Последняя четверть ушедшего столетия. В то время личный автомобиль для большинства советских граждан был трудно досягаемой мечтой. Каждый мужик мечтал о собственном автомобиле. Разумеется, «Жигули». Или, на худой конец, «Москвич». О «Волге» мечтали немногие. Ну а если с «бабками» совсем туго и перспектива ненадежная, то тут уж не до жиру, сойдёт и «Запорожец», который автолюбители чаще называли «Запором», «Запордоном», «Собакорожцем» или «полчаса позора и ты на работе». Или, как говорили кавказцы, «карбюратор не сосает, маховик земля бросает». Эдакий гибрид табакерки и мотоколяски. Выкидыш советского автопрома. Хотя для многих это было действительно «горбатое счастье».

Очередь на приобретение нового «авто» растягивалась лет на десять. Впрочем, и деньги накопить для такой роскоши было не просто. Как раз лет десять и проходило, если отказаться не только от излишеств, но и до предела ограничиться самым необходимым, как у Высоцкого: «…не досыпал, не доедал, пил только чай...»

Конечно же, автомобиль можно было купить без всякой очереди на рынке, в том числе и новый. Только цены были «космическими», как минимум вдвое выше государственных. Продавали внеочередники из числа передовиков производства. Продавали те, кто имел нужные связи в райкомах, обкомах, короче - в сферах распределения.

Так же на рынке можно было найти «авто» с небольшим пробегом и с пробегом до самой крайности. Стоимость зависела от года выпуска, модели, износа и, конечно же, от непредсказуемой удачи. Разумеется, недорогие варианты были хорошо потрепаны, нередко побитые, иногда поржавевшие. Но ко всему привыкшему советскому мужику привести технику в рабочее состояние и придать ей приличный, иногда даже с претензией на шикарный, вид эти «мелочи» были нипочем. «Подшаманил»: заменил, расточил, подмазал, выгнул, подкрасил, дунул, плюнул и - вперед. Правда он часто не подозревал, что шаманить ему теперь придется до конца дней своих.

…1987-й год. Мне 27 лет. Недавно женился. Очень хотелось иметь «бибику». Не то чтобы автомобиль был мне крайне необходим, а просто…

Друг детства Володя, зная мои весьма ограниченные возможности, настоятельно советовал поискать подержанный автомобиль не на рыночной площади, а у продавца непосредственно дома. Дело в том, говорил он, что перед тем как выставить на продажу автомобиль хозяин постарается скрыть его явные недостатки, отвлечь внимание мишурой, надраить, подкрасить, выпятить напоказ часто сомнительные достоинства и, таким образом, найти покупателя - лоха. Другое дело, когда продавец, только решивший избавиться от старого «авто», застигнут врасплох. Здесь можно увидеть машину такой, какая она есть. И потом, продавцу так же ни к чему лишние хлопоты. Он будет в положении, когда, как говорится, и хочется и колется, но хотя « мамка и не велит», всё-таки желательно деньги получить побыстрее, без лишней суеты, забот и сразу. Где можно найти такую машину? В моем случае, конечно же, в калмыцкой степи, на кошаре у чабанов. На территории Калмыкии овцеводством в то время занимались исключительно дагестанцы, чеченцы и другие представители народов Кавказа. Почему? Вопрос очень даже не простой.

Кавказцы - издревле овцеводы. Жить вдали от поселений в бескрайней степи - дело привычное. Имеющие корову сельские жители знают как плохо без постоянного пастуха. Часто пасли коров по очереди. Чем меньше стадо, тем чаще приходилось брать в руки палку и с восхода до заката быть пастухом. Иногда два дня подряд в полтора - два месяца. Тоска зелёная - это мягко сказано. Для некоторых «хуже каторги». Особенно в жару. А теперь представьте себе какая жизнь на кошаре. Вокруг степь и овцы. Деньги, конечно, зарабатывались немалые, но те, кто завидовал доходам чабанов, ерлыгу в руки не брали... Опять же в общей отаре разрешалось держать на казённых кормах собственных овец, которых никто не считал. Сколько у чабана в многотысячной отаре своего поголовья знал только чабан, ну и догадывался руководитель хозяйства (директор совхоза, председатель колхоза). Руководителям хозяйств было выгодно иметь дело с дагестанцами. С ними легче было договориться о взаимной выгоде, потому что они - люди со стороны. А если что - и без особого труда спрятать «концы в воду». Лишь бы был выполнен план да на бумаге все было «чики-чики». Так что для чабанов новые «Жигули» или даже «Волга» не были большой проблемой. На «Жигулях» они даже овец пасли. Изношенные автомобили своевременно менялись на новые.

