Южная звезда
Загружено:
ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ № 1(54)
Виктор Кустов
 Вкус социализма

эпистолярный жанр

1975 год

Январь

Здравствуй, Виктор.

Большое спасибо за письмо. Знаешь, в армии особенно приятно получать письма. Письма хорошие, доставляющие радость. К тому же твое письмо - единственное за месяц из Иркутска. Это ни в коей мере не упрек тебе.

В моей жизни произошли существенные перемены. Сидел сейчас у электрокамина, грел руки, смотрел на занавеску, трепыхающуюся перед носом, и думал. Думал о своей «горькой доле». Думал о тебе, Ирине.

Итак, меня заделали ротным писарем. Место нахождения - офицерский вагончик, отделанный почти под карельскую березу. Специально для Басма. Через стенку, имеющую поразительное свойство пропускать звуки, живут офицеры. Весьма существенный недостаток, с одной стороны, но есть и свои преимущества. Теперь я, так сказать, «ротная интеллигенция» - кочка на болоте, в прямом и переносном смысле. Мы опять сменили место дислокации. Чувствуешь, что пишет военный человек? Стоим в поселке Орган, правда, с краю, в самом болоте. Не представляю, что будет весной.

Смею доложить, настроение прескверное, поэтому письмо, вероятно, получится мрачным. На это есть, по-моему, весьма веские причины. В армии больше думаешь о жизни, не то что на гражданке, там друзья, книги, кино, театр, хоть и не слишком часто. Не о смысле жизни, а о самой жизни, о советских молодых людях. Кажется, я попал в другой мир, где царят свои, часто не совсем понятные, даже абсурдные законы. Ты представить себе не можешь, как жалко смотреть на сопливого юнца, который неразумно командует со злорадной усмешкой. Меня иногда коробят отношения между солдатами. Раньше говорили, что я эгоист, не представляю, что можно сказать о некоторых типах. У нас совершенно разные интересы, мысли. Я молчу в течение двух месяцев, мне не о чем говорить. Может быть, сказывается разница в возрасте, страстно желаю, чтобы мне было 18, чтобы я многого не знал, чтобы не тянуло меня к удобствам и комфорту, самому элементарному - с куском мыла и умывальником. Это, конечно, несколько преувеличено. Только не подумай: вот расписка в слабости. Нет, пойми меня правильно. Меня грызет тоска, смертная скука, я хочу забыться. Слава богу, работы много. Хоть время летит. Жду не дождусь осени. Это все должно пройти, надо найти контакт с коллективом, жить их жизнью, их интересами. Или, может быть, привыкну?

С радостью утром встаю на работу, иду в свою канцелярию. Пока есть свет - все в порядке, тепло. Нет электричества - через полчаса +5.

Извини, дорогой, пишу на работе. Надо идти за почтой. Поэтому письмо заканчиваю недописанным, при первой возможности шлю вдогонку другое.

Писать мне есть о чем. Жди.

Да! Напомни Ирине Ефимовне мой адрес.

Ты давал намек насчет денег. Могу тебя обрадовать. Можешь прислать пятерочку-другую. Надеюсь, это тебя не особенно стеснит.

Маджара

12 февраля

Здравствуй, счастливый корреспондент.

Пишу продолжение с некоторым опозданием, пишу и завидую тебе: ты счастливый по сравнению со мной. Корреспондент - по сравнению с моей ничтожной деятельностью - интересная работа...

Пишу, сам не знаю что, вздор какой-то...

Переписывать не стану.

Наверное, потихонечку чокаюсь...

Спешу доложить, что настроение гораздо лучше. Причины чисто субъективные. Стараюсь жить будущим. Мечтаю о встречах интересных, где немалая роль должна принадлежать тебе, Виктор Николаевич. А вокруг - духовная пустота! Фильмы показывают все старые, по сто раз пересмотренные, телевизор - пародия непонятно на что. Показывает через день, и смотреть его тошно.

С радостью ложусь спать и встаю, радуясь дню прошедшему, страстно жду грядущего - дембеля, короче.

Стал что-то путаться в знаках препинания, определенно чокаюсь или, может быть, привыкаю?

Появилось странное желание выпить коньяку и поговорить с тобой, Стрючком, с кем-нибудь из наших. Стараюсь передать это стремление через письмо, но чувствую - несу ерунду. Ты терпи! Момент, можно сказать, примечательный со всех сторон. Потому как в Советской армии я молчу уже в течение трех месяцев, и совсем не тянет базарить с товарищами по оружию. А вот с вами - с превеликим удовольствием, скорее бы получить от тебя послание. Да поболе бы, ты же почти писатель, так напиши бедному рядовому о жизни цивильной, о делах грандиозных, хотя можно и о простых, земных. Я разрешаю.

Попробую написать тебе о жизни солдатской. Встаю в 6-00, затем получасовая прогулка, подшивка воротничков и пр., в 7-30 - завтрак, свободное время до развода - 8-30, обед - 1-30, ужин - 7-00, свободное время, отбой - в 10-00 - таков примерно режим дня. Это неинтересно.

Воскресений, как таковых, пока не было. Иногда проводятся развлекательные мероприятия.

Сплю я на втором этаже, над дембелем Муравским. Он - коптер. Нормальный вроде бы парниша, пока трезвый. Даже сам кровать заправляет. Я, слава богу, еще не испытывал сего унижения, как заправка постелей дембелей. Личность, в общем, неприметная. Вино преображает этого воина. Перед вами лев! И бац по морде! Затем, как и бывает, нападает апатия, клонит в сон, и наш дембель отрубается.

Пьют здесь часто, как только есть деньги. Пьют почти все, кто прослужил по полгода и более. Офицерье ничего сделать не может, одни угрозы «со стрельбой из пистолета». Некоторых идиотов и впрямь не мешало бы стрельнуть или посадить. Забыл, писал или нет, что служат здесь ребята боевые, те, которые сидели или которым предстоит сидеть. Да, кстати, призвался я с земляком Борисом Викуловым, были соседями через огород, когда жили в Иркутске на третьем поселке, в далеком детстве. Парень мне нравился: простой, щедрый, начитанный. И вдруг! Машина из ЧК. Борька - вор-рецидивист, разыскиваемый по всему Союзу. Жалко. По-моему, он неплохой парень. Много рассказывал про зверей, говорил, что охотник. Можно было поверить, все вроде бы правдиво и интересно. С теплотой отзывался о своих псах-помощниках, любил природу. Нравился мне парень. И вот на тебе! Вор!

Обстановка какая-то придавленная. Мало веселья, шутки хорошей не услышишь. Много ребят с тяжелыми судьбами. Мои переживания смешны по сравнению с их, не боюсь сказать, горем. Суди сам. Есть среди нас один парень, навалилось на него когда-то в детстве 15 тонн! Перемяло его всего изрядно, одно плечо не похоже на другое, грудь неправильная, нервы очень плохие, чуть что - сразу в слезы. Но трагедия в том, что он импотент, и безнадежный, неизлечимый. Как его только в армию забрали. БАМ - все для БАМа!

Вот такие дела, Виктор, жизнь скучна, пресна. Даже среди офицеров чувствуется это. Двухгодичники-офицеры тоже хотят домой. Конечно, развлечений для них никаких нет. Молодые, баб жаждут, ресторанов. А где, спрашивается? В Чегдомыне, в Хабаровске. Вот и томятся бедняги, мыкаются со своими чадушками-солдатами, мать их в три креста бога душу.

И все же с настроением иду в свой вагончик, там работа, там время быстро идет, там люди, с которыми мне было бы не так тоскливо при условии, если бы я был равен с ними. Вечером до отбоя ищу работу, пилю дрова. На кухню ходить не люблю, не столовая, а свинарник. Жрать охота - ничего не замечаешь. Хорошо, что я не гурман. Но ты будь готов: коньячок, вкусные блюда и т.д. - все это будет у нас по моему прибытию. Ты уж там сходи пару раз в кабачок за меня...

Строительство дороги железной мы не ведем. Строим столовую-кафе, общагу, магазин, возможно, приступим весной к строительству мостов. Весна скоро, Витька! Потом лето, потом я...

Жду твоего письма, очень жду. Иду пилить дровишки. Пока все.

Мой адрес: Хабаровский край, Верхне-Буреинский район, ст. Ургал, в/ч 51490.

Сходи к Ирине, узнай, в чем дело. Два месяца не получаю от нее писем.

Плохо.

Рядовой Маджара

8 марта

Виктор, здравствуй!

Держи обеими руками огромный привет с БАМа. Сразу приношу извинения за долгое молчание. Плохой, видимо, спецкор из меня получится. С полмесяца собираюсь написать тебе и вот только сегодня сел за стол канцелярский, покрытый зеленым сукном, между прочим, с твердым намерением обрадовать тебя. Надеюсь, мои письма приносят тебе хоть небольшую радость.

Настроение в полном порядке. Сегодня нет ни жгучей тоски, ни проклятий в адрес доблестной Советской армии. И жизнь хороша, и жить хорошо. «Но хорошо жить еще лучше». Причиной моего оптимизма являются и яркое солнце, и лужицы, и лица молодые, и девушки симпатичные, которые изредка появляются на нашем горизонте. Весна, Витек! Прошло вот уже два праздника. Прошли совсем по-разному. 23 февраля - непосредственный, так сказать, собственный мой праздник прошел прескверно. Был, правда, и обед праздничный, и кинофильмы, и даже два концерта, а настроение - ну ни в... ни в Красную армию. Хоть бери веревку и иди в нужник вешаться. Ушел в свою канцелярию и все свободное от развлечений время провел один. Уткнулся в электрокамин и гонял тоску из сердца в голову и обратно. В общем, вспоминать тошно. Сегодня 8 Марта, и праздник вроде не мой, а все вокруг кажется очень даже симпатичным. И в это отличное утро я предался воспоминаниям, и было как-то очень тепло и приятно у того же самого электрокамина, у того же окна.

Но что же написать тебе о делах и свершениях наших? Воины-железнодорожники отлично трудятся на благо нашей Родины. Я не преувеличиваю, правда, это относится к февралю. План выполнили на 101 процент. Что весьма трудно было сделать, учитывая лень и неопытность молодых воинов, молодых офицеров. Переборола себя основная масса, заставила работать. Но организация работ по-прежнему желает быть лучше. Даже элементарных инструментов никогда не хватает. Ввели какую-то дурацкую систему: оплачивать стоимость утраченного или сломанного инструмента. Платят солдаты из своих мелких рублишек, отрывают, так сказать, от сердца. И тошно становится, когда сравниваешь жалкие суммы, добросовестно внесенные солдатами, с деньгами, валяющимися на улице в виде сухой переломанной штукатурки и прочих стройматериалов. Впрочем, так у нас по всей стране. Вспомни Хантайку... И вот бегают бедные офицеришки в конце месяца, ищут лазейки и щелочки, ищут, куда бы списать стройматериалы. Как и всюду - штурмовщина. Ребята уже стали действовать самостоятельно. Им говорят разное, а они, знай себе, делают по-своему. И правильно. В конечном итоге получается лучше. На днях собираются сдавать в эксплуатацию кафе-столовую. Очень даже приличное заведение, пока новое. Отличная посуда, неплохая отделка, бар, эстрада... За сей объект четверых бойцов должны отправить в отпуск. В общем, по производству наша рота передовая в батальоне. Но только по производству. С дисциплиной дело дрянь.

Пьют, стервецы, как сапожники, невозможно деньги на руки выдавать, обязательно несколько солдат напьются в стельку. Посуди сам, за февраль в роте зафиксировано более 20 групповых пьянок. Незамеченными прошли в два раза больше. На мне тоже грех имеется. Употребил «змия зеленого, проклятого» пару раз. Но надо же знать меру, место и время. Ротный и сам говорит: «Если уж пьете, то хоть ведите себя по-людски. Чувствуешь, что плохо стоишь на ногах и язык заплетается, так шмыг - и в постель». Так нет, повыступать же надо. Вот сегодня произошла драка с гражданскими, двоих наших ребятишек посадили на губу, дали по 10 суток. По рассказам бывалого, губа - очень неприятная штука. Посуди сам: температура плюс 4, спят то ли 6, то ли 4 часа. Работают как кони, причем на самой грязной и тяжелой работе. «Курорт», одним словом, и неплохой метод воспитания. С месяц после губы в себя приходят...

Пьянство в армии - преступление. За две пьянки в течение месяца спокойно можно отправлять в штрафбат. Но как бороться с массовым пьянством? Выбирать жертвы? Ох и трудно приходится нашим офицеришкам. Ротный говорит, что за свои 27 лет впервые видит такую роту, а я ему верю. Стоим мы рядом с бригадой, и все наши грешки известны. Вот и получается, что наша рота вечно плетется в конце, хотя работает лучше других.

Я же по-прежнему писарю. Не помню, писал ли я тебе, что переехали в новую канцелярию. Лучшая в батальоне, только холодно. Работы - море, все оформлять и писать, и все мне одному. Сейчас вроде легче стало, надеюсь выкраивать время для чтения.

Нахожусь под опекой замполита, он для меня как «отец родной», оберегает от работы. Забыл уже, когда полы мыл. Вчера в числе избранных ходил в кино и на торжественное собрание общественности поселка Ургал...

Писать заканчиваю. Спасибо за 5 р.

Рядовой орденов Богдана Хмельницкого, Александра Невского Краснознаменного батальона (забыл какого)

Маджара.

14 июня

Прошу прощения за столь долгое молчание. Собирался, собирался написать, да все откладывал и откладывал. То желания не было, то... да, в общем, самые субъективные причины.

Прошло много времени. Жизнь моя вошла в определившееся русло, можно сказать, спокойное, совсем не военное. Стал «стариком», ежели судить по оставшемуся сроку. Обленился малость. Работать не хочется, вставать в шесть часов тяжко. Молодых из моего призыва еще гоняют помаленьку. На меня же совсем не обращают внимания, если раньше кто-нибудь и высказывал недовольство «наглостью гусиной», то сейчас - тишь да спокойствие, расхолаживающая обстановка.

Работы по-прежнему много, а производительность не та. Надоело... Отошел от политико-воспитательно-просветительской деятельности, привлекают к квалифицированной работе. Сейчас занимаюсь составлением смет. Поначалу был как в лесу темном. Немного освоился. Штампую по мере возможностей с поправкой на обстоятельства. Дело не хитрое, но нудноватое, самое женское. Замполит недоволен таким оборотом событий, старается возвернуть меня обратно. Я бы с удовольствием, но говорят, что сметы важнее и нужнее.

Сдали несколько обьектов, а еще строить и строить. Хорошо бы домой уехать из Ургала, на трассу очень не хотелось бы вылезать, хоть и почетно. Романтики хлебнули чуток, пока хватит.

Рота пьет, когда есть на что. Дело в этом отношении - швах. Офицеры, бедняги, не могут найти действенных мер. Не завидую им. Вчера из офицерского вагончика сперли деньги и некоторые вещи на общую сумму 400 р. Сперли, по всей вероятности, гражданские. Да и в войска наши набрали разпиздяев не приведи господь: то больной, то ненормальный. Хорошо, что автоматы не дают, устроили бы побоище. Вот так ходит иной кадр и выясняет, есть ли проценты спирта в солярке, олифе и т.п., а потом пропадает и ищут его, стервеца, до трех часов ночи. А потом заявляет, что у него нервы не в порядке. Затем выясняется, что этот малый уже однажды лечился от алкоголизма. Случаи произошли чрезвычайные: один повесился, другой обгорел, третьему в бестолковку сук вошел на 5 см.

Пока все живы.

Прилетели комиссии, после которых выяснилось, что бригада наша - последняя в корпусе, а батальон - последний в бригаде. Это, по-моему, враки. Так играют на самолюбии. По всему БАМу так же, это я точно знаю.

Жара стоит еле переносимая, уже больше месяца плюс 30-40. Тропики, черт бы их побрал. Хорошо хоть на реку водят освежиться.

Вчера поизнывал от духоты, пошел к старшине, соблазнил сходить искупаться. Поплескались часа три, пока обратно в роту доплелись, опять в воду захотелось. Какая тут может быть продуктивная деятельность. Самое распрекрасное время для отдыха. Очутиться бы сейчас где-нибудь на гражданке, отдохнуть от бумаг, кажись, устал немного. Существо мое требует беспечности и, в некоторой степени, праздности.

На девушек милых стало временами потягивать. Как вспомнишь приятные мгновения, так аж дрожь пробирает. Хочется просто общения с полом прекрасным, животных инстинктов не наблюдается. Так, поцеловаться бы с симпатичной девчоночкой.

Недавно ходили к корейцам играть в баскетбол. Маленькая самоволочка в «другое государство». В Ургале базируется «трудовая армия Кореи». Забирают в нее принудительно, сроком на три года. Устроились основательно, городок чистый и опрятный, имеются каменные сооружения, вокруг Ким-ер-сены да иероглифы. Ничего, приветливо встретили. С интересом за игрой наблюдали. Есть, правда, элементы с пропекинским настроением. Один такой все пытался выпроводить нас. Раньше корейцы целые резни устраивали. Как войск понагнали - приутихли, шелковыми стали.

Свалилось на мою старую голову одно маленькое несчастье. Забрали в комендатуру. Ходил за почтой и на патруль нарвался, начальнику патруля увольнительная моя бессрочная не понравилась, и посадили меня, бедного, за решетку, да еще работать заставили. После долгого перерыва наработал мозоль. Одним словом, пострадал невинно. Командир роты высказал свое сожаление и пообещал разобраться.

А так все в порядке. Служим, как можем. Ждем дембеля, хорошо, что он неизбежен.

Послал Ирке фотографии, тебе в следующий раз. Витя, ты заходи к ней, а то скучно после диплома.

БАМ.

Маджара

1976 год

9 июня, г. Борзя

Лю, милая, вот я и на месте. Долгий путь кончился; томительная дорога уже в прошлом. А я уже служу, уже с погонами, уже пишу это письмо в красной (или ленинской) комнате казармы. Вот как много «уже». Но что они значат противу одного «еще» - еще не дома.

А ночевал я с воскресенья на понедельник в Иркутске, в вагоне. Утром на станции Россоха сгорел состав с нефтью, и все поезда до шести утра стояли. Рядом с тобой, но не вместе. Мог бы предугадывать, что там, в будущем, - мог бы еще целый день быть с тобой.

Ну, а потом застучали колеса на стыках, на ниточку дороги стали нанизываться бусинки воспоминаний: прошлое... прошлое зримо в природе, застывшей, вечной для человека, в запахах, звуках и в чем-то, не имеющем названия... Туристские тропы: мокрый снег тает в ботинках и противно хлюпает; костер, вокруг которого тесно и тепло от общности людской, от близости плеча; а вот тропа троих: Витька, Галка и я, согбенные, в жарком зыбком мареве на насыпи... И опять радость волной по сердцу, и Переезд...

Что у меня. Итак, Борзя. Городок небольшой, пыльный, плоский у подножия голых сопок. Но в части, где мы пока есмь, - деревца зеленеют, как в Иркутске. И место (если не смотреть за забор) курортное. Сколько будем здесь учиться - не знаю пока, но недолго. Потом, скорее всего, поедем (тут  недалече) что-нибудь строить. Адрес тот же будет, как на конверте, если изменится, сразу сообщу. Будем работать как на гражданке, только что в форме да при погонах.

Вот обо мне и моем житье-бытье пока все. Первый день службы, сам новичок во всем и вся. Но по ходу все-все сообщу.

Людочка, как у тебя дела, если письмо получишь дня за два до защиты, не отвечай, потом все сразу: хотя, что я, бог мой, как бабушка. Нет, Лю, я молод, строен и, пожалуй, красив. Правда же, по-своему?!

И еще о делах. О Вовке напиши, Баяре. Ка-­

кие у них новости? Ну все-все...

Лю, не мастер я о делах. Ты все знаешь, все помнишь, что я буду брюзжать. (О, солдат на прогулку вечернюю погнали, нас не трогают - офицеры!).

А за окном синий вечер и тополя машут листьями.

Я бы посадил тебя рядом с собой и никуда не отпускал, и сам не убегал... О люди!

10 июня

г. Борзя

Лю, пишу по крохам, тезисами, может, порой и не связными и не интересными тебе, но собеседников, с коими можно было бы по душам поговорить, у меня нет, а лености мысли боюсь. Хотя безделье, о, как оно по душе людям, как заволакивает, властно полонит. Легкий треп, безделье, бездумье, пустопорожность действий - сила страшная.

Вот и здесь. Чем заполнена жизнь людей, посвятивших себя армии, трудно сказать. Может, где-то вначале и были светлые помыслы и бередящие воображение мечтания. Но что может человек, один, среди общепринятого большинством? Что пузырек на аптечной полке? Лекарство. Каким бы ни было оно, но со временем пропитается запахом всей аптеки.

Мы здесь - временные. Пришли - ушли. Свое не привносим, не можем, да и не желаем. Принципы, взгляды на время прикрываются необходимостью. Но мы видим. Видим и слышим: грубость, мат, попирание человеческой личности ежечасно, ежеминутно. Мне кажется, что слово «воспитать» далеко отстоит от того, общепринятого, понятия здесь, в армии.

...Прапорщик крыл сегодня солдата площадной руганью да размахивал руками. Восемнадцатилетний парень послушно исполнял то, что он требовал. «Да я тебя!..» - кричал прапорщик, похожий на цепную собаку. (Цепь все-таки есть, но какая... да убоись!)

Что порождает такое отношение? Злость, обиду, жестокость или подхалимство, раболепие, пресмыкание. Каким станет этот солдат, этот человек? Чему научится? Ловчить? Обманывать? Терпеть? А потом мучить тех, кто послабее, кто пониже рангом. Я все утрирую несколько, но все же, мне кажется, кое в чем осознаю порочность сложившихся в армии отношений. Не стало унтеров, бьющих по морде, - но появились прапора, бьющие наотмашь по рукам. А сие, пожалуй, похуже. Как безобразность, прикрытая гримом, да лжеласковой улыбкой.

Но я устал об этом. Не хочу, да и не могу. Это жизнь, это реализм, это и жестокая правда. По силам ли? Все мы вместе и каждый порознь живем в своем иллюзорном мире. Он реален - мир каждого, но он и идеален, ибо в нем проявляется, хоть частично, воля каждого: забыть или помнить, внять или не внять...

И все же я против романтизации. Против даже пусть самого оригинального, красивого и богатого по ощущениям романтизма. Тем паче в литературе. Баяр на сим пути. Вовка тоже, но он остро чувствует людей, поэтому он более понятен и приемлем. Вовка идет от людей, от их горечей, радостей, бед, боли. Баяр - от себя и от всего своего. Вот почему он силен при первой встрече. Поражает его обнаженность, но потом видишь, что эта обнаженность только его, а не моя, не твоя. Он гол и воспевает свою наготу, а люди все же хотят зрить и себя, и свою наготу. Сила писателя - когда он понимает это, когда он - выражение общего для всех, для времени. Как Вампилов. О, как он обнажил людской род!

Хотя это тоже общо.

И еще. Понимать - не всегда делать по пониманию. Видишь, я понимаю что-то, но делаю-то далеко не так. Хотя, кажется, романтизирую несколько меньше.

