Мы с ним старые мотоциклисты.

Не зря говорят: «Рыбак рыбака видит издалека!»

В первый момент знакомства то, что мотоциклист он «старый», я воспринял буквально.

Шёл я тогда из Кумзерского посёлка в свою деревеньку. Решил сократить километры и пройти напрямую, по тропинке через поскотину. У крайней избы посёлка, за банькой, увидел: кто-то пытается завести мотоцикл - «ИЖ» с коляской. Но, показалось мне, толкали кик-стартер слишком мягко или плавно, что ли…

«Юпитер» уже бы завёлся» - такая меня, поднаторевшего в этом деле, тогда посетила мысль.

Я не поленился, повернул с тропинки к бане, подошёл.

- Здравствуйте.

- Здравствуйте.

- Планета?..

- Планета.

- Надо резче!..

- Надо.

- Не получается?..

- Уже нет.

Мужику лет семьдесят если не больше. Старинушка…

- Дайте ка… - растянув на два слова, со знанием дела подступился я.

- Корректором пользуетесь? - мельком глянул на рычажок на руле.

- Нет. Так…

- Бензин-то в баке есть ли?

- Есть.

- В карбюратор подсосали?

- Полный.

- Тогда… - повернув слегка рукоятку газа, резко, как на своём (у меня с 79-го года, до сих пор на ходу, «ИЖ-Планета-Спорт» или «ПЁС», как ещё его называли в народе), толкаю ногой заводную лапку.

Завёлся с пол-оборота! Работает чисто, звонко, отсечно. Хотя на вид мотоциклу лет и лет…

- Какая модель? - спрашиваю уже в голос.

- Планета-три.

- Надо резче…

- Надо.

«Слова лишнего не скажет», - думал я, выходя на тропинку через поскотину.

…А через год мы с Василь Дмитричем (до того уже познакомились) ехали вместе, каждый по своим делам, в районный центр - г. Харовск. По дороге он и рассказал несколько историй из своей долгой и богатой на приключения мотоциклетной жизни. Одну из них попытаюсь сейчас пересказать.

Василь Дмитрич говорит неторопко, с остановками, мягко, экономно-точно, сдержанно-достаточно и… ровно - почти безэмоционально. Выдаёт информацию и всё! А там реагируй как хочешь, на своё усмотрение. Хочешь - плачь, а хочешь, - смейся! Даёт собеседнику большой простор в разговоре: уточняй, интересуйся (если интересно), подсказывай (если не терпится) - не помешаешь!

Автобусы у нас в это время ходят редко, три раза в месяц, и то не всегда. Мне приходится часто мотаться в район на попутках. Вот я ему и говорю:

- В прошлый раз ехать пришлось на попутных. Туда - на трёх перекладных: сначала до Шапши, потом - до асфальта, а там - до Харовска. А обратно повезло. С харовского выезда милиционер какой-то на УАЗ-Патриоте подобрал и довёз попутно до Шапши. Ехал составлять акт о смерти. Бабушка какая-то на девяносто шестом году скончалась в Азле.

- Наш? Участковый?

- Нет. Наш в отпуску. Это подменный, из Харовска был.

- Наш-то о прошлый год, - начал рассказывать Василь Дмитрич, - тоже на Патриоте меня как-то останавливал на дороге между Ерофеевской и Воронино. Я смотрю: УАЗик стоит на обочине, мужик голосует. Думал, может, помощь нужна. Останавливаюсь. Смотрю, а это наш участковый. Показывает - глуши, мол. Я заглушил. Тот представился, да и говорит:

- Предъявите документы на транспортное средство.

- Дак, а какие?

Он:

- Водительское удостоверение, ПТС, страховку.

Я:

- В тумбочке…

Он:

- А каски где?

- В гараже…

Он больше ничего не спросил. Обошёл мотоцикл, осмотрел. В коляске ещё сидела племянница. Тоже без мотошлема. Головой покачал. Достал бланки протокола, начал заполнять.

- Штраф по совокупности нарушений будет тринадцать тысяч.

Уже посчитал, значит. Сам пишет. Это вся моя месячная пенсия. Делать нечего. Стою, жду. А сам про себя рассуждаю… вслух:

- Ехал тихо, по правилам. Ничего не нарушал. По дороге, где, бывает, и за целый день никто не проезживает. Остановился, думал, помочь надо - штраф тринадцать тысяч!

Он между делом (заполняет протокол) говорит:

- Мы ведь, кажется, не первый раз с вами встречаемся…

- Дак то ж при других обстоятельствах… когда нам кабельный интернет подводили… в многоквартирный.