…В Калмыкию мы с Владимиром поехали на его «Жигулях». Выехали пораньше, чтобы с рассветом быть уже в степях, все-таки больше ста километров. Июнь тем летом выдался жарким, поэтому в багажнике стоял ящик «Жигулёвского». С рассветом въехали в степь. На ближайшей кошаре поговорили с чабанами. Разведали, где, кто и что может продать. Получили наводки, имена, сориентировались и двинули на поиски нужной кошары, где главным чабаном был некий Магомед. Как потом оказалось, здесь едва ли не каждый чабан был Магомедом. В поисках нужного нам Магомеда, конечно же, заблудились. Степь была уже без начала и конца. Сбившись с полученных ориентиров, ехали наугад. Авось кто-нибудь встретится. Но кроме любопытных сусликов, солдатиками встававших у нас на пути, никто не встречался. Забавные зверьки при приближении автомобиля резво ныряли в норки. Степь по-своему красива и неповторима, но нам было не до её прелестей. Красота красотой, а солнце меж тем поднялось высоко и уже давало о себе знать: в машине становилось всё жарче и жарче. Я попросил Володю остановиться и открыть багажник. Выбрались из машины. Степь жила своей жизнью: стрекотала, жужжала, чирикала и посвистывала. Низкорослые травы по большей части посохли. Кое-где серебрился высокий ковыль.

- Пора, наверное, и освежиться, - я запустил руку в ящик с пивом.

Володя вздохнул:

- Эх, жаль, я не могу себе позволить.

Я искренне удивился:

- Это ж с какого перепуга?

- За рулём.

Я знал, конечно, что он законопослушный педант, но не до такой же степени.

Володя заметил:

- Будешь платить мне комиссионные.

- Какие такие «комиссионные»?

- Безводные. Я, значит, страдаю, а он балдеет.

- Тогда не безводные, а безпивные.

Двинули дальше. Наконец на горизонте зашевелилось большое серое озеро - отара. У одного берега на фоне вод­ных волн миража маячила фигура чабана. Вскоре подкатили к нему. Средних лет мужчина из-под «аэродрома» козырька кепки изучающе смотрел на нас. Володя широко, по-свойски, улыбаясь, спросил:

- Магомед?

Чабан настороженно и не сразу ответил:

- Магомед. А что?

Володя без предисловий развеял сомнения:

- Да мы, собственно, приехали, чтобы купить машину. Узнали, что ты хочешь продать старый автомобиль. Это так? Или, может быть, мы зря тебя разыскивали?

Чабан оживился:

- Продаю.

Володя облегченно вздохнул и поинтересовался:

- Что за машина?

- «Джигули».

- Жигули»?

- Да, «Джигули».

- А модель?

- Что?

- Модель, говорю, какая?

Чабан ненадолго задумался и повторил:

- «Джигули»…

Володя терпеливо попытался подсказать:

- «Ноль - первая»? «Тройка»? «Шестёрка»?

Чабан снова задумался и, наконец, нерешительно ответил:

- Зелёная.

Я спросил:

- А кто хозяин автомобиля?

Чабан добродушно ответил:

- Магомед.

- Так ты же - Магомед!

Чабан пояснил:

- Это другой Магомед. Он - хозяин. Но он сейчас далеко, в Дербенте. А мне сказал, чтобы я нашел покупателя на его машину. И он - Магомед, и я - Магомед. Слушай, какая тебе разница, какой Магомед? Спрашивай у меня. Ты сначала машину посмотри. Потом говорить будем.

Ну что ж, резонно. Посадили Магомеда в автомобиль и поехали на кошару смотреть зелёную модель «Жигулей».