Лю, родная. Помнишь, осенью я говорил, что все добрые слова обесценились, затаскались, истерлись. Как трудно давались мне те слова, что говорю тебе сейчас. Любимая. Сейчас для меня они вновь засверкали ослепительно. Я научился вкладывать в них силу чувств своих и поверил, что ты понимаешь это. Слово - это сосуд. Каждый волен его сам наполнить. В моих словах, в моих сосудах - живая вода. И пусть это будет глиняный кувшин, затертый и измазанный, я и ты знаем, что в нем. Моя Лю...

...А я служу уже два дня. Сегодня получил должность. Буду в ближайшие дни принимать взвод инженерно-позиционный и месяц строить, рыть траншеи. Обычная работа, только я - в роли командира. Немножко задумываюсь: как вести себя, ведь солдаты будут постарше меня, тоже призванные на сборы. Как остаться человеком и не стать тряпкой? Но думаю, справлюсь.

11 июня.

... А ведь было время, когда все славное: культура, нравственность, манеры, в конце концов, - зарождались в армии, в среде офицеров. Это общо, но подходит: растерялись традиции. Они были оставлены за бортом сначала как неприемлемые по духу, затем в силу прогресса (не убоюсь этого слова), и возврат стал невозможен. Носитель культуры стал ее теснителем (гонителем)...

...Лю, время тянется, но оно и летит. Каждый день новый быстрее проходит, ибо чем-то мы все же занимаемся. Сборы вроде не продлят, так что в середине июля я буду дома. Через пару дней отбываем в поле: подготовительный период, затем набор штата, наконец работа и... Ну да Бог с нами!

Сегодня, как и вчера, ветер. И вообще, говорят, ветер здесь от Бога. Но не холодно. Пишу в ленинской комнате: рядышком заливается баян: кого только нет среди нас, с какими только склонностями. Баян говорит потаенное, известное лишь одному, и мягко, и блаженно на душе. Музыка лечит, музыка возвращает силы. Истинное только в соприкосновении с искусством, тогда человек становится самим собой, тогда он - естество, суть, начало и единство. И в любви, в любви это сильнее и сложнее. Там ты, не только ты, но и другой человек. И одна пуповина смертельно связывает двоих. Навечно.

Если это любовь.

Родная моя...

...Вчера вечером наконец-то вырвался из того состояния, в котором человека нет, есть только сгусток бессилия и безмыслия. Думал о тебе, вспоминал, видел, считал дни. Потом устал и вдруг приплыл сюжет издалека, захотелось писать, но уже не было сил. Может, сегодня посижу, а не будет желания, так все равно придумаю кой-какие штришки.

12 июня,

Борзя.

А пока служба идет неплохо. Завтрак, обед, ужин (каша, каша, каша...); солнечные ванны, час фиесты, игры, развлечения, книги. Это основные занятия. Редко - лекция или просто беседа, но не томительные. Отношение иное, нежели к солдату, или даже как было на сборах после института. Офицеры. Ну и потом, никто не скрывает, для чего мы здесь - работать. Через недельку прибудут солдаты, которым нужны будут командиры (т.е. мы), мы что-то построим и домой.

Лю, я, как на вечернюю молитву, ежедневно ухожу в письма. Хотел оговориться, что, мол, наскучит тебе моя писанина, но понял, что буду неправ. И не сердись, прочтя это, а улыбнись... Вот так...

Помаленьку знакомимся. Ближе, теснее и яснее. Разговоры, разговоры... Тем много, и они порхают легкомысленными бабочками над группками людей разных, доселе не знакомых, но вот чьею-то волею собранных вместе. Чаще это обмен информацией, споров пока не было, а жаль.

Скучна жизнь наша. Перо скрипит, когда пишу эти строки, - ему тоже скучно выводить пресные слова буден. А праздник - это ты. О тебе... и обо мне. О нас...

Забегать вперед не буду, предполагать, догадываться - придет время, все узнаю и напишу.

Я говорил, что люди здесь разные. Но есть и общее, что соединяет всех (дело, если можно так сказать), и еще: прав был Фрейд - одно есть у каждого из нас: каждый человек оправдывает жизнь свою, поступки. И каждый научился подбирать факты в доказательство своей правоты... Но не это главное. А то, что каждая из множества точек зрения - обоснованная и подтвержденная истина (конечно, не абсолютная). Но отсюда следует, что в мире множество относительных истин и нет Истины. Пример немножко притянутый, но думаю, что с учетом того же положения дел в науке, политике, философии и проч., и проч., и проч. можно сказать: мы (т.е. человечество) ничего не знаем. И весь МИР = сумме знаний, которая есть сумма мирков субъективных. А сумма знаний разнозначна. На каждый минус есть свой плюс и наоборот.

Бьюсь в стену...

Ибо это, Лю, не открытие. Это уже известно и сказано, но я чую, что упираюсь, идя по этой тропке, в стену. За ней... О, за ней я увижу то, что никто из людей не видел...

Осознать, что все обман, все ложь, все игра, - это просто, и не нужно для этого много ума. Но труднее понять, как все же? В чем код жизни? Разгадать - вот суть. Для чего? Кому? А для кого отгадывает человек просто загадки?..

Но об этом мы уже говорили с тобой. И я в прошлый раз говорил об искусстве, касаясь меня, Вовки и Баяра. Продолжая...

Ты прочитала «Художников» Гаршина... Нет сомнения: пейзажи Левитана, Куинджи, Шишкина - хороши. Как хороши вещи Пришвина. (Кто еще из писателей был «пейзажным певцом», сейчас не припомню... Хотя о писателях это грубо. И «пейзажисты» не могли обойти свое время, свое общество.)

Так вот, я не призываю изгнать дух «пейзажный» из искусства, но считаю, что художник тогда становится оным, когда начинает корчиться в сплетениях своего времени, не спасаться от общества (пусть ненавистного) в искусстве, а говорить о нем! Громко и сильно! С надрывом! С кровью! Это относится и к живописи, и к литературе.

Значит, чему надо учиться, пока есть время?.. Учиться понимать человека дня сегодняшнего, общество и человека среди людей! И опять: не только описать, но и предсказать будущее...

Лю, я наверное, сбивчиво пишу. Дело в том, что мысли эти все у меня еще сыры, в состоянии полуфабриката. Бродят, бродят... но ни крепости, ни силы. Лю, моя милая, моя славная Лю, как у тебя дела?

13 июня.

И еще о литературе, искусстве... Художественная литература - это не документализм, не голый реализм, это искусство, а как любой вид искусства (и живопись тоже) она может появляться лишь в случае граничности реализма и вымысла. В нем должна сочетаться смелость мысли, фантазия и глубокий анализ, и понимание мира. То есть писатель, прежде чем занести перо, должен скомпоновать желаемое сказать, реальную обстановку и психологическую достоверность.Он должен иметь мысль (свою собственную), цепкий взгляд и понимать людей... Без одной из этих составляющих - графоман.

Я - за жанровость в живописи. А вспомни, ведь Репин, Серов, Федоров - не компоновали ли они картины! Нет, не просто «подметил и нарисовал», но расставил фигуры так, как нужно было ему, чтобы мысль, которую он (художник) хотел вложить и вложил в полотно, дошла до людей.

Лю, завтра утром мы выезжаем в поле. Адрес мой тот же, но писать я, наверное, буду позже, начинается работа. Ты напиши, когда выедешь в Саяногорск, чтобы письма не остались лежать в Иркутске. Хорошо?

Конечно, ты напишешь, моя любимая, я напоминаю напрасно. Боль поутихла, затаилась, превратилась в сладостную горечь воспоминаний. Сегодня идет дождь, и я вспомнил наш дождь почти год назад. Знаешь, милая моя Лю, не надо сожалеть о прошлом. Это хорошо, что оно кажется светлым. Жизнь - это прошлое, ведь только на расстоянии мы все оцениваем. А у нас, смотри, какая яркость и чистота позади вплоть до мига сегодняшнего. И у нас всегда будет так. С каждым днем лучше, ибо мы любим!

15 июня

Новый виток. Теперь не крыша над головой, а полотняный полог, не ровные дорожки под ногами - степь: голая, раздольная. Куда ни кинь взгляд - голые сопки, одна за другой, похожие на окатанные гигантские валуны. Простор. Ветер. Только травы, низкие и чахлые. Правда, с утра лепились на склоне соседней сопки овцы, издали напоминающие вязкую серую массу, меняющую очертания и потому не поддающуюся конкретному сравнению с чем-либо. На их фоне - крупный волкодав: уверенный и жестокий погонщик...

Степь. Сопки. Ветер рвет полог. Солнце жжет лицо. Раздолье - на все четыре стороны. Аукни - и сгинет голос бесследно, без эха... В низких травах - степные цветы: белые, красные, желтые и всевозможных оттенков, со стойким сильным запахом, не лишенным пикантности, и без него.

Людочка, любимая, вот и еще день ближе к концу. В общем-то, время идет. Мы переехали в голую степь, живем в палатках. Как живем? Отдыхаем. Ждем солдат. Дней пять здесь, потом снова перекочуем. Правда, отдых кончится уже завтра, начнет прибывать пополнение, начнется работа.

Лю, еще о литературе (кажется, больше времени не будет думать о вещах абстрактных). Понимаешь, какая штука! Мы восторгаемся «Соседями» Суворова, «Земным поклоном» или «Царь-рыбой» Астафьева, «Музыкальной историей» Боровского, но пусть, восторгайся, коль хочешь, но не забудь, что это не литература. Это прекрасные, не лишенные таланта и наблюдательности описания, имевшие место. Это спекуляция чувствами, которые в силу сегодняшних сдвигов обрели вдруг ценность. Но истинная литература - это прежде всего мысль (а потом красоты и интриги).

Лю, пишу на нарах, чертовски неудобно. Не удовольствие, но мука водить пером.

Наверное, это письмо будет последним, которое ты получишь в Иркутске. И я от тебя, наверное, вот-вот получу. Сразу отвечу на Саяногорск.

Послезавтра - защита. За тебя и в тебе уверен и обязательно подарю тебе букет. Я его соберу (из полевых цветов!) и отнесу на макушку сопки (с нее далеко видно). Мой букет будет самым первым, ага!

Лю, милая, из Саяногорска сразу же напиши. Видишь, какое деловое письмо написал. Кругом мужики галдят, в палатке нас - шестеро.

Приеду, неделю отмываться буду и отбеливаться, почернел - не узнаешь.

Без даты

Витенька мой ласковый, здравствуй.

Очень тосковала, а сегодня с утра как-то отошла - знала, что получу письмо. Так угнетает, когда не знаешь, где ты. И мысли, и желание написать - все повисает неизвестно где. Сейчас хорошо - протянулась ниточка. Сейчас как-то отошла радость - не хочу читать, писать, не люблю этот дом, город и буду жить только ожиданием. Вся радость планируется в будущем. Очень тебя люблю. Уже прошло десять дней. Яблони уже успели зацвести и отцвести. Была сильная жара, а теперь опять холод.

В доме сейчас непривычно пустынно, особенно вечером и ночью. И бабка запирает каждую щель - мужчины в доме нет.

Ты знаешь, Витя, я как-то боюсь писем, робею, потому что все время натыкаешься на какую-то стену. Сиюминутной адресации и непосредственной близости ничего не заменит. Но без писем совсем плохо, тяжело. Так радостно - ты мой муж.

Сегодня были Корчинские, только что ушли. Володя все меня подбадривает почему-то, а сам ходит с высоко поднятым хвостом и до сих пор переживает радость удачной защиты. Что-то изменилось в нем. Это после поездки домой. Как будто в чем-то утвердился. Да, утвердился в положении мужа и главы семьи.

Баяра не видела. Знаю, что погиб его лаборант, и он теперь весь в печальных заботах. В июле, вроде бы, хочет увольняться.

Были Галка и Витя. Он был в командировке в Якутии. Галка пока здесь, не ладится у нее что-то с практикой. С квартирой тоже не ладится. А сюда перебирается бабкин родственник.

Несколько раз была Людмила. Ничем не могу ей помочь. Я ее бью, и стихи бью, даю почитать ей Корчинского, Баяра, Распутину - видит бездну. Ходит она по кругу, хочет его прорвать, то в эмоции уткнется, то во что еще.

Вот так-то, мой молодой, стройный и по-своему красивый! Мой любимый.

17 июня

Черт знает где.

Сегодня семнадцатое. Думаю о тебе постоянно, каждый час. Вот ты вышла из дома. Красивая, немножко взволнованная. Вот развесила листы. Комиссия во все глаза смотрит на тебя. Слушает. А ты волнуешься... Но все позади, и сейчас, когда пишу эти строки, и страхи, и волнения позади. Не могу вообразить, что делаешь сейчас вечером. Думаешь обо мне? О доме?.. Готовишься к отъезду?..

А я, Лю, в переплете. Не только я, конечно, все офицеры полка. Все, с кем делю тоску, недовольство, хлеб вот уже более десяти дней. Сегодня прибыл личный состав, «партизаны». Что это такое? Что-то мерзкое и страшное, грязное, пьяное. Толпа. Причем толпа, каких я еще не видел. Боже ж мой...

19 июня.

На запятой оборвал я в прошлый раз предложение. А сегодня уж и не могу сообразить, что хотел сказать. По-военному это объясняется в двух словах: изменилась обстановка. Толпа, пьяная и даже страшная в своей невменяемости, за это время перестала быть оной. Трезвые, молодые и старые, с животиками и без оных, эти люди стали понятнее. Поэтому пусть так на запятой все и останется.

Взвод у меня неплохой, двадцать с лишним человек, за которых я буду месяц отвечать и с которыми работать. Исчезла толпа - появились лица отдельные. Пока стоим на старом месте, но с завтрашнего дня начнем разъезжаться по объектам.

Работы уже и сейчас предостаточно. Урывками пишу письмо, а уж что-либо другое делать - нет времени.

Любимая моя... Получил письмо, телеграмму, и, наконец-то, ушла эта страшная, давящая тоска. И понял, отчего она была: я очень боялся за тебя. Ребята отдали письмо и телеграмму, предварительно отщелкав ими уши (есть такое правило в армии), а потом вечер крестили меня именинником. А я возродился. Появилась энергия, даже шутить начал. Словно побыл с тобой, с ребятами, воочию увидел... Легче. Я понимаю теперь, как важны и нужны бывают людям скудные слова на бумаге, пусть эти весточки и идут долго.

Без даты.

Витя, получила сегодня письмо от тебя. Представляю цветущую степь. У нас степь сейчас тоже хороша. Теперь ты уже командуешь людьми, и работаете, наверное, здорово, да по жаре.

У нас в Иркутске страшная жара. С Дипломом (эх, как я, с большой буквы) такая ерунда. Сказали, что 30-го самый оптимальный вариант получения. Купила на 27-е билет. На раньше ничего нет. А доверенность на получение диплома надо оформлять у нотариуса. Не знаю, получится ли что, если нет - встретимся с тобой в Иркутске после 16 июля, ты со сборов, я из дома. Там спишемся, уточним, чтобы долго друг друга не ждать и билеты купить. Плохо летом летать. Ну да, в крайнем случае поездом вернемся. Ненавижу Иркутск. Проклятый голодный, раскаленный город, везде толпы, все это распаренное толкается, кажется, жир по асфальту плывет.

Дай бог, чтобы только тебя не задержали.

...Написала вчера натюрморт. Была довольна, даже на стену позволила себе прикрепить. Удалось воздух передать. А в общем, все это ерунда. Надо маслом. А приходится тут сидеть.

Да и вообще все эти передряги - ерунда. Просто мне здесь страшно плохо одной, и все невезения сразу возводятся в куб и выше.

18 июня

Ну вот и все, Витенька. Сегодня подписала обходной, но с дипломом получается тягомутина. Будет готов только через неделю.

Сегодня уехал Володя в Нижнеудинск.

Отнесли сейчас с Баяркой чертежную доску. Очень он изменился, неприступность исчезла, и из улыбки выглядывает кусочек прошлого Баяра. Хотя все так же жаждет прославления и все так же никого не любит. Никого. Это всегда в нем было. Борис был теми дрожжами, от которых все забродило и ударило в голову. Ведь и стихи его о своем иррациональном состоянии - это тоже отсюда.

Людмила вчера заявила Баяру, что он хвастун сверх всякой меры. Когда говорил о своих стихах. Больно его это ударило. Да и сильно она его привлекает. Так что вдвойне.

Ко мне сейчас часто ребята заходят. Были Галка с Витей. Она в понедельник уезжает. Вите я дам твой и свой саяногорский адрес, так что не потеряетесь. С квартирой у них вроде улаживается. Благоустроенная.

Заходил Комаров. Странно он как-то замешан. Почувствовала, что можно ему в равной степени верить и в то же время не верить. Знаешь, что здесь нет абсолютной правдивости, хотя ведь, может, это человек просто прикрывает свои слабости, а вот ставишь уже под сомнение все. А полуправда никогда не тянет к общению.

Была у меня и Ольга, и вот это уже была натуральная игра. И правила этой игры мне неизвестны. Во что, зачем? Знаю, что очень она меня не любит, а приносит цветы, очень жалеет, что уезжаю. После ее визитов чувствую себя какой-то расстрелянной. Какое-то неприятное недоумение. И стыд.

Вот ведь легко мне с тобой, с Людмилой, Галкой, Витей, потому что нет двусмысленности, трехсмысленности...

Ты знаешь, Витенька, первое твое письмо и последнее - такие разные. Так очевидно, как человек из одного состояния перешел в другое. Я вижу, как ты оставляешь позади ступеньку за ступенькой. Шли сначала все в одной упряжке и Борис на козлах. Теперь каждый пошел своей дорогой.

Знаешь, Вить, все эти дни, что сидела и ждала защиты, как пузырь, наполнялась пустотой. Даже в висках звенело от пустоты. Спать не могла, читать ничего не могла - какой-то внутренний протест. Перенасыщение технарством. Теперь немного времени, и все переломится, все придет. Пора ощущать землю под ногами.

Витенька, ты написал домой?

Читала твои письма и подумала, что скудно мое логическое мышление, есть приязнь или неприязнь, принятие или непринятие, которое базируется на том, чуждо мне это или нет. Не умею понять и обобщить как явление, сказать: «это вот что есть такое и ведет оно туда-то». А ты как будто по всем моим стихийным точкам проводишь линию и даешь ей название. И я тебе верю, потому что всегда преклоняюсь перед логикой. Хотя ведь и ты можешь давать неправильные названия. Это плохо. Ты ошибешься, и я не поправлю.

Вить, ты не обижайся, что я тебе мало писала. Всему виной вышеупомянутая звонкая пустота. Поговорить с тобой хочу, только за ручку возьмусь - все куда-то разбегается.

Вчера по телевизору передача была. Написала одна девочка письмо, где задает вопрос: почему рабочий класс называют ведущим. Музыку для них пишут музыканты, книги - писатели, ученые облегчают труд, философы формулируют мысль - и они же ее громогласно скажут с трибуны. Вот заявление той девочки пытались опровергнуть. В общем-то, злободневный вопрос, и коли так, то надо было подтверждать или опровергать такими фактами, чтобы стало очевидно. А получилась ирония. Ездили с этим письмом по фабрикам, читали рабочим, и рабочие возражали. Одна женщина так вздорно обиделась - как, мол, смеют говорить, что мы не ведущие. И где только откопали таких забубенных рабочих. Хоть бы экономиста какого толкового пригласили. А так - ужимки и прыжки.

24 июня, там же.

Заряд спокойствия от твоих писем. Хватает на три дня. Потом я начинаю нервничать. Воображение подкидывает всевозможные сюжеты, волнение обращается в тоску, а потом и оно, и ожидание переходят в штиль: все тихо, сонно, и все готово взорваться в любой миг. Устаю.

Но вот опять письмо - и вновь жизнь! И степь, и солнце жгучее, ослепительное, и студеность ночей, и каши - все это теряет серую, тусклую окраску - мир вижу.

Сегодня получил письмо, сбросил груз. Как чувствовал, не отослал предыдущее, а теперь вместе пошлю и то, и это. Ты в Саяногорск приедешь, а там уже они будут тебя ждать. (Я пишу - для меня все в будущем, и ты прочтешь - все будет в прошлом. Я мучаюсь в предположениях, ты корректируешь, исходя из свершившегося.)

Лю, милая, ты права, настроение менялось так же или почти так же, как в дни наши первые. Срабатывает какой-то предохранитель внутри, перекрывается клапан, вырабатывающий тоску, этот прекрасный яд, но он хорош только в малом количестве, в большом - это смерть. Если что с тобой случится или с нами, с нашей любовью - этот клапан уже не сработает. Тогда после недоумения «во имя чего?» будет один шаг, и в одну-единственную сторону... Порой ловлю себя на мысли: «Как же так? Разве можно так любить, что...» Нет, не так начал. Я понял, что ты - жизнь моя. И подумал: «А родители? Если выбор?..» Жестоко. Но иногда я нарочно ставлю перед собой такие вопросы. Поставил и понял - ты! Значит, корни, кровь, родство слабее, нежели любовь. Значит, в любви я переступил грань трезвости и благопристойности. Да, да, ибо связь крови во мне слабее связи души.

Я рад, что тебя не забывают ребята, значит, и меня тоже. Значит, есть у нас с тобой друзья. Вот только Комаров... Если о нем в приложении к тебе, то не верю я его масляно-сусальным глазам. Примешано в них (по отношению к тебе) что-то похотливое. И мне неприятно было читать, что он приходил. Я не верю в его участие, не верю в его «дружбу», не верю в его благородство. Он слишком скользок.

За Баяра рад и доволен, что «всыпала» ему Людмила. Ей легче это сделать, чем нам всем.

Лю, вот и полсрока прошло. Время идет, скоро мы будем вместе. Несколько писем еще - и пустопорожний месяц канет в прошлое. Не жалею и не пожалею.

Милая моя, только не забывай меня радовать письмами. Ты - жизнь, рядом с тобой - жизнь, а вокруг меня существование и ожидание. Я даже не могу о себе писать, ибо нечего. Живем в лагере, загораем и не знаем, что будет завтра-послезавтра. (Когда ты будешь читать эти строки, и это будет прошлым.)

Домой я написал, но из дома ничего не получил.

Всем поклон еще раз.

Без даты.

Здравствуй, Витя.

Сегодня ездила в Ангарск, за окнами разнотравье, цветы, ромашки уже есть, гвоздики. От этого радость какая-то, вроде и беспричинная, как всегда, когда думаю, как за грибами пойду или просто так в лес. И день такой был погожий.

Витя, мы изменимся с тобой за этот месяц. Разлука, она всегда несет с собой какие-то изменения во взаимоотношениях. Знаю, что я тебя сейчас воспринимаю не так, как когда были рядом каждый день, какая-то таинственность, неразгаданность. И мечтаю. И мечты о тебе, как в прошлую осень.

Хочется иногда, чтобы ближе к тебе, коснуться, почитать что-нибудь тобой написанное. И никогда это не кончается хорошо. Я очень ревную тебя к твоему прошлому. И инстинктивно отгораживаюсь в мыслях от тебя, защищаюсь, потому что очень больно.

Как мы необъективны бываем, как хотим жить в прошлом другого и забываем, что ведь и другой не жил в твоем прошлом, и все по той простой причине, что встретились уже с грузом лет за плечами у каждого.

