|
/1. Портрет.
- ...Грузик, проснись! Три-пшнадцать, проснись, сука! Грузик, погляди, это же джаз...
В казарме на две сотни бойцов действует обязательное правило выживания: ушёл в койку - отключайся намертво, до побудки, ибо к полуночи концентрация миазмов от переработки солдатиками потреблённого пайка достигает запредельного уровня, посему, если вдруг от особо злобной колики сон прервётся, коротать остаток ночи придётся в курилке, а сонный воин есть потенциальная жертва армейских сатрапов…
- Грузик, в рот ноги, проснись! Это же кайф! - Рыжий щёлкнул меня после вечерней поверки, когда мы, задыхаясь от жара раскалённого за день железа, второпях давились тёплым «Памиром» (вино креплёное, ординарное) в фотографической будке. Урча желудками я и Покойник разбежались по спальным местам, фанат-моменталист полночи творил мой поясной портрет...
***
- Извините, пожалуйста, вы не подскажете, где можно одолжить пятьдесят копеек? Вопрошающий - ясноглазый, упитанный субъект с охряными прядками по лепному черепу. Деморализованный кротким взором, я нашарил в кармане последний рубль и вручил вымогателю. Сам на тот день пребывал на птичьих правах временного ассистента художника, голодал жестоко и не видел будущего. За последующие месяц - полтора, была мною разыграна завершившаяся абсолютной викторией баталия за приемлемый быт: благодаря содержащим алкоголические напитки посылкам из семьи и собственным непростым телодвижениям добился-таки вожделенного статуса, получив в собственное распоряжение художественную мастерскую и должность оформителя при политическом отделе. Стало можно существовать: появился свой угол с печуркой - возможность просушки нательного и готовки скудных сверхнормативных харчей; образовались тайнички для сокрытия преследуемого по уставу спиртного: посылки из дома я получал регулярно и, обильно спаивая руководство, не забывал толику заначить (обладавший собачьим нюхом великолепный Батя поклялся сорокалетней портупеей выявить в отбившемся от рук грузине злостного нарушителя и тайного врага, - достойный прапор не ленился чинить на мою конурку ночные контрольные набеги, но каждый раз оставался с носом: горячительное по мере поступления разливалось в камуфлированные под растворитель и красители ёмкости без надежды на опознание).
Как-то, месяца через три после насильственного отторжения моего от родных пенат, батюшка, надумав проведать любимое чадо, отбыл за три тысячи вёрст, прихватив с собой пару оплетённых вёдерных бутылей крепчайшей виноградной водки и ящик вина. На третьи сутки визита, явившийся на построение, лиловый с бодуна Стропило изрёк: «Ну вот, бля! К грузину родитель приехал и в полку сразу же открылся парк культуры и отдыха…»
...Так вот: я уже полноправный хам-солдат, (салага - не салага, дед - не дед: сортир не убирает, в наряд не ходит, наглый, как дембель, а служил всего то...), отмазюкав с трафаретки портрет Вождя и лозунг про «Ум, Честь и Совесть», выполз на согретые щедрым бактрийским солнцем ступени клуба и разбросал кости. Похрустев занемевшими от тяжких трудов суставами, закурил я сигаретку и стал пересчитывать наличность мелкими деньгами.
От житейских забот отвлёк меня голосок со знакомыми интонациями: неподалеку стояли трое - приплясывающий рыжий толстяк, узбек и чуть в сторонке нагломордый и голубоглазый, который ухмылялся в руку.
Рыжий давил узбека:
- Три-пшнадцать, дай пятьдесят копеек. А ты знаешь такую команду - «Блек Саббат»? Дай пятьдесят копеек, и Тони Аёми сыграет тебе серенаду на трубе... Гони пятьдесят копеек, морда жирная, к тебе завтра родня приедет, жратвой завалит, а тут солдат восьмого года службы с голодухи лупится. Давай, сука!
Узбек, не выдержав напора, отсыпал в подставленную ладошку мелочь.
Голубоглазый шагнул к рыжему, указал на меня, шепнул в ухо. Облизываясь, дуэт приблизился к ступеням. Рыжий, сменив тактику, начал:
- Простите, вы не подскажете, где можно одолжить...
