоднократно приходилось видеть, как из-за юных девушек сходили с ума даже начальники партии, не говоря уже о простых работягах. Такое положение в полевых партия чревато социальным взрывом.

В нашей геологической партии тоже была молодая девушка. Может быть, она была хорошенькой. Кажется, ее звали Лида; это не так уж и важно для последующего рассказа.

Ей было двадцать пять лет, и она была техником аэрогеологической экспедиции. (На севере Камчатки мы работали совместно.)

В Лиду влюбились почти все лица мужского пола, из-за недоступности девушки конкуренция кандидатов на ее внимание возрастала. Уже через неделю после Лидиного приезда в состоянии отчаяния находились шофер экспедиции, многие местные летчики, поселковый инженер и оба водолаза.

На танцы в поселковый клуб Лида ходила только вместе со мной. Мне было только девятнадцать лет, с точки зрения девушки я еще не годился в ухажеры, но зато служил ей надежной защитой от посягательств других мужчин.

За это мне позволялось больше основных конкурентов. Мне даже разрешалось делать девушке массаж, но не будем вникать сейчас в тонкости этого замечательного искусства!

Эх, Лида, Лида! Однажды мне даже пришлось драться за ее честь; было бы из-за чего драться, честно говоря...

В один прекрасный день Лида, которой надоело сидеть в поселке, попросилась к нам в однодневный маршрут.

Однодневка - это дело хорошее. Утром вылетаешь из поселка, вечером в него прилетаешь. И никаких тебе лишений в виде холодной тушенки или мокрого спального мешка. О камчатских комарах я уж и не говорю! Да по сравнению с жизнью в поле такие маршруты не работа, а одно удовольствие!

Перед отлетом я закрепил на поясе кобуру с ракетницей и патронташ, выданные мне начальником. Ракетница предназначалась для подачи сигналов и защиты от нападения зверей: в этих диких местах нет волков, зато медведи водятся в изобилии. Не знаю, можно ли напугать медведя выстрелом из ракетницы, но другого оружия у нас все равно не было.

Нам предстояло оценить запасы сердолика в одном из районов побережья полуострова «Тайгонос». (На северном побережье Охотского моря.) Делалось это так: два или три человека зигзагами идут по широкому галечному пляжу, собирая все попавшиеся образцы. Именно по этим данным должны были оцениваться размеры возможного промысла этого полудрагоценного камня.

Иногда мне кажется, что таким образом наш начальник хотел отдохнуть от нас всех.

Ну, скажите, пожалуйста, кому нужны эти чертовы сердолики в такой глухомани?

Ответственным за маршрут была назначена коренастая женщина лет пятидесяти - главный геолог Галина Ивановна. Когда я с ней знакомился, мне казалось, что в этой женщине перегорело все, что может гореть. Через некоторое время оказалось, что я ошибся.

Вертолет Ми-8 высадил меня и обеих дам в назначенном месте на берегу Охотского моря и улетел. Мы ожидали, что это будет небольшая прогулка, «детский» маршрут, в конце которого нас заберет вертолет, но неожиданные приключения начались почти сразу.

Говорят, что лайки не бросаются на людей, но вот надо же! По пляжу на нас, устрашающе лая, неслась огромная свора собак.

- Стреляй, стреляй, что ты ждешь! - истерично закричали женщины.

Подпустив стаю поближе, я, как и положено по инструкции, поднял ствол в небо и нажал на курок. Выстрел!

И отрадная картина: трусливо убегающие собаки с визгом поджали хвосты.

Ракета, задумчиво повисев в синем небе, упала на склон, вздымающийся над пляжем.

- Погасла?

- Погасла!

В этот момент со склона послышался треск огня и появился белый дым.

- Не погасла! - и Галина Ивановна немедленно отобрала у меня ракетницу. - Вот из-за таких, как ты, и случаются пожары!

Лесные пожары в этих местах - дело серьезное. Сухая лесотундра горит, как порох. Случалось, что из-за небрежного отношения к огню в этих местах выгорали сотни квадратных километров.

Очаг возгорания удалось сбить, расплатой послужила моя новая штормовка. Скоро мы вышли к стойбищу коряков, которые извинились за своих собак, сорвавшихся с привязи.

Летом упряжка не нужна, вот и сидят на голодном пайке бедные животные. Некормленые псы способны на все, и нам повезло, что у нас была ракетница.

Из стойбища мы вышли не одни: Лида понравилась четырех- или пятилетней девчонке-корячке, которая вызвалась идти вместе с нами.

Погода смилостивилась, и работа шла весело: синело обычно свинцово-серое море, желтые сердолики отсвечивали на солнце; мы собирали их в холщевые мешочки, а рядом беззаботно смеялся ребенок. Легкий маршрут - красота! Солнце и время шли рука об руку, вместе с ним мы уже прошли почти пять километров.

- А когда прилетит за нами вертолет?- спросил я у Галины Ивановны.

- Нам осталось пройти около семи километров; не волнуйся, мы еще успеем чайку вскипятить! - сказала та.

- Разве мы не вернемся назад?

- С какой это стати?

- А ребенок, которого взяла Лида? Мы повезем девочку на вертолете?

- Да! Глупость вышла, - главный геолог задумалась. - Посадка в стойбище маршрутом не предусмотрена. Ничего! Не маленькая, сама назад дойдет!

- Как это, не маленькая?

Галина Ивановна раздраженно, но терпеливо объяснила мне, что дети аборигенов привычны к таким условиям, поэтому с девочкой ничего не случится. Подоспевшая Лида внимательно выслушала наш разговор и присела на корточки перед девочкой.