- Вы хоть с интернетом обок живёте, как-то устарело размышляете, уважаемый.

Глянул на меня внимательно.

- Вам сколько лет? Вы с какого года?

Я говорю:

- С тридцатого.

Он, недоверчиво:

- Паспорт есть?

- Есть… там… в тумбочке… Всё сейчас привезу.

Он остановился писать. Подумал. Посмотрел на меня ещё раз. Оглянулся (им теперь оглядываться надо, привычка у них теперь такая). Скомкал свой протокол. Решительно так говорит:

- Езжайте.

Я:

- Не поеду…

Он:

- Как? Почему?

- Не заведу. Левый сальник на цапфе коленвала пробило. Менять надо.

Он:

- Что, прямо здесь?!

- Нет. В гараже…

- И что теперь?..

Я:

- Толкнуть надо…

Тут уж я (пересказчик) сам вступил, подсказал со знанием дела:

- Да, Планету с коляской завести - хорошо толкать надо!

- Ну так он остановил случайно подвернувшегося мужика на легковушке, вместе и толкнули.

Я смеялся весело, с лёгким сердцем, окна нараспашку. Ещё бы!.. Счастливый конец. Счастливый Василь Дмитрич. Везунчик просто: мент оказался - милиционером!..

И в довесок к вышесказанному:

Прошлый год у нас отремонтировали мост через Кумзеро озеро, на перешейке между восточным и западным его частями. На этом месте падина такая: и спуск крутой от Кумзерского посёлка, и подъём в сторону деревни Угол. А перед мостом, на высоту нового настила, ремонтники подсыпали гравию.

Василь Дмитриевич по старой привычке пустил под уклон к мостику мотоцикл на нейтралке. Тот раскатился. А перед самым мостом подвернуть немного надо было вправо. Оказалось, как раз на гравии. Рулевое колесо пошло по не укатанному гравию юзом. Попытался притормозить - незаторможенный боковой прицеп с правой стороны по инерции ещё сильней добавил влево. Мотоцикл пробил перила моста и… в озеро! Вместе с мотоциклистом! «Планету» тогда доставали из озера трактором, зацепив тросом.

- Я тогда сильно разбился, обиделся, расстроился, - жалуется старый мотоциклист, - говорю ему: «Как же тебе не стыдно?! Всю жизнь мне верой и правдой служил. А тут, на старости лет, такое отчебучил…».

Это он мотоцикл, который у него с 1972 года, так совестил.

- Сам, когда летел вместе с мотоциклом, - продолжает он, - сильно разбил о перила подбородок. В больнице спрашивали: «Где получили травму?» Я сказал: « С печки упал. Старый уже. Лавка пошатнулась, когда с печи лез, я и загудел»… И добавил:

- … А то ещё штраф припаяют за ДТП. Скажут: «Не справился с управлением, допустил наезд на ограждение и опрокидывание с моста в озеро…».

/Пироги вологодские

Закончилась благодатная осень. Отошли грибы-ягоды, другие дары природы. Съестная тема в обыденных разговорах на ферме стала ещё насущней. На дворе полноправно воцарилась зимушка-зима. Подзатянула наши ремешки на зипунах. Белая, чистая, радостная, настоящая. Вологодская, русская. Зима. Со снегопадами, метелями, сугробами, морозами.

Деревенские жители перешли на домашние заготовки, у кого, конечно, эти самые заготовки были. Кто осенью не ленился и везде успевал - как говорится, и в поле, и в огороде. На магазин надежды никакой! Если там что-то и оставалось, то по талонам в ограниченном объёме и ассортименте. В общем, я остался на бобах, в буквальном смысле. Фасоль тушёная с овощами в магазине ещё была. И не по талонам…

Иду домой с фермы после утренней дойки. Занимается тихое, звонкое, морозно-инистое утро. В природе такой покой, такая тишь, что скрип снега под подошвами промёрзших кирзаков можно, наверное, расслышать за километр. Хозяйки спозаранку, ещё затемно, поистопили в избах русские, «большие», как их тут называют, печи. Сумерки ещё! Мороз за двадцать! На чистом небе сгасли только-только звёзды.

Бреду себе по нахоженному своему маршруту: ферма - Павшиха - Трушовская через Кумзеро-озеро к своей избе. Прошёл уже от фермы по мостику через ручей перед Павшихой, поднялся на взгорок. Ноздри сами так и начали раздуваться, почуяв аромат свежеиспечённого хлеба!