Не дав развить тему, я напомнил о прошлом займе, потребовал вернуть сдачу с рубля и столько же занятых. Рыжий пощупал меня на предмет знакомства с Джимми Пейджем и, получив в ответ цитату из Моррисона, предложил объединить капитал. Что мы и сделали.
В тот вечер, в нарушение устава Вооружённых сил, Покойник (голубоглазый, нагломордый) был делегирован через забор в ближайший продмаг. Уединившись в будке Рыжего, мы воздали немудреной закуске и паре литровых пузырей местной отравы.
Ночью мне было вручено моё фото, а на утро меня представили полуживому после дежурства Телеграфисту со словами: «Хоть и грузин, но шарится!»
Вот так и сложилась секта Г.Б.
/2. Бражка
Приписан я был, как и полагалось, к полковому клубу, но в виду особой значимости служебных моих манипуляций, как-то: поточное изготовление разноформатных предостерегающих и стимулирующих боевой задор плакатов, транспарантов, планшетов, стендов; роспись девственных по недосмотру фрагментов стен и заборов портретами вождей и изображениями застывших возле устремлённых на вероятного противника средств массового поражения суровых воинов; оформление «Ленкомнат», «Музея боевой славы» и проч. - курировал мою деятельность непосредственно начальник политотдела, симпатичный, абсолютно не соответствующий должности по степени порядочности дяденька (единственный в полку высокий чин, не вымогавший посылок из солнечной Грузии). Любил он меня, Рыжего и всю нашу смурную четвёрку по-отечески и неизменно покрывал проступки наши, за некоторые из которых могли мы запросто схлопотать коллективную бессрочную командировку на совсем уже дальние рубежи необъятной страны Советов.
Кроме главного, имелся у нас с Рыжим шеф непосредственный - клубный начальник кровосос Алик. Воришка, выжига и сволочь, всем существованием своим демонстрировавший миру, что жить припеваючи можно и пользуясь мундиром офицера Советской армии. Выпить и вкусно закусить он любил превыше всего, но пьянствовал с умом, набирался обычно к ночи, когда можно было не опасаться конфуза. Печень у Алика по-видимому пошаливала, ибо поутру, после возлияния, являлся он в часть с шафранными щеками и бывал по-подлому лют, изливая на нас похмельную хворобу...
Сегодня от той жизни меня отделяет, страшно подумать, сорок годков, посему воспоминания мои носят несколько сумбурный характер…
Сорок лет тому, после года, потраченного на абсолютно дурацкое, бестолковое пустоделание, я вернулся в родной город, в любимый двор на любимой улице.
Дома меня ожидало непонятное пока, в силу новизны ощущений, состояние - отцовство шестимесячной дочурки, проистекающие из этого заботы, слегка растерянная от неопытности моя подруга, суета дедушек и бабушек и требующие своей доли внимания друзья.
Смена интенсивности эмоциональной нагрузки не затрагивает психику, если ты молод и крепок здоровьем. Я был молод и организм мой был закалён казармой.
Сегодня, к слову, я так же не жалуюсь на самочувствие, но бывает, что от нескладно прожитого дня ночью меня посещают тяжелые сны.
А бывает, что приходит сон, от которого трудно оторваться: Рыжий, с трудом дотащивший до части посылку для тромбониста Эрика, пожаловался на ненормативный вес. В ящике оказалась фляга с мёдом кило на десять. Пренебрегая протестами адресата, изъяли четвёртую часть и затеяли в моей будке чаепитие. Сожрав, сколько влезло, порешили организовать брагу из недоеденного. У кухонных добыли дрожжи, отмыли до стерильности бидон из-под олифы и заквасили родимую. Обмотав бидон одеялом, пристроили ёмкость за печуркой, прикрыли наглядной агитацией. Как этнически принадлежащий к племени виноделов, я предупредил компанию: продукт буду лелеять до полной зрелости, перебродит - дам отстояться, отфильтрую, и после восчувствуем. Весь процесс займёт дней десять.
Рыжий явился утром, отыграв на плацу «Прощание Славянки»:
- Грузик, где бражка?