Знаешь, кажется, я лучше была, а сейчас вроде загнала себя и отстаиваюсь на тупиковом пути.

Хожу на почту часто, но писем от тебя не жду, наверное, идут уже в Саяногорск. Да и мое следующее письмо для тебя будет оттуда.

Кажется, кончаются мои сборы - упаковочные дела. Осталась кое-какая малость. Оставляю тебе путеводный листок, чтобы легче нашел нужное.

Оформила у нотариуса доверенность на получение диплома на Людмилу, а ты приедешь, возьми у нее, хорошо? Очень жаркие дни, хочется скорее уехать, иначе, кажется, задохнешься. Без сожаления расстаюсь с Иркутском, хотя знаю, что потом, в выкристаллизованном прошлом, буду очень чувствовать утрату, ведь здесь изменилась моя жизнь, здесь встретила и узнала ребят, встретила тебя. В этом смысле ни одно место, ни один город не был так добр ко мне. Бывал и зол. Да, жизнь идет, идет, Витя, наша жизнь.

27 июня

И все там же.

Появился стол, хорошо пишущее перо, чистая бумага, ну и время - не дефицит, вот и вывожу буковки аккуратненько, не удивляйся поэтому и ленивому току мыслей. Хороших, цельных - их нет. Последнее прикосновение к животрепещущему и чистому, То, что лежит в сфере «умствований», далеко в прошлом. Сначала пускал пузыри, теперь освоился и «уснул» до времен лучших. Но глаза видят, уши слышат, и мозг делает выводы. А надежда, она переходит в светлую уверенность с каждым минувшим днем. И, к слову, но не точно, глядишь, через недельку нас «досрочно» демобилизуют. Где-то что-то изменилось, почти полтыщи человек, оторванных от дел, оказались и здесь «не у дел». Создаем видимость интенсивных учебных занятий, лопаем кашу и ждем.

Ты уже дома. Прочла мое письмо, привыкла к степи (впрочем, к родным местам не привыкают, память о них всегда в человеке), не успела заскучать. Не обо мне, конечно, моя любимая, а просто так....

А я тут на пару дней выезжал в гости к нашему замполиту в Хоронор. Есть тут недалече поселок с таким названием. Хотел позвонить тебе да домой (оттуда пока ни весточки), но это оказалось невозможно. Что дали эти дни? Усталость и кое-что еще. Довелось познакомиться с «личностями» и бытом, о котором и я, и ты, да и все, пожалуй, знакомые, знаем только из литературы. Скука, духовная пустота, которая периодически заполняется «веселящим газом», ничегонеделание и нежелание, убожество, но убожество буйное, для которого ценностей в мире нет. (Наверное, я немножко передергиваю здесь). Но ближе к сути.

Компания, с коей мне довелось познакомиться, интересна двумя лицами: стариком (Мишаня, 44 года, 18 из них проведены в заключении) и молодым парнем Серегой (несмотря на молодость, пять лет тоже отдано обществу бесплатно за поножовщину). Подробнее о них потом, а пока всего два слова, чтобы не забыть: и тот, и другой - чертовски обидчивы. Я не видел еще такой обнаженной болезненной обидчивости. Они грубо шутят, грубо говорят, но не прощают обид...

Захмелев, Мишаня плакал, вспоминая, как месяц назад его избили какие-то пацаны, и в его скрипящем плаче был приговор. Я верил, глядя на него, что если эти пацаны найдутся, их жизни перестанут что-либо стоить.

И еще. Они меня приняли. Может, потому, что я взирал на них с вниманием, слушал, открыв рот, а может просто они, эти люди «оттуда», чтут «людское», а не «скотское» отношение к ним. Не подхалимничай, не лебези, будь человеком и принимай его как человека - так я расшифровал их мысли.

Может, неправильно.

А люди эти страшно уязвимы. Не от силы, от слабости своей они бывают жестоки и бесчеловечны.

28 июня.

Сегодня уже и перо не то, и стола нет, потому пишу иначе.

Милая Лю, я еще не писал о погоде, но, наверное, стоит, ибо в совокупности с бездельем, которое томит всех нас, она замешивает плохое тесто.

Ветер.

Ветер день и ночь. Ветер во всем мире.

Но это было бы полбеды, если бы не холод. Три дня стояли звенящие от зноя, степь млела, и вот уже три дня тучи, дождь и сильный ветер рвет палатку, наводит тоску и сон. Злит. Днем еще терпимо, но ночью холодно. Спим одетыми под одеялом и шинелью впридачу.

Но это отступление. Ненужное и неважное. Мелочи буден, но будни - дрянь. Жалуюсь, потому что холодно, мерзко и скучно. Надо было взять с собой мешок книг, но кто знал...

Лю, милая, может, спешу, но после пятого июля мне не пиши. Надеюсь, что нас держат последнюю неделю, как только все станет ясно, дам телеграмму, когда буду в Иркутске.

И не болей, моя «капризуля», больше на солнышке грейся, все пройдет. Ты же знаешь, что значишь для меня...

Без даты.

Витенька, здравствуй, родной.

Ну вот я и дома. Добиралась с происшествиями. Только-только стали взлетать в Иркутском аэропорту - лопнули вдребезги балоны у шасси, только тряпки во все стороны. Потрясло нас чуть-чуть, а потом опять отправились в здание, ждали пять часов, прилетела в Абакан в три ночи. Отец встречал. Приехали домой уже утром. Вот так.

Сегодня первый день дома, куча разговоров. Витя, так давно ничего от тебя нет, что случилось, Витя? На меня обиделся за что, или некогда, или стряслось что? Ты напиши, Витя, я так боюсь, и всякая ерунда в голову лезет. Теперь дома только и будут мысли о том, как ты приедешь. И дома родители уже хлопочут. Все будем тебя ждать.

Дома все о тебе спрашивают. Мне и хочется о тебе говорить, потому что о тебе. И не хочется, как будто драгоценное что-то теряю. Вот так вот.

Думала, приеду - от тебя что-нибудь будет. И нет.

Пойду сейчас отправлю письмо. Хочу, чтобы быстрее пошло. Физически чувствую, что минуты теряются, а я не знаю, где ты, как, что у тебя.

29 июня

***

Просвета нет в облаках.

Сыплется дождь бесконечный...

И, словно осенний день,

Туманится от печали

Сердце, любящее тебя!

***

Кто скажет, отчего

Люблю тебя сегодня по-иному?

Влюбленность прежних дней

Теперь ничто

Пред этой новою любовью.

***

Пусть льется дождь еще сильней.

Я встречусь все равно

С моей любимой.

***

Когда-то было не так!

Когда-то вдали от тебя

Все ночи я спал безмятежно,

Теперь на одну только ночь

С тобою мне грустно расстаться.

1 июля

уже не там, а через пару сопок.

Это танки из старинной (IХ-Х век) японской повести. Я прочел их, когда мои чувства, мысли, даже погода совпадали со строками до последнего звука. И ничего не могу к ним добавить...

А сегодня, да и вчера, день в заботах прошел. Мотался на машине по степи туда-сюда, туда-сюда. Но вот переехали на новое место, разбили лагерь, завтра приступаем к работе! Будем копать и строить.

С утра жарило, степь звенела, после обеда наползла гроза, и опять гостит ветер, опять тяжелые облака цепляются за сопки. Лета нет.

Лю, милая, я, наверное, поспешил, пятого нас не отпустят, а где-то после десятого. Порадовался, тебя обрадовал, но все, похоже, блеф. Когда это письмо ты возьмешь в руки, до дембеля останется не так уж много даже в наихудшем варианте.

...А ветер хлопает пологом, перекатывает волны по палатке. Немножко устал. От безделья, от бесцелья, от вынужденного прозябания, от безмыслия и пустых разговоров. Жалуюсь. Осеннее настроение. Глянет солнышко - пройдет, канет в прошлое. (Нет, не солнышко - настроение!)

5 июля.

Вышел на сопку,

долго смотрел на запад...

Словно и вправду мог увидеть тебя...

Но, отрдев, темнели облака...

И все же я был с тобой, говорил с тобой, пусть ты не слышала моих слов, не видела моего лица...

Любовь - это действительно нечто эфемерное. Людочка, моя родная, моя любовь и жизнь. Скуден язык людей. Скучен и сер по сравнению с величием и красотой чувств. Жаль!

Так и не смог сказать, что чувствую. Я еще ни разу не смог сказать тебе о любви своей, как чувствую. То же ощущение неудовлетворенности, что и в сочинительстве. Чувствую больше, чем могу выразить. О делах сегодня не могу. Пусть останется со мной еще это чувство близости с тобой. Нет длинных верст, есть ты и я... Навсегда. На всю нашу жизнь, и свидетель тому пусть будет вечер этот, и солнце, и невидимые пока звезды, и ветер, травы, земля... Все смертно, но не любовь!..

6 июля.

О делах. Кое-что начали делать. Время быстрее пошло, но наши надежды, ожидание оказались обманчивыми, уедем мы отсюда шестнадцатого июля. Начали считать дни последней декады.

Так что планы наши с тобой, Лю, оными и пребудут. Но все равно, август должен быть наш, ага?

11 июля

Витенька, родной, получаю твои письма и сразу заглядываю в конец, прочитаю, успокаиваюсь и начинаю тогда сначала. Почему-то отложилось, что все плохое - в конце.

Шли дожди, и почтовый ящик был уныло пуст, ничего не хочется, жду тебя.

Много читаю. Иногда попадаются откровенные поделки. Если не глубок - нельзя написать сильную вещь, ибо не из чего черпать. Глубина суммируется и из глубокого познания себя, своей психики, своих искаженных при определенном состоянии восприятий мира, иначе отношение к людям будет поверхностным, вернее, восприятие их. Необходимо быть обнаженным, чтобы образ был обнаженным, сильные вещи ведь и сильны этой обнаженностью образов.

Человек непостоянен, неконкретен, хорошо, когда не автор его разгадывает, а читатель. Надо заставить его биться, собирать самому по зернам человеческих проявлений образ.

Умеет это Достоевский. Генрих Манн в своем «Гнусе». В «Доме на Набережной» тоже.

Ждала телеграмму. Ну что же, 16-го так 16-го, не беда, все равно поедем. Очень хочется поехать, посмотреть, пожить. Как на перевалочной базе здесь - сижу, жду тебя, и скорее в путь. Сегодня уже 11-е. Отправлю письмо в Иркутск, туда к тебе уже не успеет.

Разговаривала с отцом, еще кое с кем, спорила, как всегда горячилась, но кое-что в голове возникло. Приедешь, поговорим. Вот так, мой родной.

11 июля

Степь да степь кругом...

Лю, милая моя, я чуть-чуть отстану от этого письма... Это последний наш разговор на расстоянии, скоро, уже скоро все будет как прежде, и даже лучше. Поэтому и письмо это будет коротким.

Лю, я получил письмо из Саяногорска, одно, коротенькое. Ждал, ждал обещанное длинное, но не дождался. Поэтому напиши в Иркутск или телеграмму дай на бабкин адрес, успокой меня.

Отсюда я вылетаю 16-го вечером. Лучший вариант - в этот же день долететь до Иркутска. Суббота и понедельник - два дня суеты. И к тебе! (Но это планы.)

Родная моя, не хочу ничего писать, все расскажу. Очень скучаю и, собственно, живу тобой. Так было, так есть и так будет!

Любимая моя...

6 ноября

Сейчас я сижу в гостях у Корчинских, и как раз шел разговор о вас и вообще нас всех - друзьях. И шел разговор о разобщенности, о том, что никому ни до кого нет дела, кроме корысти и лицемерия... Безысходный и вечный разговор этот осветила весть - вести от вас. Прекрасно!

Что же творится на моей улице?

19-22 - конференция, где я точно буду участвовать. В «Молодежке» была еще одна публикация - два стихо­творения, в номере, посвященном конференции. Этого номера у меня нет, в это время был в Гусиноозерске, видел его лишь в читальном зале. В «Багульнике» по радио читали мое стихотворение «Мы долго поднимались вверх...»

Готовлю телепередачу на 20 минут - вечер молодых поэтов, она будет в декабре, выбираю тех, кто будет на конференции, и свои стихи, буду ведущим в телепередаче, ежели она получится (это уже не будет зависеть от меня).

С работой - тяжело. Атаковал Жаркого, но с отрицательным результатом. После ноябрьских «торжеств» буду устраиваться по своей нелитературной специальности. Куда - еще надо подумать, места есть (3-5).

Валентина Ивановна теперь работает на телевидении, в отделе пропаганды (там еще есть литературная редакция и молодежная), редактором. У Бориса все так же, особых изменений нет.

Во всем остальном - ничего определенного, так - чистое поле и снег. Временами так страшно, что хочется бросить все и уехать в Гусиноозерск.

Стихи... Стихи понемногу пишутся, но редко удается соединить вдохновение и время свободы. Посылаю сделанную кое-как литстраницу, где два моих творения не так благообразны, сколь безобразны, и к тому же встречены в штыки комитетом ВЛКСМ и др. и пр. Пусть их. Тем более, и я не очень доволен ими, хотя они - часть, молекула моей жизни в этой Вселенной, дай-то Бог, чтобы стихи были поэзией, хотя бы грамм катарсиса и открытия, или еще чего-нибудь...

Конечно, я буду посылать свои стихи, а также ждать совета, впечатлений, мыслей о них. И было бы интересно читать и говорить о творениях твоих, Витя.

Я думаю, что постепенно овладеем формой эпистолярного жанра, и письма, может быть, заменят живой разговор или хотя бы часть его. На свете не так много людей, которые понимали бы друг друга.

Все это я пишу за столом у Володи, сразу же, в тот же миг, при получении вашего письма.

Всего доброго Вам.

Баяр.


***

Где-то в сердце огонь разгорается снова,

Незнакомое слово на первой странице поет,

И осенняя книга лежит на столе у природы -

Золотые застежки у ней, золотой переплет.

На каком-то чудном языке - марсианском, наверно,

Говорят здесь деревья, стараясь не помнить себя.

И слова темно-красными листьями кружатся сонно,

Тополей и берез золотая печальная речь.

Что ж не плачешь о светлой свободе высоких туманов,

Содрогаясь от тайны осеннего слова в себе -

Или сердцу понятен язык этой временной книги,

Где страницы истлеют, сгорят?

***

Глотает ночь оранжевое солнце

И открывает миллионы глаз,

И фокусника плащ дырявый

Медленно темнеет и становится зловещим,

Становится черным, и маленькие люди

В автобусах и трамваях

Отрешенно смотрят на дома и машины,

На струи дождя и медленно зевают,

Дождь поет какую-то песенку,

Шлягер, романс, колыбельная -

Серая муть незнакомых, чужих тревог.

Солнце уже проглочено, оно в желудке

Алчной ночи, дождик слепой,

Мальчик слепой белыми пальцами

Скрипку настроил,

Плавно и тихо, плавно и медленно

Заиграл что-то знакомое,

Похожее на вечерний глаз волшебника,

Молнии струн, белые пальцы мальчика,

Их слишком много у виртуоза слепого.

Больше ему ничего не остается -

Только играть монотонную песенку.

Троллейбусы останавливаются и слушают музыку,

А люди думают, что они сломались.

Солнце во чреве ночи ворочается, переодевается

В алый костюм, репетирует утро.

15 ноября

Здравствуйте.

Сейчас я хожу устраиваться в проектный институт (ПЭП).

Пришлю вам книгу Рубцова «Подорожники».

Вера Распутина заметно вырастает, я согласен. Появляется вкус к вечному, осязаемому слову, но техника стиха еще зыбкая. Она талант, но книг, наверное, у нее не будет, потому что она слишком легко относится к такой суете, а также к поэзии. А может быть, так и надо: Къеркегор писал, что поэты - несчастные люди, которые превращают в сокровища слова из горестей. Недавно была передача (20 минут) о Намжиле Нимбуеве. В свои двадцать три года (родился в июле 48, умер в октябре 71) он написал 11 тысяч стихотворных строк, три пьесы, три повести и перевел повесть с монгольского. Перевод этой повести опубликован в журнале «Полярная звезда». Как видишь, он сделал очень много, и поразительно - когда он успел? Видимо, это не зависело от него, ни от кого не зависит творчество. Об этом как раз говорила Белла Ахатовна Ахмадуллина на своем вечере поэзии. Сразу видно по ней, что это классик, совершенство ума сочетается в ней с какой-то тонкой грацией, а голос, интонация совершенно точно выдают в этом живом человеке истинного поэта...

Теперь можно спускаться на землю и сказать: Долина - это ассистент кафедры архитектуры, Вера, Володя и я долго выбирали из ее трех плохих стихов что-нибудь получше и остановились на этом. Это «не фонтан», нет никакой надежды, что у нее талант. Просто надо было вставить в литстраницу, заполнить пустоту...

Я все еще никак не могу отойти от ощущения, что пишу не на русском языке, а на каком-то странном. Если поэзия - одна из форм познания мира, то надо говорить прежде всего о поэтических, тех неопределенных истинах - скорей философских, чем поэтических.

«Глотает ночь оранжевое солнце» - стихи, нехорошие по мысли. Постепенно уходит юность, и сейчас идет поиск зрелости - поэзию при этом можно потерять. А впрочем, я сейчас учусь у Хлебникова - цвет и запах, глубина слова.

Раньше у меня был принцип - пиши все подряд, без разбору, потом выбросишь плохое и неудачное. Сейчас есть какая-то червоточина, с каждым разом пишу по-другому, но есть мнение (Володино, например), что повторяюсь. Слишком таинственное это творчество, даже для того, кто создает. Сейчас мне ближе первое стихотворение, потому что иногда не обойтись без оков.

Вот недавно сочиненный опус после прочтения «Шинели» Гоголя:

Возьми мое пальто,

Акакий Акакиевич!

Иногда напишу такое стихотворение, что не знаю, радоваться или печалиться - часто пропадают критерии ценностные, да и на конференции их будут разрушать. Но я готовлюсь отстаивать свою рукопись, потому что я читал стихи других ребят - элементарное виршеплетство, и больше ничего - почти нет новых поэтов.

Вот еще из этого цикла (оно называется «Слепые плоды»):

Собираясь искать истину,

Не забывайте, что вы - слепые.

Мы с Володей часто выпиваем. От этого у меня строка возникла: «Мы будем спиваться под музыку Гайдна...»

Жизнь, конечно, борьба, но только не с самим собой. От борьбы никуда не денешься, но я верю, что поэзия - ребяческие сны... Без поэзии - словно неандерталец.

...Осипа Эмильевича я когда-нибудь буду перепечатывать, второй экземпляр - твой будет.

27 ноября

Еще раз здравствуйте!

Прошли эти четыре дня, и я до сих пор не могу опомниться от шума, множества речей, знакомств, ругани и похвалы.

21-го обсуждали мои стихи. Руководители секции поэзии: М. Сергеев, Иоффе, Раппопорт, Киселев, В. Озолин из Читы и Р. Филиппов, тоже из Читы.

Сначала я прочитал вслух несколько стихов, после чего возникла напряженная тишина, затем встал Горбунов и начал меня закапывать: ничего не понятно, все списано с восточных поэтов, все затасканные образы, зачем он пишет на русском, ему надо на бурятском, почему нет рифм - не умеет рифмовать (?), нет в стихах ничего бурятского, короче - все плохо. Затем М. Трофимов встал и дрожащим голосом тоже понес на меня эту же ахинею, в которой была одна десятая часть истины, и он уничтожал меня так: не надо тебе писать на русском, пиши на бурятском.

Затем встала Лиля и говорила очень долго о моих стихах - сначала вызывают недоверие и сопротивление, но затем возникает желание читать вновь эти же стихи, она говорила резко против Горбунова и Трофимова.

Варламов сказал, что понравилось выступление Ладик, но меньше понравились стихи, и разнес одно стихо­творение в клочья (там действительно была неточность смысла) и сказал, что все эти стихи интересны: живет тут в городе поэт, а я его не знаю, хотел бы познакомиться и по строкам поговорить с ним (т.е. со мной). Раппопорт выступил за меня, говорил об образах. М.Сергеев: понравились особенно короткие стихи, защищал, говоря о том, что есть восточное в стихах, философское, образность - и надо продолжать в том же направлении. Пожалуй, Марк лучше всех сказал о моих стихах. Р. Филиппов: не будем мешать ему писать такие стихи, у этих стихов есть свой круг читателей, и не надо лишать читателей такого удовольствия, немножко арлекинистого. Выступало еще много людей, большинство незнакомых, разгорелся яростный спор между всеми ими.

После обсуждения Озолин познакомился со мной, говорил, что он тоже сейчас работает в этом стиле (восточном). Все-таки все нормально было (хотя тяжко).

Познакомиться со мной и поздравлять с обсуждением почему-то захотело много людей. Говорят, что самое интересное обсуждение было это. Было радостно оттого, что большинство было взволновано моими стихами, контрапунктом - те, что не приняли.

Тут же познакомился с Женей Варламовым. Он, Раппопорт, Л. Сухаревская (она обсуждалась тоже), Р. Филиппов и сестра, которая тоже была на этой «казни», и я поехали в ДК «Юбилейный» читать стихи. После Женя и я пили вино у него дома, читали его стихи (рукопись книги), в общем, подружились. Он пишет стихи лучше всех традиционных поэтов в Иркутске - по-моему, из-за этого его и не издают, кажется мне, хотя и с письмом Евтушенко к издательству (очень хитрым).

Потом был большой вечер в политехническом институте: М. Сергеев, Озолин, Филиппов, Раппопорт, Михасенко, Варламов, Вера Шикота (она обсуждалась тоже на конференции, пока непонятно, что у нее за стихи) и я.

Читали свои стихи, кое-что рассказывали.

А на другой день вручали дипломы лауреатам: по прозе за рассказы (6 штук) - Байбородину (о нем хорошо отзывался Распутин) -диплом 1 степени, выйдет книга рассказов «Соленые пороги». 1 степени - Сухаревской за книгу (рукопись) стихов, мне - 2 степени «за цикл поэтических миниатюр» и обещали выпустить в новой «бригаде». Брали на радио у меня интервью .

Конференция сотворила со мной что-то совсем другое, открыла кое-что - куда идти. Кажется, появилось много знакомых и друзей, и завистников, и просто врагов моих стихов, да бог с ними...

Надо точить новые стрелы поэзии, не дай бог, чтобы они оказались фальшивыми, тогда это будет злая шутка.

Желаю счастья.

Баяр

3 декабря

Витя, эта слава слишком страшна, чтобы быть истинной. Она лишь увеличила несвободу моей, кажется, поэзии. Книжечка выйдет не раньше 79 года, к этому времени можно так состариться, что станешь ненавидеть свои этюды, в лучшем случае - выйти вверх, на высоту, где нет славы, позора, равнодушия... Ведь это должно быть только баловством - отсюда и свежесть стихов Распутиной, и легкость Б. Ахмадуллиной.

Прозу я сейчас не пишу, кроме жанра эпистолярного. Умеем ли мы писать письма? Хотя бы письма. Пытался восстановить картину конференции, но это вышло субъективно - я, мне, мое. Может быть, я говорил тебе, что А. Байбородин получил одобрение В. Распутина (маразматическую вещь его последнюю можно прочитать в «Нашем современнике» (10 или 11 номер). Так вот, Распутин на его обсуждении сказал терпкую фразу: «Если бы взять и отдать Байбородину все деньги, что затрачены на эту конференцию, то-то пусть бы он спокойно писал свое, потому что талант». Кажется, так. Смысл, во всяком случае, тот. Плюс ахи В.И. Мариной, плюс ахи В. Шугаева. Посмотрим. Пока то, что у него читал, - не фонтан, плохо.