Смотреть было не на что. Это стало ясно, когда Магомед предъявил нам засиженные курами останки «Копейки», реанимация бесполезна. Только под кувалду.

Поехали дальше. Теперь нам предстояло разыскать Казимира. Опять петляли по степи. Но искали не долго. Чабан - довольно молодой мужчина, казалось, поджидал нас. Смуглое лицо светилось приветливой улыбкой.

- Казимир?

Чабан отрицательно покачал головой:

- Казик уехал в Дагестан. По делам.

- А тебя как зовут?

Ответ был предсказуем:

- Магомед.

На наш хохот чабан удивлённо поинтересовался:

- Зачем смеяться?

Володя попытался оправдаться:

- Понимаешь, Магомед, у вас здесь, куда ни глянь - одни Магомеды.

Чабан улыбнулся еще шире:

- Зачем одни, дарагой. Нас много. Как у вас Иванов.

Я вынужден был возразить:

- К сожалению, дарагой, мало у нас осталось Иванов. Всё больше другие имена.

Магомед покачал головой:

- Плохо. А зачем приехали? Дела?

- Слышали, что Казимир машину хочет продать. Посмотреть бы.

Магомед вздохнул:

- Можно и посмотреть... Жара начинается. Здесь жара бывает - сил нет.

Я, улыбнувшись, пообещал:

- Сейчас жару как рукой снимет. Вов, открой ба­гажник.

Я извлёк из заветного ящика две бутылки пива. Оно оказалось еще очень даже прохладным. Одну предложил Магомеду.

Тот широко улыбнулся, потянулся было за бутылкой, и вдруг его рука опустилась. Он отрицательно покачал головой:

- Извини, брат, не могу.

- Почему?

- Ураза. Совсем забыл - Ураза… Ай, шайтан! Совсем забыл!

Я смутно представлял, что такое Ураза, но что-то мне подсказывало, что это нечто вроде нашего православного Великого Поста.

Я всегда с уважением относился к религиозным чувствам, но непроизвольно, честное слово, не нарочно, совершил злодейский поступок - откупорил бутылку и сделал несколько жадных, соблазнительных глотков. Перевёл дух и снова припал к горлышку. Магомед явно страдал. Решался он не очень долго. Вознёс руки к небу и негромко, но убедительно произнёс:

- Прости, Аллах! Безвыходный положение! - Открыл другую бутылку и с наслаждением принялся пить.

Приехали на кошару. Машина оказалась вполне приличной. «Шестёрка». Но настолько приличная, что мне она была явно не по зубам.

Магомед горделиво поинтересовался:

- Ну?.. Что скажете?

Володя, глядя на меня, с сожалением протянул:

- Тут она ему и сказала: «Ты за мной, парниша, не гонись».

Я кисло ответил:

- Машина - что надо, только придётся мне, видимо, ещё по базару походить...

День подходил к концу. Солнце было вялым, однако жара не унималась, она исходила от разогретой за день степи. Но хотя бы сверху не припекало.

Для ночлега остановились на окраине поселка Ики-Бурул. Ночь перекантовались в машине и с рассветом снова по кошарам.

Подходящий вариант отыскался на третий день. Машина была даже «на ходу». Но из осторожности мы преду­смотрительно взяли «бибику» «на верёвку» и с непередаваемой, ни какой, даже самым изощрённым красноречием, радостью, поволокли её, горемычную, домой.

Самое сложное, но очень предсказуемое, началось потом - оформление покупки. В советское время, если хочешь жить с претензиями на комфорт, то будь добр исхитриться оформить покупку в соответствии с законодательством, которое, к слову сказать, не очень-то дружило с гражданами «Великого и могучего Союза нерушимого Республик свободных...» ну, и так далее. Когда говорят о победе американцев в холодной войне над Советским Союзом, здесь не обошлось без лукавого. По большому счёту никто нас не побеждал. Да и не мог победить. Мы сами себя победили, заблудившись в потёмках марксизма-ленинизма. Где-то я прочёл, как родной брат «дорогого» Леонида Ильича спросил у того, разумеется, в непринуждённой, домашней обстановке: «Лёня, знаешь, как тебя называют в народе?.. Бровеносец в потёмках». И стоило это откровение братцу «генерального» сущий пустяк - дальнейшей карьеры...