- Ты же дойдешь одна домой? - участливо спросила она.

- Я кайнын боюсь.

- Все равно у нас нет другого выхода, - сказала главный геолог, - мы не можем опоздать на вертолет в этих диких местах. Пусть девочка идет домой одна!

- Значит, так, - заявил я, усаживаясь на плоский камень. - Пока ребенок не попадет домой, я не двинусь с этого места!

- Мы не можем опоздать на вертолет. Встаем и двигаемся дальше, ребенок идет домой сам. С девочкой ничего не будет, не должно быть. Я здесь приказываю, и я за все отвечаю! - звенящим голосом сказала Галина Ивановна.

- Если мы опоздаем на вертолет, нас будут искать и найдут. Ребенка, кроме родителей, искать никто не будет, и я клянусь, что не двинусь дальше, пока мы не отведем девочку домой!

- Ты знаешь, чем это может для тебя закончиться? - угрожающе спросила Галина Ивановна.

- Хотел бы я посмотреть на того человека, который осудит меня за такое поведение! - сказал я.

- Пойдем домой! - предложила девочке посерьезневшая Лида. - Давай бегом, наперегонки!

Я было собрался идти вместе с ними.

- Без тебя дойдем! - бросила мне Лида.

Ох, женщины! Можно подумать, что это я во всем виноват... Ну, что же, пять километров - это не так уж и много. Но туда и обратно - уже десять!

Одиночный маршрут всегда является нарушением техники безопасности, которая, как известно, написана кровью. Но тогда надо было оставить в одиночестве Галину Ивановну, а она главная. От нее такой команды не поступало... От нее вообще не поступало никаких команд.

От нечего делать я собрал в кучу сухой плавник, прибитый к берегу приливом. Эти сучья горят почти без дыма. Мы молча пили крепкий чай и ждали Лиду. Был конец лета, и к вечеру небо уже темнело.

Явилась Лида. Она тяжело дышала, но ей было некогда отдыхать. Потеряв больше часа, мы не шли, а почти бежали. Вот и проблесковый огонек вертолета мелькнул. Надо дать ракету, но запыхавшаяся Галина Ивановна уже истратила почти все ракеты, стреляя на звук винтов, еще на подходе к цели.

Естественно, что пилоты нас не видят. Осталась всего одна ракета.

- Отдайте мне ракетницу! - сказал я.

В отчаянии, но и с некоторой надеждой Галина Ивановна отдала мне наше единственное оружие.

Тщетно пытаясь найти нас, вертолет делал последние круги над побережьем. Скоро пилот обязательно положит машину на обратный курс: вертолет должен прилететь в поселок до темноты. Он полетит вдоль берега. Этот момент пропустить нельзя, но надо точно выбрать место.

- Летит! - и мой выстрел по-дурацки удачен: ракета пролетает всего в десяти метрах от носа вертолета.

- ...Это ты стрелял? Зенитчик хренов! Ты что же, гад, сбить меня хотел? - поинтересовался у меня первый пилот. - А если бы ты в лопасть попал?

Да, такая мысль в голову мне не приходила!

Сердился летчик недолго. Москвич, да еще из Бескудниково, в этих дальних краях мы  с пилотом почти что земляки!

На базу вертолет прибыл без происшествий. «Волчью» характеристику мне дали уже позднее, при увольнении с работы.

Ручей Смятый

Как красиво взлетает Ми-8! Почти без разгона вертолет приподнимается вверх; затем его нос наклоняется к земле, пилот добавляет «газу», и машина стремительно ввинчивается в синее небо под углом около сорока пяти градусов. Старенькая «четверка» так сделать не сможет!

Раннее утро радует нас солнцем. Дай нам Бог, чтобы такая погода простояла подольше. Скоро вертолет вернется, и мы отправимся на нем в так называемую «выкидушку» недели на две.

Мы - это небольшая партия из пяти человек: начальник, главный геолог, два рабочих-водолаза и я (в качестве мальчишки, ответственного за любую работу). Нам предстоит оценить запасы золота в районе ручья Смятый.

Шеф, Фридрих Анатольевич, сказал, что такое странное название ручей получил из-за изломанности рельефа, по которому он протекает.

Разбитый «ГАЗ-66» доставляет наши грузы на грунтовое летное поле за пять минут, поселок-то крошечный. Прибыл вертолет, но перед посадкой его надо разгрузить.

- Надо так надо! - В геологических партиях не принято отказываться от лишней работы.

Здесь меня и неразлучных приятелей-водолазов (лет по сорок мужикам) ждал неприятный сюрприз: грузовой отсек вертолета был доверху заполнен отрезанными головами северных оленей, которые все еще смотрели на нас кроткими глазами.

Мы решили, что из этих голов будут делать сувениры для заезжих туристов. Или медики переработают их рога на пантокрин. А кому еще нужен такой товар?

Наконец неприятная работа окончена. Наши ладони испачканы кровью, но отмывать их уже некогда. Закидываем свои вещи, и вертолет взмывает в воздух. В одно мгновенье под нами пролетают грязные окрестности поселка, мы уже над водой.

В этом месте река переходит в Пенжинскую губу, известную своими высокими приливами.

Сейчас отлив, поэтому среди обширного водного пространства виднеется множество отмелей.

Однажды мы обнаружили на такой отмели выбросившегося на берег двадцатиметрового кита. Местные коряки разделали животное на жир и мясо. Не пропадать же добру!

...Вот и лесотундра полуострова Валижген, место нашей высадки.