- Охренел? Она только-только бродить начала…
- Кончай ты, бога ради, свои светские заходы, давай кружку!
Рыжий выволок бидон из укрытия, наполнил кружку пенящейся гадостью, зажмурился... Пристроив выпитое в желудке, выхлестал вторую порцию и прижался животом к тёплой печке:
- Внутри добродит…
Минут через пять поплывший в хлам толстяк ушёл в фотографическую будку:
- Грузик, я подремлю. Кто будет искать - на почте...
Ну, бражку мы съели в два дня. Пришлось, пользуясь благорасположением некой дамы из персонала санчасти, бегать за «Сульгином» и прочими кишечно-укрепительными средствами.
- Ну что, Грузик? - это мы допивали остатки. - Привык на родине ко всяким марочным? - покойник занюхал порцию пойла рукавом.
- Не бери в голову. - Телеграфист нацедил себе. - Абстрагируйся, генацвале. На войне как на войне, то бишь - в казарме...
/3. Г.Б.
Воинская часть располагалась на окраине, соседствуя с окружавшими железнодорожный вокзал кварталами. Между нашим забором и ближайшими домами присутствовал тенистый парк, куда солдатики бегали в самоволку перехватить тёплой водки под манты. С тыла полк граничил с городским аэропортом, «Шёлкомоталкой» и изготовлявшим повидло, кильку в томате и загадочный «Анзур горный маринованный» консервным заводиком.
На шелкомоталку бегали по девочкам. По пути имели место два хилых продмага с увядшей колбасой и набором плодовоягодной отравы. В одном из них я обнаружил покрытые толстым слоем пыли пузыри арабского рома с изображением губастой красотки на этикетке. Путём несложных математических выкладок и натурных испытаний воздействия крепчайшего напитка на организм удалось убедить оппонентов в абсолютной выгоде замены традиционно потребляемого «Памира» на продукт, поставляемый в благодарность за помощь в Шестидневной войне. Попьянствовав, порожнюю посуду демонстративно выбрасывали на полосу препятствий. Руководство незамедлительно отреагировало на новацию в алкогольном довольствии личного состава - в утреннем приветствии Стропило не преминул отметить: «Аристократы в полку завелись, в душу мать! Чернила жрать больше не желают, импортных напитков им подавай...»
Вернёмся к нашей дислокации: от привокзальной площади троллейбус вёз желающих в Пионерский парк, к озеру. Самоволки на озеро зачастую заканчивались гарнизонной губой и последующей длительной командировкой на заснеженные отроги Памира...
В двух кварталах от нас тянулись ряды Зелёного базара. Рыжий, возвращаясь с почтой, регулярно окучивал грядки с торговцами. Тактику плут выбирал незатейливую, но безотказную - наметив жертву, Рыжий наступал как танк:
- Бабай, дай арбуз. Дай арбуз, тебе говорят!
Нарвавшись на вполне объяснимое недовольство аборигена, переходил на ор:
- Я кровь проливаю, землю твою защищаю, а тебе арбуз паршивый для солдата жалко?!
Экспроприированные бахчевые толстяк складывал в почтовый чемодан, набрав мелких арбузов, менял их у тех же дехкан на пару ощутительных либо на сочную дыню.
***
В субботу выдался спокойный вечер: командиры укатили ревизовать дальнюю точку, Алик где-то пьянствовал, Телеграфист и Покойник приходили в разумное состояние после дежурства. Жара стояла убийственная, и мы, поджидая Рыжего, устроились на скамьях летней киноплощадки, под сенью ветвистого желтосливника. Из клубного динамика ревело: «Арлекино, Арлекино...»
- Сукой буду, Слепец дрочит на Пугачёву, - Покойник перевернулся на живот. - Четвёртый раз подряд арлекину крутит...
Телеграфист задрал бровь:
- Мастурбируют обычно на визуальный объект.
- Так может у него фотография присутствует, - развил я тему, - и визуальный возбудитель он закрепляет вокализами вожделенной особи?
На площадку ворвался запыхавшийся толстяк, выкатил из чемодана два арбуза и повернул назад:
- Писем нет, переводов нет, дыню, подлые, не дали, я на развод...