Пришлось мне с бывшим владельцем машины Магомедом ехать аж в Дербент, чтобы снять с учета некогда прыткий автомобиль ВАЗ-21-011. Для этого нужно было предоставить «бибику» для тщательного, едва ли не скрупулёзного, через лупу осмотра. Поэтому Володя (в ту пору он служил в милиции) всяческими правдами и, по большей части, неправдами через знакомых гаишников раздобыл справку о том, что автомобиль в результате аварии получил такие травмы, что не подлежит никакой транспортировке. Разве что, только в мешке. Или в виде потёртого техпаспорта. Разумеется, второй вариант я, выражаясь словами дорогого Леонида Ильича, воспринял «с чувством глубокого удовлетворения»...

Так и хочется, к случаю, притянуть за уши анекдот из советского прошлого: «Иван занимает у Абрама рубль, обещая через месяц вернуть вдвойне, и в залог оставляет топор. Только Иван собрался уходить, как Абрам вдруг сказал: «Ну, тебе трудно же будет возвращать сразу два рубля. Ты можешь сейчас вернуть мне половину». Иван платит рубль и по дороге домой размышляет: «Однако странно. Рубля нет, топора тоже нет, один рубль я остался должен, а самое главное - всё правильно»!

Один знакомый мне писатель как-то обмолвился, что в нашей стране не успеет человек родиться, как он уже кому-то что-то должен. Кому? А всем…

…Вот так мы и жили. А в 70-е не очень-то и тужили, благодаря мудрому руководству «дорогого» и, теперь уже, «незабвенного» Леонида Ильича. Растранжиривали направо и налево (каждый на своём уровне и, в основном, «налево») остатки наследия «Великого и Могучего» государства.

Прошу читателя обратить внимание на то, что слово «Могучего» я написал с большой буквы. Государство действительно было Великим и Могучим. Из песни, как говорится, слова не выбросишь. И далеко не пустым звуком были слова о дружбе народов. В то время пресекались любые попытки проявления национальной розни. Это было политикой государства. И я считаю, что это была правильная политика. Что плохого в постулате «человек человеку - брат»? Кто посмеет оспаривать эту истину? Только сумасшедший человеконенавистник. В годы нашего детства и юности никто даже не подозревал, что вообще возможен так называемый «национальный вопрос». Никто не спорит, что за долгие годы истории у народов накопилось немало взаимных претензий. Но, все мы живём под одним небом. Все мы - дети одной матери Земли. А подлых подстрекателей было и будет с избытком всегда. Куда ж от них деваться!

У глупости нет национальности. У неё есть только постоянная прописка.

Говорят, что «устами ребёнка глаголет истина». Я хорошо помню себя в «розовом» детстве. Для меня тогда не существовало разницы между людьми любых национальностей. Нет её и сейчас. Зато сейчас у меня есть ответ на, так называемый, «национальный вопрос»: никогда не слушайте тех, кто даже заикнётся о непримиримости людей разных национальностей, различных вероисповеданий и о тому подобном бреде. Знайте - перед вами просто недоумок. Нашёл «свободные уши» и несёт всякую чушь. Или, скорее всего, плюёт против ветра. Как не вспомнить слова Высоцкого: «Ну, сумасшедший! - Ну, что возьмёшь»?..

…Дорога в Дербент была мне интересной. В раннем детстве, когда мне было от роду что-то около семи - восьми лет, я восемь месяцев прожил в Дагестане у бабушки, двоюродной тётки своего отца. И теперь, проезжая мимо смутно отложившихся в глубине памяти унылых степных пейзажей, «закололо слева». Казалось, каждый курган, каждый, поросший полынью бугорок за стёклами автомобиля встречал меня как старый добрый знакомый. Ностальгия? Пожалуй. Все-таки, одни из самых ярких впечатлений из раннего детства связаны с поблёкшими от пелены ушедших лет воспоминаниями. А в Дагестане, из рассказов бабушки, жили и живут люди более двух десятков национальностей.

