Он смотрит объявления на работе в интернете: свой город и Москва, Петербург.

«Требуется копирайтер, опыт работы не обязателен, главное - креативность и желание работать. Молодой дружный коллектив. Чай и кофе с печенюшками».

«Требуется интернет-маркетолог. Опыт от 1 года. Но можем всему научить. Английский базовый. Опыт работы с графическими редакторами. Молодой дружный коллектив. Чай с печенюшками и прекрасный вид из окна гарантируем».

«Требуется SMM-менеджер. Опыт 3 года. Работа в тематиках женской, строительной и автомобильной. Английский базовый. Молодой дружный коллектив. Кофе и чай с печенюшками, адекватное руководство».

«Требуется маркетолог. Можно без опыта, всему научим. Главное - желание. Высшее образование, знание ПК, английский, высокая скорость набора текста. Желателен опыт в социальных сетях. Неформальная обстановка, чай и печенюшки, прекрасный вид из окна в центре города».

Он пьет чай и смеется, даже чуть захлебывается от смеха: «Похоже, печенюшки в молодом коллективе, спаянном, видимо, кофе с этой закуской - это все, на что я могу рассчитывать. Да. Весело. На западе нужны специалисты, у нас молодые и только молодые, почти без опыта, которые польстятся на печенюшки с чаем. Обалдеть! Россия.

Начальник лет тридцати сразу спросил про возраст.

- Мне-то все равно. Да я уже устал. Молодым руководителям вбили в голову, что сотрудников старше сорока лет нужно или убивать, или никуда не брать.

- Ну, я тоже думаю, что процентов двадцать сотрудников в любом возрасте нормальные.

- Наверное. Но в общем вот такая картина. Смотрите. Я никакого возраста не чувствую. Не то чтобы на сто процентов, но на девяносто не чувствую. Вы это увидите.

Тот кивнул. Грустно посмотрел в стол.

Больше туда не ходил.

Он устроился аналитиком.

- Ну и дурак этот начальник, - говорил он дома, - как ребенок, будто школы не закончил. Не понимает элементарных вещей. Зарабатывают на разделе рынка. Тупой.

- Но не говори ему это.

- А очень хочется. И ведь у них открыто говорят, что ей нужно уйти, выживают, а бардак какой!.. Мало кто что знает. Молодежь работает жутко, мат, хамство, подсиживание. Говорят, жучки в телефонах. Я уже без начальника кое-что про него сказал.

- Вот тогда плохо. Может, и не нужно там работать.

В последний день начальник вызывал, обтекаемо объяснял, что не нужен.

- Ну и слава богу! Я пошел.

Он обрадовался.

Его взяли на одну должность, а фактически использовали и по второй. Одна молодежь, только женщина на продажах старше. Чай и печенюшки.

«Но в общем ничего, - думал он, - я и копирайтер, и маркетолог, и, в общем, почти кто угодно. Лишь бы отношение было хорошим.»

Женщина предпенсионного возраста обзванивала потенциальных клиентов. Суровая дама-начальник отдела продаж не прощала ей ни одной самой маленькой ошибки. Наконец их разговор стал совсем жестким.

Женщина стала собираться на выход.

- Блин, они её просто уволили! Так чего я буду тут работать, эти уроды и меня могут выбросить. Ничему больше на западе не научились, как только говорить людям: «вы уволены».

- Вы относитесь к сотрудникам не просто жестко, а жестоко, - он был спокоен, говоря это.

- Сейчас я вам денег соберу, - начальник, вроде, чуть смутился.

- Да какие деньги. Наши отношения не оформлены...

Он ушел в обед.

Громко попрощался.

Усмехнулся.

Сожаления не было.

Интернет-магазин - всего семь человек, по крайней мере, вне Москвы. Руководство, конечно, там. Они пригласили его - он отказывался - и вначале посадили отдельно. Потом переехали в центр и посадили с двумя девушками, одна из которых мастерски, хотя и немного стеснительно, ругалась матом. Директор всё врал, что вот-вот оформит официально. Обещал каждый раз с эмоциями, даже чуть сбиваясь.