- Опять арбузы... - Телеграфист сдернул с носа очки. - Грузик, что, в загашнике пусто?
- Сожрали всё, кроме повидла.
(За месяц до того Рыжий с Покойником приволокли с подшефного консервного заводика десятилитровый жбан яблочного месива).
- Нет! Только не повидло. Мне после дембеля будет во снах являться ломоть арбуза, покрытый толстым слоем повидла. В кошмарных снах.
- А поверх повидла, как на тартинке - штука кильки с долькой анзура, - добавил Покойник.
На плацу оркестр грянул марш. На коде кларнет Рыжего, гнусно фальшивя, перешёл на сфорцандо.
- Толстяк сигнал подаёт, - Покойник поскучнел лицом. - Кто-то из сатрапов на дежурство заступил. Либо Черныш, либо Баран.
- Черныш на Гулизон уехал, - напомнил Телеграфист.
- Значит - Баран.
- Какая разница кто заступил? - подал я голос. - Один чёрт - денег нет, выпивки нет, ни хрена нет. Пойдём баиньки, как дисциплинированные солдаты.
Из-за ограды послышались вопли Рыжего:
- В рот ноги! Как с дедушкой разговариваешь? Давай рубль. Что значит «нету»? - Солдырь зелёный...
- Зря старается, - вздохнул Покойник. - Я всю учебку прошерстил, нет у солобонов денег.
Рыжий пришёл злой:
- Полный бардак: личный состав обнищал, на кухне клейстер с салом - зажрались отцы-командиры, Баран с похмелья, злой, как Кощей. Грузик, пожевать ничего не заначено?
- Повидло.
- Фу... А может, бражку из повидла забубырим?
- Нет уж, хватит! - Телеграфист пощупал живот, прислушался. - Я, между прочим, собираюсь семью создать на гражданке. Здоровую, полноценную семью.
- Кстати о семейной жизни, други мои, - это я подал голос. - Я боец молодой, опыта у меня мало, просветите: уже неделя, как у меня напрочь пропала естественная утренняя эрекция. Может, нам какую гадость в баланду подмешивают?
- Ну тебя-то это не особенно должно волновать, - рассудил Покойник. - Твоя супруга вроде на сносях?
- Грузик, не бзди, к осени рыбу завезут, хек называется, шишка сразу в норму придёт, - заверил меня умудрённый Толстяк.
- Спасибо, родной, успокоил.
- Протестовать надо, незамедлительно отвечать адекватными акциями на произвол зажравшегося ворья! - Телеграфист протёр очки портянкой.
- Протестанты на Памире служат! - Рыжий понюхал арбуз. - Не могу я их больше есть. Грузик, а из арбуза бражка ништяк должна получиться.
Покойник зашевелил челюстью:
- На дембель дам домой телеграмму: «Евреи, готовьте форшмак!» С Домодедова прямо домой - буду мазать форшмак на мацу и жрать, мазать и жрать, мазать и жрать...
- Всё, чуваки, - я сделал страшные глаза, - кончаем ныть. Начинаем протестные действия, но с умом. Что преследуется отцами нашими пуще всего? Правильно - нарушения устава, и в первую очередь - несоблюдение формы одежды. Что пытаются примитивные наши однополчане сотворить на предмет нарушения формы одежды? Верно: женский половой орган на панаму, на сапогах гармонь, ремень на яйца, бляха согнута, и главное - неуставная причёска! Что делаем мы? - Панама горшком и натянута по самые уши, голенища без единой складочки, ремень под мышки, бляхи ровняем молотком и бреем головы до зеркального блеска. Усекли?
- Грузик, ты гений, сатрапы от изумления в штаны наложат, - Рыжий задёргал ляжками. - Бошки я обрею, сей миг за бритвой побегу…
- С сапогами не выйдет, - засомневался Телеграфист. - Кирза всё одно складку даст.
- Не, родной, - возразил я, - у меня в будке лак авиационный, помажем - стоять будут, как пенис до призыва.
Намотав на бидон с повидлом старую шинель, мы соорудили болванку, и Покойник выгладил на ней панамы, придав им форму ночных сосудов.