На жизненном пути я встречал много Магомедов, Ахметов, да какая разница… Кровь у всех одного цвета, и я всегда уважал каждого из них за веру во Всевышнего. У каждого народа она своя, но, на мой взгляд, это нисколько не умаляет искренности чувств, будь ты православным христианином или правоверным мусульманином. Каждый человек гордится своей нацией. Магомед сказал мне: «Я - даргинец! А знаешь, что такое - Даргинец? О-о-о…» И он имел полное право на чувство национальной гордости. Имел право гордиться культурой, традициями и обычаями своего народа. Даже если народ этот очень немного­числен…

Не доезжая до Дербента, мы съехали с прямой трассы. Был конец рабочего дня и, понятно, нечего нам было являться в ГАИ под вечер. Магомед уверенно повёл свою «восьмёрку» по просёлочной дороге. За окнами замелькали давно уже убранные виноградные лозы. Загадочно улыбнувшись, Магомед пообещал: «Сейчас отдохнём».

Небольшая землянка, я бы даже сказал - «халабуда», у которой мы притормозили, не обещала своим жалким видом ничего похожего на отдых. Короче - сакля. Но не зря говорят, что красна изба не углами, а пирогами, в чём мне пришлось убедиться, войдя вслед за Магомедом за скрипящую ржавыми петлями дверь. Едва ли не половину комнаты занимала железная кровать, на которой возлежал дремавший, как я понял, сторож виноградников. Узнав Магомеда, он широко улыбнулся и, протянув ладонь мне, незнакомцу, представился:

- Джарбай!

Я не растерялся и подал навстречу свою руку:

- Димарбей!

Джарбай без предисловий спросил:

- Магомед, откуда ты привез такого шустрого пацана?

Слова «шустрого» и, особенно, «пацана», меня вдохновили и я продолжил игру:

- Понимаешь, Джарбай, ведь мы же с тобой, как говорил мой папа, «почти родня». А он родился и вырос в Дагестане. А может, ты забыл, как мы с тобой когда-то солью спекулировали? Я продавал тебе, а ты мне сдачу давал той же самой солью? Не помнишь?

- Помню, помню. Не знаю, Димарбей, почему, но моя рука сама тянется под кровать.

И неожиданно объявилась десятилитровая бутыль с заманчивого цвета напитком, которую он, не без гордости установил на многократно изрезанную клеёнчатую скатерть прикроватного столика.

Пояснил:

- Это вино урожая нынешнего года. Присаживайтесь.

Безусловно, мы присели. А после вина «урожая позапрошлого года» и прилегли на камышовых циновках до самого раннего утра.

Не стану описывать, как на другой день мы с Магомедом снимали машину с учёта, как оформлялись документы - это скучно и неинтересно. Я лучше расскажу о другом.

Перед отъездом Магомед предложил заехать к своим друзьям пообедать. Дорога-то ведь предстояла дальняя. Я понял, что ему просто захотелось встретиться с близкими ему людьми. Мы подъехали к какому-то дому и без приглашения вошли через прихожую в гостиную. Не знаю, как Магомед предупредил о нашем визите, но большой круглый стол, за которым сидело пять или шесть человек, был накрыт как подобает кавказскому гостеприимству. Все явно ожидали нас.

После привычного «салям алейкум» все сидящие за столом из уважения к нежданному гостю другой национальности говорили только на русском языке.

На столе кроме закусок и бутыли с вином, к моему удивлению, был только один стакан. Хозяин дома торжественно наливал в него вино и подавал гостям по старшинству. В дальнем углу комнаты в кресле-качалке дремал седобородый старик. В первую очередь стакан подносили ему, и только после того, когда аксакал отстранял руку, как я догадался, своего сына, вино предлагалось в порядке очерёдности остальным гостям. В сторонке, недалеко от аксакала, стояла жена хозяина и молча следила за мужем. И едва только тот кивал головой или указывал жестом руки, значение которых понимали только они, жена убирала посуду и приносила что-то другое.

И в этом их поведении не чувствовалось никакого унижения женщины перед мужчиной. Это их национальная традиция. И это совсем не означает, что мужчина пренебрежительно относится к женщине...