Пролетая здесь в прошлые годы, наш начальник неоднократно видел палатку, которая всегда казалась ему странной.

Кто и зачем мог надолго поставить палатку в таком месте? Ответ напрашивался сам собой - золотоискатели, причем незарегистрированные. Встреча с такими людьми несла нам опасность, ведь у нас не было никакого оружия, кроме ракетниц.

Но оставлять неубранную палатку на год глупо, а жить в палатке весь год, когда зимняя температура опускается до минус шестидесяти градусов по Цельсию, - невозможно. И все же палатку предстояло проверить в первую очередь.

Машина приземляется в незнакомом месте. Вертолет зависает в метре над землей, и из него быстро, как чертик из шкатулки, выскакивает техник с металлическим штырем в руках. Он проверяет площадку, где будет стоять шасси машины, лишь только после этого вертолет посмеет надавить на землю своим весом. Ми-8 вместе с грузом может весить до двенадцати тонн, и такие предосторожности вовсе не являются излишними!

При посадке мы вспугнули медведя, и в воздухе еще пахнет зверем. Выгружаем из вертолета груз. На руках начальника сидит белая пушистая кошка по имени Пуся. Хозяева дома, в котором мы временно поселились, улетели в отпуск на далекую Украину. Они слезно просили последить за животным. Шефу ничего не оставалось сделать, как согласиться. Теперь пришлось взять Пусю с собой.

Почуяв медведя, несчастное животное вцепилось в начальника всеми когтями. Кажется, только сейчас эта домашняя кошка начала понимать, в какую передрягу она попала.

Палатка оказывается брошенной, но не пустой, а с вещами. Возле палатки валяются сковородка и ржавая печь. Много пустых ружейных гильз.

На прощанье договариваемся с пилотами о том, чтобы забрали нас через контрольный срок - две с половиной недели, если не будет связи по рации. Пока шеф с кошкой на плече задумчиво изучает содержимое загадочной палатки, мы начинаем разбивать временный лагерь. Скоро на террасе над ручьем появляются три шатровые палатки и одна обычная, геологическая.

Наша единственная дама привезла с собой свою палатку, справедливо полагая, что двухместная шатровая палатка - это попросту неудачная выдумка военных. Лишние вещи и продукты во вьючных ящиках мы складываем в свободную палатку, в довершение всего над раскладным обеденным столом растягивается большой тент.

Растущий повсюду кедровый стланик ограничивает обзор, но залив видно отлично.

- Красота-то какая!

Но любоваться местными ландшафтами некогда. Пора готовить ужин, и я иду за водой. Забавно: ниже по течению ручья на камне аккуратно разложены умывальные принадлежности шефа. Совсем как в гостинице!

«Но в гостиницах не бывает бурых медведей! Хорошо, если он убежал совсем!» - с содроганием оглядываюсь я, набирая в ведра воду из ручья.

- Можно я не буду распаковывать нашу печку, а возьму эту? - спрашиваю я начальника, кивая на ржавую печь, брошенную неизвестными людьми.

Недостатка в дровах не наблюдается: хозяева старой палатки успели принести с берега большие запасы плавника. До берега отсюда два с половиной километра, высота лагеря над уровнем моря пятьсот метров.

Шеф говорил, что спуститься отсюда к морю можно только в непромокаемых сапогах, двигаясь вдоль ручья и перелезая через особо крупные камни. Это средний уклон в пятнадцать градусов. Сколько же усилий потребовалось этим людям, чтобы запастись дровами, просто уму непостижимо!

После ужина, сидя на раскладном стульчике, долго пью чай. Сквозь проржавевшие дыры видно, как в печи играет огонь. С нашей межгорной террасы открывается вид на залив Шелихова; на его противоположном берегу заметна полоса изломанных синих гор, подсвеченная заходящим за них солнцем. Потрясающее зрелище! Дома, в Москве, сейчас полдень.

Машинально отмечаю, что в этом месте почти нет комаров, вероятно, им мешает постоянный бриз.

Шеф командует отбой. Пора забираться в спальный мешок. Жаль, я бы посидел здесь еще немного. Интересно, а где будет ночевать наша кошка?

/Первые впечатления

Оглушительно звенит в ушах. Фред предусмотрительно  захватил с собой небольшой будильник, который стоит на зеленом вьючном ящике, заменяющем нам прикроватную тумбочку. Прохладно. Как не хочется вылезать из нагретого, пахнущего брезентом спального мешка!

Утреннее умывание тоже не доставляет мне удовольствия. Зубы ломит от холодной воды, а плечи покрываются мурашками. Из лагеря спускается голый по пояс Фред, которого, кажется, не берет никакой холод. Вместе с ним совершают обряд утреннего омовения ко всему привычные водолазы.

К ручью не спускается только Галина Ивановна. Как дама, привычная к комфорту, она привязала к столбу, поддерживающему ее палатку, небольшой рукомойник из алюминия.

Пора завтракать. Странно, но сейчас я с трудом вспоминаю наше тогдашнее меню. Помню, что у нас было с собой сливочное масло, сосисочный фарш в банках, тушенка, и яичный порошок. В поселке была пекарня, и мы прихватили с собой большой бумажный мешок с подрумянившимся хлебом. Во вьючных ящиках лежали крупы, пакетики с сухими супами и чаем. Наверное, были и другие продукты - одним словом, во время полевых работ мы не голодали.

Роль единственного лакомства выполняло сгущенное молоко с сахаром. Я был весьма неравнодушен к этому продукту, и в конце нашей поездки из моей зарплаты вычли деньги за стоимость целого ящика сгущенного молока...