Говорят, было девять секций: художники, архитекторы, музыканты, актеры, были фильмы, но все не успел увидеть.

Миниатюры ты читал уже: «Разбилось зеркало», «Два тюльпана», «Брожу с инструкцией печали» - и таких 15-20 вещей, уже проверенных много раз и истерзанных тоже много раз. Еще «Свирель», «Джидинская мелодия», «Мальчик из Освенцима». Их то и читал по радио и в среду - по телевидению. И все это уже пройдено, книжка в «бригаде» будет как запоздалая почта - когда умер уже человек, который так ждал голоса, эха или отзвука. Сейчас уже другое, как-нибудь отправлю свои новые вещи - и ты тоже отправляй.

Баяр

Р.S.

В ПЭПе с 8 до 17-15 трачу мозг на проектирование котельной (электрокотельная), делаю монтажные чертежи (разводка труб в разные стороны, нужно и здесь какое-то воображение). Восемь женщин и я сидим, чертим, считаем, по праздникам пьем в рабочее время. Время уплотнилось - по-моему, к лучшему.

Лиле (Ладик) уже, помнишь, показывали тетрадку стихов Веры, она их не приняла, потому что (я читал) она (Лиля) пишет стихи, где 10 процентов ее, а остальное О. Эмильевич, и Блок, и Цветаева, и Ахматова.

С альманахом пока неясно. Конечно, я «загулял», но еще не до такой степени, чтобы не остановиться.

Красота прозы должна быть наивной, по-моему. А Вере надо печататься...

В этом абзаце я уже пьян (пишу у Володи). Да и как не кланяться Бахусу, когда жизнь не та, не другая, не дом на набережной, не кваренги...

Наверное, тебе пора избавиться от экспериментов (я читал отрывок твоей прозы у Володи) и быть проще и серьезней - тебе пора бы писать точно.

Привет Людмиле. Желаю вам счастья.

Баяр

19 декабря

Привет Вам, пленник художественного слова!

Самый низкий поклон Вашей супруге. Передайте ей, что я каждое утро держусь правой рукой за левое ухо, чтобы все прошло благополучно и на свет появился здоровый и жизнерадостный, исканием истины похожий на отца.

Остальное только для Вас, Виктор Николаевич.

Из всех, с кем я когда-либо говорил на подобные темы совершенно откровенно, Вы один слушали не перебивая (не знаю уж, из каких филантропических соображений).

Когда-то я обещал сделать Вас самым сильным на этой земле, а теперь понимаю, что не смогу купить для Вас даже маслопроводный шланг (потому что могу перепутать). Я не отказываюсь от своих слов. Сегодня, как никогда (а со временем, надеюсь, еще увереннее), я смогу расставить по полочкам Вас, себя, Черных и других наших общих знакомых и незнакомых.

Во всем том, что мне удалось раскопать, мало оснований для оптимизма.

Да, сегодня, как никогда, можно «чистить» науку, создавать более универсальную ее классификацию, которая, безусловно, двинет ее вперед и сильно, как никогда.

Да, сегодня, как никогда, обнажены все «корни» общественных (по-современному - социальных) процессов (и какой-нибудь Тацит отдал бы, не задумываясь, полжизни, чтобы хоть одним глазком взглянуть на эту действительность) и создалась возможность стянуть в один понятийный узел вопросы морали, эстетики, психологии и т.д.

Не видно пределов развитию науки и техники, но уже видны пределы языка как средства самопознания человечества, пределы ресурсов человеческой приспосабливаемости.

Человечество «победоносно» начинает второй круг своего «диалектического» развития, с тех пор как эти «круги» стали фиксироваться письменностью.

В своем письме Вы спрашиваете: «...есть ли порох в пороховницах»? Отказываясь служить при нынешнем раскладе экономики, подобные мне автоматически переходят в состояние (общественной) накипи, когда надеяться остается только на свое здоровье, а оно пока есть, есть и злость, а это не самый плохой стимул к умственной деятельности.

Если мой тон еще не отбил охоту к разговору, предлагаю скрестить шпаги, надеясь быть Вам полезным хотя бы тем, что, как мне кажется, в общих чертах осознаю принцип, по которому из всего многообразия жизни искусство сегодня должно отбирать и концентрировать явления и образы, чтобы быть на уровне времени.

А на прощание стих, обнаруженный мною в дурдоме.

Неслышно, слепо и неотвратимо

Проникнет будущее в нас

Кольцом нужды, мечтой иного мира,

Животным светом жадных, тусклых глаз.

Замрет струна, иным внимая звукам,

Пройдут народы, прорицателям внемля,

Шаги их отзовутся гулом,

От моря слез не высохнут поля.

Страх искалечит души, мысли,

Любви источник зарастет.

Вновь тихий голос разума замрет.

Смеясь над прошлым, лозунги провисли.

Попробуйте поспорить с подобной пинтуицией.

Вот такие пироги.

Человек, откликнувшийся на звукосочетание Владимир Александрович Комаров.

Р.S. С Новым годом!

28 декабря

Витя, меня огорчило твое «скерцо» «Мастера».

Нет в нем жесткого стержня. Сказка - это ведь не просто красиво, здесь должна быть истина, которая неоткрытой и осталась. Здесь есть литература, умение говорить, но слабый конец: когда Врунля хлопает в ладоши - это ни о чем не говорит. Это уже было: «Город мастеров» хотя бы (фильм). Не вижу здесь конфликта, вернее, он слишком туманно показан. Уровень мастерства, на котором он написан, позволяет говорить о том, что еще 15-20 таких сказок, и выйдет книга, добротно сделанная, которая будет популярна и среди взрослых, и среди детей, но писатель, художник не получится. И что удивительно: по сравнению с предыдущими вещами ты вырос в мастерстве, но исчезла попытка показать нервы, конфликт. Как-то спокойно, веет благодушием. Посмотри вокруг себя: и эта сказка идет таким диссонансом вдоль грязи и солнца, что хочется не принимать всерьез «Мастеров»; потому что это литература второго сорта - такие сказки пишут штук десять иркутских писателей (Шастин, М. Сергеев). Наверное, надо быть смелее, не помнить о цензуре, о том, что скажет кто-то, а поднимать тяжести и парить над сладостью, заманчивостью, соблазнительностью, писать такие штуки - ведь это несерьезно. Какой-то слащавостью веет от этой сказки. Слишком сладко.

Запрещенный прием, но все-таки: наверное, надо всегда помнить «Шинель» Гоголя. И идти дальше! - такая претензия должна быть, иначе в сахаре можно захлебнуться. Должна же быть изначальная тревога за человека. Вот моя субъективная реакция на сказку.

Теперь о Байбородине. По-моему, ты несправедлив к его рассказу. Он берет жизнь в руки, вещественность его строк ощущается сразу же. Это будет талант. Раньше я замечал, что ты ревнив к собратьям по перу, по прозе - эта несправедливость, может, и приемлема, но ведь надо понять его «Оладью». Это не вторично, потому что идет не от Распутина или еще какого «мужичка», а идет от жизни, от взгляда на нее.

К Байбородину я настороженно отнесся, а также к успеху его на конференции, но вот я прочитал его рассказ - где-то есть Чехов там, и конфликт есть.

Я с ним познакомился, и его взгляды на литературу оставляют надежду на его работу в будущем. Распутин - это такой мужик, который зря слово не обронит - это я сообразил уже после чтения рассказа. Но посмотрим, почитаю его побольше, может, остальное все плохо. В «За кадры» «Бетон», конечно, дрянь, напечатанная без его ведома. Графоман бы обрадовался, а он «ощетинился», испугался. Наверное, нельзя с такой легкостью относиться к его рассказу.

Я не хотел бы, чтобы что-то из сказанного здесь оскорбило тебя. По-моему, ты варишься в собственном соку. Твои мысли о литературе я принимаю обеими руками «за», но их надо воплощать, ведь это такая каторга. Не хочу видеть тебя таким, как Врунля (кстати, хорошее имя ты нашел).

Куда у тебя исчез Чаадаев?

Как поживает Герцен?

Где их тревога, извечно стучащая в виски?

Или, может быть, я слишком серьезно отношусь к твоему опусу. Тогда такие безделушки не вызывают у меня ярости.

Все это я говорю из-за того, что ты пишешь не то, и мне обидно за тебя, ведь я помню дом, который скрипел. Куда делась эта тревога?

Все эти слова относятся и ко мне, потому что «Какого цвета апельсин» - это то же самое, что и «Мастера» по успокоенности. Как у нас все хорошо...

Художник должен быть не только добрым, но и яростным - тихим, как черти в омуте, или громким - этот выбор зависит от психики индивида.

Жалко всем строку, абзац выбросить, неудачную вещь выкинуть, черновики... Но я помню, как ты рвал что-то свое, и надеюсь, что следующее - и у тебя, и у меня -   будет сильнее. Но еще «жальче» своего вдохновения, которое потрачено на неудачу. Но нужно больше писать - такие потери неизбежны - Володе, Вите, мне.

Зря ты не в Иркутске.

Баяр

1977 год

1 февраля

Здравствуйте, Витя, Люда и...

Как ее зовут?

Поздравляю вас с наследницей. Теперь вам можно завидовать - после вас кто-то останется на этой земле. И желаю вам счастья.

А я переехал в «Юбилейный». Живу в комнате с одним парнем из нашего института, сочиняю. Задумал длинное прозаическое (500 машинописных листов), пока только подступаю - может, что-то получится, и от стихов никуда не убегу (от этого никуда не денешься). Все эти мои и твои взгляды и суждения о литературе - ерунда, потому что надо писать, творить.

Суббота и воскресенье для меня - святые дни, свобода. Поэтому я нахожусь «в подполье», т.е. не бываю в Союзе писателей и не вращаюсь в лит. кругах. И трезвый. Есть у кого-то: «Уже научились пить и судить, как Есенин, но еще ничего не сделали». Пока мы - никто. Впрочем, здесь снова закручивается спираль розовых мечтаний о славе, которую надо оборвать. Посмотрим, что получится, лет через десять-пять.

Еще раз - привет вам всем.

Баяр

11 февраля

Здравствуйте, Кустовы!

У Володи я прочитал твое письмо - уже как отцовское, отеческое. Что ж, примите от меня пожелания счастья - и вашей дочери, и Людмиле, и тебе. Витя, сразу скажу, что я по-хорошему завидую вам, дай Бог, чтобы из нее получился прекрасный человек.

Так и катится время, незаметно и неумолимо.

Читал твой очерк в газете, где ты работаешь. По-моему, это профессиональная работа, очень важная для прозы - предпроза, без которой не обойтись.

Я до марта сдаю рукопись в издательство, 400 строк - 5-6 человек по 300-400 строк в одну книгу типа молодогвардейского «Общежития» (по форме). Эту книгу поставят в резерв и при малейшей возможности издадут - срок неопределенный, но, по-моему, это будет быстро (1-2 года).

Когда готовил рукопись для книги, прочитал все свои стихи - около 600, и только 100 из них оказались по-прежнему свежими, а остальные - пустота. И эти 100 стихов держат меня - надо писать дальше. Но прежде всего их надо издать (хотя бы 40-50), без этого невозможно движение вперед.

Пишу это письмо на работе, появилось немного времени после 10 чертежей 24 формата - 8 часов в сутки идет на зарабатывание денег, чтобы существовать.

Тут сидят 8 женщин в возрасте от 26 до 50 лет, увлекаются книгами для своих детей, как-то на празднике (в такой день в обеденный перерыв выпиваем по 150) читал им свои стихи. И они, в общем-то хорошие люди, вынужденные 8 часов работать. Одна из них как-то сказала: «Работа, работа 8 часов, а когда жить?» В общем, здесь все плохо.

77 год - мой год, год Змеи по буддийскому календарю. В этот год мне исполнится 24 в феврале и 25 в августе. Год зрелости и надежды. И они уже исполняются - и через года два, может быть, исполнятся.

Приезжайте в Иркутск!

Баяр

28 февраля

Виктор Николаевич, совершенно случайно узнал, что Вы - папа и что у Вас с Людмилой девочка.

Так вам и надо. Скажу больше, девочки будут до тех пор, пока вы плохо пишете; поверьте старому холостяку - верный признак.

Начинаю Вас уважать - уже больше двух месяцев нет ответа на мое глубокомысленное послание. (Если все дело в том, что кое-где «нахамил», заранее извиняюсь.)

Сегодня Я могу простить все и всем, потому что СТРАШНО везучий.

Благодаря стечению обстоятельств и необъяснимой интуиции последние полтора-два года мне «попадались» только нужные книги. (Это можно сказать теперь, оглядываясь.) И поэтому в такой короткий срок мне удалось сделать то, к чему люди в свое время шли годами, перелопачивая тысячи НЕНУЖНЫХ книг.

Странно все же, что пишу Вам, но, как говорил Мармеладов у Достоевског, «бывает время...», и хотя бы поэтому найдите время и Вы и, если все же не найдете, что ответить, напишите так:

«Читал. Ошибок столько-то, таких-то и таких-то».

Я совершенно не представляю, чем вы можете сознательно заниматься в газете. Напишите, ради чего-нибудь святого, а то перегреюсь, додумываясь.

Заканчиваю в черновиках первую настоящую пьесу, т.е. такую, в которой могу пойти на плаху за каждое слово, причем отвечать и перед прошлым, и перед настоящим, и перед будущим. И такая убежденность в своей правоте, представляется мне, - главное для пишущего.

Выражаясь этим «варварским» цеховым языком, в работе еще две!

Только сейчас начинаю понимать, что же такое Вампилов для русской литературы. Если даже рассматривать его несколько с «технологической» стороны, и то по спресованности действия его можно поставить рядом разве что с Чеховым (естественно, сравнивая лишь лучшее).

Печально, конечно, но мне снова придется проходить переподготовку и наверняка снова «не вписываться» в рамки Устава (кошмар какой-то, после года усиленной физической работы ношу уже 58-60 размер!).

Выезжать завтра с утра, еще не знаю, куда, так что до июня можешь не отвечать!

Здоровья Вам, полусвятое семейство!

Чуть не забыл. О вашей дочке я узнал от «мягкохарактерной» Людмилы, которую случайно встретил на концерте и с которой, как я узнал, вы переписываетесь!

Сам не понимаю, как это получилось, но я «отбрил» ее за попытки «спасать душу», в которых она мне ни с чего доверительно призналась. Страшно неудобно, поэтому прошу, чтобы кто-нибудь из вас намекнул ей, что он, мол, такой-сякой и вообще грубиян, а то человек черт знает что может подумать об этом мире.

10 марта

Здравствуй, Витя!

Все еще читаю твою рукопись. Кое-что меня порадовало. «И каруселила свадьба» в этом варианте выглядит более естественной. Только конец несколько смазан, все там как-то вскользь. Еще одна вещь, о которой стоит говорить всерьез, - это «Дом скрипит». Остальное мне показалось необходимой, но шелухой, в которой я не увидел ничего серьезного, хотя рассказ о любви и пытается сказать что-то, но здесь у тебя тотальная неудача, по-моему. По-моему, тебе еще предстоит преодолеть барьер от скучного и неинтересного к скучному, но интересному. В остальных у тебя не удалась литература, т.е. искусство сказать свои мысли ясно. Без разума, наверное, здесь не обойтись. А вообще, меня порадовал объем рукописи: всем нам надо много писать.

В 7 или 9 номере «Сов. экрана» за этот год есть статья Ю. Трифонова «Начало». Я с большим удовольствием прочитал то, что он говорит о начале. Там он говорит, что пока молод, надо пробовать все. Ты попробовал пьесу, и она у тебя получилась. Единственное, чего в ней нет, - это какой-то сильной ноты поэзии - в каком-нибудь диалоге. В «Доме» она есть - это сам скрипящий дом, поэтому пока он лучший в рукописи. В любой прозе должна быть, по-моему, какая-то слабая, но сильная свежестью нота поэзии. К сожалению, чересчур сильная игра на ней ведет к унылому романтизму, в лучшем случае к Паустовскому. В. Лихоносов идет прямо по его следам, но у него есть одна хитрость - это ирония над «прозой».

Теперь о таланте и месте твоем на Олимпе. Прямо я такие вещи никогда бы не сказал. Но сейчас, может быть, это необходимо. Я не совсем уверен в таких оценках до конца. Тебе еще долго придется мучаться и искать, и много надо писать. У тебя есть похвальная задача: стать хорошим писателем средней руки, для этого много раз придется поучиться, или произойдет «на разрыв аорты». Проза, настоящая проза, если ее создавать, способна разорвать мозг и сердце, и это участь всех - Распутина, Трифонова, Лихоносова... тебя, меня, Володи...

Я бы не хотел, чтобы все это было назиданием тебе, просто это мыслится сначала для себя, а потом и в письме...

Володя что-то совсем зачах. Я у него редко бываю. Пишу прозаические обрывки для повести, стихи. Он там в своей конторе что-то не того. Собирается с Ириной во Владивосток, по направлению.

«Шинель» Гоголя до сих пор не выходит из головы. А какая там поэзия, слабой нотой, почти только идущая по мозгу рассказа!

Баяр

14 марта

Привет, Витек!

Извини, что долго не писал, как-то получается, что решаешь написать в следующий раз, и все откладываешь, и откладываешь.

Живем мы, в общем-то, нормально, с бабкой ладим, не ругаемся, сам знаешь, человек она хороший. Работа у меня тоже идет ничего. Но, правда, был один эксцесс, который закончился не в нашу пользу. Надоел нам наш начальник своей грубостью, бестактностью и, в общем-то, нечистоплотностью в научных начинаниях, и решили мы его сбросить. Написали письмо в парторганизацию и подписались под ним всем коллективом, сидим и ждем после этого, что вот, дескать, скоро и наступят благодатные времена. Но, увы, он отделался выговором без занесения в личное дело, а нас «избили», и все осталось по-старому. Правда, дирекция оговорилась, что дает ему полугодовой срок исправления. Но как-то не верится, чтобы мужик пятидесятилетний перевоспитался.

И вот сейчас у нас на работе настрой такой, что многие уже подумывают искать себе место на производстве. Вовка Аксаментов хочет уехать на север в экспедицию, в какую, пока он не знает, но говорит, что будет искать.

Дошли до нас слухи о Мише Кужикове, он работает в Средне-Ленской экспедиции вторым мастером, гребет деньгу и заимел уже двух девчонок, вот так. Нам всем передает привет. Приезжал в Иркутск Валера Иванов, он трудится инженером ПДО в Марково, женился там, в общем, тоже не жалуется.

Галка сдала сессию на сплошные пятерки, удивив меня своим упорством, а сейчас вышла на диплом. Недавно у них было распределение, и мы хотели взять место на Сахалин, но не получилось. Места распределения у них были и в Иркутске, но, предварительно прозондировав их, мы узнали, что работы в самом городе нет и поэтому решили, что Сахалин - это лучшее из всех остальных мест (Казахстан, Ташкент, Орел, Красноярск, Чита, Хабаровск, Владивосток), там, по крайней мере, была глубинка. Но, увы, место захватили, и Галка взяла свободный диплом, это тоже неплохо.

А сейчас пишем письма по организациям и знакомым в поисках приличного места.

Мы все думаем уехать из Иркутска, а в общем-то, будет осень, и все определится. Пока.

Р.S. Пиши, как творишь, шли нам свои труды и фотографию Аннушки, огромный привет Людмиле.

Виктор Жерлов

24 марта

Мы действительно разошлись в разные стороны. Ты в Саяногорске, Володя будет во Владивостоке, я остаюсь в Иркутске. Впрочем, мы разбежались бы в разные стороны, если бы и объединял нас один город. Но дело не в различных пристрастиях к литературной жизни. Дело в том, что окончательно нам рано судить друг о друге, как о что-то уже написавших - чего-нибудь там такое, почти талантливое. Может, что-то и есть, но не нам об этом говорить. Здесь я уже противоречу сам себе, но сейчас еще не время говорить: «Ай да я!» Лучше попытаться понять кредо Гоголя в «Портрете»: зачем он написал эту азбучной истины штуку.

Володя совсем ушел из пожара сочинительства. Это, наверное, контора на него влияет.

«Шинель» для меня точка опоры, отсчета - пытаться надо идти дальше и вглубь. Также и Такубоку - это все глина, из которой необходимо лепить свое. А эталон красоты должен быть всегда, мысли надо где-то жить.

Баяр

16 апреля

Здравствуй, Кустов!

Каждый раз, когда я запечатываю конверт с письмом, меня не оставляет чувство незаконченности, недосказанности.

Скоро соберется человек 50 в Союзе (художников, поэтов, писателей, артистов - молодежь). Вечер примерно под названием «Мой Пушкин». Сценарий сочинили - Таня Сазонова, Ладик, Байбородин и я. Это попытка соединить молодежь, работающую в разных видах искусства (как ТОМ, только похуже). Будем говорить об Александре Сергеевиче, и невольно будет идти - через него - разговор о поэзии вообще, об искусстве. Там я разберу одно стихотворение Пушкина - «Элегия» (хоть он и зарекался писать элегии после Баратынского), там есть такие строки:

Порой опять гармонией упьюсь,

Над вымыслом слезами обольюсь...

Это будет в понедельник, а 20 апреля уезжаю в колхоз - сеять (уже и весной отправляют), в Качугский район, напишу уже из деревни.

Недавно я снова блистал на телеэкранах: в передаче «Читатель и писатель». Читал три коротких стихотворения, говорил про конференцию. Я потом смотрел на экран и приходил в тихий ужас: страшно на себя смотреть, есть в этом какая-то неправда.

Впрочем, я потом успокоился и пошел в парикмахерскую стричься.

У Володи я редко бываю, сейчас сиживаю дома, читаю и пишу что-то, что - там будет видно.

Такой же вечер был у архитекторов, но я там не был, в это время я лазил по Биробиджанской ТЭЦ, смотрел, где ее расширять.

В командировке купил пластинку «А. Ахматова читает свои стихи», там из цикла «Тайны ремесла», «1913». Сейчас я изучаю композицию «Мастера и Маргариты», открыл для себя несколько секретов, объясняющих поэзию и сатиру, иронию и плач. Но это не новость, потому что и здесь есть Гоголь, «Мертвые души». Вот у Булгакова-то и видно гоголевское письмо.

Пока у меня вот что: пытаюсь написать новеллу, подражая Гоголю, если это выйдет, то можно дальше и самостоятельно. Это как у живописцев, они ведь сначала копируют. Затем пишут другое, уже свое - рука стала тверже. Разбирался в механизме сюжета. Оказывается, это очень трудная штука: ситуация легче во много раз. Кстати, у тебя я еще не видел сюжета, а только ситуацию. Еле-еле сюжет получился у Распутина в «Последнем сроке» и «Живи и помни». У нас только Ю. Трифонов владеет сюжетом.

У Окуджавы сюжет шатается; читая его «Путешествие дилетантов», видишь, как сюжет не выполняет свое назначение. Эта его штука - эхо «Героя нашего времени» Лермонтова, поэтическое эхо.