По пути домой Магомед сказал мне:

- Вам, русским мужикам, лучше всего жениться на националке. - И после недолгого молчания добавил:

…- Но не приведи Аллах даргинцу жениться на русской!

Я усмехнулся:

- Что, замордует?

- Ну, что-то вроде того.

- Слушай, Магомед, хочешь по этому поводу анекдот?

- Давай. Дорога дальняя, времени - море.

В это время Магомед резко крутанул руль вправо. Мы чуть было не вляпались в аварию. Идущая впереди нас легковушка завиляла хвостом, пытаясь обогнать грузовик, но явно не рассчитала скорость встречного автомобиля. Правда у лихача хватило инстинкта самосохранения, чтобы вовремя притормозить и успеть скрыться за прицепом грузовика. Магомед, как опытный водитель, держа свой автомобиль на безопасном расстоянии, невозмутимо усмехнулся:

- Чабан!

Я не без иронии спросил:

- А ты разве не чабан?

Магомед, улыбнувшись, пояснил:

- Я тоже чабан, но не до такой же степени тупой, чтобы рисковать жизнью. И, между прочим, не только своей. Ну, что там у тебя за анекдот?

Я оживился:

- Женился узбек на русской. После свадьбы говорит ей: «Значит так, дорогая… Когда я приду с работы и ты увидишь, что у меня тюбетейка надвинута на лоб, знай, у меня очень плохое настроение, ко мне лучше не подходить… Когда у меня тюбетейка сдвинута налево, это значит, что у меня настроение немного лучше, но, всё равно, советую ко мне не соваться с глупыми вопросами. А вот когда у меня тюбетейка на затылке! О!.. Это значит, что у меня очень хорошее настроение. Можешь говорить, что угодно!» А новобрачная ему в ответ: «Знаешь что, дорогой… Когда ты придёшь с работы и увидишь, что мои руки стоят вот так… (она упёрлась кулаками о бёдра) - это значит, что мне абсолютно по хрену на какой стороне у тебя тюбутейка… Ясно?»

Магомед долго хохотал.

…Если бы человек отвёл свой взгляд от земли и обратил его к небу, он бы улыбнулся, и Мир оказался бы не таким, каким часто навязчиво пытаются нам представить, а таким, какой он есть на самом деле.

 Однажды, в «лихие девяностые», я ехал на автомобиле из краевого центра привычной дорогой домой. Август. В машине было жарко. Вижу, на обочине, укрывшись под тенью акации, стоит человек с поднятой рукой. «Голосует». Я притормозил.

- Садитесь.

- Спасибо. Целый час стою - никто не останавливается.

- Вам далеко?

- До развилки.

Я сразу узнал в нём чеченца. Мужчина улыбнулся и, словно оправдываясь, сказал:

- У меня есть своя машина… Но только… Понимаешь, не могу я на ней никуда ехать.

- Почему?

- Я же - чеченец…

- Ну и что?

- Как, что? На каждом блокпосту тормозят. Проверяют документы, лезут в багажник, чуть ли не в карман. Потому, что я - чеченец. А у меня жена - русская. Я двадцать лет здесь живу. Я что ли виноват, что в Грозном идёт война? Что какие-то паразиты затеяли резню? В чём моя вина? Как думаешь, это когда-нибудь закончится?

На его лице грустила растерянность. Я ответил:

- Закончится. И не когда- нибудь, а скоро. Будь уверен. Тебя как зовут?

- Алик.

- Так вот, Алик. Пена обязательно сойдёт, всё встанет с головы на ноги. Не огорчайся. Поверь мне.

Он недоверчиво спросил:

- Правда?

Я притормозил у нужной ему развилки и ответил:

- Правда. Не сомневайся. Я в этом уверен.

Смуглое лицо осветилось едва заметной улыбкой:

- Спасибо, брат. Счастливого тебе пути.

Отъезжая, я поглядел в зеркало заднего вида... Алик вынул из кармана платок и поднёс его к глазам. А, может быть, мне это показалось? Утверждать не стану. Всё-таки, август - жара.