Южная звезда
Загружено:
ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ № 4(53)
Федор Ошевнев
 Канатка

Неформальным лидером в 11-м «Б» считался Мишка Железуб. Настоящая-то его фамилия была Кушаров, ну а прозвище прилепилось из-за металлических коронок на верхних резцах: махнули подходящим колышком в уличной драке, вот и выбили.

Железуб рос в ущербной семье, где мать - сторожиха ПТУ - не раз в подпитии внушала наследнику: «Есть суп-картошка да диван у окошка, а больше, извини, не нажили, и не вини». Зато отчим по поводу и без такового лупцевал Мишку, пока тому не исполнилось пятнадцать, и тогда-то на очередной экзекуции раздавшийся в плечах пасынок вырвал «воспитательное средство» и в свою очередь исхлестал «родителя». Бил с наслаждением, вымещая многолетнюю обиду и беспрерывно матерясь при этом. Потом пригрозил обмочившемуся от боли и страха мужику, что в следующий раз будет пороть, пока тот не обделается по-большому, а на закуску заставит сожрать ремень вместе с пряжкой.

После такой перемены власти в семье мать и отчим вообще махнули на Мишку четырьмя руками, сосредоточившись на добывании спиртного для ежевечерних попоек.

Среди сверстников Железуб отличался тяжелой тупостью к наукам. Неосознанно он стремился подменить свои нетвердые знания и низкий интеллект, не сулящий в будущем места под солнцем, авторитетом первого забияки в школе и ближайшей округе. Драться Мишка хорошо умел и любил. Однажды в честном, «раз на раз», бою даже сумел вырубить опытного боксера-перворазрядника: в ответ на правый прямой резко поджал ноги, как бы упав на корточки («прыжок вниз»), и разом нанес удар кулаком в пах. Скрючившегося противника добивал сложенными в замок руками и, наконец поверженного, пинками.

В какой-то мере свой авторитет в школе Железуб укреплял - помимо литых кулаков - постоянным унижением одноклассника, тихони Анатолия Костова. Сын матери-одиночки, врача-педиатра, худосочный и робкий, он на лету схватывал любой учебный материал, но с физкультурой не дружил. И оказался объектом многолетней, нескончаемой травли. Еще в начальных классах Кушаров подкладывал ему кнопки на стул, срезал пуговицы с пальто, хлопал измазанной мелом ладонью по спине. Не брезговал и просто щипком, толчком, подзатыльником. С годами «шутки» становились все изощреннее: матерно расписать эрудиту учебник, прибить к полу портфель, на уроке труда намертво закрутить тот же портфель в тиски, еще и удлинив их ручку куском трубы, в школьном туалете помочиться жертве на брюки, пристроившись позади…

Железуб как бы мстил Костову за его знания - мелочно, зло, беспощадно.

В классе к его грязным выходкам относились по-разному. Кто побойчее, порой интересовались, чем именно Мосол - обидное прозвище Костову придумал тот же Кушаров - насолил последнему. Но, получив в ответ угрожающее пожелание «заткнуться, пока цел», предпочитали дальше отношений не обострять. Остальные вообще помалкивали в тряпочку.

Явных прихлебал, боготворивших некоронованного короля школы, было лишь трое, и за глаза их называли «Железубов хвост».

Впрочем, за годы учебы все категории учеников 11-го «Б» давно привыкли к умалению достоинства одного соклассника другим, уже воспринимая это как должное. И вот ведь штука: Костов никогда и никому на Кушарова не жаловался. Ну, а учителя предпочитали прилюдного конфликта «не замечать», не предавать гласности.

Нет, конечно, иногда Железуба и наказывали - за слишком уж наглядные его издевательства, да и не только над Костовым. Однако наказания эти лишь подливали масла в огонь нескончаемой травли.

Стоял погожий сентябрь. Замешкалось что-то лето; как бы собрав остаток сил, щедро посылало солнечные лучи на маленький город, где жили унижаемый и унижающий. Часть тепла впитывало в себя небольшое озерцо на краю городка. В воскресенье с утра вокруг него облюбовали места многочисленные группки людей - пляжный сезон заканчивался.

- Мосол, а ну, «канатнись»! - подначивал Железуб под хохоток прихлебал. - Слабо?

Озерцо лежало промеж четы песчаных гор с обжитыми растительностью подножиями. С вершины одной, жестко там закрепленный, спускался тугой стальной трос двойной свивки. Он тянулся над озерцом и другим концом прикручивался к клину, вбитому в подошву второй горы. Обильно смазанные металлические волокна пропустили сквозь обрезок водопроводной трубы с подвязанной к нему длинной просмоленной веревкой, и кусок оцинковки легко скользил по многожильной нержавейке. Вот так и получилась свое­образная канатная дорога - канатка, по которой, при известной смелости, можно было прокатиться особым способом - «канатнуться».