После завтрака надеваю поверх брезентовой куртки пояс, на котором висят нож, кобура с ракетницей и патронташ для запасных ракет. На шее болтается фотоаппарат «Смена-8». Закрутив раструбы резиновых болотных сапог необъятного размера, чувствую себя первопроходцем. Картину дополняют рюкзак и тяжелый молоток с длинной деревянной рукояткой. Перехваченный наоборот, этот классический инструмент геолога может использоваться при ходьбе как дополнительная опора.

В первый маршрут, на разведку прилегающей местности, уходим все; сквозь заросли кедрача до нас долго доносится жалобное мяуканье оставленной в лагере кошки.

К морю приходится пробираться вдоль заросшего различной растительностью ручья, другой дороги здесь нет.  За тысячи лет текущая вода пробила себе дорогу среди невообразимого хаоса из темных каменных глыб, и теперь ее струи падают небольшими водопадами; лишь иногда причудливые нагромождения камней сменяются узенькими галечными отмелями, над которыми свисают зеленые ветки деревьев. Здесь очень красиво, но смотреть по сторонам некогда.

Осторожно пробираемся среди скользких камней. Оступиться нельзя - переломанные ноги доставят крупные неприятности не только мне.

Неожиданно до нас доносится удивленный возглас.

- А это что такое? - спрашивает один из водолазов.

Прямо посреди ручья на небольшой отмели стоит странное устройство, больше всего напоминающее огромное ржавое корыто. Дно корыта покрыто мелкой галькой.

- Это же лоток! - говорит Фред. - Большой лоток для промывки золота. Похоже, что до нас здесь побывали «черные старатели»!

- Они могут вернуться? - опасливо спрашиваю я.

- Вряд ли! - отвечает шеф. - Здесь все проржавело; думаю, эти люди давно ушли отсюда.

Ниже по течению находим и другие следы длительного пребывания золотоискателей: чьи-то искусные руки соорудили возле ручья большую печь из камней.

- Здесь расплавляли золото? - спрашиваю я.

- Скорее всего, что эта печь служила для выпечки хлеба, - поясняет Фред.

Местность становится более ровной. Слева, совсем близко от нас, виднеется острая скала, которую мы приметили еще в лагере, наверху. По нашим расчетам скала (мы назвали ее Чертов палец) должна находиться недалеко от моря. И правда, обогнув скалу, мы выходим на берег.

Под яркими солнечными лучами синеющее море (точнее, залив Шелихова) кажется мне удивительно гостеприимным, а круто обрывающиеся берега величественными. Пляж усыпан разнообразным сухим плавником, среди которого выделяются огромные, выбеленные водой и солнцем стволы деревьев. И откуда их сюда принесло?

Наш начальник озадачен. Он ожидал, что ручей при впадении в залив оставит на дне моря следы золота. По таким пробам можно было рассчитать примерный запас металла и принять решение о его промышленной добыче. Но ручей оказался отгорожен от моря мощной галечной косой, которая спутала все расчеты шефа.

Пока расстроенный Фред с водолазами осматривает косу, захожу в море. В прозрачной воде резвятся какие-то рыбки; от моих резиновых сапог разбегаются красноватые крабы, и вздымает донный песок разлетающаяся стрелами молодая камбала. Машинально отмечаю, что в воде мои ноги быстро замерзли. Это значит, что вода в море довольно холодная. Как же будут нырять в него наши водолазы?

Пока мы добирались до берега, время подошло к обеду. Быстро собираю плавник и развожу небольшой костер. Завариваем чай; воду для него берем прямо из ручья. Посудой для чая служат большие консервные банки из-под компота - незаменимая вещь в походных условиях. В такой банке можно сварить суп или кашу. Главное - не забыть приделать ручку из проволоки. Но сейчас мы варить ничего не будем, некогда.

Закусываем бутербродами из хлеба с тушенкой. На десерт предлагается сгущенное молоко, одна банка на всех. Молоко надо высасывать из банки по очереди.

Я люблю сгущенку, но гордо отказываюсь от протянутой мне жестянки с двумя пробитыми дырочками. Брезгливость - не лучшая попутчица путешественника, но тут я ничего не могу с собой поделать. Ну не хочу я облизывать банку после всех! Другое дело, когда ты остаешься с баночкой один на один...

Отказавшись от молока, начинаю лелеять мечту - ящик со сгущенкой стоит под моей раскладушкой. Оттуда можно незаметно достать баночку и выпить ее в свое удовольствие. Главное, чтобы никто этого не увидел!

За чаем после недолгого совещания было принято решение разделиться, а потом возвращаться в лагерь двумя группами. Главный геолог и водолазы должны обследовать часть берега, уходящую на север, а мы с Фредом двинемся в другую сторону.

Дорога вдоль берега оказалась сравнительно легкой, и каждый из нас занимается своим делом. Шеф собирает образцы и делает записи в полевой книжке, а я рассматриваю местность. На берегу все время попадаются оторвавшиеся от рыбацких сетей стеклянные поплавки. Среди поплавков можно различить две группы: одни поплавки затянуты капроновой сетью, а на другие надета черная сфера из пластика. На ней рельефно выделяются непонятные мне иероглифы. Предполагаю, что эти поплавки японские, они же любят ловить рыбу в Охотском море.

Во время привала с чаепитием Фред показал мне свою карту. На линии пляжа была надпись: «при отливе возможно движение человека на лошади».

- А при приливе? - полюбопытствовал я.

- При приливе эти места уйдут глубоко под воду.

- Насколько глубоко?