«Врет-то даже как творчески, художественно. Настоящий русский бизнесмен» - подумал он.

Зарплата была один раз - и всем по пять тысяч.

Потом директор уволил троих - где-то половина сотрудников. Он сказал, что после такого больше работать не будет.

Тот явно дулся, молчал, ничего больше не заплатил.

«Верно, на печенюшки бедному не хватает», - смеялся он по дороге домой.

Он встретился со знакомым на улице, сели у здания суда в сквере, полчаса болтали.

- И я этим соловеющим от чванства и ванн выпитого кофе циникам говорю: «Да я идеально вам подхожу. И не болею никогда». Они мне: «Будем думать». Я им: «Да сколько таких молодых коллективов с дружными печенюшками уже перевидел, что ставят неясно что, какое-то чаепитие впереди всех интересов дела!»

- В общем обругал их всех, послал в…

- Ну, я не ругался. Встал и ушел.

- Да и правильно. Думаешь, ты один такой? Хамло и тупые, я вижу то же самое. Так их воспитали, такое поколение. Их не исправить. Цинизм и всё! Всё просто. Апофигей тупости, чванства и молодого, убогого до уровня молодого хряка, цинизма.

- Понятно, что правильно. Чертовы циники с печенюшками! Чванство чисто русское, даром, что молодые!

Маленькая юрфирма в центре. Начальник - парень лет двадцати пяти в белой рубашке и строгих черных брюках, но с лицом хулиганистого мальчишки - снисходительно посмотрел на него.

- То, что вы делали - вода. Вы ничего не умеете.

- Да никакая не вода. Это легко доказать.

Он посмотрел в глаза начальнику и увидел себя. «Зеркало!» - подумал он. Собрался и пошел.

- Нет, у меня есть работа вроде подработки, - начальник как-то странно изменил тон, даже чуть улыбнулся. - вы вроде копирайтер ничего, могу дать работу по договору.

- Да это мне каждый день предлагают.

Он шел, плевался и думал: «Ну и чваньё! А какой цинизм у молодых! Это нечто! Малый и средний бизнес почти все - уникальное чванье, часто тупость, и главное - редкое хамство. Так и должно быть - русский капитализм только начинается. Ему нужно переболеть детскими прыщами жестокости и тупости, и это лет на сто. Блин! Полный абзац! Ведь им просто нужен человек, который был бы молодым и все выполнял. И все врут, что не на продажи. Может, и не на все сто, но продажи будут. А я не пойду! Нет и всё! Рабочим буду, на продажи не пойду. В России продажи - это могила. Заедят или сам уйдешь. Теперь только так!»

/Мысли

Коньков, молодой чиновник, проработавший в департаменте два года, попивая кофе, от нечего делать довольно лениво играл в «Тетрис», а сам, как обычно, потихоньку думал о тяжелом, почти безрадостном житье-бытье.

«Ведь без блата тут, как и везде, ничего не сделать. Ё моё! Прям не чихни. Взять хоть моего обожаемого шефа Васькова Михал Иваныча. Уж какой деятельный человек. По части начальству... полизать да кому какую гадость потихоньку сделать. Показуху развести и всё такое. Взятки... Да мало кто сомневается. Кто же без них? Нет, вот хоть одного найдите, кто хотя бы не хотел взять? Ну, есть лопухи, что могут брать, да не решаются. И это я. Отстой!»

Коньков допил кофе и начал новую партию «Тетриса».

В кабинет вошёл Трифонов - старый, сутулый и почти слепой экономист, который уже ни на что не реагировал; положил папку, вытер очки и стал что-то с шумом искать в столе.