Железуб, перебирая бечеву, прибуксировал кусок трубы к верхнему концу троса, куда взобрался и сам, крепко обхватил ладонями оцинковку, решительно оттолкнулся от слежавшегося песка. И гордо помчался на вытянутых руках в вышине над берегом.

- Эгей, держите, сейчас упаду! - в притворном ужасе орал он, снижаясь и дрыгая ногами в воздухе. - Але-оп!

Оторвался от высотной дороги метрах в двух от воды, сделал полусальто в воздухе. Нырнул четко, без всплеска.

- Учись, Мосол! - выйдя из воды, покровительственно сказал и чувствительно хлопнул Костова по спине с острыми лопатками. - А-а, куда тебе… Рожденный ползать…

И тут Костов, которого от одного вида-то канатки передергивало, потоптавшись на месте, вдруг полез на гору.

- Ну-ну, - наморща нос, с сарказмом заметил Мишка. - Помечтай давай…

А Костов уже тянул к себе обрезок трубы.

- Ты гля! Еще и поедет, - вырвалось у «первой трети» железубова хвоста.

- Хрен тебе по всей морде! Чудес не бывает! - веско возразил Железуб, одновременно с первой фразой сложив перед носом прихлебалы дулю, а произнося вторую, рубанул воздух ребром ладони.

…Сделав глубокий вдох, Костов крепко обнял ладонями обрезок гладкой теплой трубы и в нерешительности застыл на вершине горы: он был трусоват. Оставаться ли и дальше мальчиком для битья - сегодня он должен был выбрать. Именно сегодня и сию минуту, поскольку его унижение особенно отчетливо наблюдала Людмила Соболева из 11-го «А». Да не просто смотрела, а еще и презрительно скривила пухленькие губки и, адресуясь к стоящим рядом подругам, произнесла:

- Ошибка природы, мальчик-девчоночка… В юбке была б все та же размазня. Безупустительно! - неумело щегольнула она оригинальным словечком: в поисках таковых, для поднятия имиджа, порой полистывались словари.

В Соболеву Костов был давно, безумно и безответно влюблен. При этом он никогда не решался сам обратиться под каким-то предлогом к даме сердца - боялся даже приблизиться к ней, опасаясь сразу быть отвергнутым.

Костов не представлял, как будет жить без своего великого секрета. И сегодня ему пригрезилось, что первая красавица школы о нем как-то подсознательно узнала. Узнала и решила проэкзаменовать… Прокатившись по канатке, он должен был доказать Соболевой: он такой же, как все, однако именно для него подобный поступок был равен героическому.

- Слабак! Сопля! - безжалостно оценил Железуб нерешительность замершего на старте канатки Костова и сочно сплюнул.

А тот выжидательно вгляделся сверху в свой идеал, и насмешливо-испытующий взгляд скрестился с боязливо-нервным.

И Соболева демонстративно и высокомерно отвернулась.

- Гробанется! - воскликнула «вторая часть» железубова хвоста.

Четкий на фоне безоблачного неба силуэт разрезал высоту над озерцом. Но уже на первой трети воздушного пути запачканные смазкой ладони соскользнули с оцинковки - Костов замарался о трос, подтягивая по нему обрезок, - и дальше помчался по шершавому металлу на собственных руках.

Люди на пляже разом внутренне напряглись, ожидая истошного крика и падения с большой высоты. Но судорожно цеплявшийся за маслянистый витой трос, на каждом сантиметре стирающий кожу ладоней о стальные волокна, Костов молчал, продолжая съезжать.

В те переломные секунды своей жизни он думал вовсе не о том, что может упасть и разбиться насмерть или, если повезет, отделаться переломами, но как не упасть в глазах любимого человека.

Замер и Железуб. Понимая, что тот может погибнуть, Кушаров испугался вовсе не реальности смерти унижаемого им, а ее последствий. И еще четко понял, что при любом исходе авторитет его впредь не будет столь незыблем…

К изумлению всех, Костов сумел до воды дотянуть. Солдатиком бухнулся в озерцо метров с четырех. Несомненно, сильно ушибся. Когда, хромая, выходил из воды, люди на берегу наблюдали, как со сжатых кулаков подростка непрерывно скапывает кровь.

Медленно, с натянувшейся на скулах кожей и стиснутыми губами, он приблизился к обидчику. Остановившись перед ним, вскинул-разжал руки, демонстрируя стесанные до мяса ладони, отчеканил:

- Повтори! Слабо?

Железуб отшагнул назад и каменно, исподлобья уставился на многолетне притесняемого им человека. Кровь обильно стекала с узких израненных кистей того. И тут вдруг невдалеке раздались характерные звуки.

Это рвало на прибрежный песок первую красавицу школы.

Костов перевел на Соболеву победный взгляд… Перед ним, в явно невыигрышном положении, предстала его любовь. Упрятав в ладонях пылающее лицо, она бросилась с пляжа.  

Костов апатично смотрел вслед своей развенчанной мечте.

...С того дня Железуб насупленно-уважительно обходил Костова стороной.

Перепечатка материалов размещенных на Southstar.Ru запрещена.