Баяр

28 апреля

Витя, несколько вопросов о Вашей жизни и краткое сообщение о себе, а затем о деле. Не извиняюсь, что пишу только тогда, когда всплывает какое-то дело - наш сумасшедший век меня оправдает: все и все куда-то спешат, времени в обрез, никому и в голову не придет сесть и написать другу просто так, ни о чем и без связи с чем-то.

В моей жизни изменений не произошло. Гена уже полгода в армии, во Владивостоке. Считается штатным служащим в учебном комбинате (отделение охраны), работает в строительном управлении - начальник бюро пропусков. Одновременно может получить несколько специальностей, сейчас сдает экзамены на машиниста котельных установок, затем будет учиться на шофера. Еще ему долго служить, можно даже забыть, что у меня когда-то был муж. Правда, осенью он должен приехать в отпуск, но, думаю, эта десятидневная подачка от армии не заменит двух лет мучений.

Машенька живет у родителей, днем с ней возится Ира Ольберг, а вечером родители. Пишут, что растет она хорошо, все говорит, послушная и очень ласковая, мужчинам всем нравится, наверное, скоро отбоя от женихов не будет.

Мои дела на «удовлетворительно» - еще не выгнали, но и успехов особых нет. Сейчас особенно трудно - два месяца постоянно болела и не могла заниматься в полную силу, работа почти не движется. Здоровье меня часто подводило, вот и сейчас оно оказалось моим врагом, самочувствие такое, что, возможно, я возьму академический отпуск.

Занимаюсь комсомольской работой - член бюро комсомольской организации аспирантов и служащих факультета, это моя стихия - руководство. Пришлось начинать с нуля - никакой ком.организации здесь не было. Теперь уже создали довольно крепкую комсомольскую организацию и скоро организуем совет молодых ученых, который будет заниматься всеми вопросами науки.

Живу на квартире с двумя девочками, отношения у нас дружеские. Квартира очень далеко от университета, приходится тратить 2,5-3 часа в день на дорогу.

Настроение хорошее, весеннее. Летом увижу Машеньку, думаю с ней поехать в Ростов-на-Дону отдыхать.

Привет жене, помогай ей побольше, давай чаще отдыхать, ведь с ребенком так трудно.

Всего хорошего вам.

Лена

13 июня

Здравствуй, Виктор!

Был рад получить весть о том, что дела у тебя на журналистской дороге идут блестяще. Желаю новых и новых успехов в твоей работе и жизни. А эту весть я получил по телефону от Людмилы Листовой, за что ей спасибо, уверен, что и у нее со временем призвание будет в полной мере выполняться. Может быть, со временем и она, и Корчинские переберутся в город Красноярск.

Летом письма что-то совсем не пишутся.

У меня дела обстоят не совсем прекрасно, и я бы сказал - не интересно, потому что на службе меня перевели на сдельную оплату, а каждый день считать деньги - это занятие приводит в какое-то бешенство. Тем более, что у меня работа из-за этого остывает. Скорее бы уйти в отпуск и засесть по-настоящему.

Иркутские новости: сезон драмтеатра завершился успешной премьерой по повести Распутина «Деньги для Марии» - инсценировка сама по себе свежа, но, сам понимаешь, очень трудно поставить очерк на сцене и, тем более, его смотреть. Но, в общем-то, по-моему, инсценировка удалась. Смотрел еще «Вишневый сад» новосибирского театра - настоящую пьесу играть еще труднее, чем посредственную, а они не справились, не сумели.

В гости приехать, наверное, не смогу, спасибо за приглашение. Работы много несделанной.

Привет всем Кустовым.

Счастливо.

Баяр

23 сентября

Мы отдыхали в Гаграх. Погода, море и хозяйка были хорошие. Уточняю: погода была больше пасмурная, чем солнечная, поэтому загорели мало, но отдохнули все равно хорошо, так как много гуляли: принимали воздушные ванны вместо солнечных; море часто штормило, но на нас это тоже не отразилось, ни я, ни, тем более, Марийка плавать не умеем, а у берега можно в любую погоду ноги мочить; хозяйка попалась действительно ничего, но уж очень много брала за одного человека, кроме того, в их семье случилось несчастье, и последние дни нашего отдыха превратились в траурные. Заехали мы в Ростов на три дня, мне всегда нравилось бывать в этом красивом городе, но жара и духота не позволяют долго там оставаться.

Больше месяца уже в Ленинграде, положение мое плачевное: Мария сидит дома, а мне надо писать диссертацию, но она не дает ничего делать. Приехала тетя Лида из Ростова, чтоб помочь, но оказалось, что от нее помощи немного: готовить еду - и это хорошо, а вот возиться с Марийкой (отвлечь ее как-то, поиграть с ней) она не умеет, наверное, сказывается то, что у них не было детей. Марию оформили в ясли, но, как и в прошлый раз, когда все документы готовы, она оказывается нездоровой для яслей - опять почки. Сейчас я просто не знаю, что делать, как быть дальше - и Марию надо лечить, и аспирантские дела критические, и жилье в Ленинграде обходится дорого (уже стыдно с родителей тянуть).

Пока меня еще не выгнали, надо все же что-то делать. По комсомольской линии - это газета, о которой я все тебе пишу, и масса других дел. Пришли материал о вашей ГЭС и фото о Хантайской, впечатляющие, и небольшое, даже маленькое «сочинение» о станциях, ее морях, строительных проблемах.

Желаю успехов. Пиши о своих делах, о семье. Привет жене и доченьке.

Лена

13 ноября

В 10-11 номерах «Нашего современника» - «Прощание с Матерой» Распутина. Повесть - очерк. Там мистика смешана с действительностью так, что я не узнавал распутинское перо.

Бог с ней, этой областной славой, лишь бы она не мешала сочинять.

Присылай свои вещи новые. Те отрывки, что читал у Володи, не вполне ясно объясняют суть твоей прозы. Покажу их Борису, а Дмитрия Гавриловича я давно не видел, потому что потерял его книгу - Лукиан «Избранное», и теперь мне к нему боязно ходить. Тебе надо печататься, у вас же есть журнал. Байбородин интересный парень, по-моему, у него есть талант, но всех молодых (Володю, тебя, меня) может испортить хвала мэтров и сантимэтров.

Работа? Хоть здесь виден смысл существования, конкретная польза. Здесь мне не тоскливо, но и не радостно. Отвечаю сам за себя, ничей не начальник, то есть зарабатываю себе на жизнь.

У Бориса я бываю. Там все по-старому.

Секция молодых критиков: было обсуждение С. Иоффе (я туда не пошел), Шастина - тогда я впервые прочитал его книгу и пришел к выводу, что это мастер своего дела, и только. Он много занимается в архивах и фигура довольно странная в среде Иркутска, плюс партийный деятель.

Следующее обсуждение - стихи Намжила Нимбуева.

А недавно мы устроили вечер «Хвоста Пегаса», вернее, его обломков. Пили вино, читали стихи - свои (по 20-40 штук) и классиков из библиотеки Володи: Вера, Володя и я. Единственным зрителем этой картины была Ира.

Комарова я нигде не видел.

На работе я не могу писать писем, на работе я работаю как инженер.

Читал я стихи Лили Ладик. Она понимает конструкцию, механизм стихов Мандельштама, Цветаевой, Лорки и не умеет пока находить своего. Может быть, потому, что не знает, что у нее свое. Тяжкий разговор был с ней о ее стихах, потому что она упорно не хотела принимать мою критику, может быть потому, что говорил назидательно и свысока, но какие стихи, такая и моя критика, субъективная, конечно.

Посылаю тебе свою новеллу, недавно я из-за нее целый день ходил радостный - в воскресенье.

На «Хвосте» читали и Валеру Дмитриевского, и мне стало страшно за его судьбу, потому что гибнет или погиб поэт силы Рубцова, его бы в Иркутск... И все эти дни в голове песня:

В горнице моей светло,

Это от ночной звезды...

Как просто и легко их читать и петь, а ведь здесь такое напряжение, что поневоле думаешь о Рубцове с благоговением, только зря он женился на женщине, которая отрубила ему голову(!)

У тебя «Подорожники» есть? Я забыл, посылал ли тебе, бывают у меня такие заскоки в памяти.

Неколько моих стихотворений:

***

Родины моей прекрасной

Аргамак по Борзою летит,

Хватая ноздрями

Ароматы костра из арчака.

Скоро отара,

И любимая выйдет навстречу,

И две улыбки

сольются в одну!

***

На улице пустынной

Запел снегирь.

И в небо улетела песня,

Душа зимней птицы

Простая, как жизнь.

***

День одиночества.

Вино и книги на столе.

Я пью один на этот раз,

Стихи читаю наизусть

И Лермонтова, и Ли Цин Чжао.

И голос мой в пустой квартире

Рождает эхо в тихом сердце.

Друзья мои, куда вы делись -

Я вас искал...

***

Там, где жаворонки поют,

Где друзья и вино, -

Там моя родина.

Вот так я сейчас пишу стихи.

Присылай свое.

Баяр

29 ноября

Кустов,

почему не пишешь?

С твоими рассказами пока неясно - будут или нет печатать, лучше поезжай сам в журнал «Сибирские огни», по секрету, они не любят, когда им посылают, им хочется видеть автора (а вдруг не тот или вообще какой-нибудь...). Я за тебя, но в Иркутске есть соперник твой - Толя Байбородин, и парень тоже талантлив все-таки (не обижайся, но таланты существуют независимо от чьего-либо желания). А в Красноярском крае таких соперников нет - может, Роман Солнцев тебе поможет? Ты, наверное, уже с ним знаком... Хлипче иркутян, но что поделаешь, там и лауреат госпремии когда-то напечатал «Деньги для Марии» впервые.

Был в отпуске, ездил на несколько дней в Москву, чтобы увидеть ее впервые. Посмотрел, побродил по улицам, немножко подышал пылью редакций - пока без ясного результата, но, думаю, со временем это все будет нормально. Если все будет получаться и будет приходить мысль и опыт и не зачерствею.

Корчинские куда-то делись из Иркутска - верно, там же, а? Уехали, не попрощавшись, вроде как сгинули, канули... Привет им большой, а также Люде Листовой привет.

Не теряйтесь. До свидания.

Баяр

Р.S. Видели фильм «Неоконченная пьеса для механического пианино»? Обязательно посмотрите, таких мало сейчас делают - раз в год или два (похоже на искусство). (Четкое доказательство, что Вампилов пошел дальше Чехова в «Утиной охоте».)

19 декабря

Привет, Кустовы!

Поклон Анюте и Людмиле.

Живу сейчас в новом общежитии рядом со службой. Много работы.

Иркутск живет: писатели пишут, графоманы пьянствуют... Информация ВООАП: Вампилов и Распутин переводятся больше всех за границей, на 20 основных языках. Инсценировку «Живи и помни» два раза уже крутили по телевизору.

Помнишь этюд для кукол? Показал молодому режиссеру, преподавателю училища, может, поставит в порядке эксперимента - надо доделывать.

Вампилов будет издаваться в 1978 году.

Борис заканчивает какую-то большую вещь.

Чуть в армию не загремел.

Живу один, идеальные условия для работы, но это временно.

Баяр

Р.S. Приезжайте в Иркутск все. Корчинских только оставьте в городке - что-то его не слышно.

22 декабря

Здравствуй, Витек!

Вот собрался написать тебе о своей жизни. Не писал потому, что все было как-то зыбко, мы еще колебались в выборе места работы. Не знали, остаться ли нам в Иркутске или уехать куда-нибудь подальше. Идти работать в нефтяное бурение в экспедицию (меня приглашали), в общем-то, не было смысла, я отстал от производственных инженеров за три года работы (в смысле знания необходимых мелочей технологии). Ведь три года прошли в узкоспециализированном направлении. Еще Галке не было бы работы по специальности. Вот поэтому и решились сделать поворот на 180 градусов, с перспективой получить через 5-6 лет квартиру в Иркутске, с повышением в должности. Это в том случае, если не завалю дело и потяну в работе. И вот оформили нас с Галкой в Сосновской экспедиции. Меня старшим инженером-технологом, а Галку старшим техником-гидрогеологом, естественно, с окладами, в два раза превышающими институтские заработки (чтобы не сбежали). Вот приехали мы в Досатуй. Ты был в этих местах, знаешь, что за степи кругом. Встретили нас здесь хорошо, заселили в однокомнатную квартиру с отоплением, горячей водой. И вышел я на работу. Дали мне в подчинение глинцех, трех рабочих и пять буровых бригад, где я должен заниматься внедрением прогрессивной технологии. А я не могу отличить трубу 50 от 42. В общем, цикл обучения продолжается. Хорошо, что здесь главный инженер - путевый мужик (молодой еще, всего 27 лет), оказывает мне помощь, наставляет на путь истинный.

Привет Людмиле и Анюте.

Жерлов

1978 год

13 января

Здравствуй, Витя!

А для меня этот год был еще на облаках: ничего толком не ясно.

Так вот облака: надеюсь, они кончатся, может, завершу одну многословную штуку.

Отрадно, что будешь в Союзе журналистов. Все-таки, это какой-то хлеб.

Меня тоже хотят в СА, я отбиваюсь, но вряд ли это получится. Поэтому тороплюсь закончить эту штуку.

Из Володи, по-моему, выйдет толк в журналистике, если он воспримет ее всерьез. Поэт не получился (хотя, конечно, рано судить об этом: посмотрим, что будет со всеми нами через 20-30 лет).

Форма романа сложнее повести, а повесть хотя бы ты освоил?

О пессимизме мы еще поговорим с тобой, надеюсь, в январе в Иркутске.

Листовой надо помочь стать настоящим журналистом: может быть, ей потом будет удача в прозе, кто знает. Во всяком случае, со словом она обращается довольно сносно.

До встречи.

Баяр

17 января

Уважаемый товарищ Кустов!

Как Вы уже знаете из телеграммы, очерк Ваш «Звезде» пришелся по душе - в нем есть не только наблюдательность, но и стремление объяснить события, о которых Вы рассказываете.

У нас есть только два замечания, в которых без Вашей помощи обойтись мы не можем.

Вы воссоздаете конфликтную ситуацию, которая связана с тем, что работа на здании гидростанции сулит «заведомо плохие условия» и «низкий заработок», но не объясняете читателю, почему это так. Надо объяснить.

И потом, из Вашего очерка вытекает, что первой на здание ГЭС перешла бригада Коленкова, а на самом деле бригада Валерия Познякова.

Напишите свои уточнения поскорее - мы хотим дать Ваш очерк в №5, а материалы эти надо сдать до 25.1.

И сообщите подробности о себе - имя, отчество, профессию, место работы и вообще какие-то подробности, которые помогли бы нам познакомиться с Вами и иметь Вас в виду в нашей дальнейшей работе.

Всего Вам доброго!

С уважением - Наталья Кирилловна Неуймина

29 января

Привет!

Расстояние между нами, действительно, увеличилось, но что такое расстояние в две тысячи километров в наш век. В принципе, можно съездить к тебе или тебе ко мне на чашку чая в воскресенье. Ну, а если серьезно, то я сейчас пересел на более тихоходный транспорт: если раньше крутил на Ту-154, Ан-24, Ан-2, Ми-8, то теперь на участок ходим на МАЗ-500, Зил-157, Зил-131. Подбираемся к самой границе, два километра южнее участка - Аргунь и за ней - Китай.

Как бы тебе обрисовать место, где мы живем. Помнишь Улан-Нур, нашу первую геологическую практику, так вот если взойти на террасу, то в сторону от Байкала лежит такая же степь, как здесь у нас, только она здесь холмистая. Через поселок проходит железная дорога, а за ней протекает речушка с очень болотистой поймой, заросшей камышами, осокой. Говорят, что по весне и осени в ней очень много водится уток, гусей и прочей живности. С рыбой туго, есть только малявки, а Аргунь в колючей проволоке, только в некоторых местах можно подъехать, специально отведенных для этого.

И вокруг нет ни одного настоящего дерева. Для меня очень тяжело. Кусты, растущие в палисаднике, я не считаю за деревья, это суррогат, хочется настоящей тайги. Но здесь можно жить интересно, если иметь хоть какую-нибудь технику на колесах. Правда, сейчас я не очень-то часто вспоминаю об отсутствии деревьев. Работаю, работаю примерно так, как в сессию на первых курсах, по 14-16 часов в сутки, и знаешь, в общем, это нравится. Нравится, что делаю полезное дело и то, что его сразу же видно. Бывает, что и ошибаешься, и начинаешь искать выход из создавшегося положения, но простор есть для творчества. Есть куда приложить силы, руководители партии - молодые умные парни, сами постоянно ищут и внедряют новое и помогают, не отталкивают от этого других. Вот в этом существенное отличие от консервативности старых НТР нефтяных экспедиций. Но недостаток в инженерных кадрах сказывается здесь очень сильно. Особенно в инженерах - буровиках, технологах. Технология на буровых примитивная, грубая, а сил ее наладить не хватает. Не хватает опыта работы на отдельных участках. Разбуривание участка составляет месяцы и больше. Сказывается текучесть буровиков. Буровой цех обновляется через два года полностью.

В общем, у меня работы много. Нужно еще самому многому учиться и учить других. И в то же время нужно много делать еще по домашнему хозяйству, свой дом - дополнительные хлопоты.

А работаю сейчас пока так: утром уезжаю на буровые водовозкой, два часа дорога, и день работаю там, настраиваю свои приборы, отрабатываю технологию алмазного бурения, а вечером - домой. В восемь часов дома. Пока поешь, почитаешь, и пора спать. Иногда, правда, остаюсь в партии, обрабатываю документацию, что-нибудь заказываю в мехцехе.

И вот сегодня спешу похвастаться: ликвидировал мертвый прихват бурового инструмента, обычно такие прихваты на этом участке не ликвидировались, и скважина закрывалась. А здесь поставили нефтяную ванну и выдернули снаряд. В общем, хоть маленькая, но победа.

У нас с Галкой жизнь идет нормально. Она тоже катается на буровые, долбит там керн и клянет зиму.

Привет всему семейству и «мраморному» Корчинскому.

Смотри, Витек, не поддавайся военкому.

До свидания.

Пиши.

Жерлов

12 февраля

Здравствуй, Кустов!

Наконец-то получил от тебя письмо, где все слова понятны. Еще как понимаю твое желание вступить в Союз журналистов. Зондировал, Валентина Ивановна выбыла из Союза, потеряв документы. К Ладик не могу обратиться, что-то давно не вижу, и вообще забыл. По слухам, она готовится стать матерью, есть какой-то муж. Больше журналистов я не знаю, да и они тебя не знают. Присылай материалы в «Молодежку», серию добротных очерков, допустим, о строителях ГЭС - это была бы заявка для получения места в этой газете или в «Восточке», если ты намерен поселиться в Иркутске надолго. Места для мощных журналистов всегда найдутся - для опытных журналистов, надо только показать себя в этой газете - что ты должен у них работать. Читая «Молодежку», вижу много слабых ребят, кроме матерых сорокалетних. Был там Байбородин, но уволился - мало работал, да отдел промышленности был не по его стезе, он хочет писать о деревне. Таковы мои соображения по вступлению в клан СЖ. Может, ты сам приехал бы в Иркутск и взял рекомендацию?.. Сам же я нахожусь в уединенном, герметичном положении, как говорится, в подполье, рад бы выйти, но много работы, и из-за этого многие знакомства разбежались в разные стороны.

Работаю над сборником, который редактор называет подборкой: вместо 400 будет (или не будет?) 200-150 строк. Из 40 стихотворений оставил 9, заканчиваю черновую работу над новыми, надеюсь, что пойдут. Выбросили, что сочинял в институте и год после него, говорят,что это период ученичества, эксперимента, освоения формы. С этим я согласен отчасти. Линию ты сможешь увидеть в подборке в «Литературной России» - если она удержится: трудно, да и невозможно прогнозировать это дело, кто его знает...

Пора набирать темп, взрослеть и находить свою истинную тему, всерьез и надолго, сигнальные огни в будущее.

Сотрудничай со «Звездой», тем более, что десятки хороших журналистов рвутся туда. Желаю тебе здесь удачи.

Призывают на два года в армию в марте-апреле, хотят в ВДВ, скоро пойду на медкомиссию - вторую, первая была весь декабрь на предмет, могу ли я прыгать с парашютом. Это что-то новое и необычное для меня. Никак не могу представить себя в СА. Тем более в ВДВ. Ничего не поделаешь, буду служить. «Служить бы рад, прислуживаться тошно...»

Из-за этого у меня много работы, надо успеть хотя бы со сборником.

Привет Людмиле и Анюте, а также Кустову Виктору Николаичу.

Баяр

23 февраля

Здравствуй, Кустов!

Просто изменится образ жизни, что там будет, в армии, пока неизвестно. Думаю, что останусь самим собой, не растеряюсь, хотя обстоятельства решают многое. Буду, как говорится, быть.

О Вовке мы поговорим, но сразу скажу, что никто не отвечает за чужую, не свою душу - здесь, конечно, эгоизм, но альтер-эго должно же быть у человека, если он не конформист по натуре. Сломался или не сломался - кто его знает, просто он этот последний год в Иркутске производил иногда впечатление действительно потерянного - мне жаль его, но ничего ведь не поделаешь. Здесь не хочу спешить с оценкой, тем более какие-то надежды он подавал, обнадеживал. То новое, что он показывал перед отъездом, сильно разочаровало меня своей какой-то честной, но графоманией - не хочу отказывать ему в способностях, но пока не вижу его развития: те несколько политеховских стихов давно пора принимать за всего лишь попытку к началу, а он пока не поднялся повыше в поисках своей струны. Когда вижу, что человек пишет плохо, то неохота с ним говорить, поддерживать. Можно только поболтать на нейтральные темы «за искусство» за винцом. Тем более, что он в таком возрасте, когда пора перестать метаться, а тем, кто пробует свихнуть мозги, - показать, грубо говоря, фигу. Это, наверное, просто характер. Но хватит о нем, он, думаю, еще не конченый человек.

В марте надеюсь быть в Иркутске, так что буду рад увидеть Кустова со знаком ремесла, которым он занимается, на лацкане пиджака.

Привет Анюте и Людмиле.

Десятого марта буду в Иркутске.

Жду.

С армией пока неясно, когда именно надо надеть форму, - это в конце марта выяснится или в апреле.

В общем, приезжай.

Баяр

11 марта

Иркутск

Шел по улице Гоголя мимо зеленых, голубых, кирпично-красных деревянных домов, как когда-то ходили мы с тобой. Грустно было не потому, что хотелось вернуть ушедшее, нет, не нужно этого делать - потому что не было тебя рядом... Шел, все по-старому, и все вновь. За день вчерашний пережил все, чтобы не оставлять на сегодня.

Иркутском доволен. Город не измельчал, не засерел, не заквадратился коробками домов. Ты знаешь, Лю, он стал красивее. В центре не был, а на этой стороне лучше стал. Удачно покрасили Академгородок. Подновили студенческий. На изгибе от Лермонтова к Гоголю строится здание необычайной архитектуры, впечатление хорошее. То же и в других районах: интересная архитектура и в основном из кирпича. В общем, увидишь сама.