- Метров на десять или больше при максимальном приливе. Не верится? Местные жители называют такие места «непроходы». Не дай бог, кто-то окажется здесь во время прилива! Вода прибывает так быстро, что человек не успевает ничего сделать.

Я недоверчиво посмотрел на море. Вода, обнажавшая широкий пляж, казалась такой далекой!

- Не волнуйся, сейчас отлив! - засмеялся Фред.

Во время обратной дороги ничего особенного не произошло. С одобрения начальника я собрал в брезентовый мешок дюжину крабов; сваренные к ужину, они оказались довольно вкусными.

Наша маленькая группа попала домой первой, опередив Галину Ивановну с водолазами. Рабочий день был закончен.

Пуся приветствовала нас радостным мяуканьем.

/Сувенир с Камчатки

В тех местах, где мы находились, хорошая погода - большая редкость, поэтому наши походы были каждодневными. С моря всегда дул легкий бриз, и это было очень кстати. Можно было ходить без накомарников, здесь почти не было комаров, из-за которых даже возле поселка можно сойти с ума; Фред говорил, что такое  в этих местах бывало. А может быть, он просто пошутил?

Начальник партии и двое водолазов приступили к обследованию прибрежных вод, не забывая баловать нас свежей рыбой, а моей главной работой стало сопровождать в маршрутах главного геолога Галину Ивановну.

Моя неприязнь к этой женщине росла с каждым днем. Эта крупная и громогласная дама обожала командовать, и если между мной и Фредом сразу сложились доверительные отношения, то Галина Ивановна любила подчеркивать наше неравенство, никогда не забывая напомнить, что я всего-навсего исполнитель, который обязан выполнять ее приказания.

- Я никогда не беру с собой рюкзак, - заявила она в самом начале нашей работы, - за мной все обязан носить мой рабочий!

Ну что же, обязан так обязан! Я не роптал на судьбу и беспрекословно таскал тяжелый рюкзак с камнями; заваривал чай во время коротких привалов и лазил на прибрежные скалы, чтобы отбить кусок горной породы. Если образец не нравился Галине Ивановне, я лазил на скалы еще и еще.

Вести нумерацию образцов тоже было моей обязанностью. Для этого на деревянную ручку молотка прилеплялась узкая полоска пластыря, которая разрезалась на небольшие кусочки прямо на ручке с помощью походного ножа. Такие заранее пронумерованные наклейки было невозможно отодрать от образцов. Это было практично и удобно, но не дай бог было что-то перепутать! Тогда на мою голову сразу же обрушивался начальственный гнев главного геолога.

Однажды мне попался какой-то округлый камень, с виду похожий на зеленоватую картошку. Мне было сказано, что это обычный булыжник и наклейка с номером ему не нужна. Когда Галина Ивановна все же положила этот тяжелый камень мне в рюкзак, я подумал, что здесь что-то не так, но не возражал, ведь геологу виднее.

...Позднее обстоятельства привели к тому, что я случайно попал в московскую квартиру Галины Ивановны. На полках в книжном шкафу у нее стояли красивые камни.

- Этот агат мама недавно с Камчатки привезла! - похвастал ее сын.

Перевернув тыльной стороной переливающийся агат, я вдруг узнал в распиленном образце найденный мной камень.

- А где вторая половина? - поинтересовался я.

- Мама ее кому-то подарила, на юбилей!

Да, Фред бы такого поступка себе не позволил….

Наши маршруты не ограничивались походами вдоль обрывистого морского берега. Мы поднимались вверх по узким долинам безвестных речушек и перелезали через острые, как грань треугольного напильника, водоразделы, цепляясь за чахлые деревья на склонах. Как здорово стоять на самой вершине водораздела, возвышаясь над речными долинами и сверкающим на солнце морем! В такие минуты возникало ощущение полета и остро чувствовалось единство с окружающей природой, где нет смерти, а есть лишь вечный круговорот перерождения материи, которую оживляет бессмертная душа. 

«В такую минуту и умереть не жалко», - думалось мне тогда.

Через день или два, уже не помню, судьба предоставила нам такую возможность. Мы запаздывали, и Галина Ивановна решила срезать угол намеченного маршрута. Для этого надо было подняться на высокий берег, который снизу вовсе не показался нам крутым. Поначалу восхождение шло быстро, мы легко карабкались вверх и наискосок по береговому склону. Угол подъема постепенно увеличивался, но азарт не давал нам остановиться, ведь цель была совсем близко.

Внезапно из-под моей ноги сорвался камень, вызвав своим падением небольшой камнепад. Взглянув вниз, я вдруг осознал, что мы висим на середине почти вертикальной стены и под нами уже нет спасительного склона.

Здесь уже нельзя спуститься! Господи, зачем мы лезли не прямо, а наискосок?

Внизу испуганно закричала Галина Ивановна, задетая камнями, вероятно, она тоже осознала, в какую передрягу мы попали. До верхней части берега осталось около десяти метров, но как их преодолеть? Из-под ног выскочил еще один камень, но мне удалось найти другую опору. Сверху свисали какие-то длинные корни; я судорожно вцепился в них, желая удержаться.

- Отодвинься в сторону, на меня падают камни, - хрипло крикнула мне Галина Ивановна.

Мои телодвижения вызвали новый камнепад.

- Сними рюкзак, - прокричала внизу Галина Ивановна, - сбрось его, я приказываю!

«Легко сказать, брось! - молнией пронеслось в моей голове. - Для этого надо оторвать пальцы от склона, и тогда я упаду вниз и разобьюсь. Ну нет, я еще молод, чтобы умирать... Наверх! Любой ценой наверх!»