В этих сугробах, в морозной недвижимости со столбами поднимавшегося на зоре вертикально вверх дыма из труб двух изб с ещё не скутанными печами разливался по улочке запах свежего хлеба. Если на подходе уже внятно слышно было, то в самой деревне печным хлебом просто благоухало! В морозной стерильной свежести этот хлебный дух царил безраздельно.

Невольно вспомнилось, как Катя сегодня после дойки рассказывала, какой вкусный рыбник готовила давеча, - её Николай выдернул вчера из проруби двух щучек. Как аппетитно шкварчали выжарки на печной чугунной сковороде - Коля на неделе заколол кабанчика. Как запекала домашнюю колбасу в русской печи. Как её надо наряжать-заправлять - хозяин любит, чтобы начинка была не через мясорубку, а рубленая. Что надо добавить, какую приправу, чтобы придать этому деревенскому деликатесу пряный, острый, аппетитный привкус.

Каждое своё блюдо Катерина старательно расписывала, безнадёжно пытаясь словами передать его превосходные вкусовые качества. И, явно мучаясь от невозможности таким образом донести достоверно всю головокружительную гамму вкусовых ощущений, постоянно приговаривала: «Ах, если бы ты только попробовал!..».

Тут я ей, понятное дело, при всём своём желании никак не мог помочь, как ни старайся… При том Катька, как обычно, ещё и цокала и ёкала. От этого её «цварки» и «выцорки», «пёцонки» и «кёлбоця» казались ещё соблазнительно-потешней.

Припомнив Катины живописания, ловя духмяный запах свежеиспечённого хлеба на деревенской улочке, я тяжко, как корова в стойле, вздохнул. И от этого вдруг развеселился. Хотя чему тут, казалось бы, веселиться?! Следом вспомнился Николай - Катин Николай. Который совсем уж собирался обезножить.

На ферму, о чём говаривал уж, хожу через Трушовскую - Николая знаю хорошо. И осенью ходил. И не раз видел, как он ковылял с косой и пестерем от избы на луг косить отаву скотине, как трудно опускался на рыбалку к озеру с вёслами и рыболовецкими снастями на плече. Как тяжело ему давалось простое передвижение. Как непослушно, медленно гнулись больные ноги, видно, не раз застуженные на нелёгких зимних работах. Как он упрямо преодолевал тяжёлый недуг. Как несмотря ни на что делал своё обыденное дело.

«Такой мужик - думал я, - и без ног лежнем лежать не будет! И сиднем не усидит! Всё равно будет делать так или иначе то, что положено мужику по хозяйству. Поэтому за Катерину можно не беспокоиться - Катя, а значит и Николай, без своих пирогов не останутся!

Другое дело - мне, видно, Катиных пирогов никогда не попробовать…».

Не знаю, с чего вдруг, от этой мысли я опять по-дурацки как-то развеселился и начал не шибко, в голос напевать хохляцкую народную «Ги з сыром пырогы…».

В середине улочки в избе скрипнула попримёрзшая крылечная дверь.

…В домашних тапочках на суконный вязанный носок по уже прометённой от ночного снега-инея дорожке, одетая нараспашку, от печи, видно, выкатилась тёть-Тоня Смирнова. Мне наперерез. Сунула в руки завернутое в рушничок. Тёплое… Духанистое…

- Возьми пирога свеженького. Едва успела испекчти. Только-только из печи выхватила!

Сунула в руки и убежала опять в тёплую избу. Я и поблагодарить не успел как следует - вовсе опешил!..

Ну что ты тут будешь делать?!

Вот это да! Это по-нашему, по-вологодски! Это я понимаю! И без живописаний понимаю…

Настроение поднялось ещё выше. Морозу наперекор. И дальше я пошёл уже не смолкая. С тёплым пирогом за пазухой. Через падину до Трушовской, где живёт Катя со своим Николаем, по коротюсенькой деревенской улочке, по косогору к озеру, через озеро… Всю дорогу распевая разные песни, в основном на кулинарные темы. Но короной моего исполнения была, конечно, песняровская, развесёлая, белорусская:

«Ой, колядочки, блины-ладочки!»

А потом уж всё остальное.

Ну и конечно в ассортименте наше, русское, родное.

В общем:

«Ка-ра-вай, ка-ра-вай, ко-го хо-чешь вы-би-рай …».

Если б вы только попробовали!.. Какой вкусный был пирог. Такого пирога вы никогда не едали. Ну просто таял во рту! Дома, за кухонным столом с пригревшимся солнечным зайчиком, я себя останавливал-останавливал, да так и не остановил. Весь как есть и умял подчистую! Зайчику ничего и не осталось… Ни крошки!

Ах, если б вы только попробовали!..