Знаешь, куда я пошел прежде всего? В «альма матер», наш ИПИ. Пропускная система, строгая девушка: «Покажите студенческий» (это мужику с бородой-то), показал удостоверение. Читать не стала.

Чище стал институт, просторней вроде. Рассмотреть не успел, на несколько минут забежал. Ректор - Леонов (бывший декан металлургов). Комсомольцы хвалят. Редакция оказалась на замке.

Поехал к Анисье Ивановне. Кажется, годы не берут ее. Так же бегает, суетится, чуть хуже слышать стала (или я отвык). Буфет заставлен фотографиями Анюты. Говорит, что даже разговаривает с ней. Сказал, что ты приедешь, а она спросила - с Аней? Откуда я вывел, что ты ее меньше интересуешь (и я тоже). Парадокс или закономерность? Узнал от нее, что здесь в командировке Жерлов. В понедельник буду искать. К Баяру собираюсь сегодня.

В Иркутске второй день (наверное, по случаю моего приезда) солнце. Ночью холодно, за двадцать. Днем -3, -5. Обещают тепло в конце месяца. А я в зимнем пальто... Окинул «опытным» взглядом газеты иркутские. «Молодежка» вроде поскучнела, но красиво смотрится. «Восточка», однако, послабее «Красноярского рабочего» по качеству материалов, а по макету и рубрикам - лучше. Прочел «Сибирь». Ничего стоящего. Выше, конечно, «Енисея», но можно делать лучше.

Да, здесь, на курорте, много картин. Есть халтура откровенная, но одна интересна по живописи, композиции. Берестяной туесок с ягодами, упавшими рядом, и груда красной смородины. Все взято широко, смело, ярко (но без лубочности). Приедешь, покажу. В музее выставка-продажа. Может, завтра схожу, - напишу.

Купил ленинградские акварели, «Подорожники» Рубцова, «За далью даль» Твардовского.

Жду письмо. Скучаю.

13 марта

Иркутск

Борис чуть погрузнел, а так не изменился. Лишь спокойнее стал. Валентина Ивановна раздалась, потяжелела и постарела. Та же восторженность перед искренностью. («Снимали мать Распутина и кота, которого она безбожно любит. Ах, как прекрасно она говорила: «Дети у меня хорошие, не то что у соседа. Валя школу закончил, куда-то уехал, при­ехал, говорит - поступил. Куда и что - не спросила, спросила: на сколько? Сказал - на пять лет. Генка семь классов не окончил, ох уж помучилась я с ним. Дочь после семи классов работать пошла. Потом отец отсидел, пришел, легче стало...» И все это так просто она говорит. И через весь фильм кот, которого она любит».)

Борис писал историю какого-то колхоза (заказ председателя) два года. Тысячу с лишним заработал, доволен. Она - редактор программы «Сельские вечера». Баяр говорит - хороший уровень. Я не видел.

Один рассказ Бориса вроде будет напечатан в каком-то коллективном сборнике.

Стали спокойнее, но слова те же, мысли те же. У него есть прекрасное качество - взрывчатость мысли. Большая эрудиция и профессиональный журналистский склад ума позволяют развить и найти интерес в любой мысли, фразе. Тогда цепляется и ведет.

Говорили в целом обо всем. Уважение осталось, учеником перестал быть. Минус его - слишком выборочна информация, на которой он все строит. И все же отдал ему рассказы (сам спросил, как дела. Признался, что застрял). Заранее верю, что оценит справедливо.

Но до Бориса был Баяр. Встретил он меня прекрасно, с искренней радостью. Мы даже пообнимались в горячке. (Об этом я говорю без сарказма.) Он повзрослел во всех отношениях. Кончил работать над книжкой в бригаду, 13 стихотворений. Кое-что показывал. Удач немного, но есть. И главное, начал писать прозу, дал прочесть, я ахнул. Рано говорить, и все же сказал: это не дилетантство, рождается умный, эрудированный прозаик. Может быть, он и заменит поэта Жигмытова. Ясно увидел - это уже литератор. И пусть до первых книг еще годы, сомнений нет - Баяр вышел на свою дорогу.

Вчера целый день гуляли с Баяром по Иркутску. За­шли на выставку иркутских художников. Выставка-продажа, средства от которой пойдут на восстановление памятников старины. Выставка очень плохая. Поразительное неумение видеть цвет, передать воздух, найти интересный ракурс. Три-четыре вещи на среднем уровне, остальные ниже. Жанровых нет, рисунков нет, портретов нет. Пейзажи и натюрморты. Может, я пристрастен, но любая из отцовских картин была бы здесь украшением.

Баяр завел меня к Ладикам. Она месяца через полтора родит. Муж - Федор, художник. Закончил училище, работает в профессионально-техническом училище. Считает, что есть в Иркутске художники. Спорили. Ладик все так же из мух делает слонов. Говорит, что искусству, пониманию живописи надо учить. Чтобы со школы. (Подтекст: тогда в любой дряни можно будет отыскать линии шедевра). Впрочем, поспорили мягко. Федор немного знает, но понравился. Есть у него тайна, что-то свое, о чем не спешит сказать. Считает, что Рембрандт прозорливее всех мыслителей. Главное - человек. А портреты Рембрандта - это на века, на всю жизнь Земли. Его вещей не видел.

Распутин, из рассказов, несет крест проповедника. (Боже, как нуждаются в них интеллигенты!) Баяру не нравится, что он говорит почти церковным языком, но нравится, что он честен. Ладик в восторге, что он продолжает традиции проповедников. Сам Распутин в предисловии к пьесам Вампилова, изданным в Иркутске, пишет: «Вместе с Вампиловым в театр пришли искренность и доброта - чувства давние, как хлеб, и, как хлеб же, необходимые для нашего существования и для искусства. Нельзя сказать, что их не было до него - были, конечно, но не в той, очевидно, убедительности и близости к зрителю. До предела раскрылась перед нами наивная и чистая душа Сарафанова в «Старшем сыне» и стоном застонала, уверяя старую истину: «все люди - братья», которая в повседневности часто превращается почти в смешной парадокс».

И здесь же:

«И что бы ни говорили критики о том, будто Зилов - человек отживший, по сути мертвец, этому мертвецу, поверьте, суждено долгое здравствование».

Слава Богу, что он есть, Распутин (кажется, есть в нем что-то еще от одного Распутина), но лишь время определит, верен ли его путь.

Сегодня договорились встретиться с Жерловым после обеда.

Дни ушедшие были интересными.

Жду тебя, моя милая Лю.

Хвастаюсь Анютой.

Р.S. Лю, поедешь, возьми Беллу Ахмадулину для Баяра.

Без даты.

Витюша, второй час ночи. Все спят. А я теперь имею возможность засиживаться допоздна. Анюта все еще спит с бабой и теперь без нее не засыпает. Ждет ее с работы. Мама работает во вторую смену, а я до обеда работаю. Делаю эскизы.

Отправила тебе сегодня пальто на адрес курорта. Людмила поздно мне сказала, чтобы на Анисью Ивановну. Не знаю, что вперед появится, я или твое пальто. Впрочем, отправила «авиа». Наверное, поеду числа 27-го.

Купила Пластова из серии «Образ и цвет», а из «Поэзии России» А. Толстого. Бываю в книжном каждый день, т.к. гуляем с Аней теперь подолгу. Тепло, а маршруты все здесь замыкаются на магазинах.

Часто приходит Людмила. У них там в редакции штормит. То Нагай уходит, и его квартиру начали уже делить Людмила и Корчинский, то опять вернулся. В общем, все меняется и отменяется. И у Баяра, значит, тоже: то берут, то не берут в армию.

Судя по телефонному разговору, ты очень оживлен, и настроение хорошее. Это очень хорошо, хотя я, кажется, приревновала тебя к твоему оживлению.

Сейчас уже день, пойдем с Аней гулять, письмо отнесем. Интересно было узнать о Баяре, о Б.И., о политехе, ну да сама увижу. И посмотрю, и узнаю. И расскажешь.

Ну а с Анькой разве напишешь. То за руку тянет, то за юбку, то носом стукнулась и рев подняла. Сидит сейчас у меня на руках, слезы текут. Хорошо, что скоро к тебе поеду.

16 марта

Иркутск

Витьку ждал на крыльце геологоразведочного техникума, где проходили у них какие-то курсы. Пригрелся на солнышке, смотрю, выходит молодой, стройный, все такой же. Как многозначительны в первые мгновения глаза. Знаю, и у меня то же, что у него: взгляды сверху-вниз, вправо-влево, перекрещиваясь и разбегаясь. Так и не разглядел до конца, как, впрочем, и всех. Разглядываешь всегда украдкой, со стороны.

По старой привычке (единодушны в ней) пошли пешком. Через рощу, мост, на центральный почтампт. Я позвонил в Майну и зашли поужинать в «Ангару». И до двенадцати, так как подошли его братья: один работает в Иркутске, второй учится в ИПИ. Посидели, поговорили - просто и хорошо. Он приехал вместе с главным инженером партии, молодым (лет 30), из тех, которые походят на меня: умеет работать и любит работу. Человеческая цельность. Рад, что Витьке он нравится, и думаю: ежели пару лет вместе поработают, Витек научится многому и чего-нибудь добьется.

Вот такой был вечер.

Как приехал, в Иркутске все солнце. Уже оттаили ложбинки и пригорки здесь, в бору. Лужи, ручьи и струйчатая капель (не капель - водопровод).

Вчера ездил в «Молодежку». Видел Лапшакова. Лапшаков - та же многозначительная энергичность, но несколько растерян, и не смог скрыть это. Не знает, как держать себя, хотя чувствует, что прежний тон более опытного человека уже неуместен.

На том же уровне и Пономарев. Кроме желчи, сарказма, граничащего с цинизмом, ничего не увидел - ни мыслей, ни планов, ни сделанного, одним словом, почувствовал в редакции сонливость и даже снобизм. Стало тошно как-то, словно начал читать толстенный роман, в котором с первых страниц угадывается конец. Жаль, если первое впечатление верное.

А потом прошел по книжным. Пусто. Заглянул в салон «Художники». Сравниваю все больше с картинами отца и поражаюсь, как все серо и грязно у других. Нет воздуха, нет цвета, нет темы. Грязные пейзажи, натюрморты. Нигде не видел такого снега, как в «Марте» или «Зимней дорожке».

Кумир местной элиты - Новикова, преподаватель училища. В училище выставка ее натюрмортов. Пойдем, наверное, с Баяром. Видел пока два полотна. Ядовитыми красками, модернистски непонятно. И главное, что это нечто абстрактное бросается в глаза лишь яркостью.

Думаю, для тебя здесь больше впечаталений будет. Или раньше не замечал, но, кажется, выставок стало больше. Художники в почете.

Без даты.

У нас жизнь событиями не богата. Лица все давно знакомы, радость от встреч не испытываешь, в гости ходить не к кому. Потому сидим дома, работаем помаленьку. Закончили эскизы на лестничные марши, теперь делаю на домики.

У нас очень тепло. Анюта очень любит гулять на улице. Шустрячка. За голубями бегает, благо они жирные, неповоротливые. Где какая собачка или ребятенок, туда и ей надо. Так что за молоком ходим долго. За руку ходить не хочет. Потому и нос поцарапанный, как у всех шибко самостоятельных. Раньше говорила первый слог, теперь пытается сказать все слово. В общем, растет. Спят сейчас с бабой. Ночью они что-то долго воевали. Сварила Анюте да сяду сейчас рисовать, дед торопит.

Хочу лететь напрямик до Иркутска. А встретимся мы с тобой часов в... Слушай, когда у тебя кончаются все процедуры? И где бы нам встретиться?.. Вот давай у памятника Ленину, что на улице Ленина, напротив художественного салона. Лады? В общем, когда, во сколько и где, я напишу в телеграмме.

Читаю Платонова. Как раз на ночь. Тяжело. Не зря ты предупреждал - перед сном не читать.

Писем ни от кого нет.

Ну вот, большая часть времени уже прошла, хорошо, работы много. Через пять деньков надо собираться. С утра было солнце, а сейчас идет дождь. Когда дождь, особенно тоскливо. Соскучилась. А Анюте хоть бы что.

18 мая

Витя, если тебе по счастливой случайности удастся достать «Справочник проектировщика», вышли на Комарова Андрея Александровича в Иркутск.

Мои наилучшие пожелания молодому папе Корчинскому. Напомни ему, что на мое имя регулярно приходят «грозные» письма из библиотеки ИПИ с требованием вернуть номера журнала «Наш современник» за 74 год с «Живи и помни» Распутина. (Кстати, в драмтеатре 18 мая премьера «Последний срок» по повести лауреата госпремии!)

Если Вас, иркутских беженцев, интересует, то знайте, что т. Комарову поручили самостоятельный объект - информационно-вычислительный центр в г. Долинске, положили 150 рублей исключительно за прежние заслуги, обещали квартиру, но это из области фантазий.

Самое главное - относительная творческая независимость, иначе было бы совсем тошно.

Написал реферат «О состоянии критики буржуазных концепций науки в современной советской философии и социологии». Если честно, то уровень настолько низок в отдельных работах, что и критики не получается, плетутся в хвосте «системосозидающей» фразеологии.

Здоровья, желания творчества.

Комаров

5 июня

Витя, переедете, напиши новый адрес - очень возможно, что и мне скоро придется переквалифицироваться на художника.

«Милый дедушка, нет никакой моей мочи. Даже архитектуру направили против меня и «ейной» мордой в харю тычут!»

Ситуация сложилась раньше, чем можно было предположить.

Как голодный, накинулся на реальную работу и выполнил архитектурные разработки трех объектов (для примера - отдел с начала года разработал два), почувствовал силу, попытался диктовать политику в этом вопросе, и... получился сюжет для начинающего, «прогрессивно настроенного» писателя.

Мой предшественник на этом месте был вынужден уйти, обладая властью руководителя группы. В данном случае - и говорить не приходится. Совершенно невыносимая атмосфера черновой работы, мелких придирок со стороны руководства низших ступеней.

А рыбу ловить я не люблю! (Хобби всей верхушки института.)

Уходить тяжело, почувствовал возможность реально вмешиваться в жизнь, хотя бы логически продуманными планировками или привлекательными для глаза фасадами...

Удалось достать подбор статей по русской критике, в частности, «для истории» письма К.Ф. Рылеева к NN (Пушкину) по поводу споров о классике и романтизме. При всей их наивности и поверхностности, непонимания коренных нарастающих изменений («есть, была и будет одна поэзия») в общественной жизни, которые в тот период единственно и могли отразиться в литературной форме (новые эстетические требования: Лесинг - Германия, Буало - Франция, Лопе - Испания), ценно главное - свидетельство современника перелома этого мировоззрения в России; человек одной ногой - здесь, а другой - там, но, благодаря объективности, выделившего даже трудно заметные нам этапы перехода - «литературные градации», нарастающего мировоззрения нашей, еще формирующейся цивилизации.

От религиозных апологетов типа Т. Тассо, через религиозных мистиков типа Клонштока, Мильтона, романтического героя-одиночки, впервые появляющихся у Шиллера, Гете, Байрона, раннего Пушкина.

Этот вопрос тем интересен, что отмирающее «религиозное» мировоззрение цепляется сегодня за последнюю соломинку в виде «категории ценностей», якобы (фу ты словище) не поддающейся историческому объяснению и классификации с позиций марксистско-ленинской теории.

И действительно, попытки, вроде наскоков т. Луначарского, пытавшегося «классовой отмычкой» объяснить ни более ни менее как происхождение искусства, обречены на неудачу (Луначарский, если ты помнишь, в двухтомнике анализировал фрески и полотна мастеров итальянского Возрождения).

Остроту этого последнего «идеологического боя» можно почувствовать лучше всего в работах социологов ГДР, где задача борьбы с идеологическими диверсиями религиозного мировоззрения стоит острее, чем в других пограничных странах.

Я убежден, что вся суть объяснения подобных вопросов - в широте охвата материала, а как неизбежное следствие этого - максимально возможная степень абстрагированности материала.

Кстати, интересно наблюдать, как подобные процессы «проклевываются». В частности, работы Комаровой из Ленинградского университета по классификации и периодизации греческого мифологического мировоззрения, его перехода в мифологическую литературную форму и, наконец, дрейфу к философии Аристотеля, наиболее широко обобщившего вопросы литературы. С Аристотелем так или иначе боролись все идеологи романтизма. Я был убежден в этом теоретически, но только сейчас нашел подтверждение. Например, трактат Лопе де Вега «О новой драме», Буало - Мольер, Лессинг - Баумгартен и т.д.

Нескладно получилось, но нельзя «обнять необъятного», как сказал К. Прутков.

Мои наилучшие пожелания Корчинскому. Скорейшего ему выхода из затянувшегося кризиса.

Комаров.

12 июня

Красноярск

Спешу описать впечатления первого дня. Не потому, что произошло нечто интересное, просто пока все чужое: освещенные окна, темные фигурки, голоса, деревья, небо. То спокойное равновесие, которое аналогично состоянию черепахи, перемещающейся вместе со своим домом-панцирем, увы, не присуще мне. Вроде и забрал с собой много всякой всячины, а дома нет. Состояние вокзальной неприкаянности и опустошенности.

Вот и пишу. Потом лягу спать, уже одиннадцать, а потом и утро.

У меня с работой вроде все хорошо. Вроде - потому что смутил меня Б.И. И я еще чего-то жду, а вдруг не сегодня-завтра... Документы - в сейфе, завтра нужно фотографироваться на удостоверение, работаю уже с сегодняшнего дня. Правда, стола в общежитии пока нет. И вообще, зашел - четыре стены и темно-красный пол. Ужин - литр молока и полбулки хлеба. Как в студенчестве. Завтра нужно купить авоську, нож, кружку, вилку, ложку. Стол дадут.

Общежитие в районе «Зеленой рощи». Рядом ДК «Металлург» и «Детский мир». Усатюки, наверное, здесь бывали. Не близко от центра, но и не слишком далеко. Комната без удобств, оные в конце коридора. Живу один. (Вдвоем с тобой, конечно, было бы во сто крат легче. Перемены бы и не заметил.)

Пиши на «Красноярский комсомолец» (пр. Мира, не помню номер, посмотри в газете), редакция, мне. Это самый верный адрес.

На ближайшие дни: позвонить хочу в Велиж, искать квартиру и втягиваться в работу.

Ложусь спать в пустой просторной (даже большой) комнате.

Первый день - он самый тяжелый. А вообще-то все не так страшно, даже в такой комнате можно вполне жить втроем.

Без даты.

Сидим с Анькой на столе, сумерничаем. Родители еще на даче, я пишу, а Анька стучит по столу. Решили подержать ее дома, хотя погода сейчас по-настоящему летняя. Все не проходят ее болячки, и температура держится.

Без тебя все поскучнело и посерело. Даже Людмила заскучала. Одной Аньке это чувство пока не свойственно. Хотя среди всех «дядь» на фотографии папу находит безошибочно. А свою собственную персону на фотографиях обозвала «Дима»...

Дописываю вот сейчас, все уже спят, а ты тем более. Представляю твою комнату: сразу вижу красный пол и тебя под зеленым одеялом, и пустоту, и черноту в окне.

Завтра позвонишь, узнаю, как у тебя.

Тревожусь, все ли у тебя ладно, что там, подписан ли приказ о зачислении тебя на работу... Ладно, завтра спрошу.

Пойду спать. Хотя совсем что-то не хочется.

Вообще, как тебе там спится? Наверное, читаешь допоздна.

15 июня

Красноярск.

День четвертый. Рабочий. (Сделал довольно много. Для себя понял, что «потяну» без особого напряжения. Во-первых, интересно, во-вторых, писать можно вольнее и не насилуя себя, без цифр, фамилий, а просто размышлять. В отличие от «Огней Саян», здесь поощряют то, за что там снимают семь шкур. А я еще в более выгодной ситуации, чем мои сотоварищи по перу. Не потеряв способности размышлять, я научился уважать и работать с фактом. В-третьих, девушка, которая после ИГУ* и которая сидит у меня в отделе, к сожалению, пишет так, что за ней еще приходится править и править. Что ни говори, а это придает какую-то уверенность: выходит, хоть и пришел с низов, но кое-что могу.)

Вечер тоже рабочий. Мыл полы в моей большой квартире, теперь пишу письмо (принял до этого душ.) Насчет удобств: меня перевели со второго этажа на первый, в отсек женатых, и оказалось все рядом, до душа два шага - пересечь коридор, до умывальной - три, туалета - пять, а вот кухню пока не нашел. Думаю, так жили и живут миллиона два и по сей день в Москве: с общим коридором, общим унитазом и общей кухней.

Была бы ты рядом, все было бы совсем прекрасно. Ну, а Анька, так совсем ничего не надо. (Или наоборот, все.) Хотя, конечно, лучше было бы, если б первое время вдвоем прижиться.

Звонить буду родителям в воскресенье. В понедельник (дойдет ли письмо?) позвоню тебе. Дал объявление в газету, выйдет в следующую пятницу, что куплю или сниму. Продают и сдают комнаты, но все они не то, что надо, ничем не лучше общежития, в котором я пишу эти строки. А приличного пока ничего не попадалось.

Вдвоем бы было проще даже это делать. С 9 до 18 я на работе и кручусь прилично, ибо отдел практически не работал. Ни писем нет, ни связей, ни заказов, ничего.

Лю, по телефону говорил о делах, потому что поругался с телефонисткой, не хотела давать вне очереди, а очередь только в три часа была. Я говорю: по срочному, мол, о делах. А они имеют привычку подслушивать. Так что не обижайся, что спешил.

Кстати, в июле художник уезжает в отпуск, можешь поработать на газету.

С садиком не узнавал, главное пока - жилье, но, по слухам, вроде не так сложно.

Без даты.

Жалко, что ты не позвонил сегодня. Очень скучаю и волнуюсь за тебя. Вот так, трудяга. Закрутился там, наверное, совсем.

Тут вокруг характеристики этой было много шума. Расстроилась сначала очень, а сейчас вот решила, что нельзя так, потому что у нас в жизни будет такого немало еще, ибо способных, талантливых, честных людей всегда кусали и будут кусать из зависти, из мести.

Есть цель, есть работа, есть любовь, есть Анька. И это важнее, чем что бы то ни было.

Прошу только, не принимай близко к сердцу, не расстраивайся, будь философом, так сказать.

Анька стала очень интересная, довольно сносно можно беседовать, появилось много слов: «зонтик», «сахар», «суп», «соль», «банка». Бабу почему-то стала звать «бабуля», а воду «кап, кап».

Работаю каждый день. Немного устаю. Но, думаю, тебе больше достается, потому что ящик почтовый видит только газеты.

Ну вот, буду пытаться спать. Немного почитаю. А ты уже давно спишь.

21 июня

Красноярск.

Устал немножко. И почувствовал одиночество. Оказывается, вот чего я боюсь более всего - одиночества. А потом, все эти передряги, какие-то грязные «сведения счетов». Разговаривал я уже с редактором. Кокухин подленько выдал мне устную характеристику, из коей я выгляжу злодеем, поведшим за собой всю редакцию. Он же столь благороден оказался, что обещал Зарайскому не писать дрянной характеристики.

Правило: чем меньше, тем вонючее.