Телеграфист развесил на сучьях урюка сапоги, а я обильно помазал голенища лаком.
Для фиксации ремней Рыжий вшил в наши гимнастёрки поддерживающие крючки чуть ниже подмышек.
После мы обрили друг дружке головы.
Наведя марафет, вышли на прогулку.
На штабной аллее на нас наткнулся Баран:
- Это, ётить, что за бля?
- Товарищ капитан, разрешите обратиться, - Рыжий выступил вперёд. - Это вы по поводу чего?
- Это, бля, что за ё...?
- А-а, понял, по поводу нашего внешнего вида. Это С.В.П.С.У. - Рыжий сдёрнул панаму. - Стрижка Волосяного Покрова Согласно Устава, оно же Соответствие Внешности Параграфическому Соблюдению Уложения!
- А...Ну, бля, да...
- Разрешите идти, товарищ капитан?
- Ага...
В курилке обслуги дембеля внимали бренчавшему на гитаре Трезору. При нашем появлении гитара жалобно тренькнула и затихла. Стукач Ованес ни черта не понял, но на всякий случай рванул к офицерским баракам. Затянувшееся молчание прервал Синица:
- Вы что, суки, полк позорить?
- Молчи, джубедло, - Рыжий отставил кругленький зад. - Новая мода: Г. Б. - Группа Близунов. П. В. О. - против Вероятного Орангутана, понял?
Мы продолжили променад.
- Результат налицо. - Объявил Телеграфист. - Будем наблюдать развитие ситуации.
Перед отбоем появился проинформированный Ованесом Батя, обошёл кругом меня, крякнул, недобро улыбнулся:
- Грузин, я вас всё-таки определённо определю...
/4. Герои
Наутро перед баней мы устроили пятиминутку на спортплощадке. Дабы поджарить бледные затылки, бритые головы явили солнечным укусам. Начфиз, направляясь в свою каптёрку, остановился, оглядел нас умными глазами, одобрил:
- Гигиенично, опять же наглядное пособие по френологии. Голенища как выправили?
- Секрет фирмы, - отставил на каблук ножку Рыжий. - Оборонная технология, товарищ старший лейтенант.
- Ну-ну, - физрук двинулся дальше. - Учтите, Че-Ка уже в курсе.
- Ну что, воины, выходной спланируем? - поднял я вопрос.
- Сегодня воскресенье, это раз, - Рыжий загнул палец. - К кашевару родня самаркандская приедет, это два. Минимум пятёрку сшибём, это три.
- Пятёрка - это пузырь рома и пятьдесят копеек сдачи, - уточнил практичный Покойник.
- Я к Анке пойду, чёрт с ней. Возьму тушёнки и ещё чего-нибудь… - Телеграфист принялся нервно протирать очки.
- Нет, родной, - это уже я занервничал. - Мы понимаем, ради дружбы ты на многое готов, но мы такой жертвы не принимаем. Закуска будет - начпрод неделю за мной бегает, просит слёзно мышей и сусликов изобразить для склада. Выдаст аванс, никуда не денется.
- На склад бочковую сельдь завезли для офицерья, - пустил слюну Рыжий.
- Ты что? - Телеграфист покрутил у виска пальцем. - Селёдку с ромом. Опять Грузику за «Сульгином» бегать?
Выпучив похмельные глазки, подкатил Алик:
- Снова ваши фокусы? Че-Ка уже в политотдел ходил, интересовался. От безделья беситесь, вашу мать!..
- Ну да, - Рыжий начал приплясывать. - Конечно же от безделья, и главный лодырь - Минченков. На почту - Минченков, фотки по ночам печатать - Минченков, оркестр идиотский тянуть - опять Минченков. Вы, товарищ капитан, мне, как Карлсону, пропеллер в жопу вставьте, может, я ещё чего успею...
- Молчать! Оборзели в суль. Грузин, Шеф зовёт, бегом к штабу.
Заложив руки за спину, Шеф прогуливался у К.П. Внимательно рассмотрев меня, зажёг весёлые искорки в глазах:
- Вчера, кроме этого, - указал на мою панаму, - что-нибудь ещё учудили?