«Тоже чмошник, - продолжал свои мысли Коньков. - ведь всего и блату-то у Трифонова что какой-то замначальника отдела охраны, такой же трахнутый на голову как и он сам. Ничего за сорок лет работы не добился. То ли дело Михал Иваныч. Раньше терся в парторганах. Блин, за три года дошел до замначальника высшей партшколы. Теперь может хоть в Белый дом, хоть на Лубянку войти без стука. И ведь уловил, когда партия стала сдавать, что надо уйти в городскую власть. Там отфигачил три года, сидел где-то в плановом департаменте в кабинетике чуть ли не под лестницей, да ведь тоже со всеми покорешился. Теперь здесь, - место-то суперхлебное, какой навар можно брать с импорта - да с чего угодно. Но связей как у самого... Даже больше, просто влияния меньше и всего такого. Харизмы никакой, положение фиговое. Вроде обмылок обмылком, а вот тебе - крёстный отец».

Трифонов ушёл, и Коньков опять остался один, бросил «Тетрис» и стал просто смотреть в окно, откуда были видны река и кусочек Кремля, прочие такие солидные и известные виды центра. Он пальцами отстукивал по столу какую-то простенькую мелодию, держа в зубах карандаш.

Тяжелые мысли не давали покоя: «И ведь сам Васьков-то из смоленской деревни, внешне Вася-Васей. А всё у него делают подчиненные, сам фиг чего будет, только подписывает да договаривается, целый день по кабинетам, по совещаниям, ездит не пойми куда. Секретарша шефа вроде знает, что он то встречает кого, то в ресторан, то в сауну, черта с два он в рабочее время будет работать. Мне фиг скажет».

Дверь в комнату неожиданно открылась и вошел сам Васьков, в руках он держал папку и букет цветов.

Коньков не успел вынуть карандаш изо рта.

- Карандаши кушаем. Вкусные? И ничего не делаем. - сразу же выдал начальник, бросив на стол папку и цветы. Достал из папки бумаги:

- Вот, нужно все договоры проверить и, если что не так, мне на стол. Понял ? Сейчас.

- Ну, через час будет готово.

- Ну... Он тут запрягает. Мухой!

Коньков сел проверять договор.

Васьков ушел и Конькову было ясно, что раньше завтрашнего утра он не появится. Просмотрел страницу и опять нагрел кофе, стал пить и смотреть на карту России на противоположной стене. Работать не хотелось.

Он смотрел в окно и думал: «Там всё нормально. Сойдёт. Сдам так. Васьков - это же настоящий блатмейстер, говорят, еще год-два - и будет замначальником управления. У него всё смазано. Да он и так живет - дай боже. Ведь две дачи, «Лексус» через год новый, домик, пусть маленький, на Рублевке на кого-то записан, всё как у людей. А всего-то чиновник, зарплата не аховая. Да и всё барахло записано фиг знает на кого. Так, формально живет в советской квартирке в Сетуньском. Там, верно, уж лет пять не бывал. Какой-то его родственник живет, он только прописан.»

Во дворе резко загудел клаксон, залаяла собака. Но Конькову было лень вставать и смотреть...

Он окончательно оставил договор и вложил его в файл. Снова взял карандаш и на этот раз стал водить тыльной частью по подбородку.

«Мне куда до него. Я через дядю, а он всего-то замначальника отдела - и уже под пенсию. Васьков вроде с ним почти в одном ранге, а вот кого хошь проведет, мне тут на договорах да другой фигне сидеть лет пять или до упора. Вроде Трифонова. Превращаюсь в точно такое же чмо».

Он тяжело вздохнул.

От огорчения Коньков снова стал жевать карандаш и думать: «А как он умеет нужных находить! Дербень-колода! Ведь и сюда он кого только не приводил. И космонавты какие-то тут чуть не толпой приезжали, прямо у нас за этими столами пили, тут и консулы африканские, и олигарховские бабы толклись, и даже Абдулов тут че-то у него писал, вроде визу ему не давали. Всех знает. Умеет человек. Классический блатмейстер. Не просто большой блат там какой-то, а настоящий ас».

Со злости Коньков даже вытащил в компьютере потайной файл со скопированной порнухой и стал его просматривать. Но горькие мысли никак не покидали.