Ну да будет. Зарайскому нужен работник. Грехи у всех есть, он прекрасно это понимает и, получив в руки козырь против меня, пока его придержал. В одной руке кнут, в другой пряник.

Приказ самолично перечитал два раза: «Зав. отделом с 8 июня с испытательным сроком два месяца». (Кстати, с испытательным сроком идут все у нас. По КЗОТу - особо ответственная работа.)

Мужики говорят: работай и меньше думай об этом, все ерунда.

Что я здесь имею кроме интересной работы, так это людей, которые понимают меня, с которыми можно говорить и просто прекрасно жить. Одним словом, есть молодой и злой коллектив. (Злой от максимализма.) И в то же время чертовски добры друг к другу. Никто никого не ест. А редактора практически и не видно, он «отдыхает». И дает ЦУ, которые редко выполняются.

Ну, в общем, Лю, все это мелочи, мышиная возня, что вытворяет сейчас Кокухин. Неприятно только одно, что есть на белом свете такие человечишки, за мнимой принципиальностью скрывающие свою беспринципность. Прав отчасти Б.Ч.: не стоит тратить силы на них. Иначе сгоришь.

Лю, в понедельник я заеду в новое общежитие, мединститута. Комната гостиничного типа. Это близко и, в общем, неплохо. И в пятницу приеду. Не переживай. В общем-то, я разобрался, я - оптимист величайший. Верю в справедливость.

Позвоню в пятницу и в понедельник.

Читай «К.к.», я уже печатаюсь.

Скоро приеду.

10 июля

Люда,

надеюсь, Виктор успешно начал службу в комс. газете.

Читали ли вы меня в «Литгазете» за 5 июля? Кстати, Виктор обещал выслать по 2 экз-ра обл. газеты с моей графоманией, которая уже опубликована, конечно. Сделайте!

Ваш Борис Черных.

Петру Давыдовичу и Елене Федоровне - кланяюсь.

12 июля

Витя, рада твоим успехам на литературном поприще. Уже сейчас хвастаюсь, что был в моей жизни прозаик, а скоро, очевидно, придется выпрашивать автографы. Думаешь ли ты поступать в Литературный институт? Когда-то была у тебя такая мечта. Как с переездом в Иркутск, планируете в ближайшее время или через несколько лет, а быть может, планы Ваши все изменились?

Новостей особых нет. Я в академотпуске, стараюсь что-то писать, но времени совсем мало - домашние дела и заботы о дочери «съедают» весь день, а ночью спать хочется. Мария выучила все буквы, желает учиться читать, но я не знаю, как ее учить этому, а букваря нет в магазинах. У Гены произойти ничего и не может, ведь каждый день пребывания в армии заранее распланирован. Как новость можно лишь воспринять его вступление кандидатом в партию. После армии он приедет в Ленинград и будет здесь работать, а на следующее лето - восстанавливаться в вузе. Планов на будущее у нас нет, так как слишком много неизвестных в уравнении нашей жизни.

Сейчас у меня гостья - Галя Ушакова. Она вырвалась из своей деревни, от своих требующих постоянного ухода отца и брата, который больше пьет, чем работает, и тем самым является не помощником в деле, а наоборот. Здесь она поживет неделю, затем поедет к своей сестре на Богучаны. Целыми днями бегаем по городу, больше ее поразило изобилие продуктов и меньше - архитектурные памятники. Галя напомнила, что уже десять лет прошло после окончания школы, а я все думаю, что молода, и как-то не замечаю бега времени. Напиши о наших одноклассниках - где Стрючков? Что, он таки и сгинул?

Пиши. Желаю хорошо Вам отдохнуть летом!

Лена

27 июля

Привет, Витек!

Получил твое письмо и молчу. Все как-то получается, то забуду написать, то не успею.

Почему не писал, ты поймешь из последующего.

Все по порядку.

Галку я отвез к ее родителям в начале июня, а сам остался в Досатуе и погрузился с головой в работу. Пропадал на участке. Крутился по 18 часов в сутки, и все же получалось, что что-то не успевал сделать, что-то упускал. Наверное, все так получалось из-за моей разбросанности и желания сделать все побыстрее, ведь я не умею долго делать одно дело, оно мне начинает надоедать, и часто получалось, что бросал начатую работу, начинал заниматься другой, а после таких скачков в душе остается осадок, появляются мысли о собственной неполноценности. Но это я так, высказываю мысли загнанной лошади - исправлюсь. А в общем-то, дела идут нормально, самое главное - у меня появилась дочь Наташа. Галка говорит, что рева ужасная, но я ее еще не видел, не получается съездить в Дарасун, дела, работа останавливают, но с первого августа иду в отпуск и поеду к жене и дочке. А сейчас я еще не прочувствовал, что значит быть отцом, и как-то не могу представить, что появился кто-то третий, частица меня. Видимо, пока не увижу - не пойму.

У меня на работе тоже произошли изменения: главного инженера, о котором я тебе писал, перевели в Краснокаменск, а нам прислали нового. И как обычно, все в таком случае становится вверх ногами, что было хорошо - стало плохо, и наоборот. Начался период притирания, самый противный период, пропало желание работать. И все потому, что я не встретил у нового главного поддержки. Но через недельки две нашел и с ним общий язык. Оказывается, те же идеи можно провести в жизнь, лишь только под другим соусом. Думаю, что с ним тоже сработаюсь. Но Серега был все же человек, за которым можно было идти смело, человек слова. Такие нравятся.

Вот пока все. Мысли разбежались. Завтра заезд на Халкитой.

Привет передавай жене.

Жерлов

11 сентября

Здравствуй, Виктор! Писать очень трудно. (Приветствие серапионов.)

Вообще-то летом посылал тебе письмо, но, видимо, не дошло, почта плохо работает.

Летом, в августе, в отпуске был у родителей в Гусино­озерске. Недавно вернулся с сенокоса, отправляли от института.

Вдали от Иркутска одичал, еле привыкаю.

Об армии что-то не слышно, видимо (кто его знает), так все и останется, как было.

Листова летом говорила о перемене с Володей, с трудом верится, что такой поступок (поступки?) мог свершить он, хотя раньше мы и говорили про такие причуды. Тяжело.

У меня все хорошо.

Стихи на случай. Оцени.

Всего доброго всем Кустовым.

Баяр

***

Когда свистела им птица...

Синица? Синица, синица.

И озеро синей лисицей

Бежало поодаль,

По берегу путь держали

И юность свою несли -

Кто свисты, а кто печали,

Свободу и радость...

Кто знал, что товарищ их добрый

Не кости, а имя сломает,

Товар его злобой пропахнет

И сгинет куда-нибудь в ад.

А те караты несут

И помнят юность и свист.

Помнят свою синицу,

И заживают ключицы.

19 сентября

Виктор, добрый день.

Я думаю, книгу тебе издавать рано, ибо книга эта будет неполно представлять тебя. Московские требования жесткие даже для меня: 1) не менее 15 очерков, 2) связная тематика и 3) генеральная дума.

Общий объем - 10 п.л., возьмут и 15 для чтения и отбора. Вот и соображай: потянешь?

Если бы у тебя было имя, то в разных сериях, типа «писатель и время», с охотой берут цельный кусок на 5-6 п.л., но надо хотя бы невеликое имя.

Посему вывод: работай пока на журналы и м.б. для местного изд-ва, хотя бы и в колл. сборниках поначалу. И копай что-то целевое не только тематически (скажем, Саяно-Ш. ГЭС), а и по мысли (или, как любят говорить в Москве, - «по проблеме», все ужасно проблемные в нашу эпоху замалчивания проблем). Не бойся писать сурово - есть надежды, есть надежды, что перо реалиста скоро возобладает в очеркистике, стало быть, ты наперед загляд иметь будешь, и очерки не устареют. Устарели ли очерки... Успенского, Короленко, Овечкина?..

Не гневайся. Сужу объективно. М.б. - если у тебя есть что в загашнике - помогу что издать в журналах, шли к 20 октября (но учти - не скороспелое).

Дела мои идут враскачку, но - тьфу! - идут. Улетаю в командировку.

Люде кланяюсь.

Я.

Между прочим, эпистолярная традиция требует вначале экивока типа «здоровеньки булы» (в вариациях).

Можешь ответ кинуть мне к 5 октября на Иркутск, ибо я поеду в Иркутск.

20 сентября

Витя! Мы сменили квартиру, пиши по новому адресу.

Писала с Байкала, но не помню, сообщала ли о продолжении моих летних «скитаний», ведь я после отдыха на Байкале съездила во Владивосток к Гене. Пробиралась, следуя твоему примеру - без всяких пропусков (некогда было оформлять). До Хабаровска - самолетом, дальше - на поезде. Неделю провела с мужем, облазили весь город, купались в заливе, наслаждались относительной свободой (я - от домашних забот, Гена - от армии), были счастливы. Не понравился климат, а также ступенчатое расположение всех зданий (трудно ходить весь день хоть и по маленьким, но горам). Город красив, корабли впечатляют, море теплое и не такое бурное, как Черное, природа понравилась, она напоминает растительность Сахалина, Японии, съездить куда моя заветная мечта.

На обратном пути заехала в Иркутск за Мариечкой, навестила свою подругу по курсу. У нее уже семья, дочь, недавно стала работать там, где я бы работала, если бы по другому сложились обстоятельства - инструктором гор­исполкома. Затем опять начались неприятности - хозяева квартиры, не очень порядочные люди, вызвали в Ленинград, они приехали совсем, не предупредив заранее. Пришлось срочно начать поиски квартиры, и это очень трудно, особенно в конце лета, да и Мариечку некому было оставить ни на час, так что мы с ней намучились здорово. Но хорошо иметь друзей: через новую ленинградскую приятельницу удалось довольно быстро найти комнату в том же районе, где жили. Теперь уже переехали, устроились, условия жизни такие же, что на прежнем месте, то есть магазин, столовая, прачечная и т.п. предприятия быт. обслуживания рядом. Плохо только, что Машеньку приходится возить в садик на автобусе, что неудобно и много времени занимает. Снимаем одну комнату, соседи (муж, жена и дочь-школьница) вполне удовлетворены моим запросом, связанным с необходимостью занятий дома. Плата, естественно, почти вдвое меньше, чем за прежнюю квартиру.

Лена

Без даты.

От «певца пессимизма», побуждаемого страстью поучать всех и каждого, - к счастливому отцу семейства...

Есть только один путь сознательного утверждения действительности - «утверждения» в любой форме, в том числе и литературной, но на более высоком, «ступенчатом» энергоуровне развития своего мышления, а этого в присланных Вами работах нет. Как нет серьезного «отбора» материала, а следовательно, и понимания действительности.

Я совершенно уверен, что литературная форма объяснения действительности сегодня беспомощна; образно, сегодняшние социальные процессы «неуловимы» (для примера последние номера роман-газеты, в частности, Олесь Гончар «Берег любви», с его беспомощными историческими образными параллелями. Особенно В. Катаев «Кладбище в Скулянах»).

Смиренно прошу прощения за молчание в письменной форме, но, не видя «лица выражения», не могу обмениваться «информацией». Вы человек с хитрющей улыбкой, Вы все поймете.

Искусственно, путем бегства от жизни, литературное напряжение создать невозможно, а ежели, не дай Провидение, из-под Вашего пера «выползет» что-то поверхностное и слащавое, пеняйте на себя. Вам, который был когда-то рядом, я не прощу!

Я вполне твердо и понятийно доказательно смог бы сегодня показать, что общественно-полезная «умственная» деятельность, то есть такая, которая дает ответы на будоражащие умы противоречия в условиях социализма, возможна лишь на максимально высоком энергетическом уровне - философском.

(И попробую это показать в курсе лекций по эстетике при кафедре философии в родном ИПИ.)

И еще.

Умственные способности, заложенные в нас «природой», различны не в абсолютном, но относительном измерении, а следовательно, и надобность в различных качественных градациях умственных потенций тоже веление времени, а следовательно, противиться «судьбе» - ничем не оправданное упрямство (мнения и пересуды «простых» людей - в таких случаях аргумент несерьезный).

Исполнения Вам Ваших «радужных» желаний.

Комаров

25 ноября

Здравствуйте, Людочка и Витя!

У Мопассана есть рассказ «Бесполезная красота». Женщина была очень красива, и муж, ревнуя ее, вынуждал одиннадцать лет ходить беременной. Она родила ему семерых детей и все оставалась свежей и прекрасной... В этом рассказе он рассуждает о человеке, о красоте. Он говорит, что все на Земле создано для животных - они едят друг друга и размножаются. Злаки такие для того, чтобы их было удобно клевать птицам, а не есть нашими зубами, картошка, чтобы рыть копытом, грибы трюфели, чтобы рыть свиным рылом. А человек - кто он? Зачем на планете? Не гость ли он здесь? Все, что есть прекрасного на Земле, создано разумом. Человек, чтобы скрасить существование, природой предначертывающее продолжать род, изобретает изысканные блюда (которых нет в живой природе), наряды, стихи, политику. Чтобы перед самим собой скрыть животную сущность (родственность с животными), он придумывает себе любовь.

Ведь что-то поразительно верное есть в его мыслях. Почему надо себя обманывать? Ну, подумать трезво, о какой любви может быть речь (тем более о единственной), когда большинство людей все же женится и население не уменьшается, а увеличивается? Ведь не родись ты в России, нашел бы «свое счастье» и думал бы, что оно «единственное», например, в Штатах, в Конго или в Китае. Не есть ли это обман, иллюзия нашей философии? Есть, наверно, красота, есть родство душ, инстинкт, но любви, этого эфемерного понятия, не должно быть. А все вытекающие из несбывшихся иллюзий трагедии - лишь следствие воспитания (не в семье, но в обществе, где царствует это никому не понятное понятие). Наверное, если бы была такая любовь, как ее воспевают, человечество вымерло бы давно уже. Не согласны? Тогда зачем же этот обман? Чтобы плодить человеческие трагедии? Чтобы души возвышеннее, хоть чуть, жили в какой-то вечной неудовлетворенности, ожидании чего-то неведомого, волнующего.

У Мопассана потом он видит ее другими глазами, по-другому и вдруг понимает, что она никогда не была его, хотя и родила семерых детей, и он ее совсем не знает...

Когда читаешь такое, думаешь, сравниваешь, открывается такая бездна, что кажется, будто обрушивается что-то, уходит из-под ног. Все меньше веры, больше трезвости и цинизма... Не хочу, чтобы вы не поняли меня, трудно все выразить на бумаге.

Знаешь, Витя, я поняла, что мало представлять и чувствовать что-то. Не находишь нужных слов - получается блекло и скучно.

Читала Стендаля, Ремарка, Манна. Иногда очень обидно сознавать, что другие (особенно когда великие) уже выродили что-то твое, сокровенное, чувствуют и думают, как ты, - будто тебя обокрали. Как мы похожи!

У нас в польском костеле поставили орган. Я ходила на концерт. Бах, Вивальди!!!

Хожу в ТЮЗ. Смотрела Арбузова «Жестокие игры», «Эзоп». Хочу посмотреть «Остановите Малахова» Аграновского. Кстати, Витя, ты читал Аграновского? У меня есть его книжка о публицистике. По-моему, у него многому можно поучиться.

У нас вышла книжка - сборник рассказов начинающих прозаиков Иркутска - А. Байбородин, В. Сидоренко и компания. Читаешь их, и просится вопрос: а о чем вообще-то надо писать? О чем? И для кого? О теннисных ракетках или о переживаниях какого-то старика? О любви, которая под вопросом? Мне кажется, сейчас вообще все отношения мужчины и женщины сводят так или иначе к слову «любовь». Затирается и это загадочное, кое для кого, слово. Что есть творчество и чем оно отличается от графомании? Есть ли творчество все то, что требует хоть сколько-то затрат души, разума? Или, чтобы достать кусок мяса (ведь мы уже давно разучились охотиться, как в старые добрые времена), тоже нужен недюжинный запас энергии, смекалки и...

Улыбаетесь наверно. Знаем мы, мол, знаем.

А Т. Манн ходил в своей жизни на грани между серьезным обдумыванием способов самоубийства (какое удивительное, на первый взгляд, родство для многих людей, как-то оторвавшихся от основной массы) и острейшими пиками деятельности. Почему? Разве нельзя жить ровно? Все равно умрем. Невозможность жить иначе?..

...За окном темно. Как рано темнеет. Скоро лягу спать, а утром все повторится. Сейчас я еще не сплю и думаю. Вот Баяр - работал, работал, а теперь поедет в Москву. Интересно? Баяр молодец!

Я так думаю и вижу его белозубую улыбку, спокойные, иногда чуть злые азиатские глаза. Скоро он уедет.

И скоро опять Новый год, сделающий всех нас старше на один старый год.

«странствуй не совпадая, два (?) сердца, сирых две ладьи...»

Р.S. Меланхолия вредна, товарищи... надо достраивать БАМ, и чем скорее, тем лучше.

Людмила

18 декабря

Здравствуй, Виктор!

С 18 ноября я уже уволился, буду до августа 79 года в Бурятии, потом хочу ехать в Москву, поступать в Литинститут.

С Иркутском тяжело расставаться, все-таки тут восемь с гаком лет жил. Надеюсь после Литинститута вернуться в город моей юности.

До середины января у меня бездомная жизнь: без службы, без зарплаты и пр.

Пиши, как у тебя дела, которые творческие? А я составляю первую книгу стихов, занимаюсь переводом стихов Ц.-Д. Дондоковой, первой женщины-поэта Бурятии. Есть у нее много мудрой (70 лет) поэзии, но трудно переводить, неравнозначен язык, поэтому переводчиков у нее мало.

В первом квартале выйдет сборник-подборка (под обложкой 25 (!) поэтов молодых), за книгу не считается... Смотрите журнал «Байкал», может, в одном из номеров увидИте мои труды, обещают, обещают, может исполнят.

Но все больше суета, трамваи, автобусы, поезда, самолеты, кабинеты и пр.

Привет твоим родным.

Баяр

24 декабря

Получил твое письмо давно и вот что-то никак не мог собраться написать тебе. Заел быт, работа, лень. Сначала была одна работа, и интерес к ней подогревал наш инженер, под его руководством работать было здорово, всегда находил я у него поддержку, совет. Потом его перевели в 324 партию, и на смену пришел новый, из другой партии. И вот с ним-то мы начали падать вниз прямо на глазах, и куда укатимся, я не знаю. Много, оказывается, зависит от одного человека, наделенного властью.

В общем, в моей работе, возможно, скоро возникнут изменения. Решается вопрос о реорганизации нашей партии. Хотят сделать укрупнение Сосновской экспедиции, сделать из нее управление, а экспедицией - партию 324. Тогда наша партия станет либо участком, либо останется партией, но не это главное. Главное то, что если экспедицией будет 324 партия, то квартиры, видимо, в Иркутске уже строить не будут, а будут давать их в Краснокаменске или в Чите. Что в общем-то меня не устраивает, и отпадает всякий смысл работы в этой организации.

Но это еще полбеды. Тут ко мне снова привязался военкомат, и обещают взять на два года в ряды СА. Не знаю, если начальник не отстоит, то придется два года терять напрасно. Вот видишь, как все получается нехорошо. Иллюзии рушатся, как и наш годовой план. В общем, живу и дышу одной семьей, дочкой, радуюсь каждому новому ее движению.

Вот пока и все. После Нового года напишу об изменениях.

Жерлов

Р.S. Поздравляю вас с Новым годом, и очень бы хотелось посидеть в этот вечер вместе.

Привет Людмиле.

1979 год

10 января

Судя по твоим письмам, дела на работе идут хорошо, я рада. А бытейская неустроенность всегда присутствует в жизни, так что на это не надо обращать внимание, а то и жить некогда будет.

Мало знаю о семейной твоей жизни, а ведь интересно, какие у вас взаимоотношения, счастлив ли ты дома. Я так наскучилась за два года по Геннадию, что теперь с головой окунулась в любовь, соседи - с большим стажем совместной жизни - удивляются и завидуют нашему чувству. У нас всегда была абсолютная совместимость, точнее - безрассудная любовь, которая, очевидно, написана на наших лицах, ведь многие совершенно посторонние люди говорят, что мы любим друг друга, чтоб сообщить это, нас даже нередко останавливают на улице.

Но это все внешнее, а если смотреть изнутри, то сейчас я, да и Гена, по-моему, переживаем качественное изменение в своих отношениях. Это выражается в том, что теперь к физическому чувству необходимости друг друга прибавляются осмысленные чувства сопереживания, соучастия, взаимопонимания - все чувства с приставками «со» и «взаимо». Ты знаешь, что противоположности в едином организме на опеределенной стадии развития, взаимодействуя, переходят одна в другую. Так и у нас - подтолкнутые длительной разлукой, мы теперь осторожны с нашим чувством, «холим его и лелеем», и наши старания привели к поразительным результатам - стали друг друга понимать так, как будто бы мы - единое целое. Заботы, желания одного становятся жизненно важными для другого уже в момент зарождения, будто сам о них только что подумал, кажется, чувствуешь то же, что переживает «твоя половина», - это прекрасно. Ссоры и недовольства, вызванные бытейскими заботами, естественны в семье; а вот согласие, понимание друг друга на той ступени, когда не знаешь, у кого первого возникло чувство, желание, наполнившее сразу обоих, должно быть постоянным у любящих людей.

Мои излияния вызваны тем, что я действительно переживаю удивительное единение с мужем, и мне самой интересно докопаться до сущности этого явления. Если надоело читать, то перехожу к изложению фактов, рассказывающих о переменах в нашей жизни. А перемен почти никаких. Не помню, писала ли, что Гена уже давно прибыл из армии и работает электросварщиком в строительном управлении, устроился по договору на три года, после этого срока будет постоянная прописка и небольшое жилье в Ленинграде. Мы думаем здесь остаться насовсем, но точно еще не решили, т.к. много разных обстоятельств, которые затрудняют нам это сделать. У меня заканчивается академический отпуск, не знаю, успею ли в срок написать работу, наверное, все же не уложусь.

Дочь наша растет, недавно у нее прорезалось что-то: стала хорошо рисовать и много петь, зато забросила букварь, она ведь уже научилась немного читать, но сейчас почему-то ей это не нравится, я ее не заставляю чему-либо учиться, все делает по собственному желанию. Еще одно «отличие» Машеньки - это то, что она довольно правильно и чисто говорит, лучше, чем другие дети в ее группе, маме, конечно, пришлось потрудиться над ее речью. Я почитываю книги теперь по воспитанию детей, по детской психиатрии и педагогике - учусь растить детей, а это так трудно. Гена сказал, что ребенок избалованный и сразу, как приехал, взялся за перевоспитание, но что-то и у него не все получается, тепрь то он понял, что не так-то просто из дитя сделать человека.

Живем хорошо, но скучно, т.к. мы с Геной связаны Машенькой (никуда не сходить одним), а Мария с Геной обделены мною, точнее - моей диссертацией, которая отнимает время, предназначенное на общение с мужем и дочкой. Но крутимся, выкручиваемся, чтоб совсем не отстать от бега нашего века - то кого-нибудь просим посидеть с дочкой, то по очереди ходим в театр (у нас абонемент в оперный), то приучаем Марию к взрослой жизни и заодно приобщаем к миру искусства (так ходили все на выставку Рерихов), ездим за город.