- Никак нет, товарищ майор.
- Особист приходил, интересовался, что это за группировка такая лысая объявилась. Ладно, в пятницу из штаба армии едут - траву подкрасить, наглядную агитацию подновить. Возьми в помощь пацанов из учебки, я распорядился. И ещё, у нас все герои погнили, - Шеф повернул в Аллею боевой славы, - займись.
- А баня, товарищ майор? Завшивею в эту жару.
- Помоешься в офицерском душе, я предупредил.
«Вот тебе и выходной!»
Я с отвращением оглядел расставленных по бетонным столбикам гипсовых героев.
Примчался Рыжий:
- Грузик, в баню построение.
- Без меня, я вон этими уродами должен заняться.
- Не переживай, поварёнка я уже обработал, - Рыжий показал лиловую пятёрку. - Сегодня Шах заступает, банкет устроим.
***
У хозяйственников я позаимствовал тачку, забрал мешок гипса и, задействовав двух салаг, начал перетаскивать полководцев в клуб, выстраивая их по стеночке.
Войдя со света в полутёмный коридор, Алик, невольно потянувшись щепотью ко лбу, шарахнулся к противоположной стене:
- Ты что, охренел? Погост здесь устроил!
- Приказ начальника политотдела...
- Я те дам приказ, он что, распорядился в клубе их красить?
- А куда ещё мне их девать? Может, на Командный Пункт?
- Волоки в киношку.
- А ежели дождь пойдёт?
- Хуже им не сделается, и так на прокажённых похожи.
Пришлось перетаскивать бюсты под любимый наш абрикос, расставлять по скамьям - изысканная получилась инсталляция.
Резко континентальный климат вызвал существенные изменения в облике народных любимцев: у некоторых отсутствовали отдельные анатомические фрагменты, у большинства пострадала бижутерия. Кутузов потерял один эполет и второй глаз. Обнажая жуткие язвы, старая краска пошла пузырями…
Вооружившись сапожным ножом, я стал вырезать дефектные места, кромсая подгнившие уши и носы.
Покончив с аутопсией и замесив гипсовое тесто, приступил к органопластике. Начал с Чапаева. С легендарным комдивом проблем не возникло - подремонтировав папаху, я прилепил рубаке недостающий ус и принялся за Будённого.
Посвежевшая после бани троица заявилась, когда я, высунув от усердия язык, вырезал на груди у Семён Михалыча звезду героя из гипсовой нашлёпки. Телеграфист оглядел пантеон:
- Форменный лепрозорий; ну что, Грузик, справляешься?
- Вашими молитвами.
Покойник ткнул пальцем Суворову в пектус:
- Что я вижу? Неужто Могендовид?
- Господь с тобой, это «Андрея Первозванного», я в библиотеку бегал смотреть. Просто два луча отвалились.
Рыжий оглядел уже восстановленных:
- Да, Грузик, Роден может почивать спокойно - монументалист из тебя, как с моего хрена - пончик. А это что за акроцефал?
- Котовский.
- На фаллический символ смахивает твой Котовский, если уши убрать.
Телеграфист подошёл к соседней скульптуре, сунул палец в зиявшую вместо носа дыру: - Этот сифилитик кто будет?
- Какой номер? - я сверился по бумажке. - Фрунзе это.
- Ущипните меня кто-нибудь! - попросил Покойник. - В некрополе у подножия Памира, под цветущим абрикосом, сумасшедший бритоголовый грузин ковыряет сапожным ножом грудь командарма Первой Конной, а на мне чистые кальсоны и в кармане у меня бутылка тёплого рома. Ром я буду закусывать экспериментальной килькой и анзуром. Завтра у меня будет понос, и я отмечу, хохоча, что от анзура у меня голубая моча. Херем на вас! Мама, роди меня обратно…
- Хватит ёрничать, сволочи, лучше помогите разобраться: у этих вот, - я указал на Суворова с Кутузовым, - полные борта побрякушек, и все попорченные. Как мне их восстанавливать?