Из последних сил хватаясь за лопающиеся под моим весом корни, я чудом добрался до края обрыва и вцепился пальцами уже в травяной покров. Ну, еще чуть-чуть!

Выбрался! Лежа на траве, я ухватил свою напарницу за воротник, помогая преодолеть последние сантиметры тяжелого подъема. И почему мы не взяли с собой веревку?

Теперь можно перевести дух! Трава в тундре сухая и мягкая, на ней так приятно лежать. Здешняя растительность красива: играют яркими красками какие-то крошечные цветочки, висят гроздьями созревшие ягоды голубики и ждут осени бескрайние поляны, заросшие пока еще зеленой брусникой.

Хотелось пить, но вода во флягах уже закончилась. Впрочем, голубика помогла преодолеть противную сухость во рту. «Господи, как же хорошо жить на этом свете!» - думал я.

К сожалению, долго отдыхать было нельзя, ведь попасть в лагерь можно только до темноты. Значит, надо идти!

Ходить по тундре нелегко,  она лишь в первый момент кажется ровной. На самом деле тундра состоит из множества травяных кочек, подвижные верхушки которых плотно прилегают друг к другу. Здесь надо ступать расчетливо, пропихивая ногу в глубину между кочками. Неверный шаг всегда может привести к вывиху или перелому, поэтому по тундре мы всегда ходили не спеша, а вот сейчас пришлось поторопиться.

К счастью, в конце пути нам попалась медвежья тропинка, которая сильно облегчила дорогу домой.

/Прерванный выходной

Однажды утром, после того как Фред с водолазами ушли  к морю, Галина Ивановна удивила меня тем, что внезапно объявила выходной день.

- У моего внука день рождения, - сказала она, - поэтому мне не хочется работать сегодня.

- У вас есть внук? - я сделал вид, что удивился. Родственники главного геолога сейчас интересовали меня меньше всего.

- Да! Мы сегодня отметим его день рождения, для этого я припасла бутылочку шампанского, - торжественно, с непривычной мягкостью в голосе, сказала Галина Ивановна. - Кроме того, у нас с тобой будет праздничный обед!

«Любит она своих родственников!» - никакого подвоха со стороны начальницы я не заподозрил. В самом деле,  нельзя же работать без выходных!

Кивком головы я обозначил, что все понял. Никаких особенных планов на свободное время я не имел. Для начала мне захотелось сфотографировать наш лагерь сверху, со склона сопки, куда я и вскарабкался. У меня была цветная фотопленка для слайдов; было интересно ее испробовать. Жаль, что ее можно проявить только дома!

Зарядив фотоаппарат, я сделал несколько снимков и уселся на склоне; погода была чудесной, по синему небу разметались тоненькие стрелки перистых облаков. Я вытащил из кармана заранее припасенную сгущенку и пробил в банке две дырочки. Какое счастье, что можно никуда не спешить! Мелькнула мысль о том, что надо было захватить с собой книгу, тогда можно было бы долго не спускаться в лагерь.

Как сейчас помню, читал «Красное и черное»; откровения Стендаля казались мне тогда непреложной истиной.

Отхлебнув из банки молока, я заметил внизу Галину Ивановну; как мне показалось, она ходила по лагерю без особенной нужды. Меня удивила ее одежда: вместо обычного для геологов брезентового костюма она нацепила цветастый халат.

Она махнула мне рукой, показывая, что я должен спуститься вниз, и мне пришлось подчиниться.

- Что случилось? - спросил я.

- Приходи ко мне в палатку, будем пить шампанское! Как знать, может быть, Фред с водолазами вернутся раньше, тогда у нас будет не так много времени, - рассудительно сказала Галина Ивановна.

- Сейчас, только умоюсь, - сказал я.

«Странно, что она хочет распить шампанское со мной, а не с Фредом; впрочем, это ее дело. Бутылка, в конце концов, тоже не резиновая, - рассуждал я, отмывая в ручье руки, липкие от сгущенного молока. - Кроме того, Фред объявил, что в поле мы соблюдаем «сухой закон», вот Галине Ивановне и не хочется, чтобы он узнал о ее чудачествах».

Через пять минут я протиснулся в палатку начальницы. Это была обыкновенная двухместная палатка без дна; такие палатки геологи обычно натягивают на деревянный каркас для устойчивости. Пространство слева от меня было почти пустым, а справа возлежала на раскладушке Галина Ивановна. Полы ее халата разметались в стороны, открывая ноги главного геолога почти до бедер.

Я отметил под бледной кожей голубые клубки вздувшихся вен и отвел глаза в сторону. Неприятное зрелище!

- Садись, открывай бутылку, - сказала начальница, - надеюсь, ты умеешь открывать шампанское?

Святая наивность! Я не мог понять, куда я должен сесть, пока Галина Ивановна не подтянула под себя ноги. Усаживаясь на хлипкую раскладушку и разглядывая треснувшие пятки главного геолога, я, наконец, понял, какая роль предлагалась мне сегодня.

Странно, тогда я был молод и перенасыщен желанием. Во сне ко мне часто являлись обворожительные женщины, а встречая на жизненном пути самых разных девушек, я моментально влюблялся в них. Можно сказать, что в молодые годы мной руководил не разум, но Эрос; сколько глупостей я наделал когда-то из-за него! Но венозные ноги этой женщины вызывали у меня отвращение.

Теплое шампанское мы выпили достаточно быстро, и халат начальницы окончательно взметнулся вверх. «Интересно, кем она воображает себя в эту минуту»? - прокравшаяся в мою хмельную голову мысль была насмешливой; состраданию я тогда еще не научился.