Сейчас они придут из садика, надо подогревать еду, заканчиваю.

Жду писем. Всего Вам доброго.

Лена

10 января

Виктор, я-таки дал одному журнальчику твой рабочий адрес, сославшись на то, что сам буду с киношниками на севере Краснояр. края. Как только что получишь, звякни Валентине Юдиной (именно ей лично), чтобы назавтра я сам позвонил обстоятельно тебе по межгороду. Ага?!

Суету одолел, изготовил я лучший свой очерк, должен идти в толстом журнале, если не влезут лучшие друзья (как, увы, - не Бородатый ли тому виной? - влезли по клубному материалу). Уж так неохота им меня пущать.

Борис

Люде привет.

Тут гостит Баяр - кланяется. Куда тебе пару книг отправить? Звякни.

22 января

Виктор,

в начале января я посылал тебе письмо, в котором сообщал, что планы переменились и я остаюсь в Улан-Удэ работать над своей рукописью стихов, собирать свой небогатый урожай после поденщины на поприще служебной журналистики, то, что успевал урывками, а перед самым отпуском оказалось, что в Москву ехать мне пока не с чем - слишком мало новых стихов, достойных столичной печати... Так я остался сидеть дома и попытаться поработать «профессионально», представить себе, что это и есть действительно адский труд - так оно на самом деле и есть.

Интересно знать приключения нашей посылки - не пропала ли по дороге, дошла ли до адресата, а если дошла - то почему об этом ничего, ни ау... Коли что будет - дай знать, даже самое плохое окажется для меня очень полезным, но теплится надежда, что исход... да что там гадать!

Всего доброго вам, здоровья и счастья.

Баяр Жигмытов

29 января

Виктор,

или старческий маразм, или черт шутит - потерял твой домашний адрес, а через 10 дней хочу отправить книги. Ты же (и Люда), прочтя, должен будешь отправить их хозяину в Москву.

Посему Ф. Б. в Иркутск кинь письмишко с повторенным адресом. И если что из Москвы будет...

Борис

5 февраля

Здравствуй, Виктор!

Думаю, что теряться не будем в наш взбаламошный век, в суете. Сейчас работаю инженером научно-организационной группы в филиале Академии наук (хотел до лета, временно, но придется задержаться).

Прочитал наконец-то твой очерк в «Звезде», порадовался за тебя. В этом жанре ты силен, а печатается очерков тьма, и все большинство бездарны.

По работе занимаюсь и журналистикой, то бишь пишу информацию о событиях филиала в «За науку в Сибири».

Но в Иркутск я приеду года через два-три (там, конечно, видно будет), да и недалеко здесь. Пиши в Улан-Удэ.

Баяр

Без даты.

Виктор Николаевич!

Наш журнал предполагает опубликовать большой материал о Богучанской ГЭС, а точнее, своеобразную «трилогию», написанную поэтом, прозаиком и очеркистом, которых «ЛУ» командирует в Богучаны.

Очеркистом мы хотели бы видеть вас. Поездка должна состояться в начале августа (срок 10-14 дней) сего года. Ответьте без промедления, как вы относитесь к нашему предложению? Оформление командировки редакция берет на себя. Если вы согласны, сообщите: краткие биограф. данные, должность и место работы, номер паспорта, где прописан.

Вардван Варжапетян

Теперь о вашей прозе.

Произведение Ваше заслуживает внимания, но чем больше вчитываешься в него, тем сильнее заметны две стороны: несомненная одаренность автора и то, что мешает проявиться одаренности в полную мощь, - стремление быть оригинальным (по форме, но, к сожалению, не по мысли) во что бы то ни стало. Вот эта натуженность «вылезает» отовсюду и мешает чистому восприятию. И все-таки интересно, что Вы за прозаик? Надеюсь, что в любом случае - поедете ли Вы от нас или нет в Богучаны - у нас состоится продолжение прозаического знакомства. Не обещаю ни снисхождения, ни легких путей на страницы «Лит. учебы». Вы их и не ищете, мне кажется. Поэтому обращайтесь без стеснения с Вашими вопросами ко мне. Всего доброго,

консультант по прозе Дмитриева Наталья Яковлевна

4 марта

Год Желтой Овцы,

Улан-Удэ

Две газеты твои не дошли до Гусиноозерска, если есть возможность, пришли хотя бы страницу, как вырезку. Если этого нет, то сообщи, какие стихи напечатаны.

Устроился я инженером научно-организационной группы в филиале академии наук, работы много, и серьезной к тому же.

Борис в Иркутске, ты, наверное, и сам это знаешь, где же ему еще быть под старость лет.

В районной газете Еравнинского района Толя Байбородин сделал дебют в Бурятии - для меня это большое событие. Молодежи здесь много, но я еще не знакомился. Был один раз на республиканском литобъединении, вроде бы есть интересные ребята.

А Байбородин живет в Еравне, туда 10 часов на автобусе или самолетом два часа, далеко. Так что здесь один. Перевожу стихи Дондоковой, сильные у нее стихи. Корплю над книгой, может, что получится.

Живу на квартире у дальней родни, только ехать на работу час туда и час обратно, но можно заниматься.

Пиши подробнее, как у тебя.

Привет твоим родным.

Всего доброго.

Баяр

15 марта

Виктор,

книга о Юрии Тынянове закончила, наконец, иркутское житие и готова быть пересланной тебе, но: 1) повторяю, утерял дом. адрес (а вдруг ты на в. сборах, как тысячи других иркутян твоего поколения?); 2) вообще, было бы лучше передать тебе ее и кое-что еще прямо в руки, а то уйдет на черный рынок, ищи-свищи.

Может быть, выберешься на сутки-двое, я размещу тебя, конечно, лучше в субботу-воскресенье, и без всяких уведомлений.

Боюсь, ты не понял, почему Москве я давал твой адрес

Люде - кланяюсь.

Борис

Мальчишка с моего факультатива разразился стихами, в т.ч. и о черном рынке. Они так и называются:

Стихи, написанные на черном рынке.

В сереньком, невзрачном переплете

Книжка среднего формата.

Вы наклонитесь и вдруг прочтете:

Анна Ахматова.

Вот че я и думаю про черный рынок.

29 марта

Здравствуйте, Людочка и Витя!

Как дела у вас? Люда, почему письма не пишешь? Мне, ей-богу, писать нечего. Думы заели. Читаю, в кино хожу, на концерты. Как тебе понравились «Женщина, которая поет», «Клеопатра»? Мне в общем понравились. Была на творческих встречах с московскими артистами. Хотела посмотреть и послушать М. Таривердиева и Б. Ахмадулину. Первого почему-то не было. А Ахмадулина произвела весьма странное впечатление: бархатный броский костюм, сапоги, челка на глаза и стихи навзрыд. Читает очень своеобразно, то захватывает, то раздражает. А в конце как-то очень набожно кланялась, говорила спасибо. Издалека она казалась маленькой и юной. А потом, когда я увидела ее по телевизору, она оказалась очень старой и изможденной, измученной какой-то. Я подумала тогда, что ей, наверно, в глубине души не очень хорошо живется...

У нас опять холодно, будто зима вернулась.

Всего хорошего вам. Жду писем.

Люда

29 марта

Добрый день, Виктор и Люда.

Виктор, ты все же плохо сделал, заскочив на час, да и то неудачно, конечно, с ровесниками общаться интереснее, а и мы, старики, не лыком шиты. Мораль: в следующий раз загребай основательнее.

Сегодня я добрался до твоих работ. Очерк «Дорога к дому» в газетном варианте, по-моему, хорош. Но надо ли убегать от ножки стула в Африку? Это там, где ты о морозах вдруг заговорил планетарно... Нарочито осложнена запевная фраза. Осечка с Валерой, несерьезная у него работа, занимается тем, чего нет (соцсоревнование). Фальшь, значит. Есть небрежности языковые (кстати, лишне слово «вечно» в посл. предл.). Но главное - фактура видна. Зря ты только упрятал куда-то автора, неназойливое присутствие автора необходимо, ведь это очерк, а не расск.

Страница «Товарищ» очень живая и нетенденциозно-правдивая, и этак ладно, ибо самодержавие правды опасно, может быть, не меньше, чем самодержавие лжи... В статейке «Чтоб получился рисунок», в посл. колонке погрешность, непростит. для профессионала - «они похожи между собой»(?!) Однако она способна, эта Л. Анатольева, - думает. Но все же плодить иллюзии насчет живых собраний, кажется, не следует. Есть др. путь для ребят - на материк Культура, туда надо звать молодежь. Можно ли подчинить этой глубокой цели комс. собрания?!..

А в статье «Про походы, диспут и баян» проскочила совершенно естественная для нашей школы, но неестест. и реакционная для подлинно гуманистической школы, идея т.н. письменных характеристик на каждого каждым, равно и устных. Китаизм в лже... нет, в псевдодемократической обертке. Тотальная (и саморазоблачительная) по уничтожению личностного в человеке идейка.

Вот, изволь, на ходу.

Адрес Баяра (вы, голубчики, не поссорились ли?) пишу.

Борис Черных

15 мая 1979 года. 23-35

Заботы наши, заботы.

Витя - сразу уговор: сидим за одной партой, занимаемся одним проклятым делом, так что принимай мое суждение как следует. Я не критик, скорей - соратник, правда, пашу на другой поляне, у нас разные углы (естественно) зрения (!)

«Заботы» - почти понравились.

Как мне когда-то ответили из журнала «СМ» - 9/10 успеха - атмосфера в произведении плюс образ.

Атмосфера в рассказе есть: здоровая, пахучая, смолой, травой настоявшаяся, здесь и распадок, и костерок в ночи... И Маньшин вызывает доверие, хотя образ в чем-то традиционен: рефлексирующий слегка человек остается перед ликом природы - один на один заглядывает в себя, что-то понимает в себе лучше за одну такую ночь - это не очень ново. Но есть детали, которые делают Маньшина не высосанным из пальца автора, а зримым. Я его, Витя, представил себе.

Ну, сразу тогда о хорошем:

1) Есть детали, штришки отменные, чисто твои:

«теряющие очертания шляпки гвоздей...»

«многозначительная тишина...»

«...может быть хорошо то, что желанно...»

Три абзаца на четвертой странице - густо, мастерски.

На стр. 6 четыре строчки самые лучшие:

«Солнце жгло лопатки. Знойно стрекотали невидимые кузнечики в густой траве возле ручья. От бревен пахло смолой и сыростью.

- Пожалуй, хватит на сегодня».

Сдержанно, точно, по-мужски.

Впрочем, и дальше абзац хорош.

И отлично: «разномастное стадо машин».

А вот закончил очерково - в лоб.

Зачем?

Почему не так: Маньшин неторопливо собрался, выкатил мотоцикл на пыльную дорогу и поймал себя на том, что жалеет, что этот день кончился. Но надо было ехать... Мимо замелькали знакомые повороты мягкого проселка, а потом побежала впереди асфальтовая лента... И - все.

И дальше зачем ты пишешь: «Ведь не из-за того, чтобы поработать завтра с утра, он остался...» и так далее. Читатель и без тебя это поймет, тут даже газетное правило подходит: не рассказывай, а показывай.

Стремление Маньшина остаться не только для работы, а просто так - это стремление нужно тоньше, невзначай показать...

2) Небрежность... Не перегружай сравнениями.

3) Иногда невнятно написано.

4) Витя! И изменяет тебе чувство меры, т.е. не в одном ключе работаешь: есть тут земное и сильное, а есть и не вяжущийся - высокий штиль. «Умничаешь», и это выпирает: «простейшие организмы», «диссонансом», «не пытался проанализировать», «беспринципный» - найди синонимы. Есть даже «нерафинированный» - на фига?!

5) Сократи, пройдись по всему тексту, я читал и иногда морщился от досады: мне все ясно с первой фразы, но ты продолжаешь долбить по мозгам, из-за этого снижается восприятие следующих, сильных (а они есть) мыслей. Освободись от воды.

6) Чего-то не хватает в рассказе.

По-моему, ты вяло написал о его чувстве к семье. Что-то на даче может напомнить ему о Тамаре, о детях.

(Ты изменяешь своим взглядам, помнишь, мы говорили о стиле Задереева?) Бесконфликтно, вяловато, нет скрытого напряжения, при котором, может быть, Маньшин разжал к утру стиснутые зубы (от забот). А он и не сжимал.

По-моему, это скорей фотография, чем полотно. Добросовестно отразил, вложил кое-какие мысли и... все.

...Вот так хаотично я написал о рассказе по первому впечатлению. Но раз уж рассказ вызвал спор, вернее, какие-то возражения (на своем опыте убедился) - рассказ есть. Плохо, если бы я зевнул и вернул тебе рукопись со словами «А ничего, ничего!.. Нормально написал...»

«Сенека приветствует Луцилия».

Не воспринял. Читал и протестовал. Прочитал с отвращением, брезгливостью, с обидой, что масса золотых вкраплений посверкивает в гнилой породе. Это - эксперимент, твой опыт, ты через это должен был пройти - это заготовка, которая в таком виде через несколько лет тебе (уверен!) покажется претенциозной, мягко выражаясь.

Нет противовеса. Нет света.

Атмосфера душная. Люди - бесплотные, призраки, скорей, оконтуренные. Витя, все это, на мой взгляд, - вторично, литературщина.

Если что-то я нашел для себя, это позиция, т.е. мировоззрение, методы, стиль героя... Форма для такого произведения идеальна - письма. Но - заметь: впечатление такое, что этот «гадик» с первого письма знал, что он «гадик» и есть, и этим бравирует. Ты попытался подвести его к поражению, к просветлению, но - неубедительно совершенно. Конец абсолютно не писательский... После слов «...допишу этот листок и, должно быть, сожгу его и пепел развею над ночным городом...» Конец более тогда правомерен. А дальше фальшь. Ты не подготовил такой конец. Я не верю, и ты не веришь. А написал ты: для редактора, чтоб не подумали чего... Так?!

Тип живуч. Ты его хотел убить - не получилось. Разве сам этого не чувствуешь? Убить можно одним: смехом. Это не входило в твой план.

«Супер» не получился.

Зло не развенчано.

Ты гиперболизировал некоторые свои воззрения. Это скользко. И потом - злодей, чтобы он был не схематичным, обязан нести в себе обаяние. Где хорошее в нем? - я искал и не нашел. Помог бы он другу - вот это да! Тут бы я и задумался. А так - «схема» примитивна.

А главное же:

Кто с ним рядом? Слушай, так нельзя, по-моему: душно. У Достоевского есть живость, ирония, злость, любовь и ненависть... Твой же - робот с заданной (автором) программой. Не он тебя вел, а ты его тащил. Возможно, он где-то упирался, а что?

А хотел ли ты его развенчивать?

Не чувствуется, Витя.

Похоже, ты «поскреб по сусекам ничтожества» и выпрямился: вот каких типов рождает наша среда.

Видишь, даже такое хочется тебе пришить!.. Мы ж говорили с тобой: схватка добра и зла, сложность морального выбора, - где это? Он не сомневается ни в чем. Это скучно читать, да и писать... Тебе с удовольствием писалось?

Очеловечить бы негодяя! - вот тогда б посмотреть любо.

За что ни возьмись, все у него гипертрофировано. Даже лучшие побуждения - бутафория, пунктир...

...Я не говорил о достоинствах. Есть ценное уж в том, что я читал и чувствовал, как он дышит, как кусает губы и задумывается, «как покрасивше сформулировать для друга ту или иную идейку или собств. открытие бытия...» К стилю я не могу прикопаться. И язык - не беден, эрудит писал, нет перебоев, все плавно и гладко, так тут и надо.

Знаешь, Виктор, древние не дураки были. Они если делали письма, то чаще туда - сюда. Ты ж сам любишь спор, сам знаешь, как обтачивается оружие, как проверяются аргументы. А тут искры не высекаются, оружие с ним никто не скрестил, он машется шашкой в воздухе, а толку?.. Он серьезно не воспринимается...

Теперь, чтобы себе самому не противоречить, я закончу такой мыслью свою ночную (уже второй час ночи) писанину!

Видишь, я сказал о «Заботах», что, раз они вызывают во мне желание поспорить, желание видеть их еще лучше, чем они есть, то, значит, рассказ получился.

«Сенека» также вызвал возражения, но здесь иное: я вообще не хотел об этой маленькой повести что-нибудь говорить. Ну, не воспринял я, но кто-то и воспримет... Не хотел говорить, но сказал, даже со злинкой...

Чутье не обманывает; я убежден: тебе «Сенека» дорог, он дался тебе непросто. И ты - молодец, несмотря ни на что, молодец за смелость: идея, композиция - не банальны, хотя большого открытия-то вроде и нет. Ты пробуешь свое, пока на ощупь, но поиск что-то дает, это из «Сенеки» видно.

Просто мне хотелось тебя как-то предостеречь: на том пути, где «Сенека», ты больше потеряешь, чем найдешь. А золотое, золотое время жизни уходит. Пусть «Сенека» отлеживается до пика твоей писательской формы. (Словом, я тут и о себе подумал, я свою «Распутицу» подниму нескоро).

Поэтому я тебя специально колол, когда выкладывал свое мнение о «Сенеке». Ну, твори! Пошел я спать.

Борис Черных

27 мая

Витя,

пользуясь оказией - сообщаю о получении книг. Хотя упрекаю тебя и Люду (а я просил ее беречь тебя) в халатности и пр. Словом «халатность» я закрываю другое, более жесткое.

По заявл. В.Ю. я взят в психиатр. больницу, пошел 9-й день моего пребывания в аду. Для любопытствования - телефон Дм. Гавр. Сергеева, но лучше по телефону не любопытствовать.

Борис

31 мая

Здравствуй, Витя!

Извини за долгое молчание, куча суетных дел по службе, переводил (чуть не утонул в переводе) поэму с бурятского, когда выйдет - пришлю.

Да, я собираюсь в Литинститут, но ничего в этом году и в следующем не выйдет, т.к. устроился на такую службу, что сразу не уволишься.

Здесь много выпускников этого заведения ходят, насмотрелся я на них, пропала и охота учиться именно там, заочно не желаю, и вообще на эти сессии и экзамены нет времени, уже скоро 26, и ничего у меня, кажется, еще нету - и будет ли? - на это надобно время.

Второй номер «Байкала» можешь посмотреть, там мой журнальный дебют.

Здесь гастролировал ваш ТЮЗ, интересные ребята: Булгакова вполне прилично поставили, «Кабалу святош» да и «Тартюфа» Мольера. Если у тебя есть пьесы, покажи им, театр молодой, незаакадемиченный, авось и что-то будет; во всяком случае, работать с ними можно. Здесь есть Русский театр, но работает на уровне сельской самодеятельности, в отличие от Бурятского, но там ставят в основном на родном языке.

Еще одна новость: летом женюсь на девушке, без которой ничего нет; прекрасное не одиноко.

Привет твоим родным.

Желаю счастья.

Баяр Жигмытов

31 октября

Здравствуй, Виктор !

Во-первых, поздравляю тебя и всех твоих родных с наступающим праздником Октября, желаю благ и радостей.

Сразу же по приезде в Улан-Удэ отправил тебе стихи и книги, экземпляр Нимбуева («Современник», 79 г.), пришлю позже, как привезут из деревни, там еще остались, должно быть. Как твои успехи в Иркутске, пиши: нашел ли сборник «Начало»? А я как приехал из Иркутска, что-то заболел, неделю сидел дома, столярничал - сделал книжные стеллажи во всю стену, поместились, наконец-то, все книги - это приготовления на зиму, что-нибудь же должно работаться (вполне вероятно, что и проза).

Баяр

19 ноября

Уважаемый Виктор Николаевич!

Прости меня, всего святого ради, не смог я заехать в Красноярск. Сначала засел на неделю в Кемерово, а потом для завершения плана командировки отправился в филиал этого же института в Ташкент. Командировка получилась содержательная, уяснил себе современное состояние этой полумифической работы - химической защиты конструкций. Буду начинать это дело.

6 ноября состоялся детский концерт, который я готовил почти два месяца. 15 номеров, один к одному (так мне кажется), приняли на бис.

После праздника начались подработки- устроился почасовиком на кафедру философии, веду семинары.

Зарабатываю политический капитал, провожу политинформации.

Творческого труда тебе.

Привет семье.

Комаров

24 ноября

Виктор, добрый день.

Затянул с письмом потому, что новая моя работа выбила меня из привычной колеи: оказывается, сутки дежурства в кочегарке требуют двух суток на восстановление сил, а последний, третий день, уходит на хлопоты, которых много на хуторе. Тут и дрова, и снег, и варка-стирка. Конечно, у опытного мужика после ночной никакого звона в голове, а лишь внутренний голос, призывающий к магазину...

Работы Юрия Булычева мне понравились цельным взглядом на мир и на человека в мире, но пока автор не достиг совершенства художнического. Но и этот уровень позволяет смело видеть в Юрии хорошего старшего товарища для вас с Людой, тем паче, что он, кажется, и не кичится своим умом и познаниями.

Славно, что ты отыскал его.

Надеюсь, ты пишешь? По выше изложенной причине я только-только взялся за твои опыты. При всей пестроте переживаемого страной, возможности для литературного (очеркового) осмысления реалий сохраняются, надо тебе методично и въедливо пробиваться в журналы и издательства. А вот философу-публицисту Ю. Булычеву намного сложнее...

Если Люда (и ты, понятно) все же приникнет к роднику отечественной прозы, то пусть она не обойдет вниманием прежде всего труды, неточно поименованные «городской прозой», - это становление журнала «Юность» и имена молодых Аксенова, Гладилина, Владимова, позже выросших в интересных прозаиков. К сожалению, второй и третий - эмигранты, но написанное ими осталось в «Юности» и «Новом мире» (Кузнецов), да и издавалось книжками... Вот - пласт.

Пока.

Борис

Без даты.

Здравствуй, Виктор!

С тобой в этом году нам не удалось встретиться. Я прилетел в Иркутск 30 марта, зашел к бабке, а она говорит, что ты был у нее чуть раньше.

Очень тебя хвалила, говорит, что ты стал толстый и солидный, что-то не верится мне, что тебя можно откормить.

Живем мы по-старому, я все так же бываю редко дома и, наверное, так и не замечу, как вырастет дочь. Она делает определенные успехи, и они заметны мне, резко от заезда к заезду появляется что-то новое в поведении. Наташка уже становится большой, пытается ходить, разговаривает и очень больно дерется. В общем, семейные дела идут нормально. Начинаю привыкать к полевой жизни, к текучке работы, ее ритму.

Вот только поездка в Ленинград немного растрясла, посмотрел город Ленина, поговорил с умными мужиками, отдохнул хорошо. И сейчас снова все идет по-прежнему, никаких особых событий нет. Только вот каждый шаг дочки - событие.

Пиши, как идут дела у тебя. Пиши, над чем работаешь, да и хоть пришли одно свое сочинение - «похвастаться» перед ребятами, что и среди буровиков тупых и сильных попадаются умные ребята.

Да, в Иркутске заходил на свою прежнюю работу, но там уже никто не работает из наших, все ушли, подались в колонковики. Интересная вещь, правда, когда мощный коллектив не мог справиться с одним дураком.

Пиши.

Жерлов

(Продолжение в следующем номере)

Перепечатка материалов размещенных на Southstar.Ru запрещена.