Телеграфист махнул рукой:
- Ай, Грузик, не бери в голову. Кто из наших командиров в фалеристике разбирается, Стропило? Упрощай, дорогой: лишнее убери - тут крестик, там завитушку, и давай побыстрее, в грудях щемит.
- Ладно, валите. До отбоя управлюсь, красить завтра буду. Славик, давай к ворюге кладовщику, скажи - грузин за сусликов аванс требует. Вырви, что сумеешь.
Ближе к вечеру прибыл с ревизией Алик. Покрутился:
- Ничего, сойдёт. За неделю галки засрут, друг от друга хрен кто отличит. А Котовский у тебя на хер с ушами похож…
***
Ром пришлось закусывать селёдкой. Вдобавок Рыжий выцыганил у Анки кусок льда и вялый лимон, так что мы почти роскошествовали в моей будке. После второй Покойник поинтересовался: - Грузик, ты когда антропоидов добивать собираешься?
- Завтра к вечеру расставить хочу.
- Может спутаем постаменты, поглядим, рюхнут или нет?
- Алик, гнида, проверит, - Рыжий принялся за селёдочный хвост. - По косвенным признакам идентифицирует.
Телеграфист дыхнул на стёкла очков и поискал чем протереть: - Можно после, по ночам, менять их местами - тоже развлечение…
- А Ворошилов у тебя ничего получился, - Рыжий бросил обглоданный костяк в мусорную корзину. - Помесь Хрущёва с Муссолини...
/5.Ильич
В конце сентября подул Афганец, зарядили дожди. Начавшие оживать после летней дизентерии бойцы, кашляя и размазывая сопли, опять потянулись в санчасть. От непогоды сразу покрылся струпьями красовавшийся у штаба монумент Ильича.
- Срочно займись! - распорядился Шеф.
Соорудив из досок шаткие леса, я приступил к трепанации черепа товарища Ульянова. Сновавшие рядом штабные, завидев скальпированного истукана, пугливо озирались и ускоряли шаг. Бритоголовая троица, наслаждаясь спектаклем, шныряла по кустам. Прохудившийся Ильич оказался по самые уши заполнен дождевой водой. Привязав на верёвочку консервную банку, я оседлал Вождя и принялся вычёрпывать стоялую водицу через прорезанную в темени дырку. Озираясь, сзади подкрался Алик:
- Слазь...
- Товарищ капитан, там воды полно...
- Слазь, урод, застрелю. Мне до пенсии три года...
Алик гнался за мной до автобата. Там я спрятался среди раскуроченных грузовиков. Переждав, задами пробрался к фотобудке. Рыжий запер меня и побежал прояснить ситуацию. Вернулся:
- Грузик, давай в штаб, Шеф требует.
- Как там?
- Злой.
- А Алик где?
- В кинопрокат уехал.
***
В кабинете Шеф курил «Родопи» и хмурил брови:
- Ну?
- ...так в нём воды полно, товарищ майор...
- Заскучал ты здесь, я вижу. В заду свербит? «Дисбата» попробовать захотелось? Сходи к кочегару, он тебе расскажет, недавно оттуда.
Шеф раздавил окурок в пепельнице:
- Че-Ка... тфу ты, заговариваться начал с вами... особист у командира. До того тебя искал. До темна схоронись. После у чечена в караулке возьмёшь фонарь: к шести утра Ленин блестеть должен, как котовые яйца. Завтра машина пойдёт на Пьянж - на неделю исчезнешь, пока я дело замну. Обновишь там «Ленкомнату». И чтоб как мышка... больше покрывать не буду. Всё понял?
-До утра не успею, товарищ майор. Воду вычерпать - сколько времени уйдёт?
- Просверли ему в жопе дырку, чтоб стекла, - заорал Шеф. - Пошёл вон…
***
На моё счастье дождь перестал. Всю ночь я, латая дыры гипсом, красил идола. На рассвете, закончив, отошёл полюбоваться. Поблескивая свежей бронзой, страшный, как Фантомас, Ильич с ненавистью глядел на меня.
- Джубедло, - сказал я ему и побежал собираться.
/6. Тревога
Вернулся я через десять дней. Первое, что услышал у проходной, - доносяшийся из-за забора ор Рыжего:
- Бактриан ты. Чего не понял? - Верблюд двугорбый, азиатский...