- Мне надо выйти на минуту, - сказал я.

Через минуту я тщательно зашнуровывал вход в свою палатку, пробив дырки в новой банке со сгущенкой, принялся читать свою книжку.

Минут через сорок Галина Ивановна криками выгнала меня из палатки, заявив, что выходной день окончен и мы с ней идем в маршрут. Для серьезного похода оставалось слишком мало времени, но до вечера мы сумели осмотреть верховья ручья.

Помню, что в маршруте меня изрядно напугал заяц, вывернувшийся прямо из-под ног; от растерянности я даже не успел его сфотографировать.

Шеф с водолазами действительно вернулся раньше обычного; потянув носом воздух, он настойчиво поинтересовался, почему от меня пахнет алкоголем. Пришлось признаться, что меня угостила Галина Ивановна. Что она сказала начальнику, я не знаю, но уже со следующего дня я ходил в маршруты только с Фредом и был этому очень рад.

/Тайна старой палатки

Однажды утром, спустившись к ручью, я промывал песок в поисках золота. Внезапно в зарослях послышался треск. Я мгновенно развернулся, испытывая страшное напряжение в спине: говорят, что медведи любят нападать на человека сзади. Каково же было мое удивление, когда я увидел Пусю, нашу домашнюю кошку, которая ловко прыгала по веткам кедрового стланика. Взгляд Пуси встретился с моим взглядом, и кошка победно замяукала, раскачиваясь на ветке.

Надо же, как освоилась здесь наша киска! После Пусиной демонстрации я работал уже спокойно. Если бы кошка чуяла запах медведя, она не стала бы так себя вести!

В работе время шло незаметно. За редким исключением погода была солнечной и ясной. Через неделю после нашей высадки было решено разделиться на два лагеря. Фред и я оставались в верхнем лагере, а водолазы, к которым вскоре присоединилась Галина Ивановна, решили поселиться недалеко от устья ручья, чтобы иметь возможность работать без проволочек.

Оборудование у наших водолазов было несложное, никаких баллонов со сжатым воздухом у них и в помине не было. Ласты, маски, трубки, шерстяное трико и черно-желтые гидрокостюмы - вот и все, что составляло их снаряжение. В свободное время водолазы занимались рыбалкой; до сих пор вспоминаю потрясающий вкус свежепойманной горбуши; во время поджаривания куски рыбы прыгали на большой сковородке, как живые. Если в рыбах попадалась икра, мы делали из нее «пятиминутку», которая была хорошим дополнением к завтраку. Разнообразили наш рацион и крабы, сваренные в морской воде. Для приготовления этого деликатеса использовалось обыкновенное оцинкованное ведро. Вкус крабов заставлял нас вспоминать о пиве, которое даже в поселке было большим дефицитом: скоропортящиеся продукты на север Камчатки не завозили, а пиво в банках наша промышленность тогда еще не выпускала.

- Вот приеду в Петропавловск-Камчатский, - мечтал я, поедая крабов, - первое, что сделаю, это выпью большую кружку холодного пива!

Примерно через две недели основные работы были закончены, и мы попытались связаться с базой по радио. Наша радиостанция представляла собой тяжелый железный чемоданчик с телефонной трубкой внутри.

При включении в наушниках станции послышался треск, но других признаков жизни станция почти не подавала. Мы с Фредом растягивали многометровую проволочную антенну и так, и этак. В результате всех манипуляций из динамика донеслось: «Таня! Таня! Рыба, как рыба? Прием; прием….»

Ответа от неизвестной нам Тани мы так и не услышали, а на всех других частотах наша коротковолновая радиостанция хранила величественное молчание. Уже по тем временам наша станция выглядела допотопной; неудивительно, что с базой мы так и не связались.

Теперь оставалось ждать контрольного срока, который истекал через три дня.

- Вертолет может прилететь как позднее, так и раньше срока, - сказал мне Фред.

- Почему? - удивился я.

- Здесь многое может зависеть от графика работы летчиков, от поломки вертолета или от прогноза погоды. В любом случае, нам не стоит далеко отдаляться от лагеря! Давай соберем все лишнее, чтобы быть наготове.

- А Галина Ивановна с водолазами?

- Подхватим их на обратном пути, если не вернутся!

Выполнив свою долю работы, я решил рассмотреть странную палатку, обнаруженную Фредом; она отстояла от нашего лагеря метров на сто. Я таскал отсюда дрова для печки, но до сих пор у меня не было времени на ее детальный осмотр.

Выгоревший брезент был ветхим, но еще держался на деревянном каркасе, к которому были прикреплены двойные нары, сделанные из берегового плавника и крепко-накрепко перевязанные веревкой. Расстояние между верхними и нижними нарами составляло не более полуметра. У задней стенки палатки стояла буржуйка, плотно обложенная камнями. Эти камни удерживались вбитыми в каменистую землю колышками. На нарах в беспорядке валялись металлические кассеты из-под широкой фотопленки, консервные банки и папиросные окурки.

Возле печки стояла эбонитовая коробочка с гирьками и разновесками; я вспомнил, что такие разновески мы использовали в школе на уроках химии.

Сзади незаметно подошел Фред.

- Кто бы то ни был, - сказал он, - это были мужественные люди!

- Почему вы так думаете?

- Взгляни повнимательнее! Печь обложена камнями, для чего?

- Чтобы тепло держать, наверное.

- Правильно! По всем признакам получается, что эти люди здесь зимовали: печь обложена камнями, в двухместной палатке прочные нары на четверых, а возле палатки имеется огромный запас топлива. Как ты думаешь, легко ли было натаскать с берега такую кучу плавника?

- А какая здесь температура зимой?

- Доходит до сорока-пятидесяти градусов, а может быть и холоднее!

- А почему они не построили дом?

- Здесь неоткуда взять бревна для постройки, из камней без раствора и инструментов дом тоже не сложить.

- Интересно, кем были эти люди?

- Наверное, это были геологи, но я никогда не слышал, чтобы кто-то работал здесь. К сожалению, нет никаких предметов, которые позволили бы определить годы пребывания этих людей здесь. Когда вернемся домой, я попробую что-нибудь о них разузнать!

Из нашего лагеря послышался голос одного из водолазов, и мы вернулись назад. Оказалось, что в лагере на берегу случилось ЧП. Среди ночи прилив залил палатку с водолазами и Галиной Ивановной. Вода поднималась так быстро, что вынести из палатки удалось только одежду и спички.

- Слава Богу, что ночь оказалась лунной; было видно, куда бежать! - сказал водолаз. - Нам удалось развести костер, а сейчас все в порядке; палатка уцелела, а вода ушла.  Галина Ивановна послала меня за продуктами….

- Я же говорил Галине Ивановне, что выше надо ставить палатку, - проворчал Фред. - Слава Богу, что все обошлось!

- Мы уже нашли новое место.

Фред с досадой махнул рукой. Водолаз набрал в рюкзак продуктов и ушел вниз по ручью.

Начальник приводил в порядок свои записи, а я снова вернулся к старой палатке. А вдруг найду еще что-то интересное, не замеченное Фредом?

Мое внимание привлекла облезлая железная труба, вертикально торчащая из земли. «Не могла же она попасть сюда сама»! Труба не поддавалась, я раскачал ее и сделал отчаянный рывок. На этот раз мои усилия увенчались успехом, за трубой потянулась железная цепь, которая выдернула из-под земли тяжелую крышку.

Железная коробка была набита дневниками и пакетиками с образцами шлихов. Это был тайник!

- Фред Анатольевич! - громко закричал я, потрясенный находкой.

- Медведь, что ли? - шеф держал правую руку в кармане куртки.

Я давно подозревал, что у начальника партии есть оружие, но сейчас это совсем не занимало меня. Молча, я указал шефу на тайник.

До вечера Фред изучал найденные бумаги.

...Это были геологи, партия из шести человек, прибывшая на Камчатку из Ленинграда весной тысяча девятьсот сорок первого года. В это время страна остро нуждалась в золоте и других драгоценных металлах. Ученые, вдохновляемые крупными открытиями Юрия Александровича Билибина, добрались до полуострова Валижген на рыболовецком суденышке.

Весь полевой сезон они работали не покладая рук, собирали образцы, закладывали шурфы и проводили шлиховое опробование. К осени стало ясно: золото здесь есть, кроме золота геологам иногда попадались образцы платины. Пора было собираться домой, но ожидаемого судна все не было. Радиостанция сломалась вскоре после прибытия; все лето геологи проработали, ничего не зная о наступившей войне.

Поздней осенью было решено, что двое из геологов отправятся на юг, за помощью. Что случилось с этими людьми - неизвестно. Помощь не пришла, и оставшейся четверке пришлось зимовать в нечеловеческих условиях, при острой нехватке теплой одежды и продуктов. Но нечего было и думать уйти из этих мест зимой: до ближайшего жилья нужно было пройти сотни километров через горные реки и глубокий снег, а еще люди надеялись на то, что их будут искать именно здесь.

Зима в этих местах продолжается полгода; весной геологи, которые уже отчаялись, что за ними придет судно, решили построить плот и добраться до устья реки Пенжина, где располагается поселок Манилы.

Это решение было продиктовано скорее отчаяньем, чем разумом. При чудовищных приливах, когда огромная река начинает течь вспять, возникают гигантские водовороты и сильнейшие течения; в этих условиях почти не было шансов добраться до цели.

В найденных документах не было топографических карт, не упоминались фамилии геологов или название их экспедиции; вероятно, так требовали тогдашние условия секретности.

Дома, в Москве, шефу так и не удалось установить, из какой организации была отправлена погибшая экспедиция. Восемьсот семьдесят один день блокады Ленинграда стер память об этих мужественных людях так, как будто они были ее участниками...

...Вертолет прибыл неожиданно. Пока мы торопливо забрасывали вещи в его брюхо, второй пилот спустился к ручью и нашел там золотой самородок в несколько граммов весом.

- Перстенек жене сделаю! - обрадованно сказал он.

Вот досада: именно там я мыл золото, а самородок достался вовсе не мне!

Взмываем в воздух, в иллюминаторе быстро проносятся заросли кедрача и старая разорванная палатка. Через пару минут забираем Галину Ивановну и водолазов, и вертолет берет курс на цивилизацию.

Сезон окончен. Прощай, ручей Смятый!

В Петропавловске-Камчатском встаю в очередь к пивной палатке, чтобы осуществить свою полевую мечту. Мне дают кружку с отбитой ручкой, а в пиве плавает муха.

- Поменяйте пиво! - требую я.

- Еще чего выдумал, - с ленивым спокойствием отвечает продавщица, - выкинь ее да и пей себе спокойно!

Муху я выкинул, но теплое пиво сильно разбавлено водой. Выливаю пиво на землю. Надеюсь, что мне повезет в следующий раз!   

 

Перепечатка материалов размещенных на Southstar.Ru запрещена.