«А никогда он ни на чем не попадается. Все документы как надо. Хотя, нет, бывает - но все быстро утрясет. А какой обходительный, женщины прямо балдеют, хоть ему уже под шестьдесят. Да, ходит слушок, что один раз попался на взятке, да сумма была чуть не в сотню штук - да не рублей. Но всё прошло. Он и в ментовке и в гэбухе может уладить что угодно. Бабульки говорили, он им и отдал. Обещал с тех пор не попадаться. И не попадается. А всё же не стал он начальником департамента, ни замом министра. Может, из-за той взятки, а скорее нет. Уровень не тот. Говорить не умеет, при встрече с иностранцами всё непереводимые анекдоты травит. Английский даже толком выучить не может. Деревня... Здрасьте да досвиданья. У меня английский и немецкий, а на фиг никому не нужен. Вон, за стеной из иняза сидит референт, восемь языков, на пяти говорит. Ни фига перспективы, потому что блата нет. Сюда кое-как пролез, через какого-то пенсионера. Вот так! Ох ты, на обед же!» - Коньков даже чуть не упал со стула.

Но даже в столовой огненно-завистливые мысли о начальнике не покидали. «Вот ведь как-никак он деревенский, все как-то не совсем всё идет у него - думал Коньков, стоя в очереди к раздаче и разглядывая ножки стоящей впереди секретарши из соседнего отдела, отчего и от Василькова отвлекся, - «дочка ректора финансовой академии. Папаня устроил через кого-то. А дура-дурой. Вот папа диплом оформит, сразу будет тут замнчальником или референтом. А так ножки-то ничего».

Он долго обедал, покурил во дворе, потом нарочно прогулялся по нижнему этажу, где обычно торчали девочки из технических отделов, пригляделся к ножкам и попочкам, поздоровался с парой знакомых, купил в киоске журнал.

«Вот и ничего не удалось. Все девочки тощие, да и ножки какие-то кривоватые», - думал он, придя в комнату.

Там опять никого не было. Трифонов явно приходил, оставил кучу папок и запах дешевых сигарет.

Коньков опять сел за стол, взял уже погрызенный карандаш и опять стал думать.

Вдруг в комнату вошел какой-то человек в черном пальто, быстро огляделся и спросил: «Васькова нет?»

- Он был с утра. - испуганно ответил Коньков, постепенно узнавая гостя.

- Да, но где он? - махнул рукой посетитель, быстро выходя из комнаты.

«Черт, это ж сам Дарапас, владелец «АлРуси»! Коньков даже схватился за стол. Вот Михал Иваныч дает! Или всё же это не он? Фиг знает! Да он!»

Минут пятнадцать Коньков сидел так, будто ему только что сделали кардиостимуляцию. Но потом как-то сразу опять погрузился в свои тяжелые мысли, час обдумывал, зачем же могучий олигарх мог прибыть лично к Васькову. Постепенно просто заснул.

- Толя! Господин Коньков, - кто-то тряс его за плечо. - спать на работе нехорошо.

- Я не сплю.

Рядом стоял Васьков, в руке опять был букет цветов, в другой - торт.

- Перед тобой бумага, нужно по ней утрясти с комитетом по имуществам это дельце по строительству офиса, давай сегодня, пока там еще кто есть. Скажешь Круглову, чтоб срочно, мол, от меня, да и скажи, что потом все дела утрясем. Я лично всё привезу. Понял? Мне некогда.

- Понял. Вы всё? К вам вроде был сам Дарапас.

- Знаю. Он звонил. Всё, работай. Спишь целый день.

«Так это был он - думал Коньков, безуспешно пытаясь дозвониться. - Вот тебе и Иваныч. Блатмейстер высшей марки. А я что? Чмо. Полное и безнадежное. Мне не то что нефтекомпания, а и должность следующая фиг светит».

Он бросил телефон, от огорчения закурил, открыл форточку и стал, слегка выгоняя дым рукой, смотреть в окно. Во дворе у машин стояли две девочки с длинными крашеными белыми волосами и еще более длинными ногами под ультракороткими юбками. Коньков внимательно смотрел на них, стараясь угадать, не знакомые ли.

«Ну хоть какое-то удовольствие в жизни, - думал он, - а то ведь прямо без просвета».