Облапив меня, Рыжий стал выкладывать новости:
- Завтра тревога, тебе посылка пришла, Рапопорту тоже - форшмак прислали. Ларкин в отпуск едет. Алик с ангиной в госпиталь загремел. Все от твоего Ленина шарахаются - страшный очень. Сегодня банкет устроим... Соскучились, Грузик.
Я отправился с докладом к Шефу.
- Прибыл? Завтра тревога. Проверяющие будут. Приготовьте с Минченковым всё.
- Товарищ майор, а с этим как? - я скосил глаза в сторону окна, где, закрывая обзор, торчала бронзовая голова.
- Выполняй приказ, Вера Мухина, чтоб тебе...
У когорты полковых дармоедов были строго расписанные «тревожные» роли: свободных от караула сторожевых отправляли на «передовой рубеж обороны», санчасть эвакуировали в тыл. Музвзвод и обслугу идиот Комроты-2 водил в атаку - отражать десант противника. Начхим, установив за клубом воздухонепроницаемую палатку, отлавливал зазевавшихся и загонял в свой маленький освенцим. Начпрод рядом с кухней разбивал зачем-то кухню полевую.
Нам с Рыжим по тревоге предстояло обустроить оперативный пункт наглядной агитации.
Дабы не оплошать, мы заранее выволокли из-за клубной сцены пыльный «тревожный» стенд, привели его в божеский вид и перетащили к штабу. Я заготовил потребное количество «Боевых Листков», оставив пробелы для фотокарточек. Рыжий зарядил вспышку и заправил пленку в кассеты.
Прибыли увязавшиеся с Анкой на гарнизонные склады Телеграфист и Покойник. Неравнодушная к нашему интеллигенту маркитантка после погрузки автофургона мощным бюстом задвинула кладовщика в каптёрку - выписывать накладные. Пары минут нашим друзьям хватило: Покойник засыпал в голенища килограмм-другой гречки и упрятал в рукав батон колбасы, Телеграфист намотал под шинель связку сосисок.
Вскрыли мою посылку. Очень недурственно: бутылка «КВВК», грелка с чачей, шоколад и сигареты.
- Лукуллов пир, - Телеграфист закидал сосиски в кастрюльку с кипятком. - Грузик, наливай.
Чокнулись кружками:
- С возвращением, Грузик.
- За вас, родные.
- За нас, за нас...
Что-то веселья не получалось…
- Вы что как на поминках?
Покойник оглядел нас грустными глазами: - Тревожно мне чего-то. Вот ведь как сложилось вдруг: занёсло грузина, сибиряка, русака и еврея к чёрту на кулички - хиханьки, хаханьки - и прилепились друг к другу.
- Ну и что же тут худого?
- Грузик,- зачастил Рыжий. - Вот тебя неделю не было и в тоску мы впали. Как собаки грызлись, в рот ноги…
- Я же вернулся...
- Так скоро дембель, - Телеграфист сдёрнул очки. - Разъедемся.
- Вот чудак! Что, на разные континенты разбежимся? Страна у нас, слава богу, одна на всех. Сережа, ты домой, в Златоглавую, верно? Славка, не верю я, что ты на Смоленщину вернёшься: семь лет в Суворовском отбарабанил, ты же к Москве уже прикипевший.
- Точно, Грузик, на истфак попробую.
- Ну а ты, Михайло Василич, тоже ведь не усидишь в Сибири, тесно там тебе будет.
- Да, восстановлюсь на третий курс и буду пробивать перевод в МГУ.
- Что же вы носы повесили? Соберётесь в Москве, а мне до вас два часа лёта. Предчаяние у меня - всё будет как в сказке…
- Слова магистра ласкают слух! - Телеграфист, пряча увлажнившиеся глаза, стал протирать стёкла.
- Долой оппортунизм, да здравствует Г.Б! Наливай, Грузик, а я скажу тост. - Рыжий встал в позу:
Близунов отряд отважных
Занимался делом важным,
Дружбы силу познавал
И... ура, три-пшнадцать!
За нас!!! | 
Загружено:
